Негосударственное общеобразовательное учреждение Средняя общеобразовательная школа

От чего зависит мышление: «От чего зависит мышление человека, почему у всех своё мышление?» — Яндекс Кью

«От чего зависит мышление человека, почему у всех своё мышление?» — Яндекс Кью

В нескольких абзацах трудно ответить. Попробую.

Сначала про «у всех своё мышление».

По ощущениям, спрашиваете не про мышление, а про мировоззрение, картину мира. У каждого она (оно) своя, так как каждый человек – это «индивидуальная точка сборки». Даже если два человека жили в одном месте, в одно время, родились у одних родителей в один день, всё равно один смотрел на мир «справа (сверху, искоса)», другой «слева (снизу, напрямую)».

Если речь все же именно о мышлении, то оно у всех одинаковое. Все люди используют одни и те же мыслительные операции. Другой вопрос, что не все мыслительные операции доступны каждому человеку. И не все люди используют мышление. Собственно, «разным» мышление становится из-за выпадения отдельных (всех) его функций.

Если представить, что существует конечное количество мыслительных стратегий, тактик и операций (синтез, анализ, прогноз, экстраполяция, редукция, дедукция, индукция, обобщение, разобщение, отождествление, различение, сравнение, категоризация, классификация, исключение, добавление, искажение, подмена, преувеличение, преуменьшение, перестановка, маскировка и еще чего-то там). Если предположить, что мыслительных операций хотя бы меньше 20, то склонность к различным комбинациям из этих 20, будет давать «богатство вариантов мышления».

Про выпадение функций

Кому-то трудно обобщать. Такой человек «думает одну мысль за раз», не видит закономерностей.

Кому-то, наоборот, трудно детализировать. Такой человек «витает в облаках», «строит воздушные замки». Он мыслит «генеральными замыслами», общими идеями, «широкими обобщениями».

Кому-то трудно анализировать. Не выработано критическое мышление, трудно распознать, что подходит, что не подходит, что приемлемо, что неприемлемо, что можно использовать, что нельзя. Такой человек испытывает трудности с мыслительными операциями вообще.

От чего зависит

В зависимости от того, какая функция мышления затерялась, формирование мышления может зависеть от чего угодно.

Примеры 1.

Человек не способен экстраполировать (выводить новые данные из нового опыта на основании прошлых примеров). Очень грубо, но понятно: человек не может представить, что лошадки умеют размножаться. Что это значит: вероятно, он у него не было кошечки, которая бы окотилась, собачки, которая бы ощенилась, и папы с мамой, которые бы ему рассказали, что биологические виды сношаются и размножаются.

Пример экстраполяции: командир взвода никогда не был на боевом задании в Эритрее, но прошел несколько войн в других горячих точках. Попав в новую местность он применяет старый опыт, выстраивает стратегию исходя из имеющихся данных.

Пример 2.

Человек считает себя глупым от природы, потому что дедушка, который его вырастил, все время говорил «от росинки не родятся апельсинки», «всяк сверчок знай свой шесток», «выше головы не прыгнешь», «умными бывают только богатые», «у нас в роду все работягами были».

У человека нет другой реальности, где надо приложить силу мысли, чтобы изменить реальность. Он живёт с прошивкой «ничего не изменить» и просто делает, что делает. Делает то, чему научили. Не пытается думать.

Пример «антипрошитого». Говорят, Ломоносов так сильно хотел учиться, что, будучи ребенком украл валенки и прошел много верст в надежде на то, что примут в школу.

Пример 3.

Человек родился в семье аферистов. С детства его учат, что люди – это «лохи, которых надо пощупать». Его тренируют незаметно лазать по карманам и искать всевозможные уязвимости у разных господ. В этом случает может быть развита всего одна «мыслительная операция» – перехитрить любым путём. Особенно талантливые мошенники в попытках перехитрить демонстрируют такое богатство мыслительных операций, что гении и ученые могли бы позавидовать.

Пример «антихитрого» или бесхитростного. Подает милостыню, потому что не знает, что профессиональные нищие неплохо зарабатывают и «отстёгивают» местным криминальным авторитетам.

Что касается картинки, которую вы присоединили к вопросу

Хочется сказать «выбросьте бяку». Эта блок-схема – мусор. Видимо, из презентации студента-первокурсника.

Почему так:

«Конвергентное мышление — это способность анализировать возможности и находить наиболее оптимальные решения». Это аналог логического, шизоидного мышления. Наиболее близко по картинке – «понятийного» мышления. То есть, это не «отдельный вид», а «неполный синоним» соседа слева.

«Дивергентное мышление — метод творческого открытия, который помогает придумать наибольшее количество решений одной проблемы или задачи». Это «близкий родственник» наглядно-образного мышления. Которое не вполне «мышление», а скорее «восприятие».

Тема большая, в один ответ не уложить.

Комментировать ответ…Комментировать…

Мышление. Большая российская энциклопедия

Мышле́ние, в широком смысле слова синоним познания, особенно его высших форм, относительно независимых от непосредственного чувственного восприятия; в узком смысле слова под мышлением понимают процессы решения задач, выражающиеся в переходе от условий, задающих проблемную ситуацию, к получению желаемого результата.

Мышление может быть направлено преимущественно на понимание, в том числе понимание самого себя (рефлексия), либо на составление проекта действий («как достичь того, что мне нужно»). Процессы понимания выражаются в разных формах: ориентация в обстановке на основе обыденного опыта, мифологическое, философское, научное постижение мира и др. Мышление проектного типа обеспечивает решение практических задач и составление планов действий. В истории науки именно ориентированное на понимание мышления первого типа (а внутри него теоретическое мышление) рассматривалось как выражающее истинную сущность мышления и как одна из высших человеческих ценностей. Основой мышления считались процессы логического вывода на основании заданных необходимых и достаточных условий. С конца 19 – начала 20 вв. благодаря работам представителей вюрцбургской школы получила распространение трактовка мышления как процесса решения задач. Это предполагает ведущую роль мотивации и целей, а также важность навыков активного изучения исходных данных, их расчленения, сопоставления и дополнения. В рамках когнитивной науки с конца 20 в. наметился переход от изучения задач на рассуждения к анализу решения сложных научных, технических и организационных проблем, предполагающего тесную взаимосвязь проектного и теоретического мышления.

Следуя традиции аристотелевской логики, И. Кант противопоставил два возможных способа мышления: аналитическое и синтетическое. Первое сводится к раскрытию того содержания, которое уже имеется в исходном материале, но при этом не выражено явным образом; второе создаёт новое содержание. В современной философии анализ и синтез считаются дополняющими друг друга сторонами мышления. Так, рассмотрение мышления как единой аналитико-синтетической деятельности характерно для российской психологической школы С. Л. Рубинштейна, наличие элементов синтетического мышления в дедуктивных дисциплинах, а аналитического мышления – в эмпирических (фактуальных) науках было показано У. Куайном.

Мышление может принимать разные формы, зависящие, например, от специфических особенностей культуры и языка (см. Гипотеза лингвистической относительности). Ф. Бартлетт обратил внимание на существование качественно различных профессиональных форм мышления (математика, биолога, художника, юриста), противопоставив их «обыденному» мышлению. Он также провёл разграничение между мышлением в закрытых (заданные условия необходимы и достаточны для решения) и открытых системах (список условий потенциально бесконечен, а задача не имеет строгого формального решения).

Роль сенсорных компонентов в мышлении зависит от характера репрезентации материала и особенностей выполняемых операций. Мышление на базе восприятия выражается в трансформации образа посредством внешних действий или с помощью пространственных мысленных операций (например, поворота, изменения масштаба, переноса), доступных, как показал В. Кёлер, многим видам животных, прежде всего приматам (см. Инсайт). У человека мышление на основе языковых средств не заменяет образное мышление, выступающее эффективным средством решения многих задач (например, геометрических или технических) и играющее центральную роль в ряде профессий (музыканта, художника, шахматиста и др. ). Речевые высказывания служат средствами управления динамикой образного мышления. В случае доминирования вербально-логических средств мышление может использовать понятия, не соотносимые непосредственно с образными представлениями. Несводимость содержания мышления к процессам ассоциации чувственных элементов была описана представителями вюрцбургской школы (примером безóбразного мышления могут служить случаи, когда решение задачи или понимание смысла ситуации возникает в сознании до появления каких-либо образов).

Роль памяти в мышлении неоднозначна – накопленный опыт служит как важнейшим материалом, так и главным ограничивающим фактором для мысли. В гештальтпсихологии стали различать репродуктивное и продуктивное мышление: первое опирается на память и сводится к воспроизведению ранее усвоенных установок и схем решения, часто неадекватных в конкретной ситуации, второе же является творческим процессом, в котором создаются новые знания и формируются новые средства решения задач.

Разные аспекты мышления изучаются различными дисциплинами. Формальная логика изучает нормы и правила такого вида мышления, как рассуждение (хотя существует точка зрения, согласно которой логика непосредственно не имеет дела с мышлением). История философии и науки изучает мышление как объективный процесс, воплощающийся в объектах культуры. Психология исследует мышление с точки зрения его роли в регуляции поведения и в связи с другими психическими функциями (взаимодействие в мышлении текущего и прошлого опыта, влияние мотивации и эмоций, установок, индивидуальных особенностей и уровня развития субъекта и т. п.). Лингвистика интересуется возможным взаимодействием семантики и грамматики языков с процессами решения задач. Гносеология выясняет возможности постижения реальности с помощью мышления. В рамках исследований по искусственному интеллекту и нейронным сетям ведётся работа по математическому моделированию некоторых типов мышления. В когнитивной науке проводится междисциплинарное изучение мышления с учётом данных культурологии и этнографии. Многие проблемы в понимании мышления остаются неясными и дискуссионными, требующими разработки новых подходов.

Мышление и опыт

Одной из важнейших для классической философии была проблема онтологической природы мышления как пути к истинному знанию. Сформулированный Парменидом тезис о тождестве мышления и бытия как предпосылке подлинного знания, которое достигается благодаря мышлению в отличие от чувственного восприятия, приводящего лишь к смутным и разноречивым мнениям, лежит в основе эпистемологической концепции Платона, связывающего мышление («внутренний разговор души с самой собой») с познанием умопостигаемого мира идей. Принцип тождества бытия и мышления сохраняет своё основополагающее значение в философии неоплатонизма (Ум-нус как единство мыслящего и мыслимого у Плотина) и немецкого классического идеализма (концепция абсолюта в «философии тождества» Ф. В. Шеллинга и панлогической системе Г. В. Ф. Гегеля).

В философской полемике между представителями рационализма и эмпиризма в 17–18 вв. рационалисты считали, что основные инструменты и рамки мышления задаёт сам разум (врождённые идеи, априорные категории). Опыт может лишь дать толчок мышлению, которое развёртывает содержание абстрактных идей, данных субъекту в акте интеллектуальной интуиции. Продуктами независимого от опыта мышления являются метафизика, математика, теоретическая наука. С точки зрения эмпиризма основу мышления как умственной деятельности составляют усвоенные из опыта представления, переработка (сравнение, анализ и синтез) непосредственно воспринятого и/или следов прошлых восприятий. Понятия возникают на основе индуктивного выделения общих признаков единичных предметов и их фиксации с помощью языка. Дедуктивные рассуждения в логике и математике трактовались либо как производные от опыта, либо как экспликации некоторых особенностей языка. Т. о., содержание мышления полностью определяется тем, что дано в опыте. Особая позиция И. Канта, которую нельзя отнести ни к эмпиризму, ни к рационализму, исходит из того, что сам опыт возможен лишь на основе применения априорных категорий рассудка к чувственному восприятию, т. е. предполагает конструктивную деятельность мышления, осуществляющего категориальный синтез чувственного многообразия («Мысли без содержания пусты, созерцания без понятий слепы» – Кант И. Сочинения. Т. 3. Москва, 1964. С. 155).

Согласно феноменологии Э. Гуссерля, мышление не конструирует опыт, а зависит от феноменов, данных субъекту в акте его переживания очевидности и конституируемых априорными структурами трансцендентального сознания. Категориальные структуры мышления при таком понимании тоже могут непосредственно созерцаться (категориальное «усмотрение сущности»). С точки зрения логического позитивизма (см. Аналитическая философия) только то мышление имеет смысл, выводы которого могут быть верифицированы в чувственном опыте и которое следует правилам логического синтаксиса. Для К. Поппера критерием осмысленности рассуждения является принципиальная возможность опытного опровержения (фальсификации) мыслительных предположений.

«Внешние» и «внутренние» средства мышления

Традиционная трактовка мышления как сугубо внутренней активности ума, выражением которой могло быть рассуждение вслух или практическая деятельность, была пересмотрена в психологии 20 в. , когда мышление стали изучать как опосредованное значениями и знаковыми системами: текстами, схемами, символами, изображениями и т. п. Мышление опирается на эти заданные той или иной культурой специфические средства решения задач, во многом определяющие его потенциал (так, числа, записанные римскими цифрами, было практически невозможно перемножать), а иногда предполагает даже внешние действия с предметами (сенсомоторный интеллект, описанный Ж. Пиаже). Исследуя интеллектуальное развитие ребёнка, Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин и Ж. Пиаже показали, что формирование мышления в онтогенезе связано с интериоризацией («переносом внутрь субъекта») предметной двигательной активности и внешних форм коммуникации. Хотя процессы мышления взрослого человека развёртываются главным образом во внутреннем плане, т. е. в пространстве психической модели, замещающей реальную ситуацию, они сохраняют связь с двигательными навыками и речью. Это проявляется, например, в возможности экстериоризации, «вынесения вовне» ряда компонентов в процессе мышления – создании схематических набросков, формулировке промежуточных итогов, записи мыслей, дискуссии. Представители бихевиоризма впервые обратили внимание на то, что мышление обычно осуществляется как поведение, направленное на решение задач, и попытались понять «скрытое» от внешнего наблюдателя мышление как подготовку к будущим внешним действиям, а также как производное от речевого поведения (мышление как «скрытая» речь).

В современной когнитивной науке мышление как деятельность в «уме» понимается как оперирование когнитивными схемами извлечения перцептивной информации из внешнего мира и языковыми значениями, усваиваемыми в процессе коммуникации с другими людьми. В то же время некоторые из этих невербальных схем и языковых структур могут быть врождёнными (Н. Хомский).

Дискуссионным остаётся вопрос о природе понятий и категорий как важнейших средств мышления. С точки зрения аналитической философии понятия совпадают со смыслом слов и определяются взаимоотношениями языковых терминов, а также отношением высказываний к опыту. Её критики указывают на то, что понятие не может определяться особенностями конкретного языка, иначе перевод с одного языка на другой был бы невозможен. Американский философ Дж. Фодор считает, что мышление имеет дело не с обычным языком, а с существующим в мозгу врождённым универсальным кодом – «языком мысли» (предположение о существовании «языка мысли», обеспечивающего понимание, встречается уже у Августина). С этой точки зрения понятия могут существовать у животных и детей, ещё не овладевших языком. Исследуя развитие интеллекта в онтогенезе, Ж. Пиаже показал, что вырабатываемые им «операторные схемы» взаимодействия с реальностью, по существу представляющие собой категории, возникают до языка, влияя на процесс овладения им. В исследованиях Дж. Брунера показано, что категоризация включена в восприятие младенца уже в первые месяцы жизни. Вместе с тем экспериментальные исследования в психологии и когнитивной лингвистике подтверждают влияние семантики и грамматики конкретного естественного языка на процессы мышления.

С точки зрения конструктивизма и процедурной семантики мышления предполагает использование категорий как способов конструирования конкретных форм опыта. Эта позиция восходит к работам И. Канта, согласно которому категории выражают формы суждений, т. е. разные способы осуществления синтеза чувственного многообразия. Понимание категорий как разных типов высказываний, определяющих разные типы и возможности мышления, в 20 в. было развито Г. Райлом.

Осознанность и рациональность мышления

В классической традиции философии Нового времени мышление понималось как сознательная, контролируемая субъектом рациональная активность. Согласно Р. Декарту, мыслящий человек сознаёт, что он мыслит. Однако уже Г. В. Лейбниц отметил существование неосознаваемых форм мышления (а вслед за ним Г. Гельмгольц, З. Фрейд и др.). Эти идеи получили развитие в современной психологии, где было показано, что обычно осознаются цели, промежуточные и конечные результаты решения задач, но не сами способы мышления, ведущие к ним (когнитивное бессознательное Ж. Пиаже). На бессознательном уровне часто осуществляются выдвижение и опробование гипотез, рассуждение и интерпретация. Речь идёт не о нейрофизиологических процессах, а о целесообразных операциях, включённых в решение задачи наряду с осознаваемыми актами. Эти операции могут частично осознаваться в акте интроспекции или при критическом анализе мышления, объективированного в виде текстов и иных внешних форм.

Значительным изменениям подверглось и представление о рациональности мышления. Л. Леви-Брюль описал мышление людей первобытных культур как «пралогическое» (безразличное к логике, направляемое интуицией, эмоциями и ассоциациями). Исследования в рамках т. н. поведенческой экономики выявили значительные отклонения фактических форм человеческого поведения от ожидаемых на основании рациональной модели, согласно которой человек при всех обстоятельствах действует так, чтобы максимизировать своё финансовое благополучие. Это привело к принятию тезиса Г. Саймона об «ограниченной рациональности» человека. Центральным для объяснения отклонений мышления от рациональности стало понятие эвристики – приёма, который упрощает рассуждение, резко сокращая объём необходимых логических операций. А. Тверски и Д. Канеман выделили несколько базовых эвристик мышления, определяющих принятие решений человеком (например, «эвристика доступности», согласно которой при поиске решения используется не вся необходимая, а лишь наиболее доступная информация). В результате решения оказываются далёкими от оптимальных, но, как правило, всё же достаточными для данных обстоятельств. Использование эвристик может приводить также к ошибочным решениям (т. н. когнитивные иллюзии).

Особый тип мышления связан с работой воображения, когда контрфактическое становится на какое-то время «как бы» действительным, освобождая мышление от жёсткой привязанности к знаниям и восприятию. Его возникновение в онтогенезе связано с развитием ролевой игры, где происходит своеобразное удвоение мира в сознании ребёнка – предметам начинают приписываться значения, не совпадающие с их воспринимаемым обликом и известной из опыта функцией. Творческое мышление в искусстве обычно имеет дело с художественным вымыслом – конструированием и описанием фиктивных событий; в научной работе также существенна готовность представить себе то, «чего не может быть никогда». Часто именно активность воображения служит предпосылкой научно-технических достижений, меняющих представления о границах возможного. В науке и философии понимание воображения как фундаментального механизма мышления связано с работами в области математического интуитивизма (Л. Э. Я. Брауэр) и логической семантики (С. Крипке), где в качестве обязательных рассматриваются и контрфактические утверждения о референтах имён и терминов, вне зависимости от того, существуют они или нет.

Величковский Борис Митрофанович, Лекторский Владислав Александрович

Дата публикации:  23 мая 2022 г. в 17:44 (GMT+3)

Мысль зависит от знаний – 3-звездочный опыт обучения

Недавно Пол пошел на Making Shift Happen 2017, мероприятие в Амстердаме, где основными докладчиками были Андерс Эрикссон, Стеллан Олссон, Яна Вайнштейн, Дэвид Дидау и Люси Крехан. Он попросил Дэвида и Яну написать для нас гостевой блог. Вот блог Дэвида!

Двое детей идут в школу в один и тот же день, в середине учебного года. Их новый учитель ничего не знает об их предыдущих достижениях, поэтому решает дать им оценку по чтению, чтобы понять их способности.

Софи любит читать. Ее родители бесконечно читали ей в первые несколько лет ее жизни, и в ее предыдущей школе она быстро освоила фонетику (то есть могла различать звуки в словах и предложениях) и быстро перешла к чтению рассказов. В результате у нее большой словарный запас и удивительно раннее знание слов.

Джарред ненавидит читать. В доме, где он вырос, не было книг, и, когда он пошел в школу, у него был недиагностированный отек уха. Он не мог четко различать гласные и согласные звуки и с трудом улавливал то, что другим детям казалось легким. Его учитель предположил, что он немного медлителен, и дал ему книжки с картинками, чтобы он смотрел на них. Ему нравятся книжки с картинками, потому что в них обычно не так много надписей. В результате у него ограниченный словарный запас, и он очень мало знает о мире за пределами своего непосредственного опыта.

Оба ребенка сдают экзамен по чтению. У Софи все хорошо, у Джарреда нет. Их учитель помещает Софи с другими «способными» детьми, чтобы они могли больше растягивать друг друга. Ей дали более сложный контент, и ее группе предлагается проходить уроки так быстро, как они могут. Джарред сидит за столом с другими детьми, которые борются. Ему даются менее сложные задания, и ему помогают в освоении материала в более медленном темпе.

Всякий раз, когда мы оцениваем двух детей, тот, кто знает больше всего по рассматриваемой теме, будет лучше того, кто знает меньше, какими бы ни были их врожденные способности. Хотя это, конечно, правда, что разные дети имеют разные способности, это тривиальная правда. Что действительно важно, так это качество и количество того, что они знают.

В зависимости от того, что мы оценили, мы можем сделать вывод, что один ребенок более способный, чем другой, и начать относиться к нему или к нему по-другому, создавая тем самым самоисполняющееся пророчество. Но если первоначальная разница в результатах вызвана тем, что один ребенок просто обладает большими знаниями, чем другой, должно быть очевидно, что оправдано другое решение. Как эти дети когда-нибудь наверстают упущенное, если будут двигаться медленнее и меньше учиться?

Знания часто представляются как фактическая информация, неподвижно лежащая в нашем мозгу и ожидающая, чтобы ее извлекли и использовали. Неудивительно, что те, кто так думает, считают обучение детей фактам бесполезным в век информации. Всякий раз, когда нам нужно узнать какую-либо информацию, мы можем быстро и надежно найти ее в Интернете. Или ты можешь?

Такой взгляд на знания бесполезен. Вместо этого мы должны рассматривать его как организованную и взаимосвязанную сеть информации; не только о том, о чем мы думаем, но и о том, что мы думаем с . Мы не знаем многого — возможно, большей части — того, что знаем. Вопреки нашей интуиции, мы не запоминаем многое из того, что знаем. Такие навыки, как чтение или вождение автомобиля, на самом деле состоят из многих тысяч частиц информации, которые мы в какой-то момент запоминаем. Немногие опытные читатели, например, знают, что запомнили 44 фонемы английского языка и более 170 графем, которые мы используем для их письменного представления. Но если бы мы не заучили их наизусть, чтение было бы невозможно.

Этот вид процедурных знаний становится все более легким в использовании, чем лучше мы его знаем. Если мы знаем это достаточно хорошо, мы автоматизируем процедуры, которые хотим изучить, и когда они становятся автоматическими, мы перестаем думать о них, что дает нам больше возможностей думать о других, более интересных вещах. В буквальном смысле, чем лучше мы знаем некоторые вещи, тем меньше мы осознаем то, что мы знаем.

Конечно, в нашей памяти хранится много вещей, о которых мы знаем, что знаем. Мы можем объявить, что Париж является столицей Франции и что миля составляет примерно 1,6 километра в длину. Но такого рода фактическое декларативное знание — лишь вершина огромного айсберга. Все более невидимая природа того, что мы знаем, позволяет людям, которые в остальном умны, болтать о том, что они ничему не научились в школе, а всему, что они знают и умеют, они научились сами. То, что мы не помним, где и как узнали что-то, не означает, что мы этого не знаем. Хотя некоторые из наших воспоминаний носят эпизодический характер (т. е. собрание прошлых личных переживаний, имевших место в определенное время и в определенном месте) и позволяют нам заново переживать события из нашего прошлого в ярких деталях, многое из того, что мы помним, представляет собой семантическую информацию — лежащие в основе понятия и понятия. идеи, которые позволяют нам обрабатывать новую информацию.

Призывы к школам обучать так называемым «навыкам 21 ст века» коренятся в ошибочном убеждении, что обучение тому, как решать общие проблемы или как критически мыслить в различных контекстах, сделает детей более приспособленными к жизни. неопределенности современной жизни. Наоборот, такие усилия лишь приносят пользу наиболее обеспеченным и обрекают обездоленных на еще большее отставание. Это известно как эффект Матфея. Чем больше мы знаем, тем лучше мы можем думать. Если вы ничего не знаете о предмете, то, в буквальном смысле, вы не можете о нем думать. Попробуйте представить себе что-то совершенно не связанное с тем, с чем вы когда-либо сталкивались. Все, что вы можете сделать, это подумать о вещах, о которых вы знаете, и попытаться представить, как их можно изменить. Если вы мало знаете о предмете, очень трудно, если вообще возможно, думать о нем долго или более глубоко. Мы быстро утомляемся, исследуя свое невежество. Но когда мы что-то хорошо знаем, мы можем начать думать о том, как оно составлено, как оно связано с другими вещами, которые мы знаем, и почему оно имеет характеристики, которые мы наблюдаем. Это зависит от знаний.

Если мы действительно заинтересованы в подготовке молодых людей к неопределенному будущему, лучше всего сделать так, чтобы они знали как можно больше. Возможно, нам следует отдавать приоритет тем вещам, которые позволяют им устанавливать самые полезные связи и участвовать в самых интересных дискуссиях. Некоторые вещи похожи на интеллектуальную липучку; материал школы прилипает к ним лучше, чем к другим, менее полезным видам знаний. Я советую сосредоточиться на том, чтобы дети автоматизировали наиболее полезные процедурные знания (отношения между фонемами и графемами, числовые факты, базовую хронологическую последовательность всемирной истории и географические знания), а затем сосредоточиться на том, чтобы предоставить им доступ к самой мощной и культурно богатой учебной программе. возможное содержание, чтобы они могли критиковать, спорить, исследовать и пополнять запас человеческих культурных достижений.

Биография

Проработав 15 лет преподавателем, Дэвид Дидау стал внештатным писателем, спикером и тренером. Он также преподает английский язык в рамках курса PGCE Университета BPP. Его блог The Learning Spy является одним из самых влиятельных образовательных блогов в Великобритании и получил ряд наград. Кроме того, он также является автором ряда книг, в том числе « Секрет грамотности » и « Что, если все, что вы знали об образовании, было неверным ’. Его последняя книга « Что нужно знать каждому учителю о психологии » представляет собой практическое руководство для учителей по пониманию и применению наиболее важных принципов психологии в их обучении.

Вы можете найти его в Твиттере как @David Didau.

…и это его блог Обучающийся шпион : http://www.learningspy.co.uk/

 

Нравится:

Нравится Загрузка…

Опубликовано в: Педагогические дизайнеры, специалисты по обучению, политики, исследователи, учителя | Tagged: навыки 21 века, критическое мышление, знания

Язык и мышление | Введение в психологию

Цели обучения

  • Объяснить связь между языком и мышлением
Когда мы говорим на одном языке, мы соглашаемся с тем, что слова представляют собой идеи, людей, места и события. Данный язык, который изучают дети, связан с их культурой и окружением. Но могут ли сами слова формировать то, как мы думаем о вещах? Психологи давно изучают вопрос о том, формирует ли язык мысли и действия или же наши мысли и убеждения формируют наш язык. Два исследователя, Эдвард Сепир и Бенджамин Ли Уорф, начали это исследование в 19 веке.40с. Они хотели понять, как языковые привычки сообщества побуждают членов этого сообщества интерпретировать язык определенным образом (Сапир, 1941/1964). Сепир и Уорф предположили, что язык определяет мышление. Например, в некоторых языках есть много разных слов для обозначения любви. Однако в английском мы используем слово love для всех видов любви. Влияет ли это на то, как мы думаем о любви в зависимости от языка, на котором говорим (Уорф, 1956)? С тех пор исследователи определили эту точку зрения как слишком абсолютную, указав на отсутствие эмпиризма в том, что предложили Сепир и Уорф (Abler, 2013; Boroditsky, 2011; van Troyer, 19).94). Сегодня психологи продолжают изучать и обсуждать отношения между языком и мышлением.

What Do You Think?: Значение языка

Подумайте, что вы знаете о других языках; возможно, вы даже говорите на нескольких языках. Представьте на мгновение, что ваш ближайший друг свободно говорит более чем на одном языке. Думаете ли вы, что друг думает по-разному, в зависимости от того, на каком языке говорят? Возможно, вы знаете несколько слов, которые невозможно перевести с исходного языка на английский. Например, португальское слово

saudade появился в 15 веке, когда португальские моряки ушли из дома, чтобы исследовать моря и отправиться в Африку или Азию. Те, кто остался позади, описывали пустоту и нежность, которые они чувствовали, как saudade (рис. 1) . Слово стало выражать множество значений, включая утрату, ностальгию, тоску, теплые воспоминания и надежду. В английском языке нет единого слова, которое включало бы все эти эмоции в одно описание. Означают ли такие слова, как saudade , что разные языки вызывают у людей разные модели мышления? Что вы думаете??

Рисунок 1. Эти два произведения искусства изображают саудаде. (a) Saudade de Nápoles, что переводится как «пропавший Неаполь», была написана Бертой Вормс в 1895 году. (b) Алмейда Джуниор нарисовала Saudade в 1899 году.

Язык действительно может влиять на то, как мы думаем, идея, известная как лингвистический детерминизм. Одной из недавних демонстраций этого явления были различия в том, как носители английского и китайского языков говорят и думают о времени. Говорящие по-английски, как правило, говорят о времени, используя термины, которые описывают изменения в горизонтальном измерении, например, говоря что-то вроде «Я отстаю от графика» или «Не забегай вперед». Хотя носители китайского языка также описывают время в горизонтальных терминах, нередко также используются термины, связанные с вертикальным расположением. Например, прошлое может быть описано как «наверху», а будущее как «внизу». Оказывается, эти языковые различия приводят к различиям в результатах когнитивных тестов, предназначенных для измерения того, насколько быстро человек может распознавать временные отношения.

В частности, когда им давали серию задач с вертикальным праймингом, носители китайского языка быстрее распознавали временные отношения между месяцами. Действительно, Бородицкий (2001) рассматривает эти результаты как предположение о том, что «привычки в языке стимулируют привычки в мышлении» (стр. 12).

Язык не полностью определяет наши мысли — наши мысли слишком гибки для этого — но привычное использование языка может влиять на наши привычки мышления и действия. Например, некоторая языковая практика кажется связанной даже с культурными ценностями и социальными институтами. Падение местоимения является примером. Такие местоимения, как «я» и «вы», используются для обозначения говорящего и слушающего речь на английском языке. В английском предложении эти местоимения нельзя опускать, если они используются в качестве подлежащего. Так, например, «Я ходил в кино прошлой ночью» — это нормально, а «Вчера ходил в кино» — не на стандартном английском языке. Однако в других языках, например, в японском, местоимения могут быть исключены из предложений, и на самом деле часто так и происходит.

Оказалось, что люди, живущие в тех странах, где говорят на языках с опусканием местоимений, как правило, имеют более коллективистские ценности (например, сотрудники проявляют большую лояльность к своим работодателям), чем те, кто использует языки без местоимений, такие как английский (Kashima & Kashima, 19).98). Утверждалось, что явная ссылка на «ты» и «я» может напомнить говорящим о различии между собой и другими, а также о различии между людьми. Такая лингвистическая практика может служить постоянным напоминанием о культурной ценности, что, в свою очередь, может побуждать людей выполнять лингвистическую практику.

Одна группа исследователей, которая хотела изучить, как язык влияет на мышление, сравнила, как англоговорящие люди и люди дани из Папуа-Новой Гвинеи думают и говорят о цвете. У дани есть два слова для обозначения цвета: одно слово для обозначения 9.0095 светлый

и одно слово для темный . Напротив, в английском языке 11 цветных слов. Исследователи предположили, что количество цветовых терминов может ограничивать то, как люди дани осмысляли цвет. Однако дани могли различать цвета с той же способностью, что и носители английского языка, несмотря на то, что в их распоряжении было меньше слов (Berlin & Kay, 1969). Недавний обзор исследований, направленных на определение того, как язык может влиять на что-то вроде восприятия цвета, предполагает, что язык может влиять на феномены восприятия, особенно в левом полушарии мозга. Вы, возможно, помните из предыдущих глав, что у большинства людей левое полушарие связано с речью. Однако правое (менее лингвистическое) полушарие мозга в меньшей степени подвержено языковому влиянию на восприятие (Regier & Kay, 2009).)

Ссылка на обучение

Узнайте больше о языке, овладении им и особенно о связи между языком и мышлением из следующего видео CrashCourse:

Вы можете просмотреть расшифровку «Язык: ускоренный курс психологии № 16» здесь (открывается в новом окне).

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *