Архетип и символ юнг краткое содержание: Карл Юнг ★ Архетип и символ читать книгу онлайн бесплатно

Содержание

Карл Юнг ★ Архетип и символ читать книгу онлайн бесплатно

Карл Густав Юнг

Архетип и символ

Жизнь и воззрения К. Г. Юнга

Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в швейцарском местечке Кесвиль в семье священника евангелически—реформатской церкви. Семья Юнгов происходила из Германии: прадед К. Юнга руководил военным госпиталем во времена наполеоновских войн, брат прадеда некоторое время занимал пост канцлера Баварии (был женат на сестре Ф. Шлейермахера). Дед — профессор медицины — переехал в Швейцарию с рекомендацией А. фон Гумбольдта и слухами, будто он внебрачный сын Гёте. Отец К.Юнга помимо теологического образования получил степень доктора филологии, но, разуверившись в силах человеческого разума, оставят занятия восточными языками и какими бы то ни было науками вообще, полностью отдавшись вере. Мать Карла Густава происходила из семьи местных бюргеров, которые на протяжении многих поколений становились протестантскими пасторами. Религия и медицина, таким образом, соединились в этой семье задолго до рождения Карла Густава.

Семья принадлежала к «хорошему» обществу, но едва сводила концы с концами. Детство и особенно юность Юнга прошли в бедности. Он получит возможность учиться в лучшей гимназии Базеля, куда переехала семья, только благодаря помощи родственников и сохранившимся связям отца. Необщительный, замкнутый подросток, он так и не приобрел себе приятелей (от вытекающих отсюда неприятных последствий его избавляли высокий рост и изрядная физическая сила). К внешней среде приспосабливался с трудом, нередко сталкивался с непониманием окружающих, предпочитая общению погружение в мир собственных мыслей. Словом, представлял классический случай того, что сам он назвал впоследствии «интроверсией». Если у экстраверта психическая энергия направлена преимущественно на внешний мир, то у интроверта она перемещается к субъективному полюсу, к образам собственного сознания. Свои мемуары Юнг не зря назвал «Воспоминания, сновидения, размышления» — сновидения играли огромную роль в духовной жизни Юнга с раннего детства, и на анализе сновидений позже строилась вся его психотерапевтическая практика.

Еще в отрочестве Карл Густав пришел к отрицанию религиозных представлений своего окружения. Догматизм, ханжеское морализаторство, превращение Иисуса Христа в проповедника викторианской морали вызывали у него искреннее возмущение: в церкви «бесстыдно толковали о Боге, его стремлениях и действиях», профанируя все священное «избитыми сентиментальностями». В протестантских религиозных церемониях он не видел и следа божественного присутствия; по его мнению, если Бог некогда и жил в протестантизме, то давно покинул эти храмы. Знакомство с догматическими трудами привело к мысли, что они являются «образцом редкостной глупости, единственная цель которых — сокрытие истины»; католическая схоластика оставляла впечатление «безжизненной пустыни» [1]. Живой религиозный опыт стоит выше всех догматов, считал молодой Юнг, а потому «Фауст» Гёте и «Так говорил Заратустра» Ницше оказались для него ближе к истинной религии, чем весь либеральный протестантизм. «Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец, — писал Юнг спустя несколько десятилетий. – Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках до этого раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать, слушая все толки о религии» [2].

Живой опыт божественного был явлен многочисленными сновидениями: во сне являлись чудовищные, страшные, но величественные образы. Под влиянием нескольких постоянно повторявшихся сновидений сомнения в догматах христианства усилились. Среди прочих рассуждений Юнга—гимназиста о Боге (а им он методично предавался по два часа в день по дороге в гимназию и обратно) главное место теперь занимает очевидная «ересь»: Бог не всеблаг, у него имеется темная, страшная ипостась.

Карл Юнг — Архетип и символ читать онлайн

Карл Густав Юнг

Архетип и символ

Жизнь и воззрения К. Г. Юнга

– Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках до этого раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать, слушая все толки о религии» [2].

В сновидениях Юнга той поры важен еще один мотив: он наблюдал образ наделенного магической силой старца, который был как бы его аlter еgo. В повседневных заботах жил замкнутый, робкий юноша — личность номер один, а в снах являлась другая ипостась его «Я» — личность номер два, обладающая даже собственным именем (Филемон). Уже завершая свое обучение в гимназии, Юнг прочитал «Так говорил Заратустра» и даже испугался: у Ницше тоже была «личность №2» по имени Заратустра; она вытеснила личность философа (отсюда безумие Ницше — так Юнг считал и в дальнейшем, вопреки более достоверному медицинскому диагнозу). Страх перед подобными последствиями «сновидчества» способствовал решительному повороту к реальности. Да и необходимость одновременно учиться в университете, работать, зная, что рассчитывать приходится лишь на свои силы, уводила от волшебного мира сновидений. Но позже, в учении о двух типах мышления найдет отражение и личный сновидческий опыт Юнга. Главной целью юнговской психотерапии станет единение «внешнего» и «внутреннего» человека у пациентов, а размышления зрелого Юнга на темы религии в какой-то степени будут лишь развитием того, что было испытано им в детстве.

При выяснении источников того или иного учения нередко злоупотребляют словом «влияние». Очевидно, что влияние не есть однозначная детерминация: «повлиять» в истинном смысле слова, когда речь идет о великих философских или богословских учениях, можно только на того, кто сам собою что-то представляет. Юнг в своем развитии отталкивался от протестантской теологии, усваивая одновременно духовную атмосферу своего времени. Он принадлежал к немецкой культуре, которой издавна был свойственен интерес к «ночной стороне» существования. В начале прошлого века романтики обратились к народным сказаниям, мифологии, «рейнской мистике» Экхарта и Таулера, к алхимической теологии Бёме. Врачи—шеллингианцы (Карус) уже пытались применять учение о бессознательном психическом в лечении больных. Пантеизм Гете сочетался у Юнга с «мировой волей» Шопенгауэра, с модной «философией жизни», с трудами биологов—виталистов. На глазах Юнга происходила ломка патриархального уклада жизни в Швейцарии и Германии: уходил мир деревень, замков, небольших городков, в самой атмосфере которых оставалось, как писал Т.

Манн, «нечто от духовного склада людей, живших, скажем, в последние десятилетия пятнадцатого века, — истеричность уходящего средневековья, нечто вроде скрытой душевной эпидемии», с подспудной душевной предрасположенностью к фанатизму и безумию [3].

Архетип и символ

Общие представления об аналитической психологии и ее направлениях

Одним из направлений неофрейдизма, получившим свое развитие благодаря исследованиям швейцарского психиатра Юнга, является аналитическая психология, чьей основной целью изучения является усовершенствовании личности в процессе формирования ее целостности, при котором происходит гармонизация и сотрудничество сознания и бессознательного человека.

Эта цель находится в области изучения иррациональной стороны жизни человека и непосредственно связана с определенными символами, так как именно благодаря их существованию и воздействию на личность человека возможен процесс объединения сознательных и бессознательных содержаний.

Структура личности согласно теории Карла Юнга

В своей теории Карл Юнг выделил три компонента, составляющие единое целое личности человека:

сознание или Эго;
индивидуальное бессознательное;
коллективное бессознательное.

Рассмотрим их более подробно.

Эго представляет собой сознание человека и все то, что человек имеет в виду говоря о себе самом: «Я». Основными элементами Эго являются ощущения, воспоминания, мысли и перцепции. Основной функцией Эго является процесс само отождествления человеком себя как личности и отделение себя от других людей и общества в целом. Фактически можно говорить о том, что Эго является центром личности, вокруг которого формируются все необходимые структуры и компоненты, являющиеся источника гармоничного развития личности человека.

Индивидуальное бессознательное является областью бессознательного и состоит из элементов, которые ранее находились на уровне сознания человека, но с течением времени были забыты или подверглись вытеснению в связи с их социальной неприменимостью или желанием человека забыть и подавить в себе травмирующие явления и поведенческие реакции. Личное бессознательной имеет в своей структуре следующие составные части: воспоминания (как детского возраста, так и сознательной жизни человека), ощущения, страхи, импульсы и желания, восприятие окружающего мира и реальной действительности, через призму имеющегося у человека опыта и сформированных паттернов поведения.

Содержание личного бессознательного сгруппировано в определенные тематические комплексы, включающие в себя эмоции, воспоминания, желания. Они находят свое проявление в сознании человека в виде возникающих у него доминирующих идей и образов, которые в свою очередь формируют его отношение к событиям окружающей его действительности и оказывают определённое влияние на поведение человека и его образ мышления.

Такой тематический комплекс представляет собой ни что иное, как эмоционально заряженную группу мыслей, чувств и воспоминаний человека, которые могут проявляться в совершенно неожиданных ситуациях и которые способствуют формированию у человека определенных защитных механизмов психики. Одним из примеров подобного тематического комплекса может выступать отцовский или материнский комплексы, включающие в себя эмоции и впечатления, мысли и чувства, связанные с детским возрастом и взаимоотношениями, сформированными в данные период жизни человека. В психологии давно доказан факт непосредственной взаимосвязи между особенностями прожитого периода детства и проявлениями жизнедеятельности человека во взрослой жизни, начиная от имеющихся у него привычек поведения и заканчивая страхами и тревожными расстройствами, которые возникают в связи с вытесненными тревожными и травмирующими воспоминаниями детства.

Коллективное бессознательное является наиболее глубоким уровнем сознания и бессознательного психики человека и содержит в себе опыт прошлых поколений, который был накоплен на протяжении жизнедеятельности человечества в целом.

Данный уровень включает в себя универсальный эволюционный опыт и составляет основу личности человека. Тот опыт, который находится в коллективном бессознательном личности является полностью бессознательным, сформированным в процессе эволюции человечества. Оно представлено в виде скрытых воспоминаний и опыта, передающегося на генном уровне. Прямым подтверждением существования коллективного бессознательного Карл Юнг считал повторяющиеся в культуре различных народов символы и образы.

Содержанием коллективного бессознательного являются так называемые архетипы. Рассмотрим их более подробно.

Общее понятие об архетипах

По мнению Карла Юнга, коллективное бессознательное находит свое проявление в архетипах, являющихся общими для всего человечества.

Замечание 1

Архетипы представляют собой врожденные тенденции, находящиеся внутри коллективного бессознательного и являющиеся внутренними детерминантами психической жизни человека.

Именно благодаря архетипам осуществляется процесс направления действий человека в определенное русло, схожее с тем, какие поведенческие стратегии существовали у предыдущих поколений человечества.

Архетипы находят свое проявление в сознании человека в виде эмоций и связаны с такими моментами жизненного опыта человека, как рождение и смерть, основными стадиями жизненного пути, а также с реакциями на возникающую смертельную опасность.

Общее понятие о символах

Согласно теории Карла Юнга, бессознательный уровень психики человека находит свое проявление в первую очередь через символы.

Символ в структуре бессознательного имеет очень сложное значение, в связи с отсутствием подчинения каким-либо причинам извне. Символ всегда предполагает много значений, и эта многозначность не может быть сведена к единой логической системе. Юнг в своей теории выделял два вида символов:

Индивидуальные символы
Коллективные символы.

Определение 1

Индивидуальные символы – символы, спонтанно продуцируемые психикой человека, в отличие от образов, которые намеренно создаются художником. Чаще всего данные символы проявляются в снах и фантазиях человека.

Коллективные символы – это символические способы выражения и образы, представляющие понятия, которые человек не может чётко определить и полностью осознать.

Книга: Архетип и символ — Карл Густав Юнг — КнигаГо

Карл Густав Юнг Архетип и символ

Жизнь и воззрения К. Г. Юнга

Еще в отрочестве Карл Густав пришел к отрицанию религиозных представлений своего окружения. Догматизм, ханжеское морализаторство, превращение Иисуса Христа в проповедника викторианской морали вызывали у него искреннее возмущение: в церкви «бесстыдно толковали о Боге, его стремлениях и действиях», профанируя все священное «избитыми сентиментальностями». В протестантских религиозных церемониях он не видел и следа божественного присутствия; по его мнению, если Бог некогда и жил в протестантизме, то давно покинул эти храмы. Знакомство с догматическими трудами привело к мысли, что они являются «образцом редкостной глупости, единственная цель которых — сокрытие истины»; католическая схоластика оставляла впечатление «безжизненной пустыни» ^[1]. Живой религиозный опыт стоит выше всех догматов, считал молодой Юнг, а потому «Фауст» Гёте и «Так говорил Заратустра» Ницше оказались для него ближе к истинной религии, чем весь либеральный протестантизм. «Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец, — писал Юнг спустя несколько десятилетий. – Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках до этого раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать, слушая все толки о религии» ^[2].

Архетип и символ. Об архетипах коллективного бессознательного — Гуманитарный портал

Гипотеза о существовании коллективного бессознательного принадлежит к числу тех научных идей, которые поначалу остаются чуждыми публике, но затем быстро превращаются в хорошо ей известные и даже популярные. Примерно то же самое произошло и с более емким и широким понятием «бессознательного». После того как философская идея бессознательного, которую разрабатывали преимущественно Г. Карус и Э. фон Гартман, не оставив заметного следа пошла ко дну, захлестнутая волной моды на материализм и эмпиризм, эта идея по прошествии времени вновь стала появляться на поверхности, и прежде всего в медицинской психологии с естественнонаучной ориентацией.

При этом на первых порах понятие «бессознательного» использовалось для обозначения только таких состояний, которые характеризуются наличием вытесненных или забытых содержаний. Хотя у Фрейда бессознательное выступает — по крайней мере метафорически — в качестве действующего субъекта, по сути оно остаётся не чем иным, как местом скопления именно вытесненных содержаний; и только поэтому за ним признается практическое значение. Ясно, что с этой точки зрения бессознательное имеет исключительно личностную природу ³⁰, хотя, с другой стороны, уже Фрейд понимал архаико-мифологический характер бессознательного способа мышления.

Конечно, поверхностный слой бессознательного является в известной степени личностным. Мы называем его личностным бессознательным. Однако этот слой покоится на другом, более глубоком, ведущем своё происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. Этот врождённый более глубокий слой и является так называемым коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективное», поскольку речь идёт о бессознательном, имеющем не индивидуальную, а всеобщую природу. Это означает, что оно включает в себя, в противоположность личностной душе, содержания и образы поведения, которые cum grano salis являются повсюду и у всех индивидов одними и теми же. Другими словами, коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным. Существование чего-либо в нашей душе признается только в том случае, если в ней присутствуют так или иначе осознаваемые содержания. Мы можем говорить о бессознательном лишь в той мере, в какой способны удостовериться в наличии таких содержаний. В личном бессознательном это по большей части так называемые эмоционально окрашенные комплексы, образующие интимную душевную жизнь личности.

Содержаниями коллективного бессознательного являются так называемые архетипы. Выражение «архетип» встречается уже у Филона Иудея (Dе Орif. Mundi, § 69) по отношению к Imago Dei в человеке. Также и у Иринея, где говорится: «Mundi fabricator non a semetipso fecit haec, sed de aliens archetypis transtulit» («Творец мира не из самого себя создал это, он перенёс из посторонних ему архетипов»). Хотя у Августина слово «архетип» и не встречается, но его заменяет «идея» — так в De Div. Quaest, 46: «Ideae, quae ispae formatae non sunt… quae in divina intelligentia continentur» («Идеи, которые сами не созданы… которые содержатся в божественном уме»). Понятие «архетип» является верным и полезным для наших целей, поскольку оно значит, что, говоря о содержаниях коллективного бессознательного, мы имеем дело с древнейшими, лучше сказать, изначальными типами, то есть испокон веков наличными всеобщими образами. Без особых трудностей применимо к бессознательным содержаниям и выражение «representstions сollectives» (фр. «коллективные представления»), которое употреблялось Леви-Брюлем для обозначения символических фигур в первобытном мировоззрении. Речь идёт практически все о том же самом: примитивные родоплеменные учения имеют дело с видоизменёнными архетипами. Правда, это уже не содержания бессознательного; они успели приобрести осознаваемые формы, которые передаются с помощью традиционного обучения в основном в виде тайных учений, являющихся вообще типичным способом передачи коллективных содержаний, берущих начало в бессознательном.

Другим хорошо известным выражением архетипов являются мифы и сказки. Но и здесь речь идёт о специфических формах, передаваемых на протяжении длительного времени. Подобным образом использовался «архетип» алхимиками, например, в Hermetis Тrismigisti tract.aur. (Theatr. Chem., 1613, IV, 718): «Ut Deus omnem divinitatis suae thesaurum… in se tanquam archetypo absconditun…

eodem modo Saturnus occulte corporum metalloricum simulacra in se circumferens» («Подобно Богу, хранящему все свои божественные сокровища… в себе как в сокровенном архетипе… так же Сатурн хранит в себе тайные подобия металлических тел»). У Вингеруса (Тract. De igne et sale // Theatr. Chem., 1661, VI. 3) мир является «аd archetypi sui similitudinem factus» («Созданным по подобию со своим архетипом»), а потому называется «mangus homo» («hоmо maximus» у Сведенборга).

[пропущено]

… к representations collectives (фр. «коллективным представлениям»), в которых оно обозначает только ту часть психического содержания, которая ещё не прошла какой-либо сознательной обработки и представляет собой ещё только непосредственную психическую данность. Архетип как таковой существенно отличается от исторически сформировавшихся или переработанных форм. На высших уровнях тайных учений архетипы предстают в такой оправе, которая, как правило, безошибочно указывает на влияние сознательной их переработки в суждениях и оценках.

Непосредственные проявления архетипов, с которыми мы встречаемся в сновидениях и видениях, напротив, значительно более индивидуальны, непонятны или наивны, нежели, скажем, мифы. По существу, архетип представляет то бессознательное содержание, которое изменяется, становясь осознанным к воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает ³¹.

То, что подразумевается под «архетипом», проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Более сложным оказывается положение, если мы попытаемся психологически обосновать, что такое архетип. До сих пор при исследовании мифов удовлетворялись солярными, лунарными, метеорологическими и другими вспомогательными представлениями. Практически не обращалось внимания на то, что мифы — в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души. Дикарь не склонен к объективному объяснению самых очевидных вещей.

Напротив, он постоянно испытывает потребность или, лучше сказать, в его душе имеется непреодолимое стремление приспосабливать весь внешний опыт к душевным событиям. Дикарю недостаточно просто видеть, как встаёт и заходит Солнце, — эти наблюдения внешнего мира должны одновременно быть психическими событиями, то есть метаморфозы Солнца должны представлять судьбу Бога или героя, обитающего, по сути дела, в самой человеческой душе.

Все мифологизированные естественные процессы, такие, как лето и зима, новолуние, дождливое время года и так далее не столько аллегория ³² самих объективных явлений, сколько символические выражения внутренней и бессознательной драмы души.

Она улавливается человеческим сознанием через проекции, то есть будучи отраженной в зеркале природных событий. Такое проецирование лежит у самых оснований, а потому потребовалось несколько тысячелетий истории культуры, чтобы хоть как-то отделить проекцию от внешнего объекта. Например, в астрологии дело дошло до абсолютной дискредитации этой древнейшей «scientia intutiva», поскольку психологическая характерология не была отделена от звёзд.

Тот, кто ещё верит сегодня — или уверовал заново — в астрологию, почти всегда возвращается к древним предрассудкам о влиянии созвездий. Но каждому, кто способен исчислить гороскоп, должно быть известно, что во времена Гиппарха Александрийского день весеннего равноденствия был установлен в 0 градусов Овна. Тем самым, любой гороскоп основывается на произвольно выбранном знаке Зодиака, так как со времён Гиппарха весеннее равноденствие сместилось в силу прецессии по меньшей мере к началу Рыб.

Субъективность первобытного человека столь удивительна, что самым первым предположением должно было бы быть выведение мифов из его душевной жизни. Познание природы сводится для него, по существу, к языку и внешним проявлениям бессознательных душевных процессов. Их бессознательность представляет собой причину того, что при объяснении мифов обращались к чему угодно, но только не к душе. Недоступным пониманию было то, что душа содержит в себе всё те образы, из которых ведут своё происхождение мифы, что наше бессознательное является действующим и претерпевающим действия субъектом, драму которого первобытный человек по аналогии обнаруживал в больших и малых природных процессах ³³.

«В твоей груди звезды твоей судьбы», — говорит Зени Валленштейну; чем и довольствовалась вся астрология, когда лишь немногие знали об этой тайне сердца. Не было достаточного её понимания, и я не решусь утверждать, что и сегодня что-либо принципиально изменилось в лучшую сторону.

Родоплеменные учения священно-опасны. Все тайные учения пытаются уловить невидимые душевные события и все они претендуют на высший авторитет. Это в ещё большей мере верно по отношению к доминирующим мировым религиям. Они содержат изначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощью величественных образов. Их храмы и священные писания возвещают в образе и слове освящённые древностью учения, сочетающие в себе одновременно религиозное чувство, созерцание и мысль. Следует отметить, что чем прекраснее, грандиознее, обширнее становится этот передаваемый традицией образ, тем дальше он от индивидуального опыта. Что-то ещё чувствуется, воспринимается нами, но изначальный опыт потерян. Почему психология является самой молодой опытной наукой? Почему бессознательное не было уже давно открыто, а его сокровища представали только в виде этих вечных образов? Именно потому, что для всего душевного имеются религиозные формулы, причём намного более прекрасные и всеохватывающие, чем непосредственный опыт.

Если для многих христианское миросозерцание поблекло, то сокровищницы символов Востока все ещё полны чудес. Любопытство и желание получить новые наряды уже приблизили нас к ним.

Причем эти образы — будь они христианскими, буддистскими или ещё какими-нибудь, — являются прекрасными, таинственными, пророческими. Конечно, чем привычнее они для нас, чем более они стёрты повседневным употреблением, тем чаще от них остаётся только банальная внешняя сторона и почти лишённая смысла парадоксальность. Таинство непорочного зачатия, единосушность Отца и Сына или Троица, не являющаяся простой триадой, не окрыляют более философскую фантазию. Они стали просто предметом веры. Неудивительно поэтому, что религиозная потребность, стремление к осмыслению веры, философская спекуляция влекут образованных европейцев к восточной символике, к грандиозным истолкованиям божественного в Индии и к безднам философии даосов Китая. Подобным образом чувство и дух античного человека были захвачены в своё время христианскими идеями.

И сейчас немало тех, кто поначалу поддаётся влиянию христианских символов — пока у них не вырабатывается кьеркегоровский невроз. Или же их отношение к Богу вследствие нарастающего обеднения символики сводится к обострённому до невыносимости отношению «Я» — «Ты», чтобы затем не устоять перед соблазном волшебной свежести необычайных восточных символов. Искушение такого рода не обязательно оканчивается провалом, оно может привести к открытости и жизненности религиозного восприятия. Мы наблюдаем нечто сходное у образованных представителей Востока, которые нередко выказывают завидное понимание христианских символов и столь неадекватной восточному духу европейской науки.

Тяга к вечным образам нормальна, для того они и существуют. Они должны привлекать, убеждать, очаровывать, потрясать. Они созданы из материала откровения и отображают первоначальный опыт божества. Они открывают человеку путь к пониманию божественного и одновременно предохраняют от непосредственного с ним соприкосновения. Благодаря тысячелетним усилиям человеческого духа эти образы уложены во всеохватывающую систему мироупорядовающих мыслей. Они предстают в то же самое время в виде могущественного, обширного, издревле почитаемого института, каковым является церковь.

Лучше всего проиллюстрировать это на примере одного швейцарского мистика и затворника, недавно канонизированного брата Николая из Флюэ, наиболее важным переживанием которого было так называемое видение троичности. Оно настолько занимало его, что было изображено им, либо — по его просьбе — другими на стене кельи. В приходской церкви Заксельна сохранилось изображение видения, созданное тогдашним художником. Это разделённая на шесть частей мандала, в центре которой находится коронованный нерукотворный образ. Нам известно, что брат Николай пытался исследовать сущность своего видения с помощью иллюстрированной книжки какого-то немецкого мистика и неустанно трудился над тем, чтобы придать своему первопереживанию удобопонимаемую форму. На протяжении многих лет он занимался именно тем, что я называю «переработкой» символа. На размышления брата Николая о сущности видения повлияли мистические диаграммы его духовных руководителей. Поэтому он пришёл к выводу, что он, должно быть, увидел саму святую Троицу, саму вечную любовь. Такому истолкованию соответствует и вышеуказанное изображение в Заксельне.

Первопереживание, однако, было совсем иным. Он был настолько «восхищен», что сам вид его стал страшен окружающим, изменилось его лицо, да так, что от него стали отшатываться, его стали бояться. Увиденное им обладало невероятной интенсивностью. Об этом пишет Вёльфлин: «Все приходившие к нему с первого взгляда преисполнялись жуткого страха. О причине этого страха он сам говорил, что видел пронизывающий свет, представленный человеческим ликом. Видение было столь устрашающим, что он боялся, как бы сердце не разорвалось на мельчайшие части. Поэтому-то у него, оглушенного ужасом и поверженного на землю, изменился и собственный вид, и стал он для других страшен» ³⁴.

Были все основания для установления связи между этим видениям и апокалиптическим образом Христа (Апок., 1, 13), который по своей жуткой необычности превзойдён лишь чудовищным семиглазым агнцем с семью рогами (Апок., V, 6). Трудно понять соотношение этой фигуры с евангельским Христом. Видение брата Николая уже в его время стало истолковываться особым образом. В 1508 году, гуманист Карл Бовиллус писал своему другу: «Я хотел бы исправить тот лик, который привиделся ему на небе в звездную ночь, когда он предавался молитве и созерцанию. А именно, человеческий лик с устрашающим видом, полным гнева и угрозы» и так далее ³⁵. Это истолкование вполне соответствует современной амплификации (Апок., I, 13) ³⁶. Не нужно забывать и о других видениях брата Николая, например, Христа в медвежьей шкуре, Господа и его Жены — с братом Николаем как сыном и тому подобное. В значительной своей части они выказывают столь же далёкие от догматики черты.

С этим великим видением традиционно связывается образ Троицы в заксельнской церкви, а также символ круга в так называемом «Трактате паломника»: брат Николай показал навестившему его паломнику этот образ. Бланке полагает, вопреки традиции, что между видением и образом Троицы нет никакой связи ³⁷. Мне кажется, что в данном случае скептицизм заходит слишком далеко. Интерес брата к образу круга должен был иметь основания. Подобные видения часто вызывают смятение и расстройство (сердце при этом «разрывается на части»). Опыт учит, что «оберегающий круг», мандала, издавна является средством против хаотических состояний духа. Вполне понятно поэтому, что брат был очарован символом круга. Но истолкование ужасного видения как богооткровенного не должно было им отвергаться. Связь видения и образа Троицы в Заксельне с символом круга кажется мне весьма вероятной, если исходить из внутренних, психологических оснований.

Видение было, несомненно, возбуждающим страх, вулканическим. Оно прорвалось в религиозное миросозерцание брата Николая без догматического введения и без экзегетического комментария.

Естественно, оно потребовало длительной работы для ассимиляции, чтобы привести в порядок душу и видение мира в целом, восстановить нарушенное равновесие. Это переживание истолковывалось на основе непоколебимой в то время догматики, которая доказала свою способность ассимиляции.

Страшная жизненность видения была преобразована в прекрасную наглядность идеи Троицы. Не будь этого догматического основания, последствия видения с его жуткой фактичностью могли бы быть совсем иными. Вероятно, они привели бы к искажению христианских представлений о Боге и нанесли величайший вред самому брату Николаю, которого признали бы тогда не святым, а еретиком (если не психически больным), и вся его жизнь, возможно, закончилась бы крушением.

Данный пример показывает полезность догматических символов. С их помощью поддаются формулировке столь же могущественные, сколь и опасные душевные переживания, которые из-за их всевластности вполне можно назвать «богооткровенными». Символы дают пережитому форму и способ вхождения в мир человечески-ограниченного понимания, не искажая при этом его сущности, без ущерба для его высшей значимости. Лик гнева Божьего (можно встретить его также у Якоба Бёме) плохо сочетается с новозаветным Богом — любящим Отцом небесным.

Видение легко могло стать источником внутреннего конфликта. Нечто подобное присутствовало в самом духе времени конца XV века, когда Николай Кузанский своей формулой соmlexio oppositorum пытался предотвратить нараставшую угрозу церковного раскола. Вскоре после этого у многих заново рождавшихся в протестантизме происходит столкновение с переживанием яхвистического бога — божества, содержащиеся в котором противоположности ещё не отделились друг от друга.

Брат Николай обладал определёнными навыками и опытом медитации, он оставил дом и семью, долго жил в одиночестве, глубоко заглянул в то тёмное зеркало, в котором отразился чудесный и страшный свет изначального. Развивавшийся на протяжении многих тысячелетий догматический образ божества в этой ситуации сработал как спасительное лекарство. Он помог ему ассимилировать фатальный прорыв архетипического образа и тем самым избегнуть разрушения его собственной души. Ангелус Силезиус был не настолько удачлив: его раздирали внутренние контрасты, ибо к его времени гарантированная догматами крепость церкви была уже поколеблена.

Якобу Бёме бог был известен и как «пламя гнева», и как истинно сокровенный. Но ему удалось соединить глубинные противоположности с помощью христианской формулы «Отец — Сын», включив в неё своё гностическое (но в основных пунктах все же христианское) мировоззрение. Иначе он стал бы дуалистом. Кроме того, ему на помощь пришла алхимия, в которой уже издавна подготавливалось соединение противоположностей. Но все же не зря у него изображающая божество мандала (приведена в «Сорока вопросах о душе») содержит отчётливые следы дуализма. Они состоят из тёмной и светлой частей, причём соответствующие полусферы разделяются, вместо того чтобы сходиться ³⁸.

Формулируя коллективное бессознательное, догмат замещает его в сознании. Поэтому католическая форма жизни в принципе не знает психологической проблематики. Жизнь коллективного бессознательного преднаходится в догматических архетипических представлениях, и безостановочно протекает в ритуалах и символике. Жизнь коллективного бессознательного открывается во внутреннем мире католической души. Коллективное бессознательное, каким мы знаем его сегодня, ранее вообще никогда не было психологическим. До христианской церкви существовали античные мистерии, а они восходят к седой древности неолита. У человечества никогда не было недостатка в могущественных образах, которые были магической защитной стеной против жуткой жизненности, таящейся в глубинах души. Бессознательные формы всегда получали выражение в защитных и целительных образах и тем самым выносились в лежащее за пределами души космическое пространство.

Предпринятый Реформацией штурм образов буквально пробил брешь в защитной стене священных символов. С тех пор они рушатся один за другим. Они сталкиваются, отвергаются пробуждённым разумом. К тому же, их значение давно забыто. Впрочем, забыто ли? Может быть, вообще никогда не было известно, что они означали, и лишь в Новое время протестантское человечество стало поражаться тому, что ничего не знает о смысле непорочного зачатия, о божественности Христа или о сложностях догмата о троичности? Может даже показаться, что эти образы принимались без сомнений и рефлексии, что люди относились к ним так же, как к украшению рождественской елки или крашеным пасхальным яйцам — совершенно не понимая, что означают эти обычаи. На деле люди как раз потому почти никогда не задаются вопросом о значении архетипических образов, что эти образы полны смысла. Боги умирают время от времени потому, что люди вдруг обнаруживают, что их боги ничего не значат, сделаны человеческой рукой из дерева и камня и совершенно бесполезны.

На самом деле обнаруживается лишь то, что человек ранее совершенно не задумывался об этих образах. А когда он начинает о них думать, он прибегает к помощи того, что сам он называет «разумом», но что в действительности представляет собой только сумму его близорукости и предрассудков.

История развития протестантизма является хроникой штурма образов. Одна стена падала за другой. Да и разрушать было не слишком трудно после того, как был подорван авторитет церкви.

Большие и малые, всеобщие и единичные, образы разбивались один за другим, пока наконец не пришла царствующая ныне ужасающая символическая нищета. Тем самым ослабились и силы церкви: она превратилась в твердыню без бастионов и казематов, в дом с рухнувшими стенами, в который ворвались все ветры и все невзгоды мира. Прискорбное для исторического чувства крушение самого протестантизма, разбившегося на сотни деноминаций, является верным признаком того, что этот тревожный процесс продолжается. Протестантское человечество вытолкнуто за пределы охранительных стен, и оказалось в положении, которое ужаснуло бы любого естественно живущего человека. Но просвещённое сознание не желает ничего об этом знать, и в результате повсюду ищет то, что утратило в Европе. Изыскиваются образы и формы созерцания, способные действовать, способные успокоить сердце и утолить духовную жажду, — и сокровища находятся на Востоке.

Само по себе это не вызывает каких-либо возражений. Никто не принуждал римлян импортировать в виде ширпотреба азиатские культуры. Если бы германские народы не прониклись до глубины души христианством, называемым сегодня «чужеродным» ³⁹, то им легко было бы его отбросить, когда поблек престиж римских легионов. Но христианство осталось, ибо соответствовало имевшимся архетипичсским образам. С ходом тысячелетий оно стало таким, что немало удивило бы своего основателя, еесли бы он был жив; христианство у негров или индейцев даёт повод для исторических размышлений. Почему бы Западу действительно не ассимилировать восточные формы? Ведь римляне отправлялись ради посвящения в Элевсин, Самофракию и Египет. В Египет с подобными целями совершались самые настоящие туристические вояжи.

Боги Эллады и Рима гибли от той же болезни, что и наши христианские символы. Как и сегодня, люди тогда обнаружили, что ранее совсем не задумывались о своих богах. Чужие боги, напротив, обладали нерастраченной мана. Их имена были необычны и непонятны, деяния темны, в отличие от хорошо известной скандальной хроники Олимпа. Азиатские символы были недоступны пониманию, а потому не казались банальными в отличие от собственных состарившихся богов. Безоглядное принятие нового и отбрасывание старого не превращалось тогда в проблему.

Является ли это проблемой сегодня? Можем ли мы облечься, как в новое платье, в готовые символы, выросшие на азиатской экзотической почве, пропитанные чужой кровью, воспетые на чуждых языках, вскормленные чужими культами, развивавшиеся по ходу чужой истории? Нищий, нарядившийся в княжеское одеяние, или князь в нищенских лохмотьях? Конечно, и это возможно, хотя может быть в нас самих ещё жив наказ — не устраивать маскарад, а шить самим свою одежду.

Я убеждён в том, что растущая скудость символов не лишена смысла. Подобное развитие обладает внутренней последовательностью. Теряется всё то, о чём не задумываются, что тем самым не вступает в осмысленное отношение с развивающимся сознанием. Тот, кто сегодня пытается, подобно теософам, прикрыть собственную наготу роскошью восточных одежд, просто не верен своей истории. Сначала приложили все усилия, чтобы стать нищими изнутри, а потом позируют в виде театрального индийского царя. Мне кажется, что лучше уж признаться в собственной духовной нищете и утрате символов, чем претендовать на владение богатствами, законными наследниками которых мы ни в коем случае не являемся. Нам по праву принадлежит наследство христианской символики, только мы его где-то растратили. Мы дали пасть построенному нашими отцами дому, а теперь пытаемся влезть в восточные дворцы, о которых наши предки не имели ни малейшего понятия. Тот, кто лишился исторических символов и не способен удовлетвориться «эрзацем», оказывается сегодня в тяжёлом положении. Перед ним зияет ничто, от которого он в страхе отворачивается. Хуже того, вакуум заполняется абсурдными политическими и социальными идеями, отличительным признаком которых является духовная опустошённость. Не удовлетворяющийся школьным всезнайством вынужден честно признаться, что у него осталось лишь так называемое доверие к Богу. Тем самым выявляется — ещё более отчётливо — растущее чувство страха. И не без оснований — чем ближе Бог, тем большей кажется опасность. Признаваться в собственной духовной бедности не менее опасно: кто беден, тот полон желаний, а желающий навлекает на себя судьбу. Как верно гласит швейцарская поговорка: «За богатым стоит один дьявол, за бедняком — два». Подобно тому, как в христианстве обет мирской бедности применим по отношению к благам мира сего, духовная бедность означает отречение от фальшивых богатств духа — не только от скудных остатков великого прошлого, именуемых сегодня «протестантской церковью», но также от всех экзотических соблазнов. Она необходима, чтобы в холодном свете сознания возникла картина оголенного мира. Эту бедность мы унаследовали уже от наших отцов.

Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец. Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдём на уроках до этого раздела. Когда же пришёл этот долгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешайте мне с той поры смертельно скучать, слушая все толки о религии.

Наш интеллект неслыханно обогатился вместе с разрушением нашего духовного дома. Мы убедились к настоящему времени, что даже с постройкой самого большого телескопа в Америке мы не откроем за звездными туманностями эмпирей, что наш взгляд обречён на блуждание в мёртвой пустоте неизмеримых пространств. Не будет нам лучше и от того, что откроет математическая физика в мире бесконечно малого. Наконец, мы обращаемся к мудрости всех времён и всех народов и обнаруживаем, что все по-настоящему ценное уже давно было высказано на самом прекрасном языке.

Подобно жадным детям, мы протягиваем руку к этим сокровищам мудрости и думаем, что если нам удастся их схватить, то они уже наши. Но мы не способны оценить то, что хватаем, руки устают, а сокровища всё время ускользают. Они перед нами, повсюду, насколько хватает глаз. Все богатства превращаются в воду, как у того ученика чародея, который тонет в им самим вызванных водах ⁴⁰. Ученик чародея придерживается спасительного заблуждения, согласно которому одна мудрость хороша, а другая плоха. Из такого рода учеников выходят беспокойные больные, верующие в собственную пророческую миссию.

Искусственное разделение истинной и ложной мудрости ведёт к такому напряжению в душе, что из него рождаются одиночество и мания, подобные тем, что характерны для морфинистов, мечтающих найти сотоварищей по пороку.

Когда улетучивается принадлежащее нам по праву родства наследство, тогда мы можем сказать вместе с Гераклитом, что наш дух спускается со своих огненных высот. Обретая тяжесть, дух превращается в воду, а интеллект с его люциферовской гордыней овладевает престолом духа.

Patris potestas («отеческую власть») над душой может себе позволить дух, но никак не земнорождённый интеллект, являющийся мечом или молотом в руках человека, но не творцом его духовного мира, отцом души. Это хорошо отмечено Клагесом, решительным было восстановление приоритета духа и у Шелера — оба мыслителя принадлежат к той мировой эпохе, когда дух является уже не свыше, не в виде огня, а пребывает внизу в виде воды. Путь души, ищущей потерянного отца, — подобно Софии, ищущей Бюфос ⁴¹, — ведёт к водам, к этому тёмному зеркалу, лежащему в основании души. Избравший себе в удел духовную бедность (подлинное наследие пережитого до конца протестантизма) вступает на путь души, ведущий к водам. Вода — это не приём метафорической речи, но жизненный символ пребывающей во тьме души.

Лучше проиллюстрировать это на конкретном примере (на месте этого человека могли бы оказаться многие другие). Протестантскому теологу часто снился один и тот же сон: он стоит на склоне, внизу лежит глубокая долина, а в ней тёмное озеро. Во сне он знает, что до сего момента что-то препятствовало ему приблизиться к озеру. На этот раз он решается подойти к воде. Когда он приближается к берегу, становится темно и тревожно, и вдруг порыв ветра пробегает по поверхности воды. Тут его охватывает панический страх, и он просыпается.

Этот сон содержит природную символику. Сновидец нисходит к собственным глубинам, и путь его ведёт к таинственной воде. И здесь совершается чудо купальни Вифезда ⁴²: спускается ангел и возмущает воды, которые тем самым становятся исцеляющими. Во сне это ветер, Пневма, дующий туда, куда пожелает. Требуется нисхождение человека к воде, чтобы вызвать чудо оживления вод. Дуновение духа, проскользнувшее по тёмной воде, является страшным, как и всё то, причиной чего не выступает сам человек, либо причину чего он не знает. Это указание на невидимое присутствие, на нумен ⁴³. Ни человеческое ожидание, ни волевые усилия не могут даровать ему жизни. Дух живёт у самого себя, и дрожь охватывает человека, если дух для него до той поры сводился к тому, во что верят, что сами делают, о чём написано в книгах или о чём говорят другие люди. Когда же дух спонтанно является, то его принимают за привидение, и примитивный страх овладевает рассудком. Так описали мне деяния ночных богов старики племени Элгоньи в Кении, называя их «делателями страха». «Он приходит к тебе. — говорят они, — как холодный порыв ветра. И ты дрожишь, а он кружится и насвистывает в высокой траве». Таков африканский Пан, бродящий с тростниковой флейтой и пугающий пастухов.

Но точно так же пугало во сне дуновение духа и нашего пастора, пастуха стад, подошедшего в сумерках к поросшему тростником берегу, к водам, лежащим в глубокой долине души. К природе, к деревьям, скалам и источникам вод спускается некогда огненный дух, подобно тому старцу в «Заратустре» Ницше, что устал от человечества и удалился в лес, чтобы вместе с медведями бурчанием приветствовать творца. Видимо, нужно вступить на ведущий всегда вниз путь вод, чтобы поднять вверх клад, драгоценное наследие отцов.

В гностическом гимне о душе сын посылается родителями искать жемчужину, утерянную из короны его отца-короля. Она покоится на дне охраняемого драконом глубокого колодца, расположенного в Египте — земле сладострастия и опьянения, физического и духовного изобилия. Сын и наследник отправляется, чтобы вернуть драгоценность, но забывает о своей задаче, о самом себе, предастся мирской жизни Египта, чувственным оргиям, пока письмо отца не напоминает ему, в чём состоит его долг. Он собирается в путь к водам, погружается в тёмную глубину колодца, на дне которого находит жемчужину. Она приводит его в конце концов к высшему блаженству.

Этот приписываемый Бардесану гимн принадлежит временам, которые во многом подобны нашему времени. Человечество искало и ждало, и была рыба — Levatus de profundo ⁴⁴ — из источника, ставшего символом исцеления ⁴⁵. Пока я писал эти строки, мне пришито письмо из Ванкувера, написанное рукой неизвестного мне человека. Он дивился собственным сновидениям, в которых он постоянно имеет дело с водой: «Почти всё время мне снится вода: либо я принимаю ванну, либо вода переполняет ватерклозет, либо лопается труба, либо мой дом сдвигается к краю воды, либо кто-то из знакомых тонет, либо я сам стараюсь выбраться из воды, либо я принимаю ванну, а она переполнена» и так далее. Вода является чаще всего встречающимся символом бессознательного. Покоящееся в низинах море — это лежащее ниже уровня сознания бессознательное.

По этой причине оно часто обозначается как «подсознательное», нередко с неприятным привкусом неполноценного сознания. Вода есть «дух дольний», водяной дракон даосизма, природа которого подобна воде, Ян, принятый в лоно Инь. Психологически вода означает ставший бессознательным дух. Поэтому сон теолога говорил ему, что в водах он может почувствовать действие животворного духа, исцеляющего подобно купальне Вифезда.

Погружение в глубины всегда предшествует подъёму. Так, другому теологу ⁴⁶ снилось, что он увидел на горе замок Святого Грааля. Он идёт по дороге, подводящей, кажется, к самому подножию горы, к началу подъёма. Приблизившись к горе, он обнаруживает, к своему величайшему удивлению, что от горы его отделяет пропасть, узкий и глубокий обрыв, далеко внизу шумят подземные воды ⁴⁷. Но к этим глубинам по круче спускается тропинка, которая вьётся вверх и по другой стороне. Тут видение померкло, и спящий проснулся. И в данном случае сон говорит о стремлении подняться к сверкающей вершине и о необходимости сначала погрузиться в тёмные глубины, снять с них покров, что является непременным условием восхождения. В этих глубинах таится опасность; благоразумный избегает опасности, но тем самым теряет и то благо, добиться которого невозможно без смелости и риска.

Истолкование сновидений сталкивается с сильным сопротивлением со стороны сознания, знающего «дух» только как нечто пребывающее в вышине. По видимости, «дух» всегда нисходит сверху, а снизу поднимается всё мутное и дурное. При таком понимании «дух» означает высшую свободу, парение над глубинами, выход из темницы хтонического. Такое понимание оказывается убежищем для всех страшащихся «становления». Вода, напротив, по-земному осязаема, она является текучестью тел, над которыми господствуют влечения, это кровь и кровожадность, животный запах и отягченость телесной страстью. Бессознательна та душа, которая скрывается от дневного света сознания — духовно и морально ясного — в той части нервной системы, которая с давних времён называется Sympathicus. В отличие от цереброспинальной системы, поддерживающей восприятие и мускульную деятельность, дающей власть над окружающим пространством, симпатическая система, не имея специальных органов чувств, сохраняет жизненное равновесие. Через возбуждение этой системы пролегает таинственный путь не только к вестям о внутренней сущности чужой жизни, но и к деятельности, изучаемой ей. Симпатическая система является наружной частью коллективной жизни и подлинным основанием participation mystique, тогда как цереброспиальная функция возвышается над ней в виде множества обособленных «Я». Поэтому она уловима только посредством того, что имеет пространственную поверхность, внешность. В последней все переживает как внешнее, в первой — как внутреннее.

Бессознательное обычно считают чем-то вроде футляра, в котором заключено интимно-личностное, то есть примерно тем, что Библия называет «сердцем», и что, помимо всего прочего, содержит и все дурные помыслы. В камерах сердца обитают злые духи крови, внезапного гнева и чувствительных пристрастий. Так выглядит бессознательное с точки зрения сознания. Но сознание, по своей сущности, является родом деятельности большого головного мозга; оно раскладывает все на составные части и способно видеть все лишь в индивидуальном обличье. Не исключая и бессознательного, которое трактуется им как моё бессознательное. Тем самым, погружение в бессознательное понимается как спуск в полные влечения теснины эгоцентрической субъективности. Мы оказываемся в тупике, хотя думаем, что освобождаемся, занимаясь ловлей всех тех злых зверей, что населяют пещеру подземного мира души.

Тот, кто смотрит в зеркало вод, видит прежде всего собственное отражение. Идущий к самому себе рискует с самим собой встретиться. Зеркало не льстит, оно верно отображает то лицо, которое мы никогда не показываем миру, скрывая его за Персоной, за актёрской личиной. Зеркало указывает на наше подлинное лицо. Такова проверка мужества на пути вглубь, проба, которой достаточно для большинства, чтобы отшатнуться, так как встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным. Обычно все негативное проецируется на других, на внешний мир. Если человек в состоянии увидеть собственную Тень и вынести это знание о ней, задача, хотя и в незначительной части, решена: уловлено по крайней мере личностное бессознательное.

Тень является жизненной частью личностного существования, она в той или иной форме может переживаться. Устранить её безболезненно — с помощью доказательств или разъяснений — невозможно. Подойти к переживанию Тени необычно трудно, так как на первом плане оказывается уже не человек в его целостности; Тень напоминает о его беспомощности и бессилие. Сильные натуры (не стоит ли их назвать скорее слабыми?) не любят таких отображений и выдумывают для себя какие-нибудь героические «по ту сторону добра и зла», разрубают гордиевы узлы вместо того, чтобы их развязать. Но раньше или позже результат будет тем же самым. Необходимо ясно осознать: имеются проблемы, которые просто невозможно решить собственными средствами. Такое признание имеет достоинство честности, истинности и действительности, а потому закладывает сознание для компенсаторской реакции коллективного бессознательного. Иначе говоря, появляется способность услышать мысль, готовую прийти на помощь, воспринять то, чему ранее не дано было выразиться в слове. Тогда мы начинаем обращать внимание на сновидения, возникающие в такие жизненные моменты, обдумывать события, которые как раз в это время начинают с нами происходить. Если имеется подобная установка, то могут пробудиться и вмешаться силы, которые дремлют в глубинной природе человека, и готовы прийти к нему на помощь. Беспомощность и слабость являются вечными переживаниями и вечными вопросами человечества, а потому имеется и совечный им ответ, иначе человек давно бы уже исчез с лица земли. Когда уже сделано всё, что было возможно, остаётся нечто сверх того, что можно было бы сделать, еесли бы было знание. Но много ли человек знает о самом себе? Судя по всему имеющемуся у него опыту, очень немного. Для бессознательного остаётся вполне достаточно пространства. Молитва требует, как известно, сходной установки, а потому и приводит к соответствующим эффектам.

Необходимая реакция коллективного бессознательного выражается в архетипически оформленных представлениях. Встреча с самим собой означает, прежде всего, встречу с собственной Тенью.

Это теснина, узкий вход, и тот, кто погружается в глубокий источник, не может оставаться в этой болезненной узости. Необходимо познать самого себя, чтобы тем самым знать, кто ты есть, — поэтому за узкой дверью он неожиданно обнаруживает безграничную ширь, неслыханно неопределённую, где нет внутреннего и внешнего, верха и низа, здесь или там, моего и твоего, нет добра и зла.

Таков мир вод, в котором свободно возвышается всё живое. Здесь начинается царство «Sympaticus», души всего живого, где «Я» нераздельно есть и то, и это, где «Я» переживаю другого во мне, а другой переживает меня в себе. Коллективное бессознательное менее всего сходно с закрытой личностной системой, это открытая миру и равная ему по широте объективность. «Я» есть здесь объект всех субъектов, то есть все полностью перевёрнуто в сравнении с моим обычным сознанием, где «Я» являюсь субъектом и имею объекты. Здесь же «Я» нахожусь в самой непосредственной связи со всем миром — такой, что мне легко забыть, кто же «Я» в действительности. «Я потерял самого себя» — это хорошее выражение для обозначения такого состояния. Эта Самость (Das Selbst) является миром или становится таковым, когда его может увидеть какое-нибудь сознание. Для этого необходимо знать, кто ты есть.

Едва соприкоснувшись с бессознательным, мы перестаём осознавать самих себя. В этом главная опасность, инстинктивно ощущаемая дикарём, находящимся ещё столь близко к этой плероме, от которой он испытывает ужас. Его неуверенное в себе сознание стоит ещё на слабых ногах; оно является ещё детским, всплывающим из первоначальных вод. Волна бессознательного легко может его захлестнуть, и тогда он забывает о себе и делает вещи, в которых не узнает самого себя.

Дикари поэтому боятся несдерживаемых эффектов — сознание тогда слишком легко уступает место одержимости.

Все стремления человечества направлялись на укрепление сознания. Этой цели служили ритуалы «representations collectives», догматы; они были плотинами и стенами, воздвигнутыми против опасностей бессознательного, этих perils of the soul. Первобытный ритуал не зря включал в себя изгнание духов, освобождение от чар, предотвращение недобрых предзнаменований, искупление, очищение и аналогичные им, то есть магические действия. С тех древнейших времён воздвигались стены, позднее ставшие фундаментом церкви. Стены обрушились, когда от старости ослабели символы. Воды поднялись выше, и, подобные бушующим волнам, катастрофы накатываются на человечество. Религиозный вождь индейцев из Таоспуэбло, именуемый Локо Тененте Гобернадор, однажды сказал мне: «Американцам стоило бы перестать теснить нашу религию, потому что когда она исчезнет, когда мы больше не сможем помогать нашему Отцу-Солнцу двигаться по небу, то и американцы, и весь мир через десять лет увидят, как перестанет всходить Солнце». Это значит, что настанет ночь, погаснет свет сознания, прорвётся тёмное море бессознательного.

Первобытное или нет, человечество всегда стоит на пограничье с теми вещами, которые действуют самостоятельно и нами не управляемы. Весь мир хочет мира, и все снаряжаются к войне согласно аксиоме: si vis pacem — para bellum («Если хочешь мира, готовься к войне») — возьмём только один пример. Человечество ничего не может поделать с самим собой, и боги, как и прежде, определяют его судьбы. Сегодня мы именуем богов «факторами», от facere — «делать». Делатель стоит за кулисами мирового театра, как в больших, так и в малых делах. В нашем сознании мы господа над самими собой; нам кажется, будто мы и есть «факторы». Но стоит только шагнуть сквозь дверь Тени, и мы с ужасом обнаруживаем, что мы сами есть объект влияния каких-то «факторов». Знать об этом в высшей степени малоприятно: ничто так не разочаровывает, как обнаружение собственной недостаточности. Возникает даже повод для примитивной паники, поскольку пробуждается опасное сомнение относительно тревожно сберегавшейся веры в превосходство сознания. Действительно, сознание было тайной для всех человеческих свершений. Но незнание не укрепляет безопасности, оно, напротив, увеличивает опасность — так что лучше уж знать, несмотря на все страхи, о том, что нам угрожает. Правильная постановка вопроса означает наполовину решённую проблему. Самая большая опасность для нас проистекает из необозримости психических реакций. С древнейших времён наиболее рассудительные люди понимали, что любого рода внешние исторические условия — лишь повод для действительно грозных опасностей, а именно социально-политических безумий, которые не представляют каузально необходимых следствий внешних условий, но в главном были порождены бессознательным.

Эта проблематика является новой, поскольку во все предшествующие времена люди в той или иной форме верили в богов. Потребовалось беспримерное обеднение символики, чтобы боги стали открываться как психические факторы, а именно как архетипы бессознательного. Это открытие кажется пока недостоверным. Для убеждения нужен опыт вроде того, что в виде наброска присутствовал в сновиденьях теолога. Только тогда будет испытан дух в его кружении над водами. С тех пор как звезды пали с небес и поблекли наши высшие символы, сокровенная жизнь пребывает в бессознательном. Поэтому сегодня мы имеем психологию и говорим о бессознательном.

Всё это было и является излишним для тех времён и культурных форм, которые обладают символами.

Тогда это символы горнего духа, и дух тогда пребывает свыше. Людям тех времён попытки вживаться в бессознательное или стремление его исследовать показались бы безумным или бессмысленным предприятием. Для них в бессознательном не было ничего, кроме спокойного и ничем не затронутого господства природы. Но наше бессознательное скрывает живую воду, то есть ставший природой дух.

Тем самым была повреждена и природа. Небеса превратились в физикалистское мировое пространство, а божественный эмпирей стал лишь прекрасным воспоминанием о былом. Наше «но сердце пылает», наше тайное беспокойство гложет корни нашего бытия. Вместе с Вёлюспой мы можем спросить: «О чем шепчется Вотан с черепом Мимира? Уже кипит источник» ⁴⁸.

Обращение к бессознательному является для нас жизненно важным вопросом. Речь идёт о духовном бытии или небытии. Люди, сталкивающиеся в сновидениях с подобным опытом, знают, что сокровище покоится в глубинах вод, и стремятся поднять его. Но при этом они никогда не должны забывать, кем они являются, не должны ни при каких обстоятельствах расставаться с сознанием. Тем самым они сохраняют точку опоры на земле; они уподобляются — говоря языком притчи — рыбакам, вылавливающим с помощью крючка и сети всё то, что плавает в воде. Глупцы бывают полные и не полные. Если есть и такие глупцы, что не понимают действий рыбаков, то уж сами-то они не ошибутся по поводу мирского смысла своей деятельности. Однако её символика на много столетий старше, чем, скажем, неувядаемая весть о Святом Граале. Не каждый ловец рыбы является рыбаком.

Часто эта фигура предстаёт на инстинктивном уровне, и тогда ловец оказывается выдрой, как нам это известно, например, по сказкам о выдрах Оскара А. Х. Шмитца.

Смотрящий в воду видит, конечно, собственное лицо, но вскоре на поверхность начинают выходить и живые существа; да, ими могут быть и рыбы, безвредные обитатели глубин. Но озеро полно призраков, водяных существ особого рода. Часто в сети рыбаков попадают русалки, женственные полурыбы-полулюди. Русалки зачаровывают: «Наlb zog sie ihn, halb sank er hin Und ward nicht mehr gesehen» (нем. «Она наполовину высунулась из воды, он наполовину погрузился, и больше его уже не видели».) Русалки представляют собой инстинктивную первую ступень этого колдовского женского существа, которое мы называем Анимой. Известны также сирены, мелюзины, феи, ундины, дочери лесного короля, ламии, суккубы, заманивающие юношей и высасывающие из них жизнь. Морализирующие критики сказали бы, что эти фигуры являются проекциями чувственных влечений и предосудительных фантазий. У них есть известное право для подобных утверждений. Но разве это вся правда? Подобные существа появляются в древнейшие времена, когда сумеречное сознание человека ещё было вполне природным. Духи лесов, полей и вод существовали задолго до появления вопроса о моральной совести. Кроме того, боялись этих существ настолько, что даже их впечатляющие эротические повадки не считались главной их характеристикой. Сознание тогда было намного проще, его владения смехотворно малы. Огромная доля того, что воспринимается нами сегодня как часть нашей собственной психики, жизнерадостно проецировалась дикарём на более широкое поле.

Слово «проекция» даже не вполне подходит, так как ничто из души не выбрасывается за её пределы. Скорее, наоборот, сложность души — а мы знаем её таковой сегодня — является результатом ряда актов интроекции. Сложность души росла пропорционально потере одухотворённости природы. Жуткая Хульдин из Анно называется сегодня «эротической фантазией», которая болезненна и осложняет нашу жизнь. Но ту же фантазию мы ничуть не реже встречаем в виде русалки; она предстаёт и как суккуб, в многочисленных ведьмовских образах. Она вообще постоянно даёт знать о своей невыносимой для нас самостоятельности — психическое содержание приходит не по его собственным законам. Иногда оно вызывает очарованность, которую можно принять за самое настоящее колдовство; иногда ведёт к состояниям страха, такого, что может соперничать со страхом дьявола. Дразнящее женское существо появляется у нас на пути в различных превращениях и одеяниях, разыгрывает, вызывает блаженные и пагубные заблуждения, депрессии, экстазы, неуправляемые эффекты и так далее. Даже в виде переработанных разумом интроекций русалка не теряет своей шутовской природы. Ведьма беспрестанно замешивает свои нечистые приворотные и смертельные зелья, но её магический дар направлен своим острием на интригу и самообман. Хотя он не так заметен, но не становится от этого менее опасным.

Откуда у нас смелость называть этот эльфический дух «Анимой?» Ведь «Анимой» называют душу, обозначая тем самым нечто чудесное и бессмертное. Однако так было не всегда. Не нужно забывать, что это догматическое представление о душе, целью которого является уловление и заклятие чего-то необычно самодеятельного и жизненного. Немецкое слово «душа», Seele, через свою готическую форму Saiwalo состоит в близком родстве с греческим термином, означающим «подвижный», «переливчатый» — нечто вроде бабочки, перелетающей с цветка на цветок, живущей медом и любовью. В гностической типологии «душевный человек» стоит между «духовным» и, наконец, теми низкими душами, которые должны всю вечность поджариваться в аду. Даже совсем безвинная душа некрещеного новорождённого, по крайней мере, лишена видения Бога. Для дикарей душа является магическим дуновением жизни (отсюда — «аnima») или пламенем. Соответствуют этому и неканонизированные «речения Иисуса»: «Кто приближается ко мне, приближается к огню». По Гераклиту, на высших уровнях душа огненна и суха. Жизненна одушевлённая сущность. Душа является жизненным началом в человеке, тем, что живёт из самого себя и вызывает жизнь.

Затем вдувает Бог Адаму дыхание жизни, чтобы он стал душою живою. Своей хитроумной игрой! душа приводит к жизни пассивное и совсем к ней не стремящееся вещество. Чтобы возникшая жизнь не исчезла, душа убеждает её в самых невероятных вещах.

Она ставит западни и капканы, чтобы человек пал, спустился на землю, жил на ней и был к ней привязан; уже Ева в раю не могла не уговорить Адама вкусить от запретного плода. Не будь этой переливчатой подвижности души, при всём своём хитроумии и великих стремлениях человек пришёл бы к мертвому покою ⁴⁹. Своеобразная разумность является её поверенным, своеобразная мораль даёт ей благословение. Иметь душу значит подвергаться риску жизни, ведь душа есть демон — податель жизни, эльфическая игра которого со всех сторон окружает человека. Поэтому в догмах этот демон наказуется проклятиями и искупается благословениями, далеко выходящими за пределы человечески возможного. Небеса и ад — вот судьба души, а не человека как гражданского лица, который в своей слабости и тупоумии не представляет себе никакого небесного Иерусалима.

Анима — это не душа догматов, не аnima rationalis, то есть философское понятие, но природный архетип. Только он способен удовлетворительным образом свести воедино все проявления бессознательного, примитивных духов, историю языка и религии. Анима — это «фактор» в подлинном смысле этого слова. С ней ничего нельзя поделать; она всегда есть основа настроений, реакций, импульсов, всего того, что психически спонтанно. Она живёт из самой себя и делает нас живущими.

Это жизнь под сознанием, которое не способно её интегрировать — напротив, оно само всегда проистекает из жизни. Психическая жизнь по большей части бессознательна, охватывает сознание со всех сторон. Если отдавать себе отчёт хотя бы в этом, то очевидна, например, необходимость бессознательной готовности для того, чтобы мы могли узнать то или иное чувственное впечатление.

Может показаться, что в Аниме заключается вся полнота бессознательной душевной жизни, но это лишь один архетип среди многих, даже не самый характерный для бессознательного, один из его аспектов. Это видно уже по его женственной природе. То, что не принадлежит «Я» (а именно мужскому «Я»), является, по всей видимости, женским. Так как «не-Я» не принадлежит «Я» и преднаходится как нечто внешнее, то образ Анимы, как правило, проецируется на женщин. Каждому полу внутренне присущи и определённые черты противоположного пола. Из огромного числа генов мужчины лишь один имеет решающее значение для его мужественности. Небольшое количество женских генов, видимо, образует у него и женский характер, остающийся обычно бессознательным.

Вместе с архетипом Анимы мы вступаем в царство богов, ту сферу, которую оставляет за собой метафизика. Все относящееся к Аниме нуминозно, то есть безусловно значимо, опасно, табуированно, магично. Это змей-искуситель в раю тех безобидных людей, что переполнены благими намерениями и помыслами. Им он предоставляет и самые убедительные основания против занятий бессознательным.

Вроде того, что они разрушают моральные предписания и будят те силы, которым лучше было бы оставаться в бессознательном. Причём нередко в этом есть доля истины, хотя бы потому, что жизнь сама по себе не есть благо, она также является и злом. Желая жизни, Анима желает и добра, и зла. В эльфической жизненной сфере такие категории просто отсутствуют. И телесная, и душевная жизнь лишены скромности, обходятся без конвенциональной морали, и от этого становятся только более здоровыми. Анима верит в «калокагатию» ⁵⁰, а это первобытное состояние, возникающее задолго до всех противопоставлений эстетики и морали.

Понадобилось длительное христианское дифференцирование для прояснения того, что добро не всегда прекрасно, а красота совсем не обязательно добра. Парадоксальности соотношений этой супружеской пары понятий древние уделяли столь же мало внимания, как и представители первобытного стада. Анима консервативна, она в целостности сохраняет в себе древнее человечество. Поэтому она охотно выступает в исторических одеждах — с особой склонностью к нарядам Греции и Египта.

Можно сопоставить вышесказанное с тем, что писали такие «классики», как Райдер Хаггард и Пьер Бенуа. Ренессансное сновидение, Ipnerotomacchia Полифило ⁵¹ и «Фауст» Гёте равным образом глубоко удивили, если так можно сказать, Античность. Первого обременила царица Венера, второго — троянская Елена. Полный жизни эскиз Анимы в мире бидермайера и романтиков дала Анисла Яффе ⁵². Мы не станем приумножать число несомненных свидетельств, хотя именно они дают нам достаточно материала и подлинной, невымышленной символики, чтобы сделать плодотворными наши размышления. Например, когда возникает вопрос о проявлениях Анимы в современном обществе, я могу порекомендовать «Троянскую Елену» Эрскинса. Она не без глубины — ведь на всём действительно жизненном пребывает дыхание вечности. Анима есть жизнь по ту сторону всех категорий, поэтому она способна представать и в похвальном, и в позорном виде. Жить выпадает и царице небесной, и гусыне. Обращалось ли внимание на то, сколь несчастен жребий в легенде о Марии, оказавшейся среди божественных звезд?

Жизнь без смысла и без правил, жизнь, которой никогда не хватает её собственной полноты, постоянно противостоит страхам и оборонительным линиям человека, упорядоченного цивилизацией.

Нельзя не отдать ему должного, так как он не отгораживается от матери всех безумств и всякой трагедии. Живущий на Земле человек, наделённый животным инстинктом самосохранения, с самого начала своего существования находится в борьбе с собственной душой и её демонизмом. Но слишком просто было бы отнести её однозначно к миру мрака. К сожалению, это не так, ибо та же Анима может предстать и как ангел света, как «психопомп», явиться ведущей к высшему смыслу, о чём свидетельствует хотя бы Фауст.

Если истолкование Тени есть дело подмастерья, то прояснение Анимы — дело мастера. Связь с Анимой является пробой мужества и огненной ордалией для духовных и моральных сил мужчины. Не нужно забывать, что речь идёт об Аниме как факте внутренней жизни, а в таком виде она никогда не представала перед человеком, всегда проецировалась за пределы собственно психической сферы и пребывала вовне. Для сына в первые годы жизни Анима сливается с всесильной матерью, что затем накладывает отпечаток на всю его судьбу. На протяжении всей жизни сохраняется эта сентиментальная связь, которая либо сильно препятствует ему, либо, наоборот, даёт мужество для самых смелых деяний. Античному человеку Анима являлась либо как богиня, либо как ведьма; средневековый человек заменил богиню небесной госпожой или церковью. Десимволизированный мир протестанта привёл сначала к нездоровой сентиментальности, а потом к обострению моральных конфликтов, что логически вело к ницшеанскому «по ту сторону добра и зла» — именно вследствие непереносимости конфликта. В цивилизованном мире это положение ведёт, помимо всего прочего, к ненадёжности семейной жизни. Американский уровень разводов уже достигнут, если не превзойден, во многих европейских центрах, а это означает, что Анима обнаруживается преимущественно в проекциях на противоположный пол, отношения с которым становятся магически усложнёнными.

Данная ситуация, или, по крайней мере, её патологические последствия способствовали возникновению современной психологии в её фрейдовской форме — она присягает на верность тому мнению, будто основанием всех нарушений является сексуальность: точка зрения, способная лишь обострить уже имеющиеся конфликты. Здесь спутаны причина и следствие. Сексуальные нарушения никоим образом не представляют собой причины невротических кризисов; последние являются одним из патологических последствий плохой сознательной приспособленности. Сознание сталкивается с ситуацией, с задачами, до которых оно ещё не доросло. Оно не понимает того, что его мир изменился, что оно должно себя перенастроить, чтобы вновь приспособиться к миру. «Народ несёт печать зимы, она неизъяснима», — гласит перевод надписи на корейской стеле.

И в случае Тени, и в случае Анимы недостаточно иметь о них понятийное знание или размышлять о них. Невозможно пережить их содержание через вчувствование или восприятие. Бесполезно заучивать наизусть список названий архетипов. Они являются комплексами переживаний, вступающих в нашу личностную жизнь и воздействующих на неё как судьба. Анима выступает теперь не как богиня, но проявляется то как недоразумение в личностной области, то как наше собственное рискованное предприятие. К примеру, когда старый и заслуженно уважаемый учёный семидесяти лет бросает семью и женится на рыжей двадцатилетней актрисе, то мы знаем, что боги нашли ещё одну жертву. Так обнаруживается всесилие демонического в нашем мире — ведь ещё не так давно эту молодую даму легко было бы объявить ведьмой.

Судя по моему опыту, имеется немало людей определённого уровня интеллектуальной одарённости и образования, которые без труда улавливают идею Анимы и её относительной автономности (а также Анимуса у женщин). Значительно большие трудности приходится преодолевать психологам — пока они прямо не столкнутся с теми сложными феноменами, которые психология относит к сфере бессознательного. Если же психологи одновременно и практикующие врачи, то у них на пути стоит соматопсихологическое мышление, пытающееся изображать психические процессы при помощи интеллектуальных, биологических или физиологических понятий. Но психология не является ни биологией, ни физиологией, ни какой-либо иной наукой вообще, но только наукой, дающей знания о душе.

Данная нами картина неполна. Она проявляется прежде всего как хаотическое жизненное влечение, но в ней есть и нечто от тайного знания и сокровенной мудрости — в достойной удивления противоположности её иррационально-эльфической природе. Я хотел бы здесь вернуться к ранее процитированным авторам. «Она» Райдера Хаггарда названа им «Дочерью Мудрости»; у Бенуа царица Атлантиды владеет замечательной библиотекой, в которой есть даже утраченная книга Платона. Троянская Елена в своём перевоплощении изымается мудрым Симоном-магом из борделя в Тире и сопровождает его в странствиях. Я не зря сначала упомянул об этом весьма характерном аспекте Анимы, поскольку при первой встрече с ней она может показаться всем чем угодно, только не мудростью ⁵³. Как мудрость она является только тому, кто находится в постоянном общении с ней и в результате тяжкого труда готов признать ⁵⁴, что за всей мрачной игрой человеческой судьбы виднеется некий скрытый смысл, соответствующий высшему познанию законов жизни. Даже то, что первоначально выглядело слепой неожиданностью, теряет покров тревожной хаотичности и указывает на глубинный смысл. Чем больше он познан, тем быстрее теряет Анима характер слепого влечения и стремления. На пути хаотичного потока вырастают дамбы; осмысленное отделяется от бессмысленного, а когда они более не идентичны, уменьшается и сила хаоса — смысл теперь вооружается силою осмысленного, бессмыслица — силою лишённого смысла. Возникает новый космос. Сказанное является не каким-то новым открытием медицинской психологии, а древнейшей истиной о том, что из полноты духовного опыта рождается то учение, которое передаётся из поколения в поколение ⁵⁵.

Мудрость и глупость в эльфическом существе не только кажутся одним и тем же, они суть одно и то же, пока представлены одной Анимой. Жизнь и глупа, и наделена смыслом. Если не смеяться над первым и не размышлять над вторым, то жизнь становится банальной. Все тогда приобретает до предела уменьшенный размер: и смысл, и бессмыслица. В сущности, жизнь ничего не означает, пока нет мыслящего человека, который мог бы истолковать её явления. Объяснить нужно тому, кто не понимает. Значением обладает лишь непостигнутое. Человек пробуждается в мире, которого не понимает, вследствие чего он и стремится его истолковать.

Анима, и тем самым жизнь, лишены значимости, к ним неприложимы объяснения. Однако у них имеется доступная истолкованию сущность, ибо в любом хаосе есть космос, и в любом беспорядке — скрытый порядок, во всяком произволе непрерывность закона, так как всё сущее покоится на собственной противоположности. Для познания этого требуется разрешающий все в антиномических суждениях разум. Обратившись к Аниме, он видит в хаотическом произволе повод для догадок о скрытом порядке, то есть о сущности, устройстве, смысле. Возникает даже искушение сказать, что он их «постулирует», но это не соответствовало бы истине. Поначалу человек совсем не располагал холодным рассудком, ему не помогали наука и философия, а его традиционные религиозные учения для такой цели пригодны лишь весьма ограниченно. Он запутан и смущен бесконечностью своих переживаний, суждения со всеми их категориями оказываются тут бессильными. Человеческие объяснения отказываются служить, так как переживания возникают по поводу столь бурных жизненных ситуаций, что к ним не подходят никакие истолкования. Это момент крушения, момент погружения к последним глубинам, как верно заметил Апулей, аd instar voluntariae mentis («Наподобие самопроизвольного ума»). Здесь не до искусного выбора подходящих средств; происходит вынужденный отказ от собственных усилий, природное принуждение.

Не морально принаряженное подчинение и смирение по своей воле, а полное, недвусмысленное поражение, сопровождаемое страхом и деморализацией. Когда рушатся все основания и подпоры, нет ни малейшего укрытия, страховки, только тогда возникает возможность переживания архетипа, ранее скрытого в недоступной истолкованию бессмысленности Анимы. Это архетип смысла, подобно тому как Анима представляет архетип жизни. Смысл кажется нам чем-то поздним, поскольку мы не без оснований считаем, что сами придаём смысл чему-нибудь, и с полным на то правом верим, что огромный мир может существовать и без нашего истолкования.

Но каким образом мы придаём смысл? Откуда мы его в конечном счёте берем? Формами придания смысла нам служат исторически возникшие категории, восходящие к туманной древности, в чём обычно не отдают себе отчёта. Придавая смысл, мы пользуемся языковыми матрицами, происходящими, в свою очередь, от первоначальных образов. С какой бы стороны мы ни брались за этот вопрос, в любом случае необходимо обратиться к истории языка и мотивов, а она ведёт прямо к первобытному миру чуда. Возьмём для примера слово «идея». Оно восходит к платоновскому понятию вечных идей — первообразов, к «занебесному месту», в котором пребывают трансцендентные формы. Они предстают перед нашими глазами как imagines et lares ⁵⁶ или как образы сновидений и откровений. Возьмём, например, понятие «энергия», означающее физическое событие, и обнаружим, что ранее тем же самым был огонь алхимиков, флогистон — присущая самому веществу теплоносная сила, подобная стоическому первотеплу или гераклитовскому «вечно живому огню», стоящему уже совсем близко к первобытному воззрению, согласно которому во всём пребывает всеоживляющая сила, сила произрастания и магического исцеления, обычно называемая мана.

Не стоит нагромождать примеры. Достаточно знать, что нет ни одной существенной идеи либо воззрения без их исторических прообразов. Все они восходят в конечном счёте к лежащим в основании архетипическим праформам, образы которых возникли в то время, когда сознание ещё не думало, а воспринимало. Мысль была объектом внутреннего восприятия, она не думалась, но обнаруживалась в своей явленности, так сказать, виделась и слышалась. Мысль была, по существу, откровением, не чем-то искомым, а навязанным, убедительным в своей непосредственной данности.

Мышление предшествует первобытному «сознанию Я», являясь скорее объектом, нежели субъектом.

Последняя вершина сознательности ещё не достигнута, и мы имеем дело с предсуществующим мышлением, которое, впрочем, никогда не обнаруживалось как нечто внутреннее, пока человек был защищён символами. На языке сновидений: пока не умер отец или король.

Я хотел бы показать на одном примере, как «думает» и подготавливает решения бессознательное. Речь пойдёт о молодом студенте-теологе, которого я лично не знаю. У него были затруднения, связанные с его религиозными убеждениями, и в это время ему приснился следующий сон ⁵⁷.

Он стоит перед прекрасным старцем, одетым во все черное. Но знает, что магия у него белая. Маг долго говорит ему о чём-то, спящий уже не может припомнить, о чём именно. Только заключительные слова удержались в памяти: «А для этого нам нужна помощь чёрного мага». В этот миг открывается дверь и входит очень похожий старец, только одетый в белое. Он говорит белому магу: «Мне необходим твой совет», бросив при этом вопрошающий взгляд на спящего. На что белый маг ответил: «Ты можешь говорить спокойно, на нём нет вины». И тогда чёрный маг начинает рассказывать свою историю. Он пришёл из далёкой страны, в которой произошло нечто чудесное. А именно, земля управлялась старым королем, чувствовавшим приближение собственной смерти. Король стал выбирать себе надгробный памятник. В той земле было много надгробий древних времён, и самый прекрасный был выбран королем. По преданию, здесь была похоронена девушка. Король приказал открыть могилу, чтобы перенести памятник. Но когда захороненные там останки оказались на поверхности, они вдруг ожили, превратились в чёрного коня, тут же ускакавшего и растворившегося в пустыне. Он — чёрный маг — прослышал об этой истории и сразу собрался в путь и пошел по следам коня. Много дней он шёл, пересек всю пустыню, дойдя до другого её края, где снова начинались луга. Там он обнаружил пасущегося коня и там же совершил находку, по поводу которой он и обращается за советом к белому магу. Ибо он нашёл ключи от рая и не знает, что теперь должно случиться. В этот увлекательный момент спящий пробуждается.

В свете вышеизложенного нетрудно разгадать смысл сновидения: старый король является царственным символом. Он хочет отойти к вечному покою, причём на том месте, где уже погребены сходные «доминанты». Его выбор пал на могилу Анимы, которая, подобно спящей красавице, спит мёртвым сном, пока жизнь регулируется законным принципом (принц или рrinceps). Но когда королю приходит конец ⁵⁸, жизнь пробуждается и превращается в чёрного коня, который ещё в платоновской притче служил для изображения несдержанности страстной натуры. Тот, кто следует за конем, приходит в пустыню, то есть в дикую, удалённую от человека землю, образ духовного и морального одиночества. Но где-то там лежат ключи от рая.

Но что же тогда рай? По-видимому, Сад Эдема с его двуликим древом жизни и познания, четырьмя его реками. В христианской редакции это и небесный град Апокалипсиса, который, подобно Саду Эдема, мыслится как мандала. Мандала же является символом индивидуации.

Таков же и чёрный маг, находящий ключи для разрешения обременительных трудностей спящего, связанных с верой. Эти ключи открывают путь к индивидуации. Противоположность пустыня-рай также обозначает другую противоположность: одиночество — индивидуация (или самостановление).

Эта часть сновидения одновременно является заслуживающей внимания парафразой «речений Иисуса» (в расширенном издании Ханта и Гренфелла), где путь к небесному царству указывается животным и где в виде наставления говорится: «А потому познайте самих себя, ибо вы — град, а град есть царство». Далее встречается парафраза райского змея, соблазнившего прародителей на грех, что в дальнейшем привело к спасению рода человеческого Богом-Сыном. Данная каузальная связь дала повод офитам отождествить змея с Сотером (спасителем, избавителем). Чёрный конь и чёрный маг являются — и это уже оценка в современном духе — как будто злыми началами. Однако на относительность такого противопоставления добру указывает уже обмен одеяниями. Оба мага представляют собой две ипостаси старца, высшего мастера и учителя, архетипа духа, который представляет скрытый в хаотичности жизни предшествующий смысл. Он — отец души, но она чудесным образом является и его матерью-девой, а потому он именовался алхимиками «древним сыном матери».

Чёрный маг и чёрный конь соответствуют спуску в темноту в ранее упоминавшемся сновидении.

Насколько трудным был урок для юного студента теологии! К счастью для него, он ничего не заметил; того, что с ним во сне говорил отец всех пророков, что он стоял близко к великой тайне. Можно было бы удивиться нецелесообразности этих событий. Зачем такая расточительность?

По этому поводу могу сказать только, что мы не знаем, как этот сон воздействовал в дальнейшем на жизнь студента теологии. Но добавлю, что мне он сказал об очень многом, и не должен был затеряться, даже если сам сновидец ничего в нём не понял.

Хозяин этого сновидения явно стремился к представлению добра и зла в их общей функции; возможно, в ответ на всё меньшую разрешимость морального конфликта в христианской душе.

Вместе со своего рода релятивизацией противоположностей происходит известное сближение с восточными идеями. А именно nirvana индуистской философии, освобождение от противоположностей, что даёт возможность разрешения конфликта путём примирения. Насколько полна смысла и опасна восточная релятивизация добра и зла, можно судить по мудрой индийской загадке: «Кто дальше от совершенства — тот, кто любит Бога, или тот, кто Бога ненавидит?» Ответ звучит так: «Тому, кто любит Бога, нужны семь перерождений, чтобы достигнуть совершенства, а тому, кто ненавидит Бога, нужны только три. Потому что тот, кто ненавидит Его, думает о нём больше, чем тот, кто любит».

Освобождение от противоположностей предполагает их функциональную равноценность, что противоречит нашим христианским чувствам. Тем не менее, как показывает наш пример со сновидением, предписанная им кооперация моральных противоположностей является естественной истиной, которая столь же естественно признается Востоком, на что самым отчётливым образом указывает философия даосизма. Кроме того, и в христианской традиции имеются высказывания, приближающиеся к этой позиции; достаточно вспомнить притчу о неверном хозяине дома (Ungetreuen Haushalter) ⁵⁹. Наш сон в этом смысле уникален, поскольку тенденция релятивизации противоположностей является очевидным свойством бессознательного. Стоит добавить, что вышесказанное относится только к случаям обострённого морального чувства; в иных случаях бессознательное столь же неумолимо указывает на несовместимость противоположностей.

Позиция бессознательного, как правило, соотносится с сознательной установкой. Можно было бы сказать, что наше сновидение предполагает специфические убеждения и сомнения теологического сознания протестантского толка. Это значит, что истолкование должно ограничиваться определённой проблемной областью. Но и в случае такого ограничения сновидение демонстрирует превосходство предлагаемой им точки зрения. Его смысл выражается мнением и голосом белого мага, превосходящего во всех отношениях сознание спящего. Маг — это синоним мудрого старца, восходящего по прямой линии к образу шамана в первобытном обществе. Подобно Аниме, мудрый старец является бессмертным демоном, освещающим хаотическую темноту жизни лучом смысла. Это просветлённый, учитель и мастер, психопомп (водитель души). Его персонификация — а именно «разбиватель таблиц», не ускользнула от Ницше. Правда, у него водителем души сделался Заратустра, превращённый из великого духа чуть ли не гомеровского века в носителя и глашатая собственного «дионисийского» просветления и восхищения. Хотя Бог для него и умер, но демон мудрости стал олицетворяющим его двойником, когда он говорит: Единое раздвоилось, и мимо Проходит Заратустра.

Заратустра для Ницше больше, чем поэтическая фигура, он является непроизвольной исповедью. Так и он сам блуждал во тьме забывшей о боге, раскрестившейся жизни, а потому спасительным источником для его души стал Открывающий и Просветлённый. Отсюда иератический язык «Заратустры», ибо таков стиль этого архетипа. Переживая этот архетип, современный человек сталкивается в своём опыте с древнейшим типом мышления, автономной деятельностью мышления, объектом которой является он сам. Гермес Трисмегист или Тот герметической литературы, Орфей из «Поимандреса» ⁶⁰ или родственного ему «Роimen» Гермы ⁶¹ являются последующими формулировками того же самого опыта. Если бы имя «Люцифер» не обросло разного рода предрассудками, оно полностью подходило бы этому архетипу ⁶². Я удовлетворился поэтому такими его обозначениями, как «архетип старого мудреца» или «архетип смысла». Как и все архетипы, он имеет позитивный и негативный аспекты, в обсуждение которых я не хотел бы здесь вдаваться. Читатель может найти развитие представления о двойственности старого мудреца в моей статье «Феноменология духа в сказках».

Три рассматривавшихся до сих пор архетипа — Тень, Анима и старый мудрец — в непосредственном опыте чаще всего выступают персонифицированно. Ранее я попытался обозначить психологические предпосылки опыта этих архетипов. Однако сказанное является лишь чисто абстрактной рационализацией. Следовало бы дать описание процесса так, как он предстаёт в непосредственном опыте. По ходу этого процесса архетипы выступают как действующие персонажи сновидений и фантазий. Сам процесс представлен архетипом иного рода, который можно было бы обозначить как архетип трансформации. Он уже не персонифицирован, но выражен типичными ситуациями, местами, средствами, путями и так далее, символизирующими типы трансформации. Как и персоналии, архетипы трансформации являются подлинными символами. Их нельзя исчерпывающим образом свести ни к знакам, ни к аллегориям. Они ровно настолько являются настоящими символами, насколько они многозначны, богаты предчувствиями и в конечном счёте неисчерпаемы. Несмотря на свою познаваемость, основополагающие принципы бессознательного неописуемы уже в силу богатства своих отношений. Суждение интеллекта направлено на однозначное установление смысла, но тогда оно проходит мимо самой их сущности: единственное, что мы безусловно можем установить относительно природы символов, это многозначность, почти необозримая полнота соотнесённостей, недоступность однозначной формулировке. Кроме того, они принципиально парадоксальны, вроде того, как у алхимиков было senex et iuvens simul («старый и молодой подобны»).

При желании дать картину символического процесса хорошим примером являются серии образов алхимиков. Они пользуются в основном традиционными символами, несмотря на зачастую тёмное их происхождение и значение. Превосходным восточным примером является тантристская система чакр ⁶³ или мистическая нервная система в китайской йоге ⁶⁴. По всей вероятности, и серия образов в Таро ⁶⁵ является потомком архетипов трансформации. Такое видение Таро стало для меня очевидным после подкрепляющего его доклада Р. Бернулли ⁶⁶.

Символический процесс является переживанием образа и через образы. Ход процесса имеет, как правило, энантиодромическую структуру, подобно тексту «И Цзин», устанавливающую ритм отрицания и полагания, потери и приобретения, светлого и тёмного. Его начало почти всегда характеризуется как тупик или подобная ему безвыходная ситуация; целью процесса является, вообще говоря, просветление или высшая сознательность. Через них первоначальная ситуация переводится на более высокий уровень. Этот процесс может давать о себе знать, и будучи временно вытесненным, в единственном сновидении или кратковременном переживании, но он может длиться месяцами и годами в зависимости от исходной ситуации испытывающего процесс индивида и тех целей, к которым должен привести этот процесс. Хотя все переживается образно-символически, здесь неизбежен весьма реальный риск (это не книжные опасности), поскольку судьба человека часто зависит от переживаемой трансформации. Главная опасность заключается в искушении поддаться чарующему влиянию архетипов.

Так чаще всего и происходит, когда архетипические образы воздействуют помимо сознания, без сознания. При наличии психологических предрасположений, — а это совсем не такое уж редкое обстоятельство, — архетипические фигуры, которые и так в силу своей природной нуминозности обладают автономностью, вообще освобождаются от контроля сознания. Они приобретают полную самостоятельность, производя тем самым феномен одержимости. При одержимости Анимой, например, больной пытается кастрировать самого себя, чтобы превратиться в женщину по имени Мария, или наоборот, боится, что с ним насильственно хотят сделать что-нибудь подобное. Больные часто обнаруживают всю мифологию Анимы с бесчисленными архаическими мотивами. Я напоминаю об этих случаях, так как ещё встречаются люди, полагающие, что архетипы являются субъективными призраками моего мозга.

То, что со всей жестокостью обрушивается в душевной болезни, в случае невроза остаётся ещё сокрытым в подпочве. Но это не уменьшает воздействия на сознание. Когда анализ проникает в эту подпочву феноменов сознания, обнаруживаются те же самые архетипические фигуры, что населяют и бред психотиков. Last not least, бесконечно большое количество литературно-исторических документов доказывает, что практически во всех нормальных типах фантазии присутствуют те же архетипы. Они не являются привилегией душевнобольных. Патологический момент заключается не в наличии таких представлений, а в диссоциации сознания, которое уже не способно господствовать над бессознательным.

Во всех случаях раскола встаёт необходимость интеграции бессознательного в сознание. Речь идёт о синтетическом процессе, называемом мною «процесс индивидуации». Этот процесс соответствует естественному ходу жизни, за время которой индивид становится тем, кем он уже всегда был. Поскольку человек наделён сознанием, развитие у него происходит не столь гладко, появляются вариации и помехи. Сознание часто сбивается с архетипически инстинктивного пути, вступает в противоречие с собственным основанием. Тем самым возникает необходимость синтеза того и другого. А это и есть психотерапия на её примитивной ступени, в форме целительных ритуалов. Примерами могут служить самоидентификация у австралийцев через провидение времён Альчерринга ⁶⁷, отождествление себя с Сыном Солнца у индейцев Таоспуэбло, апофеоз Гелиоса в мистериях Исис по Апулею и так далее.

Терапевтические методы комплексной психологии заключается, соответственно, с одной стороны, в возможно более полном доведении до сознания констеллированного бессознательного содержания, а с другой стороны, в достижении синтеза этого содержания с сознанием в познавательном акте.

Культурный человек сегодня достиг столь высокого уровня диссоциации и настолько часто пускает её в ход, чтобы избавиться от любого риска, что возникают сомнения по поводу возможности соответствующих действий на основе его познания. Необходимо считаться с тем, что само по себе познание не ведёт к реальному изменению, осмысленному практическому применению познания.

Познание, как правило, ничего не делает и не содержит в самом себе никакой моральной силы.

Поэтому должно быть ясно, в какой мере излечение неврозов представляет собой моральную проблему.

Так как архетипы, подобно всем нуминозным явлениям, относительно автономны, их чисто рациональная интеграция невозможна. Для интеграции необходим диалектический метод, то есть противостояние, часто приобретающее у пациентов форму диалога, в котором они, не подозревая об этом, реализуют алхимическое определение медитации, как colloquium cum suo angelo bono, беседу со своим добрым ангелом ⁶⁸. Этот процесс протекает обычно драматически, с различными перипетиями. Он выражается или сопровождается символическими сновидениями, родственными тем «representations collectives», которые в виде мифологического мотива издавна представляют процесс трансформации души ⁶⁹.

В рамках одной лекции я должен был ограничиться лишь отдельными примерами архетипов. Я выбрал те из них, которые играют главную роль при анализе мужского бессознательного, и постарался дать самый краткий очерк процесса психической трансформации, в которой они появляются. Такие фигуры, как Тень, Анима и старый мудрец, вместе с соответствующими фигурами женского бессознательного со времён первого издания текста этой лекции описывались мною в полном виде в моих работах о символике Самости ⁷⁰.

Более полное освещение получили также связи процесса индивидуации и алхимической символики ⁷¹.

Культура и коллективное бессознательное

Оглавление

Введение 3

1. К. Юнг об архетипах коллективного бессознательного 5

2. Архетип и культура 9

3. Архетип и творчество 12

Литература 16

Введение

Психическая жизнь, которая совершается без участия сознания, психические явления, состояния и действия, протекающие вне контроля разума, обозначаются понятием бессознательного.

Основателем учения о бессознательном считается австрийский врач З. Фрейд (1856—1939) — австрийский невропатолог, психиатр и психолог, основоположник психоанализа. Он не просто подтвердил наличие в психике людей бессознательного, но обнаружил, что оно выступает в качестве скрытой причины их сознания и сознательных действий.

Бeccoзнaтeльны, по Фpeйдy, мнoгиe нaши жeлaния и пoбyждeния. Дoвoльнo чacтo пpopывaeтcя бeccoзнaтeльнoe нapyжy в гипнoтичecкиx cocтoянияx, cнoвидeнияx, в кaкиx-либo фaктax нaшeгo пoвeдeния: oгoвopкax, oпиcкax, нeпpaвильныx движeнияx и т. д. Coглacнo Фpeйдy, пcиxикa чeлoвeкa пpeдcтaвляeт coбoй взaимoдeйcтвиe тpex ypoвнeй: бeccoзнaтeльнoгo, пpeдcoзнaтeльнoгo и coзнaтeльнoгo. Бeccoзнaтeльнoe oн cчитaл цeнтpaльным кoмпoнeнтoм, cooтвeтcтвyющим cyти чeлoвeчecкoй пcиxики, a coзнaтeльнoe — лишь ocoбoй интyициeй, нaдcтpaивaющeйcя нaд бeccoзнaтeльным.

Coздaннaя Фpeйдoм мoдeль личнocти пpeдcтaeт кaк кoмбинaция тpex элeмeнтoв. «Oнo»—глyбинный cлoй бeccoзнaтeльнoгo влeчeния—пcиxичecкaя caмocть, ocнoвa дeятeльнocти индивидoв, «Я» — cфepa coзнaтeльнoгo, пocpeдник мeждy «Oнo» и «внeшним миpoм», в тoм чиcлe, пpиpoдными и coциaльными инcтитyтaми. «Cвepx-Я» (super — ego) внyтpиличнocтнaя coвecть, кoтopaя вoзникaeт кaк пocpeдник мeждy «Oнo» и «Я» в cилy пocтoяннo вoзникaющero кoнфликтa мeждy ними. «Cвepx-Я» являeтcя кaк бы выcшим cyщecтвoм в чeлoвeкe. Этo внyтpeннe ycвoeнныe интepиopизиpoвaнныe индивидoм coциaльнo знaчимыe нopмы и зaпoвeди, coциaльныe зaпpeты влacти poдитeлeй и aвтopитeтoв.

Фрейд не связывал жёстко свободу человека с общественными изменениями. Он исходил из того, что в любом обществе человека можно превратить в самосознающего и свободного, самостоятельно определяющего свою судьбу, если помочь ему осознать его индивидуальное бессознательное.

Своим учением Фрейд спровоцировал некоторые эффекты в культуре, которых не желал и не ожидал. Когда его учение стало известно деятелям искусства: писателям, художникам, эстетам, философам, — они восторженно приняли магию бессознательного, восхитились его тайной силой, демонизировали ОНО.

Paзвитиe кyльтypы — этo выpaбoтaннaя чeлoвeчecтвoм фopмa oбyздaния чeлoвeчecкoй aгpeccивнocти и дecтpyктивнocти Ho в тex cлyчaяx, кoгдa кyльтype этo yдaeтcя cдeлaть, aгpeccия вытecняeтcя в cфepe бeccoзнaтeльнoгo и cтaнoвитcя внy-тpeннeй пpyжинoй чeлoвeчecкoгo дeйcтвия Пpoтивopeчиe мeждy кyльтypoй и внyтpeнними ycтpeмлeниями чeлoвeкa вeдyт к нeвpoзaм Пocкoлькy кyльтypa являeтcя дocтoяниeм нe oднoгo чeлoвeкa, a вceй мaccы людeй, тo вoзникaeт пpoблeмa кoллeктивнoгo нeвpoзa. В этой связи Фрейд cтaвил вoпpoc o тoм, нe являютcя ли мнoгиe кyльтypы, или дaжe кyльтypныe эпoxи «нeвpoтичecкими», нe cтaнoвитcя ли вce чeлoвeчecтвo пoд влияниeм кyльтypныx ycтpeмлeний «нeвpoтичecким»?

По Фрейду, культура «охватывает, во-первых, все накопленные людьми знания и умения, позволяющие им овладеть силами природы и взять у нее блага для удовлетворения человеческих потребностей; а во-вторых, все институты для упорядочения человеческих взаимоотношений и особенно — для дележа добываемых благ». Легко заметить, что в этом определении преобладают биологические мотивации: взять у природы блага для удовлетворения потребностей и поделить их в интересах выживания. Не случайно Фрейд был убежденным атеистом и противником религии, рассматривая ее как «особую форму коллективного невроза».

С другой стороны, культура предстает у австрийского психиатра своеобразным механизмом социального подавления свободного внутреннего мира индивидов, как сознательный отказ людей от удовлетворения их природных страстей. «Похоже… — писал он, — что, всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений; неизвестно еще даже, будет ли после отмены принуждения большинство человеческих индивидов готово поддерживать ту или иную интенсивность труда, которая необходима для получения прироста жизненных благ».

К. Юнг об архетипах коллективного бессознательного

Идеи психоанализа развивал ученик Фрейда, а впоследствии один из его критиков швейцарский психолог и теоретик культуры Карл Густав Юнг (1875 – 1961). В aнaлизe бeccoзнaтeльнoro K. Юнг пoшeл дaльшe 3. Фpeйдa, xoтя ocнoвныe eгo идeи o тoм, чтo cтpyктypa и физиoлoгия мoзгa нe дaют никaкoгo oбъяcнeния coзнaтeльным пpoцeccaм, чтo чeлoвeк нe твopит пcиxикy по cвoeмy пpoизвoлy, oн пpинял. Ho ecли Фpeйд coздaл yчeниe o личнoм бeccoзнaтeльнoм, кoтopoe включaлo в ceбя rлaвным oбpaзoм пoдaвлeнныe импyльcы, вызвaнныe paзнoro poдa экзиcтeнциaльными тpaвмaми, тo Юнг paзpaбoтaл yчeниe o кoллeктивнoм бeccoзнaтeльнoм.

Существо расхождений Юнга с Фрейдом сводилось к пониманию природы и фopмaм пpoявлeния бeccoзнaтeльнoгo. Юнг cчитaл, чтo Фpeйд нeoпpaвдaннo cвeл вcю чeлoвeчecкyю дeятeльнocть к биoлoгичecки yнacлeдoвaнным инcтинктaм, тoгдa кaк инcтинкты имeют нe биoлoгичecкyю, a чиcтo cимвoличecкyю пpиpoдy. Oн пpeдпoлoжил, чтo cимвoликa являeтcя cocтaвнoй чacтью caмoй пcиxики и чтo бeccoз-нaтeльнoe выpaбaтывaeт фopмы или идeи, нocящиe cxeмaтичecкий xapaктep и cocтaвляющиe ocнoвy вcex пpeдcтaвлeний чeлoвeкa. Эти фopмы нe имeют внyтpeннeгo coдepжaния, a являютcя, по мнeнию Юнгa, фopмaльными элeмeнтaми, cпocoбными oфopмитьcя в кoнкpeтнoe пpeдcтaвлeниe тoлькo тoгдa, кoгдa oни пpoникaют нa coзнa-тeльный ypoвeнь пcиxики.

Этим фopмaльным элeмeнтaм, нeoтъeмлeмo пpиcyщим вceмy чeлoвeчecкoмy poдy, Юнг дaeт нaзвaниe «apxeтипы» (грeч. arche — нaчaлo, typos — oбpaз) — пpooбpaз, пepвичнaя фopмa, oбpaзeц. Apxeтипы пpeдcтaвляют coбoй фopмaльныe oбpaзцы пoвeдeния или cимвoличecкиe oбpaзы, нa ocнoвe кoтopыx oфopмляютcя кoнкpeтныe, нaпoлнeнныe coдepжaниeм, oбpaзы, cooтвeтcтвyющиe в peaльнoй жизни cтepeoтипaм coзнaтeльнoй дeятeльнocти чeлoвeкa. Apxeтипы дeйcтвyют в чeлoвeкe инcтинктивнo. Apxeтипы — этo cиcтeмa вpoждeнныx пpoгpaмм пoвeдeния, типичecкиx peaкций и ycтaнoвoк, зaлeгaющиx в глyбинax пcиxичecкoй жизни вceгo чeлoвeчecкoгo poдa.

В cвoeй знaмeнитoй paбoтe «Apxeтип и cимвoл» Юнг cлeдyющим oбpaзoм paзъяcняeт cyть этoгo пoнятия:

«Пoд apxeтипaми я пoнимaю кoллeктивныe по cвoeй пpиpoдe фopмы и oбpaзцы, вcтpeчaющиecя пpaктичecки по вceй зeмлe кaк cocтaвныe элeмeнты мифoв и в тo жe вpeмя являющиecя aвтoxтoнными индивидyaльными пpoдyктaми бeccoзнaтeльнoгo пpoиcxoждeния. Apxeтипичecкиe мoтивы бepyт cвoe нaчaлo oт apxeтипичecкиx oбpaзoв в чeлoвeчecкoм yмe, кoтopыe пepeдaютcя нe тoлькo пocpeдcтвoм тpaдиции и мигpaции, нo тaкжe c пoмoщью нacлeдcтвeннocти. Этa гипoтeзa нeoбxoдимa, тaк кaк дaжe caмыe cлoжныe apxeтипичecкиe oбpaзцы мoгyт cпoнтaннo вocпpoизвoдитьcя бeз кaкoй-либo тpaдиции. Пpooбpaз или apxeтип являeтcя cфopмyлиpoвaнным итoгoм oгpoмнoгo тexничecкoгo oпытa бecчиcлeннoгo pядa пpeдкoв. Этo, тaк cкaзaть, пcиxичecкий ocтaтoк бecчиcлeнныx пepeживaний oднoгo и тoгo жe типa».

Пoнятиe «apxeтипы» Юнг paзъяcняeт нa ocнoвe yчeния o кoллeктивнoм бeccoзнaтeльнoм. Юнг пpoвoдит чeткoe paздeлeниe мeждy индивидyaльным и кoллeктивным бeccoзнaтeльным.

Индивидyaльнoe бeccoзнaтeльнoe oтpaжaeт личнocтный oпыт oтдeльнoгo чeлoвeкa и cocтoит из пepeживaний, кoтopыe кoгдa-тo были coзнaтeльными, нo yтpaтили cвoи coзнaтeльный xapaктep в cилy зaбвeния или пoдaвлeния.

Koллeктивнoe бeccoзнaтeльнoe — этo oбщeчeлoвeчecкий oпыт, xapaктepный для вcex pac и нapoдoв Oнo пpeдcтaвляeт coбoй cкpытыe cлeды пaмяти чeлoвeчecкoгo пpoшлoгo, a тaкжe дoчeлoвeчecкoe живoтнoe cocтoяниe. Oнo зaфикcиpoвaнo в мифoлoгии, нapoднoм эпoce, peлигиoзныx вepoвaнияx и пpoявляeтcя, тo ecть выxoдит нa пoвepxнocть y coвpeмeнныx людeй чepeз cнoвидeния. Пoэтoмy для Юнгa глaвный пoкaзaтeлeм дeйcтвия бeccoзнaтeльнoгo являютcя cнoвидeния, и eгo пcиxoлoгичecкaя дeятeльнocть, в тoм чиcлe и кaк вpaчa-пcиxoнeвpoлoгa, кoнцeнтpиpoвaлacь нa ocнoвe cнoвидeний.

Процессы, происходящие в коллективном бессознательном, касаются, однако, не только более или менее личностных отношений индивидуума к его семье или более широкой социальной группе, но и отношений к обществу — человеческому обществу вообще. Чем более всеобщим и неличностным является условие, запускающее бессознательную реакцию, тем более значительной, чужеродной и подавляющей будет компенсирующая манифестация. Она побуждает не просто к частному сообщению, а к откровению, к исповеданию, она даже вынуждает к представительской роли.

Другими словами, коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверх личным.

Коллективное бессознательное есть оставляемый опытом остаток, соприкасаясь с коллективным бессознательным личность приобретает некоторые черты. Эти черты, образы — есть архетипы, которые выступают в проецирующем виде. Архетипы являются содержаниями коллективного бессознательного. Деятельность бессознательного выносит архетипы из глубин психики на её поверхность, и они воспринимаются в виде различного рода символов, религиозных представлений, образов сновидений, фантазий, грёз. Архетипы – это не конкретные образы, а схемы образов. Проникая в сознание, эти схемы (или формы) наполняются содержанием сознания и оформляют представления человека. Важно и то, что архетип нельзя объяснить, его можно только, как считает Юнг, перевести на другой язык. Одним из наиболее важных архетипов считается «мандала» — круг, в который вписаны различного вида кресты, квадраты, ромбы, что является символом самодостаточности, упорядоченности, единства, целостности и всеобщности.

Архетип — это пояснительное описание платоновского «идея». Это наименование является верным и полезным для наших целей, поскольку оно значит, что, говоря о содержании коллективного бессознательного, мы имеем дело с древнейшими, лучше сказать, изначальными типами, т. е. испокон веку наличными всеобщими образами. Речь практически идет все о том же: примитивные родоплеменные учения имеют дело с видоизмененными архетипами. Правда, это уже не содержания коллективного бессознательного, они успели приобрести сознаваемые формы, которые передаются с помощью традиционного обучения в основном виде тайных учений, являющемся вообще типичным способом передачи коллективных содержаний, берущих начало в бессознательном.

Другим хорошо известным выражением архетипов являются мифы и сказки. Но здесь речь идете специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Понятие «архетип» обозначает только ту часть психического содержания, которая не прошла какой-либо сознательной обработки и представляет собой еще только непосредственную психическую данность. Архетип как таковой существенно отличается от исторически ставших или переработанных форм. На высших уровнях тайных учений архетипы предстают в такой оправе, которая, как правило, безошибочно указывает на влияние сознательной их переработке в суждениях и оценках. Непосредственные проявления архетипов, с которыми мы встречаемся в сновидениях и видениях, напротив, значительно более индивидуальны, не понятны и наивны, нежели, скажем, мифы. По существу, архетип представляет то бессознательное содержание, которое изменяется, становясь сознательным и воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает.

То, что подразумевается под «архетипом», проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Orpoмныe плacты oбыдeннoй жизни нaций и нapoдoв cтpoятcя бeccoзнaтeльнo, по мoдeли apxeтипoв, a гepoи cкaзoк, мифoв, эпocoв и т.д. являют в зpимoй фopмe глyбинныe этичecкиe, эcтeтичecкиe и иныe apxeтипичecкиe пpoгpaммы.

Необходимая реакция коллективного бессознательного выражается в архетипически оформленных представлениях. «Необходимо познать самого себя, чтобы тем самым знать, кто ты есть. «¹

Kaк и Фpeйд, Юнr видeл oпacнocть, гpoзящyю цивилизaции в тoм cлyчae, ecли пpимитивныe фopмы кoллeктивнoгo бeccoзнaтeльнoгo, к кoтopым oтнocятcя пpeждe вcero aгpeccия и жecтoкocть, зaxлecтнyт ncиxикy людeй: «Дeликaтнoe и paзyмнoe cyщecтвo мoжeт пpeвpaтитьcя в мaньякa и дикoгo звepя». Coзнaниe дoлжнo дepжaть пoд кoнтpoлeм вoзмoжнocть cтиxийнoгo пpopывa пpимитивныx фopм кoллeктивнoгo бeccoзнaтeльнoгo в пcиxикe нapoдoв и нaций, ибo в пpoтивнoм cлyчae нeизбeжнo вoзникнoвeниe cмyт, cтиxийныx бyнтoв и кpoвaвыx кoнфликтoв. Ho apxeтипы — этo нe тoлькo нeгaтивныe вpoждeнныe ycтaнoвки и цeли rpyппoвoro пoвeдeния; oни вoбpaли в ceбя и вecь пoлoжитeльный oпыт кoллeктивнoй жизни чeлoвeчecкoгo poдa.

Архетип и культура

«Коллективное бессознательное», является отражением опыта прежних поколений, запечатленного в структурах мозга. Этот опыт сохраняется в так называемых культурных архетипах — изначальных представлениях о мире, лежащих в основе общечеловеческой психики и находящих свое выражение в мифах, верованиях, сновидениях, произведениях литературы и искусства и многих других областях духовной жизни человека. «Архетипическая матрица», формирующая деятельность фантазии и творческого мышления, лежит у истоков повторяющихся мотивов человеческих мифов, сказок, нравов и обычаев, вечных тем и образов мировой культуры.

АРХЕТИПЫ КУЛЬТУРНЫЕ — базисные элементы культуры, формирующие константные модели духовной жизни. Содержание архетипов культурных составляет типическое в культуре, и в этом отношении архетипы культурные объективны и трансперсональны. Формирование архетипов культурных происходит на уровне культуры всего человечества и культуры крупных исторических общностей в процессе систематизации и схематизации культурного опыта. В силу этого сопричастность к архетипам культурным отдельным индивидом отчетливо не осознается и воспроизведение архетипов культурных конкретной личностью выступает рационально непреднамеренным актом.

Архетипы культурные раскрывают свое содержание не через понятие и дискурс, но иконически, т.е. посредством изобразительной формы. Иконическая природа культурных архетипов обусловливает то, что они явлены в сознании как архетипические образы, изобразительные черты которых определяются культурной средой и способом метафорической репрезентации. Наиболее фундаментальны в составе культуры универсальные архетипы культурные и этнические архетипы культурные (этнокультурные архетипы).

Универсальные архетипы культурные — укрощенного огня, хаоса, творения, брачного союза мужского и женского начал, смены поколений, “золотого века” и др. суть смыслообразы, запечатлевшие общие базисные структуры человеческого существования. В культуре, понятой как “ненаследственная память коллектива” (Б.А. Успенский), архетипы культурные выступают в качестве спонтанно действующих устойчивых структур обработки, хранения и репрезентации коллективного опыта.

Сохраняя и репродуцируя коллективный опыт культурогенеза, универсальные архетипы культурные обеспечивают преемственность и единство общекультурного развития.

Этнические архетипы культурные (этнокультурные архетипы) представляют собой константы национальной духовности, выражающие и закрепляющие основополагающие свойства этноса как культурной целостности. В каждой национальной культуре доминируют свои этнокультурные архетипы, существенным образом определяющие особенности мировоззрения, характера, художественного творчества и исторической судьбы народа. В германской духовности Юнг выделяет архетипический образ Вотана — “данность первостепенной важности, наиболее истинное выражение и непревзойденное олицетворение того фундаментального качества, которое особенно присуще немцам” (Юнг, “Вотан”).

Как о русских этнокультурных архетипах можно говорить об ориентации на потаенную святость, выраженную в образах “града Китежа” или фольклорного Иисуса, а также о таких первичных образованиях русской духовности, как “отзывчивость” или “открытость”, как устойчивая модель претворения представлений о России в женский образ и др. В этнокультурных архетипах представлен коллективный опыт народа; собственно, они есть результат превращения этнической истории в базовые модели этнического культурного опыта. Актуализация этнокультурного архетипа включает этот опыт в новый исторический контекст. Согласно Юнгу, актуализация архетипа есть “шаг в прошлое”, возвращение к архаичным качествам духовности, однако усиление архетипического может быть и проекцией в будущее, ибо этнокультурные архетипы выражают не только опыт прошлого, но и чаяние будущего, мечту народа. Активное присутствие этнокультурных архетипов является важным условием сохранения самобытности и целостности национальной культуры.

Архетипы культурные оставаясь неизменными по существу, диахронически и синхронически проявляются в самых разнообразных формах: в мифологических образах и сюжетных элементах, в религиозных учениях и ритуалах, в национальных идеалах, в химерах массовых психозов и т.д.

Перенося принцип индивидуации, т. е. закономерности и механизмы психического развития индивида, происходящего через посредством усвоения сознанием содержания личного и коллективного бессознательного на анализ культуры, Юнг считал, что главным в её развитии является взаимодействие бессознaтeльнo-apxeтипичecкиx и coзнaтeльныx кoмпoнeнтoв пcиxики.

В cвязи c этим кyльтype yrpoжaют двe oпacнocти. C oднoй cтopoны, этo pacтвopeниe личнocтнoro нaчaлa в cтиxии «кoллeктивнoгo бeccoзнaтeльнoгo», чтo xapaктepнo для миcтичecкиx peлигиoзныx кyльтoв Bocтoкa. C дpyroй — aбcoлютизaция чeлoвeчecкoгo «Я», пpи кoтopoй apxeтипичecки-бeccoзнaтeльнoe пoдaвляeтcя и иrнopиpyeтcя. Этa втopaя тeндeнция, xapaктepнaя для индивидyaлиcтичecкoй и тexнoкpaтичeскoй eвpoпeйcкoй кyльтypы, нaибoлee oпacнa, пocкoлькy пoдaвлeнныe apxeтипы вce paвнo выплывaют нa пoвepxнocть coзнaния, cвoим мaccoвым пoявлeниeм пepeкpывaя вce paциoнaльныe cтpyкгypы чeлoвeчecкoгo «Я». Инaчe гoвopя, иrнopиpoвaниe бeccoзнaтeльнoгo пpивoдит, coглacнo Юнгy, к пpямo пpoтивoпoлoжнoмy peзyльтaтy — «нaвoднeнию» apxeтипoв. Этим oбъяcняeтcя и yвeличeниe чиcлa нeвpoзoв, и вoзpoждeниe мифoв в кaчecтвe cилы, oбъeдиняющeй лишeнныe кopнeй чeлoвeчecкиe мaccы.

Пoдлиннoй зaдaчeй кyльтypы, cчитaeт Юнг, являeтcя индивидyaция, т. e. oпpeдeлeннoe ypaвнoвeшивaниe coзнaтeльнoгo и бeccoзнaтeльнoгo нaчaл. Цeль кyльтypы cocтoит нe в тoм, чтoбы пoлнocтью избaвитьcя oт apxeтипoв, a в тoм, чтoбы ocyщecтвлять тoлкoвaниe apxeтипичecкoй cимвoлики и тeм caмым oблeгчaть пpoцecc индивидyaции. Taким oбpaзoм, иcтopия кyльтypы paccмaтpивaeтcя в кaчecтвe иcтopии apxeтипoв. Юнг пишeт: «В дeйcтвитeльнocти oт apxeтипичecкиx пpeдпocылoк нeвoзмoжнo избaвитьcя зaкoнным пyтeм, ecли вы нe жeлaeтe нaкликaть нeвpoз, в тaкoй жe мepe кaк вы нe мoжeтe oтдeлaтьcя oт вaшeгo тeлa и ero opraнoв, нe coвepшaя caмoyбийcтвa. Пocкoлькy жe нeт вoзмoжнocти oбъявить apxeтипы нecyщecтвyющими или eщe кaк-либo oбeзвpeдить иx, пocтoлькy кaждaя зaнoвo зaвoeвaннaя cтyпeнь кyльтypнoгo ycлoжнeния coзнaния oкaзывaeтcя пepeд зaдaчeй: oтыcкaть нoвoe и oтвeчaющee cвoeмy ypoвню иcтoлкoвaниe apxeтипoв, чтoбы cвязaть вce eщe пpиcyтcтвyющyю в нac жизнь пpoшeдшeгo c coвpeмeннoй жизнью, кoтopaя yгpoжaeт oтopвaтьcя oт пepвoй. Ecли этoro нe пpoиcxoдит, тo вoзникaeт бecпoчвeннoe, бoльшe нe cooтнeceннoe c пpoшлым coзнaниe, кoтopoe бecпoмoщнo пoддaeтcя любым внyшeниям, т. e. пpaктичecки пoвepжeнo пcиxичecким эпидeмиям».¹

Архетип и творчество

Архетипы проявляют себя и в художественном творчестве, важным источником которого являются символические фантазии. Во все века гении культурного созидания находили источник вдохновения в бессознательном, создавая захватывающие дух мощные и величественные образы, относящиеся к глубинам человеческого существа.

Бессознательное, накапливая живой материал жизни и опираясь на архетипические образы и мифы, уходящие корнями в его глубины, способно спонтанно рождать идеи, мотивации к воплощению в жизнь каких-то зримых или слышимых образов, способно также придавать им четкую форму в художественных творениях, произведениях искусства.

Эволюция наградила человека сознанием, которое подарило ему все блага цивилизации: возможность сознательной учебы, исследования, различные изобретения — от изобретения колеса до строительства огромных городов со всем их содержимым. Сюда же все ремесла, развитие наук, движение в глубь земли и в космос.

При этом сознание, интеллект не может ни понять, ни описать природу чувств, природу эмоционального реагирования, в котором нет участия рассудка, т.е. сознанию недоступно бессознательное.

Случилось так, что между сознанием и бессознательным возник некий антагонизм, и бессознательное отгородилось от сознания каким-то барьером. Но и в этом случае сработал главный механизм бессознательного — самосохранение, так как сознание, в его младенческом бытии потерялось бы, утонуло в той громаде опыта, который содержит в себе бессознательное в виде мыслеформ. Хотя это и неточно, потому что мыслей в бессознательном нет. МЫСЛЕОБРАЗЫ (архетипы)— вот чем полно бессознательное, это его содержание, и оно безмерно.

Рассмотрим связь творчества, творческого начала в человеке с бессознательным. Творческий порыв, экстаз, вдохновение — иррациональны. Это непознаваемые, нематериальные части человеческой психики — души. Творческое начало зреет в глубинах психики, выражаясь затем в творческом порыве, вдохновении, когда этот человек воплотит затем свою творческую идею в конкретном художественном образе.

При этом художественный образ несет в себе черты стиля и формы, которые присущи именно этому человеку. Творчество глубоко индивидуально, произведение же искусства всегда цельно и не распадается на элементарные составляющие именно потому, что творческая идея, замысел и его воплощение зародились в бессознательном, где нет делений и градаций.

Жизнь творческих людей обычно отличается большой эмоциональной открытостью, непосредственностью, слабой адаптированностью во внешнем мире. Часто даже детские черты присущи творческим людям (Моцарт, Пикассо…). Кроме того, творческие люди живут очень напряженной, насыщенной эмоциональной жизнью. Нередко такое напряжение настолько сильно, постоянно, что оно сжигает, испепеляет изнутри: Шопен, Моцарт, Шуберт, Лермонтов, Пушкин, Байрон, Чехов, Тулуз Лотрек, Чюрленис.Чем богаче, острее, тоньше и глубже воспринимает и чувствует человек окружающий мир, чем сильнее, ярче, разнообразнее, мощнее его эмоциональные реакции, тем тоньше эта перегородка между сознанием и бессознательным, тем чаще для этого человека бывает открыт доступ в его глубины.

Жизнь и творчество великих мастеров довольно внятно показывает, что потребность в творчестве, является доминирующей во всей их жизни. Эта потребность, исходящая из бессознательного, сильно влияет на все их человеческие качества, делает всю их жизнь подчиненной работе и творчеству, и во многих случаях в ущерб здоровью и самой жизни. Творческая одержимость, исходящая из бессознательного, направляет и сам творческий процесс, придавая произведению стиль, форму, от которых автор не может сознательно отступить. Архетипы и символы очень сильны в бессознательном творческих людей, и они способны создавать независимые комплексы в их психике, которые направляют сознание, управляют им.

К.Г. Юнг значительное место в своих исследованиях уделяет именно творческим людям и творческому процессу, убедительно доказывая, что бессознательное располагает огромным количеством способов, которыми оно воздействует на сознание и, как считает Юнг, «не только влияет на него, но и полностью им управляет». Творчество, тем более художественное, удел наиболее ярких, одаренных представителей рода человеческого.

В общем русле концепции Юнга можно предполагать, что художник, способный к интуитивному контакту с архетипической структурой мира и обладающий достаточной психической энергией, в процессе реализации художественного замысла вызывает невольное рассогласование естественного порядка вещей. Этот бессознательный магизм, прикосновение к ткани мироздания, возможно, порождает ответную реакцию, призванную устранить возникшие возмущения и их источник.

В теоретическом плане такое свидетельство подтверждает гипотезу об архетипах как общей основе художественного творчества и магии.

Искусство, в силу особой роли в нем интуиции, остро воспринимает потребность в восстановлении контакта бессознательного и обособившегося от него сознания, и в силу этого принимает на себя некоторые функции мифологии и религии. Именно в искусстве архетипические образы обретают зримый лик в качестве образов символических. Символический образ, «логотип» архетипа, нельзя придумать, изобрести. В этом смысле он — нерукотворный. Из-за огромной психической энергии, которую несет в себе архетип, непосредственное соприкосновение с ним опасно. Содержимое бессознательного, как предупреждал К.Г. Юнг, «будучи высвобожденным с помощью активного воображения … может подавить осознающий разум и овладеть личностью».

Юнг предупреждает также об опасности упрощенной интерпретации подлинного содержимого бессознательного, когда сознание может «проявить к нему исключительно эстетический интерес и, в результате, остаться во всепоглощающей фантасмагории». Работы сюрреалистов могут иллюстрировать такую опасность.

В таких случаях творчество не дает ориентиров для поиска равновесия духа. Оно лишь будоражит воображение, оставаясь свидетельством кризиса, и редко — ранним предвестником гармонии.

Поистине, художнику нужно пройти по лезвию бритвы, чтобы, напрямую обратившись к глубинным источникам творческой энергии — архетипам, не подчиниться их мощи, не сойти с ума и не соблазниться внешне эффектным, но пустым нагромождением фантастических образов.

Между тем, по Юнгу, смысл и значение фантазий, связанных с архетипами, «проявляются только в ходе их интеграции в личность как целое». То есть, архетипическая фантазия, чтобы стать эстетически выразительным и глубоким символическим образом, должна быть «укрощена» духом художника, сплавлена в единое целое с его интуицией, чувством, мыслью, жизненным опытом, художественным мастерством. Только тогда изобразительное воплощение символического образа сможет быть убедительным на всех уровнях восприятия — сознательном, эмоциональном, интуитивном.

Заключение

Юнговские понятия «коллективного бессознательного» и «архетипов», представляются исключительно важными для понимания своеобразия и исторических судеб отдельных народов. Только ими можно объяснить, например, такой феномен, как «врожденная» религиозность русского народа, прошедшего через навязанное ему испытание длительным насильственным безбожием, однако в целом сохранившего архетип своих глубоко религиозных предков.

«Как у отдельных индивидов, у народов и эпох есть свойственная им направленность духа или жизненная установка, — писал Юнг. — Само слово «установка» уже выдает неизбежную односторонность, связанную с определенной направленностью. А где есть направленность, там есть и устранение отвергаемого. А устранение означает, что такие-то и такие-то области психики, которые могли бы жить жизнью сознания, не могут жить ею, поскольку это не отвечает глобальной установке».

Для теории культуры большое значение имели и другие новаторские идеи Юнга, например, предложенная им типология характеров, разделяющая людей на экстравертов (т.е. обращенных вовне) и интровертов (т.е. обращенных к своему внутреннему миру). Эта теория позволила Юнгу создать ряд работ, посвященных основному различию между цивилизациями Запада и Востока, их религиями, философскими системами и мироощущениями. При анализе художественных произведений, особенно в литературе и изобразительном искусстве, нашли применение и развитые Юнгом понятия «комплекс» и «закомплексованность», отражающие особую направленность художника и его творений. И, наконец, нельзя не признать принципиального значения критики Юнгом знаменитой фрейдовской категории «либидо» как единственной силы, якобы движущей человеческую культуру.

Имeннo eмy пpинaдлeжит зacлyгa ввeдeния в нayчный oбopoт тaкиx oбъeктoв иccлeдoвaния, кoтopыe пpeждe cчитaлиcь нeдocтyпными для paциoнaльнoгo aнaлизa, — cимвoлики миcтичecкиx вocтoчныx yчeний, aлxимичecкиx тeкcтoв, yчeний o пepeceлeнии дyш, o пepeдaчe мыcлeй нa paccтoяниe. В чacтнocти, Юнr нaпиcaл кoммeнтapий к знaмeнитoй тибeтcкoй «Kниre мepтвыx», ocoбo пoдчepкнyв paзличия в пoнимaнии пcиxичecкиx пpoцeccoв в вocтoчнoй и зaпaднoй кyльтypax.

Литература

Культурология XX век. Энциклопедия. Том первый А-Л. С-П., Университетская книга. 1998.
Пигалев А.И. Культурология — Волгоград: Либрис, 1999.
Радугин А.А Философия — 2-ое изд.,перераб. и доп. — М.: Центр, 2001.
Розин В.М. Культурология — М.: Инфра-М Форум, 2001.
Философия / под ред. проф. Кохановского В.П. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Ростов- на-Дону: Феникс, 2001.
Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991.

Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991

Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991.

Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991

1^{Карл — Густав Юнг «Об архетипах коллективного бессознательного»}

1^{К. Юнг (Caмocoзнaниe eвpoпeйcкoй кyльтypы XXвeкa, 1991, c. 123).}

Человек и его символы краткое содержание. Карл Густав Юнг «Человек и его символы

Человек и его символы

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://filosoff.org/ Приятного чтения! Юнг Карл Густав Человек и его символы. Человек использует устное или печатное слово, чтобы передать окружающим некоторое осмысленное сообщение. При этом помимо слов-символов, которых так много в любом языке, часто применяются слова-обозначения, или своего рода опознавательные знаки, не являющиеся строго описательными. Таковы сокращения, представляющие ряд прописных букв (ООН, ЮНИСЕФ, ЮНЕСКО), известные торговые марки, запатентованные названия лекарств, воинские знаки различия. Не имея значения сами по себе, они стали узнаваемы в ходе обыденного или целенаправленного употребления. Подобные слова суть не символы, а знаки, лишь называющие объекты, за которыми закреплены. Символом же мы называем термин, название или даже образ, обладающий помимо своего общеупотребительного еще и особым дополнительным значением, несущим нечто неопределенное, неизвестное. Многие памятники критской культуры, например, отмечены знаком двойных тесел. Это знакомый нам предмет, однако его потайной смысл скрыт от нас. Или возьмем другой пример: один индус, посетив Великобританию, рассказывал потом своим друзьям, что англичане почитают животных. Он обнаружил в старых протестантских церквях изображения орла, льва и быка, но понятия не имел (как и многие христиане), что эти животные символизируют авторов Евангелий. В свою очередь корни этой символики тянутся к видению Иезекииля, а оно имеет аналог в египетском мифе о боге солнца Горе и четырех его сыновьях. Еще более яркий пример — это известные каждому колесо и крест. В соответствующем контексте и у них появляется символическое значение, которое до сих пор является предметом дискуссий. Следовательно, символическим является такое слово или образ, значение которого выходит за рамки прямого и не поддается точному определению или объяснению. Когда разум пытается объять некий символ, то неизбежно приходит к идеям, лежащим за пределами логики. Размышления о колесе как об образе «божественного» солнца приводят разум к порогу, за которым он должен признать свою некомпетентность, ибо невозможно дать определение «божественному». Называя нечто «божественным», мы, действуя в границах нашего разума, лишь даем название, опираясь при этом только на веру, но никак не на факты. Явлений, выходящих за пределы человеческого понимания, в мире не счесть. Мы постоянно прибегаем к символической терминологии для обозначения понятий, определение или точное понимание которых нам не подвластно. Вот почему все религии используют язык символов как словесного, так и зрительного ряда. Однако подобное сознательное применение символов является лишь одним аспектом психологического феномена большой важности: человек также сам вырабатывает символы — бессознательно и спонтанно — в форме сновидений. Этот тезис принять нелегко, но необходимо, если мы хотим больше узнать о путях функционирования человеческого разума. Если немного поразмыслить, нам станет ясно, что человек не способен воспринять или понять что-либо полностью. Его способность видеть, слышать, осязать или чувствовать всегда зависит от тренированности соответствующих органов, степень которой определяет границы восприятия окружающего мира. Эта ограниченность может быть частично преодолена с помощью соответствующих приборов. Бинокль улучшает зоркость, а усилитель звука — слух. Однако даже самые совершенные приборы способны лишь приблизить удаленные предметы или сделать слышимыми еле различимые звуки. Какие бы приборы мы ни использовали, в определенный момент мы подойдем к порогу, за которым начинается неопределенность. Наши знания не могут помочь разуму переступить этот порог. Помимо рассмотренных существуют и подсознательные аспекты нашего восприятия реальности. Один из них состоит в том, что когда наши органы чувств реагируют на реальные обстоятельства, объекты и звуки, последние каким-то образом переводятся из царства реальности в царство разума, где становятся моментами психики, глубинная сущность которых непознаваема (ибо психика не способна познать саму себя). Таким образом, любое восприятие действительности включает бессчетное число неизвестных факторов, не говоря уже о том, что любой конкретный объект в конечном счете всегда непостижим для нас, как и глубинная природа самой материи. Отдельные обстоятельства, кроме того, не затрагивают нашего сознательного внимания, но тем не менее неосознанно воспринимаются и остаются с нами, не переходя порога сознания. Мы можем заметить их лишь по наитию или после сосредоточенного обдумывания, когда вспоминаем, что некое событие действительно имело место, но оказалось проигнорированным из-за своей незначительности. Это воспоминание поднялось из глубин подсознания и было зафиксировано запоздалой мыслью, а могло бы принять форму сна. Как правило, в сновидениях нам являются бессознательно воспринятые аспекты событий, причем не в рациональной, а в символической и образной форме. Исторический факт. именно изучение снов впервые позволило психологам исследовать подсознательные аспекты осознанно воспринятых психических явлений. Именно на эти свидетельства опираются психологи, допуская существование подсознательной части психики, хотя многие ученые и психологи отрицают такую возможность, наивно указывая на то, что она подразумевает существование двух «субъектов» или, проще говоря, двух личностей в одном человеке. Это, однако, на самом деле является реальностью. Одна из напастей, от которой страдает современный человек,-это раздвоение личности. И это не патология, а обычное явление, наблюдаемое повсеместно. Человек, правая рука которого не знает, что делает левая,-не просто невротик. Подобное затруднение — симптом общей неосознанности поведения, несомненно унаследованной поголовно всем человечеством. Сознание человека развивалось медленно и трудно. Миновало множество столетий, пока этот процесс подвел его на путь культуры (начало которой неправомерно датируют четвертым тысячелетием до Рождества Христова, когда вошла в ход письменность). Эволюция человеческого сознания далека от завершения: ведь до сих пор значительные участки разума погружены во тьму. И то, что мы называем психикой, ни в коей мере не идентично сознанию. Те же, кто отрицают существование подсознания, утверждают фактически, что наши сегодняшние знания о психике исчерпывающи. А такое мнение однозначно столь же ложно, как и предположение, что мы знаем о вселенной абсолютно все. Наша психика является частью окружающего нас мира, и ее тайна так же безгранична. Поэтому мы не можем дать определения ни тому, ни другому. Мы только можем утверждать, что верим в их существование, и описывать по мере возможности их функционирование. Кроме накопленных результатов медицинских исследований есть и серьезные логические доводы против утверждений о несуществовании подсознания. Сторонники этой точки зрения выражают стародавний «мизонеизм» — страх перед новым и неизвестным. Это противление идее существования непознанной части человеческой психики имеет свои цепкие корни, ведь сознание — совсем недавнее приобретение бытия и находится еще в процессе становления. Оно хрупко, подвержено специфическим опасностям и легкоранимо. Антропологи подметили, что одним из наиболее частых умственных расстройств у первобытных людей была, говоряих языком, «потеря души», или разлад (по-научному-диссоциация) сознания. Среди людей прошлого, уровень сознания которых отличался от нашего, душа (психика) не воспринималась как нечто целое. Многие полагали, что каждый человек помимо обычной души имеет еще и так называемую «лесную душу», воплощенную в том звере и растении, с которым он имеет определенное психическое родство. Известный французский этнолог Л. Леви-Брюль назвал эти представления «мистическим участием». Позже он отказался от этого термина под давлением недружественной критики, но я уверен в его правоте. В психологии хорошо известно явление подобного подсознательного единения одного индивидуума с другим человеком или объектом. Среди первобытных людей это родство имело множество форм. Если «лесная душа» обитала в каком-либо звере, то он считался человеку как бы братом. Предполагалось, что человек, имеющий братом крокодила, мог, например, спокойно плескаться в кишащей аллигаторами реке. Иметь «лесную душу» в дереве означало родительскую власть этого дерева над индивидуумом. В обоих случаях понималось, что оскорбление «лесной души» равно оскорблению человека. В некоторых племенах считалось, что у человека несколько душ. Подобное мироощущение отражало веру отдельных первобытных людей в то, что они состоят из нескольких связанных между собой, но различных частей. Это означает, что индивидуальная психика была далека от гармоничной целостности. Наоборот, она грозила вот-вот распасться под напором неконтролируемых эмоций. Хотя эта ситуация и известна нам лишь по работам антропологов, она вовсе не так далека от современной действительности, как могло бы показаться. Мы тоже можем стать диссоциированными и утратить свою индивидуальность. Мы можем оказаться во власти настроения, весьма изменившись при этом; можем утратить благоразумие и память о само собой разумеющихся вещах, касающихся нас самих и наших близких до такой степени, что спровоцируем вопрос: «Какой бес в тебя вселился?» Мы говорим о возможности самоконтроля, однако редко кому удается овладеть этим замечательным качеством. Мы можем полагать, что контролируем себя, но при этом наши друзья легко видят в нас такое, чего мы и не представляем. Без сомнения, даже при высоком, с нашей точки зрения, уровне цивилизации человеческое сознание еще не достигло уровня неразрывности. Оно еще уязвимо и подвержено фрагментации. В то же время, способность изолировать часть разума является весьма ценной. Она позволяет сосредотачиваться на чем-то одном, отключая все, что может отвлечь наше внимание, и подавляя для этого часть психики. Главный вопрос заключается, однако, в том, делаем ли мы это сознательно или же это происходит спонтанно, без нашего ведома и согласия, или даже против нашего желания. В первом случае такая способность является достижением цивилизации, во втором — первобытной «потерей души» или даже невротической патологией. Таким образом, даже в наши дни единство сознания все еще штука ненадежная — слишком легко оно прерывается. А способность контролировать эмоции, весьма полезная с одной стороны, с другой выглядит довольно сомнительно, ибо лишает человеческие отношения разнообразия, яркости и теплоты. Именно на этом фоне мы рассмотрим значение снов — этих зыбких, неуловимых, недолговечных, смутных и неопределенных фантазий. Чтобы раскрыть свою позицию, я хотел бы описать, как она видоизменялась и как я пришел к заключению, что сновидения являются наиболее широко распространенным и доступным источником для изучения способности людей к выработке символов. Зигмунд Фрейд был первым, кто попытался исследовать эмпирическим путем подсознательный фон сознания. В своей работе он исходил из общего допущения, что сны являются не случайными, а ассоциативно связанными с сознательно переживаемыми мыслями и проблемами. Это допущение основывалось на тезисе выдающихся неврологов (в том числе Пьера Жане) о связи невротических симптомов с конкретными сознательными переживаниями. Похоже, они возникают в отключенных участках бодрствующего разума, которые в другое время и при других условиях могут вновь включаться. Еще в конце прошлого века Зигмунд Фрейд и Иосиф Брейер пришли к выводу, что невротические симптомы — истерия, некоторые виды боли, ненормальное поведение — имеют еще и символическое значение. Как и сновидения, они являются способом самовыражения подсознательной части разума и так же несут символическую нагрузку. Например, у пациента, столкнувшегося с невыносимой ситуацией, может возникнуть спазм при глотании: воспоминание о ней заставляет его поперхнуться. В аналогичной ситуации у другого пациента начинается приступ астмы: его угнетает «атмосфера дома». Третий страдает от особой формы паралича ног, он не ходит, поскольку «продвигаться» далее так невозможно. Четвертого мучают

Обстоятельства выхода в свет этой книги достаточно необычны и интересны уже этим, тем более что они напрямую связаны с ее содержанием и замыслом. Итак, позвольте мне рассказать о том, как писалась книга.

В один весенний день 1959 года Би-Би-Си (Британская радиовещательная корпорация) обратилась ко мне с предложением проинтервьюировать для британского телевидения доктора Карла Густава Юнга. Интервью должно было быть «глубоким». В то время я знал не так много о самом Юнге и об его работе, но в скором времени решился на встречу с ним, которая и состоялась в его шикарном доме на берегу Цюрихского озера. Она стала началом большой дружбы, так много значащей для меня и, я надеюсь, доставившей и Юнгу приятные минуты в течение последних лет жизни. Этим и ограничивается, пожалуй, роль телевизионного интервью в моем рассказе. Главное, что оно оказалось успешным и привело, по странному стечению обстоятельств, к появлению этой книги.

Одним из видевших интервью по телевизору был исполнительный директор издательства «Олдус Букс» Вольфганг Фоджс. Фоджс с живым интересом наблюдал за эволюцией современной психологии с тех пор, как его семья поселилась по соседству с Фрейдами в Вене. Он смотрел на Юнга, рассуждающего о своей жизни, работе и идеях, и вдруг подумал: как жаль, что Юнг ни разу не пытался дойти до широкого круга читателей. Ведь любой образованный человек западного мира хорошо представляет себе взгляды Юнга, а для широких масс они считаются трудными для понимания. Фактически Фоджс — истинный творец «Человека и его символов». Смотря интервью и почувствовав теплоту отношений между Юнгом и мной, он поинтересовался, может ли он на меня рассчитывать, чтобы попытаться убедить Юнга сформулировать его наиболее важные базисные идеи таким образом и в таком объеме, чтобы это было понятно и интересно читателям-неспециалистам. Я ухватился за эту идею и отправился в Цюрих, решив про себя, что я должен донести до Юнга ценность и важность подобной работы. Сидя в саду, Юнг выслушивал мои доводы два часа подряд, почти не перебивая, и в заключение сказал «нет». Отказ был облечен в самую ласковую и доброжелательную форму, но в голосе звучала непререкаемая стойкость: он никогда прежде не пытался популяризировать своих работ и теперь вовсе не был уверен в возможности достижения успеха. Во всяком случае, его возраст и накопившаяся усталость не способствовали страстному желанию участвовать в подобном, весьма сомнительном, с его точки зрения, предприятии.

Все друзья Юнга были едины во мнении, что его решения оптимальны. Юнг подходил к любой проблеме со всей тщательностью и без спешки, а конечное решение было обычно бесповоротным. Я вернулся в Лондон в величайшем разочаровании, поскольку убедился, что отказ Юнга окончателен. Этим бы все и закончилось, если бы не два не учтенных мной фактора. Один — это упрямство Фоджса, который настаивал еще на одной попытке обращения к Юнгу, прежде чем признать наше поражение. Второй — случайность, до сих пор приводящая меня в изумление.

Телепередача, как я уже говорил, имела успех. В результате Юнг начал получать великое множество писем от совершенно разных людей, большинство из них — обычные зрители, без медицинского или психологического образования, которых пленило и очаровало присутствие духа, юмор и скромное обаяние этого поистине великого человека, сумевшего уловить в жизни человеческой личности нечто такое, что могло бы оказаться им полезным. Юнг пребывал в радостном расположении духа не просто потому, что получил множество писем (его переписка всегда была огромной), но потому, что он получил их от людей, которые в обычных условиях никогда не вышли бы на контакт с ним. В этот момент ему приснился сон, имевший огромное значение. (Прочитав эту книгу, вы поймете, насколько он был важен). Ему приснилось, что, вместо обычного общения в кабинете с множеством психиатров и врачей других специальностей, постоянно звонящих ему со всех концов мира, он стоит в каком-то общественном месте и обращается к множеству людей, внимающих каждому его слову и понимающих все, что он говорит. Когда неделю или две спустя Фоджс повторил свою просьбу о возможности издания иллюстрированной книги — не для врачей или философов, а для людей с рыночной площади — Юнг позволил себя убедить. Он поставил два условия. Первое: книга будет написана не им одним, но еще и группой его близких последователей, на которых он уже неоднократно опирался, пропагандируя свое учение. Второе: решение всех координационных задач и рабочих проблем, обычно возникающих между авторами и издателями, возлагается на меня.

Чтобы не казалось, что это введение выходит за благоразумные границы скромности, позвольте мне сказать, что я был удовлетворен вторым условием, хотя и не прыгал от радости. Дело в том, что довольно скоро я понял, почему Юнг выбрал именно меня: в сущности, я был для него здравомыслящим, но ординарным, не особенно образованным в области психологии человеком. Иными словами, я был для него «рядовым средним читателем» его книги: то, что было понятно мне, должно было бы оказаться вразумительным и для всех остальных; то, в чем я не мог разобраться, являлось чересчур трудным или непосильным и для других. Не слишком обольщаясь такой оценкой своей роли, я тем не менее скрупулезно настаивал (порой пугаясь, что выведу авторов из себя) на прочтении каждого параграфа и, если это было необходимым, на его переработке до тех пор, пока текст не становился ясным и точным. Теперь я могу положа руку на сердце сказать, что эта книга целиком и полностью адресована обычному читателю и что сложные темы, которых она касается, трактуются с редкой и ободряющей простотой.

После долгих размышлений и многочисленных дискуссий было решено, что наиболее исчерпывающим предметом книги будет Человек и его символы, и Юнг сам отобрал себе для работы следующих сотрудников: Марию-Луизу фон Франц из Цюриха, возможно его наиболее доверенное лицо и друга; д-ра Джозефа Л. Хендерсона из Сан-Франциско, одного из самых выдающихся и правдивых последователей Юнга в Америке; госпожу Аниэлу Яффе из Цюриха, которая, будучи практикующим психоаналитиком, являлась также персональным конфиденциальным секретарем Юнга и его биографом; д-ра Иоланду Якоби, являющуюся наиболее опытным после Юнга автором среди юнгианцев Цюриха. Эти четыре человека были избраны отчасти из-за их квалификации и опыта именно в тех областях, которые соответствовали порученным им разделам книги, а отчасти потому, что Юнг был абсолютно убежден в их способности работать единой командой под его руководством. Юнг лично спланировал структуру всей книги, контролировал и направлял работу участников этого проекта и самостоятельно написал ключевую главу «К вопросу о подсознании».

Последний год его жизни был почти целиком посвящен этой книге: незадолго до кончины — в июне 1961 года -он успел завершить свою главу (фактически он закончил работу над ней за десять дней до того, как слег) и вчерне отредактировать главы коллег. После смерти Юнга д-р фон Франц завершила книгу в соответствии с исчерпывающими инструкциями Юнга. Таким образом, основная тема «Человека и его символов» и порядок освещения остальных тем были детально разобраны Юнгом. Глава, подписанная его именем, является исключительно творением рук Юнга (если не считать достаточно существенной редактуры, целью которой было добиться большей ясности текста для несведущего в психологии читателя). Глава эта была написана на английском языке. Окончательная редакция работы после смерти Юнга была выполнена д-ром фон Франц с большим прилежанием, пониманием и в прекрасном расположении духа, за что издатели и остались перед ней в неоплатном долгу.

Наконец, несколько слов непосредственно о содержании книги.

Мышление Юнга разукрасило мир современной психологии намного ярче, чем мог бы представить неискушенный читатель. Такие хорошо известные термины, как «экстраверт», «интроверт», «архетип», введены Юнгом, хотя порой они заимствовались и неправильно употреблялись другими авторами. Наиболее ошеломляющим вкладом Юнга в понимание психологических процессов является его концепция подсознания, которое предстает в трактовке ученого не просто почетным местом для подавленных желаний (как у Фрейда), а целым миром-таким же живым и реальным, как сознание индивида, мир его рассудка, и даже безгранично шире и богаче последнего. Языком подсознания или «людьми», населяющими его, являются символы, а средством общения — сновидения.

Эта книга была последней, заключительной в жизни великого мастера психоанализа Карла Густава Юнга. Она имеет свою интересную историю и особое предназначение. Если точнее, то книга «Человек и его символы», в отличие от других работ Юнга, предназначена широкому кругу читателей, далеких от психологии и философии. Чтобы написать ее, Юнг собрал своих ближайших последователей, вместе с которыми выполнял непростую задачу: уместить все свое учение и взгляды на психологию человека в одну книгу, написанную максимально понятным и простым языком. Так, чтобы человек, не знакомый ни с учением Юнга, ни с психологией и философией в целом, смог бы прочесть ее и понять.

Душа моя, где ты? Ты слышишь меня? Я говорю, я зову тебя — ты здесь? Я вернулся, я снова здесь. Я отряс прах всех земель со своих ног, и я пришел к тебе, я с тобой. После долгих лет долгих странствий я снова пришел к тебе. Рассказать тебе все, что я видел, пережил и впитал? Или ты не хочешь слышать весь этот шум жизни и мира? Но одну вещь ты должна знать: одной вещи я научился — каждый должен жить свою жизнь.
Эта жизнь — путь, долго искомый путь к безмерному, что мы зовем божественным. Нет другого пути, все другие пути ложные. Я нашел верный путь, он привел меня к тебе, к моей душе. Я возвращаюсь, закаленный и очищенный. Ты все еще помнишь меня? Как долго длилась разлука! Все так изменилось. И как я нашел тебя? Каким странным было мое путешествие! Какими словами описать запутанные дороги, которыми добрая звезда вела меня к тебе? Дай мне руку, моя почти позабытая душа. Как тепла радость от новой встречи с тобой, долго не признанная душа. Жизнь привела меня назад к тебе. Поблагодарим жизнь, которую я жил, за все счастливые и грустные часы, за каждую радость, за каждую печаль. Душа моя, путешествие мое будет продолжаться с тобой. Я буду странствовать с тобой и взойду к моему одиночеству.
Карл Густав Юнг «Красная Книга».

История написания этой книги

Во вступлении к книге, написанной британским журналистом Джоном Фриманом, он рассказывает о своем знакомстве и дружбе с Юнгом и о просьбе написать эту книгу. Дружба началась с интервью для Британской телерадиовещательной корпорации Би-Би-Си, по просьбе которой он брал у Юнга «глубокое интервью». Это была передача по ТВ, где Юнг выступал перед телезрителями, рассказывая о своих идеях. После интервью к Фриману обратился директор издательства «Олдус Букс» Вольфганг Фоджс. Он считал несправедливым то, что идеи Фрейда известны широкому кругу читателей, тогда как идеи Юнга все еще являются достоянием интеллектуальной элиты, считаясь слишком сложными для простого обывателя. Однако, они могли бы быть интересны и полезны многим, и с этой идеей он убедил журналиста отправиться в гости к Юнгу, чтобы уговорить его написать такую книгу. Однако Фриман получил отказ. Юнг сказал, что уже слишком стар и устал, чтобы принять на себя такую ответственность.

В то время Карл Густав Юнг действительно вел размеренный и неспешный образ жизни. Он размышлял о тайнах человеческой души и о будущем человечества, всем своим существом воплощая архетип Мудрого Старца.

«Порой я ощущаю, будто вбираю в себя окружающие предметы, — писал Юнг о том периоде, — я живу в каждом дереве, в плеске волн, в облаках, в животных, которые приходят и уходят, — в каждом существе… Здесь все имеет свою историю — и это моя история. Здесь проходит та грань, за которой открывается безграничное царство бессознательного. Я отказался от электричества, сам топлю печь и плиту, а по вечерам зажигаю старинные лампы. У меня нет водопровода, я беру воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. В этих простых вещах заключается та простота, которая так нелегко дается человеку».

Однако позже Юнг изменил свое решение, это было чистой случайностью, больше похожей на вмешательство судьбы, поскольку обычно он никогда своих решений не менял. Юнг стал получать множество откликов на свое выступление по телевизору, это были письма от простых людей, не психологов, которые прониклись его идеями. Он был удивлен и растроган, и вдобавок ко всему этому, увидел сон, который оказался для него очень важен. Во сне он был в публичном месте и обращался к большому собранию людей, которые понимали каждое его слово. Сон убедил гениального психотерапевта окончательно, и он и все же решился взяться за работу. Он привлек своих ближайших последователей и соратников, тех, кому более всего доверял и кто обладал лучшими писательскими способностями: Луизу-Марию фон Франц, доктора Джозефа Л. Хендерсона, госпожу Аниэллу Яффе и доктора Иоланту Якоби. Структурную канву книги и основополагающую главу «К вопросу о подсознании» Юнг написал сам, закончив ее всего за 10 дней до своей начавшейся болезни, которая привела его к смерти. Луиза-Мария закончила работу в соответствии с исчерпывающими инструкциями Юнга, подготовив книгу к изданию.

Юнг и общепринятая психологическая терминология

Вклад Юнга в психологию в целом гораздо больше, чем принято думать. Понятия, описанные и сформированные им, во многом определили язык той популярной психологии, которую мы знаем. Например, всем знакомые понятия «экстраверт» и «интроверт», теория о разделении на «логическое» левое полушарие и «творческое» правое (впрочем, опровергнутая нейропсихологами в последние годы), психологические типы, положившие начало безумно популярной в последнее время околопсихологической типологии — соционики. А также, безусловно, его теория подсознания — аналога бессознательного Зигмунда Фрейда. Однако, в отличие от Фрейда, который называл бессознательное хранилищем вытесненных стремлений и побуждений, подсознание Юнга — кладезь ресурсов личности, на которые можно опираться в процессе развития и самопознания, а также ключ к общечеловеческим ресурсам, мифологическим, сходным у всех народов и отраженных в символах.

Юнг считал, что подсознание говорит с нами при помощи сновидений, на языке символов. С толкования сновидений и начинается его глава. Он будоражит воображение читателя, касаясь многих необъяснимых вещей, как, например, полтергейста, духов-помощников и одержимости духами, мифа и божественного, говоря обо всем этом, как о чем-то обыденном и совершенно точно существующем, что сразу как бы погружает в магическую реальность, тот самый мир подсознания, который сам Юнг так хорошо ощущал и которым была пронизана вся его жизнь.

Далее Юнг проливает свет на отношения со своим учителем Зигмундом Фрейдом, который был на самом деле гораздо более чем учителем — практически, духовным отцом, и разрыв с которым Юнг очень переживал, но тем не менее – сделал выбор, который делает всякий выросший ребенок, имеющий авторитарного родителя — жить так, как от него хотят, или быть верным себе. Он рассказывает об учении Фрейда и методе свободных ассоциаций, и о том, как понял, что некоторые сны нужно анализировать буквально, не пользуясь системой символизма Фрейда, а опираясь на индивидуальную систему смыслов каждой отдельной личности. Он рассказывает о снах-уроках и предупреждениях, снах-посвящениях, практически возвращая им ту ценность, что придавали им древние народы, считая, что сны — это разговор с богами. По сути, Юнг снова возвысил сны от всего лишь символического послания от сексуально неудовлетворенной инстинктивной, животной части до полноценного мистического опыта. Далее он дает определение архетипа и символа в сновидении, приводя множество захватывающих примеров из практики.

Части книги, написанные учениками Юнга. Финал работы и жизни великого психоаналитика

Джозеф Л. Хендерсон рассказывает о древних мифах в жизни современного человека, архетипе Героя и битве его с чудовищем, Красавице и Чудовище, Аниме и Анимусе, Трикстере и Тени, архетипе Посвящения, Дионисийском культе и образе прекрасного юноши, молодого бога, который приносится в жертву, а также о христианских традициях европейского общества, которые соблюдают порой даже неверующие люди — именно потому, что они приближают к этому извечному мифу, общему для всего человечества. Смерть и возрождение, трансцендентность и Самость, вечный круговорот жизни и смерти в природе — этот образ, вероятно, был более всего навеян настроениями и фантазиями Юнга, который в те дни осмысливал свою жизнь и уже готовился к своему уходу.

Далее Аниэлла Яффе ведет повествование о символах в изобразительном искусстве, об известных снах, ставших бессмертными религиозными сюжетами, и о символе круга или Мандалы, о секретной душе вещей и уходе от реальности, проникновении в форму и цвет. Эта часть требует наиболее вдумчивого чтения и наполнена глубокими смыслами, перетекающими друг в друга, а также позволяет читателю дать волю воображению.

Следующая часть написана Иолантой Якоби и рассказывает об индивидуальной символике пациента. Подробно описывается случай из практики: сны пациента, его стремления и символы его подсознания, его прогресс на протяжении многих сеансов. Эта часть имеет наибольшее практическое значение для тех, кто хочет заниматься юнгианским психоанализом или самоанализом.

Заключение написано Марией-Луизой фон Франц и резюмирует смысл работы Юнга, значение подсознания для науки, а также проводит параллели между такими, казалось бы, далекими друг от друга науками, как психология и физика. Предпосылкой к этому, по всей видимости, является сотрудничество Юнга в последние годы жизни с физиком Вольфгангом Паули, в результате чего оба убедились, что и физика, и психология являются лишь разными подходами к одной и той же скрытой реальности, что не может быть постигнута лишь одной из них, а только обоими совместно с разных сторон, дополняющими друг друга.

Едва закончив книгу и отдав последние указания ученикам, Карл Густав Юнг заболел и спустя некоторое время скончался в своем доме в Кюснахте в возрасте 86 лет. Это было через 6 лет после смерти его жены Эммы, которую он очень сильно любил и с которой прожил вместе 53 года. Жена Юнга до конца жизни занималась психотерапией по его методу, будучи всецело верной идеям своего супруга. После смерти Юнга через некоторое время молния попала в дерево во дворе его дома, под которым он так любил сидеть, и сожгла его дотла. Многие восприняли это, как яркий привет из небытия, то самое физическое явление, вызванное духовными причинами и имеющее глубокий символический смысл, подобные которому он описал в своей последней работе.

Список использованной литературы:

1. Юнг К.Г., Франц М.Л., Хендерсон Дж. «Человек и его символы». — 1964 г.
2. Юнг К. Г. Liber Novus. Красная Книга. — Samizdat
3. «Карл Густав Юнг. Жизнеописание, мировоззрение, цитаты за 60 минут». — «Вектор», 2006 г.
4. Юнг К.Г. «Воспоминания, сновидения, размышления». Пер. Аниэлла Яффе. — М. «Харвест», 2003 г.

Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Карл Густав Юнг и последователи

Человек и его символы

Джон Фриман

Введение

Одним из видевших интервью по телевизору был исполнительный директор издательства «Олдус Букс» Вольфганг Фоджс. Фоджс с живым интересом наблюдал за эволюцией современной психологии с тех пор, как его семья поселилась по соседству с Фрейдами в Вене. Он смотрел на Юнга, рассуждающего о своей жизни, работе и идеях, и вдруг подумал: как жаль, что Юнг ни разу не пытался дойти до широкого круга читателей. Ведь любой образованный человек западного мира хорошо представляет себе взгляды Юнга, а для широких масс они считаются трудными для понимания. Фактически Фоджс – истинный творец «Человека и его символов». Смотря интервью и почувствовав теплоту отношений между Юнгом и мной, он поинтересовался, может ли он на меня рассчитывать, чтобы попытаться убедить Юнга сформулировать его наиболее важные базисные идеи таким образом и в таком объеме, чтобы это было понятно и интересно читателям-неспециалистам. Я ухватился за эту идею и отправился в Цюрих, решив про себя, что я должен донести до Юнга ценность и важность подобной работы. Сидя в саду, Юнг выслушивал мои доводы два часа подряд, почти не перебивая, и в заключение сказал «нет». Отказ был облечен в самую ласковую и доброжелательную форму, но в голосе звучала непререкаемая стойкость: он никогда прежде не пытался популяризировать своих работ и теперь вовсе не был уверен в возможности достижения успеха. Во всяком случае, его возраст и накопившаяся усталость не способствовали страстному желанию участвовать в подобном, весьма сомнительном, с его точки зрения, предприятии.

Все друзья Юнга были едины во мнении, что его решения оптимальны. Юнг подходил к любой проблеме со всей тщательностью и без спешки, а конечное решение было обычно бесповоротным. Я вернулся в Лондон в величайшем разочаровании, поскольку убедился, что отказ Юнга окончателен. Этим бы все и закончилось, если бы не два не учтенных мной фактора. Один – это упрямство Фоджса, который настаивал еще на одной попытке обращения к Юнгу, прежде чем признать наше поражение. Второй – случайность, до сих пор приводящая меня в изумление.

Телепередача, как я уже говорил, имела успех. В результате Юнг начал получать великое множество писем от совершенно разных людей, большинство из них – обычные зрители, без медицинского или психологического образования, которых пленило и очаровало присутствие духа, юмор и скромное обаяние этого поистине великого человека, сумевшего уловить в жизни человеческой личности нечто такое, что могло бы оказаться им полезным. Юнг пребывал в радостном расположении духа не просто потому, что получил множество писем (его переписка всегда была огромной), но потому, что он получил их от людей, которые в обычных условиях никогда не вышли бы на контакт с ним. В этот момент ему приснился сон, имевший огромное значение. (Прочитав эту книгу, вы поймете, насколько он был важен). Ему приснилось, что, вместо обычного общения в кабинете с множеством психиатров и врачей других специальностей, постоянно звонящих ему со всех концов мира, он стоит в каком-то общественном месте и обращается к множеству людей, внимающих каждому его слову и понимающих все, что он говорит. Когда неделю или две спустя Фоджс повторил свою просьбу о возможности издания иллюстрированной книги – не для врачей или философов, а для людей с рыночной площади – Юнг позволил себя убедить. Он поставил два условия. Первое: книга будет написана не им одним, но еще и группой его близких последователей, на которых он уже неоднократно опирался, пропагандируя свое учение. Второе: решение всех координационных задач и рабочих проблем, обычно возникающих между авторами и издателями, возлагается на меня.

Последний год его жизни был почти целиком посвящен этой книге: незадолго до кончины – в июне 1961 года -он успел завершить свою главу (фактически он закончил работу над ней за десять дней до того, как слег) и вчерне отредактировать главы коллег. После смерти Юнга д-р фон Франц завершила книгу в соответствии с исчерпывающими инструкциями Юнга. Таким образом, основная тема «Человека и его символов» и порядок освещения остальных тем были детально разобраны Юнгом. Глава, подписанная его именем, является исключительно творением рук Юнга (если не считать достаточно существенной редактуры, целью которой было добиться большей ясности текста для несведущего в психологии читателя). Глава эта была написана на английском языке. Окончательная редакция работы после смерти Юнга была выполнена д-ром фон Франц с большим прилежанием, пониманием и в прекрасном расположении духа, за что издатели и остались перед ней в неоплатном долгу.

Наконец, несколько слов непосредственно о содержании книги.

Таким образом, изучение Человека и его символов – это на самом деле изучение отношения человека к своему подсознанию. И поскольку в понимании Юнга подсознание является великим проводником, другом и советчиком сознания, то в этой книге речь будет идти прежде всего о человеке и его духовных проблемах. Мы знакомы с подсознанием и общаемся с ним двусторонним порядком, главным образом благодаря сновидениям. Вот почему в этой книге (и особенно в главе самого Юнга) так много внимания уделяется значению сновидений в жизни личности.

Мне не подобало бы пытаться интерпретировать работу Юнга читателям, многие из которых наверняка лучше, чем я, подготовлены для ее восприятия. Моя роль, как вы помните, заключалась в том, чтобы служить неким «фильтром понятности», и не предполагает какого-либо толкования. Тем не менее, я рискну высказаться по двум общим вопросам, которые показались мне, не специалисту, заслуживающими внимания и могущими оказаться полезными для других читателей-«неэкспертов».

Во-первых, о сновидениях. Для последователей Юнга сновидение – это вовсе не шифровка, которую можно раскодировать при помощи словаря символических значений. Это комплексное, очень важное и личное выражение индивидуального подсознания. Оно «реально» в такой же степени, как и все, что происходит с личностью в жизни. Индивидуальное подсознание спящего выходит на связь только с ним самим и отбирает для этого такие символы, которые имеют смысл только для него, и ни для кого более. Вот почему толкование сновидений психоаналитиком или тем, кому оно приснилось, является для психологов школы Юнга всецело частным и индивидуальным занятием (порой приводящим к неожиданным результатам и очень затянутым), которым никоим образом нельзя заниматься без должной подготовки.

Обратной стороной всего этого является то, что сообщения подсознания имеют огромное значение для их получателя, что вполне естественно, поскольку подсознание занимает по меньшей мере половину его существа. Кроме того, оно часто предлагает совет или помощь, которые невозможно получить из какого-либо другого источника. Таким образом, когда я описывал сон Юнга, в котором он обращается к множеству людей, я вовсе не пытался изобразить какое-то волшебство или уверить вас в том, что Юнг мимоходом занимается предсказаниями будущего. Я просто рассказал об ординарном эпизоде, демонстрирующем, как подсознание «посоветовало» Юнгу пересмотреть неверное решение, принятое рассудком.

Из сказанного следует, что сновидения не являются для последователя школы Юнга случайным делом. Напротив, способность контактировать с подсознанием – это черта, присущая целостной личности, и юнгианцы «обучаются» (не могу подобрать более верного слова) чуткости в отношении своих сновидений. Так что, когда Юнг сам столкнулся с необходимостью сделать верный выбор – писать или не писать эту книгу, – он мог, принимая решение, опереться и на сознание, и на подсознание. И далее по всей книге сны трактуются как осмысленные сообщения личного характера спящему. При этом используются символы, общие для всего человечества, но их употребление в каждом случае сугубо индивидуально и может быть расшифровано лишь при подборе индивидуального «ключа».

Второй вопрос, на который я хотел бы обратить внимание – это особая манера аргументации, свойственная авторам этой книги и, возможно, присущая всем юнги-анцам. Те, кто ограничил себя жизнью исключительно в мире сознания и кто отвергает общение с подсознанием, связывают себя законами сознательной жизни со всеми ее формальностями. Следуя непогрешимой (но часто бессмысленной) логике алгебраического уравнения, они отталкиваются от условно взятых посылок и приходят к неоспоримым выводам. Зная об этом или нет, Юнг и его коллеги, как мне представляется, преодолевают ограничения подобного способа аргументации. Это не значит, что они игнорируют логику, но они постоянно апеллируют как к подсознанию, так и к сознанию. Их диалектика по-своему символична, а порой и замысловата. Они убеждают не с помощью узко направленного луча силлогизма, но с помощью многократного рассмотрения темы и каждый раз под несколько иным углом – до тех пор, пока читатель, так и не осознав, что ему что-то доказывали, вдруг не поймет, что узнал каким-то образом нечто новое и важное.

Аргументы Юнга (и его коллег) идут как бы по спирали – начинаются от интересующего их субъекта и охватывают его все более широкими кругами. Это напоминает птицу, кружащую вокруг дерева. Поначалу, у самой земли, она видит спутанные листья и ветви. Постепенно, по мере того, как она набирает высоту, повторяющиеся виды дерева с разных сторон органично вписываются в общую цельную картину. Некоторые читатели могут найти этот «спиралевидный» метод аргументации невразумительным и даже путаным во время прочтения первых страниц, но, мне верится, не дольше. Этот метод характерен для Юнга, и очень скоро читатель обнаружит себя вовлеченным в убедительнейшее и глубоко захватывающее путешествие.

Различные разделы книги говорят сами за себя и практически не требуют предисловия. Глава, написанная самим Юнгом, вводит читателя в мир подсознания, архетипов и символов, образующих его язык, и сновидений, через которые оно обращается к нам. В следующей главе д-р Хендерсон иллюстрирует проявление нескольких архетипических композиций в древней мифологии, народных преданиях и в первобытных обрядах. Д-р фон Франц в главе «Процесс индивидуации» описывает, каким образом сознание и подсознание в рамках одной личности учатся познавать, уважать и взаимодействовать друг с другом. В определенном смысле эта глава содержит квинтэссенцию не только всей книги, но, возможно, и всех юнговских представлений о смысле жизни, согласно которым человек становится целостной личностью – спокойной, плодотворной и счастливой – тогда (и только тогда), когда процесс индивидуации завершен, а сознание и подсознание научились жить в мире, уравновешивая и взаимодополняя друг друга. Госпожа Яффе, описывая, как и д-р Хендерсон, хорошо нам знакомую «кухню» сознательного, разбирает постоянное влечение – почти до навязчивости – к символам подсознания. Они имеют для него глубочайшее значение, почти жизненно важное, и обладают внутренним притяжением – попадаются ли они в мифах или в сказках, которые анализирует д-р Хендерсон, или в изобразительном искусстве, которое, как продемонстрировала госпожа Яффе, удовлетворяет и восхищает нас постоянным обращением к подсознанию.

В заключение несколько слов о главе д-ра Якоби, которая несколько отличается от остальных разделов книги. Фактически, это краткое клиническое описание одного интереснейшего и успешного случая психоанализа. Ценность такого описания для книги очевидна, но предварительно два замечания в этой связи. Во-первых, как отмечает д-р фон Франц, не существует такого понятия, как типично юнговский психоанализ. Он и не может существовать, поскольку всякое сновидение является частным и сугубо индивидуальным сообщением, и один и тот же символ, приснившись двум разным людям, будет иметь разное значение. Таким образом, всякий опыт психоанализа с использованием метода Юнга является уникальным, и было бы заблуждением рассматривать клинический случай, приведенный в этой книге д-ром Якоби (или любой другой, упоминаемый здесь), как «репрезентативный» или «типичный». Все, что можно сказать об описанной истории с Генри и его порой мрачноватых сновидениях, это то, что они прекрасно иллюстрируют возможности применения метода Юнга в частном случае психотерапевтики. Во-вторых, полное описание курса лечения даже сравнительно несложного дела заняло бы целую книгу. Поэтому рассказ о проведении сеансов с Генри подвергся неизбежному сокращению и несколько пострадал от этого. Например, ссылки на «Книгу перемен И Цзин» не очень ясны и придают неестественный (а для меня неприятный) оттенок оккультизма, будучи вырванными из ее контекста. Тем не менее, мы пришли к выводу -и я уверен, что читатель с этим согласится, – что с учетом изложенных замечаний четкий разбор с позиций психоанализа случая Генри значительно обогащает эту книгу, не говоря уже о том, что подобное описание интересно чисто по-человечески.

Начав с обстоятельств, при которых Юнг пришел к решению написать книгу «Человек и его символы», я хочу в заключение напомнить читателям об особенности, а возможно, и уникальности этого издания. Карл Густав Юнг был одним из величайших врачей и одновременно одним из величайших мыслителей этого века. Он всегда стремился помочь людям познать самих себя, чтобы они могли, зная свои возможности и вдумчиво используя их, жить полной, насыщенной и счастливой жизнью. В самом конце своей жизни, которая была столь полной, насыщенной и счастливой, какой я еще никогда не встречал, он решил направить остававшиеся силы на обращение к более широкой аудитории, к которой никогда ранее не пробовал обращаться. Его труд и его жизнь подошли к концу в одно и то же время. Так что эта книга – его наследие широкому кругу читателей.

Карл Густав Юнг

К вопросу о подсознании

Значение сновидений

Человек использует устное или печатное слово, чтобы передать окружающим некоторое осмысленное сообщение. При этом помимо слов-символов, которых так много в любом языке, часто применяются слова-обозначения, или своего рода опознавательные знаки, не являющиеся строго описательными. Таковы сокращения, представляющие ряд прописных букв (ООН, ЮНИСЕФ, ЮНЕСКО), известные торговые марки, запатентованные названия лекарств, воинские знаки различия. Не имея значения сами по себе, они стали узнаваемы в ходе обыденного или целенаправленного употребления. Подобные слова суть не символы, а знаки, лишь называющие объекты, за которыми закреплены.

Символом же мы называем термин, название или даже образ, обладающий помимо своего общеупотребительного еще и особым дополнительным значением, несущим нечто неопределенное, неизвестное. Многие памятники критской культуры, например, отмечены знаком двойных тесел. Это знакомый нам предмет, однако его потайной смысл скрыт от нас. Или возьмем другой пример: один индус, посетив Великобританию, рассказывал потом своим друзьям, что англичане почитают животных. Он обнаружил в старых протестантских церквях изображения орла, льва и быка, но понятия не имел (как и многие христиане), что эти животные символизируют авторов Евангелий. В свою очередь корни этой символики тянутся к видению Иезекииля, а оно имеет аналог в египетском мифе о боге солнца Горе и четырех его сыновьях. Еще более яркий пример – это известные каждому колесо и крест. В соответствующем контексте и у них появляется символическое значение, которое до сих пор является предметом дискуссий.

Следовательно, символическим является такое слово или образ, значение которого выходит за рамки прямого и не поддается точному определению или объяснению. Когда разум пытается объять некий символ, то неизбежно приходит к идеям, лежащим за пределами логики. Размышления о колесе как об образе «божественного» солнца приводят разум к порогу, за которым он должен признать свою некомпетентность, ибо невозможно дать определение «божественному». Называя нечто «божественным», мы, действуя в границах нашего разума, лишь даем название, опираясь при этом только на веру, но никак не на факты.

Явлений, выходящих за пределы человеческого понимания, в мире не счесть. Мы постоянно прибегаем к символической терминологии для обозначения понятий, определение или точное понимание которых нам не подвластно. Вот почему все религии используют язык символов как словесного, так и зрительного ряда. Однако подобное сознательное применение символов является лишь одним аспектом психологического феномена большой важности: человек также сам вырабатывает символы – бессознательно и спонтанно – в форме сновидений.

Этот тезис принять нелегко, но необходимо, если мы хотим больше узнать о путях функционирования человеческого разума. Если немного поразмыслить, нам станет ясно, что человек не способен воспринять или понять что-либо полностью. Его способность видеть, слышать, осязать или чувствовать всегда зависит от тренированности соответствующих органов, степень которой определяет границы восприятия окружающего мира. Эта ограниченность может быть частично преодолена с помощью соответствующих приборов. Бинокль улучшает зоркость, а усилитель звука – слух. Однако даже самые совершенные приборы способны лишь приблизить удаленные предметы или сделать слышимыми еле различимые звуки. Какие бы приборы мы ни использовали, в определенный момент мы подойдем к порогу, за которым начинается неопределенность. Наши знания не могут помочь разуму переступить этот порог.

Помимо рассмотренных существуют и подсознательные аспекты нашего восприятия реальности. Один из них состоит в том, что когда наши органы чувств реагируют на реальные обстоятельства, объекты и звуки, последние каким-то образом переводятся из царства реальности в царство разума, где становятся моментами психики, глубинная сущность которых непознаваема (ибо психика не способна познать саму себя). Таким образом, любое восприятие действительности включает бессчетное число неизвестных факторов, не говоря уже о том, что любой конкретный объект в конечном счете всегда непостижим для нас, как и глубинная природа самой материи.

Отдельные обстоятельства, кроме того, не затрагивают нашего сознательного внимания, но тем не менее неосознанно воспринимаются и остаются с нами, не переходя порога сознания. Мы можем заметить их лишь по наитию или после сосредоточенного обдумывания, когда вспоминаем, что некое событие действительно имело место, но оказалось проигнорированным из-за своей незначительности. Это воспоминание поднялось из глубин подсознания и было зафиксировано запоздалой мыслью, а могло бы принять форму сна. Как правило, в сновидениях нам являются бессознательно воспринятые аспекты событий, причем не в рациональной, а в символической и образной форме. Исторический факт. именно изучение снов впервые позволило психологам исследовать подсознательные аспекты осознанно воспринятых психических явлений.

Именно на эти свидетельства опираются психологи, допуская существование подсознательной части психики, хотя многие ученые и психологи отрицают такую возможность, наивно указывая на то, что она подразумевает существование двух «субъектов» или, проще говоря, двух личностей в одном человеке. Это, однако, на самом деле является реальностью. Одна из напастей, от которой страдает современный человек,-это раздвоение личности. И это не патология, а обычное явление, наблюдаемое повсеместно. Человек, правая рука которого не знает, что делает левая,-не просто невротик. Подобное затруднение – симптом общей неосознанности поведения, несомненно унаследованной поголовно всем человечеством.

Сознание человека развивалось медленно и трудно. Миновало множество столетий, пока этот процесс подвел его на путь культуры (начало которой неправомерно датируют четвертым тысячелетием до Рождества Христова, когда вошла в ход письменность). Эволюция человеческого сознания далека от завершения: ведь до сих пор значительные участки разума погружены во тьму. И то, что мы называем психикой, ни в коей мере не идентично сознанию.

Те же, кто отрицают существование подсознания, утверждают фактически, что наши сегодняшние знания о психике исчерпывающи. А такое мнение однозначно столь же ложно, как и предположение, что мы знаем о вселенной абсолютно все.

Наша психика является частью окружающего нас мира, и ее тайна так же безгранична. Поэтому мы не можем дать определения ни тому, ни другому. Мы только можем утверждать, что верим в их существование, и описывать по мере возможности их функционирование. Кроме накопленных результатов медицинских исследований есть и серьезные логические доводы против утверждений о несуществовании подсознания. Сторонники этой точки зрения выражают стародавний «мизонеизм» – страх перед новым и неизвестным.

Это противление идее существования непознанной части человеческой психики имеет свои цепкие корни, ведь сознание – совсем недавнее приобретение бытия и находится еще в процессе становления. Оно хрупко, подвержено специфическим опасностям и легкоранимо. Антропологи подметили, что одним из наиболее частых умственных расстройств у первобытных людей была, говоряих языком, «потеря души», или разлад (по-научному-диссоциация) сознания.

Среди людей прошлого, уровень сознания которых отличался от нашего, душа (психика) не воспринималась как нечто целое. Многие полагали, что каждый человек помимо обычной души имеет еще и так называемую «лесную душу», воплощенную в том звере и растении, с которым он имеет определенное психическое родство. Известный французский этнолог Л. Леви-Брюль назвал эти представления «мистическим участием». Позже он отказался от этого термина под давлением недружественной критики, но я уверен в его правоте. В психологии хорошо известно явление подобного подсознательного единения одного индивидуума с другим человеком или объектом.

Среди первобытных людей это родство имело множество форм. Если «лесная душа» обитала в каком-либо звере, то он считался человеку как бы братом. Предполагалось, что человек, имеющий братом крокодила, мог, например, спокойно плескаться в кишащей аллигаторами реке. Иметь «лесную душу» в дереве означало родительскую власть этого дерева над индивидуумом. В обоих случаях понималось, что оскорбление «лесной души» равно оскорблению человека. В некоторых племенах считалось, что у человека несколько душ. Подобное мироощущение отражало веру отдельных первобытных людей в то, что они состоят из нескольких связанных между собой, но различных частей. Это означает, что индивидуальная психика была далека от гармоничной целостности. Наоборот, она грозила вот-вот распасться под напором неконтролируемых эмоций.

Хотя эта ситуация и известна нам лишь по работам антропологов, она вовсе не так далека от современной действительности, как могло бы показаться. Мы тоже можем стать диссоциированными и утратить свою индивидуальность. Мы можем оказаться во власти настроения, весьма изменившись при этом; можем утратить благоразумие и память о само собой разумеющихся вещах, касающихся нас самих и наших близких до такой степени, что спровоцируем вопрос:

«Какой бес в тебя вселился?» Мы говорим о возможности самоконтроля, однако редко кому удается овладеть этим замечательным качеством. Мы можем полагать, что контролируем себя, но при этом наши друзья легко видят в нас такое, чего мы и не представляем.

Без сомнения, даже при высоком, с нашей точки зрения, уровне цивилизации человеческое сознание еще не достигло уровня неразрывности. Оно еще уязвимо и подвержено фрагментации. В то же время, способность изолировать часть разума является весьма ценной. Она позволяет сосредотачиваться на чем-то одном, отключая все, что может отвлечь наше внимание, и подавляя для этого часть психики. Главный вопрос заключается, однако, в том, делаем ли мы это сознательно или же это происходит спонтанно, без нашего ведома и согласия, или даже против нашего желания. В первом случае такая способность является достижением цивилизации, во втором – первобытной «потерей души» или даже невротической патологией.

Таким образом, даже в наши дни единство сознания все еще штука ненадежная – слишком легко оно прерывается. А способность контролировать эмоции, весьма полезная с одной стороны, с другой выглядит довольно сомнительно, ибо лишает человеческие отношения разнообразия, яркости и теплоты.

Именно на этом фоне мы рассмотрим значение снов – этих зыбких, неуловимых, недолговечных, смутных и неопределенных фантазий. Чтобы раскрыть свою позицию, я хотел бы описать, как она видоизменялась и как я пришел к заключению, что сновидения являются наиболее широко распространенным и доступным источником для изучения способности людей к выработке символов.

Зигмунд Фрейд был первым, кто попытался исследовать эмпирическим путем подсознательный фон сознания. В своей работе он исходил из общего допущения, что сны являются не случайными, а ассоциативно связанными с сознательно переживаемыми мыслями и проблемами. Это допущение основывалось на тезисе выдающихся неврологов (в том числе Пьера Жане) о связи невротических симптомов с конкретными сознательными переживаниями. Похоже, они возникают в отключенных участках бодрствующего разума, которые в другое время и при других условиях могут вновь включаться.

Еще в конце прошлого века Зигмунд Фрейд и Иосиф Брейер пришли к выводу, что невротические симптомы – истерия, некоторые виды боли, ненормальное поведение – имеют еще и символическое значение. Как и сновидения, они являются способом самовыражения подсознательной части разума и так же несут символическую нагрузку. Например, у пациента, столкнувшегося с невыносимой ситуацией, может возникнуть спазм при глотании: воспоминание о ней заставляет его поперхнуться. В аналогичной ситуации у другого пациента начинается приступ астмы: его угнетает «атмосфера дома». Третий страдает от особой формы паралича ног, он не ходит, поскольку «продвигаться» далее так невозможно. Четвертого мучают приступы рвоты во время еды, потому что он не может «переварить» какой-то неприятный факт. Я мог бы привести много аналогичных примеров, но подобная физическая реакция является лишь одной из форм выражения подсознательно беспокоящих нас проблем. Чаще всего они приходят к нам во сне.

Любой психолог, которому приходилось выслушивать содержание снов пациентов, знает, что символов, встречающихся в сновидениях, много больше, чем физических симптомов невроза. Зачастую сны состоят из сложных и красочных

фантазий. Однако, если использовать для анализа этого материала фрейдовскую методику «свободных ассоциаций», окажется, что все разнообразие сновидений можно свести к нескольким базисным сюжетам. Этот метод сыграл важную роль в развитии психоанализа, позволив Фрейду использовать сны пациентов в качестве отправной точки для изучения их неосознанных проблем.

Карл Густав Юнг и последователи

Человек и его символы

Джон Фриман

Введение

Наконец, несколько слов непосредственно о содержании книги.

КОМПЛЕКС, АРХЕТИП, СИМВОЛ в психологии К.Г. Юнг от Иоланды Якоби

Это рецензия на книгу Линель Питерс, управляющей Юнгианским книжным клубом.

Нажмите здесь, чтобы купить эту книгу. Комплекс / Архетип / Символ в психологии К.Г. Юнг (серия Боллинген (общие))

Введение

В предисловии Юнг пишет: «… концепция архетипа породила величайшие недоразумения».

Книга представляет собой обсуждение сложных терминов «Комплекс», «Архетип» и «Символ» и, в частности, о том, как они взаимосвязаны.

Иоланда Якоби была сподвижником К. Юнг в течение многих лет. Она известна своей способностью ясно и логично объяснять теории Юнга. Якоби объясняет, как архетипы, комплексы и символы воспринимаются, взаимодействуют друг с другом и обретают автономную силу. Она дает авторитетный, структурированный отчет и часто ссылается на многочисленные цитаты из сочинений самого Юнга. Ее четкие определения ценны, поскольку работы Юнга часто содержат элементы двусмысленности.

КОМПЛЕКС (стр.6-30)

Чувствительные группы репрезентаций в бессознательном Якоби связывает информацию о комплексах, говоря: Юнг, в отличие от Фрейда, считал, что комплексы раскрывают больше о бессознательном, чем сны. Первоначально он определил термин « комплекс ощущений в тонусе» , основываясь на том, что он наблюдал во время своего теста словесных ассоциаций. Сегодня широко используется определение «сложного», данное Юнгом. Комплексы обладают сильным эмоциональным наполнением; они проявляются в виде мощных мыслей и эмоций в тонусе чувств, обычно они сопровождают соматический эффект в теле.Сила, которой они обладают, напрямую связана с тем, насколько первичным был опыт психического хранилища. Поскольку мы изначально не подозреваем об их мощном действии, комплекс может взять под контроль наше сознание.

Юнг сказал, что каждый комплекс содержит «ядерный элемент» , ядро, которое выходит за рамки сознательной воли. Значение, которое мы придаем этому источнику, зависит от нашего личного расположения и опыта. Как потенциальное нарушение, в зависимости от своего эмоционального заряда, оно может действовать как фактическое нарушение психики.Если он сопротивляется намерению сознания эго и отщепляется, он представляет собой отдельную контролирующую сущность. По этой причине Юнг сказал: «Комплексы есть у нас» (стр.9)

Автономность комплексов

Комплекс независим и действует как автономная личность; в нем есть драйв, страхи, надежды, желания и намерения; он использует любую возможность, чтобы выразить себя, особенно когда сознание понижено. Как иррациональный образ поведения он компульсивен и односторонен.Эго-комплекс образует центр психики. Комплекс можно понять только тогда, когда его эмоциональное содержание будет разряжено и эмоционально ассимилировано. Бессознательный комплекс в высшей степени нуминозный (неощутимый) и разрушительный. Сознательный комплекс может быть персонализирован и рационализирован только тогда, когда диалектический процесс между бессознательным и сознанием делает это возможным.

О феноменологии комплекса

Якоби обсуждает феноменологию комплексов и подчеркивает, что только эмоциональный опыт освобождает комплекс; тогда возможно разрешение и преобразование.Комплекс представлен в следующем виде:

а) в основном бессознательное, еще не присутствующее, с независимой волей
б) все еще бессознательное, содержащее «раздутую» энергию, действующее как второе конфликтующее эго
в) «сложное эго», которое отколовалось и представляется вторым личность
d) сильно заряженная сущность, втягивает сознательное эго в свою сферу, подавляет и поглощает его — полная или частичная идентификация между эго и комплексом
e) бессознательный комплекс проявляется в спроецированной форме — как атрибут сущности снаружи; наихудший случай = паранойя
f) комплекс известен только интеллектуально, все еще сохраняет свою первоначальную силу; только после того, как он будет понят и его содержание интегрировано, можно разрешить его.

Якоби пишет: «Зрелость подразумевает, что различные части психики признаются как таковые и приводятся в надлежащее отношение друг к другу. […] Это позволяет полностью отделить влияние и вторжения бессознательного от тех, которые уже были прояснены сознанием — эти два понятия больше не будут путаться ». (стр.17)

Эго должно получить контроль над комплексом, столкнувшись с ним; чтобы примирить это, мы должны отпустить наши инфантильные представления и приспособиться к взрослой жизни.

Разница между концепциями Юнга и Фрейда

Разница между тем, как Фрейд и К.Г. Использование Юнгом термина «комплекс» позволит нам устранить неправильные представления о взглядах Юнга. Он различал личное и коллективное бессознательное. Фрейд сказал, что бессознательное содержит только подавленное содержание как симптом болезни психики. Юнг сказал, что комплексы составляют нормальную структуру бессознательной части психики. И этот «Страдание — не болезнь; это нормальный противовес счастью. (с.20) Он утверждал, что комплекс обеспечивает стимул для обновления психики; открытие, потенциал для открытия. Он содержит двойственность как болезнь и путь к психическому здоровью.

Комплексы двух видов

В терминах «ядерного элемента» есть комплекс, отщепленный от сознания, вытесненный после болезненной эмоциональной травмы; он носит личный характер и ощущается как принадлежащий личной психике, происходящей из личного бессознательного. Второй тип — это тот, который имеет другой источник, содержит иррациональное содержание, которое человек не считает принадлежащим ему, как если бы из внешнего источника; содержит мифический универсальный человеческий материал, происходящий из коллективного бессознательного.Если энергия высвобождается в первую очередь, возможно исцеление. Однако не все комплексы разрешимы. Некоторые принадлежат вечной матрице, состоящей из узловых точек в коллективном бессознательном, которые имеют магнитное притяжение ядра, и только после того, как они перезаряжаются и отщепляются как комплекс, они могут стать сознательными.

Комплексы относятся к основной структуре психики

Якоби утверждает, что использование комплекса Юнгом стало предвестником изучения архетипов. Она обсуждает ключевой аспект комплекса; что его невозможно контролировать, и оно наполнено энергией в бессознательном.Кроме того, комплекс известен различными ассоциациями, которые он создает с «ядерным элементом» . Юнг сказал, что комплекс является частью нормальной структуры психики. Возникнув из коллективного бессознательного, он еще не является патологическим, только когда он возникает из личного бессознательного, его нужно разрешить. Как только личный материал, собранный вокруг узловой точки, высвобождается, он дает большое психическое облегчение и может стать плодотворным в качестве источника энергии. аспект, через который может течь психическая жизнь.
Когда комплекс перезаряжается и становится автономным, он вторгается в сферы сознания и приводит к неврозам и психозам. Он использует пример проблемы отца и сына, которая переходит от индивидуальной вины к осознанию того, что его освобождение происходит от доминирующего влияния сознания; личный комплексный материал в его отношении к коллективному бессознательному. Следовательно, стабильность личности эго определяет роль комплекса.

Неврозы и психозы

Следовательно, нездоровый или здоровый аспект комплекса определяется не содержанием комплекса, а состоянием ума индивидуума.Если эго боится бессознательного материала, человек останется в дисбалансе и односторонности. Затем снижение сознания вызывает невроз.

Комплексы личного бессознательного менее опасны, поскольку они в некотором роде знакомы человеку, который их создал. Когда они происходят из коллективного бессознательного, они воспринимаются психикой как более серьезная угроза, приводящая к психозу. Обе эти патологии могут означать полную трансформацию и обновление психики при столкновении, а также обновлять и продвигать жизнь.Взгляд Юнга был революционным и отличался от взгляда Фрейда, согласно которому эти патологии означают лишь психическое заболевание.

В конце концов взгляд Юнга на комплексы привел к фундаментальному открытию архетипов. Он писал: «Содержимое личного бессознательного — это, в основном, эмоциональные комплексы, как их называют; они составляют личную и частную сторону психической жизни. С другой стороны, содержание коллективного бессознательного известно как архетипы ». (стр.30)

АРХЕТИП (стр.31 — 73)

Природа архетипа

Концепция архетипа Юнга показывает, как он претерпел значительное развитие за последние 30 лет. Он расширился и при этом стал более абстрактным. Основываясь на своей точке зрения, Якоби говорит, что архетип выражается в первую очередь как метафора, поскольку один из его аспектов остается неизвестным. Его можно узнать только по тому влиянию, которое он оказывает на психику. Он формирует доминирующий структурный аспект психики, его происхождение известно лишь постольку, поскольку оно лежит в коллективном бессознательном.У нас есть косвенное знание архетипов, основанное на наших встречах с ними, поскольку они представляют собой метафизический вопрос.

Историческое развитие концепции архетипа в работе Юнга.
Якоби представляет развитие с биологической и философской точки зрения и говорит, что Юнг известен отсутствием догматического подхода к психологической динамике. В 1917 году он назвал архетипы « доминант коллективного бессознательного». (с.33) До этого он называл их «исконными образами» , как мифологические проявления человеческого поведения.Архетипы являются частью психической структуры и представлены сознательным разумом. В 1946 году в своей статье «Дух психологии» он различал два типа архетипов — «архетип как таковой (сам по себе), который потенциально присутствует, и воспринимаемый архетип с его потенциалом быть« представленным »- так называется архетипическим образом. Архетипы (сами по себе) описываются как структурные факторы в коллективном бессознательном, невидимые ядерные элементы и потенциальный носитель смысла.Различие основано на аспекте репрезентации, когда архетип выражается собственной психологией человека и проникает в сознание.

Архетип, инстинкт и структура мозга

Юнг сказал, что архетип — это априорное историческое состояние, своего рода чертеж, так сказать, инстинкта: «… архетип [является] структурным качеством, свойственным психике, которая каким-то образом связана с мозгом». (с.37) Он продолжает говорить, что это автономный элемент бессознательного, унаследованный структурой мозга.Этот вид инстинкта сверхъестественен — он не может быть познан обычным способом и отличается от чисто биологических инстинктов, то есть не обусловлен, а подчиняется законам, присущим автономным правилам самой жизни. В последних работах Юнга исследуется концепция о том, что в мозгу есть дополнительная функция, которая выполняет психические функции, и которую он назвал «трансцеребральной природой» мозга.

Биологический аспект архетипа

Архетип движется во внешний мир и в то же время ориентируется на мир внутренний.Якоби ссылается на Адольфа Портмана и Хедингера, а также на детских психологов Шпица и Вольфа. Портман говорит о «изначальных образах» , в которых он сравнил упорядочивающий / гештальтный аспект животных со способностью человеческой психики создавать архетипы. Хедингер проиллюстрировал в своем исследовании, как действие архетипов может быть найдено в инстинктивном поведении животных.
Юнг сказал: «Термин [архетип] не предназначен для обозначения унаследованной идеи, а скорее для обозначения унаследованного способа психического функционирования, соответствующего врожденному способу…» (стр.43)

Здесь архетипы представлены как сверхъестественные, важные переживания, которые в некотором роде обладают человеческой психикой. Шпиц и Вольф показали, как ребенок реагирует на гештальт-образ человеческого лица. Юнг подтвердил это, заявив, что психика новорожденного ребенка — это не чистый лист, она резонирует со стимулами в окружающей среде, основанными на встроенных факторах, которые были унаследованы и заложены в органической системе мозга. Еще одна ссылка делается на исследования новорожденных младенцев Ф. Штирнимана, который сказал, что психика уже структурирована при рождении, и сравнил ее с фотопластинкой, которая раскрывает ее части посредством экспонирования.Юнг подчеркивал, что архетипы не похожи на рефлексы, у них есть значимое выражение, связанное с сознанием; психическое и психическое можно наблюдать отдельно, параллельно друг другу. Он сравнил человеческое тело и его органы с психикой — оба имеют внутреннюю структуру и проявляют свою функциональность из-за физических событий и впечатлений.

Реалистичное и символическое понимание

Человек имел обыкновение выражать обычные события, такие как восход солнца, в форме образов.По мнению Юнга, это поддерживает аргумент о том, что психика обладает уникальной способностью преобразовывать физические события в архетипические образы. Дети проявляют это, когда выражают свой образный взгляд на мир, не основанный на физическом мире, который они воспринимают своими пятью чувствами. Юнг рассматривал это как корень творческих способностей человека. Например. миф о солнечном герое описывает, как психика переживает физический феномен путешествия солнца по небу. Юнг объясняет, что архетипы действуют как магнитное поле, трансформирующее психические процессы в образы, как структура бессознательного, которая проявляется в «определенных формах посредством проекции».” (стр.48)

Слово «архетип» содержит два элемента: 1) «архетип» — что означает исходный, первоисточник, доминантный и «тип», обозначающий действие, подобное запечатыванию монеты. Он поддерживает формирующую способность, заложенную в архетипе.

Архетип и платоническая идея

Архетипы относятся к «Идеи» Платона. Его концепция связана с априорной идеей «неотъемлемо неизменной» , которая подобна архетипу Юнга как таковому (per se), который не воспринимается. Юнг отличает это от представленного или уже воспринимаемого архетипа.Первый предшествует сознательному переживанию психики, выходит за пределы сознания. Архетип — это не просто идея, это динамический «живой организм,« наделенный производящей силой ». (с.50) Архетипы были сформированы до появления мыслительных способностей сознательного разума. Это основа взгляда Юнга, согласно которому архетипы являются типичными формами понимания и восприятия, будучи активными и пассивными в процессе, происходящем в материальной, физической и духовной сферах.

Архетипы не унаследованные образы

В соответствии с точкой зрения Юнга на архетипы, Якоби подчеркивает, что архетипы не являются готовыми образами, как идея Платона; их можно различить как неощутимые и воспринимаемые (или представленные) психические сущности.Это было причиной многих недоразумений относительно архетипов. Важно помнить, что точка зрения Юнга состоит в том, что архетипы — это структурные компоненты психики, которые проявляются в различных паттернах — поэтому образы не являются унаследованными репрезентациями, а обладают природой унаследованного потенциала репрезентации. Они действуют как скрытые организаторы с бороздами, в которые глубоко укоренились универсальные переживания.

Как изначальные паттерны, они лежат в основе невидимого порядка психики и предопределены в бессознательном.У них нет материального существования до того момента, пока сознательный разум не придаст плоти их невидимым костям и не родится образ. Например. в снах, как только мы осознаем архетип, он уже извлек из материального мира свою форму, которая является видимой формой для сознательной психики; «внутреннее присутствие» , которое сознательный разум констеллирует в зависимости от момента, в котором он находится. Архетип как сосуд потенциального существования изменчив и продолжает иметь новую интерпретацию, основанную на каждом уникальном опыте психики.Якоби подчеркивает, что наши объяснения архетипов кажутся различными переводами на различные метафорические языки.

Архетип и гештальт

Архетипы с их унаследованной формой коррелируют с теорией гештальта в том смысле, что образы гештальта также передаются по наследству. Якоби ссылается на Кристиана фон Эренфельса, который сказал, что гештальт — это больше, чем сумма элементов, он сохраняет присущий ему характер, например, мелодия сохраняет свою основную форму независимо от используемого инструмента или тональности, в которой она играется.Она продолжает объяснять, что гештальт более формален и относится к изначальному образцу. Архетипы выражают содержание в форме изображений, когда они возбуждены эмоциональным зарядом, который они содержат, и, следовательно, богаче. И гештальт, и архетип являются результатом игры психических сил, которая отличается от готовой Идеи Платона.

Иерархия архетипов

Архетипы имеют бесконечное количество способов проявления, но Якоби говорит, что они действительно подпадают под типичные и базовые переживания; последние как изначальные противоположности, такие как концепции Света и Тьмы, относящиеся к самому творению.Она ссылается на генеалогии богов, где первичный бог или родитель является носителем архетипа в его простейшей или чистейшей форме, а потомство проявляется различными способами, и это не меняет существенного аспекта первоначального носителя, который является родитель. Она объясняет использование первичных, вторичных и третичных архетипов, где третичные архетипы наименее богаты и нуминозны. Мотивы коллективного бессознательного можно сравнить с системами биологии; они обладают априорными формами, способными демонстрировать изначальный паттерн, характерный для персонификаций, и способны демонстрировать более абстрактные структуры, такие как дух, автономную сущность, повсеместно присутствующую в психике.Юнг предупреждает, что мы не должны преуменьшать значение архетипа, давая ему однозначное определение, поскольку в его основе лежит его амбивалентная природа.

О коллективном бессознательном

Якоби пишет: «Коллективное бессознательное — это надличностная матрица, как неограниченная сумма фундаментальных психических состояний, накопленных за миллионы лет в царстве неизмеримой широты и глубины». (стр.59)

Юнг подчеркивает разницу между личным бессознательным и коллективным бессознательным.Последний имеет нейтральный характер, обретает форму и имеет ценность при встрече с сознанием; его объективный аспект. Но когда личное сознание принимает преимущественно личную точку зрения, оно в первую очередь субъективно. Он подчеркивает, что между сознанием и коллективным бессознательным нет определенных границ, и объясняет, что оно функционирует как гибрид, смесь двух планов сознания. Бессознательное содержание связывает психику с физиологическими состояниями, с одной стороны, и архетипическим материалом, с другой, но также продвигает ее вперед посредством интуиции.

Архетип и синхронность

Якоби объясняет синхронность, когда кажется, что внутренние явления психики проявляются одновременно с внешними ситуациями или событиями. Юнг говорит, что когда сознательное и бессознательное сливаются вместе, так же, как когда сознание понижается и бессознательное содержание спонтанно выходит на первый план, психика, индивидуум, переживает это как происходящее одновременно. Он объясняет, что переживание заключается не в причинной природе этих событий, а в архетипе, который влияет на причину.Его более поздняя точка зрения была такой: «Пространство, время и причинность, триада классической физики […] затем будет дополнена фактором синхронности и станет тетрадой. […] Совпадение во времени двух или более причинно не связанных событий, имеющих схожее значение ». (стр.63)

Априорное знание в бессознательном дает себе знать, где оно кажется подходящим, в некотором смысле цепляясь за связанное событие и проецируя на него причинность. Архетип здесь действует как высший уровень, и другие (внешние) аспекты подпадают под его власть.Это связано с упорядочивающей функцией психики в том смысле, что архетипы выполняют прямую и обратную функцию — по отношению к прошлому и будущему, что придает им биполярный аспект. Они не изолированы друг от друга и взаимосвязаны.
Архетип и сознание
Юнг сказал, что архетип констеллируется в бессознательном, когда возникает и соответствует ему внешняя ситуация, обычно с эмоциональным зарядом. Нуминозный характер архетипа означает, что он содержит определенную энергию и привлекает соответствующий опыт сознательной психики, который позволяет ему реализоваться.Когда психическая сущность усваивает качество изображения, считается, что она представляет его. Только тогда это может быть переведено на осознанный материал. Это единственный способ для заряженных энергией смысловых ядер из коллективного бессознательного выйти на поверхность в сознание и перевести на коммуникабельный язык для производства новой психической энергии.

Сны, изображающие архетипические образы, являются способом высвобождения ранее захваченной энергии в бессознательном. Юнг сравнивает действие архетипов с действием атомов, которые часто кажутся незначительными, но связаны с гораздо более крупными объектами.Он объясняет, что наибольший эффект исходит от малейшей причины, например. чем глубже погружаешься в область микрофизики, тем более взрывоопасны силы, которые там можно найти. То же самое и с архетипом.

Пример из мира снов

Якоби приводит пример сна, который задокументировал Юнг, где он демонстрирует, как бессознательное выводит на первый план архетипический сон, чтобы восстановить психическое равновесие субъекта. Архетипический образ «Мудрый старик» приходит на помощь сновидцу (герою в его собственном сне) и компенсирует то, чего не хватает в психике героя.В заключение Юнг говорит: «На самом деле мы никогда не сможем законно освободиться от наших архетипических основ, если мы не готовы заплатить цену невроза, точно так же, как мы не сможем избавиться от нашего тела и его органов, не совершив самоубийства». (стр.72)

Архетипы с их упорядочивающей функцией всегда будут пытаться восстановить здоровое функционирование психики. Они защитники и носители спасения; они закрывают разделение в психике. Это закрытие психической пропасти — судьба человечества, и это становится нашей личной судьбой, способной спасти нас.

СИМВОЛ (стр.74 — 118)

Образец и символ

В разделе о символах есть интересная дискуссия о связи между символом, знаком и аллегорией, которую инициирует Якоби.
Юнг объясняет, что сознательный разум может воспринимать и переживать символы. Можно сказать, что символы являются в некотором смысле репрезентациями в сознании архетипов как таковых, и что когда архетип проявляется в реальном времени, мы говорим о символе. Он объясняет, что символы — это архетипы, которые определяются скрытым архетипом как таковым.Но это только потенциальный символ. Когда ситуация возникает в сознательной сфере психики, динамическое ядро архетипа обладает потенциалом представить себя в форме символа. Символы всегда основаны на бессознательном архетипе, но сознательный разум придает им их форму. И архетип становится конкретным образом и действует как средство передвижения, которое переносится в сознательный разум. Юнг определяет символ как «сущность и образ психической энергии». (стр.75)

Символ — это воплощенный архетип и, следовательно, не является чисто абстрактной сущностью. Символы — это способ психики наполнить бесчисленные мифы содержанием. Например. Евангелия с притчами и метафорами. Якоби говорит, что даже Юнгу было сложно отличить символ от архетипа. Язык конечен и бросает вызов описанию бесконечного понятия или явления.

Что такое символ?

Символ описывается как относящийся к подобной изображению сущности, доступной из бессознательного разума, которую сознательный разум может воспринимать.Якоби объясняет, что символы могут передаваться по наследству, и они являются нашим личным или коллективным источником всех мифических, символических изображений и представлений о сновидениях.
Символ и знак
Разница между ними временами все еще сбивает с толку. Символы не доступны напрямую, но представляют себя как изображения и созданные узоры, которые проявляются как символы и имеют неограниченный потенциал в отношении количества и разнообразия. Юнг различал аллегорию, знак и символ. Символ выходит за рамки очевидного. Аллегория интерпретирует символическое выражение через намеренный пересказ.Если что-то относится к известной вещи, это просто знак, поскольку он относится к сущности в физическом мире. С другой стороны, символ относится к миру значений. Невозможно создать символ из известного содержания. Юнг согласился с В. Пиаже, который сказал, что символы содержат сознательные и бессознательные аспекты, и сказал, что есть два типа наблюдателей: один наблюдает за конкретным или буквальным, а другой ищет смысл, стоящий за наблюдаемым. Якоби ссылается на А. Вайса, который считал, что христианские символы действуют как знаки в том смысле, что они представляют трансцендентную реальность.По мнению Юнга, христианские символы имеют свою ценность, потому что относятся к психологической сфере опыта. Он объясняет, что благодаря изучению архетипов он смог преодолеть границы христианских знаков и вместо этого рассматривать христианство как психологический факт. Он говорит: «Это образы, большей частью выходящие за пределы сознания». (с.84) Для Юнга их ценность заключается в том, что мы можем в них верить; что они живые существа, потому что они полны смысла и могут быть созданы из известных ассоциаций.Например. для некоторых крест — это знак, а для некоторых — символ, вызывающий Страсти Христовы.
Якоби ссылается на теорию цвета Гете, где понятие цвета применяется как аллегория, и его значение должно быть объяснено, например зеленый означает надежду. Но когда цвет используется в мистическом смысле, он используется как символ.
Юнг сетует, что слишком многие люди отрезаны от образного использования знаков. Слово «символ» означает объединение противоположностей, чтобы они могли стать единым целым.Он подчеркивает, что мы можем понять символы только тогда, когда задействуем четыре функции психики, то есть мысли, чувства, чувства и интуицию.

Символ у Фрейда и Юнга

Основываясь на их другом взгляде на бессознательное, Фрейд сказал о личном бессознательном, архетипов не существует, потому что только личный опыт составляет бессознательное, поэтому есть только знаки. Юнг, с другой стороны, сказал, что содержимое коллективного бессознательного является символом, потому что оно не вытекает из личного опыта.Истинные символы происходят из универсального источника и являются выражением интуитивной идеи. Якоби пишет: « Символ, как видит его Юнг, — это психический фактор, который нельзя ни анализировать, ни постичь на основе причинности, ни определить заранее; это неоднозначно и биполярно. »(стр. 90).
Юнг объясняет, как элементы творения могут стать символами характеристик человека, в то время как человек одновременно и параллельно содержит элементы космоса, что иллюстрирует концепцию микромакрокосма.Наша способность переносить конкретно реальное содержание на психическую арену позволяет нам выражать обе реальности, поскольку мы одновременно удерживаем содержание реального и символического. Юнг говорит, что это единственный способ излечить наш психический дисбаланс.

Фрейд использует термин «симптом», когда что-то является причинным условием и вызвано лежащим в основе процессом. Но Юнг говорит, что наша способность к интерпретации является ключом к тому, рассматриваем ли мы психическое явление как простой симптом или придаем ему значение символа.

Символ как посредник

Человек отличается от животных тем, что у животных есть сигналы и знаки, а у человека есть дополнительное измерение символической реальности. Символ позволяет нам переходить между сознательным и бессознательным, психическими противоположностями. Это основа биполярного аспекта архетипов, и именно здесь есть возможность примирить существующие противоположности. Немецкое слово Sinnbild обозначает; «Sinn» означает смысл, а «Bild» означает образ, который принимает форму и значение через соединение со смыслом.В некотором роде, как брак между мужским и женским аспектами психики.

Символ жив, если он содержит все свое содержание, то есть его форму, противоположности, исходный материал образов, соединенных вместе как единое целое. Он имеет животворную функцию, когда выражает нуминозное наилучшим образом, объединяя бессознательные и сознательные элементы. Эта посредническая функция — одна из важнейших способностей психики. Через трансцендентность противоположности объединяются, и символ усиливает психическую энергию и перемещает ее к желаемому концу.Юнг называет это состояние третьим концом, иллюстрируя, что каждый символ выходит за пределы царства добра и зла в третье измерение. Это то, что Юнг называет трансцендентной функцией символа; когда он создает переход от одного отношения к другому.

Символ преобразователя энергии

Якоби объясняет, как символы высвобождают психическое либидо. Юнг говорит, что символ имеет лечебный характер. Для Фрейда психическая энергия могла быть высвобождена только одним способом — из подавленного состояния в невыдержанное выражение.Для Юнга эта энергия биполярна. Он постоянно течет между двумя конфликтующими элементами; синтез сознательного и бессознательного материала.

Энергия смыслового ядра коллективного бессознательного освобождается от напряжения и накладывает новый отпечаток на психический процесс. Он открывает дорогу энергии, чтобы течь по ней. Например. когда сновидение понимается символически, Юнг сказал: «Я называю любую интерпретацию, приравнивающую образы сновидений к реальным объектам, интерпретацией на уровне объектов.В отличие от этого интерпретация, которая относит каждую часть сновидения и всех действующих лиц к самому сновидцу. Я называю это интерпретацией на субъективном уровне ». (стр. 102) Это позволяет, казалось бы, смещенным элементам сновидения воссоединиться с субъектом, которому они приснились. И мощно задействует творческие способности психики, снимая психические блокировки. Короче говоря, именно здесь происходит уравновешивание инстинкта и духа.

Индивидуальные и коллективные обозначения

Для Юнга ценность коллективного символа заключается в том, что он «формулирует существенный бессознательный фактор, затрагивающий соответствующие струны в каждой психике. (стр. 104) Когда универсальный архетипический образец символа становится символом людей, то есть коллективным символом, подобным тем, которые встречаются в мифах и религии, он оказывает ценное влияние на психику. Юнг объясняет, что индивидуальный символ более недолговечен и создается психикой каждого человека. Индивидуальные символы, поступающие в сознание из самых глубоких сфер психики, обладают способностью освещать и использовать всю нуминозность архетипа, когда индивидуальный символ переживается параллельно с коллективным символом.Это когда он наиболее силен, будучи полностью интегрированным в психику в целом.

Юнг говорит, что символы всегда появляются спонтанно; они не являются рациональным продуктом ума, а скорее результатом психического процесса, который выражается символически. Символы раскрывают аспекты внутреннего психического характера субъекта, и таким образом религия выступает в качестве символа; они проистекают из естественной жизни бессознательного и надлежащим образом ее выражают. Он расширяется и говорит, что подходящей метафорой коллективного бессознательного является «универсальная душа». «Индивидуальные и коллективные символы формируются внешне по-разному, но в конечном итоге оба основаны на идентичном структурном паттерне или архетипе». (с.106) Религиозные символы и догмы соответствуют архетипам. Мифология — это основной путь проявления архетипов к превращению в символы.

Эго между коллективным сознанием и коллективным бессознательным
Якоби подчеркивает, что мы должны различать архетип коллективного бессознательного и коллективного сознания.Первый влияет на эго из области бессознательного и влияет на наше конкретное поведение. Последний представляет собой представление наших норм, взглядов и обычаев, происходящих из конкретной среды. Первые с их сверхъестественным характером являются спонтанным проявлением подлинной сущности человека. Последние являются просто копиями или представлениями первых; просто рациональные концепции.

Эго стоит между областью коллективного бессознательного и коллективного сознания.По мнению Юнга, на сознание эго влияют два фактора: с одной стороны, общественное сознание как коллективное влияние, а с другой стороны, доминанты коллективного бессознательного или архетипы. Первый относится к естественным импульсам, а второй — к влияниям, которые входят в сознание как универсальные идеи.

Когда эго подавляется коллективным сознанием или коллективным бессознательным, оно рискует потерять свою независимую функцию в психике.Символ теряет свою животворную функцию, когда лишается своей архетипической сущности, и рационализируется как сущность, существующая исключительно в коллективном сознании. Имеются в виду многие «измы» в современном мире; они не служат для освещения нашего понимания. Когда эти две области сознания вступают в прямой конфликт, мы понимаем, насколько сложно свободно выражать свою индивидуальность. Эго, которое может справиться с этим напряжением, ближе всего к достижению психического здоровья и целостности.

Символ процесса индивидуации

Юнг определяет индивидуацию, когда психика увеличивается в сознании, что приводит к взрослению личности.Есть определенные символы, которые характеризуют этот процесс; они основаны на определенных архетипах, которые присутствуют в видениях, фантазиях и снах. Они кажутся информированными конкретной внутренней сознательной ситуацией человека и имеют для него особое значение. Например. Тень, Мудрый Старик, Дитя (и Ребенок-герой), Мать, Дева, Анима, Анимус архетипы, каждый из которых представляет собой аспект психики.

Таким же образом значимы объединяющие символы, представляющие центр Психеи, e.грамм. Мандала, Камень, Боги, которых Юнг называет «символами основного порядка психики в целом». (стр. 115) Юнг объясняет, что процесс индивидуации подобен диалогу между бессознательным и сознанием, где символы действуют как посредники или мосты, примиряя противоречия, возникающие с каждой стороны. Психика содержит в себе потенциал целостности. «Что-то эмпирически доказуемое приходит нам на помощь из глубин нашей бессознательной природы.” (стр. 116)

Способность психики к преобразованию символов

Психика может преобразовывать символы. Якоби объясняет, что архетипы соотносятся с множеством «узловых точек» коллективного бессознательного, но различных символов, создаваемых индивидуальной психикой, бесконечно больше. Они получают свое личное выражение на основе личного опыта человека. По мнению Юнга, символ является вечным посредником между рациональным и иррациональным, что означает, что мифы будут и дальше переводиться в текущий психологический контекст, чтобы человек мог связать их со своей душой.Если мы сделаем это, мы спасем сущность мифа и сделаем его актуальным для мира, в котором мы живем сегодня, и его тайна будет сохранена.
Юнг говорит: «Каждая попытка психологического объяснения, по сути, является созданием нового мифа. Мы просто переводим один символ в другой символ, который лучше подходит для существующего созвездия нашей индивидуальной судьбы и судьбы человечества в целом ». (стр. 118)

СВОДКА

Символы составляют основу нашей культуры, являясь универсальными образцами мифов, религиозных символов и идей.Первоосновой психики являются архетипы, которые составляют универсальную основу психики каждого человека. Два архетипа — это неощутимые архетипы, которые формируют структуру психики, и воспринимаемый архетип, который представлен сознательному уму и функционирует в первую очередь как символ. Комплексы с их энергетическим ядром, которые функционируют из узловой точки в структуре коллективного бессознательного, в этом отношении могут быть приравнены к архетипу.

Как только ядро комплекса порождает чувствительные ассоциации и функционирует как автономная сущность в психике, оно может проявляться как симптом, но не может быть названо символом или архетипом.Разница в том, что комплекс обозначает то, что как таковое не воспринимается сознанием, по сравнению с символом, который указывает на «подобную образу» сущность, основанную на восприятии. Согласно Юнгу, комплекс и символ имеют много корреляций; оба коренятся в архетипическом ядре (ядре) значения, которое находится в коллективном бессознательном. Якоби объясняет, что, возможно, именно поэтому Юнг использовал эти термины как синонимы. Она продолжает говорить, что ключевое различие между комплексами и символами заключается в состоянии сознания эго и в том, как оно справляется с комплексами.

Наконец, нам было бы очень полезно, если бы мы могли облегчить задачу сознательного разума, чтобы помочь психике упорядочить динамику нашей изначальной психической природы. Идеальным было бы то, что не инстинкт или интеллект, а скорее дух, который является уникальным для человека и который рассматривает и то, и другое, может обеспечить баланс психики. Юнг заключает, говоря, что это «способность человека к сознанию, [которая] одна делает его человеком». (стр. 124)

АРХЕТИП И МЕЧТА (стр. 127 — 198)

Введение

Во втором разделе книги представлен анализ одного сновидения в юнгианском стиле.Стиль отличается от первого раздела книги и написан в более поэтическом стиле. Это толкование одного очень богатого сна. На ум приходят слова Юнга, что сон — это маленькая потайная дверь в глубине души.
Якоби использует метод анализа сновидений Юнга, за которым следует усиление сновидения, которое 8-летняя девочка подарила своему отцу. И это хороший пример того символического сна, который иногда снится детям. Якоби собирает мифы из многих источников на следующих 50 страницах, и они не оставляют сомнений в доказательствах, на которых основана природа символа, как задумано Юнгом, и демонстрируют богатство расширяющего материала, имеющегося в ее распоряжении.Ребенок, чей сон был использован, умер два года спустя, и о ней известно не так много личных подробностей, поэтому выводы нельзя было сделать с полной уверенностью.

Сон о плохом животном

Это сон, который приснился 8-летней девочке, у которой был богатый внутренний мир и которая записывала свои сны. Это мечта, которую она подарила своему отцу на Рождество. Она умерла вскоре после того, как ей приснился сон. Сон объясняется и интерпретируется очень подробно: гермафродитический аспект животного, значение дракона и змеи, рога и рогатой змеи, пронзающего и пожирающего, двойной психологический аспект животного, маленьких животных и синего. Якоби объясняет туман или пар во сне.Также объясняется мистика «четырех», «одного и четырех» во сне, а также ритуал ночного морского путешествия как метафоры жизни, смерти и возрождения.
В заключение Якоби напомнил нам точку зрения Юнга о том, что сновидения «являются самовоспроизведением событий в бессознательном и компенсацией ситуации в сознании». (стр. 190) Она продолжает объяснять, что сон столкнул юную сновидицу с реальностью, которая представилась далеко за пределами ее способности интерпретировать его; что символы во сне показывают, как бессознательная психика обладает таинственной способностью раскрывать свое содержание.Он показывает, как каждый сон является комментарием психики. В конце она говорит: «Ответ на секреты дня и разгадки загадок будущего — все содержится в [] изначальной утробе коллективного бессознательного». (стр. 198)

Резюме Карла Юнга

Раздаточный материал о Карле Густаве Юнге

«Доверяйте тому, что дает вам смысл и примите его в качестве ориентира ».

ИНДИВИДУАЦИЯ. Юнг считал, что человек внутренне целостен, но большинство из нас потеряли связь с важными частями себя.Через прослушивание послания наших снов и пробужденного воображения, мы можем связаться и реинтегрировать наши разные части. Цель жизни — индивидуация , процесс познания, выражения и гармонизации различных компонентов психики. Если мы осознаем нашу уникальность, мы сможем заняться процессом индивидуации и подключиться к нашему истинному «я». У каждого человека есть определенная характер и призвание, которые являются исключительно его или ее собственными, и если они не реализованный через союз сознательного и бессознательного, человек может стать больной.

ИСТОРИЯ. Юнг пришел к выводу, что у каждого человека есть своя история, и когда психическое расстройство происходит потому, что личная история была отвергнута или отвергнута. Выздоровление а интеграция наступает, когда человек открывает или заново открывает для себя собственная личная история.

НЕВРОЗ. Юнг подозревал, что то, что считалось нормальным, часто та самая сила, которая разрушила личность пациента. Эта попытка быть «нормальным», когда это нарушает нашу внутреннюю природу, само по себе форма патологии.В психиатрической больнице он задавался вопросом, почему психиатры не интересовались тем, что говорили их пациенты.

ТАЙНА. Для Юнга жизнь была большой загадкой. Мы знаем и понимаем очень мало. Он никогда не колеблясь говорил: «Я не знаю». Всегда признавался, когда подходил к концу своего понимания.

БЕССОЗНАТЕЛЬНЫЕ. Основной постулат: все продукты бессознательного символичны и могут рассматриваться как направляющие сообщения. Что такое мечта или фантазия ведет человека к? Бессознательное будет жить и будет двигать нами, нравится нам это или нет.

Личное бессознательное. Это аспект психики, который обычно не затрагивает индивидуальное сознание и которое проявляется в явном поведении или во сне. Это источник новых мысли и творческие идеалы, и производит значимые символы.

Коллективное бессознательное: Это аспект бессознательного, который проявляет унаследованные универсальные темы, которые пробегают через всю человеческую жизнь. Внутри вся история рода человеческого, назад в самые первобытные времена, живет в нас.

СИМВОЛ. Имя, термин, изображение, знакомое в повседневной жизни, но все же имеет и другие коннотации, помимо обычного и очевидного значения. Подразумевает что-то неясное и частично неизвестное или скрытое, и никогда не бывает точно определенный. Символы снов несут сообщения от бессознательного к рациональному разум.

АРХЕТИПЫ. Эти первозданные изображения отражают основные узоры или универсальные общие для всех нас темы, присутствующие в бессознательном. Эти символические образы существуют вне пространства и времени.Примеры: тень, анимус, анима, старый мудрый человек, невинное дитя. Там тоже есть архетипы природы, как огонь, океан, река, гора.

ПЕРСОНА. «Маска» или изображение, которое мы представляем миру. Создан, чтобы производить особое впечатление на окружающих, скрывая при этом наши истинная природа.

ТЕНЬ. Сторона нашей личности, которую мы не осознаем выставлять на всеобщее обозрение. Может иметь положительные или отрицательные качества. Если это останется в бессознательном состоянии тень часто проецируется на других людей или группы.

ЖИВОТНЫЕ. Архетип, символизирующий бессознательную женскую составляющую мужская психика. Тенденции или качества, которые часто называют «женскими».

АНИМУС . Архетип, символизирующий бессознательную мужскую составляющую женская психика. Тенденции или качества, которые часто называют «мужскими».

МЕЧТЫ. Конкретные выражения бессознательного, которые имеют определенную, целеустремленная структура, указывающая на основную идею или намерение.Генерал функция сновидений — восстановить полное психическое равновесие. Они имеют тенденцию играть дополнительную или компенсирующую роль в нашей психической структуре.

КОМПЛЕКСЫ: Обычно бессознательные и подавленные эмоционально-тонированные символические материал, несовместимый с сознанием. «Слипшиеся» скопления мыслей, чувств, моделей поведения и соматических форм выражения. Может вызывать постоянные психологические расстройства и симптомы неврозов. При вмешательстве может прийти в сознание и значительно снизить в их воздействии.

ТЕСТ СЛОВА АССОЦИАЦИИ. Метод исследования, который использовал Юнг. комплексы в личном бессознательном. Состоит из чтения 100 слов по одному, и человек быстро отвечает своим словом или ее собственный. Задержки с ответом могут указывать на комплекс.

СИНХРОНИЧНОСТЬ. Значимое совпадение экстрасенса и физического состояние или событие, которые не имеют причинно-следственной связи друг с другом.

САМ. Архетип, символизирующий целостность личности.Это представляет собой стремление к единству, целостности и интеграции.

МАНДАЛА. Слово «круг» на санскрите. Для Юнга мандала была символ целостности, завершенности и совершенства. Символизирует себя.

УСИЛЕНИЕ. Чтобы получить более широкое представление о мечте, своего рода ассоциаций, обращаясь к мифологии, искусству, литературе, музыке. («Где слышали ли мы об этом раньше ».

АКТИВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ. Концепция, охватывающая множество техник для активации наших воображаемых процессов в бодрствующей жизни, чтобы подключиться к бессознательные значения наших символов.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ВИДЫ. Люди различаются по некоторым основным признакам, хотя инстинкты, которыми мы движемся, одинаковы. Он выделил два генерала установки — интроверсия и экстраверсия; и четыре функции — мышление, чувство, ощущение и интуиция.

Экстраверт: Направлен вовне, потребность в общении, выбирает людей в качестве источника энергии, часто ориентированных на действия.

Интроверт: внутренний, потребность в уединении и космос; выбирает уединение, чтобы восстановить энергию, часто размышляет.

Функция мышления: логическая, видит причину и следствие отношения, классные, отстраненные, откровенные, вопрошающие.

Функция ощущения: Творческое, теплое, интимное, а чувство оценки положительно или отрицательно. (Обратите внимание, что это не то же самое как эмоция)

Чувствительная функция: сенсорная, ориентированная на тело и чувства,

подробно, бетон, присутствует.

Интуитивно. Видит много возможностей в ситуациях, идёт с догадками, нетерпелив к земным деталям, непрактичен, иногда нет.

Карл Юнг — Что такое архетипы?

Получите БЕСПЛАТНОЕ членское видео ! Подписывайтесь на нашу новостную рассылку.

Ниже приводится стенограмма этого видео.

Является ли разум новорожденного чистым листом, ожидающим стимулов и ввода от мира для обретения структуры и формы? Или у него есть заранее сформированная структура, которая влияет на то, как мы воспринимаем мир? Этот вопрос давно интересовал как психологов, так и философов.Карл Юнг, психиатр 20–^– годов и основоположник аналитической психологии, считал, что так оно и есть.

Согласно Юнгу, существуют «идентичные психические структуры, общие для всех», которые наследуются и влияют на то, как все люди воспринимают мир. Юнг назвал эти структуры архетипами, и в этом видео мы предоставим подробное введение в архетипы Юнга, объясняя, что они собой представляют, как они влияют на нашу жизнь, их отношение к символам и идеи Юнга о связи между религиозным опытом и архетипами.

Карл Юнг, помимо того, что был практикующим психиатром, был одним из ведущих экспертов по изучению религиозной и мифологической символики. Работа в обеих этих областях привела его к открытию архетипов. Изучая мифы и религии культур прошлого и настоящего, Юнг заметил, что многие из них имеют схожие паттерны, темы и символы. Это было интересно само по себе, но что еще больше возбудило любопытство Юнга, так это то, что некоторые из этих же тем и символов возникали в снах и фантазиях пациентов, страдающих шизофренией.Что могло объяснить такое сходство?

Юнг предположил, что человеческий разум или психика не является исключительно продуктом личного опыта, а скорее содержит элементы, которые являются доперсональными, или трансперсональными, и общими для всех. Эти элементы он назвал архетипами и предположил, что именно их влияние на человеческое мышление и поведение порождает сходство между различными мифами и религиями.

Чтобы правильно понять роль архетипов, мы должны сначала объяснить концепцию психики Юнга.Юнг описал психику как целостную личность, включающую в себя все мысли, поведение, чувства и эмоции. Юнг разделил психику на три основных области: сознание, личное бессознательное и коллективное бессознательное. Эти три области не изолированы друг от друга, но постоянно взаимодействуют компенсирующим образом.

Царство сознания — это просто поле осознания, состоящее из тех психических содержаний, о которых он знает. Другими словами, любой опыт, попадающий в поле зрения человека, приобретает качество сознания.

Сознательная сфера психики, хотя и чрезвычайно важна сама по себе, согласно Юнгу, уступает своим масштабам бессознательной сферой. Бессознательное состоит из того психического содержания, о котором человек не подозревает, и Юнг разделил его на две основные части: личное бессознательное и коллективное бессознательное. Личное бессознательное, как следует из названия, индивидуально для каждого человека. Он состоит из событий жизни, которые считаются незначительными, забыты или подавляются из-за их печального характера.

Помимо личного бессознательного, существует более глубокая и фундаментальная область бессознательного, которую Юнг назвал коллективным бессознательным. Коллективное бессознательное состоит из «психических структур» или «когнитивных категорий», которые не являются уникальными для человека, а, скорее, являются общими для всех, влияя на наши мысли, поведение и то, как мы смотрим на мир. Другими словами, коллективное бессознательное является домом для архетипов. Как выразился Юнг:

«Из бессознательного исходят определяющие влияния… которые, независимо от традиции, гарантируют в каждом отдельном человеке сходство и даже одинаковость опыта, а также того, как он представлен в воображении. (Архетипы и коллективное бессознательное, Карл Юнг)

Ученик Юнга, Эрих Нойман, использовал аналогию с физическими органами, чтобы прояснить концепцию архетипов. Подобно тому, как тело состоит из органов, которые в значительной степени сформировались до рождения, разум обладает психическими органами, которые его структурируют, то есть архетипами. Более того, как физические органы в большинстве случаев действуют без осознания человека, так и архетипы. И, что наиболее важно, точно так же, как правильно функционирующие физические органы необходимы для здорового тела, здоровый дух зависит от правильного функционирования архетипов, как объясняет Нойман:

«Архетипические структурные элементы психики — это психические органы, от функционирования которых зависит благополучие человека и чье повреждение имеет катастрофические последствия.» (Истоки и история сознания, Эрих Нойман)

Важное различие между физическими органами и архетипами состоит в том, что в то время как физические органы можно непосредственно наблюдать с помощью органов чувств, архетипы не могут. Существование архетипов раскрывается в механизмах, которые они создают в сознании, а именно в проявлении символических образов.

Только через интерпретацию символов, проявленных архетипами, можно получить понимание архетипического паттерна человеческого разума.Эдвард Эдингер в своей работе Эго и архетип дает объяснение того, что такое символ с точки зрения юнгианской психологии, противопоставляя его знаку:

«Знак — это знак значения, обозначающий известную сущность. Согласно этому определению, язык — это система знаков, а не символов. С другой стороны, символ — это изображение или представление, указывающее на что-то по существу неизвестное, на загадку. Знак передает абстрактное, объективное значение, тогда как символ передает живое, субъективное значение.» (Эго и архетип, Эдвард Эдингер)

В то время как знаки, согласно этому определению, указывают на определенные вещи, которые существуют в мире, символы не обозначают вещи, которые существуют в физическом мире, а скорее указывают на существование неизвестных элементов психики или паттернов бессознательного. Как выразился Юнг:

«Когда мы говорим о [символическом] содержании, мы перемещаемся в мир образов, указывающих на нечто невыразимое. Мы не знаем, насколько ясны или неясны эти образы, метафоры и концепции по отношению к их трансцендентному объекту.. . (Однако) нет никаких сомнений в том, что за этими образами стоит нечто, выходящее за пределы сознания и действующее таким образом, что утверждения не изменяются безгранично и хаотично, но, очевидно, все относятся к нескольким основным принципам или архетипам ». (Психология и религия, Карл Юнг)

Важно отметить, что архетипы не проявляют один и тот же набор символических образов для каждого человека. Скорее, архетипы обеспечивают структуру, а не конкретную форму символического изображения.Конкретные формы изображений различаются от культуры к культуре и даже индивидуально. Однако, как Юнг заявил в отрывке, который только что процитировал символическое проявление архетипов, « не изменяются безгранично и хаотично, ». Следовательно, если человек обращает внимание на символы, проявляющиеся в сознании, и размышляет о них, можно получить знание об архетипической структуре ума. Эрих Нойман описывает роль символа в получении знаний об архетипах следующим образом:

«Форма представления, свойственная бессознательному, не соответствует сознательному.Он не пытается и не может схватить и определить свои объекты в серии дискурсивных объяснений и свести их к ясности с помощью логического анализа. Другой путь бессознательного. Символы собираются вокруг того, что нужно объяснить, понять, истолковать. Акт осознания состоит в концентрических группировках символов вокруг объекта, ограничивающих и описывающих неизвестное со многих сторон. Каждый символ обнажает другую существенную сторону объекта, который нужно схватить, указывает на другую грань значения.Только канон этих символов, собирающихся вокруг рассматриваемого центра, связной группы символов, может привести к пониманию того, на что указывают символы и что они пытаются выразить ». (Истоки и история сознания, Эрих Нойман)

Чтобы предоставить пример типов символов, которые проявляются архетипами, мы рассмотрим архетип Юнга, названный Самостью. Самость — это центральный архетип, и его роль заключается в объединении других архетипических структур психики.Согласно Юнгу, важность архетипа Самости совпадает с тем фактом, что он является источником многих символов, встречающихся в религиях и мифах. Эдвард Эдингер в книге Эго и архетип раскрывает широкий спектр символов, проявленных Самостью:

«[Самость] выражается некоторыми типичными символическими изображениями, называемыми мандалами. Все изображения, которые подчеркивают круг с центром и обычно с дополнительным признаком квадрата, креста или какого-либо другого представления четвертичности, попадают в эту категорию … Есть также ряд других связанных тем и изображений, которые относятся к Самости.Такие темы, как целостность, тотальность, союз противоположностей, центральная точка воспроизводства, мировой морской флот, ось вселенной. . .эликсир жизни — все они относятся к Высшему Я, центральному источнику жизненной энергии, источнику нашего существа, которое проще всего описать как Бог. В самом деле, самые богатые источники феноменологического исследования Самости — это бесчисленные представления о божестве, которые человек сделал ». (Эго и архетип, Эдвард Эдингер)

Интересно осознать, что Юнг считал, что различные изображения божеств в мифах и религиях, как прошлых, так и настоящих, были в корне символическими проявлениями архетипа Самости.Однако Юнг никоим образом не имел в виду редукцию бога к продукту человеческого разума, а писал:

«Это, конечно, не означает, что то, что мы называем бессознательным, идентично Богу или создано вместо него. Это просто среда, из которой, кажется, исходит религиозный опыт. Что касается дальнейших причин такого переживания, ответ на этот вопрос лежит за пределами человеческого знания. Познание Бога — трансцендентная проблема ». (Неоткрытая сущность: дилемма личности в современном обществе, Карл Юнг)

На протяжении всей жизни Юнг боролся с вопросом, каков окончательный источник архетипов.Иногда он предполагал, что они возникли эволюционным путем и могут изменяться в течение долгих периодов времени. Следующий отрывок отражает эту точку зрения:

«Человек« обладает »многими вещами, которые он никогда не приобретал, но унаследовал от своих предков. Он не родился как tabula rasa, он просто родился без сознания. Но он приносит с собой системы, которые организованы и готовы функционировать по-человечески, и этим он обязан миллионам лет человеческого развития.» (Собрание сочинений К.Г. Юнга: том 4, Карл Юнг)

Однако Юнг также симпатизировал идее, что архетипы могут быть подобны платоническим формам, существующим как тип неизменной трансцендентной сущности. Как однажды написал Юнг:

«Возникла ли вообще эта психическая структура и ее элементы, архетипы, — это метафизический вопрос, поэтому на него нет ответа». (Архетипы и коллективное бессознательное, Карл Юнг)

Каким бы ни был их первоисточник, Юнг считал, что архетипы играют огромную роль в жизни всех людей.Все больше осознавая архетипические паттерны через символы, которые они проявляют в психике, человек переживает расширение сознания. Юнг считал, что такое расширение имеет первостепенное значение, поскольку, как он выразился:

«Задача человека состоит в том, чтобы… осознать содержание, которое поднимается вверх из бессознательного. Он также не должен упорствовать в своей бессознательности или оставаться идентичным бессознательным элементам своего существа, уклоняясь таким образом от своей судьбы, которая состоит в том, чтобы создавать все больше и больше сознания.Насколько мы можем понять, единственная цель человеческого существования — зажечь свет во тьме простого бытия «. (Воспоминания, мечты, размышления, Карл Юнг)

Дополнительная литература

Связанные

Четыре основных юнгианских архетипа

Архетипы — это универсальные врожденные модели людей, поведения или личностей, которые влияют на человеческое поведение. Они были введены швейцарским психиатром Карлом Юнгом, который предположил, что эти архетипы были архаическими формами врожденного человеческого знания, переданного от наших предков.Взаимодействие с другими людьми

В юнгианской психологии архетипы представляют универсальные паттерны и образы, являющиеся частью коллективного бессознательного. Юнг считал, что мы наследуем эти архетипы во многом так же, как мы наследуем инстинктивные модели поведения.

Веривелл / Хьюго Линь

Личное и коллективное бессознательное

Юнг изначально был сторонником своего наставника Зигмунда Фрейда. Отношения в конечном итоге разошлись из-за критики Юнгом акцента Фрейда на сексуальности в процессе развития, что привело Юнга к разработке собственного психоаналитического подхода, известного как аналитическая психология.

Хотя Юнг соглашался с Фрейдом в том, что бессознательное играет важную роль в личности и поведении, он расширил фрейдовскую идею личного бессознательного, включив то, что Юнг называл коллективным бессознательным.

Юнг считал, что человеческая психика состоит из трех компонентов:

Согласно Юнгу, эго представляет сознательный разум, в то время как личное бессознательное содержит воспоминания, включая те, которые были подавлены.

Коллективное бессознательное — это уникальный компонент, в котором Юнг считал, что эта часть психики служит формой психологической наследственности.Он содержал все знания и опыт, которыми люди делятся как вид.

Истоки архетипов Юнга

Откуда тогда берутся эти архетипы? Юнг считал, что коллективное бессознательное — это то место, где существуют эти архетипы. Он предположил, что эти модели являются врожденными, универсальными и наследственными. Архетипы не усвоены и служат для организации того, как мы переживаем определенные вещи.

«Все самые сильные идеи в истории восходят к архетипам», — объяснил Юнг в своей книге «Структура психики».»

«Это особенно верно в отношении религиозных идей, но центральные концепции науки, философии и этики не являются исключением из этого правила. В их нынешней форме они представляют собой варианты архетипических идей, созданных путем сознательного применения и адаптации этих идей к реальности. Ибо это функция сознания, не только распознавать и ассимилировать внешний мир через врата чувств, но и переводить в видимую реальность мир внутри нас », — предположил он.

Юнг отверг концепцию tabula rasa или представление о том, что человеческий разум — это чистый лист при рождении, о котором можно писать исключительно на основе опыта.Он считал, что человеческий разум сохраняет фундаментальные, бессознательные, биологические аспекты наших предков. Эти «изначальные образы», как он их первоначально назвал, служат основой того, как быть человеком.

Эти архаические и мифические персонажи, составляющие архетипы, обитают у всех людей со всего мира, полагал Юнг. Именно эти архетипы символизируют основные человеческие мотивации, ценности и личности.

Юнг считал, что каждый архетип играет определенную роль в личности, но считал, что у большинства людей преобладает один конкретный архетип.Согласно Юнгу, реальный способ выражения или реализации архетипа зависит от ряда факторов, включая культурные влияния человека и уникальные личные переживания.

Юнг выделил четыре основных архетипа, но также считал, что число, которое может существовать, не имеет предела. Существование этих архетипов нельзя наблюдать напрямую, но можно сделать вывод, глядя на религию, мечты, искусство и литературу.

Четыре основных архетипа, описанные Юнгом, а также некоторые другие, которые часто идентифицируются, включают следующие.

Слово Verywell

Идеи Юнга не были так популярны, как идеи Фрейда, и его архетипы не получили одобрения в современной психологии. Это может быть связано с тем, что его работы имели тенденцию отклоняться в сторону мистики и псевдонаучности, и поэтому часто изучаются больше как исторический артефакт и в области литературной критики и применения мифологии в популярной культуре, чем как важный вклад в науку о разуме и поведении. .

Другая критика архетипов Юнга предполагает, что они чрезмерно стереотипны, редукционистски и культурно предвзяты.

Человек и его символы PDF Summary — Carl G. Jung

Читать 13 мин

Вы можете много знать о мире, но почти ничего не знаете о себе.

Карл Густав Юнг здесь, чтобы помочь вам узнать самые глубокие аспекты вашей личности.

Представляем вам краткое содержание его завещательной книги:

Человек и его символы .

Кому следует читать «Человек и его символы»? И почему?

Если вас интересует психология, обязательно прочтите Человек и его символы ; особенно если вы новичок и хотите понять суть идей Юнга.

Написанный для широкой публики, он охватывает все основы и служит прекрасным введением в работу одного из самых важных интеллектуалов 20, ^-го,-го века.

О Карле Г. Юнге

Карл Густав Юнг был швейцарским психиатром и психоаналитиком, основателем школы аналитической психологии и одним из самых влиятельных интеллектуалов прошлого века.

Работая научным сотрудником под руководством Ойгена Блейлера в Бургхёльцли в Цюрихе, Юнг привлек внимание Зигмунда Фрейда, который считал его своим наследником; австриец даже назвал Юнга первым главой Международной психоаналитической ассоциации, основанной не кем иным, как Фрейдом в 1910 году.

Однако исследования Юнга увели его от Фрейда, и у двоих возник не такой дружеский разрыв, который глубоко ранил Карла Юнга и повлиял на его дальнейшие мысли и убеждения.

Создатель некоторых из наиболее важных концепций в психологии — индивидуации, архетипов, коллективного бессознательного, интроверсии / экстраверсии, синхронности — труды Юнга повлияли на множество различных областей человеческого знания, от психиатрии и философии до антропологии и литературы.

«Человек и его символы в формате PDF»

Введение

«Истоки этой книги достаточно необычны, чтобы представлять интерес», — пишет Джон Фриман во «Введении» к книге «Человек и его символы» , , «и они имеют прямое отношение к ее содержанию и тому, что она излагает. делать.Итак, позвольте мне рассказать вам, как это было написано ».

Кто такой Джон Фриман, спросите вы, и откуда он знает о происхождении последней книги Юнга?

Ну можно сказать, что он напрямую отвечает за его существование.

Он был журналистом — также награжденным солдатом, дипломатом и политиком — который работал на Би-би-си в середине прошлого века; в этот период он был в основном известен как ведущий и интервьюер отличного шоу BBC Face to Face.

В 1959 году ему удалось взять интервью у Карла Густава Юнга — тогда на девятом десятилетии своей жизни — в доме психиатра в Цюрихе.

Фримен был очень впечатлен взглядами Юнга и был поражен его дружелюбным характером; он покинул Цюрих, сокрушаясь о том, что в то время теории Юнга считались хуже, чем теории Зигмунда Фрейда.

Что касается Фримена, то это было не потому, что последние были более правильными, а потому, что юнговские не были доступны в форме, которая могла бы сообщить их широкой публике.

Итак, он попытался убедить Юнга написать такую книгу; однако Юнг сопротивлялся и категорически отрицал необходимость таких усилий.

И затем — как и следовало ожидать от человека, известного своими исследованиями бессознательного, — Юнгу приснился сон, который убедил его в обратном.

К этому времени, однако, он был уже изрядно болен, поэтому Человек и его символы является автором как им, так и нескольких его ближайших сотрудников.

И это все, на что Фримен надеялся.

Часть 1: «Приближение к бессознательному» Карла Г. Юнга

Первая глава книги Человек и его символы была полностью написана Юнгом и первоначально на английском языке, что было одной из очень немногих вещей, которые Юнг когда-либо писал на этом языке.

Знаки и символы

Юнг начинает свое эссе с различения знаков и символов.

Знаки просто обозначают объекты, к которым они прикреплены; товарные знаки и названия патентованных лекарств — хорошие тому примеры.

Однако символы намного сложнее, расплывчаты и неизвестны; это термины, имена или изображения, которые, хотя иногда и знакомы из повседневной жизни, обладают «особыми коннотациями в дополнение к своему общепринятому и очевидному значению».

Сны общаются с нами через символы.

Почему?

По той же причине, по которой стенографистка использует сокращение для кодирования данных в форме, которая впоследствии может быть декодирована; а именно, вокруг нас слишком много всего этого, и наше бессознательное также использует стенографию.

Однако не совсем легко понять сокращение символов, написанных в наших снах; Фрейд попытался это сделать, но, по словам Юнга, он сделал несколько больших ошибок.

Самый большой?

Игнорирование того, что Юнг называет коллективным бессознательным.

Коллективное бессознательное

Юнг соглашается с Фрейдом в том, что в каждом из нас есть две личности; каждая древняя цивилизация знала это, имея в виду более глубокую часть нас словом «душа»; сегодня мы называем это «psyche», что в основном то же самое, поскольку «psyche» по-гречески означает «душа».

Однако Юнг идет на шаг дальше Фрейда.

Да, говорит он, мы заключаем в себе две личности, но бессознательная часть нас также делится на две части.

Бессознательное Фрейда — это личное бессознательное Юнга; а коллективное бессознательное Юнга — это новый термин, введенный самим Юнгом для обозначения сосуда образов и символов, общих для всех людей.

В отличие от Фрейда, психотерапевтическая практика Юнга (называемая аналитической психологией) обычно вращается вокруг отношения пациента к коллективному бессознательному.

Отделение западного человека

Что касается Юнга, то проблемы, которые его интересуют, в большей или меньшей степени являются западными проблемами.

Другими словами, большинство других цивилизаций, особенно восточных, не так отделены от своей души (своей психики, своего бессознательного), как мы, современные европейцы и американцы.

Почему?

Потому что, начиная с эпохи Возрождения, мы уделяли слишком много внимания нашему рациональному «я» и, как следствие, игнорировали иррациональное.

Поскольку это нельзя игнорировать, наше бессознательное вернулось, чтобы преследовать нас.

Буквально.

Он проникает в наши сны и образует тени, которые прячутся за нами, постоянно напоминая нам о том, чего мы никогда не достигали или о том, чего мы хотим.

Западное бессознательное, проще говоря, темнее, потому что, игнорируя его, мы дезинтегрировали самих себя и создали глубокую пропасть, в которой похоронена бессмысленность нашей жизни.

Если вы хотите найти какой-то смысл и цель, ваша задача — снова найти согласованность, сначала понимая сообщения, которые ваше бессознательное посылает вам через ваши сны, а затем использовать их как путеводный свет.

Юнг пишет:

Я потратил более полувека, исследуя природные символы, и пришел к выводу, что сны и их символы не являются глупыми и бессмысленными. Напротив, сны предоставляют самую интересную информацию для тех, кто пытается понять их символы.Это правда, что результаты не имеют ничего общего с такими мирскими заботами, как покупка и продажа. Но смысл жизни не объясняется исчерпывающе ни с помощью деловой жизни, ни с помощью банковского счета на глубокое желание человеческого сердца.

Часть 2: «Древний миф и современный человек» Джозефа Л. Хендерсона

Джозеф Л. Хендерсон начинает свое эссе с одобрения деятельности Карла Густава Юнга.

По его словам, именно Юнг научил нас не только заново открывать нашу древнюю символическую историю, но и думать о ней с точки зрения вечно важного вечного присутствия.

В отличие от многих других мыслителей и философов до него, которые видели в древних ритуалах и образах просто примитивные верования, Юнг был прав, увидев что-то, что так глубоко похоронено в психике человека, что всегда говорит с нами глубоко и осмысленно.

Например, мы до сих пор отмечаем Пасху, Рождество, Хэллоуин и многие другие праздники с глубоким символизмом; Печально то, что мы забыли понять его значение, поскольку, как обнаружил Юнг, оно все еще актуально для нас.

Почему?

Потому что эти образы более или менее реальны и так же важны для нас, как, скажем, наши сердца и мозг; эти изображения на самом деле органические.

Юнг называет их архетипами и определяет их как тенденции к формированию некоторых репрезентаций единого мотива, «репрезентации, которые могут сильно различаться в деталях без потери основного паттерна».

«Есть, — пишет Юнг в первой части, — множество репрезентаций мотива враждебных братьев, но сам мотив остается тем же самым.”

Эти архетипы обычно отвергаются как просто «унаследованные репрезентации», но Юнг говорит, что абсурдно связывать их исключительно с нашим сознательным «я».

Если бы это было так, то они не были бы такими запутанными, и мы бы легко их поняли.

На самом деле, говорит он, это коллективно унаследованные бессознательные идеи и паттерны, которые повсеместно присутствуют в индивидуальной психике.

В продолжение Хендерсон анализирует четыре основных архетипа Юнга (анимус / аниме, личность, тень, личность) и четыре других: Герой, Обманщик, Посвящение и Превосходство.

Часть 3: «Процесс индивидуации» М.-Л. фон Франц

В эссе Мари-Луизы фон Франц «Процесс индивидуации» более подробно рассматриваются четыре основных юнгианских архетипа и различные способы их взаимодействия, способствующие нашему развитию.

Индивидуация, в случае успеха, и есть это: процесс интеграции врожденных элементов наших личностей (этих архетипов) в хорошо функционирующее целое.

Это врожденная потребность в самореализации, которая побуждает нас исследовать и впоследствии интегрировать эти отрицаемые части; невыполнение этого требования приведет к невротизму, проявляющемуся в виде психоза, фобий или депрессии.

Все это, если верить Юнгу, является результатом того, что мы недостаточно заинтересованы в том, чтобы узнать свои более глубокие «я».

Наше внутреннее ядро - это Я, а не Эго; Эго — это просто мост между нашим бессознательным и реальным миром; он делает реальным то, что воображает психика; Короче говоря, это не что иное, как внешняя сторона нашей психики.

У «Я» всегда есть какая-то цель; и наше Эго в течение нашей жизни должно осознавать эту цель и работать над ее реализацией.

Думайте об этой цели как о судьбе: что касается юнгианцев, вы запрограммированы на то, чтобы стать чем-то; Самореализация на самом деле похожа на решение головоломки: вам нужно правильно интерпретировать свою цель, а затем идти по пути к тому, чтобы воплотить ее в жизнь.

Точно так же, как рыцарь должен столкнуться с драконом, чтобы спасти девушку в беде и объединиться с ней, вам нужно распознать свою Тень (постыдное поведение, которое ваше Эго хочет подавить) и интегрироваться с противоположным сексуальным аспектом вашей личности (Анима / Анимус) .

Только тогда ваше Эго сдуется и освободит место для вашей цели; однако индивидуация — это не нарциссизм, а его противоположность.

Это становится тем, кем вы являетесь по-настоящему и достоверно, принимая всего, остального.

Часть 4: «Символизм в изобразительном искусстве» Аньелы Яффе

Большинство идей, высказанных Фон Францем в третьей части книги Человек и его символы , повторяются Аниелой Яффе в четвертой, на этот раз посредством анализа истории изобразительного искусства.

Яффе с самого начала упоминает, что в некотором смысле люди отличаются от других видов, главным образом, из-за их способности формировать символы — и совместной веры в свою силу.

В этом эссе последовательно анализируются три символических мотива, которые Яффе считает центральными: мотивы камня, животного и круга.

Камень

Вполне возможно, что вначале это было не Слово, а Камень; Тысячелетия назад люди каким-то образом придумали представление о том, что камни могут иметь более глубокое значение, если их вырезать или подвергнуть обвинению; Итак, они начали делать именно это; из-за этого камни, возможно, были самыми ранними визуальными изображениями, самыми древними человеческими символами.

Животное

Вскоре после этого люди перешли к рисованию и перерисовке другого важного символического мотива: животных; Фактически, почти все известные вам наскальные рисунки — это изображения животных.

Почему?

Из-за Тени, о которой мы говорили выше; животный мотив символизирует инстинктивную природу человека. Другими словами, древние люди осознавали — конечно, не сознательно, — что они разделены и что одна их часть по-прежнему является не чем иным, как диким животным.

Они прекрасно знали, что единственный способ существования общества — это приручить каждого свое собственное животное; таким образом, они говорили о психической индивидуации и интеграции через образы.

Круг

Круг — последний мотив, который исследует Джеффе, отмечая, что он почти повсеместно признан символом завершенности и целостности.

Сам Юнг думал о Круге как о представлении Самого архетипа; когда он сочетается с Кругом (обычно последний находится внутри первого), аналитические психологи склонны думать об этих образах как о визуальных репрезентациях нашей двойственности — круге, представляющем нашу психику, и квадрате нашего тела.

Современное искусство

Вы когда-нибудь задумывались, почему современное западное искусство нереалистично и непонятно?

Что ж, согласно Яффе — и Юнгу, и многим другим мифологам и антропологам — это из-за того, насколько западные общества делают упор на наших разумных существах и из-за того, насколько они игнорируют бессознательное.

Чем больше они это делали, тем больше в современном искусстве отражалось темное, неоднозначное и трудно поддающееся расшифровке бессознательное в качестве противовеса.

В некотором смысле искусство нереалистично, потому что мы на слишком реалистичны.

Часть 5: «Символы в индивидуальном анализе» Иоланда Якоби

«Другие соавторы этой книги, — пишет Иоланда Якоби в пятой части книги Человек и его символы. , , — описали природу символов [сновидений] и ту роль, которую они играют в психологической природе человека. Я хочу показать, как анализ может помочь процессу индивидуации, на примере молодого инженера 25 лет, которого я назову Генри.”

Так она и делает, описывая свою попытку понять психику этого молодого человека, мечтающего о стенах и перилах, монахах и посещении брата в качестве солдата.

Путем тщательного анализа Якоби показывает, как эти образы снов раскрывают нежную интровертную душу, запертую в «материнской тюрьме», одновременно напуганную и готовую идти по пути к независимости и самореализации.

Почему эти образы снов появились сейчас, а не раньше?

Ну, проще говоря, потому что раньше у него никогда не было работы, и его первая работа была переломным моментом, потому что она поставила перед ним выбор: либо покинуть дом и реализовать себя, либо навсегда остаться в ловушке своей замкнутой натуры.

К счастью, в ходе нескольких встреч с Якоби, длившихся много месяцев, Генри успешно преодолел свои тревоги и страхи и, в конце концов, смог покинуть свой дом и даже жениться.

Заключение: «Наука и бессознательное» М.-Л. фон Франц

Заключение книги снова написано М.-Л. фон Франц.

В нем она пытается очертить научные основы теории бессознательного Юнга, делая несколько квазинаучных заявлений, но также подчеркивая, что наше текущее положение дел в точных науках должно коренным образом измениться, если мы заинтересованы в обнаружении. узнать больше о наших собственных существах.

К сожалению, полвека спустя мало что изменилось.

Ключевые уроки из «Человека и его символов»

1. Вы тот, кого вы не знаете
2. Примите свою тень и свою аниму / Анимус
3. У западной цивилизации есть серьезная проблема

Ты тот, кого ты не знаешь

Фрейд и Юнг обнаружили, что то, что предыдущие поколения считали само собой разумеющимся, а именно нашу целостность, не только далеко от истины, но и является причиной того, что мы несчастны.

А именно, в дополнение к нашей сознательной и рациональной части — той, с которой мы общаемся и хорошо понимаем — существует также бессознательный аспект нашего существа, который говорит с нами через символы наших снов и историй.

Эти символы являются общими для всех людей (они являются частью коллективного бессознательного) и индивидуализируются в сознании каждого отдельного человека.

Обними свою тень и свою аниму / Анимус

В рассказах рыцари убивают драконов и спасают попавших в беду девушек; в фильмах харизматичные бандиты останавливают поезда и спасают девушку, привязанную к нему злодеем.

Хотя это другая история, основной мотив тот же, и это программа, которая ведет нас к нашей самореализации.

То, что вдохновляет нас быть героями, — это наше «Я»; дракон или поезд — это наша Тень, хранилище всех темных и травмирующих событий, которые наше Эго хоронит вдали от наших глаз; а женщина — это Анима (или Анимус, если вы женщина), контрсексуальная часть нашего существа.

В отличие от многих интеллектуалов до него, Юнг думает, что вместо того, чтобы игнорировать их, мы должны принять нашу Тень и нашу Аниму, потому что это единственный способ вырасти и стать самореализованными существами.

В противном случае мы будем страдать от невротических состояний.

У западной цивилизации есть серьезная проблема

Западные мужчины в целом гораздо более склонны к тревоге и депрессии.

Причина?

Разделение между их бессознательным и сознательным я намного больше, чем разделение в восточных обществах.

А почему?

Ну, потому что с полтысячелетия назад мы положили все свои фишки на самих себя и начали игнорировать все остальное.

И бессознательное вернулось, чтобы преследовать нас, что легко заметить в нашем современном искусстве, которое гораздо более символично и менее реалистично, чем любое другое в истории.

Это Бессознательное — наносит ответный удар!

Понравилось это резюме? Мы хотели бы предложить вам загрузить наше бесплатное 12-минутное приложение для получения еще большего количества замечательных резюме и аудиокниг.

«Цитаты о человеке и его символах»

Жизнь — это поле битвы. Так было всегда и всегда будет; а если бы это было не так, существованию пришел бы конец.Нажмите, чтобы твитнуть Любая трансформация требует в качестве предварительного условия «конца мира» крах старой философии жизни. Нажмите, чтобы твитнуть Человек, как мы понимаем, если задуматься на мгновение, никогда ничего не воспринимает полностью и не понимает ничего полностью. Нажмите, чтобы твитнуть Достижение психологической зрелости — это индивидуальная задача, и это становится все труднее сегодня, когда индивидуальности человека угрожает повсеместное подчинение. Нажмите, чтобы твитнуть Дело в том, что каждый человек должен делать что-то свое, что-то свое, уникальное.Нажмите, чтобы твитнуть
Наш критический обзор
«Эта книга, — говорится в обзоре Guardian , — дает уникальную возможность оценить его вклад в жизнь и мысли нашего времени, потому что это была первая попытка [Юнга] представить свою жизненную работу в области психологии непрофессионалам. -техническая публика ».
И далее: «Из книги с большой ясностью вытекает то, что Юнг оказал огромную услугу как психологии как науке, так и нашему общему пониманию человека в обществе, настаивая на том, что воображаемая жизнь должна восприниматься серьезно как таковая. верно, как наиболее отличительная черта человека.И нам нечего добавить, кроме нескольких слов, которые мы написали, когда включили Человек и его символы в наш список лучших книг по психологии в истории: «Плотно иллюстрированная и красиво написанная книга — лучшее введение в юнгианскую психологию. и одна из самых влиятельных книг по психологии из когда-либо изданных ».
Узнавайте все больше и больше с той скоростью, которую требует мир.
(PDF) ЮНГИЙСКАЯ ЭСТЕТИКА, СИМВОЛЫ И БЕССОЗНАНИЕ
крест — это знак »(Mayo, 1995, p.76). Например,
для мусульманина, крест является знаком, а не символом
божественной любви. Крест как символ Юнг
прокомментировал следующим образом:
Крест является символическим, что ставит его над
всеми вообразимыми объяснениями, рассматривая его как
как выражение неизвестного и пока еще
непонятного факта мистического или
трансцендентный, то есть психологический, характер,
, который просто находит свое наиболее яркое изображение и
уместное изображение в Кресте
(стр.76).
Определенные символы эффективно проецируют на нас свою символическую природу
, даже если они «мертвы» и не
более понятны для зрителей. Символами могут быть
, обозначающие эстетический или исторический интерес. Например, для
статуэтки, найденные в доисторических храмах или на
участках, вызывают у современных зрителей огромное восхищение
, которые часто находят их «загадочными», но
не видят никакой связи со своей жизнью.Но такие символы
имели особое значение для людей, живших в
доисторических временах. Большинство полных женских статуэток
, вероятно, представляли божеств, связанных с рождением, смертью и
возрождением.
Тем не менее, даже если
таких изображений не несут для нас сегодня очевидного символического значения, они все равно несут
бессознательного участия. «Как и комплекс, символ
имеет частный компонент и бессознательный компонент
.Его можно описать как имеющую личную оболочку
с архетипическим ядром »(Mayo, 1995, стр.78). Живой символ
сходится с фундаментальной архетипической формацией
, которая придает ему универсальное значение. Он создает
связанного аккорда в каждой психике. Как заявил Юнг:
Так как, с одной стороны, символ
является наилучшим возможным выражением того, что все еще остается
неизвестным — более того, выражение, которое
не может быть превзойдено для данной эпохи, — он
должен исходить из самого 1995, с.346).
Определенные символы имеют такое же значение для человека
, как социальные символы для большей группы людей
. Такие символы «никогда не имеют исключительно сознательного или бессознательного источника
» (стр. 346).
Они получены из обоих источников. Юнг придал значимость
слову «символ»: «это
возможных выражений неизвестной вещи»
(Mayo, 1995, стр.80). Всегда существует архетипическая реакция бессознательного
, когда символ
жив и полон смысла. Когда бессознательное
вызывает архетипические образы в сознание
, человеку трудно понять его значение, но оно несет в себе сильный эмоциональный аффект
(стр. 80). Юнг утверждал, что «согласно общему правилу
бессознательный аспект любого события
раскрывается нам в снах, где он появляется не как рациональная мысль
, а как символический образ» (Jung, 1964, с.23).
Юнгианский аналитик Дональд Х. Мэйо объяснил, как
символов раскрывают нам смысл:
Сны, мифы и произведения искусства посредством
символов могут передавать смысл смысла,
живого смысла, наполненного аффектом, который
органически связывает нас с жизнью в целом. Символ
имеет значение не в абстрактном, объективном значении
, например,
, передаваемом знаком (Mayo, 1995, стр.81).
Значение, передаваемое символом, непросто объяснить
, это бессознательное, которое выражает своего рода живое значение
(стр.81). Как мы увидим на конкретных примерах
, «искусство вызывает архетипы коллективного
бессознательного с помощью символа» (стр. 82). Произведение
искусства подобно сну, рождающему архетипы, которые возникают из коллективного бессознательного.
3. АРХЕТИПИЧЕСКИЕ СИМВОЛЫ
Изучение символизма является важным фактором для
установления того, как жизнь могла преобладать в прошлом,
и раскрытия религиозного и культурного развития
общества.В своей книге «Человек и его символы» Юнг
утверждает, что существует два вида символов:
«естественные» и «культурные». «Естественные» символы «
происходят из бессознательного содержания психики,
и, следовательно, представляют собой огромное количество из
вариаций основных архетипических образов» (Юнг,
1964, с.93). «Природные» символы встречаются в снах, фантазиях и т. Д.
человека., и вернуться
в архаические времена. «Культурные» символы «- это символы, которые
использовались для выражения« вечных истин », а
до сих пор используются во многих религиях» (стр. 93). «Культурные»
символов меняются в зависимости от времени, и когда они
теряются или вытесняются, они исчезают в бессознательном
, временами с нежелательными последствиями.
«Культурные» символы несут также личный и эмоциональный оттенок
для многих людей данной культуры.
Мы знаем, что человеческая психика
способна создавать образы, которые превращаются в символы.
Символы являются питательными веществами для психики: «притчи или метафоры
для архетипических намерений и потребностей. Каждые
человека, семьи, сообщества, нации будут производить
символов, соответствующих своим обстоятельствам, но для всех
их видимого разнообразия они основаны на идентичных структурных конфигурациях
»(Стивенс, 1995, стр.183). Для
символы Юнга автономны, но остаются живыми
только до тех пор, пока они несут значение. Таким образом, человеческое существо
создает символы, чтобы придать им значение и сделать
видимыми в нашем реальном мире. Расшифровка
символов — непростая задача; нужно перейти к источнику
, откуда они возникают.
3.1 Камни
Согласно Юнгу, три универсальных архетипических символа
, встречающиеся в доисторическом искусстве, — это «камень»,
«животное» и «круг».Камни
имели большое значение для древних людей; было распространено поверье, что духи
обитают в природных камнях. Считалось, что камни
и
обладают воспоминаниями и целебными качествами.
Исследования показывают, что способы, которыми люди
относились к «камням», были разнообразными и культурными.
Люси Липпард исследовала способы, которыми древние
художников называли «камни», и связала их со своей
работой и жизнью.Она утверждает:
Камни касаются людей, потому что они
предполагают бессмертие, потому что они явно
Архетипы
Самость: Этот архетип представляет целостность личности, которая достигается объединением сознания и бессознательное состояние. Самость создается путем интеграции всех аспектов личности. Я и другие архетипы не могут существовать друг без друга. Тень: Это описывается как темная, дикая и неизвестная сторона психики.Он представляет собой черты, которые лежат глубоко внутри, скрыты от рутинной повседневной жизни и состоят из подавленных желаний и идей, а также слабостей / недостатков.
Анима и Анимус: Анима представляет женственность, женский аспект в мужской психике, в то время как Анимус представляет мужской аспект в женской психике. Анима и анимус помогают улучшить отношения между мужчинами и женщинами, позволяя им понимать и общаться с представителями противоположного пола.Их сочетание называется Сизигия (божественная пара). The Persona: Он представляет различные маски, которые мы надеваем среди разных социальных групп или ситуаций. То, как мы представляем себя миру, часто отличается от нашего истинного «я».
Мать: Это успокаивающая, питающая и заботливая фигура, связанная с любовью и теплом. Мудрый старик: Этот архетип олицетворяет знание, мудрость и духовную проницательность.Он стремится предложить защиту, руководство и наставничество.
Герой: Это спаситель, спаситель и чемпион, который желает доказать свою ценность, совершая смелые поступки. Посвящение: Это ситуативный архетип, представляющий процесс, посредством которого человек переводится в другую сферу влияния.
Наряду с архетипами фигур и событий существует еще несколько архетипов образов.
Вода: Это символ жизни, олицетворяющий творение, возрождение и очищение. Солнце: Он представляет просветление, творчество, энергию, духовную мудрость и течение времени / жизни. Восходящее солнце символизирует творение и рождение, а заходящее солнце означает смерть.
Цвета: Красный символизирует жертву, любовь, жестокую страсть и грех; Зеленый символизирует плодородие, надежду, удачу, жадность и ревность; Белый цвет символизирует невинность, чистоту, смерть и истину; Черный олицетворяет тайну, гибель, смерть и власть. Числа: Число 3 символизирует свет, духовное осознание и единство; число 4 представляет природу и жизненный цикл; цифра 7 символизирует завершенность и совершенный порядок.
Формы: Круг олицетворяет единство и целостность; Овальная форма символизирует силы возрождения и загадки жизни. Животные: Змея олицетворяет искушение, разрушение, чувственность, порочность и зло; Темные птицы (ястреб, ворон) символизируют порчу, смерть и ненависть; Светлые птицы (голубь) олицетворяют любовь, мир и жизнь.
Мятежник: Также известный как Преступник, это революционер, бунтарь или неудачник, который сильно склонен нарушать правила и опровергать, разрушать или разрушать все, что ему мешает. Радикальные взгляды и возмутительное поведение порождают слабость, которая может увести человека на темную сторону и подтолкнуть к преступлению.
Разное
Post navigation
Сообщение для любимого мужчины: Страница не найдена | Блог Семья и дети
Викторины для детей 7 10 лет с ответами: Викторины для для детей 7-10 лет с ответами. Викторины для начальной школы
Добавить комментарий Отменить ответ
Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *
Comment *
Name *
Email *
Website
Save my name, email, and website in this browser for the next time I comment

Рубрики
Воспитывать
Дети
Подростка
Разное
Семья
Советы
© 2024 НОУ СОШ «Семья и Школа»

Самость: Этот архетип представляет целостность личности, которая достигается объединением сознания и бессознательное состояние. Самость создается путем интеграции всех аспектов личности. Я и другие архетипы не могут существовать друг без друга.	Тень: Это описывается как темная, дикая и неизвестная сторона психики.Он представляет собой черты, которые лежат глубоко внутри, скрыты от рутинной повседневной жизни и состоят из подавленных желаний и идей, а также слабостей / недостатков.

Анима и Анимус: Анима представляет женственность, женский аспект в мужской психике, в то время как Анимус представляет мужской аспект в женской психике. Анима и анимус помогают улучшить отношения между мужчинами и женщинами, позволяя им понимать и общаться с представителями противоположного пола.Их сочетание называется Сизигия (божественная пара).	The Persona: Он представляет различные маски, которые мы надеваем среди разных социальных групп или ситуаций. То, как мы представляем себя миру, часто отличается от нашего истинного «я».

Мать: Это успокаивающая, питающая и заботливая фигура, связанная с любовью и теплом.	Мудрый старик: Этот архетип олицетворяет знание, мудрость и духовную проницательность.Он стремится предложить защиту, руководство и наставничество.

Герой: Это спаситель, спаситель и чемпион, который желает доказать свою ценность, совершая смелые поступки.	Посвящение: Это ситуативный архетип, представляющий процесс, посредством которого человек переводится в другую сферу влияния.

Наряду с архетипами фигур и событий существует еще несколько архетипов образов.

Вода: Это символ жизни, олицетворяющий творение, возрождение и очищение.	Солнце: Он представляет просветление, творчество, энергию, духовную мудрость и течение времени / жизни. Восходящее солнце символизирует творение и рождение, а заходящее солнце означает смерть.

Цвета: Красный символизирует жертву, любовь, жестокую страсть и грех; Зеленый символизирует плодородие, надежду, удачу, жадность и ревность; Белый цвет символизирует невинность, чистоту, смерть и истину; Черный олицетворяет тайну, гибель, смерть и власть.	Числа: Число 3 символизирует свет, духовное осознание и единство; число 4 представляет природу и жизненный цикл; цифра 7 символизирует завершенность и совершенный порядок.

Формы: Круг олицетворяет единство и целостность; Овальная форма символизирует силы возрождения и загадки жизни.	Животные: Змея олицетворяет искушение, разрушение, чувственность, порочность и зло; Темные птицы (ястреб, ворон) символизируют порчу, смерть и ненависть; Светлые птицы (голубь) олицетворяют любовь, мир и жизнь.
Мятежник: Также известный как Преступник, это революционер, бунтарь или неудачник, который сильно склонен нарушать правила и опровергать, разрушать или разрушать все, что ему мешает. Радикальные взгляды и возмутительное поведение порождают слабость, которая может увести человека на темную сторону и подтолкнуть к преступлению. Разное Post navigation Сообщение для любимого мужчины: Страница не найдена \| Блог Семья и дети Викторины для детей 7 10 лет с ответами: Викторины для для детей 7-10 лет с ответами. Викторины для начальной школы Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Comment * Name * Email * Website Save my name, email, and website in this browser for the next time I comment Рубрики Воспитывать Дети Подростка Разное Семья Советы © 2024 НОУ СОШ «Семья и Школа»