О чем рассказывают нам… сказки
28 681
Познать себя
Знаете ли вы, что Золушка и ее завистливые сестры впервые упоминаются на страницах древнего китайского манускрипта, которому три тысячи лет? Меняются общество, обычаи, государства и языки — а сказки не устаревают, и мы по-прежнему читаем их детям. Такая долгая жизнь этих сюжетов объясняется тем, что в них в символическом виде отражаются основные психологические проблемы людей — наши архетипические внутренние конфликты.
Сказки затрагивают семейные отношения (например, соперничество между братьями и сестрами) и проблемы личного характера (выход из детского зависимого положения, самоутверждение, осознание своих достоинств, переживание эдипова комплекса) — об этом рассуждает американский психолог Бруно Беттельгейм в книге «Польза от волшебства: Смысл и значение сказок». Родителей порой пугают сказочные насилие и жестокость, современная детская литература нередко старается избегать всего страшного и печального.
«Не стоит отказываться от страшных сказок: инсценируя бессознательные страхи ребенка, они помогает ему осознать их и преодолеть, — говорит юнгианский аналитик Станислав Раевский. — Облегченная литература, очищенная от страдания и жестокости, лишь учит ребенка прятать свою тревогу».
Богатство символического содержания сказок делает их прекрасным материалом для анализа. Психоаналитикам-фрейдистам интересно выявить подавленные пласты нашего бессознательного, которые отражаются в той или иной сказке.
Например, они считают, что в английской сказке про Джека, который вырастил бобовый стебель до самого неба, убил на небе великана и завладел его сокровищем, в символической форме выражено бессознательное стремление подростка «убить отца» и так утвердить свою мужественность. Юнгианские аналитики видят в этой сказке скорее рассказ об инициации, достижении личностной целостности.
«С точки зрения аналитической психологии любая сказка символически описывает внутренний процесс, а не внешние события или отношения с другими людьми.
Герои сказки трактуются как разные составляющие одной личности, отношения между которыми приводят к трансформации и личностному росту», — поясняет юнгианский аналитик Юлия Казакевич.
Обе эти интерпретации не исключают друг друга, но существует и третья: как и во множестве других сказок, Джек на своем примере просто показывает детям, что любые трудности можно преодолеть с помощью ума и смекалки.
История про меня
Психотерапевты, использующие сказки в своей работе, нередко выделяют трех основных (универсальных) персонажей, которые символизируют разные стороны нашей личности.
- Король — воплощение старого эго, которое нуждается в обновлении. Старая идентичность должна умереть, на смену королю приходит герой.
- Герой символизирует действие и изменение.
- Фея — наша «магическая» сторона, бессознательное. Она провоцирует ситуации, которые влекут за собой перемены.
Рассмотреть взаимоотношения этих фигур — прекрасная возможность подумать, где именно находится проблема, которая мешает нам развиваться.
Универсальный характер сказок дает возможность использовать их в психотерапии. По словам Станислава Раевского, «сказка помогает психотерапевту и его клиенту разговаривать на одном языке, дает общую систему символов. Иногда очень многое можно понять, просто спросив человека, какая у него любимая сказка».
«Важно и то, как именно человек расскажет свою любимую сказку, — добавляет Юлия Казакевич. — Каждый по-своему расставит акценты, добавит или уберет подробности, значимые именно для него. Следующий шаг — написать свою собственную историю. Не случайно рождение авторской, литературной сказки исторически предшествует появлению психоанализа. Литературная сказка — это переход между народной сказкой и теми сказками, которые каждый из нас может написать сам, пытаясь понять сложность и противоречивость своего внутреннего мира».
Дети и взрослые, мы возвращаемся к сказкам снова и снова, воссоединяясь таким образом с собой, помогая пробудиться ребенку, который скрывается в каждом из нас, раскрывая силы собственного воображения, способного преобразить нас и нашу жизнь.
Сказкотерапия
Сказкотерапия — это активно развивающееся направление в психотерапии. Чаще всего этот метод используется в работе с детьми, потому что сказка великолепно выполняет роль общего языка. Сказка — мостик между рациональным мышлением взрослого и образным, «волшебным» миром ребенка, в котором не существует абстракций и все происходит здесь и сейчас. В сказкотерапии используются терапевтические сказки — истории, метафорически рассказывающие о проблемах и переживаниях, с которыми сталкивается ребенок. В них, как и в народных сказках, ситуация всегда обретает целостность: герой (с которым ребенок охотно отождествляет себя) преодолевает трудности и становится сильнее. В групповой или индивидуальной работе дети читают сказки, обсуждают поступки героев, рисуют наиболее запомнившиеся эпизоды, разыгрывают сказки по ролям.
«Ослиная шкура»
Король, потеряв горячо любимую супругу, ищет новую жену, которая бы ничем не уступала умершей, и влюбляется в собственную дочь.
Принцесса, следуя наставлениям феи-крестной, убегает из дворца, переодевшись в шкуру осла. До встречи с прекрасным принцем она живет в бедности вдали от родного королевства.
Табу инцеста. Это, пожалуй, наименее известная из всех сказок Шарля Перро: в ней говорится о самом строгом из существующих табу. Стремление к инцесту, приписанное сюжетом королю, — это проекция влечения любой девочки к отцу, которое одновременно — естественный этап взросления.
Героиня сказки преодолевает свою тревогу, отказываясь, по совету феи, от легкой жизни. В чужом королевстве она живет в грязи, пасет скот, что символически передает трудность осознания инцестуозного влечения. Лишь приняв свою темную сторону (к которой относятся инцестуозные переживания), принцесса получает право вступить в «правильный» брак. Переодевание в шкуру животного — символ магической трансформации: девочке удается не только сохранить свою душу, но и выйти на новый уровень.
«Красная Шапочка»
Самую красивую девочку в деревне мама отправляет к бабушке.
В лесу она встречает волка, который съедает сначала бабушку, а потом и девочку. Мало кто знает, что оригинальная (1697 год) версия Шарля Перро на этом и заканчивается — нам больше знаком вариант со счастливым концом, где охотники убивают волка, вспарывают ему живот, а девочка с бабушкой оказываются целыми и невредимыми.
Сексуальное искушение. В этой знаменитой сказке сексуальный смысл выражен наиболее прямо. Красный цвет символизирует сексуальные переживания. Волк — это, конечно, мужчина: когда девочка раздевается и ложится к нему в постель, а зверь говорит ей, что у него такие большие руки, чтобы крепче обнять ее, сомнениям уже не остается места.
Не удовлетворившись недвусмысленностью этих образов, автор посчитал нужным еще и снабдить сказку советом: девицам не надо слушать коварных речей мужчин. Согласно моральным нормам того времени, эта сказка говорит, что сексуальность опасна, приравнивает мужскую сексуальность к агрессии, а женскую — к жертвенности.
Красная Шапочка, в отличие от других сказочных героинь, не вырастает, так и остается девочкой.
Не случайно мы упорно дополняем эту сказку отсутствующей у Перро трансформацией («второе рождение» бабушки и внучки из вспоротого живота волка).
«Золушка»
Овдовев, богатый мужчина женится на женщине с двумя злыми дочерьми. Они издеваются над Золушкой до тех пор, пока на балу в нее не влюбляется принц. Существует множество версий этой сказки, в том числе и у братьев Гримм. Знаменитая хрустальная туфелька появляется в версии Шарля Перро.
Соперничество в семье. Соперничество детей из-за родительской любви существовало всегда, это совершенно нормальное явление. Жизнь Золушки кажется нам преувеличенно тяжелой — а ведь в сказке отражены эмоции любого ребенка, у которого есть братья или сестры, а также чувства, которые он испытывает к родителям. Образ злой мачехи позволяет ребенку признать свои «дурные» переживания (гнев и обиду на родителей), не испытывая при этом чувства вины. Мачеха и ее злые дочери отнимают у Золушки отца — он заботится о них, а не о родном ребенке.
С точки зрения внутренних процессов история Золушки — это история осознания желаний, которые, в отличие от желания получить красивое платье или поездку на бал, никогда не могут быть удовлетворены отцом. Эти желания подавлены, что символизируется подчиненным положением Золушки, грязны, как зола, на которой она сидит или спит, и расцветают (направленные на подходящий объект) после трудной работы по осознанию и принятию.
«Белоснежка»
Мачеха завидует принцессе Белоснежке, потому что та красивее ее. Белоснежку отводят в лес, чтобы там убить, но отпускают, и она укрывается в домике семи гномов. Мачеха находит ее и, переодевшись старушкой, дает ей отравленное яблоко. Белоснежка оживет, только когда ее поцелует принц.
Трудности полового созревания. Братья Гримм донесли до нас сказку, необычайно точно описывающую важнейший этап развития девочки — период полового созревания. В начале сюжета королева-мать (потом она умирает во время родов) уколола себе палец.
Три капли крови падают на снег — это подчеркивает контраст между невинностью и сексуальностью. Так сказка готовит девочек к тому, чтобы принять менструацию.
Далее: в глухом лесу, среди гномов — персонажей, лишенных сексуальности, — Белоснежка взрослеет. С ними она репетирует материнство (но пока без мужчины), учится вести хозяйство. Выполняя все функции женщины, кроме сексуальной и воспроизводящей, она становится готовой к приходу принца.
Наконец, эта сказка говорит о зарождающемся соперничестве между матерью и дочерью. Образ злой мачехи, конечно же, символизирует обычную, несказочную мать, которой завидует растущая девочка. Отравленное яблоко воплощает собою чрезмерную материнскую любовь, ее всемогущество и страх наказания, которые девочке необходимо осознать и преодолеть, чтобы из ребенка превратиться во взрослого человека. Это и напоминание матери о том, что отношения с дочерью пора перестроить, признав за ней право выбрать собственный путь. Кровь первой менструации — сигнал об этом.
Книги на тему
- Мария-Луиза фон Франц. Психология сказки. Толкование волшебных сказок. БСК, 2004.
- Владимир Пропп. Исторические корни волшебной сказки. Лабиринт, 2004.
- Дмитрий Соколов. Сказки и сказкотерапия. Институт психотерапии, 2005.
- Кларисса Пинкола Эстес. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях. София, 2005.
Текст:Дарья МихееваИсточник фотографий:Getty Images
Новое на сайте
«Сколько у тебя было партнеров?»: что говорить о своем сексуальном опыте
Ида Галич: «Мы все марафонцы, а ведем себя как спринтеры»
Научиться массажу и пойти на кулинарные курсы: 30 приключений для пары — выберите подходящие занятия
«Все считали, что меня опекает состоятельный муж, но за нашу жизнь я расплатилась сполна»
Начальник — самодур? Как правильно себя вести: советы эксперта по общению
«Я не умею сочувствовать другим. Не ощущаю даже любви к близким»
7 способов избежать рака яичников
Дети солнца: что делать, если ребенок родился с синдромом Дауна
Скрытый психологический смысл сказок
Любите ли вы сказки? Я почти уверен, что да.
Но знаете ли вы, что сюжеты сказок могут стать ключами к разгадке вашей судьбы? Никакой мистики в этом нет. Просто сказка – это закодированный жизненный сценарий, которому вы можете следовать, сами о том не зная.
Никогда нельзя точно сказать, что происходит первым – ребенок натыкается на красивую сказку и начинает бессознательно вести себя, как ее герой, или сказка нравится ему потому, что подходит к уже готовому сценарию, который внушили родители. Возможно, бывает и так, и так. Но главное – по тому, какая сказка вам нравится сейчас или была любимой в детстве, можно понять, почему возникают проблемы в жизни, и что может ждать вас в будущем.
Как правильно анализировать сказки?
Сказка – не точное предсказание нашей судьбы. Это скорее ребус, который нужно разгадать, чтобы получить предупреждение. Самое важное при разгадке – помнить, что сказка сбывается целиком, кроме счастливого финала. Впрочем, некоторых сюжетов, например многих сказок Андерсена, это не касается.
Сказку не нужно понимать буквально. Нужно подмечать черты героя и те ситуации, в которые он попадает. А еще очень важно пропускать мимо ушей объяснения событий, которые предлагаются авторами, и смотреть только на факты.
Думаю, самым лучшим будет показать это на примере. Классический сюжет – «Золушка». С нее и начнем.
Психологический анализ сказки «Золушка»
Давайте вспомним, как жила Золушка, прямо по пунктам. И посмотрим, какие жизненные сценарии или убеждения отражает эта сказка.
Чтобы получить что-то, героиня очень много трудилась. Налицо убеждение, что все в жизни достается тяжким трудом.
В доме она играла роль прислуги. В реальной жизни это может означать сценарий «загнанной домохозяйки», которая все для всех делает, за всеми убирает, но благодарности не дожидается.
В семье никто не интересовался ее интересами и желаниями, она чувствовала себя ненужной и одинокой.
В сказке она – отверженная. В реальности это сценарий человека, который сам ставит себя в ситуацию, где его интересы игнорируют.
Заметьте, что в сказке есть логичные объяснения того, что происходило, и оправдание Золушки – она и скромная, и трудолюбивая, и такая добрая, что не может за себя постоять. А ее мачеха и сводные сестры – хамки, лентяйки и эгоистки. В сказке в это можно поверить. А вот в реальности все сложнее. В жизни с нами ведут себя так, как мы позволяем, и если мы играем в жертву, то обязательно найдется кто-то, кто подыграет и возьмет на себя роль преследователя.
И если уж мы говорим про треугольник Карпмана, то где же наш спаситель? Конечно, это фея-крестная. И тут мы приходим к самому важному.
В чем отличие сказки от жизни? В сказке всегда заложен некий волшебный элемент, неожиданное разрешение ситуации. В данном случае это фея, которая восстанавливает несправедливость и отправляет девушку на бал.
В сказке все чудесным образом решается при помощи волшебства, надо только дождаться и выстрадать.
В жизни происходит наоборот. Сказочные сценарии реализуются, но без счастливого конца. То есть в реальности «Золушка» так и останется на всю жизнь жертвой, обреченной на тяжелую работу, скромную жизнь и несправедливое отношение.
Спаситель в треугольнике Карпмана обычно не решает проблему, а запускает новый круг преследований. То есть в реальности крестная, может быть, и отправила бы девушку на бал, защитив от злой мачехи… но вот на балу девушка вела бы себя привычно – скромно и запуганно. Никакому нормальному принцу такая понравиться не может.
Так что реальная «Золушка» будет мечтать о лучшей жизни, но «жить барыней» ей неловко и дискомфортно. Если она и выйдет замуж, то не за принца. Принимать помощь и заботу она не умеет, сама все сделает и за себя и за мужа, лишив его мотивации развиваться. Она будет чувствовать себя одинокой и видеть свою ценность только через заботу о других. Ведь себя любить она не умеет… Типичная «хорошая девочка».
А вот еще один сценарий для наглядности.
«Русалочка»
Сказка Андерсена и диснеевская версия отличаются, но у них есть общие черты, несмотря на то, что диснеевская позитивнее и с хорошим концом. Напоминаю, что в психологическом разборе финал сказки не имеет значения, а важнее то, что происходит с героем до того.
Русалочка спасает принца и влюбляется в него. Она идет на договор с морской колдуньей и отдает ей свой голос, получив взамен человеческие ноги и возможность выйти на берег. Колдунья ставит условие: если Русалочке не удастся вызвать в принце любовь, она навсегда потеряет свой голос, а в оригинальной сказке еще и жизнь! Влюбленная русалка согласна, поскольку без принца ей жизнь не мила.
Однако судьба шутит с Русалочкой злую шутку: ей действительно удается встретиться с принцем, он приглашает ее в свой дворец. Но чувство, которое он испытывает к ней – скорее ласковая симпатия, но никак не любовь мужчины. Он собирается жениться на другой и ждет, что Русалочка порадуется за него.
(В мультфильме принц влюбляется в Русалочку, но колдовство заставляет его увлечься другой девушкой. А вы бы поверили такой отмазке?).
Что же это за сценарий?
Женщина – идеал самопожертвования. Она может стать любовницей и годами ждать, когда мужчина выполнит обещание оставить семью, но ожидание затягивается, а она впадает в зависимость от него и так и не устраивает свою личную жизнь.
Или девушка типа «свой парень». Мужчины воспринимают ее как друга и не замечают, что внутри она – чувствительная женщина, мечтающая о любви. Такие часто реализуют сценарий: «Тем, кто интересен мне, я не интересна» и наоборот, «я нравлюсь только тем, кто мне не нравится».
Что касается сценарного партнера такой девушки, то им может стать безвольный мужчина, который сам не знает, чего хочет, и уж точно не хочет брать на себя ответственность. «Меня заколдовали», «я сам себя не помнил». Хорош, а?
И давайте разберем третью сказку.
«Аленький цветочек»
По сюжету девушка уходит из родной семьи, жертвуя собой ради отца, и выбирает жизнь с чудовищем. Внутри страшного монстра оказывается спрятана прекрасная душа, которую героиня хочет понять и раскрыть. Чудовище само не очень-то идет на контакт, но она уговаривает его и оказывается такой доброй и благородной, что не отвергает монстра, хотя он ужасный на вид и даже его голос пугает.
Как же это красиво звучит! Настоящий сценарий спасительницы, которая единственная принимает непонятую никем душу! Только вот в настоящей жизни такие спасительницы ждут десятилетиями, пока чудовище станет принцем, и так и не дожидаются.
Сколько женских историй приходится мне читать о том, что «я вступила с ним в отношения, у него был потенциал, я думала, что мы вместе прорвемся, я его отогрею своей любовью и он в моем сердце найдет то, что так давно искал».
Но если в сказке все проблемы решает колдовство, то в обычной жизни женщина просто увядает в таких отношениях. Вера в волшебное превращение тает с каждым годом, а дальше либо развод, либо спасать чудовище до конца дней.
Обратите внимание еще на две особенности в сюжете сказки.
С самого начала младшая дочь попросила отца очень необычный подарок – аленький цветочек. То есть она сама спровоцировала ситуацию, которая возникла позже.
Она готова была отдать свое счастье ради спасения отца, то есть это такой сценарий жертвовать собой, который оправдывается только в сказке.
Сказка как психологический инструмент
Вы можете сами проанализировать любой сюжет, который вам встречается и чем-то цепляет. Это могут быть и сказки, и истории, и романы, и фильмы. Особенно важно провести анализ, если вы поймаете себя на том, что вам нравятся какие-то однотипные, повторяющиеся сюжеты. Такие почти на 100% связаны с вашим сценарием.
И конечно, сказки и интересные истории не виноваты в наших проблемах. Они могут по-прежнему радовать нас и наших детей. Важно только понимать, что скрывается за привычными сюжетами и осознавать свои попытки реализовать их в жизни.
Можно прожить всю жизнь, неосознанно следуя сценарию из сказки, а можно учиться любить себя, заботиться о себе, защищать свои личные границы и выходить из сценария жертвы. И перестать ждать фею-крестную, исправлять чудовище и добиваться любви изменчивых принцев. А вместо этого взять свою судьбу в собственные руки!
Вы можете сделать это сами, анализируя свои сценарии, или при помощи специалиста-психолога. В любом случае изменить свою жизнь реально и никогда не поздно!
Вадим Куркин
Непреодолимая психология сказок
Как разобраться в нашем любопытном увлечении
со сказками, которые сохраняются, пока времена меняются, и мы меняемся вместе с ними?
В период с 2010 по 2015 годы было выпущено множество важных новых книг,
в том числе — более двух столетий спустя — самый первый перевод на английский язык
оригинального издания сказок и народных сказок братьев Гримм, их 1812 Kinder- und Haus-M ä rchen, сборник гораздо более лаконичный, простой по языку и грубоватый.
чем более поздние издания, особенно издание 1857 года, знакомое большинству английских читателей.
ранее известный. Джек Зайпс, его выдающийся переводчик, также изданный в
2015 том новых исследований об их влиянии и загробной жизни:
Уорнер,
кто всю жизнь размышлял о них, сказки — это «истории, пытающиеся найти
истину и дать нам представление о более важных вещах», и, как она утверждает, «это
принцип, лежащий в основе их растущего присутствия в литературе, искусстве, кино, танце,
песня.» Истина в сказках важна и для Итало Кальвино, еще одного большого любителя сказок.
их, которые, как отмечает Уорнер, считают их более честными, чем verismo потому что они
признаться в их фиктивности.
Третьи любят сказки за внешне
противоположная причина: писатель А.С. Байатт восхваляет «ложную» природу сказки,
под которым я понимаю ее очевидную магию, колдовство и заклинания, ее говорящую
кошки (как в Кот в сапогах ) и рыба, исполняющая желания ( Рыбак и
его жена ), его мстящие голуби и заколдованные деревья ( Золушка ) и
его невозможные повороты сюжета разрешаются сверхъестественными метаморфозами, которые создают жуткое
тем не менее удовлетворительное «возвращение» к чему-то одновременно и глубоко известному, и неизвестному ( Лягушка
Король; Принц-лягушка; Летний и зимний сад, , версия братьев Гримм 1812 года. Красавица и Чудовище ). Все
это кажется ясным. Но в таком случае, в чем именно заключается сказочная правда?
Молнии
можно утверждать, что его истинность проистекает из взаимодействия с условиями его происхождения.
Как он убедительно показал как в своей последней книге, так и во многих предыдущих
одни, сказки отражают культуры, из которых они произошли.
Когда первородство
господствовали, например, сказки породили героические роли для младших сыновей, тем самым
компенсируя им в воображении их бедность и обесценивание, которое они перенесли
в повседневной жизни. Точно так же по условиям брака по расчету боязливые девушки
успокаивали монстры или слизистые звери, которые в конце рассказов превращались в любящих
принцев и тем самым возвышали молодых невест в классовом отношении, а также смягчали
тревоги, подпитываемые их гендерной судьбой. Другими словами, это «правда».
как форма сопротивления условности, переворачивание ожиданий: истина как социальная
протестовать и как мечты сбываются.
Тем не менее
ядро сказок, кажется, уходит глубже — далеко за пределы восторгов и потрясений, вызванных
маловероятными событиями и вне жесткого субстрата общественно-политического противостояния
в досовременной Европе — к разновидности грубой, не зависящей от обстоятельств честности и аутентичности.
Через резко сфокусированные линзы психологии, особенно детской.
развитием, и во многом обязан несравненной эрудиции Марины Уорнер и
понимание того, что мы можем разобрать некоторые причины и причины нашего непреодолимого влечения к
эти зачарованные миры.
Филипп
Пуллман, известный своими темными материалами Трилогия не единственная, кто считает, что сказки не имеют психологического веса и
поэтому не призывайте к психологическому обсуждению. «В фее нет психологии
сказка», — утверждает он: «У героев мало
внутренняя жизнь; их мотивы ясны и очевидны». И продолжает: «Один
можно почти сказать, что персонажи сказки на самом деле не в сознании».
Писатель А. С. Байатт, по-видимому, соглашается,
поскольку она утверждает, что сказки «не анализируют чувства». Конечно, это поверхностно
верно. Мы не посвящены во внутренние миры Ганса, Золушки или Маленького Конрада.
в рассказе Девушка-гусь . Действительно
большинство сказочных персонажей остаются безымянными; они не произносят шекспировских монологов;
они не размышляют вслух. Скорее, они раскрывают свои мысли в действии.
Но с тех пор
когда действие освобождается от психологической проверки? И разве не сказка
персонажи, которые иногда и желают, и мечтают?
Открытка с изображением золотого гуся из сказки братьев Гримм.
Архив Халтона / Getty ImagesУченые, более того, когда их заставляют рассмотреть проблему мотивации в сказках, призывать судьбу, случайность, неизбежность и магию. Не психология. Они утверждают, что рассказчики, слушатели и читатели сказок безоговорочно принимают достаточность судьбы, случая, неизбежности или магии. Совершенно верно. Тем не менее, мы должны спросить, почему. Что склоняет рассказчиков, слушателей и читателей принять судьбу или магию в качестве причины? Что это о сказке и человеческой психике, которая делает возможным это беспрекословное согласие в области дискурса, которая бросает вызов обычным способам понимания и здравому смыслу? Даже если бы больше нечего было исследовать, есть это. И, несомненно, это это психологический вопрос.
Марина
Уорнер затрагивает этот вопрос в своей главе «Миры фей», где она напоминает
нам момент в театральных версиях современной сказки Питер Пэн , когда Динь-Динь умирает от
яд, который капитан Крюк предназначал Питеру, и зрителей просят аплодировать
руки, чтобы спасти ее, если мы верим в фей.
У детей с этим проблем нет
но взрослые застенчиво хлопают, если вообще хлопают, говоря себе, что они делают это
ради детей. Но реакция публики гораздо глубже, и Уорнер
поражает, когда она утверждает, что причиной «этих ложных историй» является «необходимость
выйти за пределы реальности». Это истина, исследованная психоаналитически.
известным французским аналитиком Жанин Шассеге-Смиржель в 1984, когда она пишет,
«Человек всегда стремился выйти за узкие рамки своего положения» (после
который, однако, направляется в другом направлении).
Приемка
волшебства и роков в волшебных сказках можно плодотворно рассмотреть, я предлагаю,
с точки зрения развития ребенка. Если мы примем эту точку зрения, мы сможем понять
что наша уязвимость или восприимчивость проистекает из настойчивости в уме
а
восприимчивость у нас была, когда весь мир был новым. Сказка несет нас
вернуться к этому изначальному виду внимания, тому вниманию, которое мы уделяли миру, когда
все было «в первый раз».
В раннем детстве замечать и замечать
важнее всего. Вы видели, как маленький ребенок смотрит вокруг, позволяя своему взгляду поймать
этим и этим? Вы просили ее рассказать вам о своем дне? Повествование будет
быть дизъюнктивным, лишенным формальной причины, но наполненным всем, что действительно имеет значение: наполненным
что видели, слышали, пробовали, трогали, обоняли, чувствовали. «Почему?» приходит позже. И
конечно, такой способ восприятия полон удивления: и неожиданное наслаждение
и террор. Вот как развивается типичная история: Что-то происходит. Тогда что-то
еще. Другое явление. И другой. И еще раз другое. Но природа и
порядок этих событий не поддается логике. Связи кажутся произвольными, если они вообще существуют
и смежные в чисто временном регистре, с одним переживанием, просто следующим за
другой.
Давайте
возьмем сказку братьев Гримм 42, в которой многодетный бедняк мечтает, что он должен
спросите первого человека, которого он увидит, его крестным отцом. Он так и делает, и незнакомец
дает ему бутылку воды, которая, по его словам, вылечит умирающего человека, если Смерть
стоит у головы человека, но не в том случае, если Смерть стоит у ног человека.
Короли
ребенок заболевает. Смерть стоит у головы ребенка; бедняга исцеляет его. Короли
ребенок снова заболевает, и все проходит так же. В третий раз Смерть стоит у
изножье кровати; теперь ребенок умирает. Бедный человек идет рассказать крестному отцу.
По дороге он замечает ссорящиеся лопату и метлу. Далее он встречает кучу
мертвых пальцев, которые тоже говорят. Потом куча говорящих черепов. Наконец, он приходит
на какую-то рыбу, которая жарится на сковороде. Каждая группа говорит ему подняться
выше, чтобы найти крестного отца. Бедный человек так и делает и, наконец, заглядывает
замочную скважину, где он видит крестного отца с парой длинных рогов. Крестный отец
прячется под одеяло и, истолковав другие видения, отрицает, что он
имеет рога: «Ну, это просто неправда», — говорит он, и история окончена!
Вивиан
Гуссин Палей, выдающийся писатель, лауреат премии Макартура, рассказывающий о детях младшего возраста.
создание историй и их импровизированное исполнение собственных историй, а Сельма
Фрайберг, любимый автор книг Волшебные годы, классическую книгу по детской психологии, я уверен,
эта сказка в форме повествования, придуманного детьми
которые стремятся к ярким образам, не заботясь об обязательной логике.
Фейри нанимает
первичный способ повествования.
Красная Шапочка прячется от волка в лесу.
Халтон Архив / Getty ImagesДавайте проведите анахронический мысленный эксперимент и вообразите Аристотеля в его непревзойденном трактат о поэтике, анализируя сюжет «Повести 42». Несомненно, он характеризовал бы как «post hoc», а не «propter hoc», его события кувыркаются, его скудость причинно-следственной логики, и история заканчивается так далеко от того, где она начинается. Доверчивый в разуме и стремясь понять элементы утонченного, хорошо продуманного сюжета, Аристотель вряд ли одобрял бы этот способ или, возможно, считал бы его комично, что отчасти так и есть.
Токарная обработка
часы возвращаются даже дальше, чем Афины четвертого века до н. э., снова всего на мгновение,
давайте рассмотрим Бытие. Бытие, как и сказка, паратактично: оно нанизывает события
вместе союзами отсутствуют придаточные предложения, выполняющие причинно-следственную связь.
Как и в faerie, в Genesis представлены минималистичные, незамысловатые истории.
Его персонажи
подробно никогда не описывались (мы узнаем только, что у Лии были слабые глаза), и мы не
более осведомлены о чувствах Адама, когда Ева предлагает ему запретный плод, чем мы
к чувствам бедняги из «Сказки-42», когда он натыкается на закутанного в одеяло крестного отца.
Когда персонажи так скудно изображены, что заставляет нас заботиться о том, что с ними происходит? Что касается Гензеля и Гретель, мы даже не знаем, сколько им лет. быть, и каждый художник, который проиллюстрировал сказку, свободно выбрал свой возраст. Как эти недостатки влияют на наш интерес? Может быть отчасти это лакуны привлекают наше внимание, давая нам головоломки и загадки, к которым мы чувствуем тягу. решать?
Образованный взрослый будет слушать с грызущим в глубине души чувством, что история заслуживает внимания и несет в себе некую сверхъестественную правду. я предлагаю
что при столкновении с текстами такого рода, будь то библейские, мифические или
faerie, нас цепляет не только то, что дано, положительные образы, но и
самые промежутки — «негативные пространства» — как мы могли бы сказать в изобразительном искусстве.
Таким образом,
сказки приобретают проективную валентность, напоминая своего рода чернильные пятна повествования.
Создание смысла происходит посредством продолжающихся, развивающихся переговоров, которые исторически
связанный, но очень своеобразный. Для маленьких детей ключевым словом становится «почему?»
плюс его разновидности. Почему заболел королевский ребенок? Почему Смерть стоит у подножия
кровати? Кто такая Смерть? Что случилось со всеми собственными детьми бедняги? Почему
у него нет имени? Почему у кума рога, и почему он говорит, что он
нет? Очень маленький ребенок будет слушать широко раскрытыми глазами, ребенок постарше будет задавать вопросы,
и образованный взрослый почувствует потребность критиковать, но с грызущей
глубоко внутри чувствуется, что эта история заслуживает внимания и несет в себе какой-то сверхъестественный
правда. Подробнее о сверхъестественном.
Уорнер
документирует процесс создания смысла с течением времени по сравнению со сказками в ее главах.
«На скамье подсудимых» и «Двойное зрение».
Она прослеживает множество феминистских перечитываний
и идеологические разоблачения
которые исследуют истории на предмет их патриархальной предвзятости и подвергают их ироническому пересмотру
и критика. Особенно остро она цитирует описание Евы Файджес 2003 года.
читать сказки внучке. Потому что собственная бабушка Файджеса погибла
в нацистских лагерях она не может вынести ужасной участи бабушки Красной Шапочки
и вообще избегает этой истории. Убаюкивая маленькую девочку рукой, пока она читает
другие сказки, она указывает на детали в иллюстрациях и старается их развеять.
зарождающиеся страхи, объясняя, что ведьм на самом деле не существует, и, что касается Белоснежка , что женщины не умирают сегодня, когда
дети рождаются, хотя они сделали это когда-то давно. Но, конечно, ведьмы
существуют, и матери умирают при родах, даже сегодня, и что здесь означает
дифференциальная проекция собственной истории жизни Файджес в ее исполнении. еще одна нана
сказал бы по другому. И в этом случае было бы и не было бы то же самое
история.
Марина Предыдущая книга Уорнер, ее мастерский, монументальный Stranger. Магия: Зачарованные Штаты и Арабские ночи , содержит интерлюдию из спец. наслаждение психоаналитикам, ибо она описывает там фигурный восточный ковер, который покрыл аналитическую кушетку Фрейда в Вене. Создавая это, она продолжает связывать его с украшенными кисточками коврами-самолетами античной Арабии и предполагает, что анализанд, лежащий на спине на покрытой ковром кушетке Фрейда с закрытыми глазами, готов таким образом, чтобы взлететь в царство бессознательной фантазии. Именно таким образом я намекнуть на связь между психоанализом и сказкой в побратимстве внутренние ментальные путешествия и то, как эти истории вдохновляют нас на увлекательные, доселе неизведанные области, которые каким-то образом существовали все время.
Семь гномов находят Белоснежку спящей в своей спальне.
Hulton Archive / Getty Images В Once Upon a Time Warner включает
«На диване», глава, в которой она признает актуальность психоанализа.
для сказок, но обнаруживает некоторую амбивалентность, добавляя легкомысленный подзаголовок,
заимствовано у Анджелы Картер: «Дрессировка Ид». Глава начинается с
взвешенная оценка культового исследования Бруно Беттельхейма, The Uses
Чары (1976), в котором, на мой взгляд, Беттельхейм надевает выдувные вручную немецкие
старинные очки, потрепанные и волнистые, которые позволяют видеть, но вызывают искажения. Он
использует их для чтения избранного набора европейских сказок, в том числе Красная Шапочка , Спящая красавица и т.
и развивающие темы, иногда неуклюже, ибо тонкость не его
форте. Тем не менее, оценка Уорнером его работы кажется мудрой, справедливой и благотворительной.
поскольку Беттельхейм довольно быстро стал известен своим предполагаемым редукционизмом, и
его безжалостно высмеивают за то, что он иллюстрирует эксцессы психоаналитического
фанатизм. Великодушно и тактично Уорнер понимает, что это очень ценно.
почерпнул из его книги.
А
момент, который упускает из виду Беттельгейм, заключается в том, что сказки можно считать
как психологически интересно в форме так и по содержанию.
Их способ
повествование, структура рассказов имеет такое же значение, как и воображаемое
психическая жизнь конкретных персонажей. Ключ
здесь есть фрейдовское понятие сверхъестественного,
под этим он подразумевал способ, которым знакомые предметы, события и люди могут внезапно
казаться странным и наоборот. Это, конечно, часть стратегии в игре Tale.
42. Сельма Фрайберг, упомянутая ранее,
изящно показал, как первые несколько лет жизни неизбежно оказываются «сверхъестественными» для
дети, тема отмечена и часто блестяще эксплуатируется лучшими детскими
авторы книг и иллюстраторы. Примером может служить Рассел Хобан и Гарт.
Уильямс, 9 лет0003 Время сна для Фрэнсис , где
главная героиня, маленькая девочка-барсук, ночью в темноте видит свой купальный халат
перекинута через стул и думает, что это великан, пришедший за ней. сверхъестественное
имеет связи, кроме того, с абсурдом и с понятиями эпистемологической неопределенности.
Точно так же мы принимаем иррациональные элементы волшебства и его чары.
мы признаем, что части нашего разума бессознательны — неизвестны и непознаваемы для
нас — и все же очень много, существующее, реальное, истинное, значительное.
Если, по
Под термином «психологический» мы подразумеваем релевантность психической жизни в ее переплетении когнитивных функций.
и аффективное функционирование, мы вправе ссылаться на него здесь, ибо сказки говорят
прямо и косвенно на психику. Они стимулируют радугу чувств, ненасытных
любопытство и неиссякаемые поиски смысла. Психология, кроме того, темп Беттельгейма,
Пуллмана и других касается не только так называемой воображаемой внутренней жизни персонажей;
это касается опыта слушателей и читателей. Год за годом нам все еще нужно
узнать, что будет с Золушкой и Рапунцель, с Джеком, с мужчиной, который нуждался
крестному отцу и безымянной младшей дочери, которая попросила у отца розу.
Помимо сверкающих образов серебряных и златовласых принцесс, роз, блестящих ключей,
и железные шкатулки, шипы и сковородки, нас влечет наша глубокая тоска,
и ужас перед тем, что не поддается пониманию.
За пределами смысла и за пределами справедливости
и мораль, сказки манят нас и мы сидим на краешке стула в ожидании
узнать, что ждет нас впереди, даже если мы уже слышали эту историю десятки раз.
Заглавное изображение: открытка с изображением принцессы из сказки братьев Гримм «Принц-лягушка».
Психологический срыв (основной) – Алисия Гаффорд ENG170 ePortfolio
Зачем детям нужны сказки: Психологический срыв
Мои родители никогда не читали мне сказок. Они были двумя трудолюбивыми родителями, и на самом деле у них не было слишком много свободного времени. Я часто задаюсь вопросом, читали ли бы они мне сказки, была бы я другим человеком. Может быть, у меня было бы больше друзей, может быть, я был бы умнее, или, может быть, я смотрел бы на мир более оптимистично, чем на самом деле. Для целей контекста психоанализ определяется как «систематическая структура теорий, касающихся отношения сознательных и бессознательных психологических процессов» («Психоанализ»).
Многие литературные произведения имеют скрытый смысл, который можно объяснить посредством психоанализа их персонажей и их сюжета. Особенно это касается многих детских книг. В детских рассказах, как и в сказках, есть основные сюжетные моменты, которые несут в себе более глубокий смысл, преподающий детям важные уроки. Литературоведы часто используют идеи Зигмунда Фрейда, Карла Юнга и Бруно Беттельхейма, чтобы показать, как сказки могут быть использованы для развития детей.
Одной из многих целей сказок является научить детей смотреть на бессознательные идеи. На развитие психики ребенка положительно влияет то, что он видит и что читает. Автор книги «Однажды в сказке » Марина Уорнер иллюстрирует, как дети начинают видеть символы в сказках, которые они читают; они учатся видеть в лесу неведомое, во дворце — классизм, а в отравленном яблоке — скрытую истину (Warner 114). Кроме того, развитие психики — это то, как дети узнают о скрытых идеях; это ступенька ко всему остальному, чему их пытаются научить сказки.
Без способности ребенка выводить символы и скрытые значения в историях и мире дети не смогли бы усвоить невысказанные уроки. Уолтер Одайник, юнгианский аналитик, пишет статью о насилии в Bluebeard Шарля Перро; он хочет изменить точку зрения родителей на насилие в сказке. Он приводит аргумент, что углубленный взгляд на историю позволяет читателю увидеть, что человеческая психика вовсе не разрушается насилием, а вместо этого развивается и созревает из уроков, которые заставили персонажа истории испытать насилие (Одайник 271). . Детская психика многим родителям кажется хрупкой; они считают, что с ним нужно баловаться, однако это не так. Он заявляет, что, позволяя детям увидеть эти события, они смогут увидеть последствия своих действий и развить свои мыслительные процессы и понимание мира. Развитие детской психики очень легко убеждается психоанализом сказок, которые читают дети; это позволяет им развивать свое понимание того, как устроен мир.
Все сказки работают вместе, чтобы изменить взгляд детей на мир.
Развитие психики также может изменить ранее существовавшее у детей представление об окружающем мире. Чарлз Шварц, знаток сказок, заявляет, что связь между сказками и психикой заключается в использовании мотивов, чтобы продемонстрировать, как сказки развивают взгляд на мир, как у детей, так и у взрослых (Шварц). В результате психика развивается не обязательно с самого начала, но и на протяжении всей жизни. Он доказывает, что не только дети могут использовать сказки для развития своих знаний о мире, но и взрослые могут изменить свой взгляд на мир на основе этих историй со скрытым смыслом. Например, в Гензель и Гретель Гензель и Гретель узнают, что не все так, как кажется. Они видят, что красивый дом из хлеба, сахара и пирожных на самом деле является домом злой ведьмы (Гримм). В этом случае Гензель и Гретель узнают о суровой реальности мира, жизненно важный урок, который многие дети должны усвоить в раннем возрасте. Возвращаясь к идее психоанализа, Джеймс Хейзиг говорит, что «…Используя психоаналитическую модель психики, можно увидеть, что сказки сообщают ребенку понимание общечеловеческих проблем…» (Хейзиг).
Поэтому хорошо известно, что сказки не просто проповедуют детям идеи мира и любви, они показывают им, что человечество может быть злым и жестоким, не обещая «счастливого конца». Оба автора объясняют, что психика человека может быть изменена в любое время от рождения до смерти малейшим воздействием, например, сказками, чтобы изменить то, как человек воспринимает мир.
Сказки учат детей правильно себя вести. Читая самые популярные сказки, дети начинают подражать некоторым идеям, изображенным в сюжете, и героям. Автор немецкой статьи, в которой анализируются сказки, говорит: «Помимо того, что сказки служат моделями счастья и выражением фантазий об исполнении желаний, они вовлекают рассказчиков и слушателей в совместное осмысление и способствуют развитию эмпатии» (Нокс). Здесь Нокс утверждает, что те, кто читает, и те, кто слушает, начинают видеть более глубокий смысл и сочувствовать персонажам истории. Он хочет, чтобы родители поняли, что чтение детям даже самых жестоких сказок заставит их использовать важные навыки, такие как эмпатия, в их социализации.
В книге, написанной Джеком Зайпсом, он говорит, что сказки постоянно защищают дух в детях; это показывает им, как рационализация может быть вредна для детства (Zipes, 9).0110 Сказки как миф , 160). В заключение видно, что игривость в детях должна оставаться такой, а сказки помогают воздействовать на радость в детских сердцах. Авторы этих сказок демонстрируют в своих рассказах, что дети созданы для того, чтобы бегать, карабкаться и исследовать. В каждом случае, когда это не так, дети вынуждены сражаться с монстрами, которые могут обитать даже в них самих. Эта концепция скрыта глубоко внутри смысла каждой истории. Дети бессознательно узнают, что это их обязанность — надеяться на мир и сочувствовать окружающим их людям через сказки, которые они читают.
Детские рассказы, такие как сказки, постоянно влияют на поведение детей, предлагая им новые способы жизни. В онлайн-статье, написанной Инаадом Сейером, говорится, что сказки можно использовать для оттачивания эмоций и развития воображения для выполнения воспитательной миссии (Сайер).
Развивать воображение помогают сказки, которые позволяют детям увидеть себя живыми в сказке, переживающими всевозможные безумные приключения. Они начинают понимать, что им нужно иметь воображение, потому что оно поможет им на протяжении всей жизни. Написанный Дж. Р. Р. Толкином, популярный роман, Th e Hobbit , рассказывает историю о Бильбо Бэггинсе, который отправляется в приключение, чтобы добыть сокровища, охраняемые драконом («Хоббит: Сюжет»). «Хоббит» был продан тиражом более 100 миллионов копий и переведен примерно на пятьдесят языков (Шиппи). Одна из основных причин, по которой Хоббит стала такой популярной, заключается в том, что дети завидуют приключениям Бильбо Бэггинса. Общий успех детских приключенческих рассказов свидетельствует о желании детей воплотить в жизнь свои самые смелые мечты. В одном из отрывков литературы, объясняющих, как сказки могут быть полезны в психотерапии, Рут Боттигеймер говорит: «В психоаналитической литературе всегда были сообщения о сказках, которые становятся организующей схемой для жизненного пути человека» (Bottigheimer 209).
). Боттигхаймер, специалист по сказкам, иллюстрирует, что эти разные сказки позволяют детям планировать свою жизнь и позволяют им понять, что даже если они переживают трудные времена, им нужно держать голову выше и продолжать преодолевать трудности. В поведении детей легко убедиться, увидев множество разных историй, в которых разыгрываются их самые большие заботы; детям крайне важно наблюдать, как эти персонажи побеждают своих воображаемых демонов, чтобы научить детей побеждать своих настоящих демонов.
Сказки — большая часть детства; Многие уроки, которые дети усваивают, такие как борьба с трудными вещами и сохранение мотивации, преподаются через эти истории. В другой статье, написанной Джеком Зайпсом, он использует некоторые идеи Фрейда, чтобы обосновать, насколько полезны сказки, обучая детей преодолевать свои конфликты и тревоги, которые были оттеснены даже в самую бессознательную часть их воспоминаний (Zipes, The Oxford). Спутник сказок, 491-492). Идея Фрейда, на которую намекает Зипс, формулирует, что сказки связаны со снами детей — проявлением всех их страхов и тревог — и обыгрывает, как эти проблемы могут быть решены.
Зипес хочет, чтобы родители увидели, что сказки не просто показывают детям пустые, волшебные сюжеты; это показывает им, что они могут научиться преодолевать самые маленькие проблемы в своей жизни, даже если проблема не осознается. Развивая эту идею, Ниланджана Саньял пишет:
«Важным аспектом этих историй является то, как они представляют главных героев, с которыми дети могут общаться, и показывают, как эти герои преодолевают проблемы, с которыми они сталкиваются — проблемы, с которыми дети боятся столкнуться. . Слушая эти истории, дети убеждаются в том, что, хотя ситуация кажется безвыходной, умный и ловкий ребенок может позаботиться о себе» (Санял).
Позже в своем эссе Саньял объясняет, что архетипический персонаж сказок — неудачник. Подводя итог, дети видят, как можно бороться со своими проблемами, даже если ребенок чувствует себя «слабым звеном»; они знают из историй, которые читали, что быть «слабым» не обязательно самое худшее. Истории, которые читают дети, всегда преподносили и будут преподать им важные уроки, такие как сражение в собственных битвах и сохранение мотивации, которые будут помогать им в их повседневной жизни.
Идеи всемирно известных психологов помогают объяснить, как сказки показывают детям закономерности и уроки, которые они никогда раньше не видели, через скрытый смысл сказок. Д.Л. Эшлиман описывает свою концепцию как передачу сказок через «бесчисленное количество поколений», чтобы передать эти идеи каждому. Его идея подкрепляется свидетельством Карла Юнга, когда он говорит, что сказка «… раскрывает себя через архетипы — образы и образный опыт» (Ашлиман 144). Бессознательное находится в центре внимания. Данные Карла Юнга, эксперта в своей области, согласны с тем, что дети способны видеть мельчайшие детали, написанные в рассказе. Эшлиман использует этот аргумент и показывает, что сказки не только не вредны для растущего ума детей, но и показывают им, что вещи не лежат на поверхности глубоко и что все, что мы видим или слышим, имеет слои за пределами непосредственного понимания. Уорнер в своем романе не просто подразумевает эту идею, она всем сердцем ее поддерживает. Она отмечает, что мотивы в сказках многочисленны и что они прекрасно справляются с непризнанными мыслями и желаниями (Warner 117).
Уорнер поддерживает идею о том, что сказки проникают в бессознательное ребенка и пускают там корни. Дети не сразу заметят эти идеи или концепции, но у них будет основа для понимания того, как устроен мир. Сказки жизненно важны для ума ребенка, потому что они позволяют им увидеть разные нравы и смыслы мира, даже если они не понимают этих идей в то время, когда они их изучают.
Психология — сложный предмет. Есть так много различных применений для этого, но главная цель состоит в том, чтобы улучшить развитие детей. Поговорка «Нельзя научить старую собаку новым трюкам» здесь верна. Чем раньше эти идеи будут привиты детям, тем лучше они будут понимать окружающий мир. Ум ребенка тоже очень сложен, но если общество позволит детям читать истории, например, сказки, они смогут увидеть разницу в подрастающем поколении. Мир должен иметь возможность увидеть более чуткое поколение. В нашем мире мы так часто видим, как родители говорят своим детям «смириться» или «смириться с этим», не более того.
Мы хотим, чтобы наши дети росли отзывчивыми. Возможно, в конце концов они станут родителями, которые знают, как поддержать своих детей и помочь им в их развитии. В эпоху цифровых технологий все находится в подтексте. Обучение наших детей пониманию скрытых смыслов является основным навыком, которому необходимо обучать, чтобы увидеть прогресс в нашем мире. 9. Greenwood Press, 2004.
Bottigheimer, Ruth B., редактор. Сказки и общество: иллюзия, аллюзия и парадигма . ун-т Пенсильвании, 1989.
Гримм, Джейкоб и Вильгельм Гримм. «Гензель и Гретель.» Классические сказки , под редакцией Марии Татар, WW Norton & Company, 2017, стр. 236-241.
Хейзиг, Джеймс В. «Бруно Беттельхейм и сказки». Современная литературная критика , под редакцией Джеймса П. Дрейпера и Дженнифер Эллисон Бростром, том. 79, Гейл, 1994. Литература Ресурсный центр , https://link.gale.com/apps/doc/h2100002067/LitRC?u=newpaltz&sid=LitRC&xid=6ddce113. По состоянию на 7 октября 2019 г.
Нокс, Р. С. «Wie Kommt Man Ans Ziel Seiner Wünsche? Modelle Des Glücks в Märchentexten». Чудеса и сказки , том. 24, нет. 2, 2010, стр. 355-358,369. ProQuest, https://libdatabase.newpaltz.edu/login?url=https://search.proquest.com/docview/763263248?accountid=12761. По состоянию на 6 октября 2019 г..
Одайник В.Вальтер. «Архетипическая интерпретация сказок: Синяя Борода». Психологический Перспективы , том. 47, нет. 2, июль 2004 г., стр. 247–275. EBSCOhost , doi:10.1080/00332920490920665. По состоянию на 5 октября 2019 г.
«Психоанализ». Dictionary.com . www.dictionary.com/browse/psychoanalysis.com. По состоянию на 5 октября 2019 г.
Саньял, Ниланджана и Маниша Дасгупта. «Сказки: эмоциональные процессоры детских конфликтов в динамической интерпретационной линзе». SIS Journal of Projective Psychology & Mental Health , vol. 24, нет. 1, январь 2017 г., стр. 39–47. EBSCOhost, search.ebscohost.
com/login.aspx?direct=true&db=a9h&AN=121809595&site=ehost-live. По состоянию на 6 октября 2019 г.
Сайер, Инаад М., Мухаммад Кристиаван и Медиарита Агустина. «Сказка как средство формирования сотрудничества детских персонажей». Журнал Аль-Та’Лим , том. 25, нет. 2, 2018, стр. 108 . ProQuest , https://libdatabase.newpaltz.edu/login?url=https://search.proquest.com/docview/2164441560?accountid=12761, doi:http://dx.doi.org/10.15548/jt .v25i2.458. По состоянию на 6 октября 2019 г..
Шварц, Чарльз и Барбара Уортон. «Дважды рассказанные сказки: психологическое использование сказок
». Журнал аналитической психологии , том. 33, нет. 1, янв. 1988, с. 89. EBSCOhost , search.ebscohost.com/login.aspx?direct=true&db=a9h&AN=12260408&site=ehost-live. По состоянию на 6 октября 2019 г.
Шиппи, Томас. «Хоббит: что сделало книгу столь устойчивым успехом?» The Telegraph , Telegraph Media Group, 20 сентября 2012 г., https://www.