виды мировоззрения
Мировоззре́ние — это совокупность взглядов, оценок, принципов и образных представлений, определяющих самое общее видение, понимание мира, места в нём человека, а также — его жизненные позиции, программы поведения и действия. Оно придаёт его деятельности организованный, осмысленный и целенаправленный характер. Какова позиция «Я», таково и восприятие мира.
Мировоззрение — образование интегральное (синтезирующее). В нем принципиально важна связь его компонентов, их «сплав» предстающий как более или менее целостное понимание людьми мира и самих себя. И как в сплаве различные сочетания элементов, их пропорции дают разные результаты, так нечто подобное происходит и с мировоззрением.
В реальности мировоззрение формируется в сознании конкретных людей. Оно используется личностями и социальными группами в качестве общих воззрений на жизнь. Мировоззрение представляет собой интегральное образование, в котором принципиально важна связь её компонентов.
Собственные представления и взгляды, свое отношение к происходящим в природе и обществе явлениям имеются у каждого человека. Но качественная характеристика этих представлений, взглядов и отношений бывает различной.
В мировоззрении человек осознает себя не через свое отношение к отдельным предметам и людям, а через обобщенное, интегрированное отношение к миру как целому, частью которого является и он сам. В мировоззрении человека отражаются не просто его отдельные свойства, а то главное в нем, что принято называть сущностью, что остается наиболее постоянным и неизменным, в течение всей его жизни, проявляясь в его мыслях и действиях.
Классификация типов мировоззрения может быть различной. Так, в истории философии прослеживается несколько подходов к выработке мировоззренческих установок. Одни из философов отдают приоритет Богу (теоцентризм) или природе (природоцентризм), другие — человеку (антропоцентризм), либо обществу (социоцентризм), либо знаниям, науке (знаниецентризм, наукоцентризм). Иногда мировоззрение также делят на прогрессивное и реакционное.
Мировоззрение, как и вся жизнь людей в обществе, имеет исторический характер. Возникновение мировоззрения связывают с процессом формирования первой устойчивой формы человеческой общности — родовой общины. Ее появление стало своеобразной революцией в духовном развитии человека. Мировоззрение выделило человека из мира животных. История духовного развития человечества знает несколько основных типов мировоззрения.
Мифологическое
Исторически первой ступенью в развитии мировоззрения было мифологическое мировоззрение. Мифологическое мировоззрение (от греч. mythos — сказание, предание) основано на эмоционально-образном и фантастическом отношении к миру. В мифе эмоциональный компонент мировоззрения превалирует над разумными объяснениями. Мифология вырастает прежде всего из страха человека перед неизвестным и непонятным — явлениями природы, болезнью, смертью. Поскольку у человечества еще не было достаточно опыта для понимания истинных причин многих явлений, они объяснялись при помощи фантастических предположений, без учета причинно-следственных связей. Мифология закрепляла принятую в обществе систему ценностей, поддерживала и поощряла определенные формы поведения. С угасанием первобытных форм общественной жизни миф изжил себя и перестал быть господствующим типом мировоззрения. Мифология имеет отношение к язычеству и является совокупностью мифов, для которой характерно одухотворение и антропоморфизация материальных предметов и явлений.
Мифологическое мировоззрение совмещает в себе сакральное (тайное, волшебное) с профанным (общедоступным).
Предпосылками мифологического мировоззрения служили неспособность человека выделить себя из окружающей среды и нерасчлененность мифологического мышления, не отделившегося от эмоционально-чувственной сферы. По словам известного немецкого философа Фридриха Шеллинга (1775–1854), мифологическое мировоззрение – эстетический феномен, занимающий промежуточное положение между природой и искусством и содержащий символизацию природы.
Мифологическое мировоззрение выражалось не только в повествованиях, но и в действах (обрядах, танцах). Здесь соединялись два аспекта первобытной культуры – словесный и действенный. Уже на ранних стадиях развития мифология связывается с религиозно-мистическими обрядами и входит существенной частью в состав религиозных верований.
Религиозное
Коренные вопросы всякого мировоззрения (происхождение мира, человека, тайна рождении и смерти и др.) продолжали решаться, но уже в других мировоззренческих формах, например в формах религиозного мировоззрения, основанного на вере в существование сверхъестественных существ и сверхъестественного мира
Религиозное мировоззрение (от лат. religio — благочестие, святость). Религии, в отличие от более гибкого мифа, свойственны жесткий догматизм и хорошо разработанная система моральных заповедей. Религия распространяет и поддерживает образы правильного, нравственного поведения. Велико значение религии и в сплочении людей, однако здесь ее роль двойственна: объединяя людей одной конфессии, она зачастую разделяет людей разных верований.
Религия, согласно современным научным данным, возникла в эпоху каменного века 40–50 тыс. лет назад на относительно высокой ступени развития первобытного общества. Возникновение религиозного мировоззрения связано с таким уровнем развития человеческого интеллекта, когда появляются зачатки теоретического мышления и возможность отрыва мысли от действительности; общее понятие отделяется от обозначаемого предмета, превращается в особое «существо».
Философское
Философское мировоззрение определяется как системно-теоретическое. Основным отличием философского мировоззрения от мифологии является высокая роль разума: если миф опирается на эмоции и чувства, то философия — прежде всего на логику и доказательность.
Философия (др.-греч. (дословно: любовь к мудрости)) Это одна из форм мировоззрения, а также одна из форм человеческой деятельности и особый способ познания, теории или науки. Философия, как дисциплина, изучает наиболее общие существенные характеристики и фундаментальные принципы реальности (бытия) и познания, бытия человека, отношения человека и мира.
Философия (как особый тип общественного сознания, или мировоззрения) возникла параллельно в Древней Греции, Древней Индии и Древнем Китае в так называемое «Осевое время» (термин Ясперса), откуда и распространилась впоследствии по всему миру.
Каждый исторический тип мировоззрения имеет материальные, социальные и теоретико-познавательные предпосылки. Он представляет собой относительно целостное мировоззренческое отражение мира, обусловленное уровнем развития общества. Особенности различных исторических типов мировоззрения сохраняются в массовом сознании современных людей.
Если рассматривать структуру мировоззрения на современном этапе его развития, можно говорить об обыденном, религиозном, научном и гуманистическом типах мировоззрения.
Обыденное мировоззрение опирается на здравый смысл и житейский опыт. Такое мировоззрение оформляется стихийно, в процессе житейского опыта и его сложно представить в чистом виде. Как правило, человек формирует свои взгляды на мир, опираясь на четкие и стройные системы мифологии, религии, науки.
Научное мировоззрение основано на объективных знаниях и представляет собой современный этап развития философского мировоззрения. Последние несколько столетий наука все дальше отходила от «туманной» философии в попытке достичь точного знания. Однако в итоге она далеко отошла и от человека с его потребностями: результатом научной деятельности является не только полезная продукция, но и оружие массового поражения, непредсказуемые биотехнологии, приемы манипулирования массами и т.д.
Гуманистическое мировоззрение основано на признании ценности всякой человеческой личности, ее права на счастье, свободу, развитие. Формулу гуманизма выразил Иммануил Кант, сказав, что человек может быть только целью, а не простым средством для другого человека. Аморально использовать людей в своих интересах; следует всячески способствовать тому, чтобы каждый человек мог раскрыть и полностью реализовать себя. Такое мировоззрение, впрочем, стоит рассматривать как идеал, а не как реально существующее.
Человек всегда задумывался над тем, каково его место в мире, зачем он живет, в чем смысл его жизни, почему существует жизнь и смерть. Каждая эпоха и каждая общественная группа или класс имеют какое-либо представление о решении этих вопросов. Сумма всех таких решений и ответов образует мировоззрение, которое выражается посредством категорий. Мировоззрение играет особую, очень важную роль во всей деятельности людей или как говорят обладает особой методологической функцией (от греч. methods -способ, путь; logos-учение). В центре философских проблем стоят вопросы о мировоззрении. Одной из основных функций философии является обоснование, оправдание и анализ мировоззрения (философско-теоритическое ядро мировоззрения). Исторические типы мировоззрения были обусловлены той или иной исторической эпохой, тем или иным общественным классом, определенными нормами и принципами сознания, стилем мышления.
Мировоззрение по своему содержанию может быть научным или ненаучным, материалистическим или идеалистическим, революционным или реакционным.Мировоззрение — это не только содержание, но и способ осознания действительности, а также принципы жизни, определяющие характер деятельности. Важнейший компонент мировоззрения составляют идеалы как решающие жизненные цели. Содержание сознания превращается в мировоззрение тогда, когда оно приобретает характер убеждений, полной и непоколебимой уверенности.
Мировоззрение дает человеку целостную систему ценностей, идеалов, приемов, образцов для жизни. Оно упорядочивает окружающий мир, делает его понятным, указывает на самые короткие пути достижения целей. Напротив, отсутствие цельного мировоззрения превращает жизнь в хаос, а психику — в совокупность разрозненных переживаний и установок. Состояние, когда прежнее мировоззрение разрушено, а новое еще не сформировано (например, разочарование в религии), называется мировоззренческим кризисом. В такой ситуации важно восстановить мировоззренческую целостность личности, иначе ее место будет заполнено химическими или духовными суррогатами — алкоголем и наркотиками или мистикой и сектантством.
Чуковский Николай Корнеевич | |
1904-1965 | БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Николай Корнеевич ЧуковскийЧуковский Николай Корнеевич [20. 5 (2.6).1904, Одесса — 4.11.1965, Москва] — прозаик, переводчик. Сын К.И.Чуковского. Детские и юношеские годы прошли в Петербурге и Куоккале. По окончании в 1921 Тенишевского училища поступил на историко-филологический (тогда общественно-педагогический) факультет Петроградского университета, который оставил в 1924, не окончив. В 1919-21 посещал занятия литературной студии при Доме искусств (семинар поэзии, руководимый Н.С.Гумилевым), был близок к литературной группе «Серапионовы братья». Литературная деятельность начинал стихами, принципиально традиционными по форме и тематике. В 1922 впервые опубликовал 3 стиховторения («Над золотыми куполами…», «И горят огни во храме…», «К душе») в альм. «Ушкуйники» (Пг., под псевдонимом Н.Радищев), изданном Чуковском на собственные средства (см.: Литературные воспоминания. С.153-157). В том же году несколько стихотворений появилось в литературном приложении к газете «Накануне» (Берлин. 1922. №6. 4 июня), в журнале «Современное обозрение» (Пг., 1922. №2). Поэтические опыты Чуковского получили поддержку М.Горького («…Мне очень нравится его «Козленок»» — в письме М.Л.Слонимскому от 13 марта 1923 // ЛН. М., 1963. Т.70. С.385), опубликовавшего поэму «Козленок» в берлинском журнале «Беседа» (1923. №1), и В.Ф.Ходасевича, друга и наставника Чуковского («По словам В.Ходасевича… большие надежды возбуждает юноша Чуковский…»,— писал М.Горький в статье «Группа «Серапионовы братья»» // ЛН. М., 1963. Т.70. С.563). Печатал стихи в журнале «Русский современник» (Л., 1924. №3), «Ленинград» (Л., 1924. №23), «Красный ворон» (Л., 1924. №3), участвовал в сборнике «Звучащая раковина» (Л., 1922), «Собрание стихотворений» (1926), «Костер» (Л., 1927), «Ларь» (Л., 1927). Единственный сборник стихов «Сквозь дикий рай» (Л., 1928; рец.: Оксенов Инн. // Звезда. 1928. №4. С.156-157), посвященный красоте природы, «жизни простому значенью», не был созвучен времени социальных изменений и воспринимался как некий вызов официальной литературе («Что ж! о торжественном и вечном / Поют немногие у нас»). Критика отметила «настроения внутренней эмиграции», поиски «забвения в мистических сферах», «махрово-реакционное мировоззрение автора» (Кондаков А. Махровая реакция // Рост. М., 1930. №8-9. С.42). Пробовал сочинять стихи для детей, издававшиеся небольшими книжками («Беглецы», 1925; «Звериный кооператив», 1925; «Ваша кухня», 1925; «Веселые работники», 1929; «Огород», 1929), о которых впоследствии отзывался неодобрительно: «Помнить их не стоит, они слабы» (Письмо Д.А.Берман от 6 марта 1962 г. // РНБ. Ф.1075. Оп.1. №286). Сотрудничал в детских журналах «Еж», «Мурзилка». Тогда же занялся переводами с английского (С.Грэхам, А.К.Дойл, Д.Лоуренс; первый перевод книги Э.Берроуз «Сын Тарзана» (Пг., 1924) был исполнен в соавторстве с сестрой — Л.К.Чуковской). Во второй половине 1920-х основной областью литературной деятельности Чуковский избирает прозу, продолжая работать в детской литературе. В эти годы написаны веселые повести для детей и юношества «Танталэна» (1925), «Приключения профессора Зворыки» (1926), «Разноцветные моря», «Русская Америка», «Тревожная ночь» (все — 1928). В 1926 поступил на Высшие государственные курсы искусствоведения при Ленинградском институте истории искусств, окончил в 1930. Первый значительный литературный успех принесли биографические повести о знаменитых мореплавателях: «Капитан Джеймс Кук» (1927), «Навстречу гибели. Повесть о плавании и смерти капитана Лаперуза» (1929), «Путешествие капитана Крузенштерна» (1930), позднее объединенные в книге «Водители фрегатов» (1941). На рубеже 1920-30-х Чуковский оставляет детскую литературу, основной темой становятся судьбы современников, обыкновенных людей, живущих в переломные исторические моменты либо показанных в подчеркнуто обыденных, но нелегких обстоятельствах («будничный героизм»). В этот период определился и стиль Чуковского, тяготеющий к традициям классической литературы: обстоятельный рассказ-хроника с незамысловатым сюжетом, отчетливой композицией, скрупулезным описанием будничной повседневности, строгим, сдержанным тоном. Первые произведения Чуковского — роман «Юность» (1930), сборника рассказов и повестей «В солнечном доме» (1931), «Повести» (1933) — получили негативную оценку официальной критики, упрекавшей автора в «ограниченности кругозора», в пессимистическом, упадническом мировосприятии. Роман «Юность» (1930) повествует о судьбе юношей, бывших гимназистов, вступающих в жизнь после революции и не сумевших найти своего места в ней. Цикл историко-революционных романов 1930-х о Гражданской войне отразил стремление Чуковского выйти на широкие социальные темы: роман «Слава» (1935) — о кронштадтском восстании, о нэпе и начале реконструктивного периода экономики; роман «Княжий угол» (1937) — о борьбе с антоновщиной (крестьянское восстание 1920-21 на Тамбовщине под руководством А.С.Антонова) и др. Но критика по-прежнему указывала на пассивно-созерцательное отношение автора к событиям, на незрелость реалистического метода писателя; роман «Княжий угол» рассматривался в рецензиях как «переходный на пути к методу социалистического реализма» (Литературное обозрение. 1939. №7. С.16). Творческой удачей Чуковского стал роман «Ярославль» (1938, новая редакция Чуковского,— 1949) — об антисоветском восстании в Ярославле в июле 1918. «Истинным историко-революционным романом», написанным в «подлинно-реалистической манере», назвала роман официальная критика и впервые отметила литературную одаренность автора. Среди переводческих работ 1930-х — «Черная стрела» и «Остров сокровищ» Р.Стивенсона (1935), «Янки при дворе короля Артура» и «Принц и нищий» Марка Твена (1936; в соавторстве с К.И.Чуковским), рассказы Ч.Робертса и Э.Сетона-Томпсона, «Хижина дяди Тома» Г.Бичер-Стоу (1941). В 1939-40 участвовал в финской войне, работал корреспондентом газеты «Красный Балтийский флот». В начале Великой Отечественной войны входил в состав оперативной группы писателей при ПУБАЛТе, жил в блокадном Ленинграде, корреспонденции печатались в газете «Красный флот», «Правда». Фактический материал, собранный в общении с морскими летчиками, послужил основой повести «Девять братьев» (1943), очерков и рассказов, вошедших в его сборнике «На защите Ленинграда» (1943), «Ночи на острове» (1945). Поспешно написанная повесть «Девять братьев» вызвала возмущенные отклики прессы, отметившей «недобросовестный подход к изображению героических будней Ленинграда», «безвкусное и бездушное» описание событий (рец.: Прокофьев А. // Звезда. 1944. №5-6. С.138-139; Трифонова Т. В голубой обложке: Фельетон // Ленинград. 1945. №4-5. С.30-31). После демобилизации в 1946 жил в Москве. Тема героизма в годы Отечественной войны стала основной до последних лет жизни. По повести «Морской охотник» (1945) в 1954 был поставлен фильм для детей. Очерки и рассказы о военных летчиках и моряках вошли в книгу «Талисман» (1947). Одним из лучших произведений о Великой Отечественной войне стал роман Чуковского «Балтийское небо» (1955) — о героизме летчиков Балтфлота, защитников осажденного Ленинграда (работал над романом с 1946 по 1954). Роман принес Чуковского широкую известность среди читателей и одобрение критики, назвавшей его ярким литературным событием. Роман выдержал несколько изданий (9-е изд. 1965), переведен на иностранные языки, в 1960 по роману снят 2-серийный художественный фильм. Повестям и рассказам Чуковского 1960-х, посвященным теме любви, свойственен тонкий психологизм в раскрытии чувств. В повести «Варя» (Знамя. 1957. №12), рассказах «Мост» (Известия. 1961. 27 авг.), «Последний разговор» (Литературная газета. 1962. 17 нояб.), «Неравный брак» (Избранное. М., 1963), «Цвела земляника» (Юность. 1965. №1), «Девочка Жизнь» (Юность. 1964. №1) развивается мотив жертвенного героизма любви, являющейся источником неистребимой жизненной силы. Созданные Чуковским женские образы впечатляют душевной чистотой, талантом самоотверженной, деятельной любви. Приметным явлением в литературной жизни стал сборник «Избранное» (1963), куда Чуковский включил лучшие произведения, написанные на протяжении трех десятилетий. Собранные вместе, они неожиданно открыли читателю мудрую, высокочеловечную прозу Чуковского. С конца 1950-х писал воспоминания. Очерки о литературном Петрограде-Ленинграде 1920-30-х и литературные портреты писателей, отличающиеся меткостью и неожиданностью характеристик, составили книгу «Литературные воспоминания» (1989), ставшую одним из лучших прозаических произведении Чуковского и заметным явлением в мемуаристике. В 1950-60-е Чуковский большое значение придавал своей переводческой деятельности (венгерская, польская, грузинская, армянская, украинская поэзия), считал искусство перевода сходным с волшебством (Мастерство перевода. 1969: сб.6. М., 1970. С.387). Несомненной удачей стали переводы стихов Ш.Петёфи, сб. Ю.Тувима «Цветы Польши». Лучшие переводы Чуковский включил в сборник «Время на крыльях летит…» (1967). В последние годы жизни избирался членом правления СП СССР и правления СП РСФСР, членом правления издательства «Советский писатель». Основал секцию переводчиков, председателем которой оставался до конца дней. Награжден орденом Трудового Красного Знамени (1965). Литературные воспоминания Чуковского и его переписка с отцом вошли в книгу «О том, что видел» (2005). Т.А.Кукушкина Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П — Я. с. 659-661. Далее читайте:Чуковский Корней Иванович (1882 — 1969), отец Николая. Русские писатели и поэты (биографический справочник). Сочинения:Повести. М., 1933; Избранное / вступ. статья Н.Жданова. М., 1963; Балтийское небо / послесл. А.Дымшица. М., 1961; Время на крыльях летит…: Избранные переводы. М., 1967; Литературные воспоминания. М., 1989; Балтийское небо: рассказы. М., 1991; Потаенное / вступ. статья Т.Бек; публ. Д.Н.Чуковского // Новый мир. 2003. №7; О том, что видел. М., 2005. Литература:Грефилова Г. Подвиг любви // Новый мир. 1963. №12. С.240-246; Успенский Л. Писатель — человек // Чуковский Н. Цвела земляника. М., 1970. С.3-16, Слонимский М.Л. Николай Чуковский // Нева. 1980. №2. С.187-188; Якушева Г.В. Чуковский Николай Корнеевич // Русские писатели. 20 век: биографический словарь. М., 2000. С.750-751.
|
| ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
| ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
Понимание реакционного мировоззрения | Merion West
«Одной из определяющих черт реакционного мировоззрения является то, насколько тонко его представление о смысле жизни, и это, в свою очередь, объясняет, почему реакционеры так беспокоятся о том, что все это развалится…»
Введение
«Умру не я; это мир, которому придет конец».
– Айн Рэнд, цитируя одно из своих любимых выражений
Редко так много людей интересовались политикой смысла. Это особенно верно в отношении многих появившихся в наше время реакционных деятелей, особенно постмодернистских консерваторов. Еще в 2016 году — кажется, целую жизнь назад — консервативный эссеист Майкл Антон описал культурную войну в Соединенных Штатах как бесконечный цикл упадка и падения, вызванный прогрессивными силами. Антон утверждал, что влияние прогрессистов стало настолько всепроникающим, что даже консерваторы все чаще были готовы уйти тихо в ночь. Он описал это как «знак партии, общества, страны, народа, цивилизации, которая хочет умереть». Совсем недавно Р.Р. Рено, редактор First Things осудил строгие меры по сдерживанию коронавируса (COVID-19), назвав их симптомами культуры, «которая ставит страх смерти в центр жизни». И, конечно же, бесконечные жалобы на «опасных» ученых в элитных университетах, пропагандирующих нигилистические постмодернистские философии.
Подпишитесь на нашу рассылку, указав свой адрес электронной почты ниже:
При рассмотрении этой часто резкой полемики можно было бы ожидать, что реакционеры будут остро чувствительны к политике смысла и возглавят борьбу против культурного нигилизма. Однако на самом деле я считаю, что все наоборот. Одной из определяющих черт реакционного мировоззрения является то, насколько тонко его представление о смысле жизни, и это, в свою очередь, объясняет, почему реакционеры так беспокоятся о том, что все это развалится, и эту мысль я рассмотрю в этом кратком эссе.
Реакционное мировоззрение
Важно, прежде всего, подчеркнуть, что реакционный импульс есть мировоззрение, а не развитая политическая философия. Следовательно, можно обнаружить, что реакционеры придерживаются мешанины метафизических и исторических взглядов. Одни реакционеры — убежденные религиозные традиционалисты, другие — воинствующие атеисты. Реакционеры, такие как Ницше, могут с презрением относиться к вульгарным экономическим рассуждениям, в то время как другие, такие как Айн Рэнд, могут романтически восхвалять капиталистов как «творцов и производителей». Однако в диспозиции всех реакционеров много общего. Реакционер рассматривает существование как фундаментально угрожающее место, где бессмысленный хаос является скорее нормой, чем исключением. Для реакционеров существование — это анорексичный бог, бесконечно голодный и всегда на грани взрыва из-за собственной нехватки субстанции. Этого бога можно сохранить, только приложив большую силу. Этот мрачный взгляд распространяется и на подавляющее большинство человечества, у которого не хватает сил, чтобы принести в мир много ценности. Это «стадо» в терминологии Ницше, «второсортные» в терминологии Рэнд и «низшие», как выразился Людвиг фон Мизес. Это сведение большинства людей к ничтожно малым существам подразумевает, что большинству в обществе не может и не должно быть предоставлено много власти над направлением, в котором движется общество. Те, кто должен обладать такой властью, — это так называемые высшие люди: люди, которые обладают характером и силой, чтобы создать устойчивый и стабильный порядок, который дает стаду чувство цели, а также держит его в узде.
В более грубой форме реакционеры могут порицать культуру за то, что в ней слишком преобладают «чувства», а не разум. Но это всегда исключает эмоции, лелеемые реакционерами.
У каждого реакционера свое представление о том, что такое высший человек, хотя есть много общего. Самое главное, что высший человек не является фигурой аристотелевской умеренности, не говоря уже о смиренном и самоотверженном христианине. Действительно, одна из величайших ироний традиционалистских реакционеров заключается в их склонности вызывать страх перед упадком однородного христианского порядка, в то же время много говоря о «войне» и насаждении «порядка». Это, в конце концов, не совсем то же самое, что следовать по стопам агнца Божьего. Превосходный мужчина также обычно просто мужчина. Реакционное воображение, как правило, паразитирует на культуре, против которой оно реагирует, что неизменно означает широкое использование клише и предрассудков того времени. Это означает, что многие реакционеры, в том числе женщины, склонны к женоненавистничествам. Они осуждают так называемые «женоподобные» качества, такие как сострадание и сочувствие, но при этом настаивают на том, что большинство мужчин стереотипно недостаточно мужественны. В более грубой форме реакционеры могут порицать культуру за то, что в ней слишком преобладают «чувства», а не разум. Но это всегда исключает эмоции, лелеемые реакционерами. Эти эмоции включают гнев, соперничество, гордость и т. д. Подобные эмоции обычно связаны с особенно подавленной формой мужественности. Наконец, реакционеры склонны уважать силу, хотя и не обязательно характер или добродетель.
Сила, которой восхищаются реакционеры, — это способность навязывать миру свою волю, которая в своем апогее относится к способности принуждать или доминировать над другими, чтобы привести их в соответствие с необходимым порядком. Это означает, что реакционеры склонны поддерживать иерархические формы политической организации, причем точная форма зависит от того, кого реакционеры считают сильным, а кого они осуждают как недостойных. Для защитников абсолютизма раннего Нового времени, таких как Роберт Филмер и Жозеф де Местр, Бог продиктовал, чтобы аристократия была главной. С падением веры в богословские аргументы в XIX в.ХХ века реакционеры начали выбирать более рационалистически звучащие аргументы в пользу превосходства выбранной ими культуры. Или, в худшем случае, они пытались найти научное объяснение расовым предрассудкам. В наши дни многие реакционеры настаивают на том, что секуляризованная богословская власть невидимой руки действует на рынке, отделяя достойных творцов от недостойных второстепенных. При этом невидимая рука наделяет первого богатством и властью, а второму остается выполнять мирскую работу, необходимую для поддержания вращения мира. В каждом случае только небольшая элита, способная поддерживать порядок, не дает миру скатиться к пошлости и хаосу, которые ассоциируются с правлением недостойных масс.
На это можно было бы ответить, заметив, что даже если бы это идеальное время существовало, оно должно было быть не таким захватывающим, как полагает реакционер.
Иначе бы его не бросили.Заключение : Анорексичный Бог
Это подводит меня к парадоксальному подходу к смыслу, лежащему в основе реакционного мировоззрения. Реакционеры противопоставляют себя нигилизму современного мира, все без исключения распавшемуся от какого-то ностальгического идеала, потерянного для истории. На это можно было бы возразить, заметив, что даже если бы это идеальное время существовало, оно не должно было быть столь зрелищным, как полагает реакционер. Иначе бы его не бросили. Если традиционалистская христианская цивилизация — или необузданная 19капитализм XX века — если бы общества были насыщены смыслом, то почему люди массово восставали против них, требуя кардинальных перемен? Но эта возможность никогда не рассматривается, поскольку реакционеры предпочитают расплывчатые, но аффективные рассказы о декадансе, вульгарности и резком закате величия. Что еще более важно, часто резкие разоблачения современного нигилизма показывают, как мало смысла, по мнению многих реакционеров, имеет мир на самом деле.
Для реакционера современный мир изображается резко падшим и лишенным смысла. Это потому, что — если только не будут созданы высшие люди и правильная иерархия — вездесущая угроза хаоса и упадка — это все, что может занять их место. Современность проклята именно потому, что слишком много уступила недостойным. Замечательно здесь то, насколько хрупко реакционное чувство смысла мира. Огромный акцент реакционера на силе и достижениях демонстрирует бессильное увлечение масштабностью и величием, которое игнорирует маленькие, но божественные способы, которыми многие обычные люди борются за то, чтобы сделать жизнь лучше для себя и других. Одна из причин, по которой реакционеры презирают демократическую культуру «масс», заключается именно в том, что она направляет наше внимание на мирские потребности, из которых собственно и состоит наша жизнь. Это часто принимает форму совместных усилий по постепенному улучшению наших сообществ и мира вокруг нас. Реакционер не заинтересован в этом, солипсически полагая, что, если действительно достойные не будут во главе (и правильный порядок не будет соблюден), существование потеряет смысл.
Это упрощенное отступление от сложности мира демонстрирует экзистенциальную тонкость реакционного мировоззрения. Комментируя Айн Рэнд, Кори Робин, политолог из Бруклинского колледжа, заметил, что ее искажение аристотелевских силлогизмов, таких как А=А, в сочетании с ее неустанной саморекламой раскрывает больше, чем она, возможно, намеревалась. Рэнда привлекал мир, где все просто было тем, чем оно было. Она безжалостно сосредоточилась на себе, выражая при этом презрение и презрение к подавляющему большинству людей, пришедших до и после нее. Она была убеждена, что когда она умерла — во всех смыслах и целях — мир перестал существовать. Единственный смысл, который можно было найти в жизни, исходил от самого себя в сочетании с личным стремлением к романтическому величию как героической фигуры, возвышающейся над массами. Это нигилистическое мировоззрение, наряду с его реакционными родственниками, поклоняется анорексичному Богу, и мы должны отвергнуть их идолопоклонство 9.0053 .
Мэтт МакМанус — профессор политологии в Уитмен-колледже, автор среди прочих книг «Возвышение постмодернистского консерватизма». Его можно добавить в Twitter через @mattpolprof
.Подпишитесь на нашу рассылку, указав свой адрес электронной почты ниже:
The Reactionary Outlook — Areo
У вас есть мужество сказать массам то, что им не говорил ни один политик: вы хуже, и всеми улучшениями в ваших условиях, которые вы просто считаете само собой разумеющимися, вы обязаны усилиям людей, которые лучше вас . Если это и высокомерие, как заметили некоторые из ваших критиков, то это все равно правда, которую нужно говорить в наш век государства всеобщего благосостояния. — Людвиг фон Мизес, Письмо Айн Рэнд (1958)
Одним из центральных принципов либерализма является моральное равенство всех людей. Это выражалось по-разному во всем мире: от заявления Джефферсона о том, что «все люди созданы равными», до настойчивого утверждения Канта о том, что мы относимся ко всем людям с достоинством как к «самоцелям». Конечно, либеральные общества никогда последовательно не применяли этот принцип, что было отмечено с самого начала. В 1791 году Бенджамин Баннекер написал Джефферсону страстное письмо, в котором восхвалял достижения американского революционера, но осуждал лицемерие не только допущения, но и получения прибыли от работорговли. В следующем году Мэри Уоллстонкрафт опубликовала раннюю феминистскую классику 9.0017 Защита прав женщины , в которой она критикует дальновидных мужчин эпохи Просвещения за то, что они призывают к большей свободе для себя, но не для женщин. Отсутствие честности, которое часто демонстрируют либеральные общества, является одной из основных причин, по которой их легитимность постоянно ставится под сомнение: как мы видим сегодня, когда миллионы людей вышли на улицы, чтобы выразить протест против расистского насилия со стороны полиции. В то же время, когда критики начали замечать дистанцию между либеральной риторикой и практикой, появились левые, требующие более радикальных форм эгалитаризма. Ранние социалисты задавались вопросом, может ли общество свободных моральных равных мириться с крайним неравенством в богатстве и власти. Либералы-эгалитаристы, от Джона Ролза до Марты Нуссбаум, верили и верят, что мы не можем, и неспособность серьезно относиться к материальному неравенству во многом объясняет гнев, направленный против экономических иерархий обновленными социалистическими левыми и против культурных элит постмодернистскими консерваторами. Существует глубокая связь между либеральным аргументом в пользу морального равенства и левыми требованиями материального равенства: общее генеалогическое наследие, которое даже интеллектуальные левые критики часто упускают из виду или недооценивают.
Напротив, подход реакционеров к миру противоположен либерализму, радикальному левому и умеренному консерватизму. В то время как либералы настаивают на том, что все морально равны, а левые требуют, чтобы мы стали более равными на самом деле, реакционеры считают, что люди фундаментально неравны. Обоснование этого взгляда часто опирается на миф. Реакционное мировоззрение вечно привлекает тех, кто рассматривает мир как опасное и хаотичное место, которое может должным образом упорядочить только иерархия силы и господства.
О господствеВ эпицентре реакционного мировоззрения находится огромная тревога по поводу хаоса и стремление к полному порядку. Реальность всегда находится на пороге полного краха в бессмысленный упадок и упадок. Для поддержания порядка нужна твердая рука. Как следствие, реакционеры не любят свободу, что неумолимо ведет их к глубокой ненависти к равенству, потому что свобода — прежде всего — связана с неизвестным потенциалом, и поэтому ее нельзя ни полностью контролировать, ни предсказать. Напротив, в мире, управляемом абсолютной необходимостью, абсолютный порядок гарантирован, хотя и ценой устранения свободы. Поскольку свободные люди всегда будут сопротивляться попыткам заставить их подчиниться тотальному порядку, реакционеры глубоко восхищаются некоторыми видами силы.
Сила, которой восхищаются реакционеры, конечно, не имеет ничего общего с силой характера или аристотелевской добродетелью — их можно даже презирать как формы слабости или сентиментальности. Он также не включает в себя какие-либо формы силы, связанные с состраданием или сочувствием, включая многие из классических христианских добродетелей самопожертвования, хотя реакционеры иногда ностальгически тоскуют по гомогенизирующему порядку христианской культуры и цивилизации. Вот почему многие реакционеры — даже женщины — склонны придерживаться женоненавистнических взглядов: значительная часть реакционного мышления опирается на клише о женственности и слабости. Больше всего реакционеры превозносят способность господствовать над другими. Именно здесь их неэгалитаризм соединяется с их пренебрежением к свободе. Реакционеры считают, что сильные должен доминировать над слабыми, удерживая их на месте. Это уменьшает их беспокойство по поводу того, что реальность хрупка и вот-вот рухнет. В самом маниакальном состоянии эта вера может приобрести апокалиптический пыл, достаточный для оправдания самых ужасных преступлений, таких как появление нацизма. В Mein Kampf Гитлер осуждает «еврейскую доктрину марксизма» за ее эгалитаризм и опасается, что она заменяет «аристократический принцип» природы и «вечную привилегию власти и силы». Гитлер опасался, что это приведет к разрушению мира: по иронии судьбы, учитывая его собственную склонность к злонамеренному разрушению.
Реакционный порыв — это прежде всего мировоззрение . Он начинается с глубоких убеждений о природе реальности и потребности в господстве и иерархии. Пронзительный характер многих реакционных произведений не случаен: существует искренний страх, что, если только достойные не займут господствующее положение, мир рухнет. Но более интеллигентные реакционеры всегда признавали, что апелляции к чувствам недостаточно, чтобы заручиться поддержкой тех изменений, которых они хотят. Дилемма, как убедить других в реакционном мировоззрении, стала особенно актуальной с восемнадцатого века, когда либерализм и левачество постепенно стали всемирными политическими движениями, выступающими за моральное и даже материальное равенство. Как следствие, реакционеры разработали множество рационализаций для оправдания своих взглядов.
Неизменность ИерархииЯ люблю империю, я люблю власть, я люблю достижения. — Ричард Спенсер
Одной из характерных черт реакционного дискурса является стремление избегать прямой моральной аргументации. Конечно, в основе этого мировоззрения лежит мораль: реакционеры считают, что достойные заслуживают того, чтобы быть на вершине жесткой иерархии и властвовать над недостойными. Но реакционеры редко любят приводить принципиальные доводы в пользу этой позиции. Еще во времена Жозефа де Местра — интеллектуального крестного отца фашизма, согласно Исайе Берлину, — реакционеры характеризовали философию и принципиальную аргументацию как «по существу разрушительную силу». Споры о принципах могут привести к законным разногласиям по поводу того, какое общество у нас должно быть. Но для реакционеров разногласия являются служанкой инакомыслия и хаоса и могут даже посеять семена эгалитарной революции. Как следствие, реакционеры предпочитают формулировать свои аргументы в богословских или натуралистических терминах, представляя предпочитаемую ими социальную иерархию неизменной — будь то повеление Бога или продукт природы.
В период раннего Нового времени многие реакционеры склонялись к теологии для рационализации. Роберт Филмер защищал божественное право королей в своей книге 1680 года « Патриарха », которая вызвала яростную реакцию со стороны либерала Джона Локка. Жозеф де Местр определял авторитет как продукт божественного провидения и рассматривал сомнение в авторитете как бунт, подобно гордому Люциферу, против Бога. Достоевский, хотя и гораздо более вдумчивый, точно так же характеризовал либералов и социалистов-революционеров своего времени как чертей или «бесов». Томас Карлейль — фаворит Йозефа Геббельса — предлагал неоязыческие мифологии поклонения героям в качестве замены христианской теологии, поскольку он выступал против эгалитарной эпохи и настаивал на том, что история — это всего лишь биография великих людей.
Однако по мере того как секуляризм и либерализм овладевали культурным воображением, эти откровенно иррациональные оправдания иерархии становились менее правдоподобными. Новый либеральный век требовал новых объяснений того, почему одни бедны, а другие богаты, не говоря уже о способах легитимации огромных колониальных империй. Как следствие, реакционеры начали рационализировать новые капиталистические и империалистические иерархии по культурным, цивилизационным и даже расовым признакам, выборочно апеллируя к истории, мифу и науке, а иногда и ко всему сразу, как в случае Юлиуса Эволы. Такие расисты, как Артур де Гобино, делили людей на категории расового превосходства и неполноценности. Гобино также утверждал превосходство своего аристократического класса над своими крестьянскими коллегами. Эти отчеты использовались для оправдания еще более крайних форм неравенства, господства и насилия, тенденции, которая достигла своего пика с появлением фашизма и нацизма, которые использовали эти аргументы даже против других европейцев. До недавнего времени казалось, что разрушительные последствия таких реакционных позиций отправляют их на свалку истории.
Реакционные капиталистические апологииСовременные реакционеры умеряют свои притязания, чтобы приспособить их к либерально-капиталистическому порядку. Из-за этого бывает трудно отличить подлинных классических либералов и либертарианцев от их реакционных собратьев, особенно потому, что крайне правые активисты, такие как Гэвин Макиннес, любят присваивать себе ярлыки и риторику либертарианства. Ключевым моментом является то, что подлинные классические либералы и либертарианцы согласны с тем, что все люди морально равны и с ними нужно обращаться соответственно. В тех случаях, когда они не согласны с социал-либералами, а левые придерживаются наилучшей системы для достижения этой цели: они либо утверждают, что нарушение экономической свободы ради равенства относится к людям как к средству для достижения цели, либо, подобно Ф. А. Хайеку, утверждают, что отрицательная последствия усилий по перераспределению слишком велики, чтобы их можно было оправдать.
Напротив, реакционеры в духе Айн Рэнд, Людвига фон Мизеса, печально известного восхвалявшего фашизм за временное «спасение» европейской цивилизации, и Мюррея Ротбарда рассматривают мир как хаотическое место, в котором большинство людей ничего не стоят: просто перекупщиков или даже паразитов в очаровательных формулировках Айн Рэнд. Поэтому их влечение к капитализму в высшей степени условно и романтично. Они приписывают рынку секуляризованное богословское значение как невидимой руке, которая сортирует мир по рангам, определяемым уровнями богатства и привилегий. Следовательно, те, кто добрался до вершины, заслуживают того, чтобы быть там, а те, кто опустился на дно, должны принять свое место как 9.0017 ниже , как выразился фон Мизес. Для реакционных защитников капитализма этот процесс сортировки гораздо важнее свободы, которую они иногда утверждают, что лелеют. Они считают ее даже более фундаментальной для капитализма, чем идея о рациональных экономических субъектах, преследующих свои просвещенные интересы. Таким образом, реакционные капиталисты либо довольны, либо относительно безразличны к тому, как богатые правители, такие как Аугусто Пиночет, используют государственную власть в своих интересах, и они также яростно возражают против любых попыток демоса попытаться перераспределить товары. Они могут даже поддерживать государственные репрессии там, где считают это необходимым.
ЗаключениеПо иронии судьбы, преклонение многих реакционеров перед благородным превосходством и упорядоченным достоинством резко контрастирует с тревогой и пронзительностью, которые так часто характеризуют их работу. Они обращаются к стилизации клише и взаимонесовместимых философий, чтобы оправдать то, что в конечном счете является аффективной привязанностью к мифологиям силы и господства. Иногда поразительное творчество может быть подстегнуто реакционным импульсом, но это всегда производная форма творчества. Реакционер в первую очередь определяется ее беспокойством по поводу упадка порядка и возникновения хаоса, беспокойством, которое порождает огромное недовольство либеральных и левых эгалитаристов, которые считаются нарушающими естественный порядок вещей. Парадоксальным образом это означает, что реакционеры определяют себя через сопоставление, что ограничивает их способность к подлинному, прометеевскому творчеству. Реакционеры зацепятся за любую идеологическую структуру, которая окажется популярной в данный момент — теологию, дарвиновскую эволюционную биологию, либеральный капиталистический индивидуализм — и превратят ее в рационализацию господства того, кого они почитают над всеми остальными.