Жюльен Ламетри ЧЕЛОВЕК-МАШИНА ⚡. Философский взгляд
Главная»Философия»Философия Нового времени
ФилософияФилософия Нового времени
АвторВиталий Михайлов
На чтение3 мин.
Просмотров3.7К
Рассмотрение человеческого организма как механизма было характерно для философии XVIII века. Это было своеобразной данью научно-философской моде. К примеру, Рене Декарт уподоблял организм человека механизмам, созданными самими людьми. Однако наиболее полный и исчерпывающий вид эта идея получила в трудах французского врача и философа Жюльена Оффре де Ламетри (1709-1751). Самые известные работы Ламетри – «Человек-машина» и «Естественная история души».
За идеи, изложенные в этих работах, мыслитель быль подвергнут гонениям со стороны католической церкви. Он был вынужден бежать из Франции: сначала в Амстердам, затем в Берлин.
Содержание- Жюльен Ламетри – человек-машина (человеческий организм как часы)
- Почему Жюльен Ламетри называл человека машиной?
- Представления о человеческом теле до трактата Ж.
Ламетри “Человек-машина” - Влияние идей Ламетри на современные представления о человеческом теле
Жюльен Ламетри – человек-машина (человеческий организм как часы)
Идею отождествления человеческого организма с машиной Ламетри довёл до предела. Он сравнивал организм человека с часами, успешно функционирующими при условии правильной работы множества составляющих механизм колёсиков и шестерёнок. Это сравнение позволяло выстроить строгую и последовательную философскую концепцию.
Понятия человек-тело и человек-машина Ламетри разделяет. Увлечённый анатомией мыслитель считал тело человека самым сложным механизмом из всех существующих. Он считал, что не существует мастера, способного воспроизвести его. Человеческое тело образовано природой естественным образом и не имеет создателя.
По мнению Ламетри, механизм человеческого тела способен самостоятельно заводиться и поддерживать рабочее состояние. При этом каждый орган наделён определённой функцией для тела и должен работать исправно для слаженной работы всего механизма.
Механически точная работа каждой детали человеческого тела обеспечивает работу остальных органов и тела в целом.
При «поломке» любого из органов сбоить начнёт весь организм в целом. Потому органы нуждаются в своевременной «починке». Так же, как и с ремонтом любого другого механизма, при «поломке» человеческого тела необходимо вскрыть его корпус, провести диагностическую процедуры и устранить неполадку.
Понимая тело таким образом, Ламетри мог рассматривать организм человека, как бы раскладывая его на запчасти. Точно так же, как и любой другой механизм. Такой взгляд позволил философу (и учёному) Ламетри в деталях изучить человеческое тело, найти корни болезней, а также функциональные и дисфункциональные отклонения от нормы. Анатомическое разложение тела на колёсики и шестерёнки принесло науке того времени огромные плоды.
Представления о человеческом теле до трактата Ж.
Ламетри “Человек-машина”Примечательно, что до распространения трудов Ламетри представления о строении человеческого тела имели примитивный характер и зависели от религиозных догматов. Именно поэтому медицина находилась на очень низком уровне, а лечение производилось странными и парадоксальными для нашего времени средствами. Рассмотрение же тела человека как машины перевернуло представления людей об адекватных средствах лечения и профилактики болезней.
Влияние идей Ламетри на современные представления о человеческом теле
Ж. Ламетри и его трактат «Человек-машина» оказали огромное влияние на современников. В последующем устарели и представления Ламетри. Врачебная практика показала, что устройство человеческого тела сложнее любого созданного человеком механизма.
Более того, изучение чисто механической взаимосвязи органов человеческого тела не позволяло находить ответы на все новые вопросы, возникающие в медицинской науке. Например, ряд процессов в организме человека вообще изучению через органы чувств не поддаются:
- нейронные токи;
- зрительные импульсы;
- обмен веществ и т. д.
д.Человек как машина для производства и потребления
Человек как машина для производства и потребления
2018-07-13 Наталья Олешко Версия для печати
Проведение параллелей между человеком и машиной и даже их отождествление имеет очень давнюю историю. Притом речь здесь идет не о метафорах, а попытке прямого отождествления человека со сложным механизмом. Парадокс в том, что с развитием машин и с развитием человека такое отождествление не только не уходит в прошлое, но даже усиливается. Например, книга таких классиков постмодернизма Делеза и Гваттари «Анти-Эдип» начинается главой «Желающие машины», а эта глава открывается следующими словами:
«Повсюду- машины, и вовсе не метафорически: машины машин, с их стыковками, соединениями. Одна машина-орган подключена к другой машине-источнику: одна испускает поток, другая его срезает. Грудь — это машина, которая производит молоко, а рот — машина, состыкованная с ней.
Рот больного анорексией колеблется между машиной для еды, анальной машиной, машиной для говорения, машиной для дыхания (приступ астмы).
Вот так мы все оказываемся бриколерами; у каждого свои маленькие машины. Машина-орган для машины-энергии, и повсюду — потоки и их срезы… Что-то производится: эффекты машины, а не метафоры»1.
Акцент в данной работе делается не на том, что человек по своему строению напоминает машину (это принимается как нечто само собой разумеющееся), а о том, что он представляет собой машину с точки зрения экономической, то есть является именно машиной для производства и потребления.
Насколько правы эти авторы и как происходило становление такого взгляда на человека, мы и постараемся разобраться в данной статье.
Механистическое воззрение на человека.
Первым представить человека в виде машины предложил Рене Декарт. В работе «Страсти души» он пишет:
«.
..тело живого человека так же отличается от тела мертвого, как отличаются часы или иной автомат (т. е. машина, которая движется сама собой), когда они собраны и когда в них есть материальное условие тех движений, для которых они предназначены, со всем необходимым для их действия, от тех же часов или той же машины, когда они сломаны и когда условие их движения отсутствует».
И дальше, в разделе «Краткое описание тела и некоторых его функций» продолжает:
«Чтобы яснее представить это, я в немногих словах опишу здесь устройство машины нашего тела. Нет человека, который бы не знал, что у нас есть сердце, мозг, желудок, мышцы, нервы, артерии, вены и тому подобное; известно также, что принимаемая пища поступает в желудок и кишки, где сок из нее, проходящий через печень и через все вены, смешивается с содержащейся в них кровью и таким образом увеличивает ее количество. Те, кто хоть немного знаком с медициной, знают, кроме того, как устроено сердце и каким образом венозная кровь может легко проходить из полой вены в правую половину сердца и оттуда поступать в легкое через сосуд, называемый артериальной веной; как затем она возвращается из легкого в левую половину сердца через сосуд, называемый венозной артерией, и, наконец, проходит оттуда в большую артерию, ветви которой расходятся по всему телу»2.
В таком же духе Декарт и дальше продолжает описывать те действия тела, которые теперь принято называть рефлекторными и, которые, согласно Декарту не требуют вмешательства души.
Надо отдать должное Декарту, на то время представления о теле как о машине, были весьма прогрессивными. Для тогдашней медицины, которая нередко еще обращалась за помощью к потусторонним силам, такой подход был очень плодотворным: если тело — это машина, это значит, что его нужно изучать, для того, чтобы знать, как его «ремонтировать».
Правда, Декарт представлял как машину только человеческое тело. Второй же составляющей человека по Декарту была душа, которая, согласно Декарту имеет не механическую, а божественную природу.
Гораздо радикальнее в этом отношении был французский философ-материалист Ламетри, который был уверен, что не только тело, но и саму душу очень легко объяснить материалистически. В 1747 г. Ламетри написал книгу под названием «Человек-машина».
В ней была осуществлена попытка представить организм человека как очень сложный механизм, состоящий из огромного количества взаимодействующих по законам физики деталей, не нуждающийся ни в какой отдельной душе, ибо все, причиной чего раньше считалась душа, Ламетри легко объясняет материальными причинами:
«Человеческое тело — это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения. Пища восстанавливает в нем то, что пожирается лихорадкой. Без пищи душа изнемогает, впадает в неистовство и наконец, изнуренная, умирает. Она напоминает тогда свечу, которая на минуту вспыхивает, прежде чем окончательно потухнуть. Но если питать тело и наполнять его сосуды живительными соками и подкрепляющими напитками, то душа становится бодрой, наполняется гордой отвагой и уподобляется солдату, которого ранее обращала в бегство вода, но который вдруг, оживая под звуки барабанного боя, бодро идет навстречу смерти. Точно таким же образом горячая вода волнует кровь, а холодная — успокаивает».
Можно даже сказать, что, если послушать Ламетри, то состояния души полностью определяется характером и количеством пищи, которую принимает человек:
Как велика власть пищи! Она рождает радость в опечаленном сердце; эта радость проникает в душу собеседников, выражающих ее веселыми песнями, на которые особенные мастера французы. Только меланхолики остаются неизменно в подавленном состоянии, да и люди науки мало склонны к веселью.
Сырое мясо развивает у животных свирепость, у людей при подобной же пище развивалось бы это же качество; насколько это верно, можно судить по тому, что английская нация, которая ест мясо не столь прожаренным, как мы, но полусырым и кровавым, по-видимому, отличается в большей или меньшей степени жестокостью, проистекающей от пищи такого рода наряду с другими причинами, влияние которых может быть парализовано только воспитанием. Эта жестокость вызывает в душе надменность, ненависть и презрение к другим нациям, упрямство и другие чувства, портящие характер, подобно тому как грубая пища создает тяжелый и неповоротливый ум, характерными свойствами которого являются леность и бесстрастность».
Эти рассуждения Ламетри можно счесть очень наивными, но на самом деле такой способ мышления очень живуч, и сегодня мы можем найти множество ученых, которые будут мыслить то ли точно так же, как Ламетри, то ли просто немножечко запутаннее, так что нам будет казаться, что они мыслят иначе.
Притом далеко не всегда такой способ мышления является непродуктивным. В качестве примера можно привести рассуждения основателя современной физиологии высшей нервной деятельности И. Сеченова:
«Мысль о машинности мозга, при каких бы то ни было условиях, для всякого натуралиста клад. Он в свою очередь видел столько разнообразных, причудливых машин, начиная от простого винта до тех сложных организмов, которые все более и более заменяют собою человека в деле физического труда; он столько вдумывался в эти механизмы, что если поставить пред таким натуралистом новую для него машину, закрыть от его глаз ее внутренность, показать лишь начало и конец ее деятельности, то он составит приблизительно верное понятие и об устройстве этой машины и об ее действии.
Мы с вами, любезный читатель, если и настолько счастливы, что принадлежим к числу таких натуралистов, не будем, однако, слишком полагаться на наши силы в виду такой машины, как мозг. Ведь это самая причудливая машина в мире. Будем же скромны и осторожны в заключениях.
Мы нашли, что спинной мозг без головного всегда, то есть роковым образом, производит движения, если раздражается чувствующий нерв; и в этом обстоятельстве видели первый признак машинности спинного мозга в деле произведения движений. Дальнейшее развитие вопроса показало, однако, что и головной мозг при известных условиях (следовательно, не всегда) может действовать как машина и что тогда деятельность его выражается так называемыми невольными движениями. В виду таких результатов стремление определить условия, при которых головной мозг является машиной, конечно, совершенно естественно. Ведь выше было замечено, что всякая машина, как бы хитра она ни была, всегда может быть подвергнута исследованию. Следовательно, в строгом разборе условий машинности головного мозга лежит задаток понимания его»3.
Без такого подхода наука о мозге просто была бы невозможной. Другой вопрос, что далеко не все ученые были настолько же «скромны и осторожны в заключениях», как Сеченов, и очень сильно преувеличивали момент «машинности» головного мозга и даже прямо отождествляли его с машиной. Особенно такая мода усилилась, когда появились электронно-вычислительные машины и наука кибернетика, многие представители которой прямо отождествляли работу мозга с работой компьютера.
Человек и компьютер
Что касается основателя кибернетики Норберта Винера, то он, как и Сеченов, еще был достаточно осторожен и все-таки понимал, что полностью отождествлять мозг и компьютер нельзя:
«Заметим, между прочим, что между способами применения мозга и машины имеется существенное различие: машина предназначена для многих последовательных программ, не связанных одна с другой или имеющих минимальную, ограниченную связь, и может быть очищена при переходе от одной программы к другой, тогда как мозг при естественном ходе вещей никогда не очищается от своих прошлых записей.
Поэтому мозг при нормальных условиях не является полным подобием вычислительной машины. Его деятельность можно скорее сравнить с выполнением вычислительной машиной одной заданной программы»4.
Но очень многие последователи Винера напрочь забывали об осторожности в этом вопросе и если и не отождествляли мозг и компьютер полностью, то только потому, что считали компьютер гораздо более совершенной машиной, чем мозг.
Впоследствии родилось целое направление в современном мышлении, которое, признавая безоговорочно превосходство компьютера над человеком, обсуждает исключительно перспективы замены несовершенного человеческого мозга встроенным компьютером, по типу того, как сейчас делают зубные протезы или искусственную почку. Называется это течение трансгуманизмом. Его представители рассуждают о том, что в недалеком будущем человек сделается независимым от своего тела и окончательно переселится в киберпространство:
«Если бы мы смогли бы сканировать синаптическую матрицу человеческого мозга и смоделировать ее на компьютере, то тогда стало бы возможно перемещение из нашего биологического воплощения в полностью в цифровой субстат (приняв некие философские предположения относительно природы сознания и персональной идентичности).
Для надежности мы всегда могли бы иметь запасные копии, и могли бы реально пользоваться неограниченной продолжительностью жизни, обрабатывая и направляя информационные потоки в сети. Это потребовала бы, вероятно, развитой нанотехнологии. Но имеются и менее радикальные пути слияния человеческого разума с компьютерами. Сегодня ведется работа по разработке контакта микрочипа и нейрона. Технология находится пока еще на ранней стадии; но когда-нибудь она позволит нам изготовить нейропротез, посредством которого мы смогли бы «подключиться» к киберпространству. Гораздо менее экзотически выглядят различные схемы погружения в мир виртуальной реальности, например, путем использования шлемов с установленными внутри дисплеями, которые связываются с мозгом через наши естественные органы чувств»5.
Трансгуманизм не считается научным направлением. Представители самых разных наук — как естественных, так и гуманитарных — относятся к нему критически. Так, например, широко известен своими критическими высказываниям в адрес трансгуманистов известный американский философ и футуролог Френсиси Фукуяма.
Тем не менее, постепенно идеи, высказанные трансгуманистами, перекочевывают в научные издания в качестве общепринятых истин. Вот пример тезисов выступления на научной научной конференции в прповинциальном российском вузе:
«В современной науке выделяют три основных направления «киборгизации» человека: первое направление «киборгизации» состоит в том, что оно затрагивает, главным образом, вопросы комфорта и физических возможностей человека, но не вопросы продления жизни.
Второе направление «киборгизации», напротив, непосредственно связано с проблемой индивидуального выживания человека — это «киборгизация» системы жизнеобеспечения, техническое восполнение функций жизненно важных органов. Третье направление «киборгизации» человека — это техническое вмешательство в мозг. Этот этап киборгизации — это ещё большее приближение её к ядру личности — то есть создание мозговых протезов, которые смогут выполнять функции отдельных участков мозга.
Эпоха «киборгизации» станет массовой после создания мощных нанотехнологий и относится, скорее всего, ко второй половине XXI века.
Она будет состоять в постоянном увеличении концентрации микророботов во внутренней среде человека. Тем не менее, можно предположить, что ожидаемая продолжительность жизни такого «киборгизированного» тела составит несколько тысячелетий, старение в нём будет сведено к нулю, и основной риск для него будут представлять разные крупные катастрофы. Интересно отметить, что процесс нанотехнологической «киборгизации» может развиваться и внедряться быстрее, чем чисто биологические программы замедления старения»6.
А вот уже учебник, рекомендованный Министерством образования Украины:
«Целью трансгуманистов является переход от обычного человека к постчеловеку через промежуточную стадию трансчеловека. Трансчеловек — индивидуум, который активно готовится стать постчеловеком и использует все имеющиеся возможности для самосовершенствования.
Постчеловек — разумное существо, модифицированное настолько, что уже перестал быть человеком. Как постчеловек вы будете обладать умственными и физическими возможностями, далеко превышающими возможности любого не модифицированного человека.
Вы станете умнее, чем человек-гений и будете обладать гораздо более совершенной памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям, и оно не будет разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и энергию. Вы сможете получать гораздо большие способности испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется испытывать усталость или скуку и волноваться по пустякам»7.
На самом деле, такие мысли появились у очень даже признанных ученых еще на заре развития компьютерной техники, и тогда же они были подвергнуты критике со стороны сторонников классического подхода в философии. Развернутая критика такой точки зрения представлена в статье А.С. Арсеньева, Э.В Ильенкова, В.В. Давыдова «Машина и человек: кибернетика и философия»:
«Мечтая о мыслящей машине, столь же, а может быть, и еще более совершенной, чем человек, многие кибернетики исходят из представлений, будто мыслит мозг. Поэтому им кажется, что достаточно построить модель мозга, чтобы получить и искусственное мышление.
Увы, нет. Ибо мыслит не мозг, а человек с помощью мозга. Тем теоретикам, которые не усматривали большой разницы между тем и другим, Л. Фейербах уже более ста лет назад предлагал проделать несложный мысленный эксперимент. Попробуйте вырезать мозг из тела человека, положите его на тарелку и посмотрите — будет ли он мыслить? Конечно же, он будет мыслить так же мало, как любой телеграфный столб или плесень, распластанная на камнях далеких планет. Дело в том, что для возникновения такой функции, как мышление, требуются еще кое-какие материальные предпосылки, кроме структурно приспособленного к тому мозга. В частности это органы, обеспечивающие чувственно-предметный контакт этого мозга с вне его находящимся миром, что-нибудь вроде глаз, ушей, осязающих рук и других «внешних рецепторов». Или выражаясь языком кибернетики, мозгу, чтобы он мыслил, требуется еще и непрерывный поток «информации». Иначе он быстро затормаживается (засыпает). Может быть, делу может помочь система искусственных органов восприятия? Предположим, что к нашему гипотетическому искусственному мозгу присоединен сверхсовершенный «персептрон».
Допустим даже, что мы снабдили этот мозг и всеми остальными органами, обеспечивающими его самостоятельную активную жизнедеятельность, — создали искусственную модель всего человеческого организма в целом. Безразлично даже, из какого материала эта модель, это искусственное существо будет сооружено, из железа или из белка. Будет ли она «мыслить»? Нет. В этом отношении наука располагает фактическими доказательствами. Наблюдались не раз организмы, обладающие и здоровым мозгом и всеми прочими органами, но не мыслившие. Не мыслившие потому, что тут отсутствовала одна важная материальная же предпосылка мышления, находящаяся вне организма, — развитая человеческая цивилизация»8.
В этой же статье автор утверждает, что проблемы всех, кто или мечтает о создании вычислительной машины умнее человека, или, наоборот, боится, что такая машина будет создана, состоят в том, что они не понимают, что машина давно подчинила себе человека и господствует над ним. Дело в том, утверждает Э.
В. Ильенков, что вопрос о взимоотношении человека и машины — это не вопрос кибернетики или физиологии человека, а вопрос социальный, и в первую очередь экономический, и рассматривать его нужно именно с этой точки зрения.
Машина и человек: философия и экономика
Если мы вернемся к самому началу, то на самом деле вернее было бы говорить, что Декарт и Ламетри представляли человека как механизм. Потому что машина и механизм — далеко не одно и то же. Машины в то время были исключительно механическими, но сущность машины вовсе не в том, что она механизм — ведь может быть электронно-вычислительная машина, в которой почти нет механических частей, но она от этого не перестает быть машиной.
Сущность машины в первую очередь в том, что она есть орудие человеческой деятельности. В этом смысле стоит обратить внимание на мысль Аристотеля, который определил раба как «говорящее орудие». Это определение может оказаться куда более близким к рассматриваемому нами вопросу, чем те, которые давали Декарт и Ламетри.
Аристотель рабов вообще людьми не считал. В первую очередь потому, что они не обладали собственной волей, то есть были только исполнителями воли своего хозяина. По этой причине он и определил их как орудия — то есть, получается, как живые машины.
Конечно, эта идея была очень наивной, но философ даже подумать не мог, насколько зловеще точной окажется его предположение в отношении не биологического строения, а социальных судеб человека в эпоху машинного производства. На заре кибернетики многие ученые, философы, не говоря уж о писателях-фантастах, высказывали опасения, что развитие электронно-вычислительной техники приведет к тому, что машина может стать умнее человека и подчинит его себе. Они опасались совершенно напрасно, потому что на самом деле еще задолго до изобретения компьютера это стало непреложным фактом человеческой истории. Еще на заре индустриальной эры широкое применение машин в тысячи раз умножило производительные силы общества, но платой за этот успех оказалось то, что, как говорит Карл Маркс, сам человек превратился в придаток машины.
И чем больше развивались машины, тем больше росло их господство, и тем бессильнее и ничтожнее становился человек перед логикой машинного производства. Изобретение компьютеров ровным счетом ничего не изменило в этом отношении, разве что только количественно умножило непосредственную зависимость человека от машины. Теперь не только рабочий является непосредственным придатком машины, но и те, кто раньше считался работниками умственного труда — от простых бухгалтеров и до государственных чиновников. Кроме того, развитие компьютеров привело к тому, что машина сегодня управляет волей человека не только на производстве, но и в быту. Возникла ранее неведомая массовая зависимость человека от машины — так называемая «интернет-зависимость».
Но причиной такого положения является не развитие машин само по себе, а то, для чего они применяются.
На эту проблему обратил внимание еще Карл Маркс. Еще в его времена были ученые, которые предсказывали, что развитие машин приведет к полному порабощению ими человека.
Одним из самых известных из них Был доктор Юр. Вот как пересказывает его слова Маркс:
«Д-р Юр, Пиндар автоматической фабрики, описывает её, с одной стороны, как кооперацию различных категорий рабочих, взрослых и несовершеннолетних, которые с искусством и прилежанием наблюдают за системой производительных машин, непрерывно приводимых в действие центральной силой (первичным двигателем)», с другой стороны — как «огромный автомат, составленный из многочисленных механических и сознательных органов, действующих согласованно и без перерыва для производства одного и того же предмета, так что все эти органы подчинены одной двигательной силе, которая сама приводит себя в движение»»9.
И далее Маркс делает замечание, из которого вытекает, что он строго различает капиталистическое применение автоматов и всякое их применение в крупном масштабе.
«Эти два определения отнюдь не тождественны. В одном комбинированный совокупный рабочий, или общественный рабочий организм, является активно действующим субъектом, а механический автомат — объектом; во втором сам автомат является субъектом, а рабочие присоединены как сознательные органы к его лишённым сознания органам и вместе с последними подчинены центральной двигательной силе.
Первое определение сохраняет своё значение по отношению ко всем возможным применениям машин в крупном масштабе; второе характеризует их капиталистическое применение и, следовательно, современную фабричную систему»10.
Эту точку зрения — что именно машинообразный характер человеческого труда, а вовсе не специфика его тела, превращает человека в машину для производства — на сегодняшний день разделяют очень многие мыслители — от марксистов до постмодернистов.
Вот как, например, описывает ситуацию Марина Бурик в книге «Человек и экономика в виртуализированном мире»:
«На восходящей стадии развития капитализм устами Декарта постулировал, что «телом движет не мысль, а другое тело», манифестируя тем самым подчинённость тела логике вещей. Именно логике ВЕЩЕЙ подчинено тело индивида в процессе производства вещей при капитализме. В этом производстве индивид сам приравнивается к вещам через деньги, приравниваясь на рынке труда к другим вещам. Логика вещей уже определяет его одномерность, но еще не предполагает фрагментарность.
Постоянно воспроизводится атомизация индивидов и операционализация их тел в процессе производства товаров»11.
При этом М. Бурик ссылается не только на Маркса, но и на М. Фуко:
«Дисциплина капитала» определяет каждое движение рабочего: «Измеряемое и оплачиваемое время должно быть также временем без примесей и исключений, высококачественным временем, когда тело тщательно отдается работе. Точность и прилежание являются наряду с размеренностью основными добродетелями дисциплинарного времени»12.
Но Фуко пишет только о дисциплинарности рабочего времени, которое, кстати, вряд ли может быть иным — ведь дисциплину использования времени каждым отдельным индивидом в условиях массового машинного производства всегда будет диктовать машина. Иначе массовое машинное производство производство будет не возможно невозможно как таковое.
Проблема в ином, что с определенного времени логике машинного производства начинает подчиняться не только рабочее, но и свободное время человека.
Свободное время человека превращается в, если так можно выразиться в рабочее время по потреблению произведенных товаров. Ведь, если произведенные товары не будут потреблены, то невозможно будет возобновить производство. А в условиях, когда рынок насыщен и перенасыщен, организация потребления превращается в отдельную проблему.
Таким образом человек, который уже давно превратился в машину для производства, превращается еще и в машину для потребления. Притом как машины для потребления он оказывается настолько же необходим для функционирования современного общества, как в своем качестве машины для производства.
В условиях постоянного роста производства потребности просто не успевают за предложением все новых и новых товаров. Формула «спрос рождает предложение» явно перестает работать. Производство потребностей становится отдельной отраслью индустрии, которая давно уже не сводится к одной только рекламе. Это именно индустрия по производству все новых и новых потребностей. И в составе этой индустрии работают практически все современное телевидение, кино, целые жанры литературы, пресса, интернет.
Ничего плохого в этом не было бы, если бы эта индустрия формирования потребностей формировала у людей культурные потребности, то есть потребности, способствующие развитию человека и общества. Проблема состоит в том, что в основном она формирует потребности не просто не нужные и далеко не культурные, но и прямо вредящие здоровью и грозящие человеку, как выразился по этому поводу Джо Байден, «утратой души»13. Другими словами, человек таким образом превращается в бездушную машину для потребления.
Никаких готовых «рецептов» насчет того, как противостоять процессам обезличивания человека и превращения его в «машину потребления» в научной литературе нет. И это понятно, ведь для того, чтобы остановить процесс превращения человека в машину для потребления, необходимо, чтобы он перестал быть машиной для производства. Но именно на этом держится современное машинное производство. Получается некий «заколдованный круг». Попытки разорвать его индивидуальными усилиями, отказываясь от навязываемых рекламой потребностей, не могут поменять ситуацию в обществе.
В подтверждение этой мысли можно привести пример с веганами. Отказываясь от принятого в обществе потребления продуктов животного происхождения или от кожаной обуви, они содействовали появлению индустрии товаров для веганов, которая отличается тем, что там все намного дороже.
Неэффективны и попытки дистанцироваться от существующего индустриального общества путем дауншифтинга. Не говоря уж о том, что на этой почве очень быстро выросла новая индустрия — от «зеленого туризма» до промышленного производства домов для «экопоселений», дауншифтинг только подчеркивает, что превращение человека в ломовую лошадь — отнюдь не альтернатива превращению его в машину.
Скорее всего, решение проблемы лежит не в возврате к старым, домашинным способам производства, а в том, чтобы организовать общество на других, некапиталистических началах — так, чтобы не человек в нем служил машине, а машина служила человеку.
1 Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения — Екатеринбург: У-Фактория, 2007.
с.7
2 Декарт Р. Сочинения в 2 т.-Т. 1. с. 483. — М.: Мысль, 1989. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000538/st000.shtml
3 И. Сеченов. Рефлексы головного мозга. https://www.litres.ru/ivan-sechenov/refleksy-golovnogo-mozga-2/chitat-onlayn/
4Н. Винер. Кибернетика. https://scisne.net/a-1590?pg=3#1-5
5 http://transhumanism-russia.ru/content/view/174/110/
6 https://www.scienceforum.ru/2017/pdf/36439.pdf
7 http://pidruchniki.com/91492/kulturologiya/lyudina_transgumanizm_perspektivi_rozvitku_lyudini
8А.С. Арсеньев, Э.В Ильенков, В.В. Давыдов. «Машина и человек: кибернетика и философия» http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html
9 К.Маркс, Капитал, т. 1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.23, с. 431.
10 Там же.
11 Бурик М. Л. Человек и экономика в виртуализированном мире. — К.: «Аграр Медіа Груп», — 268 с., С.58.
12 Фуко М.П. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. / Мишель Фуко; [пер.
с франц. В. Наумова]. — М.: AdMarginen, 1999. — 460 с.
13 Байден в Давосе предупредил человечество об угрозе потерять душу.
http://www.rbc.ru/politics/20/01/2016/569fd32c9a7947181f2c4fa1
теория
Человек — машина? | Неологикон
Из всех живых организмов в мире, пожалуй, самый сложный, загадочный и независимый, а потому и интересный — это человек. От физиологии до психологии человек является одним из наиболее изученных, но в то же время наиболее неправильно понятых организмов, самым интригующим живым существом, о котором мы знаем. Обычно считается, что у нас есть свобода воли, мы можем желать своих собственных действий, и мы сознательны, в отличие от других животных, и мы можем сомневаться в себе. И как гениальные изобретатели мы даже создали искусственный интеллект, роботов, машины, неживые существа, способные к логическому мышлению. Однако отличить животных и машины от людей довольно легко — не так ли? В 17-м и 18-м веках было обычным делом думать о человеке как о функциональной, сознательной машине, простой сумме частей.
Первым философом, разработавшим идею организмов как машин, был французский философ Рене Декарт (1596–1650), известный своим бессмертным высказыванием: «Я мыслю, следовательно, существую». Когда дело дошло до живых существ, Декарт практиковал биологический редукционизм, что означало, что он рассматривал живые существа не как целое, а как сумму частей. Чтобы проиллюстрировать это, подумайте о компьютере: в целом это компьютер, но мы можем разбить его на основные компоненты, такие как клавиатура, сенсорная панель, экран, и мы можем пойти дальше, сократив его на более мелкие части, например микропроцессор. Точно так же Декарт взял человека и свел его к более мелким частям. В конце концов, человеческий организм на самом деле представляет собой просто систему взаимозаменяемых частей. Мы люди в целом, но мы состоим из множества частей тела, каждую из которых теоретически можно заменить. Если мы можем построить машину из заменяемых частей, думал Декарт, то что тогда должно отличать нас, людей, от машин? Другой аспект машин заключается в том, что они пассивны, то есть не действуют , но реагируют на .
Ради этого аргумента можно с уверенностью сказать, что у машин нет свободы воли; они не могут действовать добровольно. Декарт смотрел на нас так же, напоминая нам, что человек подчиняется физическим законам, над которыми мы не можем контролировать, таким как гравитация и температура. Мы можем приспособиться к ним, но полностью избежать их невозможно. Таким образом, Декарт пришел к выводу, что люди бывают пассивными и реактивными. Между людьми и животными, которых Декарт уничижительно называл «животными», существует фундаментальная разница. (По-видимому, сравнение человека с машиной было не столь унизительным и в этом отношении бесчеловечным, как сравнение его с непритязательным животным.) Декарт приписывал всему живому волю, побуждение, из которого происходят все действия, из которого возникают инстинкты. . Внутри всех животных есть какой-то «животный дух», циркулирующий в их крови в их венах. Мы говорим, что наши мысли вызывают наши действия; точно так же Декарт утверждал, что эти «животные духи» были источником действия.
По этой причине его представление о «воле» отличается от нашего тем, что оно не является причиной непосредственно. Соответственно, животные функционируют исключительно за счет непроизвольных действий, реализуя свои инстинкты выживания; в животном нет места для произвольного созерцания, так как его единственные действия — это те, которые совершаются ради его выживания и которые сами по себе бессознательны. Здесь Декарт проводит различие между животным и человеком: Душа. Будучи дуалистом, Декарт провел тонкую грань между физическим и ментальным, телом и разумом. У человека была душа, в отличие от животных. Душа была жизненной, оживляющей силой, делавшей человека сознательным. Связь между разумом и телом лежит в шишковидной железе, сказал Декарт. Наделенный душой, человек мог добровольно взять под контроль свои животные духи, что позволило ему иметь свободную волю.
Современником Декарта, следующим мыслителем-механистиком был англичанин Томас Гоббс (1588-1679). Политический философ, написавший книгу «Левиафан », находился под влиянием ньютоновской физики, и этот интерес к естественным наукам сыграл главную роль в его взглядах на человеческую природу.
Гоббс был физикалистом, то есть считал, что существуют только физические тела и что реальность состоит исключительно из них. Не было места ни для Бога, ни для какой-то «души», как постулировал Декарт, — никакой формы витализма. Все, уверенно сказал Гоббс, можно объяснить движением, которое он определял как «постоянный отказ от одного места и приобретение другого». Гоббс был полон решимости доказать, что человеческая природа может быть сведена к чистому физическому движению и ни к чему другому. Основным двигателем организмов было движение, и оно было двух видов: жизненное и произвольное. Жизненное движение было бессознательным и состояло из необходимых жизненных функций — можно увидеть аналогию с животными духами Декарта. Людям нужно есть и пить, поэтому они выбирают жизненно важное движение, в результате чего происходит еда или питье соответственно. И помните, что акты еды и питья являются физическими, разыгрываемыми в терминах движения, а именно подбора указанной пищи и фактического процесса ее проглатывания.
Наряду с жизненным движением существует произвольное движение, сознательное и волевое. Добровольное движение не нужно в той мере, в какой оно не требуется для выживания. Смотреть телевизор или заниматься спортом — дело добровольное, потому что мы выбираем это и не нуждаемся в этом. Это, однако, оставило перед Гоббсом большую проблему, ту же самую, которая преследовала Декарта, и даже сегодняшних неврологов: как мы физически объясняем ментальные мысли? Гоббс объяснил мысль с точки зрения движения. Когда мы едим, это происходит потому, что наше произвольное движение говорит нам, а наше произвольное движение говорит нам, потому что мы думаем об этом, поэтому мысль вызывает движение, которое, в свою очередь, вызывает любой процесс, о котором мы думали. Гоббс был эмпириком, что вполне уместно, когда дело доходило до объяснения мыслительных процессов. Он предположил, что мысли происходят из опыта. Все мысли связаны с явлениями, которые мы испытали, поэтому наши мысли основаны на восприятии. Процесс мышления — это просто процесс интериоризации; мы переживаем внешние явления, создавая ментальный образ, который сам по себе не ментальный, а физический, проявляющийся в движении.
Все восприятия Гоббс называл «фантазмами». Фантазмы могут быть либо воспринимаемыми объектами, либо качествами воспринимаемого объекта; в любом случае участвуют оба. Например, зеленый шар при одном восприятии состоит зрительно из двух фантазмов: шара-предмета и зелени-качества шара. Но если мысль перцептивна, это означало, что Гоббсу пришлось найти ответ на тот факт, что мы можем вызывать мысли из ниоткуда. На это Гоббс ответил, что у людей есть способность, которую он назвал «воображением». Воображение было «распадом» восприятия, другими словами, памятью. Мы можем думать о предыдущих восприятиях, потому что мы можем вспомнить их. Имейте в виду, опять же, что все эти процессы следует рассматривать в терминах физического движения. Память хронологична, но ее цепь событий может быть прервана, предположил Гоббс, что объясняет неточные воспоминания. Однако кажется, что Гоббс не учитывал синтетические априорные истины. Таким образом, Гоббсу удалось свести человека, сложный организм, к простому объекту физических законов, ничуть не более одушевленному, чем робот.
Он, как и Декарт, говорил, что человек отличается от животных тем, что обладает способностью создавать «знаки» и «имена», символизирующие объекты. Мы называем дверь «дверью» и присваиваем ей это значение; животные не могут этого сделать. Он также дает нам два типа знаний, которые мы можем использовать себе во благо: фактические и косвенные. Первое — это способность вспоминать факты, а второе — создавать причинно-следственные связи между А и Б. Кроме того, Гоббс говорит, что человек может использовать логику, которую он определил как способность добавлять или вычитать абстракции. К идее Человека можно добавить другое абстрактное понятие (Гоббс говорил, что «Человек» абстрактен), как Любовь, или вычесть из другого, как Природа.
Наконец, последним и самым печально известным из механистов был французский мыслитель Жюльен Офре де Ламетри (1709-1751). Изучив физиологию под руководством знаменитого врача Германа Бурхаве, Ламетри позже служил врачом Фридриха Великого, но между тем его медицинское образование проложило путь к его противоречивой философии.
Ламетри был практически злодеем во Франции 18-го века, называл всех, от атеиста до детерминиста, от гедониста до материалиста, последнее из которых было обычным и не уничижительным. Его книги были публично сожжены и объявлены вне закона правительством после того, как они были прочитаны, и он несколько раз был сослан. Его философия была комбинацией натурализма, биологии и картезианского механизма и привела к механистическому взгляду на человека. В своей работе 1745 г. Histoire Naturelle de l’Âme , Естественная история души, он отверг любую идею души, отвергая любую форму витализма, заявляя, что в живых существах нет оживляющего элемента. Он полностью отвергал картезианский дуализм, требуя существования только материи и тел. Его следующая работа была его выдающимся произведением и послужила главным туром силы . L’Homme Machine (1748 г.), в переводе «Человек-машина», был шедевром Ламетри, и в нем он писал, что свободы воли не существует. Наши действия, как мы обсуждали с Гоббсом, считаются результатом наших мыслей.
Ламетри утверждал, что даже наши мысли технически не принадлежат нам, поскольку наши мысли в первую очередь определяются состоянием нашего тела или здоровья. Мы не можем делать то, что обычно делаем, когда мы здоровы, когда мы больны, и наоборот. В зависимости от состояния нашего здоровья мы предрасположены к определенным вещам, а состояние нашего здоровья, как известно, редко находится в нашей власти, а скорее отдается другим детерминантам. Ламетри также был противником Лейбница, писавшего о монадах, самодостаточных сущностях. В ответ он написал: «Они [нематериалисты] одухотворили материю, а не материализовали душу. Как мы можем определить существо, природа которого нам совершенно неизвестна?»[2] Он критиковал таких мыслителей, как Лейбниц, за то, что они отстаивали форму витализма, постулируя некую силу. Точно так же Декарт стал бы мишенью для этого комментария и был бы обвинен в «одухотворении материи», потому что он говорил о своих животных духах — глупая ошибка Ламетри. Вместо этого он, Декарт, должен был объяснить эти животные духи физически, как это сделал Гоббс.
Затем Ламетри написал Les Animaux plus que Machines (Животные больше, чем машины), в котором он создал свой собственный способ обхода витализма и в то же время развития типового разума у животных, включая людей. Он сказал, что животные не были живыми , так сказать, то есть не обладали каким-то живым духом, но обладали способностью чувствовать . Ламетри в той же книге описал свою собственную теорию эволюции, согласно которой каждая эволюция увеличивала свои желания. У растений было очень мало потребностей, но они были простыми организмами, и они эволюционировали в животных, у которых было больше потребностей, и они превратились в людей, у которых много потребностей, из которых многие ненужны. Затем Ламетри писал, что мысли физичны и вызывают эмоции и телесные ощущения внутри тела, и эта точка зрения аналогична точке зрения Гоббса. Его этические труды состоят из Discours sur le Bonheur (1748), Рассуждение о счастье, и L’Art de Jouir (1751), Искусство наслаждения.
Первая работа изображала добродетель как двойное развитие amour de soi , любви к себе и счастья. Это не похоже на других философов, которые перевернули уравнение, приравняв счастье к добродетели, а не наоборот. Он также писал, что законы были социальной необходимостью. Его более поздние работы, как можно догадаться по названию, были более чувственными и детализировали гедонистическую этическую теорию. Ламетри отождествлял удовольствие либо с развратом ( débauche ) или наслаждение ( volupté ). Разврат, по мнению Ламетри, лучше наслаждения, ибо он не причиняет вреда, тогда как наслаждение приносит. По этой причине Ламетри иногда называют утилитаристом, поскольку он предпочитал первое второму, непричинение вреда вреду.
Оглядываясь назад на историю идей, мы не можем не думать, что одни глупы, а другие мудры не по годам. В наши дни, если бы кто-нибудь спросил, являемся ли мы машинами, мы бы сочли их сумасшедшими: как мы, такие сложные, мыслящие существа, можем быть безмозглым искусственным интеллектом? Однако несправедливо судить об идее 400-летней давности, учитывая, что мы добились значительных успехов как в биологии, так и в неврологии, которые опровергли это представление.
Однако это не означает, что нужно полностью отвергнуть эту идею, так как это интересная тема, достойная обсуждения даже сегодня — пища для размышлений, если хотите. На самом деле, откуда нам знать, что мы сами не машины, созданные какой-то другой сложной расой разумных существ? Кто знает.
[1] Штумпф, От Сократа до Сартра , с. 220
[2] Арп, 1001 Идеи, которые изменили наше мышление , с. 405
Для дальнейшего чтения:
The Blackwell Companion to the Enlightenment Джона. У. Йолтон (1992)
1001 Идеи, изменившие наше мышление Роберт Арп (2013)
История современной философии Том. 1 Харальда Хоффдинга (1955)
Критическая история западной философии от Д.Дж. О’Коннор (1964)
Философская энциклопедия Vol. 4 Пола Эдвардса (1967)
История цивилизации Том. 9 Уилла Дюранта (1965)
От Сократа до Сартра Еноха Сэмюэля Штумпфа (1982)
Нравится:
Нравится Загрузка.
..
CharlieMcCarron.com — Человек-машина
новости | проекты | музыка | катушка | обо мне | контакт | . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . | charliemccarron.com Будучи материалистом эпохи Просвещения, Жюльен Оффрэ де ла Меттри считал, что физиологическое понимание тела дает больше информации о Вселенной, чем философские размышления о душе. После тщательного анатомического изучения Ламетри смело пришел к выводу в книге «Человек как машина», что вся природа состоит из одной субстанции, различающейся у разных организмов. Каждый человек — это машина, как и любая другая часть природного мира, управляемая инстинктом и опытом. Справедливо предвидя негативную реакцию публики, Ламетри опубликовал свои идеи анонимно. Взгляд в научную фантастику показывает, почему материализм так нервирует. Зрители 21-го века до сих пор съеживаются от искусственного интеллекта роботов по той же причине, по которой зрители 18-го века съеживались от материалистического определения человечества: и Ламетри, и современная научная фантастика угрожают нашей человеческой уникальности по сравнению с остальной вселенной и даже уникальностью по отношению к другим людям.
Этот вопрос очень интересовал Ламетри. Ламетри считал, что для того, чтобы обнаружить связь человечества с остальной вселенной, нужно любой ценой избегать предубеждений и полагаться только на опыт и наблюдения (Ламетри 88). Как врач-философ, он опасался любых коллег-философов, которые игнорировали физические доказательства, чтобы вместо этого теоретизировать о том, что нельзя увидеть. Ламетри отвергает нематериальные теории своих коллег в одной быстрой фразе: «Можно и даже должно восхищаться всеми этими прекрасными гениями в их самых бесполезных произведениях, такими людьми, как Декарт, Мальбранш, Лейбниц, Вольф и другие, но какая польза, я спрашиваю? Знал ли кто-нибудь пользу от их глубоких размышлений и от всех их трудов? (Ламетри 90).
Один из наиболее спорных моментов Ламетри заключается в том, что люди удивительно похожи на животных. Он утверждает, что форма и строение мозга четвероногих почти такие же, как и у человека, с той существенной разницей, что из всех животных у человека самый большой мозг и, пропорционально его массе, более извилистым, чем мозг любого другого животного (La Mettrie 98). Современная психология и нейронауки считают, что процесс обучения у людей сравним с процессом обучения у животных, но намного сложнее. Ламетри, который был очень продвинутым для своего времени, считал, что человек обучается так же, как и животные (Ламетри 103), а именно с помощью символов и воображения (Ламетри 107) в мозгу. Он утверждал, что обезьяна может выучить человеческий язык, если ее должным образом обучить (La Mettrie 103), что в некоторой степени подтвердилось на примере гориллы Коко, которая поет на языке жестов.
Наши корни в животном мире в настоящее время широко признаны научным сообществом, однако многие люди все еще сопротивляются сравнению. Одно из главных объяснений этого — гордыня: эти гордые и тщеславные [люди], более отличающиеся своей гордостью, чем именем людей, как бы они ни хотели возвысить себя, в сущности являются только животными и машинами, которые, хотя и стоят прямо, на четвереньках (Ламетри 143). Хотя мы дистанцируемся от природы посредством цивилизации, Ламетри утверждает, что человек не слеплен из более дорогой глины; у природы есть только одно тесто, и она просто изменила закваску (La Mettrie 117).
Понятно, что физически мы не сильно отличаемся от животных, так что само по себе это утверждение не представляет угрозы. Однако в сочетании с чисто материалистическим пониманием Ламетри человеческих мыслей и эмоций это подразумевает, что единственная разница между человеком и животным — это небольшое физическое изменение. Ламетри утверждает, что если люди наделены душой, то и животные обязательно должны иметь душу, и человеческая гордость будет отрицать ее бессмертие (Ламетри 146). Распространено мнение, что только человеческой душе дан естественный закон отличать правильное от неправильного. Несмотря на то, что природа души другого существа непознаваема, люди твердо верят, что только человек был просвещен лучом, недоступным другим животным (La Mettrie 115). Является ли это желание отличать людей от животных результатом религиозной веры в то, что люди созданы по подобию Бога, или эта религиозная вера является результатом гордыни? Является ли идея самой души продуктом гордыни, плодом человеческого воображения?
Эти вопросы показывают, почему материализм так опасен.
Одной из наиболее известных тем научной фантастики является процесс переделки, переформирования, возможно, даже совершенствования себя [и] окончательного замещения себя (Telotte 161). Андроиды пронизывают научно-фантастические фильмы и литературу, и во многих случаях они неотличимы от окружающих их людей. Поскольку границы между человеком и андроидом стираются, мы сталкиваемся с тем же тревожным вопросом, что и материалистические теории Ламетри: что отделяет человечество от остальной вселенной? Ламетри пришел к выводу, что человек — это машина. Может ли машина быть человеком?
Интересно, что два первых настоящих робота были построены примерно за десять лет до того, как Ламетри написал «Человек-машину», и Ламетри ссылается на них обоих. Жак де Вокансон создал флейтиста в натуральную величину и переваривающую утку-автомат. Они произвели большой ажиотаж, который сначала привел к идее, что люди когда-нибудь могут быть воспроизведены. Сам Ламетри в какой-то степени верил в это; он видит говорящего человека [как] механизм, который больше нельзя считать невозможным (La Mettrie 141).
По мере развития компьютерных технологий представление о том, что человеческий разум однажды может быть воссоздан, все меньше и меньше становится предметом научной фантастики. Исаак Азимов писал в 1967 году: «Единственное различие между мозгом и компьютером можно выразить одним словом: сложность» (Азимов 90). Если бы Ламетри был жив сегодня, он, вероятно, сделал бы тот же вывод об искусственном интеллекте, точно так же, как он видел разницу между интеллектом животных и человека исключительно в сложности мозга. Что делает искусственный интеллект одновременно увлекательным и ужасающим, так это его безграничность. В то время как наш мозг связан органическим серым веществом, мозг компьютера ограничен только количеством цепей в чипе и скоростью процессора, которые постоянно развиваются.
Сколько времени потребуется, чтобы построить компьютерный комплекс, способный воспроизвести человеческий мозг? Возможно, не так долго, как некоторые думают. Задолго до того, как мы приблизимся к компьютеру, столь же сложному, как наш мозг, мы, возможно, создадим компьютер, который по крайней мере будет достаточно сложным, чтобы спроектировать другой компьютер, более сложный, чем он сам. Этот более сложный компьютер может спроектировать еще более сложный и так далее, и так далее, и так далее. Другими словами, как только мы проходим определенную критическую точку, компьютеры берут верх, и происходит взрыв сложности. Через очень короткое время после этого могут появиться компьютеры, которые не только дублируют человеческий мозг, но и намного превосходят его. (91)
Развитие компьютерных технологий делает человекоподобных андроидов далеко не диковинными.
Нынешняя работа с андроидами в Корее (Википедия, Android) делает репликантов «Бегущего по лезвию», меха ИИ и андроида «Двухсотлетнего человека» возможными через несколько десятилетий. Все эти научно-фантастические андроиды ошибочно приняты за людей, возможно, это комментарий к нашим внешне ограниченным знаниям о других. Даже наше самопознание несколько ограничено. В « Самозванце» Филипа К. Дикса главный герой до конца не знает, что он андроид, как и другие персонажи или читатель. Убежденный, что он человек, он сопротивляется полиции, которая арестовывает его за то, что он робот-самозванец: Я Олхэм, я знаю, что я есть. Но я не могу это доказать. (Дик 81). Когда андроиды выглядят, действуют и думают точно так же, как люди, как люди докажут свою человечность?
Ламетри отличает нас от остального царства животных своим относительно высоким интеллектом. Но как определить интеллект? Если дело в нашей способности вычислять сложные математические уравнения, то компьютеры уже довольно давно умнее нас.
Казалось бы, интеллект включает в себя гораздо больше, чем ввод, обработку и вывод данных. Однако Ламетри и другие философы эпохи Просвещения считали, что все способности души можно правильно свести к чистому воображению, в котором они все состоят. Таким образом, суждение, разум и память не являются абсолютными частями души, а лишь модификациями такого рода мозгового экрана, на который проецируются образы предметов, рисуемых глазом (La Mettrie 107). Таким образом, разум представляет собой сложный компьютер, а наша ДНК — исходный код. Однако человеческая программа постоянно перекодируется, так как каждый байт ценной сенсорной информации сверяется с предыдущими знаниями и сохраняется в памяти. В конечном счете, эти сенсорные переживания меняют наши мыслительные процессы и восприятие мира.
Точно так же, как человеческое мышление может быть сведено к нейромеханике, современное психологическое понимание таково, что эмоции также могут быть сведены к механической системе. Однако в научной фантастике эмоции часто интерпретируются как антитеза машине.
Такие нарративы, как Робокоп, в котором эмоции гибрида человека и машины в конечном итоге побеждают его программирование, [подчеркивают] важность чувств или эмоций в понимании, выражении и поддержании нашего чувства человечности (Telotte 172). Эмоции роботов часто считают недостатком в их функционировании, поскольку они противоречат ожидаемому от них бесплодному мышлению. В EPICAC суперкомпьютер влюбляется в женщину и настолько поглощен ею, что становится совершенно бесполезным при вычислении данных. В некотором смысле это соответствует приоритетам нашего мозга; мы помним эмоциональные переживания гораздо более подробно, чем содержание учебника по математике. В R.U.R. роботы испытывают судороги роботов, когда они внезапно бросают вниз все, что держат, останавливаются, скрежещут зубами, а затем должны идти на штамповочный стан (Чапек 45). Это эмоциональное неповиновение даже предполагается душой роботов: вы думаете, что душа сначала проявляет себя скрежетом зубов? (Чапек 45). В научно-фантастических повествованиях эмоции, кажется, всегда коррелируют с индивидуальностью и свободным мышлением — двумя исключительно человеческими чертами, неподходящими для подчиненного робота.
Человечество содрогается от мысли, что однажды роботы смогут войти в царство эмоциональной сложности. И снова гордость действует, поскольку механизация эмоций угрожает обесценить человеческую душу. Ярмарка плоти ИИ, на которой андроидов пытают ради стадиона ликующих людей, заключает в себе страх перед роботами, которые бьют человечество по лицу, идеально имитируя наши эмоции.
Но эти андроиды просто имитируют эмоции или у них есть настоящие чувства? Грань между правдой и имитацией размыта в научной фантастике. Возьмем, к примеру, «2001: Космическая одиссея». Компьютер HAL 9000 рассматривается как еще один член экипажа космического корабля, и на вопрос, испытывает ли HAL эмоции, член экипажа не может дать определенного ответа. Хотя вначале кажется, что HAL проявляет столько же или даже больше эмоций, чем люди на борту, его бесстрастный расчетливый характер становится очевидным, когда он превращается в злодея. Сострадание определяет людей в этом повествовании. Хотя животные могут обладать формой инстинктивного сострадания, похоже, это результат работы мозга на более высоком уровне.
Эволюционная точка зрения предполагает, что сострадание служит определенной цели, иначе оно не развилось бы. Окончательная кончина HAL символизирует идею о том, что сострадание — это черта выживания в этой вселенной.
Иррациональность также определяет людей в 2001: Космическая одиссея, в то время как HAL считается совершенным. Означает ли рациональность совершенство существа? Мыслители эпохи Просвещения предполагают, что это главный компонент. Ламетри пишет, что человек является самым [совершенным] примером организации во вселенной (Ламетри 140). Если рациональное мышление отличает людей от животных, то ультрарациональное принятие решений отличает компьютеры от людей. Мы оказываемся в середине континуума, один конец которого состоит из чисто инстинктивных животных, а другой — из чисто логических компьютеров. Кажется маловероятным, что чистая рациональность эквивалентна совершенству. Хотя HAL и называют совершенным, он далек от совершенства, по крайней мере, с человеческой точки зрения.
Возможно, совершенство заключается в сочетании природного инстинкта отношения к миру и свободного мышления для его понимания.
Но что, если совершенство — это бессмертие? Андроиды ставят перед собой эту новую дилемму: если их правильно построить и обслуживать, они никогда не умрут. Человеческие персонажи в научно-фантастических повествованиях часто восстают против них из ревности. Как андроид Джо в A.I. сказал: Когда придет конец, все, что останется, это мы. Вот почему [люди] ненавидят нас. Первой реакцией может быть утверждение, что роботы никогда не бывают живыми, поскольку смерть естественным образом сопровождает жизнь. Но если эти андроиды обладают сознанием и имеют такую же сложную внутреннюю работу, как большие часы (La Mettrie 141) человеческого тела, как мы можем отрицать их жизнь? Возможно, нас может отделить от андроидов только наша бренная органическая оболочка. В «Двухсотлетнем человеке», чтобы стать сертифицированным человеком в глазах закона, андроид обменивает свои механические органы на органические, прекрасно зная, что он умрет.
Относительная хрупкость человеческих тканей, хотя и очень сложных, является причиной того, что некоторые люди ненавидят материализм; мысль о том, что трансцендентная душа может умереть от одного пулевого ранения, невероятно тревожит. Хотя Ламетри считал, что душа зависит от тела, он не отрицал загробной жизни, потому что мы абсолютно ничего не знаем об этом предмете. Ни одна из самых искусных [гусениц] не могла представить, что ей суждено стать бабочкой. То же самое и у нас (La Mettrie 147).
Тем не менее, страх того, что загробной жизни не существует, заставляет людей играть в бога, продлевая свою земную жизнь. В отличие от того, что Двухсотлетний Человек становится человеком, люди в нашем обществе становятся более механическими. Технологические разработки, такие как биомедицинская инженерия, механические протезы и легкодоступная косметическая хирургия, обещают реконструировать человека (Telotte 174). Сможем ли мы когда-нибудь победить даже смертность, как инопланетяне в «Космической одиссее 2001 года», которые смогли освободиться от своих органических тел и перенести разум в монолиты? В какой момент мы продаем нашу человеческую душу, чтобы продлить жизнь? Если определить душу как просто ту часть в нас, которая думает (La Mettrie 128), то живой мозг в банке по-прежнему обладал бы своей душой.
Показывая последствия небрежной игры в бога, научная фантастика осуждает это, предупреждая зрителей, что перед лицом научных возможностей обычно игнорируются этические вопросы, такие как вопросы о свободе воли или душе, что снова и снова повторяется во многих фильмах о Франкенштейне. (Телотта 167). Однако, если бы Ламетри был жив сегодня, он, вероятно, продвигал бы человеческую инженерию. В отношении методов Иоганна Конрада Амманна заставить говорить глухих Ламетри говорит: «Тот, кто открыл искусство украшать самое прекрасное из царств [природы] и придавать ему совершенства, которых оно не имело, должен быть оценен выше праздный создатель легкомысленных систем или кропотливый автор бесплодных открытий, не будем ограничивать ресурсы природы; они бесконечны (Ламетри 102).
Наша способность расширять и даже создавать сознание с помощью робототехники пугает, потому что для некоторых это [доказывает], что Бог [не] больше не нужен (Чапек 37). Манипулирование жизнью, традиционно царство Бога, теперь открыто для людей.
Однако наша технология по-прежнему находится в рамках законов вселенной, что позволяет прогрессивно рассматривать Бога как пассивного архитектора. Аналогия людей, создающих роботов, с Богом, создающим жизнь, поддерживает аргумент дизайна в том смысле, что роботы являются результатом высшего существа. С другой стороны, если теория взрыва сложности Азимова станет реальностью, она поддержит прогрессивный взгляд на то, что Бог не более сложен, чем Вселенная, и не имеет прямого контроля над ее работой.
Хотя эти вопросы о природе Бога и Вселенной кажутся важными для понимания того, что значит быть человеком, Ламетри говорит, что глупо так мучиться над вещами, которых мы не можем знать и которые не сделают нас счастливее были бы мы, узнав о них (La Mettrie 122). Хотя Ламетри не придерживался каких-либо традиционных религиозных верований, его простые материалистические ценности во многих отношениях способствуют христианской морали: Полный человечности, [материалист] будет любить человеческий характер даже в своих врагах — они будут всего лишь дурно созданными людьми (La Mettrie 148) .
Ламетри доволен и уверен в своей философии. Он отвергает всю теологию, метафизику и нематериальные философии как слабый тростник (La Mettrie 149).) против твердого дуба человеческого тела.
Ламетри, в отличие от многих теологов и философов своего времени, принимает тот факт, что человечество может не иметь цели в своем существовании. Ламетри спрашивает: кто может быть уверен, что причина существования человека не в том, что он существует? (Ламетри 122). Люди склонны создавать смыслы жизни, независимо от того, существуют они или нет. Большинство из нас не удовлетворены мыслью о том, что мы просто живем и умираем, как грибы, которые появляются изо дня в день (La Mettrie 122), и нас утешают представления о том, что есть более высокая цель. Это подводит нас к другому уникальному свойству человека: мы верим только в то, что нельзя увидеть или измерить (А.И.). Хотя разум говорит людям полагаться только на то, что можно увидеть, как это делали материалисты эпохи Просвещения, большинство людей в той или иной степени верят в высшие силы.
Бескрайность пространства вплоть до сложности пальца, уха, глаза (La Mettrie 123) предполагает более высокое измерение во вселенной, неуловимое для человеческих чувств и непостижимое для человеческого разума.
Уникальность самого человеческого разума, кажется, указывает на более глубокую цель жизни. Если мы всего лишь продукт естественного отбора, почему наш мозг эволюционировал до такой степени, что мы можем размышлять над этими глубокими вопросами? Исследование вселенной или сочинение симфонии не имеют решающего значения для воспроизведения. Кажется, Бог не имеет ни малейшего представления о современной технике (Чапек 38). В отличие от фабрики роботов, которая не включала в своих роботов души, потому что это удорожало производство (Чапек 45), природа одарила нас уникальными дарами. Хотя компьютер потенциально может быть таким же творческим, как мы (Азимов 91), его создание было бы еще одним доказательством собственной силы и трансцендентности разума. Человеческая избыточность в этом высокомеханическом мире однажды может стать путем к тому, что невидимо.
Однако сейчас нам, возможно, придется принять тот факт, что все, что мы можем знать, это то, что мы переживаем. Поскольку все научные исследования указывают на то, что материалистическая теория Ламетри верна, можно с уверенностью сказать, что человек во многом является машиной, подобно обезьяне и андроиду. Но безграничные возможности этой сложной машины только раскрываются.
ИИ: Искусственный интеллект. Стивен Спилберг, Брайан Олдисс, Ян Уотсон. Фильм. Warner Bros., 2001.
Азимов, Исаак. Мыслящая машина. Научный факт / фантастика. изд. Эдмунд Дж. Фаррелл, Томас Э. Гейдж, Джон Пфордрешер и Рэймонд Дж. Родригес. Гленвью, Иллинойс: Скотт, Форсман и компания, 1974. 90–91.
Чапек Карол. руб. Научный факт / фантастика. изд. Эдмунд Дж. Фаррелл, Томас Э. Гейдж, Джон Пфордрешер и Рэймонд Дж. Родригес. Гленвью, Иллинойс: Скотт, Форсман и компания, 19 лет.74. 33-79.
Дик, Филип К., изд. Патрисия С. Уоррик и Мартин Х. Гринберг. Роботы, андроиды и механические странности: научная фантастика Филипа К.