Психическое состояние
Психическое состояние — Самостоятельное проявление человеческой психики, всегда сопровождающееся внешними признаками, имеющими преходящий, динамический характер, не являющимися психическими процессами или свойствами личности, выражающееся чаще всего в эмоциях, окрашивающее всю психическую деятельность человека и связанное с познавательной деятельностью, с волевой сферой и личностью в целом. Среди психических явлений психическим состояниям принадлежит одно из основных мест. Проблема психических состояний имеет в человекознании огромное значение, поскольку психические состояния существенно определяют характер деятельности человека.
Различные авторы дают разные определения понятия «психическое состояние». Отсутствует общепринятое мнение об определении, структуре и функции, механизме и детерминантах, классификации и методах исследования психических состояний. В.А. Ганзен и В. Н. Юрченко считают, что причина замедленного научного познания психических состояний человека заложена в самой их природе.
Наиболее полным и простым представляется определение Н. Д. Левитова:
Психическое состояние — это целостная характеристика психической деятельности за определённый период времени, показывающая своеобразие протекания психических процессов в зависимости от отражаемых предметов и явлений действительности, предшествующего состояния и психических свойств личности.
Левитов считает, что психическое состояние — это самостоятельное проявление человеческой психики, всегда сопровождающееся внешними признаками, имеющими преходящий, динамический характер, не являющимися психическими процессами или свойствами личности, выражающееся чаще всего в эмоциях, окрашивающее всю психическую деятельность человека и связанное с познавательной деятельностью, с волевой сферой и личностью в целом.
Как и все явления психической жизни, психические состояния большей частью не спонтанны, но детерминированы прежде всего внешними воздействиями. По существу, любое состояние есть продукт включения субъекта в некоторую деятельность, в ходе которой оно формируется и активно преобразуется, оказывая при этом обратное влияние на успешность реализации последней.
Поскольку психическое состояние тесно связано с исполняемой деятельностью, постольку состояние можно рассмотреть через базис «цель-средство-результат». Получается, что в отношении каждой из этих категорий существуют соотнесённые параметры психического состояния:
2.6. Психические состояния личности
Психические
состояния – психологическая категория,
характеризующая психическую деятельность
индивида за определенный период времени.
Это фон, на котором протекает психическая
активность человека. Он отображает
своеобразие психических процессов и
субъективное отношение индивида к
отражаемым явлениям действительности.
Психические состояния имеют начало и
конец, изменяются с течением времени,
однако они целостны, относительно
постоянны и устойчивы. К.К. Платонов
определяет психические состояния как
занимающие промежуточное положение
между психическими процессами и
свойствами личности.
К психическим состояниям относят радость, печаль, сосредоточенность, скуку, утомление, напряжение, апатию и др. Зачастую невозможно дать точное определение переживаемому состоянию, так как, во-первых, психические состояния многомерны и характеризуют действительность с различных сторон, а во-вторых, они непрерывны, то есть границы перехода одних состояний в другие четко не обозначены, плавны. “Чистых” состояний практически не существует.
На
то, какое именно психическое состояние
возникнет у индивида в данный момент
времени, влияют две группы факторов:
факторы среды и индивидуальные особенности
субъекта.
К первым относят характеристики
отражаемых предметов и явлений окружающего
мира. Ко вторым – предшествующие
состояния и свойства индивида (особенности
познавательной деятельности, потребности,
желания, стремления, возможности,
установки, самооценка, ценности).
Психические состояния определяются
соотношением данных факторов.
Состояния возникают в процессе деятельности, зависят от нее и определяют специфику переживаний. Каждое психическое состояние переживается индивидом целостно, как единство духовных, психических и физических (телесных) структур. Изменение психического состояния затрагивает все эти уровни.
Психическим
состояниям свойственны определенные характеристики.
Состояния классифицируют в зависимости
от того, какие именно из указанных
характеристик выходят на передний план
в данный момент времени. Эмоциональные характеристики отражают доминирование
при данном состоянии той или иной эмоции,
их интенсивности, полярности (преобладание
позитивных или негативных эмоций:
радость и печаль).
Для
каждого состояния могут быть зафиксированы
эмоциональные, активационные, тонические
и тензионные характеристики. Все
характеристики взаимосвязаны и в
большинстве случаев изменяются
согласованно. Например, при психических
состояниях, для которых типичны
положительные эмоции (состояние радости),
наблюдается возрастание активации и
тонуса, снижение напряжения.
Также психические состояния можно делить на классы по тому, какую именно сферу психики они характеризуют наибольшим образом. В таком случае будут выделять познавательные, эмоциональные, мотивационные и волевые психические состояния. Иногда рассматривают только один вид психических состояний – эмоциональные состояния, причем последние считаются разновидностью эмоций. Это не совсем верно, так как эмоциональные состояния отличаются от эмоций и эмоциональных реакций тем, что первые более устойчивы и менее предметны (все радует, печалит). Эмоциональные состояния, как и психические состояния в целом, в большей степени характеризуют деятельность и влияют на нее.
В связи с тем, что психические состояния, как и другие психические явления, можно измерять по различным параметрам, многие из них нельзя однозначно отнести к тому или иному классу.
Передовая статья: Понимание психических состояний: индивидуальные различия в типичном и нетипичном развитии
Мы часто обращаемся к психическим состояниям, таким как намерения, желания и убеждения, чтобы объяснить и предсказать наше собственное поведение и поведение других.
Понимание психического состояния развивается с младенчества через подростковый возраст и взрослую жизнь. Более глубокое понимание влияющих факторов развития может быть получено путем изучения индивидуальных различий в типичных и атипичных популяциях.
Текущая тема исследования затрагивает несколько тем, касающихся понимания и развития психического состояния в детстве. Он состоит из трех разделов, включающих в общей сложности 18 документов.
Первый раздел посвящен развитию социального познания в типичных группах населения в семи статьях. В отличие от большинства исследований в области теории разума (ToM), которые обычно фокусируются на возрастных изменениях, Блейд-Хугьюис и ван Герт исследовали, возникают ли нелинейности во время развития ToM в детстве. В рамках общей тенденции развития, которая стабилизировалась к 10 годам, результаты показали две нелинейности, свидетельствующие о сдвиге в развитии понимания модели поведения: застой в возрасте около 4 лет и 8 месяцев и спад в возрасте 6 лет.
до шести с половиной лет.
Четыре статьи посвящены влиянию социальных факторов на сознание детей. Россо и Айральди показали, что рефлективное функционирование матери (но не безопасность материнской привязанности) предсказывало рефлективное функционирование их ребенка до подросткового возраста, и что материнская способность металлизировать смешанно-амбивалентные психические состояния предсказывала соответствующую способность их ребенка. В то время как материнское образование и лингвистическая компетентность являются хорошо изученными факторами влияния (например, NICHD HLB, 1998; Pons et al., 2003; Sammons et al., 2004), Булгарелли и Молина показали, что лингвистическая компетентность дошкольника опосредовала эффект материнского образования. Кроме того, центральная помощь в первые 3 года жизни устраняла эффект материнского образования, предполагая защитную роль центральной базы для детей с менее образованными матерями. Гебель и др. оценили взаимосвязь между пониманием эмоций и интернализацией и экстернализацией поведения у детей в возрасте от 7 до 10 лет в неклинической общественной выборке.
В отличие от предыдущих исследований, общий уровень понимания эмоций, состоящий из девяти компонентов, не был связан с экстернализацией симптомов, но положительно коррелировал с повышенным уровнем соматических жалоб и симптомов тревоги/депрессии. Кроме того, и в частности, более высокие уровни социальной изоляции были связаны с худшими показателями понимания эмоций, вызванных напоминаниями. Пинто и др. показали, что совместные нарративы улучшают речевые выступления детей в возрасте от 6 до 10 лет только в том случае, когда дети находились в моменте первоначальной проработки или возникновения речевого состояния, и когда уровень интерсубъективности был высоким, то есть когда дети производили больше высказываний. организовывать и регулировать диалог.
Два других документа касаются возможных последствий развития Тома М для социального взаимодействия. Боско и Габбаторе предположили, что модель мышления первого порядка может играть каузальную роль в объяснении поведения детей в возрасте от 3 до 8 лет при обработке прагматических явлений, а именно искренних и лживых речевых актов.
Что касается когнитивных способностей детей при социальном взаимодействии в отношении пространственных задач, Viana et al. показали, что ToM детей в возрасте от 5 до 9 лет лучше предсказывает их пространственные характеристики в диадном состоянии, чем их возраст, пол и пространственные характеристики в индивидуальных условиях.
В целом, статьи о типично развивающихся детях представляют некоторые интересные идеи о развитии понимания психических состояний. Эта компетенция оказывается связанной с различными аспектами развития на социальном, когнитивном и реляционном уровнях: Россо и Айральди показали, что только материнское рефлексивное функционирование, а не безопасность материнской привязанности, предсказывало понимание психического состояния детей; в свою очередь, статья Булгарелли и Молины подтвердила роль языка, а Пинто и др. роль коммуникативного контекста в ТМ детей. Понимание психических состояний представляет собой сложную способность, которая включает различные функции и влияет на различные аспекты развития.
Наконец, вклад Blijd-Hoogewys и van Geert представил интересный новый подход к изучению развития ToM, который имеет значение для дебатов о том, может ли это развитие быть стадийным или непрерывным.
Второй раздел этой темы исследования включает в себя девять статей, посвященных развитию понимания психических состояний и их коррелятов у атипичных групп населения. Ключевое значение имеет возможность сравнивать результаты, полученные в исследованиях, проведенных с типичными и атипичными популяциями. На самом деле сходства и различия в типичном и атипичном развитии могут пролить свет на процессы, лежащие в основе способности понимать, приписывать и интерпретировать психические состояния.
Исследование Лабади и Беке касалось роли структурной связи между полушариями в нарушениях развития нервной системы. Они показали, что дети в возрасте от 6 до 8 лет с агенезией мозолистого тела демонстрировали легкие нарушения в распознавании эмоций и понимании теории психики, а также демонстрировали больше поведенческих проблем, чем дети из контрольной группы, сопоставимые по IQ и социально-демографическим переменным.
Уайт и др. показали различные эффекты социальной изоляции на использование детьми своей способности понимать психические состояния в связи с тревогой. После того, как дети были неслучайно исключены из виртуальной игры, обычно развивающиеся 5-летние дети (Исследование 1) завершали истории со сценарием сверстников, характеризовавшись тем, что персонажи истории более четко изображались как преднамеренные агенты с использованием большего количества языка ментального состояния. , и многое другое межсимвольная принадлежность. И наоборот, дети в возрасте от 4 до 8 лет с тревожным расстройством (Исследование 2) рассказывали истории, в которых персонажи рассказов демонстрировали меньшую интенциональность и меньшее использование языка психических состояний. Таким образом, в то время как изоляция может побуждать маленьких детей к ментализации и, таким образом, к более эффективному воссоединению с другими, чрезмерная тревожность может мешать этому использованию контролируемой ментализации.
Исследование Amadó et al. исследовали связь между социальным познанием и исполнительным функционированием у детей с синдромом Дауна (СД). У детей с СД отмечается задержка социального познания и исполнительного функционирования с неодинаковым нарушением различных функций. Более того, рабочая память объясняет большую вариабельность показателей социального познания, чем у типично развивающихся детей того же возраста.
Имплицитная ментализация состоит из спонтанного предвосхищения действия агента, основанного на ложных убеждениях, которое можно наблюдать с помощью упреждающего предвзятого взгляда в задачах, в которых оцениваются движения глаз. Используя устройства слежения за взглядом, Schuwerk et al. показали, что имплицитная ментализация сохраняется с младенчества до детства в типичной популяции; напротив, у детей с расстройством аутистического спектра (РАС) такой навык оказался нарушенным, даже когда их выполнение явных заданий было таким же, как и в контрольной группе.
Результаты этого исследования — сохранность эксплицитной ментализации, нарушение имплицитной ментализации и отсутствие связи между ней и исполнительной функцией у детей с РАС — поддерживают теории, которые предлагают две диссоциативные системы ментализации.
В обзоре Маргони и Суриана и его исправлении обсуждалась идея о том, что нарушение понимания психического состояния является основным фактором, объясняющим, почему дети с РАС сталкиваются с трудностями в моральных суждениях: на самом деле, эти дети в основном полагаются на последствия действий и другие внешние факторы. чем на психические состояния агентов при решении задач морального рассуждения.
Из-за ограниченного обсуждения абстрактных понятий и возможного несоответствия между языковыми способностями детей и их родителей в литературе сообщается, что глухие и слабослышащие дети могут демонстрировать задержки в развитии психических состояний (Peterson, 2009).). Ван и др. сравнили детей с кохлеарным имплантом или слуховым аппаратом с нормально слышащими участниками, совпадающими по возрасту и полу, и показали, что дети с кохлеарным имплантом и слуховым аппаратом отставали в развитии не только в словесном обозначении выражений лица счастья, печали, гнева и страха, но и в невербальном задании на сопоставление эмоций.
Холмер и др. показали, что глухие и слабослышащие сурдопереводчики опаздывают в выполнении заданий ТМ; только трое из них знакомы с языком жестов с рождения. ToM был связан с пониманием прочитанного и рабочей памятью, но не с пониманием языка жестов.
Взаимосвязь между языком и моделью мышления была прояснена в метаанализе Milligan et al. (2007). Углубление этой связи у детей со специфическими языковыми нарушениями (SLI) представляет интерес, поскольку в одних исследованиях у этой популяции обнаружены задержки, а в других нет (Perner et al., 1989; Shields et al., 1996; Bulgarelli and Molina, 2013). В обзоре Vissers и Koolen дошкольники с SLI оказались нарушенными как в когнитивном ToM (имитация, совместное внимание, понимание ложных убеждений), так и в аффективном ToM (распознавание и понимание эмоций).
В обзоре Zmyj et al. рассмотрели роль совместного внимания как предшественника социального познания, сосредоточив внимание на недоношенных детях: они с меньшей вероятностью инициировали совместное внимание с другими и реагировали на попытки других заниматься.
Авторы предполагают, что этот дефицит совместного внимания может привести к нарушениям социального познания и навыков социального взаимодействия.
Сообщается о дефиците понимания психических состояний у детей с различными нарушениями развития или нарушениями, от неврологических (агенезия мозолистого тела), недоношенности, РАС и личностных трудностей, таких как тревога. В статье Schuwerk et al. предложил интересную тему для будущих исследований: возможность отличить имплицитную ToM от явной на основе разных результатов в типичных популяциях и популяциях с РАС. Напротив, как и при типичном развитии, роль языка также подтверждается настоящими исследованиями детей с SLI (Vissers и Koolen) и нарушениями слуха (Holmer et al.; Wang et al.).
Третий и последний раздел этой темы исследования состоит из двух статей, посвященных инструментам оценки и обучения. Валле и др. представили проект «Мысли в уме (TiM)», целью которого является обучение навыкам мышления у взрослых (например, учителей и родителей), чтобы положительно повлиять на мышление детей.
Они сообщили о первых доказательствах эффективности обучения, когда оно проводилось с учителями: только учебная группа проекта TiM значительно улучшила понимание ложных убеждений третьего порядка и два из трех компонентов задания на ментализацию. Херборт и др. представила новый инструмент для оценки ToM, ToMenovela, который состоит из 190 сцен, изображающих повседневные жизненные ситуации, затрагивающих когнитивный и аффективный ToM, эмоциональную реактивность и сложные суждения об эмоциях по отношению к основным эмоциям Экмана. Сообщалось о первых результатах использования теста на неврологически и психически здоровых взрослых. Инструмент, предложенный Herbort et al. очень интересно, потому что инструментов для оценки ToM взрослых очень мало. Валле и др. предложил педагогическую подготовку, эффективную для улучшения способностей детей: актуальный аспект исследования эффективности понимания психических состояний.
Текущая тема исследования касалась развития понимания психического состояния у детей с типичным и атипичным населением, а также сообщала о новых предложениях о способах его оценки и поддержки посредством обучения.
Представленный кадр был многогранен. В отношении типичных популяций роль материнского рефлексивного функционирования, языка, общения и образовательных контекстов была углублена; также была рассмотрена связь с интернализацией / экстернализацией поведения, выполнением пространственных задач и прагматикой. Что касается атипичных популяций, у детей с различными нарушениями или нарушениями развития сообщалось о дефиците понимания психических состояний, таких как агенезия мозолистого тела, синдром Дауна, недоношенность, РАС, нарушения слуха и личностные трудности, такие как тревога.
Вклад автора
DB, AH и PM в равной степени участвовали в написании статьи.
Заявление о конфликте интересов
Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.
Ссылки
Булгарелли, Д., и Молина, П. (2013). Теория психики у детей со специфическими языковыми нарушениями: вопрос компетентности или производительности?.
Итальянский итальянский. Псикол. 40, 761–784. doi: 10.1421/76946
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Миллиган, К., Эстингтон, Дж. В., и Дак, Л. А. (2007). Язык и теория разума: метаанализ взаимосвязи между языковыми способностями и ложным пониманием. Детская разработка. 78, 622–646. doi: 10.1111/j.1467-8624.2007.01018.x
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
NICHD Human Learning Branch (1998). Взаимосвязь между семейными предикторами и исходами для детей: они слабее для детей в детских учреждениях?. Дев. Психол. 34, 1119–1128. doi: 10.1037/0012-1649.34.5.1119
CrossRef Полный текст
Пернер, Дж., Фрит, У., Лесли, А., и Ликам, С. (1989). Исследование теории разума аутичного ребенка: знания, убеждения и общение. Детская разработка. 60, 689–700.
Реферат PubMed | Google Scholar
Петерсон, CC (2009). Развитие социально-когнитивных и коммуникативных навыков у глухих детей.
Скан. Дж. Психол. 50, 475–483. дои: 10.1111/j.1467-9450.2009.00750.x
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Понс Ф., Лоусон Дж., Харрис П.Л. и де Росне М. (2003). Индивидуальные различия в понимании эмоций детьми: влияние возраста и языка. Скан. Дж. Психол. 44, 347–353. doi: 10.1111/1467-9450.00354
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Sammons, P., Elliot, K., Sylva, K., Melhuish, E., Siraj-Blatchford, I., and Taggart, B. (2004). Влияние дошкольного образования на познавательные способности детей младшего возраста при поступлении в приемную. Бр. Образовательный Рез. J. 30, 691–712. doi: 10.1080/0141192042000234656
CrossRef Full Text | Google Scholar
Шилдс Дж., Варли Р., Брокс П. и Симпсон А. (1996). Социальное познание при нарушениях развития речи и аутизме высокого уровня. Дев. Мед. Детский Нейрол. 38, 487–495. doi: 10.1111/j.1469-8749.1996.
tb12109.x
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Требование о психическом состоянии в уголовных делах
По многим, но не по всем преступлениям обвинение должно доказать не только совершение подсудимым определенных действий, но и наличие у него определенного психического состояния. Это часто называют элементом «mens rea» («виноватый разум»), и он предотвращает наказание людей, когда их намерения были невиновны. Когда прокурор пытается доказать умысел или другое психическое состояние, он может представить доказательства, свидетельствующие о том, что у подсудимого был мотив для совершения преступления. И наоборот, обвиняемый может попытаться опровергнуть обвинение, доказав, что у него не было мотива для совершения преступления. Однако наличие мотива не является обязательным элементом состава преступления.
Амнезия или другая форма потери памяти не является средством защиты, поскольку неспособность вспомнить преступление не означает, что подсудимый не намеревался его совершить.
Психическое состояние подсудимого в момент совершения преступления определяет его вину или невиновность. Потеря памяти может служить аргументом в пользу того, что подсудимый не может предстать перед судом, и судья может учесть это при вынесении приговора подсудимому.
Преступная халатность
Преступная халатность является более высокой планкой, чем гражданская халатность.
Обычная небрежность (небрежность) может привести к ответственности в гражданском деле, например, иск о причинении телесных повреждений. Однако, как правило, это не будет поддерживать обвинительный приговор. Преступная небрежность выходит за рамки обычной небрежности и переходит в состояние ума, больше похожее на безрассудство. Если ответчик игнорировал значительный риск для безопасности других лиц, даже если он не имел намерения причинить вред, это может повлечь за собой уголовную ответственность на основании неосторожности, грубой небрежности или аналогичного понятия. Присяжные должны принять конкретное решение о том, насколько поведение подсудимого не соответствовало стандарту разумного человека в обществе.
Требования к намерениям
Часто подсудимый должен совершить преступление сознательно или преднамеренно. Требование наличия умысла может быть приложено к каждому элементу преступления или только к определенным элементам. Иногда требование психического состояния включает только общее намерение. Это означает, что ответчик имел намерение совершить определенные действия, но не обязательно намерение достичь определенного результата.
Напротив, в преступлениях с конкретным умыслом обвинение должно доказать, что подсудимый имел определенную цель для совершения действий. Они, должно быть, намеревались достичь определенного результата, для чего требуется нечто большее, чем просто осознание того, что результат может произойти. Может быть трудно определить, требует ли закон общего намерения или конкретного намерения, но конкретное намерение может возникнуть, когда закон ссылается на цель или психическое состояние выше знания и добровольности. Вы можете проконсультироваться с адвокатом, чтобы узнать, требует ли закон общего или конкретного намерения.
Для осуждения за серьезное преступление иногда требуется доказательство злого умысла или умысла. Злой умысел может использоваться как синоним намерения или знания, но иногда он представляет более высокий уровень вины. Это может включать намерение или готовность подвергнуть опасности жизнь других людей. Умышленность также может использоваться как синоним намерения или знания. Однако иногда от обвинения может потребоваться доказать, что подсудимый не только имел намерение совершить действия, составляющие преступление, но и конкретно намеревался нарушить закон.
Ошибки в фактах и ошибки в праве
За исключением некоторых ситуаций, связанных с преднамеренностью, как обсуждалось выше, ошибка в праве обычно не обеспечивает защиты от преступления. Это означает, что подсудимый может быть осужден независимо от того, знают ли они, что нарушают закон, если они умышленно совершают действия, составляющие преступление. В противном случае люди будут вознаграждены за незнание закона.
С другой стороны, фактическая ошибка может служить защитой от преступления. Так бывает, когда кто-то не воспринимал ситуацию такой, какой она была на самом деле. Если бы они правильно поняли обстоятельства, они, вероятно, не поступили бы так, как поступили. Люди не должны быть наказаны за совершение честной ошибки.
Некоторые общеуголовные средства защиты могут использоваться для отрицания элемента умысла в преступлении. Например, человек, который ошибочно полагал, что имущество, в краже которого его обвиняют (краже), на самом деле является его собственным, может использовать защиту фактической ошибки, чтобы утверждать, что он не собирался ничего красть.
Преступления со строгой ответственностью
Некоторые преступления не требуют доказательства элемента психического состояния. Это означает, что подсудимый может быть осужден, даже если его намерения были невиновны. Строгая ответственность может быть уместной, когда заинтересованность общественности в предотвращении или наказании определенного поведения перевешивает моральную заботу о наказании того, кто не намеревался причинить вред.