Краткое определение софистики в философии и примеры из жизни
«Что ты не терял, то имеешь. Рога ты не терял. Значит, у тебя рога». Как по смыслу? Познакомься, это софизм из прошлого. Изрёк его философ Эвбулид. И пришло время присмотреться к софистике. Такое философское течение. Возникло оно в Древней Греции. А в основе – вот что. Истина как будто есть и в то же время её нет. Все ждут, что откроется истина? А нет.
И знание – предмет относительный. Нет никакой объективной истины. И, значит, если скажут, что – белое – это белое, а завтра воскликнут, что белое – это чёрное, то… При этом главное – привести доказательства, уметь умно и изворотливо вести обсуждения. Не травмировать фактами, а питательно врать. Чего уж.
Суть софистики? Вот же она. Следовательно, софизмы, маленькие «дочки» софистики — это рассуждения, умозаключения, умышленно выдаваемые за правильные. Истинные факты подменяются ложными доказательствами. Обосновать шоколадно, применить потрясающие речи. Заморочить голову? Ну, наверное.
Сплошь и рядом подмена значений, сознательные логические ошибки, витиеватые словесные уловки. То есть неверное логическое умозаключение, которое выглядит правильным, но зиждется на парадоксах логики. В пятом веке до нашей эры возникло философское течение софистика, а плодами его до сих пор пользуются.
В этой статье:
Сестра демагогииСофистыТак что там с истиной?Хочешь научиться лукавить?
Сестра демагогии
Фото автора Katie E: Pexels
И, видимо, не зря к софистике приклеился ярлык «сестра демагогии». Ведь демагогия – набор ораторских средств, которые вводят людей в заблуждение, склоняя на свою сторону. То есть эти пресловутые софизмы очень и сейчас популярны. Догадалась, где?
В политике и рекламе. Вуаля! Тогда можно было. И сейчас. Согласна? Вспоминай – мини-подводка с экрана тридцатидвухдюймового Самсунга, зубодёрные политические дебаты. Хорошие, отличительные примеры.
Но каковы истоки софистики?
Почему надо доказывать и защищать то, что считается заведомо ложным? На самом деле в Древней Греции думающих людей было предостаточно. Философы копали под корень древа истины, при чем – всю жизнь. Дебаты кипели, единомышленники плотным кольцом сплачивались вокруг оратора. В V веке до н. э. всё поменялось. Любопытно, динамично, элементарно.
В Древней Греции пришла к власти рабовладельческая демократия. Возникли народные собрания, суды. Стало необходимо учить ораторов для судов и собраний. Понадобилась целая радужная палитра, спектр умелых ораторов. Мастера защищать своё мнение и в политике и в судах.
Софисты
На смену философам являются учителя-софисты. Которым платят. Чему они обучают? Красноречию, риторике. Такие «учителя мудрости». Софисты то есть. Ведь в переводе с древнегреческого – корень в слове софистика означает «мудрость». Но это очевидное. Что дальше?
Что такое софистика?
В состоятельных семьях такие педагоги учили молодежь искусству красноречия.
Для счастливого будущего. Итак, софисты учили, обучали… Политике, юридической деятельности, философии. И в своём рвении дошли до идеи, что доказать можно всё, что угодно. В зависимости от интереса и обстоятельств. То есть усиливали своё совершенство, вызывали интерес. Знали схемы, использовали свои мыслительные шестерёнки. Продавали уроки на всякую тематику.
Ну как бы и нашим, и вашим. Появились новые приемы мышления. Это и была софистика. Получалось, что исключительно всё можно было доказать. И Платон очень благосклонно отзывался об этом направлении. Да, поначалу. Если софистов считали мудрецами, то затем – изворотливыми демагогами. Без особых принципов.
Относительно всё, истины нет. Говорят так про закон, а мы – про истину. Ну как бы истина – что дышло. Куда повернул – туда и вышло. Это как в той сказке «Волшебная лампа Алладина»: «А что скажет наимудрейший?». «Поистине сон – не есть не сон, а не сон не есть сон. И так и не про сон сказать, что это сон – всё равно что про сон сказать, что это не сон.
Говоря коротко, про не сон – сон или сон – про не сон. Ии!»
Да, сначала всё было честно, и только потом софисты стали подменять понятия, коверкать логику. Теперь логику софизмов стали именовать логикой «кажущегося». Это опасно было? Нет, не постно и не остро. Скорее, выгодно. Выгода на выгоде сидела и выгодой погоняла.
Ради достижения целей софистика пренебрегала моралью? Получается, так. Ещё один крошечный софизмик. Вот стакан. Присмотрись, он наполовину полон или пуст? Нет разницы? Ну да, ну да. Две половинки одинаковы, да? Так получается, что и целые равны.
И – внимание! Выходит, пустой стакан равен полному. Согласна с этим утверждением? Да? Тогда если слышишь «пустослов», переводи: «софист». Так как пустослов тоже горазд на уловки, ухищрения, выдумки. Потрындеть ни о чем. Или вывернуть наизнанку. Как больше нравится.
Так что там с истиной?
Аристотель считал софизмы «натаскиванием», «мнимыми доказательствами». Так и было: убедительность и «логичность» софизмов связана с хорошо замаскированной ошибкой.
Представитель софистов, философ Протагор, так и говорил, что: «задача софиста — представить наихудший аргумент как наилучший путём хитроумных уловок в речи». Тут он «сливает» себя как завзятого демагога. Но никто не судит. Выходит, в тех обстоятельствах это было лучшее из возможных решений – вести такую тактику.
Эх, не об истине беспокоились софисты, не об истине. А о практической выгоде. Да и уметь таким способом «переворачивать с ног на голову» была выгода. А какая? Выгода такая – ты можешь не обладать реальными знаниями, зато сумеешь доказать ложное убеждение так, что поверят. Выходит, реальные знания не имеют большого значения? О-о. Тут не будет комплиментов, ниже будет пример-фрагмент для размышления. Кстати.
Фото автора Designecologist: PexelsКстати, известен парадоксальный случай. Когда софист провёл софиста. Эватл брал уроки красноречия у софиста Протагора. Чтобы выступать в суде, вести дела. Между ними был договор, что Эватл отдаст деньги за уроки Протагору, только если выиграет своё первое судебное дело.
И вот прошло время. Всему, чему мог, Протагор научил. Однако Эватл не спешил судить да рядить.
Выходит, есть договор. И по договору пока Эватл – не должник. Дел никаких не выигрывал. Какой спрос? Протагор ждал-ждал да и стал судиться с Эватлом. Первое дело в суде для Эватла вот-вот состоялось бы. И тут возникает парадокс. Если Эватл выигрывает тяжбу у Протагора, он ему ничего и не должен. Хотя по договору Эватл надо заплатить, ведь это его первое успешное дело.
И наоборот – если Эватл проигрывает, он как бы обязан выплатить гонорар Протагору. Но по договору между ними – уже нет. В итоге судьи ничегошеньки не решили. Они опасались, что каждое решение будет себе противоречить. А это легендарное надувательство так и осталось в веках. Во истину – не рой другому яму, сам в неё и скатишься. Вот такая вещь эта софистика. Ни нашим, ни вашим. Сон про не сон или не сон про сон. Вот. А ты говорила…
Хочешь научиться лукавить?
Овладей искусством софистики! Это философское течение, зародившееся в Древней Греции, создатели которого выдвигали ряд тезисов об относительности истины и познания.
«Человек – вот мерило сущности всего», говорил Протагор. Значит, знание – относительно. Соответственно, вывод: объективной истины также не существует.
Можно сегодня доказывать, что это, например, белое, а завтра уже – черное. При этом главное, – аппарат доказательств, умение и умно, и хитро вести полемику. Собственно, суть Софистики и укладывается в эти несколько постулатов их философской школы. Безответственность софистов привела к тому, что судить о них мы можем лишь по трудами их критиков – Платона и Аристотеля.
Софисты не хранили свои умствования, в основе которых умышленные нарушения законов, а также правил формальной логики, подмена «чистой» аргументации, ложными доказательствами. В своих рассуждениях, софисты не чурались словесных уловок и иносказаний, многозначности понятий, прибегали к подмене значений, сознательно допускали различные логические ошибки.
Такое вот насквозь неправильное, с точки зрения логики, умственное построение, преднамеренно выдаваемое за правильное и выглядящее как правильное, и есть софизм, а извращенная неправильность – это суть софизма.
Многие, из софизмов – это искусно сработанные парадоксы логики.
Похоже на демагогию, не считаешь? Так и есть. Софистика – сестра демагогии. А началось все пятьсот лет до новой эры: две с половиной тысячи лет между нами. И достижения цивилизации впечатляют. Но на самом деле, жившие тогда ни в чем не уступают нам ни в разумности, ни в развитии. Античный Ренессанс в расцвете. Мысли, которым столько лет, – восхищают и сейчас.
В это благодатное время к числу прочих присоединилась еще одна философская школа. Называли они себя софистами. Школа и школа – у греков их хватало: киники, стоики, платоники. Софисты были субъективисты и релятивисты. Он говорили, мол, знание – относительно, а объективной истины не существует вообще. И все, на тот момент никакой ложной логики. Наоборот.
Софисты как-то стали очень модными в афинском обществе. Их стали нанимать в богатые дома за большие деньги учить уму-разуму молодежь. Оговаривалось, что учитель софист должен обучить своего ученика искусству защищать свою точку зрения на любом поприще будущей жизни: общественно-политическом, военном, в торговых делах.
Системность в учебе и овладении общими знаниями в среде педагогов софистов отсутствовала напрочь. Очень важным считалось научить подопечного использовать знания в публичных диспутах, для чего изучались различные формы красноречия, особенно риторика. Развивая риторику, из софистики выделили:
- диалектику – методы честного ведения спора;
- эристику – учение, как побеждать в полемике любой ценой.
Вот он здесь, этот поворотный момент, когда отношение к софистике начнет менять свой знак с плюса на минус! В довершение, старейшина софистов Протагор закладывает традицию словесных поединков, в которых софисты часто используют логические парадоксы и иные ухищрения. Удивительно!
Сначала софисты учили честной аргументации, по ходу сделали ряд открытий в области языка, логики, систематизировали правила логического мышления, методику умозаключений. Однако заскучав, в союзе со строгой логикой, нашли себе игрушку поновее и занялись созданием смысловых ловушек, вовсю используя подмену понятий, внешнее сходство разных явлений.
Вместо опровергнутых уловок, то бишь софизмов, приходилось изобретать новые. Их построение как бы подчинялось правилам риторики и логики, но сознательно нарушало все правила. Логику софизмов поименовали в логику «кажущегося». И это предопределило бесславный закат софистики.
С ними случилось самое страшное, что может быть: над софистами стали смеяться. Софистов представляли надутыми, циничными и жадными невеждами. И не даром: фальсификация на интеллектуальной почве отнюдь не невинная игра ума. Её оборотная сторона, по признаниям самих софистов: «представить наихудшее доказательство наилучшим».
Но! Для своей выгоды. Например, с помощью словесных эквилибристик выиграть, скажем, судебный процесс. Однозначно за пределами морали. Методы и приемы софистики охотно взяла на вооружение позднейшая демагогия, ради достижения своих целей также пренебрегавшая моралью.
Софистика в философии – это взрывчатка, прокладывающая путь через горную породу. На софизмах, а затем на их критике рождался европейский способ мысли.
И Томас Гоббс, и Рене Декарт, и Иммануил Кант, и Гегель, и Беркли, и Юм — черпнули из этого источника. В условиях современности софистика – предпосылки для европейского способа мышления. Она – Проблема.
Примером может служить женская логика – цепочка мыслей, между которыми отсутствует логическая связь. Но следует делать различия между парадоксами и софизмами, поскольку они не означают одно и то же. Парадокс – это словоформа или рассуждение, которое можно доказать, оно и истинное, и ложное в одно время и бывает двух видов:
- апория – вывод, который противоречит опыту;
- антиномия – наличие двух взаимоисключающих суждений, каждое из которых в отдельности истинное.
Но у софистики есть синонимы. Это: пустословие, казуистика, заумь, метафизика, ложность, эристика, субъективизм, релятивизм. В итоге Софистика (Софизм) – это уловка, ухищрение, выдумка, дискуссия ни о чем.
СОФИСТЫ | Энциклопедия Кругосвет
СОФИСТЫ (от греч. «софос» – мудрый) – представители интеллектуального течения в общественной и культурной жизни Древней Греции сер.
5–1-й пол. 4 вв. до н.э., платные преподаватели красноречия и различных знаний, считавшихся необходимыми для деятельного и успешного участия в гражданской жизни. Новая ориентация софистического движения по сравнению с досократиками состояла в исключительном интересе к человеку и обществу и почти полному игнорированию натурфилософской проблематики. Основные сочинения софистов до нас не дошли, об их взглядах можно судить главным образом по сочинениям их оппонентов – Платона и Аристотеля.
К старшим софистам (2-я пол. 5 в. до н.э.) причисляют Протагора, Горгия, Гиппия, Продика, Антифонта, Крития. К следующему за ними поколению младших относят Ликофрона, Алкидаманта, Фрасимаха.
Свою главную педагогическую и просветительскую задачу софисты видели в воспитании «добродетели» (арете) и «умении хорошо говорить», что подразумевало знакомство с основами истории, права, теоретических дисциплин, в т.ч. математики и философии. При этом общей чертой их учений был релятивизм, нашедший классическое выражение в положении Протагора «человек – мера всех вещей»: в интерпретации Платона это означало отказ от критериев истинности, абсолютизацию любого частного мнения и оправдание интеллектуального произвола.
Упрочению представления об отсутствии абсолютной истины и объективных ценностей способствовал широко применявшийся софистами метод сопоставления противоречивых гражданских норм и религиозных обрядов, господствовавших у различных народов. Важнейшую роль играло противопоставление природы и закона, где природа выполняла функцию элемента объективного и постоянного, а закон, установленный произволом людей, находящихся у власти, – элемента изменчивого и произвольного.
Много внимания софисты уделяли разработке приемов убедительности речи и разработке логики. Протагор сделал первые попытки систематизировать приемы умозаключения. Ликофрон анализировал роль связки «есть» в предложении. Протагор, согласно традиции, положил начало словесным состязаниям, в которых многие софисты прибегали к логическим передержкам и парадоксам, получившим уже в древности название «софизмов»; он же ввел в практику т.н. «двойные речи», когда практиковалось умение говорить «за» и «против» одного и того же тезиса.
Горгий и другие софисты развили преподавание ораторского искусства, заложили основы науки о языке. Протагор занимался категориями словоизменения и синтаксисом предложения. Продик разработал основы учения о синонимах.
В социально-политических области были сторонниками демократии и высказывали идеи равенства всех людей. Алкидамант заявлял, что «бог сделал всех свободными, природа никого не сделала рабом».
Софисты неизбежно впадали в противоречие с традиционными религиозными верованиями. Так, Протагор утверждал, что не знает, существуют ли боги. Фрасимах полагал, что боги не обращают внимания на людей. Продик видел истоки религии в почитании хлеба и вина, солнца, луны и рек – всего, что необходимо для поддержания жизни. Критий, вставший во главе правительства «30 тиранов» в Афинах после поражения в Пелопоннесской войне, в сочинении Сизиф объявил религию выдумкой, принуждающей людей соблюдать законы и удерживающей от тайных преступлений из-за страха перед всеведающим божеством.
Софисты не были объединены институционально в рамках определенной «школы», их взгляды не отличались единством даже по основным вопросам. В то время как «аноним Ямвлиха» (автор текста, известного по Протрептику Ямвлиха) считал законы основой нормального существования людей, Антифонт объявлял государственные установления злом. Ликофрон отводил закону роль гаранта личных прав граждан (Аристотель. Политика III 9, 1280b8), а Фрасимах, по Платону, утверждал, что правители везде навязывают гражданам выгодные для себя законы (Платон. Государство, 336b-354c). Тем не менее, консолидация различных мыслителей вокруг определенного комплекса идей позволяет зафиксировать начало, а конец популярности того же комплекса идей позволяет определить завершающий момент истории движения.
Вследствие усиления в Афинах консервативного умонастроения после поражения в Пелопоннесской войны, просветительский рационализм софизма потерял ту широкую социальную поддержку, которой пользовался в пору своего расцвета.
Дальнейшее развитие многих идей, обсуждавшихся или только намеченных греческой софистикой, происходило в сократических школах, особенно в философских школах Платона и Аристотеля.
Фрагменты: Маковельский А.О. Софисты, ч. 1–2, Баку, 1940–1941.
См. также СОКРАТИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ; АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ; ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ.
Мария Солопова
Проверь себя!
Ответь на вопросы викторины «Философия»
Какую плату за обучение брал со своих учеников Конфуций?
Пройти тест
Философы и софисты — Том Моррис
В чем разница между философом и софистом? В древнем мире софисты были хорошо обученными и высокообразованными людьми, которые предлагали учить других и помогать им в достижении их целей. И делали это как хорошо оплачиваемую профессию. Собственное богатство было их главной, а иногда и единственной целью. А Сократ, напротив, первый знаменитый философ, решивший жизненные вопросы вместе с другими, философ-парадигматик, заведомо отказывался платить за свои услуги и, как следствие, ходил босиком.
Я учу других и помогаю им достичь своих целей. И мне часто за это хорошо платят. Так что же делает меня философом, а не софистом? Недавно мне задали этот вопрос в колледже. И мне было приятно на него отвечать.
Это правда, что Сократ отказался обвинять кого-либо в том, что он сделал. И может быть не случайно, что у него была очень несчастная жена. Я просто сказал. Но во многих отношениях я не могу себе представить, чтобы с ним было проще и практичнее жить.
Однако он может быть душой компании. И он часто был. О его способности к вину и мудрости ходили легенды. И все же он никогда не потерпит небрежного мышления. Некоторые софисты той эпохи, напротив, говорили, что они были готовы использовать любое мышление, чтобы помочь своим клиентам выиграть и достичь всего, чего бы они ни хотели.
На протяжении всей истории древнегреческие софисты имели довольно сомнительную репутацию профессионально аморальных наемников разума. Сообщается, что они помогут людям достичь любой цели, в общем и целом, независимо от того, какой она была.
Они защищали бы любое дело, продвигали бы любое дело и давали бы полномочия любому человеку, если бы деньги были правильными и богатство текло рекой.
Философы по большей части шли на сторону ангелов, независимо от того, верили они в ангелов или нет. Иногда у них могла быть репутация многословных и непонятных, сложных и абстрактных, потусторонних и оторванных от реальности, но по большей части они казались более чистыми душами в своей деятельности и работе. Но почему именно? Это ключ.
Софисты гораздо больше заботились о том, как, чем о том, почему. Философы всегда были более осторожны. Они хотели помочь людям задуматься не только о том, как достичь своих целей, но и о том, почему они преследуют одни цели, а не другие, и что, возможно, лучше всего искать, и опять же, почему. Они, безусловно, глубоко проанализировали все соответствующие вопросы о том, как, но всегда поднимали вопрос о том, почему. И это то, что я пытаюсь сделать. По этой причине, когда вы читаете любую из моих книг об успехе, вы много раз натыкаетесь на то, что такое успех, а что нет, и почему мы должны быть осторожны в том, на чем мы концентрируемся и чего добиваемся.
Есть старая-новая поговорка: «Вы можете получить все, что захотите, если поможете достаточному количеству людей, чтобы они получили то, чего хотят они». На первый взгляд это звучит как отличный совет. И большинство из тех, кто говорит это, имеют в виду только хорошее, тем самым помогая людям найти потребность и удовлетворить эту потребность. Но желания — это не то же самое, что потребности. И, если быть точным, новое-старое изречение является образцом софистики. В целом верно, но одинаково опасно.
Софист хочет помочь вам получить все, что вы хотите, и будет помогать вам в этом, давая другим людям все, что они хотят, не побуждая никого, кто во всем этом участвует, задуматься о том, действительно ли то, чего они хотят прямо сейчас, действительно хорошо для них. их или нет. И это не мудро. В определенные моменты жизни для определенных людей получение желаемого может оказаться катастрофой. Может случиться так, что их желания нужно изменить, а не удовлетворить, или улучшить и усовершенствовать под руководством истинной мудрости.
Мы можем ли получить то, что хотим, помогая другим получить то, что они хотят, но должны ли мы всегда делать это, независимо от конкретных желаний и их последствий? Новое-старое высказывание можно использовать, чтобы побудить торговца наркотиками предлагать более опасные, разрушительные вещества и более свободно для своих клиентов. И это явно не путь мудрости.
Я люблю помогать людям в достижении их целей, но только в том случае, если эти цели им подходят и принесут им истинное удовлетворение и счастье, а не катастрофу и сожаление. Поэтому я помогаю им задуматься над всеми важными вопросами. Для философа понимание должно предшествовать лучшим жизненным достижениям и направлять их. Мудрость — это все. Тогда придет настоящее богатство. Поэтому я говорю:
Софистика не для меня/Я предпочитаю/Философию.
Что мы можем узнать из древней софистики?
Софистика и политическая философия: вызов Протагора Сократу
Роберта К.
Бартлетта.
University of Chicago Press, 2016.
Твердый переплет, 272 страницы, 40 долларов.
Отзыв от Райан Шинкель
Молчать там, где нельзя говорить, говорит философия, а софистика почему-то продолжает говорить. Древние философы уважают ограничения в поиске авторитетных определений природы вещей, но древние софисты идут вперед, потому что имена варьируются в зависимости от условности. Пока один находит благоговейную тишину, другой учит за деньги и власть. Сократ кончает так же, как и начинает, как растерянный, а Протагор произносит речи. Однако эти духи, как пишет Роберт Бартлетт, родственны: софистика сопровождала древнее рождение и современное старение политической философии. В диалогах Платона ветеран Протагор встречает молодого Сократа. Но, в отличие от предшествующих софистов, Протагор открыто призывает учить богатых сыновей риторике. И в отличие от предшествующих философов, исследования Сократа «повернулись» от природы к человеческой природе.
Предполагаемый некролог древней софистике был написан ее врагом, философией, но сообщение Платона о ее смерти было преувеличением. Софистика вновь возникла в более современной форме. С академической точки зрения истории политической мысли и нарративы идентичности вытесняют практику политической философии, отмечает Бартлетт. И хроника прошлых заявлений, и продвижение политических программ игнорируют правду. Таким образом, некоторые возвращаются к основам, понимая древнюю софистику, и могут позволить современным душам «повернуться» к политической философии. У Бартлетта есть опыт в этом деле: профессор политологии в Бостонском колледже, специалист по эллинистической мысли, а также со-переводчик 9 Аристотеля.0019 Этика
«Наш современный образ мышления, — пишет Бартлетт, цитируя Ницше, — является «гераклитовским, демократическим и протагоровским» — поскольку «Протагор представлял собой синтез Гераклита и Демокрита», догадываясь, что «основания для морали необходимо софистичны» ». Гераклит сказал: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Демокрит утверждает, что «первыми принципами Вселенной являются атомы и пустое пространство; все остальное просто считается существующим». В их объединенном видении неустойчивого материализма речь теряет смысл. Софисты подражают этому досократовскому отрицанию вечной и постижимой реальности, наставляя немногих льстить многим. Человек становится мерой, а не мерителем всего. Тем не менее, Протагор косвенно помогает Сократу, так как они напрямую разговаривают в Протагор и косвенно в Теэтет . Скептицизм Протагора в отношении естественной справедливости — это вызов, который Сократ приглашает, но отвергает.
В Protagoras , Сократ присоединяется к группе, принимающей Протагора и некоторых обычных подозреваемых в Платоне.
От дебатов об определениях до изречений поэтов, через вопросы о добре и благородстве Сократ приводит скептицизм Протагора в конфликт с его личностью. Возражая против того, чтобы все добродетели соединялись мудростью, Протагор отделяет мужество от справедливости и справедливость от мудрости. Но Сократ раскрывает следствие: мужество проигрывает благородному самопожертвованию, поскольку в системе Протагора солдаты следуют только личным интересам.
При этом видении Протагор содрогается, ибо втайне восхищается красотой смелых. Из-за того, что Сократ держит Протагору ироническое зеркало, его миф противоречит его интуиции. Эта политическая территория имеет подземную метафизическую основу: ниже познания добродетели лежит природа познания и познание природы. Метафизические скептики не могут интеллектуально утверждать человеческую доброту. Таким образом, Платон изображает Сократа, возвращающегося для изучения философских основ 9 века.0019 Протагор в Теэтет .
Когда Сократ спрашивает, что такое знание, Теэтет отвечает «восприятие». Старый Сократ на последнем году жизни скоро несправедливо умрет. Протагор, ныне мертвый, существует как воображаемый собеседник в дискуссии Сократа с его хозяином-математиком Теодором и солдатом Теэтетом. Из неустойчивости бытия (Гераклит), атомизма (Демокрит) и знания-как-восприятия (Теэтет) Сократ заключает изречение Протагора: «Человек есть мера всех вещей». Эти посылки Гераклита, Демокрита и Теэтета лежат в основе публичных и частных учений Протагора.
Протагор, ретранслятор Сократа, публично учил, что доступ к внешним объектам возможен постольку, поскольку он воспринимается, но конфиденциально учил, что все знания есть индивидуальное восприятие материи в движении. Истина становится личным предпочтением. Ответ Сократа двоякий: поскольку низшие животные тоже воспринимают объекты, отдавать предпочтение человеку как мере нецелесообразно; и, кроме того, такой субъективизм запрещает совместное исследование. В то время как Протагор иронически требует справедливости для лучшей защиты своего аргумента, последнее возражение состоит в том, что его учение не может быть истинным ни для кого, в том числе для его собственной книги под названием 9.0019 Правда . В конце концов Сократ увольняет воображаемого Протагора, чтобы исследовать войну между лагерями Гераклита и Парменида, жизни философов против практиков, за которыми следуют новые гипотезы об определениях знания. Однако Бартлетт в основном сосредотачивается на ранних разделах с Протагором.
Публичный релятивизм изречения Протагора относится к людям-как-частным-существам, предполагает Бартлетт, в то время как частный релятивизм относится к человеку-как-человеку. «Утверждение Протагора, — пишет он, цитируя Гегеля, — значит, — все своекорыстно, все своекорыстно, субъект со своими интересами образует центральный пункт; и если у человека есть рациональная сторона, разум все же есть нечто субъективное, это «он». Это протагоровское «просвещение» публично означает, что вся моральная и политическая жизнь есть коллективный личный интерес, а в частном порядке притязания на право, согласно Ницше, «необходимо изощренный». Примечательно, что современная софистика несколько видоизменяет эти учения.
Для древних релятивистов, отмечает Бартлетт, мораль как обычай и справедливость различаются, в то время как добро остается постоянным, хотя и непостижимым. Сегодня мораль как право абсолютна, но хорошая жизнь бывает разной, поскольку все образы жизни кажутся нам одинаковыми.
В то время как древние язычники отличали закон ( nomos ) от природы ( physis ), библейские средневековые и ранние современные люди думали, что естественный закон и закон природы обозначают права и обязанности. Итак, современная софистика меняет местами закон и природу, но у воспринимающих есть надежда. Сократ связывал смелость с мудростью. Разве не добродетельно, спрашивает Бартлетт, видеть мир таким, какой он есть, во что бы то ни стало? Когда обстоятельства и аппетиты меняются, человеческое понимание нуждается в постоянстве. Интеллектуальное мужество становится необходимым, чтобы мудрость стала возможной. Здесь Бартлетт подразумевает, что древняя софистика была повивальной бабкой для философского рождения: скептицизм моральных условностей позволяет изучать естественную справедливость. В лаборатории Сократа душа ставит под сомнение общепринятые определения, впадает в недоумение (9).0019 aporia ), а затем изучает наше место в природе. Найдя унаследованные ответы неадекватными, мы сопротивляемся софистике, смело измеряя природу.
«Открытие природы, — цитирует Бартлетт Лео Штрауса, — это работа философии».
Увертюра Бартлетта к его текстовому комментарию начинается с крещендо — современная софистика вытеснила политическую философию — но заканчивается шепотом о том, как улучшить современную софистику. Читатели остаются недостаточно осведомленными на этот счет. Предположительно, политическая философия пришла в упадок, потому что современные люди стали протагорейцами. Помимо чистого личного интереса, претензии на хорошую жизнь носят субъективный характер. Что тогда? Бартлетт, кажется, предполагает, что интеллектуального героизма и созерцания природы достаточно для политической философии, чтобы преодолеть релятивизм после того, как мы перестанем верить современной лжи. Однако, поскольку оба ответа Сократа Протагору неполны, Бартлетт делает несколько кратких жестов на Мено .
В этом диалоге Сократ отмечает, как Греция десятилетиями игнорировала морально развращающих молодых людей Протагора — обвинение, которое впоследствии было повторено против Сократа.
Он также отвергает скептицизм как трусость: исследователи становятся «лучшими людьми, храбрее и менее праздными», Сократ заключает пари, что, веря, «надо искать то, чего не знаешь». До сих пор мужество является предпосылкой политической философии. Но как учат добродетели? Мы учимся «воспоминанием», — отвечает Сократ, цитируя доктрины, которые он слышал от священников и поэтов. Этот «миф» наводит на размышления. Для Бартлетта возражение Протагору означает ставку на то, что бытие поддается разуму. Но его Сократ не показывает, достаточно ли интеллектуального мужества, чтобы показать добро. Здесь расходятся два подхода.
Таким образом, можно иронически или серьезно отнестись к отступлению Сократа к Феодору: праведные и благочестивые люди избегают зла на земле, уподобляясь Богу и следуя одному образцу реальности, который божественен и в высшей степени счастлив, а не другому образцу, будучи безбожным и в высшей степени несчастный (176a–177c).
Первый подход предполагает, что Сократ был действительно виновен в отрицании афинских богов и божественности как таковой.
Таким образом, когда Штраус подчеркивает необходимость концептуального восстановления «природы», он также освобождает Платона от обвинений Ницше в том, что он «метафизик». Этот подход, отмечает Томас Пэнгл, «чрезвычайно скептичен» по отношению ко многим явным учениям Сократа, таким как Добро в Республика . Здесь Сократ близок к Протагору. Вопрос знания — это поиск достаточного знания, подчеркивает Бартлетт, чтобы жить свободно от притязаний «видящих».
И софистика, и философия приходят к концам языка — что означают «мужество» и «знание». Их речь ( логос ) становится историей ( мифос ) в сотворении миров. Вопреки античной софистике, Сократ сделал философию изучением человеческих вещей путем поиска природы вещей. Софистика становится риторикой, когда наши имена для вещей распадаются, поскольку философия спрашивает, что означают эти имена. Тем не менее, чтобы понять их значение, Сократ часто впадает в ироническое недоумение и превращается в басни. Здесь, чтобы превзойти софистику, философии требуется больше, чем мужество.
Во втором подходе Сократ переписывает мифы, чтобы указать на более метафизическую реальность, освобождающую душу. В Федон, Сократ говорит, что философия практикует смерть и умирание, что воплощает его мученичество. Его поворот от натурфилософии был отчасти к богословию. Читая лекцию о «Пещере Платона», Симона Вейль отмечает, что те, кто не способен «понимать неизменные закономерности вещей», страдают не от «отсутствия ума», а от «моральной стойкости». Героическая интеллектуальная добродетель необходима, но, по ее словам, «платоновская мудрость» — это «обращение души к благодати». Философия как образная смерть означает, что души обращаются от унаследованных смертных моделей жизни к божественным, как описывает один комментатор. Родиться свыше означает научиться умирать. Таким образом, поскольку режимы меняются, как тени в пещерах, пещерным обитателям необходима смелость, чтобы видеть за тенями, но они все еще ждут, когда их освободят к 9 часам.0019 других существ , чтобы увидеть солнечный свет.
Бартлетт подчеркивает поворот, который делает Сократ, но, возможно, в этом естественном повороте есть нечто большее.
Другая трудность касается современной софистики: ее клыки острее, чем то, с чем могло бы справиться обращение к античной мысли, понимаемой натуралистически. Древние знали о вводящей в заблуждение речи: Вергилий с его имперским воображением называет «Слух» крылатым зверем, у которого столько же глаз, ушей и языков, сколько перьев. И все же его Эней и Дидона сталкиваются с реальными правителями и богами предков, а не с общественным мнением, которое является политическим уклоном современной софистики. «Говорят, это монарх этой страны», — заявляет Джеймс Фенимор Купер. «Никто не спрашивает» , кто это говорит», до тех пор, пока считается, что « они говорят это»». Эту форму современной демократической софистики древние могли не оценить в полной мере. От предостережения Алексиса де Токвиля об общественном мнении среди равных, которое заменяет «авторитет имен», до критики Джорджем Оруэллом политического языка, давняя традиция критиков отмечает, как лидеры мнений и пропагандисты изменяют смысл, чтобы польстить тому, что многие хотят услышать.
. Современная софистика имеет глубокие корни.
Теперь ограничение речи и вырождение языка сходятся в новых авторитетных именах. Комик Джордж Карлин не без оснований жаловался, что политкорректность выглядит как «толерантность», но является «фашизмом, притворяющимся манерами», ибо это политическое здание, как и его древний предшественник, имеет теоретические корни. Философ Гарри Франкфурт отмечает, что в «современном распространении чуши» «скептицизм» в отношении «любого надежного доступа к объективной реальности» приводит к тому, что человек «отвергает возможность знать, как обстоят дела на самом деле». Немногие обладают моральной стойкостью, чтобы видеть дальше теней манерного фашизма, поддерживаемого философским скептицизмом. Но восстановить практику политической философии означает иметь дело с современной софистикой, и для этого требуется больше, чем восстановление природы в стиле Штрауса. Но исправление имен — это давняя проблема.
Как и Сократ, один человек Осевого века умер явным провалом в качестве философа, помогающего князьям.
Но его последователи собрали его встречи в письма, которые помогли будущей цивилизации. Из почтения Конфуций серьезно относился к природе, умалчивая о божественности и загробной жизни. «Поскольку джентльмен некомпетентен, тогда он должен молчать», — говорит он. Подобно сократовской апории, его молчание утверждает natura rerum . Слова кажутся неадекватными в качестве общепринятых категорий, однако вырождающиеся имена демонстрируют разрыв с реальностью. Политике нужна метафизика, поскольку «исправление имен», по его словам, является предварительным условием политического управления: без имен, соответствующих реалиям, язык становится беспредметным, действие невозможным, а политическое управление бессмысленным. Язык созвучен природе. Когда деревенские мудрецы с бесчестным поведением безоговорочно брали титулы, Конфуций осудил этих софистов как «ложных джентльменов». Примечательно, что «джентльмен» ( junzi ) также переводится как «образцовый человек». Конфуций наполнил слова новым смыслом: junzi больше не означало силу, обретаемую путем приобретения, а означало добродетель, обретаемую мудростью.