Читать онлайн «Пятна Роршаха. Люся и Потапов», Лана Петровских – Литрес
© Лана Петровских, 2019
ISBN 978-5-4496-1947-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
По образованию и призванию семейный психолог,
сценарист.
Автор серии рассказов о любви:
«Равняется Любовь», «Девичий роман»,
«Любовный детектив», «Затеряться в любви»,
«Часов не наблюдают,«Начало»,
«Высокоблагородие».
Вашему вниманию предлагается
новый детектив «Пятна Роршаха».
…С вами рядом притворщик, не умеющий сопереживать вашим проблемам. Кто он – черствый человек или психопат? Где тонкая грань между нормой и патологией? Кто подскажет?
Прочитанное нашепчет ответ на волнующий вопрос.
…
Сознание причудливым образом выхватывает из памяти те мгновения жизни, которые крепко запрятаны, но о которых не получается забыть. Игры судьбы, где была включена беда, нисколько не меркнут ни спустя год, ни спустя десятилетия.
То солнечное утро в каждом моем сне насыщается подробностями, которых, возможно, и не было. Но боль той потери не уходит из памяти.
Мне тридцать лет. Мои первые десять лет самые счастливые. А потом (после того горького дня на озере) последующие несколько лет долгая мучительная реабилитация с восстановлением речи и желанием жить. Благодаря моим первым пятилеткам, проведенным в окружении любви и заботы, я выбралась из той бездны несуществования, избрав земной мир и любимую сестру Олю, возраст которой к моменту летней трагедии в нашей семье уже определился совершеннолетием.
В общем, начну. С некоторыми отступлениями в мои комментарии, где моя философия на грани легкой истерии будет увязывать рассказанные мной эпизоды между собой.
Кто знает, не было бы в моей голове после черепно-мозговой травмы тех искорок легкого сумасшествия, я не смогла бы поймать ЕГО. Хотя это тоже спорный вопрос – кто кого чуть не поймал. Но ЕГО описательный портрет у меня был раньше, чем у следственной группы.
Начнем…
– Какая ты у меня смешная сейчас, когда твои кудряшки намокают, то закручиваются сильнее, доченька ты моя милая. Как сегодня ещё тепло, – женщина с любовью смотрела на десятилетнюю улыбающуюся девчушку, мирно сидящую напротив в лодке.
– Волны… Смотри, Люся, в нашем озере почти не бывает волн, а сейчас… – женщина рассмеялась и, наклонившись через борт старой деревянной лодки, слегка зачерпнула прохладные капли и брызнула ими в девочку, которая задорно взвизгнула в ответ. Крупные капли сияющими на солнце росинками засверкали в её ярко-рыжих кудрявых волосах.
– Знаешь, – женщина перешла на шёпот. – Мне ещё бабушка наша рассказывала, царство ей небесное, – женщина быстро перекрестилась. – Легенду о нашем озере…
– Мам, а там водяные есть? – несмело спросила Люся. – Мне страшно, вдруг сейчас из воды водяной вылезет.
– Что ты. Водяных не будет… Всего-навсего, милая и одинокая русалочка с прозрачными волосами цвета утреннего тумана. Про наше Тиглицкое озеро старики рассказывали, что в незапамятные времена на берегу было древнее поселение под странным названием – Круп.
Так вот, в том поселении жила самая красивая девушка. Она каждую ночь приходила на берег и плакала о своей несчастной любви. Однажды ее горькие слёзы превратились в бурный поток, который поглотил девушку, превратив в русалочку. Тихими вечерами она выплывает и садится вон на тот камень, – женщина показала рукой на выделяющийся из воды круглый островок. – Грустная песня плывёт по воде, и появляются волны, которые раскачиваются в такт мелодичному голосу русалочки. Волны не стихают, бывает, и целый день, будто озеро ещё слышит ночную мелодию и продолжает танцевать, вот как сейчас, посмотри за борт.
– А почему русалочка одинокая, где её семья? – тихо спросила Люся.
Женщина печально посмотрела на сиротливый камень, будто ждала появление сказки.
– Не знаю, наверное, став русалочкой, она должна жить в отдалении от своих земных родителей.
– Я бы ни за что на свете не хотела бы жить от тебя в отдалении, – пробормотала девочка.
– А я тебе и не позволю, – рассмеялась женщина и, взявшись обеими руками за борта лодки, начала раскачивать ее из стороны в сторону.
Люся, ухватившись за край скамейки, засмеялась, запрокинув голову к мирно плывущим облакам.
– Еще, мам! Еще! Аттракцион!
Девочка, оттолкнувшись от скамейки, внезапно порывисто встала на дно лодки, раскинула руки в стороны для равновесия и зажмурила глаза. Лодка качалась на воде, касаясь бортами темной воды озера.
Люся распахнула глаза и мгновенно зажмурилась от внезапного ужаса – прямо перед ее носом зависла огромная стрекоза. Её крылья переливались от солнечных бликов, отраженных поверхностью воды. Девочке показалось, что она увидела своё отражение в изумрудных глазах непрошеной гостьи.
Импульсивно отталкивая воздух перед собой, она пыталась отклонить полет стрекозы. А раскачанная лодка от резких движений девочки сильно накренилась и зачерпнула бортом озерную воду.
Нелепые движения, неуправляемое тело… – девочка падает за борт. Последнее, что она увидела, погружаясь в воду, как мама резко вскочила, протягивая к ней руки. Вода где-то наверху сомкнулась, и что-то тяжелое скользнуло больно по голове… Стало темно и холодно.
От внезапной потери одной ноши облегченная лодка резко опрокинулась в противоположную сторону. Женщина, вскрикнув, упала за другой борт.
Лодка, со стоном перевернувшись, уключиной ударила женщину по голове. В ускользающем от боли сознании то единственное, что успела заметить она – только прозрачную вереницу меркнущих пузырьков воздуха, стремительно уплывающих вверх…
Так я навсегда потеряла маму. Своего падение я не помню, только резкий холод и дрожащее состояние от напряжения.
Я неизменно просыпаюсь на этом месте от собственного крика. Влажный лоб, липкий пот которого неприятно холодит голову. Кожа от рассыпавшихся мурашек превращается в шершавый апельсиновый слой. На мой вопль прибегает Оля:
– Люсечка, хорошая моя, тише, тише, все хорошо… Опять тонула? Опять твой сон? Тише, тише. Давай вытянем ножки, подыши… спокойно… молодец… Сестренка ты моя милая. Все хорошо… Давай выпьем наше замечательное успокоительное, которое нам доктор прописывает, где оно?
Она всегда со мной как с малышом, но мне это нравится, она для меня вторая мама.
– Всё у нас хорошо, – повторяет Оля. – Посмотри, как солнечно за окном. – Я уже блинчики допекаю.
Мишка сидел за столом, ерзая от нетерпения, и макал палец в банку с вареньем.
– Что ты делаешь? – с улыбкой спрашивает Оля. – В пять лет облизывать пальцы куда ни шло, но в десять…
На сковородке золотистая вкуснятина пытается оторваться краями от огненной поверхности.
– Последний блинчик, как обычно, маме, – поджав губы, Оля смотрит на меня. Ее грусть проникает внутрь, мне вновь становится зябко.
– Сходим на кладбище и оставим блинчик там… – тихо произносит Оля, отворачивая лицо. Она прячет влажные глаза.
При слове «кладбище» я не испытываю панических эмоций, ритуальных ассоциаций. Мне там спокойно и безмятежно. Мир без суеты. Я часто брала этюдник и рисовала космические пути и бесконечность, но никогда не могла нарисовать маминого лица, хотя окончила с отличием факультет живописи. Мои тщетные попытки заканчивались судорогами пальцев…
…
Сонные, пригретые солнышком воробьи вяло взлетели, растревоженные хлопком двери.
– Надо же, как тепло. Не верится, что скоро осень, – сказала я, разглядывая небо через растопыренные пальцы.
– Сколько раз прихожу на кладбище, уже все фамилии вдоль тропинки знаю наизусть, и, тем не менее, всегда грустно… всех жалко, – голос Оли дрожал.
Пробираясь по узким тропинкам между оградами, она, поглаживает прутья, будто соболезнует всем здесь почившим. Внезапно ржавый скол на чужой ограде вонзается в ее ладонь.
– С-сс-ссс… ой… Будто копьё… как сильно, – Оля присела от неожиданной боли. Я, судорожно обыскивая свои карманы, ищу платок. Перетянув ладонь сестры, невзначай ляпаю.
– Кровь проливается, что-то с родней случается…
А потом мы сидим на скамеечке, прижавшись друг к другу.
– Почти двадцать лет нет мамы, а до сих пор ком в горле, – тихо произносит Оля. – Как тебе удалось выплыть тогда? Ты все твердила, что бабушка помогла, но она за год до трагедии умерла… Никто не верил, что поправишься… А ты выжила! Вот только сон остался…
– Да… Я часто русалочку из легенды вспоминаю… одинокую и несчастную, как мы с тобой…
– Да почему это мы с тобой несчастные? Ты выросла, Мишка у нас есть, а то, что мужчины не приживаются в нашей семье – это не беда.
А про русалочку одинокую забудь. Я тоже о ней часто думала да на озеро ходила, вот потому и накликала любовь неразделенную, а тебе пора свою жизнь устраивать, засиделась ты в девках, надо тебя к крестной в Москву!
Да. Мужчины не приживались в нашей семье. Не то чтобы женщины пугали матриархатом, но сильный пол как-то исчезал, чувствуя себя гостем на нашем празднике жизни. Дедушка умер, когда еще не родилась Оля. Отец уехал в далекую Сибирь непонятно за каким счастьем и больше не вернулся. Я его не помню. Избранник Оли был не свободен. Тянуть на себя чужое лоскутное одеяло она не стала, а тихо удалилась. Надеюсь, Мишка будет первым настоящим мужским началом в нашей семье Синицыных.
– Пора тебя в Москву отправлять, – повторила сестра.
– Не хочу в Москву, вот чего придумала!
– А я верю в твое будущее вне стен нашего дома.
– Оль, может, ты не поедешь никуда, еще весной будет семинар повышения твоей квалификации.
– Чего ты? Сейчас самое удобное время, до первого сентября две недели, а весной… самое простудное время… Вы не успеете соскучиться, как я уже вернусь.
Начиная поскуливать, я лащусь о ее плечо.
– Не подлизывайся, не поможет. Ты сегодня прямо сама не своя, где твое солнечное настроение? Сон опять нашептал?
Как объяснить сестре, что мой сон не просто повторился, а модифицировался. Но ГМО может принести меньше вреда, чем мои слова… И всё же я сказала…
– В этот раз в лодке со мной была… ты вместо мамы…
Отмахнувшись, Оля начинает поднимать меня со скамейки посредством детской игры «тянем-потянем»:
– Ерунда! Резко проснувшись, человек не помнит деталей сна. Утром ты увидела меня – вот и всё объяснение. Пойдем-ка домой пить чай.
Мишка уютно спал, и мы уединились на кухне.
– Мне что-то не хочется чаю. Может, винца? Маму помянем…
Поднявшись на носочки, Оля изящно вытянулась в струночку и открыла дверцу верхнего шкафчика.
– Как балерина на пуантах… еще чуть-чуть, и достану… Эх, рука моя перебинтованная…
Подталкивая пальцами раненой кисти бутылку к краю, Оля неожиданно оступилась, и темная емкость соскользнула с полки, завершив свой недолгий полет брызгами зеленого стекла.
Вишневое пятно медленно расползалось по кафельному полу. Поджав испачканную каплями вина ногу, Оля виновато улыбнулась:
– Прости… Ты чего побледнела, Люсик?
Я молчала, судорожно проглатывая несчастье, которое багряным пятном закрыло пространство.
…Капли сползали по ее ноге, превращаясь в кровь…
…
Пробудившиеся лучи солнца, не торопясь, обнимают спящий дом. Кутаясь в желтую ветровку, подросток слегка натянул убегающий поводок, и мордочка собаки от внезапной остановки попала в солнечный промежуток между высокими тенями широких печных труб на крыше. Зажмурив от яркой вспышки глаза-бусинки, собака замерла на полушаге, с явным удовольствием впитывая взошедшее солнце.
Утренний луч широким мазком нарисовал на линолеуме притягательную полоску. Оля поставила голую ступню на теплую поверхность и тоже зажмурила глаза от удовольствия, как та милая собачка перед подъездом.
Недолго постояв, Оля посмотрела на часы, кивнула широкому согревающему лучу и осторожно выбралась из нашей квартиры.
Она выпорхнула из подъезда, будто подхваченная цветными крылышками своей сумки-бабочки, и поспешила на вокзал.
Третий комковатый, сырой и бесформенный комочек последовал в мусорное ведро. Безнадёжно вздохнув, я присела на край табуретки.
– Тетя Люся, может, сегодня бутерброды? – миролюбиво произнес Мишка, шаркая ногами под табуретом.
– Похоже… Кто-то очень оптимистичный сказал: «Если и четвертый блин комом, бросьте печь блины – пеките комочки»… Но мы будем есть бутерброды! А потом в парк, лады?
Мишка радостно закивал и полез в холодильник за батончиком розовой колбасы.
Городской сквер, уютно расположившись между двумя небольшими речушками, укрывал посетителей от жаркого августовского солнца. Набегавшись от одной модели самолета к другой, Мишка раскраснелся от суеты и удовольствия. И чтобы охладить его румяное личико я предложила «Колесо обозрения».
Мягко покачиваясь в закрытой кабинке, мы будто парили и с высоты птичьего полета рассматривали привычные картинки города, с которыми сама собой происходила метаморфоза.
Пространство менялось. Оно расширялось там, где с тротуара казалось узким, оно вырастало ввысь там, где в приземленном рассмотрении виделось полное отсутствие перспективы.
Мишка, поддерживая высокую отметку на шкале настроения, не сидел спокойно, а махал кому-то воображаемому через стекло нашего временного домика. Внезапно мимо окна пролетела большая ворона, демонстрируя красивый размах крыльев.
– Смотри, она на чёрного орла похожа! – зачарованно произнес Мишка. И неожиданно замер, переключив свое внимание на меня.
– Зачем ты мамин шарф одела?
– Надевают одежду, одевают Надежду, – машинально произнесла я. – Я так соскучилась по нашей маме, что захотела надеть ее шарфик… ты не против?
Грустная нотка чуть остудила его активное настроение, и он присел, глубоко вздохнув. Сняв с шеи жёлтую невесомость, я прижалась к его плечу и бережно обернула нас шарфом Оли.
– Представь, что наша мама сейчас нас обнимает.
Далее был аттракцион «Ветерок» – карусель на длинных крепких цепях.
Я, раскинув руки, пыталась слиться с восходящим движением нарастающего потока. И в этот счастливый миг невесомости с моей шеи сорвался желтый шарф и унесся яркой змейкой в неизвестность. Проводив испуганным и встревоженным взглядом ускользающий штрих, я зажмурила глаза, чувствуя на щеках стягивающую силу солёных брызг. Неприятное чувство внезапной потери вдруг овладело моим сердцем.
…
Ночь закрыла пространство, сжав его до размера вытянутой руки, до шаговой доступности рассматриваемого. Черные пятна туч давили сверху и снизу, отражаясь в лужах на разбитом асфальте. Я бежала вдоль стальных ангаров, подгоняемая гнетущим страхом. Он словно дышал в мой затылок, отчего кончики ушей замерзали, теряя чувствительность.
Уже не было тех стремительных сил, когда надежда окрыляет и вселяет уверенность, что спасение близко. Спасения не было.
За последним гаражом, зацепившись за вспененный корень лежащего дерева, я упала, успев выставить руки вперед. Упала прямо перед лужей, чья коричнево-серая слякоть отразила склонившиеся ветви дерева.
Всматриваясь в отражение, почти не дыша, я различила еле видимую картинку, которая от попадания моих волос в воду, пошла рябью. Из глубины темной лужи проявилось Олино лицо с глубокими глазницами…
С приглушенным криком я села на кровати, встряхнув головой, еще не понимая – сон это или явь. Конечно, сон. Я сижу в своей комнате в спящей тишине.
Но это не мой сон. Не было озера и солнечного дня. Грязная лужа и ночная жуть. Я не сразу вспомнила, что испугало меня. Лицо Оли… Видимо, моё одиночество придумало новую версию ночного кошмара, как хорошо, что завтра я смогу обнять ее. Хочу скорее завтра…
…
Вылизанные тарелки стояли в раковине, когда сытое спокойствие квартиры нарушил звук дверного звонка. Я наперегонки с Мишкой радостно выбежала в прихожую, мысленно готовя жаркие объятия. Но на пороге стоял участковый. Его синяя форма отозвалась в моей душе неприятным холодком. Полицейский, раскрыв удостоверение, тихо спросил:
– Синицына?
На мой неуверенный кивок он попросил предъявить соответствующий личности документ.
Просмотрев паспорт, участковый настоятельно попросил пройти с ним в отделение.
– А что случилось? – я чувствовала, как начинают дрожать руки, а область солнечного сплетения наполнялась тяжестью.
Не отвечая на вопрос, участковый уточнил, с кем можно оставить мальчика.
– Я сам могу остаться, – тут же среагировал Миша, с удивлением поглядывая то на полицейского, то на меня.
Выбежав из прихожей, в комнате я судорожно сунула таблетку под язык. Успокоительная капсула горьковатым оттенком обволокла нёбо.
Дорога до ближайшего отделения показалась мне нескончаемой. Все попытки получить хоть какой-то вразумительный ответ не принесли результата.
В кабинете мне предложили присесть, и второй полицейский протянул лист документа. Еще не зная содержание, я почувствовала край пропасти. Ноги будто соскальзывали в нее, и от неминуемого падения увлажнились глаза. Немного поморгав слипающимися ресницами, я прочитала.
«Расследование со смертельным исходом несчастного случая, происшедшего «16» августа 2014 г.
в 21 час. 34 мин.
проведено Занковским В. О. – капитаном полиции
1. Сведения о пострадавшем:
Синицына Ольга Игоревна пол – женский
2. Характеристика места (объекта): лесопарк __округа по г. Москве
3. Обстоятельства:
Гр. Синицына О. И. была найдена на территории городского лесопарка, скончалась от полученной травмы путём проникновения инородного тела. Находясь в состоянии алкогольного опьянения (0,16 промилле) упала на арматуру (металлический прут, используемый для армирования изделий из бетона), торчащую из куска бетона».
Сухие запротоколированные слова резаными штрихами входили в моё сознание. Голос участкового, выплывающий откуда-то издалека, казался совершенно незнакомым. Он что-то говорил о соболезновании, о сложности момента, выкладывая на столе фотографии.
– Это ваша сестра?
Опуская на стол мутный взгляд, я неопределенно пожала плечами, чувствуя, что где-то внутри, закручиваясь спиралью, нарастает пугающий звон. Второй полицейский профессиональным чутьем поймал моё падающее в бессознательную пустоту тело.
Я очнулась от едкого запаха нашатыря, уже сидя на уличной лавочке. Заботливый участковый стоял рядом.
– Может, позвонить кому-то, чтобы пришли за вами?
Не чувствуя движений собственных губ, я прошептала:
– У нас нет никого…
В моем шепоте только наречие, местоимения, предлоги – ни одного глагола, полное бездействие и пустота. Горячие слезы внезапно обожгли мои глаза. Закрыв руками лицо, я пыталась спрятаться от внезапного горя, скорчившись до размеров плоской бактерии, желая уменьшить свои физические размеры, чтобы понизить рвущие на части децибелы боли, которые пронзали каждую клеточку моего рыдающего тела.
– Побыть с вами?
Не получив ответа, участковый, уходя, произнес:
– Вас пацан дома ждет!
Его слова, обретшие острый смысл, будто криком отозвались в сознании. Вскочив, я тут же села на место, не чувствуя опоры под ногами, не зная, не понимая, как можно сказать мальчику, какими словами можно объяснить ему потерю смысла нашей жизни и будущего.
В кармане завибрировал телефон. Вырываясь из пальцев, своим возмущением он заставил вдруг поверить в невозможное. Не глядя на дисплей, я прокричала в трубку:
– Оля!
На доли секунды меня обдало волной ускользающей надежды, но услышав в ответ приглушенный голос крестной, я сильно зажмурилась и перестала дышать, будто готовилась к быстрому погружению. Сердце ухнуло с невероятной высоты и замерло, не долетев до необходимой опоры, точно повисло между мирами комкообразной болью. Облачное глухое состояние обволокло моё существо, спрятав чувства в белую пухлость ваты.
– Алло, Люсенька, это тётя Вера… не слышно… Разбудила я тебя, что ли? Прости… я хотела спросить, Оля-то добралась? Она школьную форму для Мишки у меня оставила… забыла, что ли? Не могу дозвониться ей…
От внезапно обрушившегося горя мои чувства непостижимом образом исчезли, словно провалились куда-то. Не слыша своего голоса, я хладнокровно отчеканила:
– Оли больше нет, несчастный случай.
– Что ты?! Девонька моя… господи… что ж такое? Под электричку, что ли, попала? Ой, дороги эти страшные, – упавший голос крестной казался тягучим и чужим.
– Люсенька, родная моя… Я прямо сейчас на вокзал, днем буду у вас. А Мишке… не говори ничего… задержалась, мол, мамка… господи, несчастье-то какое…
Я не помню, как добралась домой, я не помню, как приехала крестная. День сменялся днем. Суета тети Веры, собирающей необходимые вещи после похорон, малознакомые люди с печальными лицами, бродившие по дому, разложенные стопочки полотенец, постельного белья, корзина с яблоками, банки с компотами – все смешивалось в пространстве и совершенно не привлекало моего внимания.
В каком-то странном забытьи прошло несколько дней. Моё следующее утро начиналось с неяркого света, который проникал через окно и неплотные шторы. Я не могла понять, спала я или просто лежала, отгородившись от мира закрытыми глазами.
Сегодня откуда-то из глубины я вдруг почувствовала колкое онемение в области бедра. Телесное ощущение нарастало, и через несколько секунд чувство жжения определенно сжимало бедро. Это реальная боль неловким приемом возвращала в реальность.
Я попыталась привстать на локтях. От увиденного моё сердце резко сжалось. Я порывисто глубоко вздохнула и вдруг почувствовала, как сердечный комочек вырвался из ватного облака и полетел вниз стремительно, где через доли секунды обрел потерянную опору. Слезы больно обожгли кожу. Я осторожно прилегла вновь на спину, стараясь сдержать рыдающую лихорадку, чтобы не разбудить спящего на моей ноге Мишку.
«Как я могла забыть, почти предать его, бросив малыша один на один с горем потери!»
Внутренние гневные обвинения самой себе моментально отрезвили от летаргического забытья собственных переживаний. Бережно коснувшись его взъерошенных волос, я твёрдо приняла решение. «Надо в Москву!»
Не успев объявить о переезде, я благодарно обрадовалась словам крестной, которая, видимо, долго готовилась, чтобы начать подобный разговор.
– Я здесь все время думала и… решила… Только ты сразу не воспринимай в штыки… горе страшное… но вам – Мише и тебе – надо дальше жить… вот, что… Я забираю вас в Москву… Уже и с мужем поговорила… Он не против… соберем вещи… квартиру сдашь на время, у вас в центре города, кто-нибудь да согласится, а сами со мной… Мишу в школу определим.
И не возражай! В Москве работу найдешь. В тесноте, да не в обиде… да и место поменять надо… здесь каждый клочочек будет напоминать, а жить надо… Сколько жалельщиков пустых найдется, только рану будут бередить… Вот мой сказ, дорогие вы мои детки!
…
Москва всегда многообразная и всегда узнаваемая, как в разное время года, так и в разное время суток. Вереницы изогнутых поездов с высоты пешеходного моста казались огромными удавами, заглатывающими муравьиных людей.
Многоликая вокзальная масса с чемоданами, корзинами, тюками перемещалась в хаотичной осторожности приезжих. Через минуту, свернув за угол величественного вокзала, взгляд ударяется о вертикальную красоту сталинской высотки. Запрокинув голову к небу, дальнозоркие начинают высматривать огромную звезду, обрамленную колосьями пшеницы. Будто лавровый венок, как символ народа – победителя.
Через два часа мы прибыли на окраину столицы, улица Северная, где находилось обветшалое общежитие крестной Веры.
Малыш, с трудом прокручивая несмазанные педали, продвигался по длинному коридору на трехколесном велосипеде.
Проезжая мимо неухоженного мужчины в майке, малыш приветливо кивнул и покатил дальше мимо бездверного пролета огромной общественной кухни, где в суете и предвзятости сновали уставшие от трудового дня женщины в аляповатых халатах.
Две комнаты крестной за одной общей дверью слегка отгораживали нас от быта общежитской коммуны.
– Я с девочками в одной комнате, – щебетала крестная, – ты с Мишей в другой. Муж часто в рейсах, он у меня молчун, лишних вопросов не будет.
Опекаемая Олей во всех вопросах быта, я не предполагала, как сложно сделать выбор, как понять правильность выбранного решения. Теперь я не просто знакомилась с квитанциями об оплате коммунальных услуг, но и собирала целое собрание сочинений для перевода ребенка в московскую школу, а оформление опекунства напоминало… «Войну и мир» Толстого – по количеству бумаг, заверенных копий и беспросветного отчаяния.
– В ближайших школах, – говорила крестная, – зарплата маленькая. Тебе надо ближе к центру. В конце концов, Мишу я могу оставить у себя, неделю учится, а выходные с тобой…
Услышав слова крестной, Мишка втянул голову в плечи, боясь повернуться от окна.
– Спасибо, крестная… но мы не расстанемся, мы будем вместе, правда, Миш?
Расслабив плечи, он кивнул, не отрываясь от картинки за вечерним окном, которая вдруг задрожала мутным миражом от брызнувших слез.
– А про школу мне и Оля говорила… и про Москву тоже, – пряча влажные глаза, произнесла я.
– Сейчас важно – спокойствие. Вспомни про Карлсона, главное – спокойствие. Хочешь не хочешь, жизнь надо строить. Планируй свой день по мелочам. Вот завтра – что у тебя по плану?
– Хочу заехать в ОВД к следователю, который рассматривал дело о несчастном случае.
Здание Центрального ОВД находилось во дворе среди жилых домов, двух школ, больницы и лесопарка.
Полнолицый, лысоватый, с мелкими чертами лица, в сером костюме следователь важно расхаживал по кабинету, не обращая внимания на меня, зависшую у порога посетительницу с яркой сумкой в этномотивном стиле. Крохотный мобильный телефон ёрзал по его округлой щеке, забавно напоминая электрическую бритву. Закончив монологическую речь, он сел за стол и, не поднимая взгляда, с металлическим оттенком в голосе произнес в мой адрес:
– Что у вас?
Пробежав узкими от недоверия глазками документ, следователь внимательно осмотрел последний лист.
Увидев свою подпись, он приподнял прямые брови и указал жестом на стул.
Присев на краешек, я слегка перевела дыхание, мысленно успокаивая сердце частить пореже.
– Я хотела бы написать заявление, чтобы дело моей сестры пересмотрели… я уверена, это не несчастный случай…
Следователь, пролистав снова, вернулся в начало, потом в конец акта, вторично удостоверяясь, что сей документ подписал именно он и говорить все-таки придётся, но продолжал тянуть паузу.
– Дело в том, что Оля, моя старшая сестра, приехала в Москву на семинар повышения квалификации. Парк, в котором нашли… сестру, – я изо всех сил старалась отключить наплывающие чувства. – Парк находится совсем не по пути… крестная живет в другой стороне города… Может, ее кто-то заманил в парк? Может, коллеги…
Я поперхнулась, уловив еле видимое движение его рук, и замолчала. Голос следователя неприятно прозвучал в долгой напряженной тишине.
– Все опрошены. Всё подписано, согласовано. А что было на уме у погибшей, следствие такой ерундой не занимается.
Нет смысла продолжать разговор, – он встал из-за стола и, чуть наклонившись, положил акт на край стола передо мной.
– Подождите! – вскочив с места, неожиданно громко произнесла я. – Почему вы не хотите рассмотреть другую версию… это совсем не похоже на несчастный случай…
Порывисто взяв листы документа со стола, близоруко уткнувшись в бумагу, он начал раздраженно зачитывать вслух.
– «Потерпевшая по итогам экспертизы находилась в состоянии алкогольного опьянения… Падение произошло с высоты роста потерпевшей, лицом вниз…»
Оторвав взгляд от шрифта, он сухо добавил:
– Шла, темно… Оступилась, упала… За то, что в неположенном месте валялся кусок бетона с торчащей арматурой, виновные наказаны… что еще?
– Не могла моя сестра находиться в опьяненном состоянии…
– Подпись на документе ваша? Ваша! Вы подписали, что ознакомлены с несчастным случаем, подписали, значит – согласны. Можете быть свободны!
– Вы обязаны разобраться еще раз. Я… я пойду к вашему начальству…
Знаменитые кляксы: 9 интересных фактов о тесте Роршаха — www.
ellegirl.ruВ тренде
Кляксы эти в 1921 году придумал психиатр Герман Роршах, который полагал, что они помогут профессионалам диагностировать психические отклонения у пациентов. Как он дошел до жизни такой и что из этого получилось, рассказываем ниже.
Роршаха вдохновила детская игра
В конце 19 века была очень популярна игра Klecksography. Суть ее была в следующем: на листок бумаги выливали чернила, затем листок складывали, разворачивали и смотрели, какая картинка получилась.
Роршах, работавший в швейцарской психиатрической лечебнице, задумался: а как, интересно, стали бы интерпретировать такие картинки его пациенты? Он создал несколько специальных картинок с кляксами, потому что верил, что работа с ними поможет ему лучше понять, что творится в подсознании больных, чем письменные тесты.
История дизайна картинок нам не известна
Даже Дэмион Сирлс, который написал биографию Роршаха «Чернильные пятна» так и не смог раскопать информацию. Почему на картинках именно такие пятна, останется загадкой.
Все, что удалось найти в записях самого психиатра, — лишь упоминание, что он руководствовался некими эмпирическими данными (то есть собранные по наблюдениям). И любопытное признание — сам Роршах понятия не имел, почему тест все-таки работает.
Коллеги Роршаха считали его тест глупостью
Вообще-то автор теста горел желанием поделиться своим изобретением еще в 1918 году, но издательства не соглашались их публиковать. Если только за его же личные деньги. Более того, коллеги к тесту отнеслись, мягко говоря, скептически. После того, как в 1921 году журнал «Психодиагностика» опубликовал наконец кляксы, немецкие психологи назвали разработку Роршаха непродуманной и сырой.
Популярным тест Роршаха стал уже после смерти автора, когда в 1923 году детский психолог Дэвид Мордехай Леви привез тест в Штаты. 37-летний Герман Роршах умер от аппендицита годом ранее.
Кляксы специально такие неаккуратные
Да, Роршах сам придумал форму каждой картинки, но намеренно сделал их такими «неряшливыми» и размытыми.
Рисунки с четкими границами могли бы создать у пациента впечатление, что их рисовали специально для него. А это испортило бы весь эффект. Поэтому психиатр постарался, чтобы на картинках не были заметны мазки кисти, а кляксы максимально походили на случайные — как в той детской игре.
Может быть три типа реакции на кляксы
Разглядывая чернильные пятна Роршаха, человек воспринимает рисунки по трем параметрам: форма, движение и цвет. Оценивая форму, кто-то видит медведя, а кто-то — летучую мышь. Некоторые видят, например, танцующих людей — это к вопросу о движении.
Особое внимание сам Роршах уделял тому, как пациенты реагируют на цвет в рисунках. Определенная реакция на вкрапление яркого оттенка в черно-белый рисунок могла сообщать о повышенной эмоциональности человека.
Роршах считал, что тест не будет работать на подростках
Врач был уверен, что тест поможет диагностировать психическое состояние практически любого. Креативные люди, например, чаще видели на картинках движение.
Депрессивные больные слабо реагировали на краски, а невротики более остро реагировали на красный.
И только с подростками тестирование давало сбои — потому что в этом возрасте даже у здоровых людей слишком много общего с психически нездоровыми, считал Роршах.
Узор клякс никогда не менялся
В 1921-м Роршах создал 10 картинок. И ни он сам, ни его последователи не вносили в эти рисунки никаких изменений. Хотя ходят слухи, что специалисты могут рисовать собственные кляксы. Может, и могут, но не рисуют.
До сих пор есть специалисты, которые считают тест псевдонаучным
В общем-то, это нормальная история для любого научного общества. Одни разделяют теорию, другие с ней категорически не согласны. Критики часто сходятся в том, что диагностирование по тесту Роршаха слишком зависит не только от индивидуальности пациента, но и от личности психиатра или психотерапевта.
Есть и третьи. Они считают, что ставить именно диагноз по тесту — это слишком, но использовать кляксы как вспомогательный инструмент очень даже полезно.
Интернет все испортил
В начале двадцатого века, как ты понимаешь, интернета не было, так что Роршаху и в голову не могло прийти, что его кляксы будут доступны любому любопытствующему. Предполагалось, что картинки будут применяться на пациентах, которые их никогда не видели.
Когда в 2009 году врач скорой помощи Джеймс Хейлман загрузил изображения в Википедию, это вызвало много шума среди психологов и психиатров. Хейлман не смутился и на претензии ответил, что это все равно что разместить онлайн таблицу для проверки зрения.
Елена Бугай, Ася Жданова
Теги
- психическое здоровье
- психология
Тест Роршаха | Фотографии настоящих чернильных пятен Роршаха
Тест Роршаха | Фотографии реальных чернильных пятен Роршаха#2 Чарли Келли
из списка величайших барменов из вымышленного мира карантин.
- Rch orsha test 90 a Этот список фотографий чернильных пятен Роршаха включает объяснение того, как вы должны их видеть.
Женщина без головы в тщательно продуманном костюме летучих мышей
Фото
:
Metaweb
/ CC-BY
.KLETEX.0120
Photo
:
flickr
/ CC0
Hermaphroditic Drummers at Carnival, with Pyrotechnics
Photo
:
Metaweb
/ CC-BY
Godzilla Делаем перерыв для оценки ситуации0003
flickr
/ CC0
Rug Made of the Hide of Falcor
Photo
:
Wikimedia Commons
/ CC-BY
..
К ним относятся 10 чернильных пятен в стандартном тесте Роршаха, а также другие неоднозначные рисунки. Техника Роршаха включает психологический тест, в котором испытуемый интерпретирует объективно бессмысленный абстрактный образ. Затем его ответы используются для оценки моделей его мыслей, эмоций и других характеристик личности. Тест назван в честь его создателя, швейцарского психолога Германа Роршаха, опубликовавшего книгу «Психодиагностик» в 1919 году.21. Так что же вы видите в этих кляксах? Бабочка? Звезда? Изображение вашего любимого участника группы One Direction? То, что вы узнаете из этого теста с чернильными пятнами, может рассказать вам кое-что важное о вас самих! Все дело в чернилах!
СПЛЕКТИЯCan we trust the Rorschach test? | Психология
Виктор Норрис дошел до финального этапа подачи заявки на работу с маленькими детьми, но ему еще предстояло пройти психологическую оценку.
За два долгих ноябрьских дня он провел восемь часов в офисе Кэролайн Хилл, психолога-оценщика, работающего в Чикаго.
На собеседованиях Норрис казался идеальным кандидатом — очаровательным и дружелюбным, с подходящим резюме и безупречными рекомендациями. Хиллу он нравился. Его результаты по когнитивным тестам, которые она ему дала, были от нормальных до высоких, как и его результаты по тесту личности, который он проходил. Когда Хилл показала ему серию снимков без подписей и попросила рассказать ей историю о том, что происходило на каждом из них — еще одна стандартная оценка, — Норрис дал ответы, которые были немного очевидными, но достаточно безобидными.
В конце второго дня Хилл попросила Норриса пересесть со стола на низкий стул рядом с диваном в ее кабинете. Она достала желтый блокнот и толстую папку и протянула ему одну за другой серию из 10 картонных карточек из папки, на каждой было симметричное пятно. Вручая ему каждую карточку, она говорила: «Что это может быть?» или «Что ты видишь?»
Пять карточек были черно-белыми, две также имели красную форму и три были разноцветными.
Для этого теста Норриса попросили не рассказывать историю, не описывать то, что он чувствовал, а просто говорить то, что он видел. Никаких ограничений по времени, никаких инструкций о том, сколько ответов он должен дать. Любые вопросы, которые он задавал, были отклонены:
«Могу ли я перевернуть его?»
«Это зависит от вас».
«Должен ли я попробовать использовать все это?»
«Как хочешь. Разные люди видят разные вещи».
После того, как он ответил на все 10 карточек, Хилл вернулся для второго прохода: «Теперь я собираюсь перечитать то, что вы сказали, и я хочу, чтобы вы показали мне, где вы это видели».
Ответы Норриса были шокирующими: тщательно продуманные жестокие сексуальные сцены с детьми; части чернильных пятен выглядят как наказанные или уничтоженные женщины. Хилл вежливо отослал его — он вышел из ее кабинета с крепким рукопожатием и улыбкой, глядя ей прямо в глаза — затем она повернулась к блокноту на своем столе с записью его ответов.
Она систематически присваивала ответам Норриса различные коды стандартного метода и классифицировала его ответы как типичные или необычные, используя длинные списки в руководстве. Затем она рассчитала формулы, которые превратили бы все эти оценки в психологические суждения: доминирующий стиль личности, индекс эгоцентризма, индекс гибкости мышления, констелляцию суицида. Как и ожидала Хилл, ее расчеты показали, что оценки Норриса оказались такими же экстремальными, как и его ответы.
Во всяком случае, тест Роршаха побудил Норриса показать ту сторону себя, которую он иначе не показал. Он прекрасно осознавал, что проходит обследование. Он знал, каким он хочет показаться на собеседовании и какие мягкие ответы давать на других тестах. На Роршахе его личность сломалась. Еще более показательным, чем конкретные вещи, которые он увидел в чернильных пятнах, был тот факт, что он чувствовал себя свободным сказать их.
Вот почему Хилл использовал тест Роршаха. Это странная и открытая задача, в которой совершенно непонятно, что представляют собой чернильные пятна или как вы должны реагировать на них.
Важно отметить, что это визуальная задача, поэтому иногда она может обойти сознательные стратегии самопрезентации. Будучи аспиранткой, Хилл усвоила эмпирическое правило, которое она неоднократно видела на практике: проблемная личность часто может сохранять самообладание в тесте IQ и других стандартных тестах, а затем разваливаться, сталкиваясь с чернильными пятнами. Когда кто-то преднамеренно или непреднамеренно подавляет другие стороны своей личности, тест Роршаха может быть единственной оценкой, вызывающей тревогу.
Хилл не указала в своем отчете, что Норрис мог быть растлителем малолетних в прошлом или будущем – никакой психологический тест не может это определить. Она пришла к выводу, что Норрис «цеплялся за реальность чрезвычайно уязвимо». Она не могла рекомендовать его для работы с детьми и посоветовала работодателям не брать его на работу. Они этого не сделали.
Тревожные результаты Норриса и контраст между его очаровательной внешностью и скрытой темной стороной произвели на Хилла глубокое впечатление.
Через одиннадцать лет после проведения этого теста ей позвонил терапевт, работавший с пациентом по имени Виктор Норрис, и у него было несколько вопросов, которые он хотел задать ей. Ей не нужно было напоминать, кто этот человек. Хилл не имела права делиться подробностями результатов Норриса, но изложила основные выводы. Терапевт выдохнул. «Вы получили это из теста Роршаха? Мне потребовалось два года сессий, чтобы добраться до этого материала! Я думал, что Роршах — это чайные листья!»
Герман Роршах был молодым швейцарским психиатром , который, работая в одиночку, разрабатывая детскую игру, сумел создать не только чрезвычайно влиятельный психологический тест, но и визуальный и культурный пробный камень. Он умер в 1922 году в возрасте всего 38 лет, менее чем через год после публикации своего теста, и его короткая жизнь была полна трагедий, страстей и открытий. Роршаха считали гением-первооткрывателем, неуклюжим дилетантом, провидцем, страдающим манией величия, ответственным ученым и почти всем, что между ними.
Роршах с раннего возраста знал, что хочет стать врачом, но в 19 лет написал сестре: «Я никогда больше не хочу читать только книги, я хочу читать людей… Самое интересное в природе — это человек душу, и самое большое, что может сделать человек, это исцелить эти души, больные души».
Семья Роршаха не была богатой, но ему удалось наскрести средства, чтобы поступить в университет, и за несколько недель до своего 20-летия он прибыл в Цюрих. В начале 1900-х годов Цюрих заменил Вену в качестве эпицентра фрейдистской революции. Его университетская психиатрическая клиника, известная как Burghölzli, стала первой в мире, применившей психоаналитические методы лечения. Научный руководитель Роршаха Ойген Блейлер был очень уважаемым психиатром и первым, кто привнес теории Зигмунда Фрейда в профессиональную медицину. Будучи студентом, Роршах посещал лекции Карла Юнга.
В январе 1908 года на лекции в цюрихской ратуше Юнг объявил, что «мы полностью отказались от анатомического подхода в нашей цюрихской клинике и обратились к психологическому исследованию психических заболеваний».
Независимо от того, посещал ли Роршах именно эту лекцию, он определенно усвоил ее сообщение. Он отдавал должное точной науке, проводя анатомические исследования шишковидной железы в мозгу, но соглашался с тем, что будущее психиатрии заключается в поиске способов интерпретации сознания.
Обследуя пациентов с использованием различных подходов, от гипноза до словесных ассоциаций, Роршах обнаружил, что ему нужен метод, который мог бы работать за один сеанс, немедленно создавая то, что он называл «единой картиной». Он должен быть структурирован, с конкретными вещами, на которые нужно реагировать, например, на подсказки в тесте на словесные ассоциации; неструктурированный, как задача сказать все, что придет в голову; и, как гипноз, способный обойти нашу сознательную защиту, чтобы раскрыть то, о чем мы не знаем, что знаем или не хотим знать.
Чернильные пятна использовались и раньше для измерения воображения, особенно у детей, но в своих ранних экспериментах Роршах показывал людям чернильные пятна, чтобы узнать, что они видят и как.
Будучи пожизненным художником-любителем, сыном учителя рисования, он знал, что хотя картина сама по себе ограничивает то, как вы ее видите, она не лишает вас всей свободы: разные люди видят по-разному, и эти различия обнаруживаются. Первоначально Роршах считал это перцептивным экспериментом, а не диагностическим тестом. Но постепенно он понял, что разные типы пациентов и люди с разными типами личности демонстрируют систематические различия в том, как они видят чернильные пятна.
К лету 1918 года Роршах записал свои первые эксперименты с чернильными пятнами, описав последние 10 созданных им чернильных пятен, , а также процесс тестирования и основную схему интерпретации результатов. Роршах решил, что существует четыре важных аспекта реакции людей. Во-первых, он отмечал общее количество ответов, данных в тесте в целом, и «отбрасывал» ли испытуемый какие-либо карточки, отказываясь отвечать вообще. Во-вторых, он записал, описывал ли каждый ответ все чернильное пятно целиком или касался только одной его части.
В-третьих, Роршах классифицировал каждый ответ в соответствии с тем, на каком формальном свойстве изображения он основан. Большинство ответов основывались на формах: увидеть летучую мышь в пятне в форме летучей мыши, медведя в части пятна в форме медведя и так далее. Он назвал эти формы (F) ответами. Другие ответы касались цвета (C), движения (M) или комбинации этих свойств.
Наконец, Роршах обратил внимание на содержание ответов – что люди на самом деле видели в карточках. Как и все остальные, он был очарован и восхищен неожиданными, творческими, а иногда и причудливыми ответами испытуемых. Но в основном он сосредоточился на том, был ли ответ «хорошим» или «плохим» — можно ли было бы разумно сказать, что он описывает реальную форму пятна. Ответ формы будет помечен как F + для хорошо заметной формы, F- для противоположной формы, F для безупречной формы.
С самого начала в его рукописи за август 1918 года возник вопрос, который будет продолжать преследовать Роршаха: кто решает, что является разумным? «Конечно, должно быть много тестов с нормальными субъектами с различными видами интеллекта, чтобы избежать любого личного произвола в оценке того, хорош или плох ответ F.
Тогда придется классифицировать многие ответы как объективно хорошие, которые нельзя было бы назвать хорошими субъективно». Только что придумав тест, Роршах не располагал данными, которые позволили бы ему объективно различать хорошее и плохое, — не было набора норм. Установление количественного базового уровня, для которого ответы были обычными среди обычных испытуемых, а какие были необычными или уникальными, было бы одной из его первых целей.
В своем эссе 1918 года, описывающем тест, Роршах описал типичные результаты для десятков различных подвидов психических заболеваний, всегда тщательно указывая, когда ему не хватало достаточного количества случаев для безопасного обобщения. Он настаивал на том, что эти типичные профили, хотя они и могут показаться произвольными, возникли на практике. Маниакально-депрессивный психоз в депрессивной фазе, писал он, не будет реагировать на движения или цветовые реакции, не будет видеть человеческие фигуры и склонен начинать с мелких деталей, прежде чем переходить к целому (обратное нормальному паттерну), давая вообще мало полноценных ответов.
С другой стороны, люди с шизофренической депрессией будут отбрасывать больше карточек, иногда будут давать цветные ответы, очень часто будут давать ответы движениями и будут видеть гораздо меньший процент животных и значительно больше бедных форм. Почему? Роршах отказался строить догадки, но указал, что этот дифференциальный диагноз — способность определить разницу между маниакально-депрессивной и шизофренической депрессией «в большинстве случаев с уверенностью» — был настоящим прорывом в медицине.
Несмотря на десятилетия споров, сегодня тест Роршаха допустим в суде, возмещается медицинскими страховыми компаниями и применяется во всем мире при оценке работы, битвах за опеку и в психиатрических клиниках. Распространенная привычка описывать Брексит, Бейонсе или что-то еще как «тест Роршаха» — подразумевая, что нет правильных или неправильных ответов; ваша реакция на это имеет значение — она сосуществует в своего рода альтернативной вселенной по сравнению с буквальным тестом, который психологи дают пациентам, подсудимым и претендентам на работу.
В этих ситуациях есть вполне реальные правильные и неправильные ответы.
Для сторонников теста эти 10 чернильных пятен — те же самые, созданные и доработанные в 1917 и 1918 годах — представляют собой удивительно чувствительный и точный инструмент, показывающий, как работает мозг, и обнаруживающий ряд психических состояний, включая скрытые проблемы, которые другие тесты или прямое наблюдение не может выявить.
Для критиков теста, как в психологическом сообществе, так и за его пределами, его продолжающееся использование является скандалом — смущающим пережитком лженауки, который должен был быть списан много лет назад, вместе с сывороткой правды и терапией первобытного крика. По их мнению, удивительная сила теста заключается в его способности «промывать мозги» разумным людям, заставляя в них поверить.
Отчасти из-за отсутствия профессионального консенсуса и в большей степени из-за подозрений в психологическом тестировании в целом общественность склонна скептически относиться к тесту Роршаха.
Отец в недавнем широко разрекламированном случае «сотрясенного ребенка», который в конечном итоге был признан невиновным в смерти своего маленького сына, считал оценки, которым его подвергли, «извращенными», и особенно возмущался тем, что ему дали тест Роршаха. «Я смотрел на картины, абстрактное искусство и рассказывал им, что я видел. Я вижу здесь бабочку? Означает ли это, что я агрессивен и оскорбителен? Это безумие.»
Тест Роршаха не дает однозначных результатов, как тест IQ или анализ крови. Но тогда ничего из того, что пытается постичь человеческий разум, не могло. Много лет тест раскручивали как рентген души. Это не так, и изначально это не должно было быть, но это уникально раскрывающее окно в то, как мы понимаем наш мир.
Чернильные пятна широко используются либо для постановки диагноза, либо для изменения того, как терапевт понимает клиента. Если женщина приходит к психологу за помощью с расстройством пищевого поведения, а затем имеет высокий индекс самоубийства по тесту Роршаха, ее психолог может изменить свой подход.
Примеры, подобные этому, покажутся подозрительными психологам или непрофессионалам, которые думают, что Роршах находит что-то сумасшедшее в каждом. Но помимо психических заболеваний тест также используется для определения психического здоровья. Недавно в государственном психиатрическом учреждении системы уголовного правосудия США, где содержатся лица, признанные «невиновными по причине невменяемости» или «недееспособными, чтобы предстать перед судом», один жестокий мужчина проходил интенсивное лечение. Лечение, похоже, сработало – у мужчины исчезли психотические симптомы. Судя по всему, он больше не представлял опасности ни для себя, ни для окружающих, но мнения врачей по его делу разделились во мнениях относительно того, действительно ли ему стало лучше, или он притворялся, чтобы выбраться из учреждения. Поэтому они сделали ему тест Роршаха, который не выявил никаких признаков расстройства мышления. Тесту доверяли достаточно как надежному и чувствительному индикатору таких проблем, поэтому отрицательный результат убедил команду, и мужчину отпустили.
Несмотря на недоброжелателей, тест Роршаха продолжает использоваться в исследовательском контексте. Часто бывает трудно отличить деменцию типа болезни Альцгеймера от других последствий возраста и психических заболеваний — так могут ли чернильные пятна отличить их друг от друга? На конференции 2015 года финский ученый представил свой анализ тестов Роршаха, проведенных у 60 пациентов парижского гериатрического отделения в возрасте от 51 до 93 лет (средний возраст 79 лет). У 20 пациентов была легкая или умеренная болезнь Альцгеймера, а у 40 — ряд других расстройств настроения, тревоги, психозов и неврологических проблем.
Тест выявил много общих элементов между двумя группами, а также ряд отличительных черт. Полдюжины баллов Роршаха показали, что пациенты с болезнью Альцгеймера были менее изобретательны в психологическом отношении, с меньшей когнитивной утонченностью, креативностью, эмпатией и способностью решать проблемы. Они искажали информацию и не объединяли идеи и представления.
Самое интересное, что, несмотря на то, что пациенты с болезнью Альцгеймера прилагали нормальные усилия для обработки сложных и эмоциональных стимулов, они давали меньше «человеческих» ответов — своего рода содержательных ответов, которые до сих пор считаются признаком интереса к другим людям. Пациенты с болезнью Альцгеймера больше, чем их сверстники, выбыли из социального мира. Это открытие было новым в исследованиях болезни Альцгеймера, и имело значение для лечения и ухода.
Помимо клинической психологии, тот факт, что существует так много данных о том, как воспринимаются чернильные пятна, делает их полезными в целом ряде приложений. В 2008 году группа японских нейробиологов хотела изучить, что происходит, когда люди видят вещи оригинальными способами, и им нужны были общепризнанные стандартизированные критерии того, является ли то, что видит человек, обычным, необычным или уникальным. Поэтому они взяли то, что они назвали «10 неоднозначными цифрами, которые использовались в предыдущих исследованиях», и спроецировали их в трубку МРТ, оснащенную голосовым сканером, отслеживая активность мозга в режиме реального времени, когда испытуемые давали типичные или нетипичные ответы на чернильные пятна.
Исследование показало, что при видении чего-то «стандартным» образом используются более инстинктивные, предвидящие области мозга, в то время как «оригинальное» видение, требующее более творческой интеграции восприятия и эмоций, использует другие части мозга. Как указывали японские ученые, Роршахеры уже давно утверждали, что первоначальные реакции «возникают из-за вмешательства эмоций или личных психологических конфликтов… в перцептивную деятельность». Исследование МРТ подтвердило традицию Роршаха, точно так же, как чернильные пятна сделали возможным эксперимент МРТ.
Другие недавние исследования восприятия использовали новые технологии для исследования самого процесса прохождения теста Роршаха. Поскольку типичные испытуемые дают в среднем два или три ответа на карточку, но могут дать девять или десять, когда их спрашивают, группа психологов-исследователей из Детройтского университета в 2012 году утверждала, что люди должны фильтровать или подвергать цензуре свои ответы.
Обход этой цензуры может сделать тест, основанный на производительности, более показательным. Если бы только была непроизвольная реакция на изображение или хотя бы реакция, «относительно более сложная для цензуры». Были: движения наших глаз, когда мы сканируем чернильное пятно, прежде чем говорить.
Итак, основываясь на исследованиях Роршаха по движению глаз, проводившихся еще в 1948 году, исследователи надели на головы 13 студентов устройство для отслеживания глаз, показали им чернильные пятна и спросили: «Что это может быть?»; затем снова показывал каждую кляксу и спрашивал: «Что еще это может быть?»
Они подсчитали и проанализировали, сколько раз каждый испытуемый останавливался и смотрел в одно место на изображении, как долго они смотрели, сколько времени требовалось, чтобы оторваться от всего изображения и начать осматриваться, и как далеко прыгнул взгляд. Они также сделали общие выводы, например, что мы дольше задерживаем взгляд во время второго просмотра, поскольку переосмысление изображения — это «попытка получить концептуально сложную информацию».
Это внимание к тому, как мы видим, а не к тому, что мы говорим. Движения глаз никогда не расскажут о разуме так много, как то, что мы видим в чернильных пятнах, но исследователи изучают, что они действительно показывают о том, как мы видим, и возвращаются к первоначальному видению Роршахом теста как способа понять восприятие.
Самый фундаментальный вопрос о тесте, который Роршах оставил без ответа после своей смерти, заключался в том, как эти 10 карт вообще могли давать такие богатые ответы. Основной тенденцией в психологии было оставить в стороне этот вопрос теоретического обоснования. Эмпирики думали о тесте как о выявлении ответов и потратили десятилетия на то, чтобы точно настроить, как эти ответы должны быть сведены в таблицу. Для Роршаха — и для некоторых, кто пришел позже — чернильные пятна выявили нечто более глубокое: весь способ видения человека.
Видение — это действие разума, а не только глаз. Когда вы смотрите на что-то, вы направляете свое внимание на части поля зрения и игнорируете другие.
Вы видите книгу в своей руке или мяч, несущийся к вам, и предпочитаете игнорировать всю остальную информацию, которая достигает вашего глаза: цвет вашего стола, форму облаков в небе. Вы постоянно сверяете то, что есть вокруг, с объектами и идеями, которые вы узнаете и помните. Информация и инструкции путешествуют по нервам от глаза к мозгу и от мозга к глазу. Стивен Косслин, один из современных ведущих исследователей зрительного восприятия, отслеживал эту двустороннюю нейронную активность, движущуюся «вверх по течению» и «вниз по течению» во время акта видения, и обнаружил, что соотношение составляет 50:50. Видеть — значит действовать в той же мере, в какой реагировать, выдавать столько же, сколько впитывать.
Восприятие – это не только психологический процесс, но также – почти всегда – культурный процесс. Мы смотрим через нашу личную и культурную линзу, в соответствии с привычками жизни, которые сформированы определенной культурой.
Это помогает объяснить, почему вопрос, заданный Роршахом в тесте, так важен. Если нас спросят: «Как вы себя чувствуете при этом?» или «Расскажи мне историю об этой сцене», это задание не проверяет наше восприятие. Мы можем свободно ассоциировать мысли или чувства с чернильными пятнами, но для этой цели они не лучше, чем облака, пятна, ковры или вообще что-либо. Сам Роршах считал, что чернильные пятна не особенно подходят для свободных ассоциаций. На вопрос «Что ты видишь?» или «Что это может быть?», однако, касается того, как мы воспринимаем мир на самом базовом уровне, и взывают к нашей личности и диапазону опыта.
Восприятие не просто визуальное: «Что это может быть?» и «Что ты видишь?» это не совсем один и тот же вопрос. Но больше, чем просто личные предпочтения или технологические ограничения, заставили Роршаха использовать чернильные пятна, а не звуковой тест Роршаха или запаховые пятна. Зрение — это чувство, которое действует на расстоянии, в отличие от осязания и вкуса, и может быть сфокусировано и направлено, в отличие от слуха и обоняния.
Мы можем обращать внимание на определенные шумы или запахи или пытаться игнорировать их, но мы не можем моргнуть ушами или направить нос: глаз гораздо более активен и находится под гораздо большим контролем. Видение — наш лучший инструмент восприятия, наш основной способ взаимодействия с миром.
Таким образом, в принципе тест Роршаха основывается на одной основной предпосылке: видение — это действие не только глаза, но и разума; и не только зрительной коры или какой-то другой изолированной части мозга, но всего человека. Если это правда, визуальная задача, требующая достаточного количества наших перцептивных способностей, раскроет работу разума.
Я пришел к чернильным пятнам не как практикующий психолог и не как борец против тестирования личности. У меня не было причин ломать голову над тем, следует ли использовать тест в любой конкурирующей системе тестирования чаще или реже. Как и многие люди, я был удивлен, узнав, что его до сих пор используют в клиниках и залах суда.
Мне было любопытно, что это артефакт, но потом я узнал, что это настоящий инструмент, и захотел узнать больше.
Первым шагом было пройти тест. В этот момент я обнаружил, что не все умеют его давать, а специалисты, как правило, не склонны предаваться праздному любопытству. Я пошел искать кого-то, кто знал бы все техники и формулы, но при этом рассматривал тест как исследование, о чем можно было бы поговорить. В конце концов меня направили к доктору Рэндаллу Ферриссу.
Карточки с чернильными пятнами Феррисса уже некоторое время не использовались. Он редко дает тест больше. Он работает с обвиняемыми в системе уголовного правосудия и не хочет находить ничего, за что их могут отправить в тюрьму. Последний тест Роршаха, который он сделал перед моим визитом, был в тюрьме. У большинства испытуемых беспокойный профиль, и это неудивительно, поскольку тюрьма настолько тревожная среда, насколько это вообще возможно. Феррис работал с молодым афроамериканцем, которого судили за ношение оружия.
Его брата только что застрелили в южной части центра Лос-Анджелеса, и он знал, что стал мишенью. Он производил впечатление «сердитого и враждебного», как и любой другой в таких обстоятельствах — так зачем устраивать ему испытание? — Вы пытаетесь рассказать его историю, — сказал Феррис. «Вы просто не хотите знать, насколько люди обеспокоены, если вы не ставите им диагноз, чтобы лечить их». Но никто не собирался лечить этого парня; только запереть его или нет и выбросить ключ.
Как можно улучшить тест Роршаха для этого подсудимого? Не изменяя оценки и формулы, переопределяя административные процедуры или переделывая изображения, а используя их, чтобы помочь в гуманном обществе, как часть процесса предоставления всем, кто нуждается в психиатрической помощи, доступа к ней.
Чтобы преодолеть тупиковые противоречия Роршаха прошлого и в полной мере использовать способы, с помощью которых тест раскрывает наши умы на работе, мы должны открыть то, что мы просим от него. По сути, мы должны вернуться к собственному широко гуманистическому видению Германа Роршаха.
В январе 2002 года стало известно, что 40-летний арендодатель Стивен Гринберг из Сан-Рафаэля, Калифорния, более года изнасиловал 12-летнюю Басю Каминскую. Она была дочерью матери-одиночки-иммигрантки, которая жила в одной из его квартир. Позже выяснилось, что насилие продолжалось с девяти лет. Полиция приехала к нему домой с ордером на обыск. Через несколько часов он поехал в муниципальный аэропорт Петалумы, взлетел на одномоторном самолете и долетел до горы Сонома, оставив после себя небольшой шумиху в СМИ. Здесь, в отличие от рассказа, с которого я начал эту статью, имена и идентификационные данные не изменились. Бася хочет, чтобы ее история была рассказана.
Когда Басю посетил психолог, ее склонность преуменьшать и отрицать свои проблемы делала тесты самоотчета практически бесполезными. В контрольном списке симптомов травмы для детей — шкале депрессии Бека, шкале безнадежности Бека, детской шкале манифестной тревоги и детской самооценке Пирса-Харриса — а также в разговоре с психологом она занижала симптомы.
у нее не было ни хороших, ни плохих чувств к Гринбергу, и она утверждала, что чувствовала, что события остались позади, и она предпочла бы не обсуждать их.
Только два теста дали достоверные результаты. Ее IQ, измеренный по шкале интеллекта Векслера для детей (WISC-III), был чрезвычайно высоким. А ее баллы по шкале Роршаха выявили эмоциональную замкнутость, меньше психологических ресурсов, чем можно было бы подумать, судя по тому, как она себя подавала, и глубоко поврежденное чувство идентичности.
Ее первый ответ на Карту I, ответ, который часто интерпретируется как выражение отношения к себе, был чем-то внешне условным, но красноречивым. Клякса часто выглядит как летучая мышь. Бася увидела летучую мышь с дырками в крыльях: «Видишь, вот голова, крылья, а они все перепутаны, дырявые. Похоже, что кто-то напал на них, и это печально. Здесь он выглядит очень рваным, а крылья летучей мыши обычно точны. Крылья обычно выходят здесь. Это как бы разрушает то, что обычно было бы».
Остальная часть теста, как ответы, так и баллы, подтвердили это первое впечатление.
Психолог, проводивший обследование, записала в своих записях: «Очень повреждена и держится на ногтях со щитом изощренности». В ее отчете сделан вывод о том, что Бася «явно эмоционально пострадала в результате травмирующих обстоятельств, несмотря на ее хладнокровие и протесты против».
Бася в конце концов подала в суд на имение Гринберга о возмещении ущерба, а спустя четыре года дело дошло до суда. Адвокаты поместья пытались использовать ее прежнее преуменьшение и опровержение против нее. Затем психолог зачитал присяжным ответ Баси Роршаха.
Чтобы быть эффективными в суде, доказательства должны быть действительными, но они также должны быть яркими. Грустная, запутанная летучая мышь Баси звучала правдоподобно — она давала присяжным почувствовать, что они добрались сквозь туман обвинения и защиты до внутренней жизни этой девушки, ее реального опыта. Это не магия. Тот, кто смотрел на Басю и был уверен, что девушка лжет или притворялась, не изменил своего мнения ни от этого результата теста, ни от чего-либо еще.