Констелляция это в экологии: Констелляция это в психологии, в астрологии

Констелляция факторов

Информация об оптимальных значениях отдельных факторов и о диапазоне переносимых колебаний характеризует отношение популяции к исследованному фактору. Однако такая ситуация действует в лабораторных условиях. В природе же ни один фактор не действует изолированно: действует констелляция факторов. Даже пара совместно действующих факторов уже влияет друг на друга. Чаще всего в природных условиях обращают внимание на совместное действие температуры и влажности, строят климатограммы.

Наши реакции на холод в сухом и влажном климате разные. Почему? Потому что влажный воздух хорошо проводит тепло, а сухой воздух — термоизолятор. Поэтому при высокой влажности субъективно холоднее. Воздействие влажности сдвигает температурный оптимум вправо или влево по оси графика. Ветер сам по себе на обменные процессы не вляет, но влияет на потери, уход тепла с поверхности организмов.

При одинаковой высокой температуре прохладнее в сухом климате, так как организм сам сбрасывает излишнюю влагу потоотдачей. При большой влажности и высокой температуре (например, в бане) испарение блокируется.

Говоря об оптимальных стациях в природе, мы имеем в виду не физиологический (показанный выше) оптимум, а экологический оптимум.

Пример: воздействие снежного покрова. Сам снежный покров не влияет на обмен веществ, но модифицирует влияние температурного фактора, так как микроклимат под снегом значительно отличается. В субарктике живет множество грызунов, которые, казалось бы, не могут выносить столь тяжелые условия — они живут под снегом.

В нашем климате снежный покров связан с модификацией кормовых условий. Зимой под снегом есть зеленая трава, но она недоступна зайцам и копытным, хотя и доступна грызунам, если снег рыхлый. Ночевки под снегом устраивает множество мелких птиц — относительно безопасно. Итак, характер снежного покрова «корректирует» погодные условия зимой для мелких животных, обитающих под снегом.

Аналогичное комплексное воздействие в нашем климате оказывает древесная растительность. Так, в лесу «теплее», чем в открытых стациях — деревья препятствуют ветру. При гнездовании — леса, лесополосы, отдельные группы деревьев — все это разные климатические условия. Так, слет птицы с гнезда диктует температура яиц, её возвращение — температура окружающей среды, воспринимаемая в комплексе условий — ветра, влажности. Ветер сам не влияет на характер физиологических реакций организма, но изменяет воздействие температуры и влажности — это так называемый модифицирующий фактор. В воде таким фактором является течение (определяет кислородный режим, условия накопления органических осадков, возможность произрастания водных растений).

Итак, в природе физические факторы действуют в комплексе, иначе, чем в лаборатории, да и сами животные в природе находятся в ином физиологическом состоянии.

Например, как выглядит карта ареала вида по допустимым значениям температуры, влажности и давления?

Ареал вида будет только там, где факторы выражены в зоне нормы. Кроме того, физиологические оптимумы всех факторов могут и не попасть в зону ареала.

В этом случае «экологическим оптимумом» (оптимумом ареала) будет участок земной поверхности, на котором хотя бы важнейшие факторы будут в наиболее благоприятных для вида нормах. Экологический пессимум — часть ареала с наименее удачным сочетанием факторов, хотя некоторые факторы могут быть представлены в оптимальных значениях.

Вывод: экологический оптимум не соответствует физиологическому оптимуму. Поэтому с экологической точки зрения безграмотно говорить «песец живет в экстремальных арктических условиях» или «фенек живет в экстремальных условиях пустыни». Это антропоморфизм: для песца условия Арктики оптимальны, а не экстремальны.

Обзор российских интеллектуальных журналов

[стр. 244—256 бумажной версии номера]

Преобладающим настроением российской интеллектуальной периодики 2019 года была тревога за настоящее и будущее, зависимость которых от плохо прогнозируемых процессов в разных сферах продолжает расти. Так, угроза военных столкновений обретает новый характер вездесущего и нормализованного фона культуры безопасности в условиях пространственно-временнóй диффузии «малых войн» (третий номер «Логоса»). Развитие нейросетей и машинного обучения ставит под вопрос уместность самого человека в мире нечеловечески возрастающей эффективности и дегуманизированного интеллекта («Синий диван»). Подрыв иерархичных систем знания и авторитетов отправляет индивидов на поиски собственных истин и искренних чувств, порождая состояние постправды («Художественный журнал»). Продолжающееся разрушение прежних связей и порядков природы и общества на фоне общей пассивности человечества заставляет обратиться к конструированию альтернативного Просвещения, темных экологий и поиску странной и даже ужасающей реальности за пределами научно-рациональной объективации (четвертый и пятый номера «Логоса»), а также к переосмыслению недавней истории границ между экологией и политикой («Ab Imperio»).

Война как состояние повседневности: новые войны и их этика

Номер «Логоса» (2019. № 3), посвященный исследованию форм современной войны, открывает программная статья Мэри Калдор о феномене новых войн. Это понятие прежде всего концептуальное, а не эмпирическое. По мнению автора, именно оно лучше всего описывает нынешние конфликты, их ключевая черта – нерегулярность. Калдор прослеживает историю нерегулярных войн со времен поздней античности и указывает их отличия от гражданских войн. После «холодной войны» для них стали характерны повстанческий и партизанский характер, активное использование мобильных технологий, медиатизация, моральный популизм, ориентация на дестабилизацию и ущерб гражданскому населению, распространение террористических методов ведения войны в отсутствие паритета сил, частное финансирование парамилитарных формирований, а также отсутствие четких пространственных и временных границ (с. 10–14). Естественно спросить, не становятся ли «новые войны» режимом существования в противовес событиям «классических» войн? Калдор считает, что речь должна идти о новой культуре безопасности.

Новые войны проще представить в виде утвердившихся социальных условий или системы: это своего рода милитаризованный беспредел, уже сменивший или сменяющий как управляемый капитализм, так и реально существующий социализм времен «холодной войны». Это система, в которой основным методом распределения ресурсов и расстановки политических сил является насилие, а не рынки и политика (в капиталистических системах) и не административные указания (в реально существующих социалистических системах). Она раздроблена и децентрализована, но в то же время встроена в международные схемы движения денежных средств, товаров, людей, а также в системы коммуникации.

Последнее свойство означает, что сети «новых войн» глобальны и в каком-то смысле, если продолжить тезис Калдор, составляют альтернативу не случившейся в классическом смысле Третьей мировой войне. По аналогии с понятием Фуко «микровласть» можно назвать это микровойной, вездесущей и стирающей классические оппозиции войны и мира, тыла и фронта, солдат и гражданских, солдат и наемников, противостоящих сторон (с. 22–23). Новые войны разворачиваются вокруг действий отдельных тел против других тел – партизан, боевиков, спецподразделений (друг против друга и против населения) – и потому тесно связаны с биополитикой. (Подробнее связь «новых войн» с процессами субъективации разбирает в своем тексте Федор Николаи.)

Герфрид Мюнклер предлагает еще одну характерную черту «новых войн» – криминализацию войны, подразумевающую, что полевые командиры превращают войну в свой бизнес (с. 183). Мюнклер добавляет историческую глубину анализу Калдор, рассматривая «новые войны» в контексте Вестфальского мирного договора (1648), якобы задавшего систему регулирования войны в международном пространстве. Те системы регулирования войны и мира, которые европейцы разрабатывали с XVII века, но сами никогда в полной мере не применяли в колониальных войнах на территориях Америки, Азии и Африки, не были обязательными и универсальными, а современные войны ведутся уже и вовсе без оглядки на принятые в Европе регуляционные системы (с. 182).

Своеобразным историческим обрамлением программной статьи Калдор в номере служат материалы, посвященные актуализации наследия классического мыслителя войны Карла фон Клаузевица. Здесь публикуется перевод его статьи – ответа Иоганну Фихте, пытавшемуся через обращение к Макиавелли осмыслить разгром прусских войск в 1806 году. Помимо прочего, этот текст интересен двумя тезисами. Во-первых, проводимой историзацией войны: она вписана в контекст своего времени и в нем обретает смысл и форму. Во-вторых, идеей зависимости боевого порядка от социального. Оба тезиса в расширенной форме раскрываются в статье Калдор и составляют важные опоры ее подхода к «новым войнам». Другими словами, хотя войны и изменились, подход к их изучению все еще многим обязан Клаузевицу.

Обстоятельный анализ его теории военного дела читатель найдет в статье редактора-составителя номера Егора Соколова. Он прослеживает влияние философов немецкого идеализма на этого теоретика войны и реконструирует изобретенный им релятивистский, историцистский и прагматический способ мышления о войне как сложном, изменчивом и не концептуализируемом до конца объекте (с. 76–80). Кроме того, интересен исторический экскурс в рецепцию учения Клаузевица в советской военной теории, прерванную репрессиями 1930-х (с. 83) и сведенную к набору деконтекстуализированных клише в 1960–1980-е (с. 90). Ряд сюжетов из книги Клаузевица «О войне» разбирает Грэм Харман. В свете заявленного Калдор переосмысления современных войн как режима, а не события интересна его аргументация в поддержку данного подхода (с. 40–41).

Дальнейшее обсуждение современных войн продолжается в контексте вопроса о справедливости и этике войны. Арсений Куманьков представляет обзор этико-философских концепций войны со времен античности до современной палитры подходов. Вероятно, наиболее интересной в этом ряду является теория справедливой войны, противостоящая политическому реализму. Теоретики справедливой войны исходят из того, что основным принципом международных отношений должен быть принцип невмешательства, но «война иногда необходима», если она может быть оправдана с точки зрения этики. При этом моральное обоснование дается не войне как таковой (она остается злом), но необходимости участия в ней и способу ее ведения (с. 112). К сожалению, автор мало говорит о прагматическом аспекте этой нормативной теории, однако упоминает, что она влияет на способы обсуждения войны в политике и на обыденном уровне. Примечательно, что в переходе от политического реализма к дискурсу моральности сыграли важную роль война во Вьетнаме и развернувшаяся в западном обществе бурная дискуссия, в ходе которой и начал формироваться этот нормативный подход (с. 121).

Тезисное изложение теории справедливой войны раскрывается в статьях ее теоретиков Майкла Уолцера и Джеффа Макмаана. Уолцер указывает на один интересный момент: в условиях медиатизации войн моральная забота о подвергающихся риску в военной зоне мирных жителях становится ресурсом, способным обеспечить поддержку населения воюющей стороны. Поэтому теория справедливой войны как источник языка описания приобретает особое значение, помогая конвертировать нравственность в легитимность (с. 125). В свою очередь Джефф Макмаан указывает на то, что эти нормативные теории не соответствуют современным войнам (с. 143) и требуют существенного пересмотра.

Темно, размыто и ужасно: поиски изнанки мира

Следующие два номера «Логоса» (2019. № 4, 5) под провокационным общим названием «Темный Логос» радикально меняют тему обсуждения и обращаются к «темным» интеллектуальным течениям современности. Учитывая разнообразие представленных течений, читателя, если он того пожелает, ждет захватывающий детективный поиск «темного» в каждом из них и каждый раз нового. Знаменитое высказывание Фуко стоит перефразировать: «всюду темно».

Например, в случае клинического психолога Джордана Питерсона – «темного интеллектуала», по выражению Артема Смирнова, – «темнота», вероятно, заключается в реанимации антиэгалитаристских тезисов, которые в прогрессивных сообществах маргинализированы как социально опасные и ложные. К ним относятся естественность неравенства, меритократических иерархий доминирования и «половой реализм», которые Питерсон доказывает при помощи некорректно переосмысленной эволюционной аргументации, а также переноса некоторых принципов из экономики и наукометрии в социальную психологию (№ 4. С. 10, 18). В его представлении «законы и силы, определяющие человеческое поведение, а также сам социальный порядок имеют внечеловеческое происхождение» (С. 22). Собственно, биолого-психологическое обоснование – например, путем проведения параллелей между лобстерами и людьми – уже имеющихся у аудитории сексистских представлений и стало залогом его популярности. Как указывает Смирнов, все это сближает Питерсона с альтернативными правыми в рамках американских культурных войн 2010-х.

Сходной темнотой, по мнению Алексея Апполонова, темен не менее консервативный философ Александр Дугин. Апполонов реконструирует его взгляды (редкий для критики Дугина случай!) и подвергает некоторые из его утверждений историко-философской критике. В данном случае «темнота» состоит в реанимации культурного партикуляризма с целью борьбы против модерного универсализма и отстаивания особой «русской философии хаоса» с присущим ей «темным Логосом». Центральная проблема этой затеи, как указывает Апполонов, в том, что Дугин опирается на западную критику Модерна, но игнорирует ее источник и контекст, из-за чего искаженно представляет Модерн, а волнующие его русские предстают радикально – а точнее карикатурно – архаичными (№ 4. С. 34).

После двух сеансов разоблачения «темных» предлагается погрузиться в философские поиски радикально иного Просвещения. Никита Сазонов во введении к блоку кратко очерчивает историю таких проектов и указывает на их концептуальные пороки (эту критику дополняет статья Рэя Брассье, направленная против «Диалектики Просвещения» Адорно и Хоркхаймера). Это подводит к рамке всего блока: искать «нечто, что никогда не тематизировалось в качестве “Просвещения” и схватывается новыми проектами только лишь фрагментарно – в качестве ресурса, но не темы» (№ 4. С. 52). Этому, впрочем, соответствует не более чем переключение внимания с того, что такое Просвещение, на то, как оно работает.

В сердце классического Просвещения – дискредитировавшая себя экономика света и расколдовывания. Что может быть альтернативой свету как механизму Просвещения? Сазонов предлагает как путь к иному Просвещению не-световой и гаптический принцип цвета. Разработка этого принципа и Процветания как альтернативы Просвещению представлена в экспериментальном тексте со множественной фигурой авторства «Семь фрагментов о цвете». Базовые различия и диапазоны, связанные с феноменом цвета, кладутся в основу альтернативной категориальной сетки знания. С ее помощью авторы анализируют существующие культурные и эстетические политики в уже существующем «фронте Процветания», например, глитч, хип-хоп и квир-политики.

В четвертом номере «Логоса» читателя наверняка заинтересует большой блок рецензий – не менее разнообразный, чем сам номер. Здесь есть книги об эпистемологии шума, о медицинской антропологии и о позиции аналитика в психоанализе. Впрочем, есть и скорее «темные» темы – модный в кругах молодых социальных теоретиков некроперспективизм из постделёзианской антропологии и литература ужаса.

Если «цветные» построения отменяют темноту темного как уникальную, то в другом блоке (в пятом номере «Логоса») темнота обнаруживается как размытость в контексте проекта темной экологии Тимоти Мортона – литературоведа и философа, выходца из объектно-ориентированной онтологии. Вкратце проект такого типа предполагает перераспределение агентности между человеком и всеми остальными сущностями в мире: перераспределение способностей действовать, познавать, испытывать аффекты. Начавшись как онтология, он во многих случаях (в том числе в случае темной экологии) переходит в этику и политику: Мортон тематизирует всеобъемлющую солидарность людей и «нечеловеков» (№ 5. С. 61–63). Правда, сам Мортон рецептов действия для такой цели не дает и отсылает к искусству в поисках такого опыта сосуществования. Его проект, как признает в предисловии редактор блока Александр Вилейкис, остается только набором метафор:

«[Данный блок статей – ] попытка пересобрать его проект (сохранив базовые теоретические и этические интуиции) таким образом, чтобы он был применим к миру повседневности, а не только к объектам, прошедшим тщательный предварительный отбор. Именно поэтому речь идет об этике размытого мира, а не о темной экологии, которая здесь выступает объектом интереса» (№ 5. C. 3).

Речь идет о синтезе постструктуралистской онтологии и литературоведения, потому проект, несмотря на отсылку к экологии, сильно завязан на письме и работе с текстами. Этому аспекту посвящены статьи Степана Козлова и Алексея Воронкова. Козлов, используя мультиперспективистскую оптику, анализирует самостоятельное функционирование метафор в письме Мортона, его ограничения и показывает внутри этого письма пространство сосуществования и конфликтов разных серий метафор (органических, антропогенных, механических). Воронков соотносит темную экологию с деконструкцией и пытается показать, что она по сути является переносом аксиоматики Деррида из мира текстов («за пределами текстов ничего нет») в мир объектов через понятие Другого как иного (№ 5. С. 50).

Полина Ханова продолжает исследование возможностей философии Мортона и применяет его подход к городу, описывая «темную» (странную, жуткую, нестабильную), то есть вытесняемую, сторону города и классических текстов урбанистики. В свою очередь Даниил Аронсон возвращает обсуждение в орбиту экологии и, фиксируя фундаментальную неопределенность знания о климате, заявляет проект построения политической теории, исходящей из интуиций темной экологии. В его ядре установка на сосуществование с неопределенностью, а не ее заранее безуспешное устранение любой ценой, отсюда главная проблема – как помыслить политическое действие в мире неопределенности.

Завершает сдвоенный номер «Темный Логос» блок статей, посвященных литературно-философским исследованиям ужаса. В отличие от темной экологии, это тема с долгой и весьма разветвленной историей, большая часть которой, как показывает Бен Вудард, прошла под знаком вытеснения, инициированного Кантом.

Обсуждение ужаса открывает размышление Дианы Хамис. Она тематизирует опыт ужаса, отталкиваясь от идей Леонида Липавского, и предлагает типологию такого опыта. В ее основе лежит идея, что в ужасе нарушается привычное разграничение вещей и себя (№ 5. С. 138). Этот пограничный характер ужаса Алексей Салин использует, чтобы ни много ни мало построить свой вариант феноменологии, наконец воплощающий призыв Гуссерля «вернуться к вещам». Отталкиваясь от тематизации ужаса при помощи идеи насыщенного феномена Мариона, эта феноменология, по мысли Салина, преодолевает ловушку корреляции сознания и мира (№ 5. С. 152).

Но о чьем ужасе идет речь? Очевидно, что не о переживании, испытываемом реальными людьми, поскольку в таком случае такая феноменология обращалась бы в тривиальную спекуляцию, поскольку чаемый выход за пределы корреляции попросту не регистрируем феноменологически. Дело проясняет статья Грэма Хармана, который тематизирует ужас, опираясь на свою объектно-ориентированную онтологию, Гуссерля и литературу ужаса, в частности, Лавкрафта. Ужас (точнее, теперь уже weirdness) оказывается эффектом самой структуры объектов, наполняющих мир (№ 5. С. 188). Этот мотив подхватывает Бен Вудард, также обсуждающий тексты Лавкрафта, а также Лиготти. В его интерпретации образы первого указывают на ужас неустранимости сознания (идея, близкая «дневному» ужасу безысходности бытия Левинаса), а второго – на ужас неоформленной материи. Если Салин ищет выход к внешнему по отношению к сознанию в философской работе с его феноменами, то Вудард считает, что инспирированная Кантом философия не способна на такой выход и философии следует забыть Канта и двигаться навстречу литературе ужаса (№ 5. С. 220).

Правда постправды

Новый номер «Художественного журнала» (2019. № 109) посвящен состоянию постправды и отношению между ним и искусством. В 2016 году оно было объявлено Оксфордским словарем английского языка словом года. Его наиболее популярный смысл – «ложь, которая воспринимается в качестве правды даже после того, как была разоблачена в качестве лжи» (с. 66), – оказывается предметом критики большинства авторов номера, сходящихся скорее в том, что это «полуправда» или «полуистина».

Артемий Магун констекстуализирует бум употребления этого термина в 2016 году в США и предлагает свою версию причин наступления названного так состояния общественной сферы. Магун приходит к выводу, что скорее всего скандальность постправды связана с посягательством на эмпирические факты, причем рычагом их переворачивания служат подверженные манипуляциям эмоции. Такая стратегия манипулирования зародилась еще в XVIII веке в рамках сентиментализма, но это не постправда как отказ от правды, а «недоверие к истеблишменту и валоризация истины аффекта» (с. 56). На смену «диффузному цинизму» и скептицизму пришел запрос на «новую искренность», и он изменил модальность отношения к фактам.

«Общество экзистенциальной открытости и сопереживания предстало самому себе как кризис факта, падение объективности – как постистина» (с. 57).
«Речь идет о кризисе идеальных структур современного мира (та же демократия, трудовая мораль, прогресс, научная картина мира), которые все хуже обеспечивают себя хоть какой-нибудь повседневной реальностью, содержат все меньше исторической рефлексии, все больше ритуализируются» (с. 58).

В свою очередь Николай Смирнов связывает возникновение ситуации постправды с крахом экспертизы и перепроизводством знания вследствие разложения модернизма, деколонизации знания и последующего умножения голосов. Правда, он тут же заявляет, что «объем незнания сильно превышает объем знания», а доступ к знанию затруднен, поэтому следует говорить об «обществе незнания» и «экономике незнания». Это ситуация постправды, когда в многоголосице противоречивых мнений субъект должен оперативно принимать решения и, опираясь на случайные констелляции различных точек зрения и интуицию, делать свою «ставку» в попытке спекулятивного предвосхищения будущего (с. 42).

Поскольку каждый сам себе эксперт, по мнению Смирнова, возникает фигура художника-исследователя и растут как на дрожжах акции междисциплинарного знания. Сочетая научный дискурс с псевдонаучными и просто фиктивными построениями, такие художники якобы освобождают репрессированные «научной рациональностью» фикции и воображение:

«Только в форме фикции можно переигрывать историю, давать голос и возможность осуществления ее нереализованным, альтернативным путям, извлекать на свет репрессированные исторические нарративы и вновь придавать им энергию потенциальности» (с. 44).

Иллюстрацией этой роли фикций у Смирнова становится сюжет альтернативной истории о государстве Тартарии, «“народный” некритический вариант постколониальных художественных фикций» (c. 47). К сожалению, автор не обсуждает модальность отношения авторов и сторонников теории о Тартарии к этому нарративу: верят ли они в нее, и что это за вера, или же вполне осознают его «сделанность». Эту тему на материале концепций веры в прошлое и свидетельствам прошлого развивает Хаим Сокол.

Отметим весьма содержательный диалог Станислава Шурипы и Ильи Будрайтскиса, которые придерживаются иного, чем Смирнов, взгляда и на истоки постправды, и на задачи искусства в связи с ней. Шурипа отмечает коллективный и технологический исток постправды:

«Ложь бывает индивидуальной, а постправда всегда коллективна. Это информация, в которую потребитель хочет верить, даже если она сомнительна или откровенно лжива. Главное – соответствие определенной картине мира. Желание верить исходит из глубин воображаемого; поэтому постправда обычно и связана с производством идентичности. Постправда – плоть от плоти глобальных коммуникационных сетей» (с. 65).

По-видимому, эти сети постоянно возникают и распадаются, ведь у постправды «короткий срок хранения; ее мир – одноразовый» (с. 67). Она не предполагает ни ответственности, ни «любых элементов присутствия других, которые связаны с историей и собственной публичной репрезентацией» (с. 69).

Будрайтскис отмечает, что рациональная дискуссия в упадке, ее смела ничем не сдерживаемая субъективность, находящаяся в неизбежно эмоциональном «поиске вер или истин». Коррелятивно ей возник «рынок завершенных образов реальности». Но важнее то, что постправда активна и выступает актором процессов:

«Постправда представляет собой практическую истину – идею, которая не просто требует нашего вовлечения, но предполагает активное участие каждого в качестве необходимого элемента собственного осуществления. Это действующий миф, который становится ключевым актором социальных фактов, и сама категория постправды создана для того, чтобы сдержать его натиск. Понятие постправды – это идеологический арьергард, функция защиты» (с. 66).

Ситуация постправды неприемлема (Будрайтскис не видит в ней освободительного потенциала), но и призывать вернуться к рациональности и дисциплинировать эмоции невозможно. Куда в таком случае двигаться? И как без обращения к авторитарной власти возможно консолидированное действие в условиях дробления истин и множества верований? Ответ только предстоит найти, но, по мнению беседующих, как минимум необходимо выдергивать индивидов из самодовольства индивидуальностью, вызывать и поддерживать беспокойство за дурные обстоятельства других и за собственную недостаточность, и ключевую роль в этом может сыграть искусство (с. 73). Однако Будрайтскис тут же выражает сомнение в реализуемости этой задачи художниками, так же попавшими под влияние постправды и императива индивидуальности. В этом он радикально расходится с оценкой Смирнова, считающего это новое веяние среди художников способом критики и эмансипации подавленного «научной рациональностью». Еще радикальнее его расхождение с Натальей Серковой, подвергающей критике недоброжелателей постправды:

«Возможно, отказ от истины сегодня является единственным продуктивным средством, позволяющим осуществлять проектную работу в поле искусства или любом другом. Возможно, для того, чтобы работать, нам всем придется смириться с тем, что истина сегодня умеет и хочет оборачиваться своей противоположностью» (с. 94).

Впрочем, как и всегда, «Художественный журнал» не ограничивается заявленной темой и предлагает ряд других интересных материалов. Например, статья Питера Осборна посвящена выяснению отношений между историческими категориями Нового времени и современности:

«Основное отличие масштабированной на глобальный уровень современности от темпоральности глобального Нового времени в том, что последняя отображает коллективный субъект высказывания (рикёровское “наше Новое время”), “который ею полнится” […], в то время как транснационально разъединяющий код глобальной современности находит отображение во множестве субъектов, создаваемых связанными временным кодом отношениями пространственных различий в пределах времени, когда осознается сосуществование: “современное как таковое”» (с. 37).

Этот вывод Осборна косвенно подтверждает предположения Магуна и Будрайтскиса: да, постправда мимолетно объединяет индивидов, но сначала они должны были подвергнуться разъединению.

Кому жить? Нейросети наступают

«Синий диван» (2019. № 23) продолжает обсуждение актуальных философских подходов. Но если «Темный Логос» был посвящен радикальным философиям, либо дистанцирующимся от объективирущего научного подхода, либо открыто противопоставляющим себя ему, то, по словам редактора «Синего дивана», авторы журнала придерживаются позиции, что «философия сегодня не может не считаться с данными естественных наук». Новый номер посвящен «проблемам, которые ставит внедрение нейросетей в повседневную жизнь, а также последствиям их дальнейшего и быстрого распространения». Акцент сделан на новых подходах к объяснению способности нейросетей к самообучению и самокоррекции, благодаря которым те «начинают буквально жить собственной жизнью» (с. 3).

Разумеется, философское обсуждение нейросетей не могло не начаться с тематизации сетей как таковых, чем теория с переменным успехом занимается последние несколько десятилетий. Александр Гэллоуэй и Юджин Такер сразу поднимают градус теоретизирования. Нечеловеческие аспекты сетей принуждают мыслить сети в терминах организующих мир стихий досократиков. Поэтому в анализе сетей предлагается перейти на уровень «битов и атомов». Масштабу сетей авторы приписывают фрактальность, из-за чего «что-то определенно не так с такими сферами, как сетевая наука и новые формы визуализации данных, когда предпринимаются попытки изобразить сети и всецело ими управлять» (с. 17). Такая критика актуальных методов естественных наук при помощи натурфилософски переинтерпретированной математической идеи фрактальности вызывает сомнение попросту неявным следованием печально известному «практика не соответствует теории – тем хуже для практики». Впрочем, этот экскурс мало что дает для понимания центральной темы номера, поскольку нейросеть сетью в собственном смысле слова не является (с. 39).

Другой неизбежный пункт философской рефлексии – капитализм, его нетривиальную связь с нейросетями и искусственным интеллектом обнаруживают Даниил Аронсон и Игорь Воронцов. Прежде всего, считают авторы, нейросеть по ряду признаков (децентрализация, способность обучаться) похожа на капитал (с. 20), поэтому следует попытаться смоделировать капиталистическое производство на простейшей нейросети, два слоя «нейронов» которой соответствуют производителям и товарам, а внутренние процессы – экономическим (с. 23). Подобие весьма условно, и модель многое упускает, признают Аронсон и Воронцов, но она позволяет денатурализировать операции капитала. Правда, не вполне ясно, как именно то, что торговец, меняя бизнес, «может перепрограммировать элементы системы, потому что может выключаться из нее и воздействовать на нее извне», обосновывает этот, несомненно, важный тезис. Во второй части статьи авторы приступают к философскому осмыслению работы маркетинговых алгоритмов социальных сетей и выдвигают концепт «глубинного народа 2. 0», образуемого сетевыми структурами (с. 29).

От инструментального использования идеи нейросетей дискуссия перетекает к их эмансипации. Машины часто демонизируют, опасаясь, что однажды они станут слишком живыми и слишком разумными. Денис Шалагинов и Евгений Кучинов критикуют такой анимизм и ищут ему альтернативу, которая позволила бы осмыслить гипотетическую одушевленную машину и ее место в космосе. «Дисциплинарный смысл машинного обучения в конечном счете именно в том, чтобы вымуштровать в машине “правильную” (то есть послушную) душу и отбраковать ту, что не демонстрирует послушания». Этому авторы противопоставляют «техноанархичность» – «концепт души, которая не распространяется из какого-то центра одушевления (человек, государство, корпорация), но присутствует повсюду, везде, без исключения» (с. 44).

Но что, если все обстоит ровно наоборот и пресловутая одушевленность, сегодня являющаяся синонимом наличия сознания, не то, чем следует наделить всех, руководствуясь ностальгией по старому, антропоцентричному, миру, а то, что должно быть устранено? Если сознание сводится к работе нейронных сетей мозга, то не является ли человеческий субъективный опыт (самосознание) не более чем рудиментом, и искусственные нейросети, лишенные его, – это шаг вперед? Этому вопросу посвящена статья Кирилла Мартынова. Он показывает, что в решении конкретных задач искусственный интеллект уже сделал универсальный разум человека устаревшим, так что разработчики ИИ уже создали реальность, чуждую всей предшествующей интеллектуальной культуры (с. 82). Нейросети и машинное обучение успешно справляются в том числе с эмоциями и творчеством, которое считалось сугубо человеческим делом. Интеллект, таким образом, дегуманизируется, лишаясь сознания, идентичности, языка и опыта, и работает на недоступном человеку уровне сложности. Это ставит ряд сложных вопросов о том, как могло бы выглядеть гибридное общество из машин и людей и какое место достанется людям в этой новой вычислительной культуре? Ответ на них потребует разработки постчеловеческой, неантропоцентрической эпистемологии, по мнению автора.

Катрин Малабу не идет так далеко в прогнозировании будущего. Предпочитая оставаться с проблематичным настоящим, она ставит политический вопрос в связи с нейронными сетями мозга иначе: возможно ли найти ресурс сопротивления биовласти в структуре самого живого? Ход вытекает из исторически произошедшего стирания границы между политическим субъектом и живым субъектом. Он требует переопределить сложившееся в континентальной философии превосходство символической жизни над жизнью биологической, при котором первая придает смысл последней, а тело выполняет не более чем функцию связки (с. 49–50). Иными словами, за «телом» и «голой жизнью» необходимо увидеть несводимую к набору функций «открытую структуру, где пересекаются множественные режимы передачи памяти и наследия», определяемую эпигенетикой и клонированием. Терапевтическое и репродуктивное клонирование открывают посредством манипуляций со стволовыми клетками перспективу возврата к состоянию до различения, то есть возвращения клеточных потенциалов, которые были у примитивных животных – бесполому воспроизводству и регенерации. Малабу трактует это как актуализацию «памяти изгладившихся в нас живых существ», открытие в человеческом дочеловеческого, превращаемого технологиями в постчеловеческое (с. 57–58).

Она так и не дает ответа на вопрос, как эти перспективы (перепрограммирование геномов без модификации генетической программы; замену тела целиком или по частям без пересадки или протезов; идею себя самого как источника воспроизводства) приближают нас к биологическому сопротивлению биополитике. Конечно, будучи реализованы, они, вероятно, подорвут порядки семьи и идентичности, но, не предлагая особого решения, Малабу сталкивается с критикой, обычно адресуемой разного рода трансгуманизмам. Например, легко представить себе превращение этих технологий в биовласть, когда регенерация не только продлит жизнь, но и потенциально продлит до бесконечности пытки.

Авторы номера обсуждают нейросети в разных контекстах. Если Роберт Бёрд диагностирует изменение визуального медиума в свете внедрения нейросетей, то Михаил Куртов проводит аналогии между машинным обучением и алхимическим деланием, а Дмитрий Тестов осмысляет работу визуального алгоритма «Deep Dream» в призме учения Грегори Бейтсона. Разнообразие подходов к тематизации нейросетей наводит на мысль, что Мартынов в своем императиве прав и философии еще предстоит найти формы мышления, способные справиться с дегуманизацией интеллекта – если, конечно, раньше этого не сделает алгоритм.

Борьба за природу в центре и на периферии

Номер «Ab Imperio» (2019. № 1) «Контакты и размежевания в имперской ситуации» посвящен «проблеме соответствия реальности многоуровневого разнообразия дискурсивной “карте” социального порядка» (с. 19). Доминирующие культурные и политические дискурсы определяют, как проводятся разнообразные границы, в том числе между природой и обществом, а значит – и между экологией и политикой. Значительная часть материалов номера освещает именно этот ракурс темы на материале истории позднесоветской природоохранной деятельности.

В 1960-е в СССР формируются самостоятельная экологическая повестка и движение. До того экология была подчинена политике, а «природа» в коллективном воображаемом – «хозяйству» и его задачам, что иллюстрирует кейс Анны Олененко. Она исследовала строительство Каховской ГЭС в 1950-е годы в целях ирригации засушливых степных районов для повышения их сельскохозяйственной производительности (с. 126) и последовавшее за строительством затопление заливных лугов в пойме Днепра. Это затопление имело тяжелые экологические и психологические последствия (это место связано с Запорожской сечью), и сегодня вписывается в исторический нарратив подавления украинскости в период сталинизма (с. 147). Однако Олененко показывает, что инициатива строительства исходила от украинских руководителей, а наибольшую обеспокоенность возможными последствиями проявляли как раз московские специалисты, хотя и те и другие не видели «природу» отдельно от «хозяйства». Сходная конфигурация озабоченного экологией центра и нацеленной на агрессивную эксплуатацию периферии вырисовывается в исследовании Алана Ро, посвященном преимущественно истории природного парка «Югыд ва» в Республике Коми. Здесь Москва выступила на стороне местных экологов в их споре с республиканскими властями. Таким образом, кейсы Олененко и Ро проблематизируют расхожее отождествление экологического и национального «нативизма».

Другой популярный нарратив гласит, что экологическое движение в условиях авторитарных обществ – это преимущественно неявная политическая мобилизация, например, националистического толка. Статья Кати Дозе опровергает это. Результаты ее исследования армянского движения против промышленного загрязнения окружающей среды показывают, что экологическая повестка являлась самостоятельным фактором общественной мобилизации, а не суррогатом объявленного вне закона национализма: развитие и легализация национальных движений, а также смена власти не прервали экологическую мобилизацию, поддержанную реальностью плохой экологической ситуации.

Согласно распространенному представлению, инициатива экологического движения принадлежала общественности, выступавшей против безответственной эксплуатации ресурсов государственными монополиями. Но Елена Кочеткова на материале истории целлюлозно-бумажного комбината на Байкале в 1960-е годы показывает, что природоохранной деятельностью занималась не только оппозиционная общественность (прежде всего интеллигенция). Отраслевые «системные» инженеры и научные работники так же были заинтересованы во внедрении современных технологий очистки стоков и продвигали их через публичное обсуждение, разработку технологий, научно-производственные исследования и публикации. Такая установка вписывалась в оптимистическое мировоззрение индустриальной модерности и была неотделима от идеала наращивания производства.

Другой ракурс «контактов и размежеваний» – контроверзы вокруг государственной границы – в частности, границы Российской империи. Александр Турбин раскрывает их на примере границы малонаселенного Дальнего Востока во второй половине XIX века, которая существовала преимущественно как дискурсивное образование. Дело в том, что обсуждение режима беспошлинной торговли, установленного здесь в 1862 году, велось преимущественно в плоскости политических задач (проблем безопасности края, его колонизации «русским» населением и задач имперской экспансии в Азии), а не экономической целесообразности (с. 48), что поддерживалось усилиями русских националистов, мечтавших об однородном населении и четких границах. Вследствие этого режим в скором времени перестал работать. Дискурсивная сфера, другими словами, заслоняла реальное многообразие и сложность взаимодействий на границе, рационализация имперского опыта затушевывала его (с. 49).

Редакторы номера, обобщая урок этих исследований, релятивизируют изучаемую историком реальность относительно исторически заданного наблюдателя:

«Имперская ситуация многоуровневого разнообразия в значительной степени оказывается структурированной “эффектом наблюдателя” (в смысле “копенгагенской интерпретации” Нильса Бора и Вернера Гейзенберга). Именно от господствующего восприятия (картины мира, нарратива) зависит, будут ли интерпретированы существующие различия как основа конфликта или кооперации […] сделанный выбор становится новым фактором реальности и начинает влиять на дальнейший ход событий. Эту динамическую природу социальной реальности необходимо учитывать историкам, которые и сами участвуют в ее формировании как активные наблюдатели» (с. 23).

Александр Кынев: «Львиная доля тех, кто протестует — не за Навального. Это коллективный голос, который говорит: «Хватит!»

Опубликовано: 13 февраля 2021, 17:15 | Служба новостей ТюменьPRO

Много чего произошло и происходит в России в последние недели. И никого эти события не оставляют равнодушными. Зачем это все и куда приведет? Почему региональные протесты — это не про Навального? Как Путина может «утопить» «Единая Россия»?  Чем Россия не похожа на Белоруссию и похожа на Аргентину   и почему Тюмень в политической повестке — особый случай? Об этом — в эксклюзивном интервью политолога Александра Кынева для «Тюмень PRO».

Александр Кынев — учёный-политолог, специалист в области региональных политических процессов России и стран СНГ, исследований партийных и избирательных систем. Кандидат политических наук. 

— Александр, интересна Ваша оценка состоявшихся несогласованных митингов в январе, особенно региональных. Как вы это расцениваете, в какой степени это всё про Навального? Зачем люди выходили?

— Это кумулятивный эффект. Никогда не бывает так, чтобы у какого–то  политического события была одна причина, Это всегда и везде констелляция.   Поэтому очевидно, что протесты, которые мы наблюдали 23-го, 31-го (января), думаю, будем наблюдать дальше по разным поводам. Это следствие, во-первых, социальной депрессии и ухудшения качества жизни людей  в последнее время. Это отсутствие каких бы то ни было позитивных ожиданий от будущего. Потому, что когда ожидания есть – можно потерпеть. Но когда люди понимают, что перспектив нет, ситуация непрерывно ухудшается, а действия власти – и это очевидно – ничего толком не меняют, плюс происходит символическая делегитимизация этой власти, получается такой результат.

Главный смысл фильма и расследования (о «дворце Путина»), которые увидело большинство — это демонстрация двойных стандартов. Ничто так не возмущает людей, как двойные стандарты. Это такая демонстративная ложь, демонстративная несправедливость. И Навальный здесь – просто повод. Понятно, что львиная доля тех, кто протестовал и протестует – вовсе не за Навального. Они вышли по причине, что так жить нельзя, и они хотят увидеть какой-то просвет. Это такой коллективный голос, который говорит: «хватит!». Так к этому и надо относиться. Потому что очевидно: ни география протестов, ни масштаб никак не коррелируются со штабами Навального от слова «совсем». Штабов   Навального меньше 40-ка, в половине регионов их вообще нет. А количество городов, где прошли акции, в разы превышает количество штабов Навального. Они здесь ни при чём абсолютно. Тем более, все они так или иначе были задержаны, арестованы, были под давлением, и они физически не могли принимать участие во всей этой организации. Поэтому это общественный процесс, общественная волна. Это и вызывает такую истерию. Если бы было дело только в Навальном, власть бы такой истерики не устраивала. Она не знает с какой стороны под это всё зайти. И неадекватность реакции ситуацию нисколько не улучшает.

Когда власть вывела Росгвардию и ОМОН массово на улицы, она показала, что она разговаривать с людьми не будет. А это не что иное, как публичный разрыв общественного  контракта, который существовал какое-то количество лет. Власть признала, что никакого путинского большинства больше нет, и нет никакой электоральной легитимности. Потому, что когда у власти есть мощная легитимность, полученная на выборах, ей Росгвардия не нужна. Это обозначилось уже в прошлом году, когда ради обеспечения итогов плебисцита 1 июля они были вынуждены пойти на  экстремальные меры по организации явки – это семидневное голосование, голосование «на пеньках». Вот тогда уже обозначился этот «тренд» — от электоральной легитимности к силовой. А сейчас происходит завершающая фаза, когда власть публично сказала: «мы опираемся на силу».

А поскольку изначально сплочение элит вокруг Путина было обеспечено рейтингами, то в таких условиях, как сейчас, такой рейтинг сохраняться не может. Это невозможно. Никто никогда не будет любить того, кто тебя унижает. Росгвардия – это унижение людей, демонстративное попрание всех норм права – это унижение людей, демонстративные двойные стандарты – это тоже унижение. «Пир во время чумы», когда люди еле-еле сводят концы с концами, а власть не знает как объяснить происхождение богатства – это двойные стандарты – тоже унижение. Так что Навальный – повод, и будут другие.

Как показывает опыт авторитарных режимов, арест, посадка одного лидера не решает проблем. Проблемы не в Навальном, ещё раз подчёркиваю. Сейчас они начали давить на Бондаренко (депутат Саратовской облдумы, автор YouTube – канала «дневник депутата»), несомненно сейчас раскрутится фигура Бондаренко до федерального уровня. И такие люди ещё появятся. Знаете, это как Змей – Горыныч, одну голову ликвидируют, из неё 2 вырастают. В этом смысле процесс пошёл и он уже точно не остановится. Остановить его таким (силовым) образом ни в одной стране мира не удавалось. Наоборот, всё это ускоряет процесс. Это не срабатывает как заслон, это – катализатор. И то, что они делают сейчас – ускоряют процесс.

— Николай Бондаренко недавно был в Тюмени, собрал большой стихийный «митинг», и в интервью сказал, что готов объединиться хоть с Навальным, хоть с другой  здравомыслящей силой,  которая сегодня  в оппозиции власти. Но  руководство его партии как раз не разделяет поддержку Навального.  А верите ли вы в то,  что все так называемые оппозиционные  силы на каких-то условиях смогут договориться  и в итоге привести хотя бы к честным выборам, вы верите в это объединение?

— Нет,  но этого  никогда не было, и не будет. Бывают краткосрочные перемирия, когда все понимают, что не стоит нападать друг на друга, иначе «сожрут» всех. Такое понимание у части этих сил есть. Но надо сказать, что и внутри власти, и внутри партий, существует внутренняя борьба. У той же КПРФ есть внутренняя борьба между старой номенклатурой и молодым поколением. Даже в регионах, внутри обкомов это есть, когда есть какой-нибудь секретарь пожилой, и есть какой – то молодой представитель. Вот в Тюмени, не знаю, как сейчас, но коммунисты всегда были слабые, очень возрастные. Я  помню у вас Казанцева была, но она хоть что-то для партии делала. В ХМАО, например КПРФ – вообще номинальная и крайне слабая. Была и осталась. На Ямале пришлось «выписывать» Кукушкину из Екатеринбурга, чтоб хоть какая – то работа была, потому, что местных совсем никого не было. В этом смысле с Тюменью и округами всегда было тяжело, потому, что нефтегазовая вертикаль она не очень способствует развитию партий в принципе. И когда людям приходится выбирать между работой и деньгами и собственным мнением, они выбирают работу и деньги. Поэтому Тюмень – особый случай.

-Сейчас идёт давление особенно на молодёжь, вы это видите, и 31 – го мы в Тюмени увидели результат. Как вы думаете, силовыми методами удастся свести «на нет» протестные настроения, которые мы сейчас видим, получится?

— Нет, не получится. Не то время, не та эпоха. Будут «гадить исподтишка», а это ещё хуже. Во – первых, это вызывает симпатию к протестующим, исторически сложилось, общество на стороне тех, кого бьют. А не на стороне тех, кто бьёт. И это «плевок в лицо» общественному мнению и он для власти хорошо не кончится. Сейчас идёт некое накопление, и в какой – то момент оно просто обрушится. И то, что они делают сейчас – уничтожение оставшегося рейтинга Путина. А если он ещё и  список «Единой России» возглавит, он поставит в один ряд себя с силовиками, тунеядцами и карьеристами, которых туда набрали, и таким образом скажет: «я такой же, как они».

Бывает же по-разному. Когда у вас высокий рейтинг, вы можете кого – то «вытащить», но когда вы сами «падаете», то всё наоборот. Поэтому Путин в списке «Единой России» не вытащит никакого списка, а уничтожит себя до конца. Это надо понимать. При этом массовой поддержки нет, а элита – тоже не в вакууме находится, она тоже понимает, что происходит. И это будет сильно ускорять внутренние процессы, конфликты, со всеми вытекающими последствиями. И риски «дворцовых  переворотов» могут реализоваться по разным сценариям. Не обязательно кого-то табакеркой по голове. Тот же ГКЧП – один из вариантов  или операция «преемник» — тоже вариант «дворцового переворота». На самом деле вариантов смены одного лидера на другого достаточно много. Например, военная хунта в Аргентине, прежде, чем окончательно проиграть выборы, 5 или 6 раз меняла председателя. Так же было и в Бразилии, меняли лидеров, но закончилось тем, что всё равно власть потеряли. Возможно, у нас будет что-то похожее. Какой точно будет сценарий вам никто сейчас не скажет. Но совершенно очевидно, что в современных условиях долго находиться в состоянии истеричной мобилизации не получится.

-Что вы думаете о «безлидерном» протесте? Скептики говорят: у них нет лидера, нет программы, это не будет иметь никакого результата. А мы видим, что и потенциальных лидеров пытаются устранить. Вы верите в гражданскую активность без лидеров, точнее в результат?

—Сразу скажу: с Белоруссией не стану сравнивать. В белорусской системе вообще ничего нет. Там вакуум. Лукашенко уже в 90-е выбрал путь совершенно другой: отсутствие политических партий, отсутствие парламентских дискуссий, парламент декоративный, там даже институтов нет. У нас хотя бы «спящие» институты есть, а там – никаких. Поэтому там всё сложнее. Попробуйте в вакууме что – нибудь создать. У нас есть какие – то просто – структуры, пускай с оговорками, со строй номенклатурой типа Зюганова, Миронова, Жириновского, но есть. Там даже этого нет.

У нас система гораздо более сложная, в ней есть сильные самостоятельные «игроки». У нас есть крупные корпорации, крупный бизнес. В Белоруссии нет независимого бизнеса, олигархов, никогда не было. Там был всегда только Александр Григорьевич и вокруг пустыня. И кроме того, мы живём в эпоху Интернета. Поэтому сколько бы в штабах (Навального) не арестовывали, всё уйдёт в онлайн. Интернет они отключить всё равно не смогут. Это утопия, ничего не получится. А учитывая, что проблемы внутри (власти) большие, конфликты будут, значит, будут выплески нового компромата, и они будут «жрать» друг друга. Люди будут выходить по каждому новому поводу, а поводы будут обязательно. Кто знал, что будет Хабаровск, Башкирия, Архангельск? А поскольку система принятия решений неэффективна, в ней нет никакой критики, внутренней аналитики, значит, ошибки неизбежны. То есть прорывать точно будет, но мы не знаем где это случится.

— Ну и последний вопрос: акцию, анонсированную на воскресенье, многие считают несерьёзной. Даже сторонники обвиняют штабы в «сливе» протеста. И какого эффекта можно ожидать?

—А эффект уже есть. Истеричная реакция власти – уже эффект. Акцию, в принципе, можно уже и не проводить. Уже добились информационного максимума. Изначально, мне кажется, акция имела 3 цели. Первая – информационная, она уже достигнута, второе – показать людям, что работа продолжается, дать сигнал, что штаб работает, третья – дать сигнал обществу, что протест никуда не делся. Он ищет другие формы. В принципе, всё выполнено. У власти просто истерика. А когда у человека истерика – он никого не слышит и принимает неадекватные решения.

Беседовала Марина Кильян

Рубрики: Алексей Навальный, Интервью, Общество, Политика, Страна и мир. Метки: Алексей Навальный, Митинги в поддержку Алексея Навального, Николай Бондаренко, Новости Тюмени, Новости Тюменской области, политолог Александр Кынев, протесты в России.

Рейтинг новости:

Информационное агентство «ТюменьПро»: Актуальные новости, аналитика, исследования, рейтинги Тюмени.
Публикация материалов возможна только с указанием обязательной ссылки на источник: www.tumenpro.ru
Свидетельство о регистрации СМИ: серия Эл № ФС77-50495 от 11.07.2012,
выданное Федеральной службой по надзору в сфере связи,
информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Учредитель ООО «Региональное рейтинговое агентство». Все права защищены © 2021

Отправить страницу другу

Констелляция в психологии и астрологии, определение

Констелляция – сложное понятие, которое подразумевает под собой расположение и взаимосвязь определенных факторов. Здесь можно говорить о стечении обстоятельств, совпадении, влиянии, взаимодействии и пр. Обычно констелляция – термин, используемый в астрологии. Однако и в психологии нашлось ей применение.

Интернет-журнал psytheater.com выделяет несколько понятий термина «констелляция», о которых будет рассказано в данной статье. Привычное понятие констелляции – это взаимное расположение небесных тел, что используется в астрологии. Часто данное знание применяется в предсказании будущего человека. В зависимости от времени, даты и места рождения, рассматривается положение звезд в данный момент, чтобы понять, каким человек будет и что его ожидает. Кто в такое влияние верит, тот неплохо зарабатывает и даже живет по предсказаниям звезд.

В экологии констелляция воспринимается как взаимодействие двух и более факторов. Каждое явление, существо, предмет живет и происходит само по себе. Однако при столкновении и близком расположении они влияют друг на друга, взаимодействуют, формируют единое целое. То же можно говорить о человеке. Он может существовать отдельно от остальных. Но он все равно формирует систему, где на него влияют и где он влияет на остальных.

К примеру, взаимодействие температуры и влажности воздуха создает погоду. А появление живых существ в одной области приводит к появлению других видов живности.

Что такое констелляция?

Констелляция – это многогранное понятие. Рассмотрим его более детально. Констелляция – это стечение обстоятельств, которое может быть удачливым или неудачливым. Нередко используется в науке по достижению целей.

Как достигать целей, независимо от текущих обстоятельств? Ведь многие люди останавливаются на полпути лишь потому, что видят, как жизненные обстоятельства не поддерживают их в этом деле. Замечая трудности и возникающие проблемы, человек опускает руки, отказывается от своих целей, словно подчиняется голосу обстоятельств: «Не иди туда!». Но как, несмотря на какие-либо обстоятельства, не опустить руки и все-таки достичь желаемого?

Обстоятельства даются не для того, чтобы опускать руки и отказываться от цели, а чтобы вы поняли, что ваши поступки не уместны в достижении именно этого желания. Не всегда одно и то же средство помогает при разных болезнях. Не всегда одно и то же действие приносит пользу в различных обстоятельствах. К примеру, одного собеседника ваша улыбка будет умилять, а другого – раздражать. Это еще не значит, что ваша улыбка – хорошая или плохая. Просто одному человеку она нравится, а другому нет. И если вы хотите общаться с обоими собеседниками, то в присутствии одного улыбайтесь, а в присутствии другого не улыбайтесь. Вот и все.

Такой же принцип действует и в любых других случаях. Обстоятельства, которые мешают вам продвинуться к цели, показывают вам, что ваши действия, которые вы сейчас совершаете, неблагоприятны. Смените свои поступки, начните делать какие-то другие действия и посмотрите на результат.

Жизненные обстоятельства говорят вам о том, чтобы вы сменили свои поступки на другие. А это уже не показатель того, что вам нужно отказываться от своей цели.

Как достигать целей, независимо от текущих обстоятельств? Самое главное в этом деле – держать всегда у себя в уме то, чего вы хотите достичь. Независимо от того, что происходит, помните, какой цели вы хотите достичь. Пробуйте обернуть теперешние обстоятельства на пользу себе. Пусть они либо вас не задевают, либо вы к ним подойдете с такой стороны, что они окажут вам пользу и помогут достичь поставленной цели. Главное – помните, чего вы хотите, крутите эту мысль (картинку) у себя в голове и спрашивайте самого себя: «Что я сейчас могу сделать для достижения желаемого в тех обстоятельствах, которые сейчас имеются?». Не сворачивайте со своего пути. Видьте цель и идите прямо к ней, независимо от обстоятельств.

Констелляция – это представление человека о происходящем. В зависимости от интенсивности обстоятельств, их воздействия, восприятия человека и желаемости происходящего, формируется то или иное отношение к ситуации.

У каждого человека есть свое представление о том, какими должны быть люди и какие они есть в реальной жизни. Такие же образы есть у каждого относительно самого себя. Но вспомните, как вы себя чувствуете и ведете, когда представления не совпадают с реальностью? Какие желания у вас возникают при этом?

Обычно, если у человека есть некое представление относительно того, каким должен быть его партнер, однако оно не соответствует реальному образу, это вызывает негодование и желание изменить его. Вы хотите видеть рядом с собой того, кого себе представляете, а не того, с кем общаетесь на самом деле. И по причине того, что реальный человек может вас не удовлетворять, вы можете желать его «подогнать» под собственные представления о нем.

Но правильно ли так поступать? Разве другой человек обязан соответствовать тем представлениям, которые присущи вам, но не ему? Представьте, что вас кто-то пытается изменить в угоду своих представлений. Он вас видит другим человеком, а таким, каким вы являетесь сейчас, ему не нравитесь. И вот он готов заставить вас стать таким, каким он вас видит, «подогнать» под собственные представления о вас. Что вы чувствуете при этом? Готовы ли вы быть не собой, а таким, каким вас хотят видеть?

Ошибочно желать и поступать так, чтобы другие люди соответствовали вашим представлениям о них. Во-первых, вы уже проявляете неуважение и демонстрируете отсутствие любви по отношению к тому, кого пытаетесь изменить. Как вы можете любить другого человека, если он вам не нравится? Как вы можете уважать его, если хотите изменить в угоду своих представлений о нем, а не цените то, каким человеком он является сейчас?

Во-вторых, вы не принимаете уникальности другого человека, его индивидуальные особенности и отличия от окружающих и даже от ваших представлений. Несомненно, хочется, чтобы другой человек был удобен вам и во всем соответствовал вашим желаниям. Но если вы хотите проявлять уважение и любовь к нему, то необходимо ценить его личность, уникальные качества и особенности, которые присущи ему и не совпадают с вашими представлениями он нем.

Констелляция – это реакция, эмоциональный ответ на происходящее. Оно может быть автоматическим или сознательным. Измените свои привычные реакции. Вы уже давно не являетесь ребенком или школьником, чтобы продолжать реагировать так же, как вы это делали когда-то. Вы – уже взрослый человек или находитесь на пути к этому. Тогда зачем вам по-прежнему вести себя так, как это было много лет назад?

Все люди родом из детства. Каждый человек когда-то был ребенком. И чтобы выжить, сохранить себя и пройти через жизненные обстоятельства, каждый ребенок выбирал те или иные реакции, которые наиболее оберегали его от окружающего мира. Но прошло время, человек уже стал взрослым, а он продолжает вести себя точно так же, как будто все еще является ребенком.

Измените свои привычные реакции. Вы уже не ребенок, а взрослый человек, который вправе реагировать так, как вам удобно, как наиболее безопасно для вас сейчас, как наиболее выгодно вас подводит к тем целям, которые вы достигаете. Вам уже не нужно оправдываться перед родителями, почему едите картошку, а не гречневую кашу. Вам уже не нужно делать что-то, чтобы соседи были о вас хорошего мнения. Вам уже не нужно доказывать свою «крутость» перед друзьями. Вы уже не ребенок и не подросток, а взрослый человек, который волен делать все, что ему хочется, принимать решения в самостоятельном порядке, ни перед кем не отчитываться и быть успешным лишь потому, что достигаете поставленных перед собой целей.

Измените свои привычные реакции. Вам уже не нужно бояться того, чего вы боялись в детстве. Напугал вас паучок, но сейчас же вы можете его не бояться. Боялись вы раньше грозы, но сейчас можете вообще не обращать на нее внимания. Измените свои страхи, перестаньте бояться того, что на самом деле не может принести вам вреда. Избавьтесь от собственных комплексов, которые были навязаны вам другими людьми, но сейчас вы понимаете, что можете, к примеру, быть «красивыми и толстыми одновременно». Вы можете быть собой и достигать при этом таких же успехов, как и люди, с которыми вас постоянно сравнивали.

Поменяйтесь. Уже то, что вы не являетесь ребенком, а свободным и взрослым человеком, говорит о том, что вы вправе выбирать, какой жизнью жить, каким быть и любить себя за то, какой вы есть. Можно избавиться от зависти, которая когда-то была к Людке, носившей красивое платье. Можно наконец-то избавиться от страха, что «метро – это темное и негативное место». Можно понять, что вы достойны любви, даже будучи толстыми и добрыми. Все ваши комплексы и страхи были сформированы в детстве, когда вы были маленькими, когда вас окружали определенные люди. Но сейчас их нет рядом? Тогда зачем вы продолжаете себя вести так, будто все еще являетесь маленьким ребенком? Даже с родителями можно изменить свое поведение: перестаньте быть их сыночком или дочечкой, ведите себя как взрослый и ответственный мужчина или женщина.

То, что вы тянете за собой уже несколько лет, просто мешает вам полноценно жить. Вы по привычке чего-то боитесь, хотя на самом деле можете реагировать иначе и получать больше выгоды от новой привычки. Вы по-прежнему комплексуете, хотя другие люди не видят в вас того, из-за чего вы комплексуете. Что было раньше, осталось в прошлом. А сейчас вы живете и общаетесь с новыми людьми, которые могут в вас видеть то, чего раньше другие знакомые не замечали.

Поймите, что многие из ваших привычных реакций просто мешают вам жить в настоящем времени. Какие-то из них уже просто неуместны, а какие-то – вообще вам не нужны. А вы до сих пор тащите за собой мешок с различными комплексами, детскими реакциями, страхами и т. д. Выбросьте его – и начните уже жить по-настоящему, жизнью взрослого человека, такой, о какой вы только мечтали, но боялись себе ее позволить.

Констелляция в психологии

Другими значениями констелляции в психологии являются:

1. Система, в которой находится человек, что приводит к тем или иным результатам.
2. Метод расстановки, при которой человек способен посмотреть, в каких условиях он пытается жить и достигать желаемого.
3. Многообразие субличностей, которые составляют одного человека. Необходимость играть несколько ролей в разных ситуациях заставляет человека быть разным, непохожим на себя.
4. Влияние одного объекта на другой, и наоборот.

Итог

Мир состоит из множества объектов, явлений, ситуаций, обстоятельств. Сам человек является сложной системой, которая состоит из тела и души. Констелляция – это существование каждого объекта по отдельности, при этом их взаимодействие между собой, влияние, расположение и пр.

Как мы будем двигаться дальше – Weekend – Коммерсантъ

Винсент Ван Гог. «Едоки картофеля», 1885

Фото: Van Gogh Museum, Amsterdam

Уникальность нашего времени в том, что больше не имеет значения, кто прав в споре сторонников научно-технического прогресса и его противников — обе стороны в каждой конкретной ситуации могут более или менее успешно доказывать свою правоту. Важно, что эти позиции могут конкурировать на равных. Это равенство составляет невероятную новизну момента

В 1972 году вышел доклад Римскому клубу «Пределы роста». Документ, основанный на компьютерном моделировании тенденций развития цивилизации, с того момента множество раз опровергался в деталях и подтверждался в основном выводе. А именно: если человечество движется по пути увеличения потребляемых ресурсов, численности людей (и продолжительности их жизни) и увеличения отходов — все это один процесс,— то оно неминуемо приходит к планетарной катастрофе в пределах 50–100 лет. Рост имеет предел. За предел прогрессировать невозможно.

Это точка возникновения альтернативной прогрессу религиозной парадигмы — экологической. В своих ранних проявлениях она могла быть достаточно экстремистской, поскольку самым понятным способом борьбы за пределы роста является сокращение численности людей вплоть до их рандомного убийства. До известной степени она не растратила еще своего радикального запала, хотя в целом стала куда толерантнее. Но даже в самых респектабельных своих проявлениях уровня документов ООН она искренне приветствует тенденции уменьшения населения Земли (что на фоне российских сетований о сокращении нации читается экзотично). Чтобы выжить, человечество должно сократиться. Это прямо противоречит программе биологического вида, поэтому перед нами вариант высшего императива Разума — победа над собственным животным носителем. Что делает экологизм весьма привлекательной доктриной.

Разумеется, возникло гибридное религиозное образование — «устойчивое развитие». Суть сводится к тому, что нам нужно не сокращать уровень комфорта, но сокращать количество необходимых для этого ресурсов и производить меньше отходов. Что, разумеется, требует продолжения научно-технического прогресса. Этот компромисс является точкой консенсуса, соединяющего интересы власти и бизнеса и широкие экологические настроения общества. Страны переходят на альтернативную энергию, города внедряют энергосберегающие технологии, технологии recycling’а всех возможных отходов и альтернативный транспорт, компании сокращают выбросы.

Выдающиеся пропагандисты устойчивого развития, скажем, Джаред Даймонд или Алан Аткиссон, начинают свои замечательные книги с растерянных рефлексий на тему о том, как же могло так получиться, что я, радикал, неформал, молодежный лидер и непримиримый борец, стал консалтером, сочиняющим программы для крупного капитала, территориальных властей, министерств, национальных правительств и международных бюрократов. Упрек в коллаборационизме преследует их неотступно, и они оправдываются как могут. Это очень интересно, но для понимания будущего важны не только их моральные страдания, но почему в них заинтересована власть. Страны первого мира не видят здесь проблемы, полагая это продуктом работы институтов демократии. Экологические ценности захватывают умы избирателей, они избирают условного Альберта Гора, он делает что может — или нет, и его больше не избирают. Но мы, вероятно, можем быть свободны от таких иллюзий. Власть обладает собственной, не то чтобы враждебной, но уж точно посторонней избирателям системой ценностей. Идея должна быть ей близка не в силу избирательных соображений, но в силу того, насколько она вписывается в эту систему.

Экологизм сегодня оппозиционен, но мне кажется, что это сравнительно случайная историческая констелляция. Легитимность в индустриальном обществе двух предыдущих веков определялась концептом власти как инструмента прогресса — кто лучше ведет вперед, тот более легитимен. Эта констелляция соединила власть с наукой, техникой, промышленным развитием и капиталом, а их рост прямо противоположен экологическим идеалам. Сегодняшняя власть наследует этому концепту. Но она делает это по инерции — и непонятно, почему будет продолжать это делать.

Она может легитимироваться на основе идеи предела роста. Количество используемых ресурсов, людей и отходов могут быть предметом государственного контроля, и необходимость государства, отстаивающего общее благо, может мотивироваться именно этим. Это государство может взимать налоги за гиперпотребление, ограничивать корпорации и разорять мелкие бизнесы, ведущие себя недостаточно экологично, вводить жесткие правила перемещения (не больше одного полета на самолете в год), сажать в тюрьму за ношение одежды из натурального меха и употребление дичи в пищу. Все то, что сегодня является принадлежностью экстремистской экологической субкультуры — остановка предприятий, атаки на нефтедобывающие станции или рыболовные трейлеры, протестные акции в отношении крупных компаний с захватом их офисов и оккупацией прилегающих городских пространств,— может быть основанием власти. И отличным основанием.

Конечно, это будет мешать экономическому и технологическому развитию, но оно вовсе не обязательно является проблемой власти. Мы знаем общества, в которых власть успешно и последовательно боролась с развитием института кредита, научными экспериментами, свободными рынками, городами — Европа выстроена на этом, это основа средневековой цивилизации. Преимущество такого построения для власти сегодня заключается в принципиальной открытости в будущее. Традиционная безопасность связана с ограниченным набором тем — самозащита власти, защита от преступлений против личности и собственности, защита от внешнего врага. Тут что-то может добавляться, что-то исчезать (скажем, защита социальной справедливости или защита общественной нравственности). Но все это сюжеты, регламентированные системой законодательства. Цель которого — обеспечить еще один важнейший для граждан, но не вполне удобный для власти тип безопасности: защиту граждан от государства.

Открывая новые области угроз будущего, власть получает пространство свободы для себя. Для этого, конечно, нужна общественная поддержка, но легко себе представить, что она будет получена. Возьмите движение в пользу изменения нравственных норм, которое сегодня получило обобщенное обозначение «новая этика». Это интеллектуальное образование, включающее в себя изменение нескольких этических областей — гендерные отношения, поддержка меньшинств, борьба с расизмом, национализмом, европоцентризмом, материальным богатством и другими видами элитизма — и, разумеется, экологическая проблематика. Что заметно объединяет все различающиеся проявления новой этики — осознанное отрицание законодательства, которое сформировано этикой старой. Право на частную жизнь, презумпция невиновности, свобода совести — все это перед лицом борьбы за новый этический идеал превращается в пустой звук. Полагаю очевидным, что не только прогрессивным интернет-сообществам, но и власти будет чрезвычайно симпатична система этики, отрицающей право на свободу убеждений в случае их недостаточной толерантности, тайну переписки, допускающей возможность внесудебного преследования за взгляды и недоказанные правонарушения,— все мероприятия по демонтажу защиты общества от насилия государства.

При всей респектабельности устойчивого развития трудно не увидеть его уязвимости.

Научно-технический прогресс если и предсказуем в общих трендах, то не гарантирован. А угроза того, что человечество приходит к пределам роста, как раз гарантирована. Мы можем сохранить нынешний уровень потребления энергии в надежде найти новые, более эффективные способы ее получения и использования, мы их ищем — но ведь можем и не найти. Мы можем сохранить нынешние темпы роста населения в надежде найти более эффективные способы производства пищи, неважно, идет ли речь о генно-модифицированных организмах или неорганических питательных смесях,— но можем и не найти. Гарантий нет.

А вот радикальный отказ от роста дает гарантии. Просто нужно обратиться к опыту предшествующих поколений. Если каждый будет беднее, если все мы будем хуже есть, хуже одеваться, меньше перемещаться по миру, жить в менее отапливаемых и освещенных помещениях — словом, если наша жизнь станет короче и нас будет меньше, то мы гарантировано избежим коллапса.

Устойчивость идеи прогресса основана на сходстве эволюции в природе и человеческой культуре. Природа эволюционирует от обезьяны к человеку, а люди — от орды к просвещенному городскому сообществу. Это фундаментальный закон бытия, который дает возможность легко экстраполировать прошлое в будущее. Если города росли, то значит, они будут расти и дальше, если количество функций в них увеличивалось, значит, еще больше вырастет, если возрастали безопасность, комфорт, образование, продолжительность жизни, гарантии прав и свобод, то нам нужно только напрячь фантазию, чтобы придумать конфигурацию рая в будущем. Однако в настоящий момент мы оказываемся перед принципиально иным поворотом мысли. Человек именно в силу того, что он не животное, именно в силу торжества Разума, может начать двигаться в другую сторону. И тогда города будут не расти, а уменьшаться, функции перестанут концентрироваться и налезать одну на другую, уровень цивилизации будет сознательно понижаться — все во имя Разума и человека.

Для многих людей выбор того или иного пути имеет принципиальное жизненное значение. Но, мне кажется, с точки зрения легитимности власти особой разницы нет, она выше этого. Термин sustainability принято переводить как «устойчивость». Я думаю, что с учетом наших реалий и ценностей его правильнее переводить на русский как «стабильность», причем различие семантических полей «стабильности» и «устойчивости» как раз и содержит в себе эту новизну. Впрочем, они не так уж несовместимы: стабильность, как известно, гарантирует устойчивость вертикали. Устойчивое/стабильное развитие предполагает защиту от экономических, социальных, политических, технологических, физических, экологических угроз, в каждой из этих сфер может применяться насилие, в каждой оно легитимно с точки зрения защиты интересов большинства и не вполне регулируемо. Причем тут есть один забавный аспект — если общество не развивается, тогда вместо экономического, социального, политического развития будет развиваться система противодействия ему. Система безопасности — здесь будут сосредоточены инновации, новые блестящие идеи и социальные практики в жанре «время, замри!». Вот он, город будущего,— город безопасности.

Мир: За пределами Шелкового пути

Трансатлантически доминировавшая мировая экономическая система и либеральное мироустройство переживают в настоящее время глубинную трансформацию, сравнимую с революцией Коперника. После обнародования инициативы Китая «Шелковый путь» и избрания Дональда Трампа президентом США на Западе и в Европе больше не спорят, будет ли следующее столетие китайским, ведутся дискуссии только о том, как это затронет Европу и Запад. Таким образом завершается длящаяся 500 лет доминантность западной мировой экономической системы и почти 70-летнее господствующее положение либерального мирового порядка под руководством США, и Китай снова становится в эпицентр мировой системы.

Данный факт, воспринимаемый как исторический поворотный момент для Запада, в действительности является возвратом к норме. Тем не менее эта норма – не просто возврат к китаецентричному миропорядку, в центре современной трансформации находится в большей мере начало восстановления евразийской мировой экономической системы и евразийского мирового порядка. Мир, который отличается образованием современных коммерческих, инфраструктурных и индустриальных сетевых структур Евразии, становится по своей форме похожим, собственно говоря, на первую глобализированную мировую систему перед восхождением Европы в XV веке.

Эта система не была консолидированной ни китаецентрично, ни политически – если не учитывать кратковременного монгольского господства – а также не была объединенной из-за наличия лишь слабых и скудных международных транзитных связей. По большей части это была в равной степени геополитически фрагментированная и полицентрическая, экономически сетевая и инфраструктурно разветвленная система. Ее главными акторами были как оседлые, так и кочевые империи, а также приватные торговцы. Эти империи не были четко разграничиваемыми одно от другого национальными государствами, как в вестфальской системе, а крупными взаимосвязанными территориями, с плавающими границами, перехлестывающимися сферами влияния и разнообразными представлениями о порядке. За пределами этих громадных имперских территорий двигались частные торговцы по хорошо построенной сети городов и портов, образующих центральные узловые пункты для внутреннего сетевого структурирования всех евразийских субрегионов. Осмотическое взаимоотношение между оседлыми империями и центральноазиатскими «канатами» было одновременно гарантом и угрозой для системы. Но все же это был диффузный и устойчивый рост экономики, который обеспечивал возникновение независимого от политических конфликтов механизма спроса и предложения.

BRI – это не просто план осуществления гегемонии Китая, а стратегический ответ на структурные внутриполитические и континентальные изменения, выходящие далеко за пределы Китая

Бруно Масаиш недавно высказал мысль о том, что Шелковый путь в действительности никогда не был глубокой сетевой структурой и что малые торговые объемы, которые реализовывались между Азией и Европой, транспортировались только через промежуточные станции. Поэтому нынешняя связь с Шелковым путем является скорее случаем «изобретения прошлого». И в самом деле верно, что никто из торговцев не проходил целиком весь маршрут из Азии в Европу. Однако с сегодняшней точки зрения намного интереснее то, что это им было вовсе и не надо. С одной стороны, логистическая цепочка была сложной и фрагментированной, а маршруты были опасными, но перегрузки в промежуточных пунктах были оптимизированы благодаря выросшей на протяжении столетий и хорошо отлаженной практике, в то время как рудиментарная, но эффективная система страхования грузов предлагала гарантию против потери или хищения товаров.

С другой стороны, следует подчеркнуть, что Европа ни в коем случае не была единственным рынком сбыта. Зачастую для товаров определялись другие региональные рынки, или речь шла о первых рудиментарных формах интраиндустриальной торговли, как в случае торговли шелком-сырцом и переработанным шелком между Парфией и династией Хань. По этой причине наряду с китайскими существовали, в частности, индийские, персидские, юго-восточно-азиатские, центрально-азиатские, арабские торговцы, которые выступали в контакте друг с другом задолго до того, как европейцы начали принимать участие в этой системе.

Фактически эта система представляла собой нечто большее, чем просто объединение Китая и Европы – она связывала Китай, Индию, Юго-Восточную Азию, Западную Азию, Средний Восток, Центральную Азию, части России, Восточное Средиземноморье и Восточную Европу с помощью сети морских и континентальных путей. Они ни в коем случае не были разобщенными, но в большей мере пространственно-взаимодополняющими и обеспечивали гибкость логистики. Поэтому несмотря на географические препятствия большие пространства Индийского океана и континентальной Евразии были между собой связаны больше, чем в период после XV века и в эпоху колониализма.

Интегрированная евразийская система никогда не приводила к унифицированному политическому порядку. Войны, распады и разрушения не были препятствиями для торговли и обмена.

Интегрированная евразийская система никогда не приводила к унифицированному политическому порядку, но чаще всего – к взаимопроникающим, но разным представлениям о порядке. Система была менее стабильной, чем вестфальский порядок, опиравшийся на национальные территориальные государства, или чем законнический либеральный порядок XIX-XX столетий. Такое состояние знаменовалось не только войнами, распадом и разрушениями. Эти факторы ни в коем случае не были препятствиями для торговли и обмена. Но это означало также, что Китай никогда не был единственным гегемоном в данной системе.

Сегодня, в начале XXI века, глобализация, базируемая на правилах и не привязанная к пространству, сменяется новым фрагментированным экономическим регионализмом, в котором полюса власти – вследствие дигитализации и возрастающего охвата инфраструктурной сетью цепочек создания ценностей и логистических цепочек – дефинируются через интегрирующиеся экономические пространства и рынки, а также через призму собственных представлений о порядке. Теперь этот новый мировой порядок определяют не только национальные государства, но и такие крупные мультинациональные державы с масштабной пространственной экспансией, как Россия, Китай, Иран, Турция, Индия. Данный процесс нигде больше не наблюдается, кроме как на самом большом пространстве мира – в Евразии.

На этой основе инициатива Шелкового пути (BRI, Belt and Road Initiative, «Один пояс – один путь») функционирует в первую очередь как драйвер экономических, политических и внешнеполитических великодержавных амбиций Китая. Однако она также действует в качестве потенциального катализатора для разработки новых рынков и становления субрегиональных полюсов роста в Центральной Азии, Юго-Западных и Юго-Восточных странах, а также в Восточной Европе. Тем не менее процесс экономической сопрягаемости коренится скорее в долговременных трендах, возникновение которых частично приходится на годы, предшествующие инициативе BRI. Поэтому BRI – это не просто план осуществления гегемонии Китая, а в большей мере стратегический ответ на структурные внутриполитические и континентальные изменения и вызовы, выходящие далеко за пределы Китая.

По меньшей мере с начала кризиса 2008 года Евразия в самом деле тесно сращивается с точки зрения экономической, торговой и транспортной политики, а также политики безопасности, так что функциональное деление на разобщенные между собой регионы является точно таким же несвоевременным, как фокусирование на стратегиях отдельных великих держав, как, например, Китай и Россия. Новый порядок Евразии осуществляется фактически опять трансрегионально, вдоль осей Восток – Запад и Север – Юг.

В этом контексте проявляются три геоэкономических и геополитических мегатренда, которые имеют экстремальную стратегическую релевантность для Европы и Германии: во-первых, возникающее вследствие дигитализации логистических и производственных цепочек укорачивание путей поставки и создания стоимостей, которое приводит к усилению значимости региональных полюсов роста в Евразии; во-вторых, обусловленное этим возникновение новых полюсов власти и экономики, в частности, вдоль южного пояса Евразии, а также их усиленное включение в сеть с континентальным центрально-азиатским пространством, в том числе и с его помощью; и, в-третьих, возрастающая геополитическая конкуренция между разнообразными интеграционными инициативами и державами.

Эффекты первых двух трендов уже проявляются в виде возрастающей концентрации среднего класса, производственных предприятий и промышленных кластеров не только в регионах, примыкающих к Китаю, но также и в таких странах, как Турция, Иран и Индия. В этих странах, которые исторически формировались маритимной географией и прибрежной экономикой, регионы побережья и примыкающие регионы сращивались медленно, но по возрастающей. Однако такое развитие драматически изменяет также функциональную роль и экономическую ориентацию континентальных стран и регионов. Поэтому такие изолированные до сих пор страны, как, например, страны постсоветского пространства, снова становятся включенными в сеть переходными пространствами в полицентрической системе. В частности, Центральная Азия из изолированной сердцевины континента становится сетевой периферией в регионе Индийского и Тихого океанов.

Китай больше не будет единственным драйвером процесса евразийской интеграции

Третий геополитический тренд состоит в том, что Китай больше не будет единственным драйвером этого процесса. Такие инициативы, как российский ЕАЭС (Евразийский экономический союз), индийское «Идти на Запад» (Go-West), японское «Наступление инфраструктуры», казахстанский «Светлый путь» («Нурлы жол») или концепция собственного Шелкового пути Турции, дополняют китайскую инициативу и одновременно с этим эксплицитно конкурируют с ней. В то время как эти страны наряду с Китаем осуществляют восхождение в дополнительные драйверы евразийской интеграции, это будет вести также к возрастанию конфликтов и напряжений по поводу присоединения и доступа к таким переходным пространствам, как Восточно-Центральная Европа, Средний Восток, Центральная Азия и Юго-Восточная Азия. Неслучайно исключительно эти регионы уже попали в центр политической нестабильности или характеризуются распадом региональных структур порядка.

Исходя из этого, для Германии и Европы представляется тем более важным не только готовиться к восхождению Китая, но и с упреждением и гибкостью быть готовым к восхождению евразийского порядка. Как перед восхождением Европы, этот порядок несет в себе кооперацию и конкуренцию, нестабильность и торговую интеграцию не в качестве взаимоисключающих противоречий, но в виде параллельно существующих реалий. Следует признать, что эта констелляция для Европы и Запада не только нова, но также непредсказуема и опасна. Во времена, когда трансатлантические отношения обнаруживают отчетливые трещины и требуют фундаментального переосмысления, Германия и Европа на самом деле нуждаются меньше в одной лишь стратегии в области Центральной Азии или Азии. В большей мере здесь требуется благоразумная, гибкая и дифференцированная евразийская стратегия. Она должна выходить за рамки отношений с Россией и Китаем и упреждающе принимать также в расчет инфраструктурную и экономическую проблематику Центральной Азии и стран южного евразийского пояса от Турции и Ирана вплоть до Индии и Японии.

Данная статья написана на основе недавно изданной книги Beyond Energy-Trade and Transport in a reconnectign Eurasia (Издательство Springer Verlag, 2018).

Экологические созвездия «Культурная экология

Искусство встречает науку

Рис. 1 Рыболовный поплавок, украшенный биоморфами, район Массим, Новая Гвинея, Альфред Кори Хаддон

Для тех, кто ищет культурный мост между наукой, искусством и окружающей средой, концепция биоморфизма может рассматриваться как важный пункт пересечения. Термин «биоморф» был придуман английским антропологом Альфредом Кортом Хаддоном в 1895 году в отношении рисунков, полученных из одушевленных источников.Он был применен к модернистскому искусству английским критиком Джеффри Григсоном в 1934 году и впоследствии использован Альфредом Х. Барром в контексте его выставки 1936 года «Кубизм и абстрактное искусство.

Альфред Корт Хэддон родился 24 мая 1855 года недалеко от Лондона, старший сын Джона Хэддона, главы фирмы, специализирующейся на шрифтах и ​​печатниках. Он посещал лекции в Королевском колледже Лондона и преподавал зоологию и геологию в женской школе в Дувре, прежде чем поступить в Крайстс-колледж в Кембридже в 1875 году. В Кембридже он изучал зоологию и был назначен демонстратором зоологии в Кембридже в 1882 году.Какое-то время он изучал морскую биологию в Неаполе. В 1888 году он возглавил экспедицию на острова Торресова пролива, где они провели восемь месяцев, исследуя морскую зоологию. Этот визит вызвал у него интерес к местной культуре. Он был особенно очарован быстрым исчезновением местных обычаев и церемоний и решил собрать коллекцию предметов домашнего обихода и заснять местные обычаи на видео, прежде чем они исчезнут под воздействием современности. Хэддон был убежден, что сотни собранных предметов искусства должны быть спасены от почти неизбежного разрушения ревностными христианскими миссионерами, стремившимися стереть религиозные традиции и обряды коренных островитян.Также были собраны киносъемки церемониальных танцев. Именно во время сбора предметов домашнего обихода Хэддон применил термин «биоморф» к абстрактным рисункам, напоминающим биологические формы, и использовал их для классификации местного декоративного искусства. (Рисунок 1 ).

Альфред Барр, как первый директор Музея современного искусства в Нью-Йорке, был одной из самых влиятельных сил в развитии массового отношения к абстрактному искусству. Его новаторская выставка явилась ключом к установлению родословной современного искусства, повествования, которое продолжает формировать представление музея о модернизме по сей день.В предисловии к каталогу Барр заявил, что самые смелые художники дня « устали от живописи фактов. Общим и мощным порывом они были вынуждены отказаться от имитации естественного внешнего вида. ». Чтобы продемонстрировать широту модернистского стремления к абстракции, Барр организовал обширную выставку из почти 400 произведений живописи, графики, гравюры, скульптуры, архитектуры, мебели, театрального дизайна и типографики. Он также составил теперь известную карту разума о происхождении и влиянии современного искусства, которая была воспроизведена на суперобложке каталога.

В каталоге к выставке он обращается к появлению биоморфизма со ссылкой на развитие работ Ханса Арпа, которые он считает «простыми по форме и сдержанными как по духу, так и по предмету».

«В сюрреалистической традиции он пуританин. В 1915 году, между периодами мюнхенского экспрессионизма «Голубой всадник» и цюрихского дадаизма, он создавал коллажные композиции почти геометрической чистоты (рис. 2). Его рельефы Дада, поздним примером которых является Голова (рис. 3), состоят из многослойных секций мозаики, ярко раскрашенных деревянных досок, как сильно увеличенные части мозаики с картинками.Его недавние рельефы чрезвычайно просты, вырезанные формы ограничены одним уровнем или слоем и строго обрамлены прямоугольником. Часто рельефные формы смешиваются с нарисованными, как в Рельефе (рис. 4). В последнее время Арп из многослойного рельефа превратился в круглую скульптуру. Его конкреция «Человек» (рис. 5) — это своего рода скульптурная протоплазма, наполовину органическая, наполовину протертый водой белый камень. В своих конкрециях его отчасти предвкушала необычная работа Вантонгерлоо — «Композиция внутри сферы», сделанная в 1917 году (рис.6). Вантонгерлоо, член строго прямолинейной группы Стиджла, больше никогда не возвращался к такой гоморфной форме. Арп делал свои коллажи в квадратах незадолго до 1911 года и больше никогда не возвращался к геометрической форме. «Форма» Арпа, мягкий, неправильный, изогнутый силуэт на полпути между кругом и изображенным объектом, снова и снова появляется в работах Миро, Танги, Колдера, Мура и многих других людей меньшего масштаба ».

В 30-е годы прошлого века биоморфизм был очень распространен. В своем полемическом введении в современную живопись и скульптуру «Искусство сейчас» (1933) британский критик Герберт Рид выделил два «метода», которые, по его мнению, лучше всего описывают подходы к искусству, применяемые современными художниками.Первым из них был «эмпирический» подход, направленный на воспроизведение внешнего вида. По мнению Рида, такая тупая верность внешнему виду делала художника не более чем рабом «физиологического механизма его зрения» и представляла собой эстетический тупик. помечены как «научные». Такой подход требовал, чтобы художник исследовал структурную природу объектов, фактически играя роль ученого. Художник, писал Рид, «понимает, что внешний вид предметов зависит от их внутренней структуры: он становится геологом, чтобы изучать формирование горных пород; ботаник, изучающий формы растительности; анатом, чтобы изучить игру мускулов и каркаса костей ».2

Рис.2 Композиция, Ганс Арп, 1915

Голова рис. 3, Ханс Арап, 1924

Рис. 4 Рельеф, Ханс Арп, 1930

Рис.5. Конкреция человека, Ханс Арп, 1935 г.

Рис.6 Конструкция внутри сферы, Вантонжелоо, 1917 г.

Еще одним художником, сыгравшим подобную роль в разрыве с реализмом, был Пауль Клее. Кли был в основе своей трансценденталистом, который считал материальный мир лишь одной из многих реальностей, открытых для человеческого осознания.Его использование дизайна, узоров, цветов и систем миниатюрных знаков говорит о его попытках использовать искусство как окно в этот философский принцип. Картина на холсте была способом продемонстрировать выражение этого внутреннего мира (рис. 7).

Рис.7 Сценический пейзаж, Пауль Клее, 1922

Джеффри Григсон родился в доме священника в Пелинте, деревне недалеко от Лоо в Корнуолле. У него было нелегкое деревенское детство, которое дало ему представление о сельской местности.Его детство в сельской местности Корнуолла оказало значительное влияние на его поэзию и письмо в более поздней жизни. В детстве его любовь к природным вещам (растениям, костям и камням) зародилась в доме друзей семьи в соседнем Полперро, которые были художниками и натуралистами-любителями.

Стихотворение Грегсона «Случай с волками и водой» можно рассматривать как биоморфное выражение в словах искоренения дикой природы человечеством и утраты духовности, чтобы выразить сердечные вещи, связанные с общим биологическим наследием людей, волков и свиней..

ДЖОФФРИ ГРИГСОН

СЛУЧАЙ ВОЛКОВ И ВОДЫ

Двое мужчин увидели двух длинных волков, низких, крестовинных

Из обширного леса, не более

Существует и пройдите в ныне исчезнувшую церковь

Разрушен отрешенной дверью.

Двое мужчин видели на задних лапах на земляном полу

Эти самые волки плещутся из чаши с колоннами

Застоявшаяся святая вода, как будто (они думали) звери

Дьяволу тоже нужно лекарство для души.

Не более, чем этот случай с волками и водой

Вспоминается о той церкви, чьи опоры колышутся плугом,

Ни один парень из благочестия не упоминает, что та же чаша не покрыта столбом

Теперь дает жирным свиньям несвежую воду на ближайшем хуторе.

Произведения, передающие ощущение жизненной силы, такие как скульптуры Константина Бранкузи, Ханса Арпа и Мура, обсуждались Григсоном в биологических терминах, как абстрактные шифры жизненных энергий или микроскопических форм: «Это Бранкузи, чьи полированные одноклеточные формы были основа для таких разных фигур, более сложных, более «нечистых», как у мистера Генри Мура », — писал он в 1935 году.39 Тем не менее, хотя жидкие протоплазматические формы Арпа и других биоморфных модернистов вызвали то, что Альфред Барр, директор Музея современного искусства в Нью-Йорке, охарактеризовал как « силуэт амебы », 40 это были опухшие, вытягивающие формы Мура в дерево и камень, которые — по крайней мере, в глазах Григсона — наиболее полно свидетельствовали о влиянии биологии на модернистское искусство.41 «Когда я смотрю на резные фигурки [Мура], — писал он в 1943 году, — мне иногда приходится отражать эту большую часть нашего визуального образа». познание анатомических деталей и микроскопических форм жизни приходит к нам не напрямую, а через биологов ».42

Поэт по профессии, Григсон основал литературное обозрение New Verse в 1933 году и на страницах модернистского журнала Axis сформулировал термин «биоморфизм», чтобы описать разновидность органических полуабстрактных форм, предпочитаемых Муром и некоторыми другими людьми. современных художников34. Опираясь на антропологию Альфреда Корта Хаддона девятнадцатого века и биологическую критику немецкого историка искусства Вильгельма Воррингера, он ввел термин для описания произведений искусства, которые не были ни репрезентативными, ни полностью абстрактными, а скорее, казалось, обязаны своим происхождением. символически так же или даже больше, чем визуально, для живых существ.35 В нескольких эссе, опубликованных в 1935 году, Григсон разъяснил эстетические последствия биоморфной идиомы:

Это [произведения искусства], в которых очень хорошо получено органо-геометрическое натяжение. Многие из их форм почти наверняка «деградировали», как сказали бы ортодоксальные антропологи, из органических форм, которые стали ближе к природе. Некоторые формы далеки от оригиналов, и они были описаны как «биоморфные», что неплохой термин для картин Миро, Элиона, Эрни и других, чтобы отличить их от современных геометрических абстракций и жесткого сюрреализма. 36

В этих критических рамках Григсон не оставил сомнений в том, что именно Мур наиболее близко соответствовал своим биоморфным идеалам:

Произведение многогранного изобретательного художника, абстракция-сюрреализм почти под контролем; конструктора образов между сознательным и бессознательным и между тем, что мы воспринимаем, и тем, что мы эмоционально проецируем на объекты нашего мира; об одном английском скульпторе с огромным воображением, которым он почти владеет; биоморфист, производящий жизнеспособную работу, со всей необходимой техникой.37

Представление о том, что «искусство — это имитация (представление)» было заменено теорией, согласно которой искусство — это выражение. Считается, что искусство не отражает состояния внешнего мира, а внутреннее состояние художника. Например, Генри Мур сказал, что иногда он начинал рисовать без осознанной цели, а только с желанием использовать карандаш на бумаге и рисовать тона, линии и формы.

Самым важным биоморфистом своего времени был Генри Мур, и Грегсон обсуждали центральное значение биологии для практики Мура в своей монографии 1943 года о скульпторе.Новые образы микроскопической жизни и теории биологического развития оказали глубокое влияние на практику Мура и привели к тому, что в 1930-х годах он принял биоморфную скульптурную идиому, перекликающуюся с формами живой природы.

«Биология должна быть признана», — умолял Грегсон, — «источником вдохновения для современного художника, и нигде это не было так очевидно, как в резких, текучих формах Мура. Они могут быть связаны с грудью, грушей, костью или холмом … Но они также могут иметь отношение к изгибам человеческого эмбриона, яичнику, мешочку или одноклеточному примитивному организму.Выявленные анатомически или наблюдаемые в микроскоп, такие вещи теперь включены в наши визуальные знания »,33

В совокупности эти крошечные живые существа теперь определяются как микроорганизмы, связанные с человеческим телом как микробиомом.

Рис. 8 Две формы, Генри Мур, 1934

Визуально скульптура Мура несла все признаки осведомленности биолога о микроскопических структурах природы. Такие произведения искусства, как «Две амебные формы» 1934 года (рис. 8), мощно передают впечатление опухших клеточных форм, мягко растянутых динамическим потоком и потоком внутренних жидкостей.Выступающая композиция 1932 года (рис. 5) соответственно напоминает выпуклую асимметрию микроорганизмов — как показано на микрофотографии простейших и дает иконографическое подтверждение утверждению Григсона о том, что «[Мур] интересуется круглыми твердыми формами, в которых выстраивается жизнь». 57 В то время как название « биоморфный » могло относиться к естественной форме в самом широком смысле, включая такие разнообразные объекты, как кусочки костей и формы животных, оно, тем не менее, опиралось на открытия биологии, чтобы полностью сформулировать диапазон значений, которым это было предметом.38.

Созвездия

Созвездие в космологии — это группа звезд, которые, как считается, образуют значимые узоры в небесной сфере, обычно представляя животных, мифологических людей, богов или созданий воображения (рис. 9).

Рис.9 Созвездие Ориона

В астрономии и навигации небесная сфера — это абстрактная сфера произвольно большого радиуса, концентричная по отношению к Земле. Все объекты в небе наблюдателя можно представить себе проецируемыми на внутреннюю поверхность небесной сферы, как если бы это была нижняя сторона купола или полусферического экрана.Точно так же созвездие в биологии — это группа организмов, которые, как считается, образуют значимые структуры в биосфере. Биосфера — это слой планеты Земля, где существует жизнь. Этот слой колеблется от высоты до десяти километров над уровнем моря, используемой некоторыми птицами в полете, до глубин океана, таких как желоб Пуэрто-Рико, глубиной более 8 километров. Это крайности. В целом слой Земли, содержащий жизнь, тонкий: в верхних слоях атмосферы мало кислорода и очень низкие температуры, а на глубинах более 1000 м темнота и холод.Фактически, было сказано, что биосфера похожа на кожуру по сравнению с размером яблока.

Небесная сфера — это практический инструмент сферической астрономии, позволяющий астрономам определять положение звезд. Биосфера также является практическим инструментом, позволяющим биогеографам определять положение растений и связанных с ними животных. Для целей исследования биосфера разбита на более мелкие единицы. Например, биом — это географическая область, относящаяся к климатической зоне очень большого размера.В каждом биоме присутствуют определенные группы животных и растений. Они могут там процветать благодаря своей способности адаптироваться к определенному типу окружающей среды. Наименьшие функциональные единицы биосферы были определены как микрокосмы, маленькие миры или миры в миниатюре, в отличие от биомов, которые представляют собой макросомы, представляющие большие миры.

Но более того, благодаря концепции созвездий мы наблюдаем, что являемся частью чего-то большего.Представьте себе созвездие на небе — группу звезд, в которой каждая звезда имеет невидимую энергетическую цепочку, соединяющую одну с другой и с биосферой Земли. В нашей жизни на Земле мы и все живые земные существа проходим свои истоки в общей системе космической эволюции и привязаны к прошлым вспышкам звездообразования, в которых звезды и все формы жизни являются единым целым. Мы видим, что системы, создающие звезды и производящие структуру бактерий, управляются одними и теми же фундаментальными процессами. Мы можем обнаружить связь между самыми горячими реакциями синтеза в гамма-барстерах и основными метаболическими реакциями, которые порождают и поддерживают жизнь.

В биологическом смысле изображение системных созвездий — это метод анализа экосистем для выявления и повторного выравнивания скрытых связей внутри групп тесно связанных видов. Подобно изучению звездных созвездий, обнаружение экологических созвездий — это визуальный процесс выявления скрытой динамики между формами жизни. С момента зарождения человечества физическая среда была глубоко сформирована бесчисленным множеством способов, которыми люди создают, видоизменяют и интерпретируют места, которые они населяют или используют.И наоборот, окружающая среда всегда формировала материальные возможности, с помощью которых люди могут упорядочивать свое существование. Этот редукционистский подход можно перенести на уровень человеческих семей. Например, «Системные семейные расстановки» описывают форму групповой психотерапии, которая направлена ​​на решение текущих повседневных проблем людей в их источнике, в прошлом их семей; «Системные ботанические созвездия» — это форма группировки растений в соответствии с визуальными образцами, которые они создают, чтобы понять их место в биосфере и их отношения с человечеством.

Созвездия в искусстве

В начале 1930-х годов Жан Арп разработал принцип «созвездия», используя его как в своих произведениях, так и в произведениях искусства. Применительно к поэзии принцип заключался в использовании фиксированной группы слов и сосредоточении внимания на различных способах их комбинирования, прием, который он сравнивал с «непостижимой множественностью, с которой природа расставляет цветы на поле». Создавая свои рельефы Созвездия, Арп сначала определил тему или набор — например, пять белых биоморфных форм и две меньшие черные на белом фоне — а затем рекомбинировал эти элементы в разные конфигурации.Работа Музея Гуггенхайма — последняя из трех версий, написанных Арпом на эту тему. Его работы, как и работы Жоана Миро, затрагивали сюрреализм на уровне процесса, поскольку он использовал автоматические стратегии, чтобы выйти за рамки ограничений рационального мышления. Жан Арп стремился изобрести абстрактное искусство, которое представляло бы более верное указание на реальность, чем изобразительное искусство, потому что способ его создания перекликался бы с способами, которыми творит сама природа. Он использовал художественную концепцию созвездия для исследования окружающей среды как материального и воображаемого поля, через которое представляются и конституируются социальные и культурные отношения.

Созвездие по законам случайности 1930 г. — это небольшой прямоугольный деревянный рельеф, расписанный французским художником Жаном (Гансом) Арпом (рис. 10). Восемь монохромных биоморфных форм были нарисованы или помещены на поверхность окрашенной в белый цвет доски. К ним относятся три белые деревянные яйцевидные формы, которые сидят на низком рельефе, отбрасывая тени при освещении. Они расположены среди пяти черных форм, нарисованных прямо на белом фоне. Три из черных фигур сгруппированы в центре, но простираются по направлению к белым формам и в некоторых случаях касаются их, в то время как две другие, кажется, либо входят в композицию, либо выходят из нее, сдвинутые в нижний левый угол и верхнюю часть кадра соответственно.Белая деревянная рама усиливает и расширяет композицию, отражая белые рельефные формы в ней.

Рис.10 Созвездия, Ханс Арп, 1930 г.

Созвездие по законам случайности ок. 1930 Жан Арп (Ханс Арп)

Вероятно, этот рельеф был изготовлен в Медоне, недалеко от Парижа, в мастерской, в которую Арп переехал в 1928 году. Белые деревянные формы были заказаны у мастера и впоследствии помещены художником рядом с черными фигурами, которые он нарисовал.Неясно, в каком порядке были добавлены формы, но очевидно, что Arp определил состав.

Этот рельеф показывает озабоченность Арпа абстрактными биоморфными формами, вдохновленными созвездиями природных форм, таких как звезды и облака, и его попытки развить то, что он называл в 1957 году «объектным языком», на основе небольшого числа подобных форм (цитируется в фон Астен 2012, стр.86). Он называл такие формы «космическими формами» и цитируется в посмертной публикации 1972 года, в которой говорится, что «формы, которые я создал между 1927 и 1948 годами и которые я назвал космическими формами, были обширными формами, предназначенными для охвата множества форм, таких как: яйцо, планетарная орбита, бутон, человеческая голова, грудь, морская раковина … Я создал эти формы «по законам случая» (цитата из von Asten 2012, p.57).

Однако в 1983 году коллекционер Пьер Брюгьер вспомнил, как Арп, начиная с 1930 года, часто перемещал деревянные формы в своих рельефах, прежде чем выбрать их окончательную форму, так что случайное размещение не принималось во внимание (Робертсон 2006, стр. 156). ВНИМАНИЕ !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Историк искусства Эрик Робертсон предположил, что взвешенный подход Арпа к созданию своих рельефов в сочетании с их «высокой степенью отделки» может показаться «несовместимым» со словом «шанс» во многих их названиях (Robertson 2006, p.156). Однако элемент случайности проявился как в перестановке рельефов Арпом, что указывает на то, что у него не было заранее продуманного плана, так и в изготовлении самих белых форм: как сообщается, Арп давал мастеру лишь двусмысленные инструкции, чтобы поощрять свободный перевод.

Черно-белые клеточные формы Созвездия по законам случайности выражают глубинный интерес Арпа не к воспроизведению точных форм природы, а к созданию искусства, основанного на порождающей силе природы, как « плод, который растет в природе ». человек, как плод на растении или ребенок в утробе матери », как заявил Арп в 1931 году (цитируется по: Анна Мошинска, Абстрактное искусство, Лондон, 1990, стр.113). Органические формы на этом изображении в сочетании со склонностью Арпа перемещать объекты указывают на его стремление к органическому развитию абстрактного искусства через процесс создания.

В 1955 году Арп описал, как черные и белые формы могут «равняться письму» (цитируется по Робертсону 2006: 150). Робертсон подчеркивал доминирование этих цветов в работах Арпа 1930-х и 1940-х годов, но указал, что «пространственное распределение» форм в Созвездии в соответствии с законами случайности «сложнее», чем на большинстве рельефов:

Формы продолжают обозначать отдельные пространственные области, но сходство их форм предполагает не столько напряжение, сколько взаимосвязь взаимодополняемости в уравновешивании противоположностей… Физическая близость некоторых белых рельефных форм и черных форм, края которых время от времени касаясь, предлагает объекты неопределенного масштаба, движущиеся и пересекающиеся в трехмерном пространстве, интерпретация, которую сознательно предлагает Арп выбранным названием «созвездие».

«Созвездие по законам случая» принадлежит к группе работ под названием «Созвездия», которую Арп, вероятно, начал создавать в 1928 году. Ранние образцы, такие как «Созвездие 1928 года» (Музей Арпа Bahnhof Rolandseck, Ремаген), часто показывают Арп экспериментирует с белыми деревянными формами на белом фоне. Он продолжал развивать доминирующие темы этого произведения на протяжении 1930-х годов в своих деревянных рельефах, таких как «Созвездие с пятью белыми формами и двумя черными, вариация III 1932 года» (Соломон Р.Музей Гуггенхайма, Нью-Йорк) и бумажные документы, в том числе «Согласно законам случайности 1933 года» (Tate T05005). Во время создания «Созвездия по законам случайности» Арп был тесно связан с дадаизмом и сюрреализмом, которые питали интерес к разрушительным возможностям случайных операций, а также к потоку и движению биоморфных форм. Деревянные барельефы Арпа также оказали влияние на таких художников, как Генри Мур и Жоан Миро.

В 1940 и 1941 годах он начал свою известную серию из 22 созвездий, которые состоят из черных точек, представляющих звезды на белом фоне, с использованием гуаши и разбавленного маслом на бумаге.Это очень сложные работы, в которых задействована каждая часть холста. Тщательно размещенные точки создают ощущение «прыжка» или «танца», даже ощущение «соединения точек». Однако работы Миро имеют тенденцию к большему космическому осознанию — это звезды, а не просто абстрактные точки (нарисованные стихи). Важность его графических работ, постоянное обновление и обогащение его стиля показывают высокую ценность, которую художник придавал этому средству выражения. Миро использует черные чернила с различными оттенками и изысканными тонами, достигая диких и игривых эффектов.Благодаря элементам, заимствованным из традиционного каталонского искусства, и пространственности, Миро дал своим объектам и символам надлежащую жизнь в качестве сюжетов историй из других мирских микрокосмов — идеальное отражение мира, о котором мечтает художник и который обрамлен в контексте движения за независимость его родная Каталония. Это соответствует преобладающей идее о том, что основная социальная и культурная функция искусства — это механизм трансформации. Шейла Дикинсон предложила художникам три пути трансформации общества:

• через расширение прав и возможностей сообщества (Комплексные движения «Остерегайтесь одуванчиков»),
• , обнажая странные конфигурации власти ради обывателей (сила продавца Ростена Ву!),
• , или работая в существующих залах власти, чтобы сделать их более гуманными и отзывчивыми по отношению к своим избирателям (проект «Tenant Voices» Реджи Прим и Манкве Ндози в Департаменте регуляторных служб города Миннеаполис).

Созвездия в науке

Искусство биоморфизма фокусируется на визуальной силе нерепрезентативной формы или паттерна, которые полностью или частично напоминают живой организм. Это культурный взгляд на визуальное воздействие живого мира, который приводит биоморфизм в контакт с экологией.

Интерфейс визуализации между биологической наукой и европейским искусством появился с Антонием ван Левенгук, 1632–1723. Он был голландским студентом естествознания и создателем микроскопов.Он собрал более 200 инструментов, некоторые из которых увеличивали объекты в несколько сотен раз. С помощью этих микроскопов он обнаружил присутствие таких крошечных существ, что они были невидимы невооруженным глазом. Он назвал эти крошечные живые организмы «анималкулами» (рис. 11).

«Когда я разговаривал со стариком (который ведет трезвый образ жизни, никогда не пьет бренди, табак и очень редко вино), мой взгляд упал на его зубы, которые все были покрыты налетом; поэтому я спросил его, когда он в последний раз чистил рот? И я получил ответ, что он ни разу в жизни не мыл рот … Я взял часть вещества, которое застряло между его зубами и напротив него, и смешал его с его собственной слюной, а также с чистой водой (в которой не было никаких животных), я обнаружил невероятно большую компанию живых животных, плавающих более проворно, чем все, что я когда-либо видел до этого времени.”

— Антони ван Левенгук, письмо 39, 17 сентября 1683 г.

Рис. 11 Рисунки анимикул, Ван Левенгук

В 1920-х и 1930-х годах распространение микрофотографий привело к частым сравнениям между модернистской скульптурой и биологическими формами. В своем фотоальбоме увеличенных природных структур «Мир под микроскопом (1935)» У. Уотсон Бейкер сопроводил фотографию раковины морского ежа, сделанную очень крупным планом, подписью: «Современный скульптор. Должен позавидовать массивность формы, величие контуров этой маленькой раковины, чье переплетение образует странный и интересный узор ‘.53

Точно так же в эссе, опубликованном в Apollo в 1930 году, шотландский режиссер-документалист Джон Гриерсон провокационно предположил, что «органические» качества модернистской скульптуры проистекают из влияния микрокинематографии на оптическое бессознательное:

«Это происходит из-за обострившегося осознания органической жизни, которую я склонен думать, что это особый товарный запас нового поколения. Возможно, что кино сделало что-то, открывшее нам глаза в этом отношении, с его способностью раскрывать конструкции растительной, животной жизни и всей жизни вместе в движении.Все же было бы точнее сказать, что биология проникает в нашу кровь. Конечно, мы лучше осознаем скульптурные отношения между этими разными мирами » .55

В вопросе об отношении художественного модернизма к технологиям научной обработки изображений Генри Мур был столь же откровенен. В тексте, опубликованном в Unit One (1934), книге заявлений художников под редакцией Герберта Рида, он признал, что развитие научных технологий повлияло на его практику:

«В природе существует безграничное разнообразие форм и ритмов (а телескоп и микроскоп увеличили поле зрения), с помощью которых скульптор может расширить свой опыт познания формы». 56

Художник-модернист и критик Джон Пайпер считал, что такие микрофотографические увеличения раскрывают глубинную близость между научной фотографией и современным искусством: «На самом деле забавно переворачивать страницы и замечать художников, предложенных фотографиями: Klee (якоря и пластины Synapta), Ernst (много раз), Miró (спикулы губки), Giacometti (химические кристаллы) и т. Д. ‘,54

Что касается воздействия микрофотографии на художников-абстракционистов примерно в это время, то Хоан Миро является главным двигателем (рис. 12).С самого начала своей карьеры он стремился создать средства метафорического выражения, то есть обнаружить знаки, которые обозначают концепции природы в трансцендентном, поэтическом смысле. Он хотел изобразить природу так, как ее будет изображать примитивный человек или ребенок, наделенный интеллектом взрослого 20-го века.

Рис. 12 Печать, Жоан Миро

Многие картины Миро можно рассматривать как двумерные биоморфные созвездия, в которых структурные элементы выглядят как виды, расположенные так, как если бы они находились в поле зрения микроскопа.Его картины представляют собой графические микрокосмы, населенные воображаемыми биоморфами.

Живым экологическим аналогом двумерного микрокосма Миро является область низменной растительности, если смотреть сверху. Неоднородность среды в пространстве и времени присутствует во всех естественных средах обитания. Внешние ресурсы, такие как свет, вода и минеральные питательные вещества, которые необходимы для растений, а также условия окружающей среды, такие как температура и влажность, распределяются неоднородно в различных масштабах, в том числе в масштабах, относящихся к отдельным растениям.Эта неоднородность является основой появления ботанических созвездий.

Пример, взятый из научного исследования, показан на рис. 13-14. Это работа ботаника Мэри Гиллхэм на уэльском прибрежном острове Скохольм. Исследования Гиллхэм начались в 1948 году. Ее исследование в основном касалось воздействия фекальных питательных веществ от гнездящихся колониальных морских птиц на растительность острова. В рамках этого исследования она набросала распределение четырех доминирующих видов растений на небольшой территории, защищенной от выпаса кроликов, в течение нескольких лет (рис. 13)

Рис. 1 Связь неразрезанной растительности с нижележащими норками.Корпус, защищенный от кроликов, N.E. Остров Скохольм, июль 1953 г. (Gillham, 1956).

Она сделала набросок площадей, занятых четырьмя видами растений внутри и за пределами загона для кроликов в 1954 году. Это был моментальный снимок реакции растительности на отсутствие выпаса кроликов. Эта диаграмма микрокосма была выбрана в качестве ботанического созвездия на рис. 14. Это часть визуальных свидетельств, которые Гиллхэм собирал о динамике популяций видов растений в присутствии кроликов.Это научная запись об экосистеме, которую она исследовала. Это также пример трансформации или визуальной метаморфозы — терминов, используемых для обозначения смены формы между реальностью и искусством. Это позволяет художнику преобразовать форму, представляющую один элемент, в аналогичную форму, представляющую что-то еще. Это, в свою очередь, позволяет скрыть одно значение за другим. Это визуальный прием, эквивалентный аллегории и метафоре в литературе, и, как следствие, получил широкое распространение.Впервые он был предложен в 1930-х годах в несколько иной форме французским историком искусства Анри Фосийоном. Хотя последующие историки признали визуальные метаморфозы в нескольких работах крупных художников, наиболее известным из которых является Дюрер, они использовались гораздо шире, чем кто-либо, кроме художников, когда-либо признавал.

Рис. 14 Ботаническое созвездие из 4 видов растений в экологическом микромире, Гиллхэм, 1954.

Путь обработки изображений для превращения цветной фотографии растительности с высоты птичьего полета в искусное выражение ее биологического рисунка последовательно представлен на рис. 15-18.Отправной точкой (рис. 15) является снимок с дрона, показывающий сеть пешеходных дорожек на острове Скомер, в нескольких милях от Скохольма, где работал Гиллхэм. На нем изображена большая кроличья лужайка (большая светло-коричневая область), встроенная в растительность прибрежного склона. Программное обеспечение для обработки изображений (Topaz Labs ‘Simplify’) использовалось для применения к этому изображению ложной цветопередачи, что позволило выявить большее топографическое разнообразие (рис. 16). Затем контурный эффект из художественного меню PaintShop Pro 8 был использован для создания биоморфного изображения (рис. 17).Этот инструмент разработан для упрощения цифровой фотографии и превращения ее в имитацию картины. В высоком разрешении изображение состоит из очерченных участков, напоминающих биоморфы на стратифицированных рельефах Арпа. В этом отношении этот фильтр визуализации может использоваться для определения экологических созвездий на пастбищах на основе различий в цвете внутри и между отдельными растениями. Большая часть почвенного покрова в этом микрокосме состоит из шести элементов; голая почва, папоротник, лесной шалфей, колокольчик и две травы, овсяные хлопья и йоркширский туман.

Рис. 15. Цифровой вид части острова Скомер, полученный при съемке с дрона, май 2017 г.

Рис.16 Ложная цветопередача Рис.15 (Topaz Labs)

Рис.17 Стратифицированный цветной рельеф на Рис.16 при высоком разрешении детализации

Рис. 18 Многослойный цветной рельеф на Рис. 17 при низком разрешении детализации

Только что описанный последовательный процесс начался с цифровой фотографии небольшого участка острова и закончился цветной диаграммой, закодированной в компьютерной цветовой системе RGB, представляющей его топографическое разнообразие.Правдивая проверка исходного изображения дрона на земле подтвердила, что разные цвета на рис. 16 связаны с доминированием различных ботанических видов. Например, синие области были участками колокольчиков. В рамках научного исследования четыре изображения представляют, а не объясняют расположение и взаимосвязь экологических элементов как компонентов динамичной экосистемы прибрежного склона, в которой доминирует поведение кроликов. Изображения являются презентациями. В этом контексте «презентация» — это искусство изображения чего-либо путем рисования или фотографирования.Напротив, «построение диаграммы» показывает, как что-то работает. Основное различие между созданием презентации и созданием диаграммы состоит в том, что презентация определяет объект, тогда как диаграмма объясняет объект с точки зрения его работы, роли или отношений как части большего целого (рис. 19 и 20). В какой-то момент его жизнь научная презентация может рассматриваться как вид искусства.

Рис.19 Создание презентации по сравнению с построением диаграммы

Рис. 20 Схема круговорота растений в созвездии видов растений на острове Скомер в зависимости от воздействия кроликов

https: // репозиторий.genmymodel.com/belprof/Skomermicrocosm

Ссылки в Интернете

Искусная экология

Культуры с воздуха

Береговая линия Артфуйль

Прекрасные сорняки

https://www.pinterest.co.uk/merrillgreene/biomorphic/?lp=true

https://www.terrapinbrightgreen.com/reports/14-patterns/#biophilia-in-context

https://www.moma.org/documents/moma_catalogue_2748_300086869.pdf

http://fire.biol.wwu.edu/trent/alles/Cosmic_Evolution.pdf

https://www.permaculture.org.uk/education/course/ecological-constellations-mapping-systems-and-voicing-wild-2013-11-18

https://panoramas.guggenheim-bilbao.eus/en/surrealism-and-abstraction#there-motion-has-not-yet-ceased

https://www.mirrorservice.org/sites/gutenberg.org/4/6/0/7/46079/46079-h/46079-h.htm

http://www.tate.org.uk/art/research-publications/henry-moore/edward-juler-life-forms-henry-moore-morphology-and-biologism-in-the-interwar-years-r1151314

https: // openlibrary.org / авторы / OL18347A / Alfred_C._Haddon

http://www.studiointernational.com/index.php/metamorphing-transformation-in-science-art-and-mythology

http://cognitiveenhancement.weebly.com/uploads/1/8/5/1/18518906/notes_on_diagrams_and_maps_a_gerner_diagramatology_and_diagram_praxis_london_collegue_publication_2010.pdf4

Difference Between Drawing and Diagram

https://app.genmymodel.com/edit/_an7KML7iEeedTfUoC-GfaA#

Эта запись была опубликована в субботу, 4 ноября 2017 г., в 10:35 и размещена в рубрике Без категории.Вы можете следить за любыми ответами на эту запись через канал RSS 2.0. И комментарии и запросы в настоящий момент закрыты.

Constellation — обзор | Темы ScienceDirect

20.4.3 Коммерческие схемы соответствия

Предположим, что существует несколько PRO, и что компании, производящие упаковку, должны присоединиться к одному из этих PRO и заплатить «лицензионный сбор» в зависимости от упаковочного материала и количества. Предположим, что эти PRO, схемы соответствия, являются коммерческими и конкурируют за то, чтобы компании присоединились к ним.

Такая комбинация имеет следующие преимущества в контексте реализации экономики замкнутого цикла:

•

Компаниям необходимо присоединиться к одной из этих схем соответствия, но они не могут влиять на решения по сбору и переработке.

•

Схемы соответствия конкурируют с лицензионными сборами как «равновесные цены» — поэтому следует ожидать, что компаниям предлагаются услуги по разумным ценам.

•

И наоборот, схемы соответствия должны предлагать привлекательные услуги по разумным ценам для привлечения компаний.

•

Компании могут снизить лицензионные сборы, изменив свою упаковку, модифицируя или сокращая упаковочный материал через DfE.

Иногда эти схемы соответствия некоммерческие. Однако из приведенных выше аргументов ясно, что могут возникнуть проблемы с качеством услуг. Более того, некоммерческая деятельность не дает особых стимулов для снижения затрат. Таким образом, существует множество вопросов, которые, как правило, возникают без конкуренции в качестве координирующего инструмента.

Есть еще одна проблема, которую здесь необходимо решить: схемы комплаенс имеют свои законные деловые интересы, которые также сосредоточены на получении прибыли. Это должно быть сделано в связи со сбором и переработкой отходов их лицензиатов. Но политика РОП также должна мотивировать производителей к внедрению DfE, что, однако, не обязательно должно отвечать интересам схем соблюдения, поскольку они могут потерять бизнес с меньшим объемом переработки отходов (Van Ewijk & Stegemann, 2016).Это, вероятно, будет трудно контролировать, поскольку это развитие соответствует акценту на переработку, а не преимущественно на предотвращение образования отходов, что, как зависимость общественного пути, наблюдается во многих странах.

На рис. 20.2, например, показаны цены на переработанный пластик. В зависимости от затрат на сбор, схемы соответствия могут быть интересны для расширения этой деятельности, чтобы побудить дистрибьюторов упаковки перейти на DfR вместо DfE. Однако цены на переработанные материалы колеблются.Это особенно верно в отношении переработанного пластика, поскольку мировая рыночная цена на сырую нефть оказывает значительное влияние на эту цену. Таким образом, только подробный анализ может дать более полное представление об этой проблеме.

Результаты обсуждения в предыдущих разделах теперь позволяют предложить политику в отношении отходов упаковки, которая способствует предотвращению образования отходов и мотивирует компании к созданию DfE.

The Constellation Project — Planetary Health Alliance

«Созвездие — это группа звезд, связанных воображением.Мы смотрим в ночное небо и видим карту историй, созданную нашей потребностью понять мир вокруг нас и за его пределами.

И все же дома, на земле, наши перспективы могут быть ограничены.

Мы находимся в критический момент в истории человечества. Мы только начинаем понимать значение того, что Мартин Лютер Кинг назвал «острой неотложностью настоящего». Большая часть человеческой цивилизации произошла в геологическую эпоху: голоцен, характеризовавшийся удивительно стабильными биофизическими условиями.Но примерно в то же время, когда наши первые астронавты Аполлона ступили на Луну и были поражены ошеломляющей красотой Земли, возвышающейся над горизонтом Луны, мы вступили в новую геологическую эпоху: антропоцен, когда пресса нашего вида теперь регистрируется как отдельная. геологическая сила, разрушающая естественные процессы с самой высокой скоростью в истории нашего вида.

Примите во внимание следующие факты: чтобы прокормить себя, мы ежегодно отводим около 40% поверхности земли под пастбища и пахотные земли.Мы используем около половины доступной пресной воды на планете для орошения наших сельскохозяйственных культур; и мы эксплуатируем 90% мирового рыболовства на максимальных или превышающих их пределы. В процессе мы вырубили половину мировых лесов и перекрыли более 60% рек. Качество воздуха, воды и земли ухудшается во всем мире из-за глобального загрязнения. Производство парниковых газов меняет климат Земли. Эти и другие процессы приводят к исчезновению видов, в то время как количество отдельных млекопитающих, рыб, птиц, рептилий и земноводных сократилось вдвое за последние 45 лет.Мы держим природу в осаде.

Пытаемся ответить. Мировое сообщество здравоохранения начинает понимать, что ухудшение состояния окружающей среды — это не только экологический кризис, но и кризис человечества. Это генезис здоровья планеты.

Точно так же, как мы осознаем взаимосвязь нашего здоровья и здоровья планеты, мы признаем разрыв наших отношений с Природой. Продолжающееся разрушение природных систем Земли является результатом решений, которые ежедневно принимают миллиарды людей.Эти решения бывают одновременно добровольными и недобровольными, коллективными и личными. Благоговение и трепет перед природой утратили свой авторитет. Следует задать вопрос: что движет нашими действиями? Как нам возродить и переосмыслить духовные отношения с этой прекрасной, разрушающейся планетой, которую мы называем домом?

Как мы воспитываем сочувствие, сдержанность и стойкость, жертву и веру, основанные на действии? Как мы признаем горе, которое мы испытываем по отношению к нашему изменяющемуся миру из-за разрушений, вызванных пожарами, наводнениями и ураганами? Можем ли мы, как люди, расширить наше определение сообщества, включив в него все виды, а не только наш собственный? И как может выглядеть и ощущаться другой вид силы, если мы расширим наше понятие власти, включив в него законные права и положение рек, гор и всех форм жизни на Земле?

По мере того, как мы решаем эти огромные проблемы, развивающаяся область планетарного здоровья в партнерстве с земной духовностью может создать более этическую позицию по отношению к жизни, развивающейся в эпоху антропоцена.Нам нужны новые истории для новой эры планетарного сознания.

The Constellation Project — результат сотрудничества Гарвардской школы богословия, Planetary Health Alliance, Гарвардского института им. Школа общественного здравоохранения Чана, Гарвардский центр окружающей среды и Центр изучения мировых религий — празднуют беседы между дисциплинами, которые ведут диалог только между собой. Такой академический апартеид слишком долго подавлял воображение и подавлял творческие способности.Нам нужны здоровые и творческие беседы, в которых ученые могут честно говорить от глубины своих разбитых сердец о том, что они становятся свидетелями: исчезновение видов и местообитаний, гибель коралловых рифов, рост инфекционных заболеваний. Нам необходимо ощутить эмоциональный регистр музыки, поэзии и фильмов, которые пересматривают, что значит быть человеком во все более раздробленном мире.

Проект Constellation стремится к более глубокому изучению людей на местах. Назовите это экологией проживания.Какие истории мы рассказываем себе, которые ранят мир и его жителей, вместо того, чтобы позволить всей жизни процветать? Какие истории появляются, которые могут помочь нам встать на другой путь?

Проект «Созвездие» полон вопросов, которые требуют от нас отчета.

Территория, где встречаются наука, искусство и гуманитарные науки, здоровье человека и духовность, — это место, где сияет проект «Созвездие». Наше намерение состоит в том, чтобы создать атмосферу свидетельствования, где разные голоса из всех дисциплин, географических регионов, традиций и практик приглашаются для выступления, чтобы создать более широкое сообщество заботы.Мы созываем вместе Рассказчиков, которые разделяют общую уверенность в Природе как главном корне развивающегося сознания. Определив этот корень заботы и участия, мы сможем лучше закрепить нашу человечность на основе планетарного сострадания.

Мы думаем, что эти собрания будут стимулировать пробуждение для нас как отдельных людей и как сообщества. Мы хотим, чтобы священники привносили науку в свои проповеди; мы хотим, чтобы ученые чувствовали позволение придать авторитет «благоговения перед жизнью» наряду со своими анализами; мы представляем, как ученые и студенты находят место для своей духовной жизни.

Проект Созвездие стремится составить новые карты, которые направят нас к будущему непреходящей силы и присутствия, где наши объятия человечества станут объятиями Земли, взаимосвязанными и взаимосвязанными. Это место, где обитают вдохновение, воображение и смелые действия ».

Автор:

Терри Темпест Уильямс — писатель-резидент Гарвардской школы богословия. Она является автором классической экологической книги «Убежище — неестественная история семьи и места». Автор 17 книг, в том числе «В поисках красоты в разрушенном мире», «Открытое пространство демократии» и, совсем недавно, «Час земли — личная топография национальных парков Америки». Ее работа была опубликована и переведена по всему миру.

Чарльз М. Стэнг — профессор раннехристианской мысли и директор Центра изучения мировых религий Гарвардской школы богословия. Его научные исследования сосредоточены на религиях древнего средиземноморского мира; но в более широком смысле его интересует, как религия и духовность могут быть ресурсом для преодоления глобального экологического кризиса.

Новые созвездия видов изменяют экосистемы — ScienceDaily

Деятельность человека, вызывающая глобальные изменения климата и разрушающая среду обитания в природе, приводит к исчезновению многих видов из экосистем Земли.В то же время многие виды расширяют ареал своего обитания.

Статья профессора Дэвида Уордла из Шведского университета сельскохозяйственных наук (SLU) в Умео в сотрудничестве с исследователями из Великобритании, США и Нидерландов, опубликованная в журнале Science , проливает новый свет на эту тему. .

Ученые предлагают предложения о том, как научные исследования могут улучшить понимание исчезновения видов и одновременного появления новых видов, а также того, как это влияет на функцию экосистемы.

В то же время, когда виды исчезают или вымирают, многие виды расширяют свой ареал в результате того, что люди вводят новые виды в новую среду, а также потому, что определенные виды получают выгоду от продолжающегося изменения климата.

Некоторые исследователи изучали последствия потери вида в экосистеме, в то время как других интересовало, что происходит, когда добавляются новые виды.

Несмотря на то, что потеря и прирост видов происходят параллельно, исследователи не изучали эти два явления одновременно.Однако это важно сделать, если мы хотим понять, как деятельность человека влияет на производство экосистем, цикл питания и способность накапливать углерод.

Авторы статьи поясняют, что виды, приобретенные экосистемами в результате деятельности человека, влияют на экосистемы иначе, чем виды, которые утрачиваются. Это означает, что основное воздействие деятельности человека на экосистемы может возникнуть в результате замены нами видов другими видами, которые ведут себя иначе. Подчеркивается, что эти эффекты наиболее остры, когда виды доминируют (имеют большую биомассу) в экосистеме или обладают такими ключевыми характеристиками, которые определяют функционирование экосистем.

В статье авторы подчеркивают, что многое остается неизвестным относительно того, как эта одновременная потеря и прирост видов может повлиять на экосистемы.

Значительный и важный прогресс был достигнут в отношении того, как и почему новые (инвазивные) виды изменяют экосистемы, поскольку большая часть исследований в этой области сосредоточена на том, как свойства новых видов влияют на экосистемы.

Сегодня у нас ограниченные знания о том, как утрата видов влияет на экосистемы, потому что это в основном изучается при случайном выборе видов в контролируемых экспериментах, несмотря на то, что виды не исчезают из экосистем случайно.

Авторы подчеркивают необходимость расширения наших знаний об изменениях характеристик, которые произошли в результате утраты видов и добавления новых видов, прежде чем исследователи смогут что-либо сказать о том, как деятельность человека влияет на функцию экосистем.

История Источник:

Материалы предоставлены Expertanswer (Expertsvar на шведском языке) . Примечание. Содержимое можно редактировать по стилю и длине.

Социальные изменения с открытым исходным кодом: внутри модели Constellation

«Несмотря на текущую рекламу и лозунги, мир не меняется по отдельности.Оно меняется по мере того, как формируются сети отношений между людьми, которые обнаруживают, что разделяют общую цель и видение того, что возможно ».

Маргарет Уитли и Дебора Фрейз

Модель созвездия была разработана Канадским партнерством по охране здоровья детей и окружающей среды (CPCHE) и для него. Модель предлагает инновационный подход к организации совместных усилий в секторе социальной миссии и разделяет различные элементы модели с открытым исходным кодом. Он подчеркивает самоорганизацию и конкретные действия в сети партнерских организаций, работающих над общим вопросом.

Constellations — это самоорганизующиеся группы действий, которые действуют в рамках более широкого стратегического видения партнерства. Эти созвездия ориентированы вовне, сосредоточив свое внимание на создании ценности для тех, кто находится во внешней среде, а не на самом партнерстве. В то время как серьезные усилия вкладываются в основные принципы руководства и управления партнерством, большая часть энергии тратится на принятие решений, ресурсы и совместные усилия, необходимые для создания социальной ценности. Созвездия движут и определяют партнерство.

Модель созвездия возникла из глубокого понимания силы сетей и однорангового производства. Лидерство между партнерами плавно меняется, и каждый партнер имеет свободу возглавить созвездие и участвовать в созвездиях, которые выполняют действия, представляющие второстепенный интерес. Интернет предоставил платформу, партнерская сеть позволила объединить знания, а цель снижения химического воздействия на детей поддерживала поток энергии.

Основываясь на семилетнем опыте, в этой статье представлен обзор модели созвездия, обсуждаются результаты CPCHE и определяются сходства и различия между моделями созвездия и моделями с открытым исходным кодом.

Канадское партнерство по охране здоровья детей и окружающей среды

В 2000 году небольшая группа канадских неправительственных организаций (НПО) заговорила о гигиене окружающей среды детей. Эти группы, выходцы из самых разных сфер, таких как уход за детьми, общественное здравоохранение и защита окружающей среды, все больше беспокоились о рисках, связанных с токсичными веществами и другими опасностями окружающей среды для детей.Тем не менее, ни одна группа в одиночку не имела полномочий, навыков или ресурсов для решения этой сложной проблемы. Они поняли, что есть только один способ решить эту растущую проблему: работать вместе. Это решение привело к созданию CPCHE с целью совместной работы по созданию здоровой среды для детей в Канаде.

Решение работать вместе быстро привело к ряду острых вопросов. Как бы они ставили коллективные цели? Придется ли им обо всем соглашаться? Как они могли сохранить свою автономию и разнообразие? Кто будет ответственным? Как им лучше всего использовать таланты друг друга? Группа знала, что они хотят создать гибкое, легкое и адаптируемое партнерство, а не новую крупную зонтичную НПО.Имея это в виду, они разработали модель партнерства созвездия.

Созвездие Модель

Модель созвездия предназначена для объединения нескольких групп или секторов, работающих для достижения общего результата. Основное внимание уделяется действию, а не диалогу. Государственное образование, предоставление услуг, исследования и другие ощутимые социальные изменения осуществляются небольшими самоорганизующимися группами, называемыми созвездиями. Эти команды связаны в общее партнерство, которое поддерживается вместе с использованием структуры руководства и управления, которая уравновешивает лидерство между всеми участвующими партнерами.Цель не в том, чтобы создать новую организацию, а в том, чтобы делать все быстро и эффективно.

На рисунке 1 показаны основные компоненты модели созвездия. Ключом к успеху модели являются: упрощенное управление, группы, ориентированные на конкретные действия, и сторонняя координация. Эти три элемента позволяют быстро реагировать на новые идеи, продолжая работать над более затяжными проблемами и сохраняя организационную автономию в рамках сотрудничества. Партнеры применяют принцип эмерджентности, прислушиваясь к новым возможностям, связанным с основной стратегической работой группы.Структура созвездия позволяет им быстро реагировать на эти возможности, заниматься только той деятельностью, которая для них важна, и держаться подальше от действий, которые не соответствуют их интересам. Созвездия — это не монолитный набор интегрированных проектов, а скорее слабо связанные скоординированные инициативы. Эта слабая взаимосвязь играет центральную роль в поддержании автономии, гарантируя, что группа движется к своим стратегическим целям.

Рисунок 1: Модель Constellation

Облегченное управление

Партнерство на основе созвездий создается в ответ на потребность или возможность, которая требует внимания.Эта потребность или возможность описывается как магнитный аттрактор. Его розыгрыш определит уровень приоритета, который партнеры будут уделять работе партнерства. Он определит уровень энергии и инициативы, а также объем работы и круг партнеров, которые решат присоединиться к ней.

Для CPCHE первоначальными магнитными аттракторами была необходимость повышения осведомленности и мобилизации действий в отношении воздействия токсичных веществ и состояния окружающей среды детей. В частности, группа хотела, чтобы лица, принимающие решения, поставщики услуг и лица, обеспечивающие уход, понимали насущную необходимость устранения как хорошо известных угроз, таких как использование свинцовых украшений, так и новых угроз, таких как бифенол А в пластиковых детских бутылочках.Хотя организации пытались работать над этими проблемами индивидуально, было ясно, что они конкурируют друг с другом за ограниченные ресурсы и что их действия не скоординированы. Это привело к путанице и ограниченному влиянию.

После того, как группа была сформирована вокруг магнитного аттрактора, им нужно было быстро сформировать группу управления, известную как координационный комитет, чтобы служить более широкому коллективному видению. В небольших партнерствах эта группа может состоять из представителей каждой из партнерских организаций.В более крупных партнерствах и сетях они могут состоять из пользующихся доверием членов более широкой группы, которые добровольно выступают вперед. Каким бы ни было определение этой группы, ее члены действуют как хранители интересов сообщества и работы, которая проводится в отношении магнитного аттрактора, а не как представители интересов своей организации. Каждая организация сможет преследовать свои интересы через расстановки.

Управляющая группа отвечает за общее состояние партнерства и обеспечивает соответствие расстановок целям партнерства.В случае с CPCHE эта работа началась с создания трех ключевых документов. Первый документ предоставил набор руководящих принципов и определил магнитный аттрактор, на котором группа сосредоточится. В нем говорилось: «… все дети и взрослые имеют право знать о доказанных и потенциальных опасностях для их здоровья и безопасности окружающей среды». Второй документ содержал техническое задание на управление, включая соглашение о партнерстве и структуру, определяющую, как партнеры будут работать вместе. Третий документ представлял собой стратегический план, в котором сформулированы общие цели, связанные с изменением практики родителей и работников по уходу за детьми и изменением политики по защите детей.Эти три документа обеспечили основу для поддержки четких действий от имени партнеров.

Рабочие группы, ориентированные на конкретные действия

Constellations могут быть формальными проектами, оппортунистическими инициативами или рабочими группами, которые направляют определенные аспекты работы партнерства. Хотя они ориентированы на практику и конкретные интересы участников, они также должны соответствовать общему видению и плану партнерства. Для создания созвездия необходимы два элемента: i) потребность или возможность; и ii) энергичное лидерство со стороны одного или нескольких партнеров.Когда созвездие запускается, участвующие партнеры определяют круг ведения. Каковы их цели? Как они хотят работать? Группа также обсуждает, кто из них должен дать энергию, чтобы играть роль лидера, у кого есть организационная способность быть финансовым лидером и какую роль будет играть каждый из членов. Роли и обязанности соответствуют активам каждой группы. Лидерство переходит от партнера к партнеру, как и любое потенциальное финансирование, которое может быть связано с созвездием.

Созвездия обладают рядом характеристик, которые отличают их от традиционных комитетов. Они ставят инициативных перед положением и властью. Деньги и ответственность разложены. Когда потребность или возможность удовлетворены, созвездия можно творчески разрушить или свернуть. Поскольку каждое созвездие проницаемо — группы могут уходить или присоединяться по своему желанию — возникает естественное давление, чтобы оставаться актуальными. Кроме того, они призваны быть небольшими частями стратегического целого, объединяющими более широкую картину партнерства в экосистеме.

В период с 2001 по 2008 год CPCHE организовал более 15 различных группировок, посвященных таким вопросам, как подзаконные акты о пестицидах, повышение осведомленности среди работников здравоохранения и по уходу за детьми, а также мониторинг токсичных веществ, ртути, потребительских товаров и воздействия свинца. Более половины созданных созвездий были выведены из эксплуатации, потому что цели были достигнуты или энергии больше нет. Ясно, что такой подход позволил партнерам быстро спровоцировать решение конкретной проблемы, а затем распустить ее, когда проблема была решена или когда энергия группы ослабевает.Это произошло без нарушения видения и стабильности партнерства в целом.

Координация со сторонними организациями

Когда некоммерческие организации создают совместные проекты, они обычно размещают функции секретариата в рамках одного из партнеров, обычно партнера с наибольшими возможностями. Однако возложение координационной функции на одного из партнеров полностью и навсегда меняет динамику власти в группе. Когда один партнер берет власть, другие откладывают ответственность, и многие партнеры теряют энергию и мотивацию.

В модели созвездия функции секретариата или координации находятся вне основных партнеров. Сотрудники либо консультанты, либо работают в сторонней посреднической организации. Эти люди должны быть знакомы и заинтересованы в характере совместной работы, но не должны сидеть за столом в качестве поставщика контента. Их работа заключается в поддержке процесса сотрудничества, направляя процесс планирования, содействуя встречам, поддерживая новые созвездия, сбор средств для совместных проектов, посредничество в конфликтах, помогая потоку информации и создавая общий потенциал группы для работы для достижения желаемого результата. .

В основе секретариата лежит по крайней мере один человек, готовый помогать группе. Это не должность младшего координатора, поскольку требуется высококвалифицированный и разборчивый человек, олицетворяющий совместное лидерство. Фактически, эта должность — исполнительный директор партнерства, но с упором на процесс, а не на содержание. Их цель — поддержать экспертов по контенту из организаций, входящих в партнерство. Этот человек должен найти баланс между продвижением группового процесса вперед и руководителями партнерских организаций.

В модели созвездия финансовая и юридическая ответственность перемещается, чтобы избежать создания новой организации. Созвездия управляют моделью: руководство и ресурсы для этих созвездий постоянно приходят из разных мест и направляются в разные организации. Участник, управляющий конкретным проектом, берет на себя юридическую и финансовую ответственность за этот проект. Это «в движении» управление деньгами и властью гарантирует, что активные партнеры получают компенсацию за свою инициативу, и снижает вероятность того, что деньги и власть будут объединены в одном партнере.Роль секретариата во взаимодействии с группой управления и финансирующим сообществом состоит в том, чтобы уравновесить поток руководства и денег. Секретариат должен иметь обязательство по наращиванию потенциала и вовлечению менее активных членов.

Одной из проблем, связанных с отсутствием регистрации, является возможность накопить основное финансирование для оплаты секретариата. Большинство организаций, финансируемых за счет грантов, покрывают эти расходы, взимая накладные расходы. Однако, поскольку гранты не поступают напрямую в партнерство в целом, для этой цели не взимаются накладные расходы.Решение CPCHE состояло в том, чтобы выделить часть административных сборов из каждого гранта, полученного партнерами, на работу секретариата. В случае, когда стандартные накладные расходы составляют 15%, 10% остается у ведущего партнера, а 5% направляется на управление самим партнерством. Это гарантировало, что со временем некоторый неограниченный доход будет накапливаться для использования по усмотрению группы управления для обслуживания сотрудничества. Первоначально эти средства находились в доверительном управлении одного из партнеров.Теперь трастовый фонд находится в Центре социальных инноваций в Торонто, организации, которая занимается предоставлением услуг сторонней поддержки для таких инициатив, как CPCHE.

Модель созвездия не может работать без интернета. Такие инструменты, как списки электронной почты, отслеживание изменений в документах и ​​общий веб-сайт, имеют решающее значение для облегчения совместной работы в группе. Сотрудничество происходит на собраниях, в Интернете и по телефону между собраниями. «Промежуток между» особенно важен для обеспечения полной информированности и вовлеченности группы.

Результаты и задачи

Модель созвездия создала в Канаде устойчивую экосистему, в которую входят более 1000 идейных лидеров и поставщиков услуг, которые работают над проблемами окружающей среды и здоровья детей. В провинциях Альберта, Новая Шотландия и Нью-Брансуик проводятся провинциальные сотрудничества по вопросам гигиены окружающей среды детей. Благодаря совместному подходу CPCHE к консультациям по вопросам политики появились новые связи между промышленностью, правительством и НПО.Эта сетевая сеть представляет собой важный актив для устранения экологических угроз для детей в ближайшие годы.

Есть ряд легко узнаваемых достижений. Партнеры: i) реализовали модель, разработанную ими семь лет назад; ii) коллективно собрали 3 миллиона долларов на работу по охране окружающей среды детей и привлекли еще миллионы натуральных ресурсов; и iii) подготовил ряд важных публикаций по экологическим рискам для здоровья детей, начиная от исследований по контролю над токсичными веществами и заканчивая доступными на понятном языке справочниками, которые помогают родителям и работникам детских садов обеспечивать безопасность детей.

Также очевидны достижения, которые сложнее измерить. Во-первых, применение модели привело к заметному сдвигу от конкуренции к сотрудничеству как между партнерами, так и в более широком пространстве окружающей среды и здоровья детей. Во-вторых, работа CPCHE повлияла на внесение изменений в Закон о средствах борьбы с вредителями, План управления химическими веществами для Канады и Основные обязательные руководящие принципы по укреплению здоровья в Онтарио. Это помогло сформировать дебаты вокруг нового Закона Канады об охране окружающей среды и вызвало дискуссии о возобновлении действия Закона об опасных продуктах Канады.В апреле 2008 года министр здравоохранения объявил о запрете использования бисфенола А в детских бутылочках. Он заявил, что правительство будет использовать предупредительный подход при рассмотрении химических веществ в рамках Плана управления химическими веществами. Это вызвало рыночную трансформацию, в результате которой бисфенол А в продуктах, продаваемых в Канаде, практически исчез. Это также создало прецедент для запрета вещества. Это решение является прямым результатом работы талантливых партнеров CPCHE и его мощного подхода к социальным изменениям.Широта знаний и разнообразная аудитория, представленная партнерами CPCHE, сыграли ключевую роль в этом успехе в области политики.

В-третьих, CPCHE помог улучшить практику на местах среди работников здравоохранения и дневного ухода. Более 1500 работников здравоохранения и ухода за детьми посетили семинары CPCHE по укреплению здоровья, где они узнали об экологических рисках для детей и способах их предотвращения. В результате все больше людей, работающих в сфере здравоохранения, обращают внимание на экологические факторы риска для детей.

Партнерство временами вызывало трудности. Наиболее серьезные проблемы были связаны с пропускной способностью и скоростью. Очень важно наращивать потенциал всех партнеров для внесения значимого вклада. На раннем этапе потребовались особые усилия, чтобы мелкие партнеры имели возможность играть в группе на равных. Теперь есть элемент групповой готовности к созданию созвездий. Однако на то, чтобы довести группу до этого момента, потребовалось гораздо больше времени, чем ожидалось.

Сходства и различия с моделью с открытым исходным кодом

За последние несколько лет мы стали свидетелями растущего числа попыток использовать опыт открытого исходного кода в новых областях.Работа в таких областях, как открытые образовательные ресурсы, в буквальном смысле основывается на подходе с открытым исходным кодом, поощряя учителей открыто лицензировать, делиться и ремикшировать образовательный контент. Усилия в таких областях, как открытая филантропия, менее буквальны, они больше опираются на этику и практику открытого исходного кода и меньше на идею создания открытых цифровых артефактов. Сравнение открытого исходного кода

Модель созвездия попадает во второй лагерь, черпая вдохновение из открытых источников. Некоторые из элементов, которые модель созвездия разделяет с открытым исходным кодом, включают:

1. Команды действий объединяются, чтобы достичь цели, основанной на взаимных интересах, где баланс между сообществом и собственной персоной способствует продуктивности коллег.
2. Четкие, но легкие структуры координации обеспечивают согласование индивидуальных и организационных усилий для достижения большей цели.
3. Меритократия уравновешивается вовлечением, поскольку лучшие идеи и подходы поднимаются на вершину и подкрепляются опытом сообщества.
4. Отдельные лица и группы входят или выходят в любое время в зависимости от их собственных интересов и потребностей.
5. Ценится лидерство и здоровье общества.

Основные отличия:

1. Модель созвездия ориентирована на продвижение социальных ценностей, в то время как модель с открытым исходным кодом фокусируется на цифровых активах, которые могут распространяться по лицензиям с открытым исходным кодом.
2. Отсутствие внимания к цифровым активам означает, что разделить команду непросто. Право на форк не только отсутствует, но и противоречит необходимости координировать действия по отношению к магнитному аттрактору.
3. Модель созвездия привлекает команды из партнерских организаций в экосистему, а модель с открытым исходным кодом привлекает людей из любого места.

Связь между открытым исходным кодом и моделью созвездия не случайна. Ряд людей, участвовавших в раннем проектировании модели созвездия, участвовали в проектах с открытым исходным кодом.Модель созвездия намеренно основывалась на практике открытого исходного кода с самого начала.

Заключение

Сотрудничество с CPCHE было успешным и относительно быстрым, что нетипично для партнерских социальных миссий. CPCHE использовал организацию с открытым исходным кодом, чтобы продвинуть рынок токсичных веществ и химической безопасности, что оказало прямое влияние на политику в Канаде и повлияло на глобальный уровень. Он также создал прочную сеть людей, приверженных охране здоровья детей.

Созвездие потенциально может помочь организациям решать конкретные проблемы в контексте быстро меняющейся сложной экосистемы социальных проблем. Другие организации, такие как Некоммерческая сеть Онтарио, Front Line Partners for Youth и telecentre.org, сейчас экспериментируют с этой моделью.

Пример группировки CPCHE показывает, что мы можем сохранять организационную независимость и эффективно сотрудничать с другими. Именно так нам нужно работать, чтобы стимулировать социальные инновации.

Эта статья была адаптирована из книги «Прислушиваясь к звездам: модель созвездия совместных социальных изменений», опубликованной в первом выпуске журнала Social Space, опубликованного Центром социальных инноваций Lien при Сингапурском университете менеджмента.

Рекомендуемые ресурсы

Соглашение Ральфа Стейси и матрица уверенности

Обзоры социальных инноваций

Функциональные и эволюционные корреляты генных констелляций в геноме Drosophila melanogaster, отклоняющиеся от стереотипной генной архитектуры

Задний план: Биологические аспекты генов разнообразны.К ним относятся геномные свойства (например, аутосомное сцепление X /, рекомбинация) и функциональные свойства (например, уровень экспрессии, тканевая специфичность). Множественные свойства, каждое из которых, как правило, имеет тонкое влияние в отдельности, могут влиять на эволюцию генов или просто (авто) коррелировать. Результаты многомерного анализа могут выявить относительную важность этих свойств для эволюции генов и, следовательно, помочь оценить, следует ли учитывать эти свойства во время анализа. Несмотря на то, что в настоящее время в ходе исследований рассматриваются многочисленные свойства, большинство работ по-прежнему предполагает наличие стереотипного одиночного гена, который обычно описывается в учебниках.Здесь мы исследуем геном Drosophila melanogaster, чтобы определить, коррелируют ли отклонения от стереотипной генной архитектуры с другими свойствами генов.

Полученные результаты: Отклонения от стереотипной генной архитектуры были классифицированы как следующие группы генов: перекрывающиеся гены были определены как гены, которые перекрываются в 5-первичных, экзонных или интронных областях.Гены совместной кластеризации хроматина были определены как гены, которые объединяются в кластеры в пределах 20 т.п.н. от территорий транскрипции. Если применять эту схему, стереотипный ген появляется редко (7,5%), слегка измененные схемы дают результат примерно от 1% до 50%. Более того, если следовать нашей схеме, парные перекрывающиеся гены и гены совместной кластеризации хроматина составили 50,1 и 42,4% проанализированных генов, соответственно. Комбинация генов была коррелятом ряда функциональных и эволюционных свойств генов, но ее статистический эффект был примерно на 1-2 порядка ниже, чем эффекты рекомбинации, сцепления хромосом и функции белков.Анализ наборов данных о мужских репродуктивных белках показал, что они были предвзяты в их представлении генных констелляций и оценок Ka / Ks скорости эволюции, но эти предубеждения не подавили биологически значимое наблюдение высоких темпов эволюции мужских репродуктивных генов.

Заключение: Учитывая редкость одиночного стереотипного гена и обилие генных констелляций, которые отклоняются от него, наличие генных констелляций, которое когда-то считалось исключительным для больших геномов эукариот, могло иметь более широкое значение для понимания и изучения генома.Однако, согласно нашему определению, хотя генные созвездия могут быть значимыми коррелятами функциональных свойств генов, они, как правило, являются слабыми коррелятами эволюции генов. Таким образом, необходимость их рассмотрения будет зависеть от контекста исследований.

сетей для социальных изменений |

Как мы можем эффективно заложить основу для социальных изменений в мире, в котором не хватает финансирования и времени? Согласно модели созвездия, ответ заключается в гибком и эффективном сотрудничестве.

Созданная Центром социальных инноваций (CSI) в Торонто, модель созвездия представляет собой основу для эффективного объединения различных партнеров из разных областей для решения сложных и неотложных социальных проблем. Эта модель возникла в результате конкретного проекта CSI с целью укрепления партнерства между организациями по уходу за детьми, общественным здравоохранением и окружающей средой, сосредоточенными на устранении факторов окружающей среды, влияющих на здоровье детей в Канаде. Опыт CSI подтвердил, что в эту эпоху динамичных социальных систем изменения, скорее всего, будут происходить благодаря объединенным усилиям между участниками, работающими в разных областях и экосистемах, чем организациями, работающими в одиночку.

В отличие от традиционных совместных проектов, требующих всеобщего согласия, вертикального управления и частых встреч, модель созвездия отдает предпочтение гибким, легким партнерским отношениям, которые задействуют опыт и таланты каждой организации. Партнеры организуются вокруг конкретных вопросов, представляющих интерес, формируя тематические «созвездия», которые активируются, когда есть высокая энергия или большие возможности, и бездействуют, когда энергия или возможности ослабевают.

Эта гибкость позволяет модели реагировать на потребности и интересы экосистемы организаций и отдельных лиц, работающих в определенной области контента или для достижения общей цели.«Созвездия используют силу слабой связи, позволяя подходящим партнерам объединяться на основе их собственных интересов и активов. Это создает более сильные группы действий, которые используют силу личных интересов в рамках общего видения ». ¹ Модель созвездия обеспечивает эти «слабые связи» вокруг интересов, определенных партнером, избегая при этом определения направления сверху вниз и встречи с усталостью.

Модель созвездия состоит из трех ключевых элементов:

• Облегченное управление
• Рабочие группы (созвездия), ориентированные на действия
• Координация третьей стороны

Партнерские отношения на основе Constellation создаются в ответ на конкретную потребность и контролируются группой управления, которая обеспечивает упрощенное управление .Группа управления устанавливает стратегическое направление, следит за общим состоянием партнерства и согласовывает констелляции с общей целью группы. Такой надзор отличается от более традиционных моделей управления сверху вниз, в которых лидеры принимают решения, которым должны следовать все члены группы.

Рабочие группы, ориентированные на действия , или созвездия, — это способ урегулировать напряженность вокруг различных приоритетов, что может стать проблемой для вновь образованных коллективов.В модели созвездия партнерские организации могут свободно создавать «созвездие» вокруг своей предпочтительной темы или проблемной области, уравновешивая различные интересы группы с целью повышения производительности.

Наконец, чтобы гарантировать, что партнерство остается равным игровым полем для равных, посредническая организация должна обеспечивать координацию третьей стороны . Это предотвращает объединение полномочий одного партнера, позволяет нейтральной организации привлекать новых партнеров и поддерживает общую координацию совместной работы.

Модель созвездия представляет собой основу для поддержания независимости организации при быстрой работе с другими, занимаясь только вопросами, которые соответствуют интересам организации. В быстро меняющейся сложной экосистеме это один из эффективных способов развития успешных партнерских отношений для решения критических проблем.

Модель Созвездия в действии в Лос-Анджелесе, Калифорния

В 2008 году, стремясь стимулировать изменения в системе образования и кадровых ресурсов, UNITE-LA собрал руководителей высшего звена из L.Ключевые сектора образования, бизнеса, правительства, труда и некоммерческих организаций А. образуют беспрецедентный альянс. Эти усилия привели к формированию L.A. Compact, в котором использовался подход модели созвездия для решения крупномасштабных проблем с образованием и подготовкой рабочей силы в Лос-Анджелесе. LA Compact — это партнерство между 24 местными организациями и учреждениями, которые связаны с экосистемой образования и подготовки кадров, включая Торговую палату, LAUSD, город и округ Лос-Анджелес, First 5 LA, высшие учебные заведения, профсоюзы, местные некоммерческие организации и предприятия.

Стороны, подписавшие L.A. Compact, согласились преследовать три общесистемные цели для Лос-Анджелеса:

1. Все ученики заканчивают среднюю школу;
2. Все студенты имеют доступ к колледжу и готовы к успеху в нем; и
3. Все студенты имеют доступ к возможностям получения устойчивой работы и карьеры.

Используя подход модели созвездия, L.A. Compact может предоставить своим партнерам возможности для достижения этих целей через созвездие совместных рабочих групп.Первоначально UNITE-LA выполнял функции организатора этих рабочих групп, но теперь рабочие группы созываются и поддерживаются рядом партнерских организаций. Посетите веб-сайт L.A. Compact для получения информации о текущих рабочих группах.

Более подробную информацию и ресурсы о модели созвездий и ее происхождении можно найти на веб-сайте Центра социальных инноваций, включая статью Тони Сурман и Марка Сурмана «Прислушиваясь к звездам: модель созвездий совместных социальных изменений».