Интроспекция это термин для обозначения метода: это термин для обозначения метода…

Содержание

Интроспекция. Что такое «Интроспекция»? Понятие и определение термина «Интроспекция» – Глоссарий

Глоссарий. Психологический словарь.

Интроспекция – метод изучения личности, который заключается в самостоятельном углублении в различные аспекты своей активности (мысли, переживания, образы и тд). Рене Декарт впервые обосновал этот метод, подчеркивая, что исследование собственной души имеет практическое назначение.

Джон Локк также придерживался этой точки зрения, указывая, что человеческий опыт имеет внутреннюю и внешнюю природу. Немецкий физиолог Вильгельм Вундт в дальнейшем объединил метод самонаблюдения с научными методами (через использование аппаратных методик), и интерес к интроспекции в академических кругах заметно возрос. Интроспекция

легла в основу экспериментальной психологии, ее приверженцы полагали, что посредством самонаблюдения человек может узнать о себе гораздо больше, чем посторонние люди, даже если они – квалифицированные специалисты.

Интроспекция получила развитие в различных психологических школах. Так, школа Э. Титченера разработала аналитическую интроспекцию, которая нацелена на вычленение отдельных элементов из чувственного познания человека. Систематическая интроспекция (Вюрцбургская школа) основана на ретроспективном отчете. Гештальтпсихология предложила феноменологическую интроспекцию, которая предполагает целостность в описании феноменов психики испытуемым.

Несмотря на популярность интроспекции, с начала XX века она обнаружила свою несостоятельность: появились новые направления в психологии, которые доказали, что этот метод слишком идеалистический и ненаучный.

< Интроверсия

Интуиция >

Telegram-канал Psychologies

новый номерЗИМА 2022 — 2023 №72

Подробнее

спецпроекты

10.3. Интроспекция – специфическийметод психологии

Интроспекция (лат. intro– ‘внутрь’,spectare– ‘смотреть’) как метод самонаблюдения имеет богатую историю. И, пожалуй, до сих пор в научном мире к интроспекции нет однозначного отношения. И если в прошлом такое положение определялось преимущественно борьбой мировоззрений, то в настоящее время, по-видимому, главной причиной выступает совмещение в термине «наблюдение» (а соответственно, и «самонаблюдение») двух понятий. Первое – это понимание наблюдения как психического явления: высшей формы восприятия. Второе – это понимание наблюдения как исследовательского метода.

Разногласия мировоззренческого порядка были по сути отзвуком того или иного подхода к решению психофизической проблемы. Так, дуалистическое решение, противопоставляющее дух материи, душу телу, субъективное объективному, сознание поведению, ведет к разделению двух линий в познании психического с последующим их совмещением. Первая линия связываетсяс самонаблюдением как способом прямого усмотрения внутреннего субъективного мира. Вторая линия – это объективное наблюдение, дающее опосредованное знание о внутреннем мире человека. При этом признается, что самонаблюдение страдает субъективизмом и не может само по себе дать объективное знание. С целью «объективизации» этого знания к интроспекции «добавляется» объективное наблюдение, оформленное как строгие экспериментальные условия и предписания наблюдателю. Ярким примером такого подхода является методология «структурной психологии» В. Вундта.

Другой путь решения психофизической проблемы, представленный теориями тождества, состоит в признании как реальности, требующей своего познания, только одной субстанции: либо материальной, объективной, либо духовной, субъективной. Первая точка зрения реализована поведенческими теориями, в частности бихевиоризмом. Представители этого направления признают в качестве научного метода только объективное наблюдение за внешним поведением человека и животных, игнорируя и сознание как активно влияющий на поведение фактор, и самонаблюдение как метод изучения сознания. Апологеты духовной субстанции, естественно, пренебрегают объективным наблюдением, которое, по их мнению, не может проникнуть в ее сущность. Большими познавательными возможностями они наделяют интроспекцию. Но, в отличие от В. Вундта и его последователей, стремились не столько получить рациональное знание о психике и сознании, сколько через самосозерцание приобщиться к высшей духовной субстанции. На таких позициях стоит спиритуализм. Пожалуй, к этой же группе можно отнести и многие направления феноменалистической, или «глубинной», психологии, несмотря на их критику классического интроспекционизма. Суть глубинной психологии – в признании в качестве силы, определяющей поведение человека, неких внутренних образований, скрытых за «поверхностью» сознания.

Рассмотрение психического и физического в их неразрывном единстве – позиция материалистического монизма. В соответствии с этой позицией само- и объективное наблюдение есть две стороны одного метода. Наиболее четко эта мысль высказана С.

Однако в марксистской науке, реализующей принцип материалистического монизма, излишний акцент на первичность объективного и вторичность субъективного при решении так называемого «основного вопроса философии» привел и к искусственному дисбалансу во взглядах на соотношение внешнего и внутреннего наблюдения в психологии. И вновь наиболее ясно это выразил С. Л. Рубинштейн: «В единстве внешнего и внутреннего, объективного и субъективного основным, определяющим для нас является объективное. Поэтому исходя из нашего понимания сознания, мы не сможем признать самонаблюдение ни единственным, ни основным методом психологии. Основными методами психологического изучения являются методы объективного исследования» [328, с.

Думается, что данные интроспекции имеют не меньшее значение для познания внутреннего мира человека, чем данные «объективных» методов, которые сами неизбежно несут печать субъективизма, исходящего от исследователя (экспериментатора, интервьюера, диагноста). Ценность показаний самонаблюдения не столько в относительной непосредственности связи между субъектом и объектом наблюдения, сколько в возможностях преодоления пространственно-временных ограничений чувственного познания, в возможностях отлета от конкретики объективизированных проявлений психики, в возможности включения в самонаблюдение элементов высшей абстракции. Это раскрывает перспективы к переходу от познания внутреннего мира человека на макроскопическом уровне его организации (что олицетворяется термином «психика») к его познанию на космическом уровне его организации (что олицетворяется понятием «душа» и непривычным пока для нашего научного слуха понятием «универсум» [349]). Блестящие примеры использования само-» наблюдения как метода не только познавательного, но и метода регуляции, дает многовековая традиция многих восточных учений, ориентированных на самосовершенствование человека. В современной науке впечатляют данные трансперсональной психологии, получаемые с помощью самонаблюдения [98, 99].

Классик гуманистической психологии, автор всемирно известных «Я-концепции» и «клиенто-центрированной психотерапии» [470,472] К. Роджерс считал, что интроспекция как обращение к внутреннему опыту есть «основной путь познания, это глубокое организменное чувствование, на базе которого мы формируем и уточняем наши сознательные представления и концепции». На эвристический характер данных самонаблюдения указывал крупный отечественный ученый С. В. Кравков, считая и сам метод источником постановки неизвестных проблем [168].

Таким образом, следует признать, что «интроспекция не замыкает нас во внутреннем мире сознания, а, напротив, выводит нас во внешний – природный и социальный – мир» [349, с. 109].

Относительно советской психологии следует указать на излишне жесткое противопоставление материализма и идеализма, что в современных условиях представляется некоторым анахронизмом времен идеологического противостояния. Именно таким бескомпромиссным отвержением идеализма, видимо, продиктовано и отношение советской психологии к интроспекции: поскольку этим методом широко пользовались ученые-идеалисты, постольку он неприемлем для марксистско ориентированной психологии. Отсюда и соответствующие определения интроспекции: «Ошибочный метод психологии, уточненный понятием самонаблюдения» [285, с. 52]; «Основной метод идеалистической психологии. В научной материалистической психологии метод интроспекции служит подсобным методом, требующим объективного контроля» [169, с. 45]; «Нужно различать самонаблюдение как наблюдение, направленное на самого себя, на самопознание, и собственно интроспекцию, т. е. определенную порочную трактовку самонаблюдения» [327, с. 65]; «Конечно, интроспекция не может претендовать на роль единственного метода познания психики, как это пыталась утверждать идеалистическая психология. Она вообще вряд ли является научным методом» [194, с. 41].

Из-за указанной «запятнанности» интроспекции идеализмом в отечественной психологии советского периода предпочитался термин «самонаблюдение» [168]. Эта традиция жива и по сей день. Но в силу двойственности понятия «самонаблюдение» размывается его значение как исследовательского метода. Так, в одном из лучших наших психологических словарей «самонаблюдение» трактуется как психическое явление, а не как научный метод. Там прямо указывается, что «самонаблюдение не следует смешивать с интроспекцией как субъективным методом» [314, с. 351]. Хотя такой взгляд редок, но он оттеняет двусмысленность категории-»самонаблюдение».

Искусственное дистанцирование советских психологов от интроспекции приводило даже к уклонению от прямого использования термина «самонаблюдение» и замене его на неуклюжее «использование данных самонаблюдения». Верхом виртуозности в подобной терминологической эквилибристике было изобретение термина «моноспекция». Воистину, «цель оправдывает средства»!

Открещивание от интроспекции, а в ее лице и от идеализма, довело это «правое дело» до отказа «моноспекции» в статусе метода: «Регистрация фактов сознания – не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных» [86, с. 46]. Не будем спорить, является ли «использование данных самонаблюдения» научным методом, но насчет того, что «способ получения исходных данных» – это не метод, следует возразить категорически. Любой эмпирический метод есть лишь способ получения первичных (исходных, сырых) данных об объекте и предмете исследования. Превращение этих данных во вторичные, в результаты производится не на эмпирическом этапе исследования, а на стадии их обработки.

Несогласованность, а следовательно, и зыбкость позиций советской психологии в этом вопросе иллюстрируется следующим высказыванием: «В отличие от самонаблюдения как метода получения эмпирических данных, какими бы «глубинными» они ни были, интроспекция представляет собой методологический принцип, лежащий в основе не только получения, но и понимания психологического материала» [137, с. 241].

Большинством отечественных психологов самонаблюдение все же рассматривается и как разновидность восприятия, и какнаучный метод. Но при этом ему, как правило, отказывается в самостоятельности. Особо подчеркивается невозможность научного объяснения наблюдаемых фактов в рамках самонаблюдения. Типичны в этом отношении следующие суждения: «В целом самонаблюдение нельзя признать самостоятельным методом психологии, оно лишь поставляет исследователю эмпирический материал, в котором объект изучения представлен в непрямой, требующей специального истолкования форме» [310, с. 331]; «…самонаблюдение дает лишь исходный материал для объективного причинного объяснения процессов и фактов сознания» [310, с. 140]; «…самонаблюдение не может дать объяснения психических явлений, но дает иногда очень ценные сведения, которые должны становиться объектами для дальнейшего анализа и синтеза» [285, с. 129]. Представляется, что все сказанное по поводу объяснительных возможностей самонаблюдения с равным успехом можно отнести на счет любого эмпирического метода, если рассматривать его как способ сбора данных об объекте исследования. Объяснение получаемых фактов – это уже иной этап исследования, а именно стадия интерпретации результатов, а не составная часть эмпирического метода, коим является и самонаблюдение. Иначе говоря, признак «объяснительности» присущ научному исследованию (как один из его этапов) и исследователю (как его способностей к научному анализу и синтезу), а не эмпирическому методу, направленному не на объяснение, а на добывание психологических фактов. Таким образом, если снять с метода самонаблюдения незаслуженный упрек в невозможности с его помощью объяснить наблюдаемые психические явления, то автоматически снимаются и претензии к его несамостоятельности. Самонаблюдение столь же самостоятельный способ сбора данных, как и любой другой эмпирический метод.

В связи с этим, по-видимому, целесообразно реабилитировать в нашей науке термин «интроспекция» как обозначение самонаблюдения в смысле исследовательского приема, исключающего его параллельную трактовку как психологического феномена. Такой подход просматривается в психологическом словаре руководителя: «Интроспективный метод – метод психологии, основанный на самонаблюдении в процессе восприятия, мышления и т. п. и последующем словесном отчете; используется в научной материалистической психологии наряду с объективными методами изучения психики» [312, с. 44]. Особенно привлекают в этом определении два момента. Во-первых, это указание на самонаблюдение как на психическое явление, лежащее в основе метода. И второе – признание самонаблюдения естественным компонентом других психических процессов: восприятия, мышления и т. п. Это означает, что вне протекания восприятия, мышления, воображения, памяти, чувств самонаблюдение невозможно. Но эта несамостоятельность самонаблюдения как психического явления вовсе не означает несамостоятельности его как научного метода.

Именно как метод самонаблюдение обладает самостоятельным статусом и включает в себя перцептивные, мнемические, опознавательные, мыслительные, аффективные, волевые и другие процессы.

Итак, интроспекцию следует признать полноправным эмпирическим методом, в основе которого лежит способность человека к самонаблюдению, понимаемому как сложное взаимодействие всех его психических процессов, функций и свойств. Более того, в силу такой психической основы и процедурных особенностейинтроспекцию следует особо выделить из всей совокупности эмпирических методов психологии как ее предельно специфический метод.

Именно это обстоятельство вынудило в историографии психологической науки выделить в качестве ее специального направления «интроспективную психологию». Это направление объединяет плеяду великих ученых, зачастую выступавших резкими оппонентами друг другу. Это направление объединяет весьма раз-, неплановые школы и течения в психологии, нередко занимающие непримиримые мировоззренческие позиции. Но в одном onw были едины – это признание и плодотворное применение интч-роспективного метода.

Истоки интроспекционизма восходят к взглядам Р. Декарта (1596–1650) и Д. Локка (1632–1704). Они считали, что внутренний мир человека может познаваться принципиально иначе, чем мир внешний. У Декарта эти взгляды отражены в его учении о непосредственной достоверности самосознания и о «врожденных идеях» [107]. У Локка – в учении об «идеях ощущений» (и соответствующих первичных объективных качествах физического мира) и «идеях рефлексии» (и соответственно вторичных субъективных качествах, в которых отражаются первичные) [193].

В период формирования психологии как самостоятельной экспериментальной науки метод, намеченный Декартом и Локком,был принят на вооружение В. Вундтом. Как известно, Вундт соединил интроспекцию с экспериментом. Главное в этом соединении заключалось в двух особенностях. Во-первых, строго регламентированные условия, в которых проводится самонаблюдение, способствуют повторяемости процедуры и проверяемости полученных в самоотчетах данных. Такой объективный контроль: повышает надежность и «научность» свидетельств испытуемого. Именно это обстоятельство позволяло Вундту противопоставить свой метод предшествующей умозрительной «ненаучной» интроспекции. Строгость данных особо повышалась, по мнению Вун-дта, тем, что наблюдению подлежали не сложные многосоставные акты психической жизни типа мышления и воли, а простые структурные элементы психики («атомы» сознания) – ощущения и их представления в памяти, а также простейшие чувства. Этим фактом предопределилось наименование вундтовского направления – «структурная психология». Вторая специфическая черта метода Вундта – это формирование у испытуемых особой аналитической установки, помогающей постигать психологическую реальность. Такой специальный настрой на восприятие элементов психической деятельности усиливался выработкой навыков самоотчета о том, что испытуемый непосредственно осознает в момент предъявления раздражителя. Ответы формулировались в терминах ощущений. Ответы в терминах раздражителей Титче-нер называт «ошибкой стимула» [369, 486].

Несколько иной вариант интроспекционизма представлял немецкий философ Ф. Брентано и его последователи К. Штумпф, Т. Липпс и О. Кюльпе. Они видели задачу психологии в том, чтобы непредвзято реконструировать все переживаемое индивидом во всей полноте и конкретности. Эти идеи были восприняты возглавляемой О. Кюльпе Вюрцбургской школой. Не ограничивая интроспекцию отчетом о непосредственных раздражителях, эта школа соединила ее с ретроспекцией – последующим воспроизведением того, что раньше испытывалось субъектом при решении им интеллектуальных задач. Таким образом, применение интроспекции в сочетании с экспериментом было распространено на изучение сложных психических образований (мышление).

С интроспекцией связаны и исследования гештальт-психологии. Но в отличие от Вундта, гештальтисты широко применяли интроспекцию для изучения не «элементов» психики, а ее целостных функциональных конструкций (гештальтов). Расчленяющая «аналитическая» установка структурной психологии была заменена на естественную «феноменологическую» установку, предполагающую свободное и непредвзятое описание переживаний во всей их полноте, целостности и конкретности так, как они обнаруживают себя наблюдателю. Отрицание гештальт-психологией вундтовско-титченеровского структурализма отнюдь не мешало ей эффективно использовать метод интроспекции.

В России проводником интроспекции в вундтовском варианте был Н. Н. Ланге, стоявший у истоков отечественной экспериментальной психологии [184, 185]. В целом дореволюционная российская психология, хотя и критично, но довольно интенсивно пользовалась интроспекцией [197].

Однако интроспекция встречала и множество противников. Крайняя точка зрения заключалась в признании невозможности самонаблюдения как психического явления. Весьма резко эту позицию выразил основоположник позитивизма и социологии Огюст Конт (1798–1857). Исходный тезис «позитивной философии» Конта – требование, чтобы наука ограничилась описанием внешнего облика явления и отринула «метафизику» как учение о сущности явлений. Он уподоблял самонаблюдение в психологии попытке глаза увидеть самого себя или попытке человека выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как он сам проходит мимо по улице. Самонаблюдение невозможно, по Конту, потому, что невозможно самораздвоение человека на субъект и объект познания одновременно. Либо человек что-то переживает, либо он наблюдает. В первом случае некому наблюдать, так как субъект поглощен переживанием. Во втором случае нечего наблюдать, так как сосредоточившись на наблюдении, субъект ничего не переживает. Но, несмотря на все изящество аргументации Конта, отрицание самонаблюдения как психического явления есть, по сути, отрицание возможности осознания наших переживаний, а в конечном счете и существования сознания. А этого позитивизм в принципе не отрицал.

Другая критика интроспекции связана не с ее отрицанием, а с указанием на трудности самонаблюдения и в связи с этим ненадежности получаемых с его помощью данных. Первое, на что обращалось внимание, это на несовместимость одновременно двух процессов – наблюдения и того, который подлежит этому наблюдению. Тогда самонаблюдение, по существу, становится не интроспекцией, т. е. непосредственным восприятием настоящего, а ретроспекцией, т. е. восстановлением воспринятого ранее. Вто-. рой сомнительный момент в интроспекции – это влияние наблюдения на предмет наблюдения, поскольку любое обращение внимания на собственное переживание вносит в последнее искажение, не дает протекать этому процессу свободно и независимо. Но такого рода трудности – естественный атрибут любого познавательного акта в системе «субъект – объект». Просто для самопознания через самосозерцание и самоанализ эти трудности становятся очевидными, тогда как для познания внешних объектов они не обнажены. Нужны были десятилетия напряженного труда во всех областях научного знания, чтобы признать неизбежность влияния наблюдателя на «объективные» характеристики наблюдаемого объекта. Следовательно, признание наличия таких эффектов самонаблюдения вовсе не должно означать отказа от него как от метода, поставляющего достоверные знания. С. Л. Рубинштейн по этому поводу справедливо замечал: «В показателях самонаблюдения, которые представляются субъекту непосредственными данными сознания, всегда имеются опосредования, которые в них лишь не раскрыты. Каждое мое утверждение о моем собственном переживании заключает в себе соотнесение его с объективным миром. Эта предметная отнесенность факта сознания вычленяет его из туманности «чистого» переживания и определяет его как психологический факт» [328, с. 34].

В советской психологии интроспекции как методу и интро-спекционизму как направлению в изучении психики помимо уже отмеченных «пороков» идеализма и буржуазности инкриминировалось и еще не менее серьезное деяние: «Данные самонаблюдения интроспекционизм рассматривает не как эмпирический материал, а как непосредственное знание о сущности и механизмах психических процессов, причем эти знания добываются не исследователем, а испытуемым, которому передаются функции исследователя» [137, с. 237, с. 240]. Согласиться с этим мнением никак нельзя.

Представляется, что такое обвинение может быть направлено только отдельным наиболее ортодоксальным представителям интроспекционизма, причем скорее не в психологии, а в философии, но ни в коем случае не всему течению в целом. Те же Вундт, Титченер, Кюльпе, Вертгеймер, Кёлер, Ах отнюдь не отождествляли интроспекцию с непосредственным усмотрением истины. Наоборот, они к интроспекции относились подчеркнуто как к эмпирическому методу получения данных о психике человека, подлежащих последующей интерпретации. Что касается передачи исследовательских функций испытуемому, то, во-первых, любой психолог никак не может обойтись без сопоставления своих впечатлений о собственном внутреннем мире с данными «объективной» психологии. Во-вторых, специальный целенаправленный научный самоанализ ученого для психологии явление совершенно естественное, хотя для современной науки и не очень характерное (по крайней мере, не слишком рекламируемое и публикуемое). Кстати, отчеты о самонаблюдении в экстремальных ситуациях – весьма ценные источники научной информации в любой науке, часто оцениваемые как проявление личного мужества и научного героизма. Вспомним хотя бы отчет И. П. Павлова о своих ощущениях в последние минуты жизни. Целенаправленное самонаблюдение исследователя является неотъемлемым элементом и некоторых психологических методов. Например, в профессиографии используется метод внедрения ученого в изучаемый процесс, овладения им определенными производственными операциями с последующим самоотчетом о результатах его самонаблюдения. В-третьих, роль исследователя, не только отчитывающегося о своих переживаниях, но и интерпретирующего их иногда сознательно передается испытуемому. Но испытуемому квалифицированному, специально подготовленному. Таковы были многие опыты в школе Вундта. И здесь опять же нет ничего антинаучного. Наконец, хотим мы того или нет, но в каждом случае изучения психики с помощью субъективных методов исследователь вынужден в той или иной мере делегировать свои функции испытуемому и полагаться на его умения и навыки в изучаемой психической деятельности, его откровенность, ответственность, добросовестность. И тут интроспекция ничем не отличается от любого субъективного метода, базирующегося на самонаблюдении.

Итак, и сущность интроспекции, и ее история убедительно говорят о том, что она является естественным, полезным и перспективным методом изучения психики, причем методом, специфически присущим психологии.

Самоанализ | Encyclopedia.com

Термин самоанализ может быть определен как прямое, сознательное изучение или наблюдение субъектом своих собственных психических процессов. Термин происходит от двух латинских слов: spicere («смотреть») и intra («внутри»).

По крайней мере, со времен Рене Декарта и до начала двадцатого века считалось несложным, что разум может отражать (или направлять свое внимание) на себя. В восемнадцатом и девятнадцатом веках, если не раньше, саморефлексия стала интерпретироваться в основном как самоанализ. В свою очередь, интроспекция собственных ментальных процессов объяснялась с точки зрения способностей (1) сосредоточить все внимание своего сознательного внимания на задаче наблюдения за каким-то конкретным сознательным процессом (или ментальным актом) первого уровня, который был объект в своем потоке сознания, и (2) привилегированным и неисправимым образом сообщать о результатах такого наблюдения. Этот интроспективный акт рассматривался как форма внутреннего, хотя и не чувственного, восприятия, и часто умышленно проводились параллели между ним и обычным внешним восприятием посредством наших чувств, таких как зрение или слух.

В девятнадцатом веке Франц Брентано и другие психологи-философы изо всех сил старались отличить самоанализ (иногда называемый внутренним наблюдением) от его близкого родственника самосознания (иногда называемого внутренним восприятием). Интроспекция была преднамеренным актом сосредоточения внимания субъекта на каком-либо обитателе в потоке его сознания. Самосознание представляло собой непреднамеренное, но неизбежное, хотя и частичное, сопутствующее осознание субъектом хотя бы некоторых особенностей некоторых его сознательных психических актов первого уровня. Метафорически говоря, интроспекция была преднамеренным взглядом внутреннего ментального глаза; самосознание неизбежно улавливало что-то краем мысленного взора.

Однако уже при формулировании этой канонической версии интроспекции высказывались сомнения в возможности расщепления сознания на два процесса, действующих на двух разных уровнях одновременно. Отбросив эти сомнения, ранние психологи-интроспекционисты, такие как Вильгельм Вундт, Эдвард Б. Титченер, Нарцисс Ах, Карл Бюлер и Уильям Джеймс, считали, что либо собственно интроспекция, либо какая-то разновидность самосознания, тем не менее, является единственным возможным методом для инаугурации. истинно эмпирическая, то есть научная, психология. Ибо только субъект ментальных актов или процессов может иметь «очевидное знание», знание путем знакомства с обитателями его или ее потока сознания. Итак, самые первые психологические лаборатории были посвящены интроспекции (ибо этот термин стал использоваться как для собственно интроспекции, так и для научных версий самосознания). В тщательно оборудованных лабораториях, утыканных хронографом и тахистокопом, испытуемых просили составить подробные интроспективные отчеты о различных аспектах внутреннего сознательного воздействия тщательно контролируемых раздражителей, воздействующих на их органы чувств.

Результатом этих экспериментов стала одна из самых утомительных публикаций, когда-либо созданных психологией. Кроме того, можно было обнаружить малое или полное отсутствие согласия в отношении результатов между школами или от одной лаборатории к другой. Еще одним следствием, которое, например, Вундт с готовностью признал, было то, что эксперименты по самонаблюдению, по-видимому, ограничивались изучением сравнительно тривиальных психических эпизодов.

Удивительно, но неудача интроспекции не заставила многих людей усомниться в присущей модели интроспекции. По мере того как психология и философия прокладывали свой путь через бихевиоризм и версии теории тождества разума и мозга к современным формам физикализма, таким как функционализм, обе они оставались верны исходной классической модели интроспекции. Они отказались от картезианства сторонников психологического интроспекции и подвергли сомнению привилегированный статус отчетов об интроспекции, но не поставили под сомнение основную двухуровневую картину — что интроспекция представляет собой наблюдение второго уровня, наблюдение, регистрацию или отслеживание некоторого процесса первого уровня. или процессы.

Таким образом, классические психологи-бихевиористы, такие как Джон Бродус Уотсон или Б. Ф. Скиннер, в качестве по крайней мере одного из описаний одного применения интроспекции приводили, что это был буквальный мониторинг со стороны субъекта его мышления (который для классического бихевиориста должен был быть проанализирован). как внутренние укороченные движения речевых мышц, или «короткая» речь). Только неоднократная неудача экспериментов, направленных на проверку этой теории, привела к отказу от этого конкретного, ныне печально известного объяснения.

Философы, или большинство из них, также отстаивали ту или иную версию двухуровневого понимания интроспекции и до сих пор отстаивают ее. Даже самые упрямые физикалисты, такие как Дэвид М. Армстронг или Дэниел Деннетт, решительно придерживаются двухуровневого мониторинга интроспекции. Так, в «Материалистическая теория разума» Армстронг описывает интроспекцию как одну часть мозга, сканирующую другую часть мозга, так что субъект, чей это мозг, генерирует (полностью причинным образом) убеждение о природе разума. первый уровень, сканирование, мозговой процесс. В Содержание и сознание и снова в Мозговые штурмы и Объяснение сознания , в бескомпромиссном функционалистском подходе к разуму Деннет описывает интроспекцию в терминах «доступа» одной части мозга к другой (подобно тому, как одна часть компьютера обращается к другой). а затем через речевой центр «распечатывать» результаты.

В философии и психологии с 1950-х годов существует мнение меньшинства, что такое двухуровневое описание интроспекции просто ошибочно. У людей нет такой способности второго уровня к проверке, сканированию или мониторингу. Ранее Гилберт Райл (1949) убедительно доказывал, что это двухуровневое объяснение не имеет теоретического смысла. К сожалению, он заменил его неубедительным бихевиористским объяснением (в терминах обычной перцептивной «ретроспекции» обычного поведения). Совсем недавно психологи и философы (такие как Уилсон и Нисбетт, 1977 и Лайонс, 1986) предположили, что, помимо этих теоретических оснований для отказа от двухуровневого объяснения интроспекции, существуют также эмпирические основания для отказа, взятые из современной экспериментальной психологии, антропологии, и науки о мозге. В современных интроспективных экспериментах испытуемые производили отчеты, которые больше походили на стереотипные и предсказуемые «народные» интерпретации, чем на подробные рассказы очевидцев о внутренних событиях. Кроме того, кажется, что в культурах, более или менее не затронутых европейской культурой, люди не претендуют на способность к самоанализу. Что еще более важно, по-видимому, нет какой-либо части мозга, которая функционировала бы как монитор тех нейрофизиологических состояний, которые поддерживают и контролируют сознательные состояния. Наконец, кажется возможным и более правдоподобным объяснить то, что делают люди, когда они заявляют, что занимаются самоанализом, с точки зрения применения внутренних, но вполне обычных способностей памяти и воображения. Это противопоставление взглядов еще не разрешено, и поэтому интроспекция (как и само сознание), вероятно, получит в будущем более прямое и постоянное рассмотрение.

См. также Армстронг, Дэвид М.; Бихевиоризм; Брентано, Франц; Декарт, Рене; функционализм; Джеймс, Уильям; философия разума; физикализм; Райл, Гилберт; Скиннер, Б. Ф.; Вундт, Вильгельм.

по философии

Армстронг, Д. М. Материалистическая теория разума . Лондон: Рутледж и Кеган Пол, 1968.

Брентано, Ф. Психология с эмпирической точки зрения (1874), под редакцией О. Крауса и Л. Макалистера. Перевод А. К. Ранкурелло, Д. Б. Террелла и Л. Макалистера. Нью-Йорк: Humanities Press, 19.73.

Черчленд, PM Материя и сознание: современное введение в философию разума . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1984.

Деннет, Д. Мозговые штурмы: философские очерки разума и психологии . Montgomery, VT: Bradford Books, 1978.

Dennett, D. Объяснение сознания . Boston: Little Brown, 1991.

Деннет, Д. Содержание и сознание . Лондон: Рутледж и Кеган Пол, 1969.

Дрецке, Ф. «Самоанализ». Труды Аристотелевского общества 94 (1994): 263–278.

Хэмлин, Д. В. «Самопознание». В Восприятие, обучение и Я: Очерки философии психологии . Лондон: Рутледж и Кеган Пол, 1983.

Лайонс, В. Исчезновение самоанализа . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1986.

Райл, Г. Концепция разума . Лондон: Хатчинсон, 1949.

по психологии 9.0041

Скучно, Э. Г. «История самоанализа». Психологический бюллетень 50 (1953): 169–189.

Данцигер, К. «Пересмотр истории самоанализа». Журнал истории поведенческих наук 16 (1980): 241–262.

Хебб, Д. О. «Взгляд разума». Psychology Today 2 (1969): 55–68.

Хамфри, Н. Обретенное сознание: главы развития разума . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 1983.

Джеймс В. Принципы психологии (1890). 2 тт. Нью-Йорк: Dover Publications, 1950.

Миллер, Г. Психология: наука о психической жизни . Хармондсворт, Великобритания: Penguin, 1966.

Нисбетт Р. Э. и Т. Д. Уилсон. «Рассказывая больше, чем мы можем знать: устные отчеты о психических процессах». Психологический обзор 84 (1977): 231–259.

Титченер, Э. Б. Учебник по психологии . Нью-Йорк: Макмиллан, 1898.

Вундт, В. Введение в психологию . Перевод Р. Пинтнера. London, 1912.

другие рекомендуемые названия

Cassam, Quassim, ed. Самопознание . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 1994.

Хилл, Кристофер. Ощущения: защита типового материализма . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета, 1991.

Корнблит, Хилари. «Самоанализ и неправильное направление». Австралазийский философский журнал 67 (4) (1989): 410–422.

Ликан, Уильям. «Сознание как внутренний мониторинг». В Сознание и Опыт . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1986.

Розенталь, Д. М. «Думая, что думают». В Consciousness: Psychological and Philosophical Essays под редакцией Мартина Дэвиса. Oxford: Blackwell, 1993.

Шумейкер, С. «Самопознание и «внутреннее чувство»». Философия и феноменологические исследования 54 (2) (1994): 249–315.

Уильям Лайонс (1996)

Библиография обновлена Бенджамином Фидором (2005)

Самоанализ | философия и психология

Ключевые люди:: Вильгельм Вундт

Похожие темы:: сознание классический самоанализ отражение

Просмотреть весь связанный контент →

самоанализ , (от латинского introspicere , «смотреть внутрь»), процесс наблюдения за действиями собственного ума с целью открытия законов, управляющих сознанием. В дуалистической философии, отделяющей природный мир (материю, в том числе и человеческое тело) от содержания сознания, главным методом психологии является интроспекция. Таким образом, это был метод первостепенной важности для многих философов, включая Томаса Гоббса, Джона Локка, Джорджа Беркли, Дэвида Юма, Джеймса Милля, Джона Стюарта Милля и Александра Бейна, как и для XIX века.пионерами экспериментальной психологии X века, особенно Вильгельмом Вундтом, Освальдом Кюльпе и Эдвардом Брэдфордом Титченером.

Всем этим людям содержание сознания казалось непосредственным опытом: иметь опыт означало знать, что он у тебя есть. В этом смысле интроспекция оказалась самоутверждающейся; оно не могло лгать.

Подробнее Из Britannica

Философия разума: самоанализ

Вундт и его ученик Титченер считали, что интроспекция находит в сознании динамическую смесь существенно чувственных материалов — собственно ощущений, образов и чувств, очень похожих на ощущения. Этот взгляд, известный как классический самоанализ, оставался популярным только до тех пор, пока Титченер продолжал его излагать. Многие другие психологи находили в сознании иное содержание. Немецкий философ Франц Брентано считал, что сознание состоит как из чувственного содержания, так и из более неосязаемых действий.

Споры о результатах интроспекции ясно показали к 1920 г., что интроспекция не безошибочна, а позже что ее ошибочность связана с тем, что она не является непосредственным, а представляет собой наблюдательный, выводной процесс, который требует времени и подвержен ошибки наблюдения ( см. вывод). К 1940 году как понятие дуализма, так и слово интроспекция в значительной степени исчезли из научной психологии в Соединенных Штатах, где господствовал бихевиоризм, отвергавший значение сознания.

На самом деле отказ современной экспериментальной психологии от дуализма привел лишь к отказу от слова интроспекция , а не к отказу от метода. Практики гештальтпсихологии использовали общий метод, без названия, в феноменологическом описании, а также феноменологи и экзистенциалисты — в основном в Европе ( см. феноменология; экзистенциализм).

Метод применяется также при описании опыта в исследованиях восприятия и в психофизике, определяющей отношения сознательных событий, обычно сенсорного характера, к величине раздражителя, особенно при определении сенсорных порогов и сенсорных Весы. Кроме того, метод используется в отчетах пациентов, когда они описывают свои сознательные состояния психиатрам и психоаналитикам во время свободных ассоциаций.