Парадигмы конфликтологии как методологические основы комплексного анализа социальной природы и причин социальных конфликтов в условиях современных трансформаций — тезисы доклада
В связи с техническими работами в центре обработки данных, часть прикреплённых файлов в настоящее время недоступна.
скрыть
Парадигмы конфликтологии как методологические основы комплексного анализа социальной природы и причин социальных конфликтов в условиях современных трансформацийтезисы доклада
- Автор: Осеев А.А.
- Сборник: Х Международная научная конференция «Сорокинские чтения — 2016»
- Тезисы
- Год издания: 2016
- Место издания: Издательство Московского университета Москва
- Первая страница: 363
- Последняя страница: 365
- Аннотация:
В работе обосновывается необходимость комплексного анализа причин социальных конфликтов.
1. Актуальность комплексного анализа причин социальных конфликтов. Повышение качества жизни российских граждан в значительной степени зависит от умения субъектов общества объяснять причины социальные конфликтов и урегулировать конфликтные ситуации. Поэтому среди предметного поля конфликтологии в условиях современных трансформаций в экономике и социальной сферах российского общества особое значение занимает проблематика сущности, природы, динамики, механизмов функционирования, причин и факторов, способов предотвращения и урегулирования социальных конфликтов, снижения уровня социальной напряженности вообще, а также в сфере здравоохранения в частности. Следует заметить, что при объяснении причин конфликтов, многие исследователи используют весьма и весьма односторонний подход, опираясь лишь на одну – две методологические парадигмы конфликтологии. Наглядным примером может служить ситуация, когда факты агрессивного поведения, «немотивированные драки и нападения» объясняются исследователями «результатом сезонных депрессий» [10], т. е. опираются на положения социально-биологической парадигмы (Ч. Дарвин, З.Фрейд и др.). На это утверждение можно бы и не обращать особое внимание, если бы обсуждение велось в узком кругу без широкого вынесения вопроса на всю страну. Но среди авторов выступали специалисты из Минздрава России, научного центра психического здоровья РАМН и др. Данный подход весьма ограниченно раскрывает сложную природу социальных конфликтов, а потому в методологическом и прикладном плане уводит от сущности реальных причин конфликтного, деструктивного поведения конфликтующих сторон. 2. Парадигмы конфликтологии, как методологические основы комплексного анализа социальной природы социальных конфликтов. При изучении социальных конфликтов, их причин исследователи конечно же должны учитывать положения социально-биологической парадигмы, которая видит источник социального конфликта в биологической природе человека. Особое значение в исследовании социальных конфликтов должно отводится классовой парадигме (К.Маркс [8], Ф. - Добавил в систему: Осеев Александр Александрович
1. Актуальность комплексного анализа причин социальных конфликтов. Повышение качества жизни российских граждан в значительной степени зависит от умения субъектов общества объяснять причины социальные конфликтов и урегулировать конфликтные ситуации. Поэтому среди предметного поля конфликтологии в условиях современных трансформаций в экономике и социальной сферах российского общества особое значение занимает проблематика сущности, природы, динамики, механизмов функционирования, причин и факторов, способов предотвращения и урегулирования социальных конфликтов, снижения уровня социальной напряженности вообще, а также в сфере здравоохранения в частности. Следует заметить, что при объяснении причин конфликтов, многие исследователи используют весьма и весьма односторонний подход, опираясь лишь на одну – две методологические парадигмы конфликтологии. Наглядным примером может служить ситуация, когда факты агрессивного поведения, «немотивированные драки и нападения» объясняются исследователями «результатом сезонных депрессий» [10], т.
е. опираются на положения социально-биологической парадигмы (Ч. Дарвин, З.Фрейд и др.). На это утверждение можно бы и не обращать особое внимание, если бы обсуждение велось в узком кругу без широкого вынесения вопроса на всю страну. Но среди авторов выступали специалисты из Минздрава России, научного центра психического здоровья РАМН и др. Данный подход весьма ограниченно раскрывает сложную природу социальных конфликтов, а потому в методологическом и прикладном плане уводит от сущности реальных причин конфликтного, деструктивного поведения конфликтующих сторон. 2. Парадигмы конфликтологии, как методологические основы комплексного анализа социальной природы социальных конфликтов. При изучении социальных конфликтов, их причин исследователи конечно же должны учитывать положения социально-биологической парадигмы, которая видит источник социального конфликта в биологической природе человека. Особое значение в исследовании социальных конфликтов должно отводится классовой парадигме (К.Маркс [8], Ф.
Теория социальной напряженности (или социально-психологическая парадигма конфликтологии), в отличии от социально-биологической парадигмы, которая видит источник социального конфликта в биологической природе человека, классовой, которая считает источником конфликта разделение людей на различные классы в соответствии с их положением в экономической системе, структурно-функциональной, где источником конфликта является искажение, дисфункциональный процесс в социальных система, нарушение гомеостаза социальных систем (Т. Парсонс [9]) и других парадигм, показывает, что причиной конфликта является, с одной стороны, реальные социально-экономические проблемы, вызывающие неудовлетворенность человека условиями жизни, своим социальным, экономическим и политическим положением. И, с другой, определенное психологническое состояние человека – депривация – состояние неудовлетворенности потребностей. Длительная депривация как раз и может вылиться в агрессивное поведение субъекта. Таким образом, рассматривая социальные конфликты сквозь призму классовой и социально-психологической парадигмы, мы можем лучше понять факторы агрессивного поведения различных конфликтующих, противоборствующих субъектов общества.
– V111, 843 с.
7. Маркс К. и Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрения. // Избранные произведения. В 3-х т. Т. 1. – М.: Политиздат, 1979. – С. 4-76.
8. Маркс К. К Критике политической экономии. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 1. – М.: Политиздат, 1979. – С. 534-538.
9. Парсонс Г. Л. Человек в современном мире. – М.: Прогресс, 1985.- 432 с.
10. «Немотивированные драки и нападения становятся результатом сезонных депрессий». 21.45. Воскресенье, 20 сентября 2015. Раздел: «Новости».
11. Уткин Э.А. Конфликтология. Теория и практика. – М.: Ассоциация авторов и издателей «ТАНДЕМ». Издательство ЭКМОС, 1998. – С. 58.
12. Фрейд З. Я и Оно. // Хрестоматия по истории психологии. Под ред. П.Я. Гальперина, А.Н. Ждан. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. – 296 с.
Основные причины неразрешимых конфликтов
на
Michelle Maise
октября 2003 г.
Введение
|
Неразрешимые конфликты — это конфликты, которые остаются неразрешенными в течение длительного периода времени, а затем застревают на высоком уровне интенсивности и разрушительности. Обычно в них участвует множество сторон, и они касаются сложного набора исторических, религиозных, культурных, политических и экономических вопросов.[1] Эти вопросы занимают центральное место в человеческом социальном существовании и обычно сопротивляются любым попыткам разрешения. На самом деле стороны часто отказываются вести переговоры или идти на компромисс по таким вопросам. В результате каждая сторона рассматривает жесткую позицию другой как угрозу самому своему существованию. У них может развиться взаимный страх друг перед другом и глубокое желание причинить друг другу как можно больше физического и психологического вреда.
По мере эскалации конфликта любые материальные проблемы могут стать неотъемлемой частью более широкого набора ценностей, верований, идентичностей и культур. Споры о земле, деньгах или других ресурсах могут приобретать повышенное символическое значение.[3] В ходе конфликта первоначальные проблемы могут даже стать неактуальными, поскольку новые причины конфликта порождаются действиями внутри самого конфликта. Те, кто находится на противоборствующих сторонах, начинают рассматривать друг друга как врагов и могут прибегать к весьма разрушительным средствам. В конце концов, стороны становятся неспособными разделять разные вопросы и могут не видеть выхода из конфликта, кроме полной победы или поражения.[4]
Почему некоторые конфликты становятся неразрешимыми? Многие описывают неразрешимость с точки зрения деструктивной динамики отношений, которая регулирует взаимодействие противников.
Например, если одна из сторон прибегает к бесчеловечному обращению при ведении конфликта, это углубляет антагонизм и может привести к тому, что противная сторона будет искать мести[5]. Точно так же, когда экстремистские политические лидеры апеллируют к этнонационалистической идеологии, чтобы вызвать страх, это может усилить поддержку применения насилия и способствовать неуступчивости. Другие факторы, которые делают некоторые конфликты чрезвычайно сложными для разрешения, включают огромное количество вовлеченных людей, большое количество сложных вопросов, которые необходимо решить, и предыдущую историю насильственной конфронтации. Но каковы основные причины этой деструктивной динамики конфликта?
|
Общим для всех неразрешимых конфликтов является то, что они затрагивают интересы или ценности, которые участники спора считают критически важными для своего выживания.
Эти основные причины включают моральные ценности сторон, идентичность и основные человеческие потребности. Поскольку конфликты, основанные на этих проблемах, затрагивают основные модели мышления и действий в рамках данных сообществ и культур, они обычно не могут быть разрешены путем переговоров или компромисса.[6] Это связано с тем, что рассматриваемая проблема не может быть решена беспроигрышным путем. Если следовать одной системе ценностей, другая оказывается под угрозой. Если одна нация контролирует участок земли, другая нет. Если одна группа доминирует, другая подчиняется.
Хотя обмен возможен теоретически, спорящие стороны обычно считают компромисс проигрышем. Это особенно верно в обществах, где естественный страх и ненависть настолько укоренились, что противоборствующие группы не могут представить себе жизнь или сотрудничество с другой стороной. Вместо этого они часто готовы использовать любые средства, необходимые для обеспечения выживания группы и защиты своего образа жизни.
Ниже приводится краткий обзор некоторых основных причин неразрешимого конфликта.
Моральные конфликты
В целом, конфликты из-за неприемлемых моральных различий, как правило, неразрешимы и длительны.[7] Существенные вопросы часто связаны с жесткими моральными убеждениями, основанными на фундаментальных предположениях, ошибочность которых невозможно доказать.[8] Эти фундаментальные моральные, религиозные и личные ценности нелегко изменить, и люди, придерживающиеся определенной идеологии, вполне могут не желать идти на компромисс со своим мировоззрением. Кроме того, поскольку стороны в таких конфликтах часто испытывают большие трудности при описании существенных вопросов в общих чертах, им будет трудно достичь какого-либо компромисса, даже если они захотят.
Такие конфликты, как правило, являются результатом столкновения различных мировоззрений. Наиболее фундаментальные и заветные представления одной группы о том, как лучше всего жить, могут радикально отличаться от ценностей, которых придерживается другая группа.
[9] Партии могут иметь разные стандарты правильности и добра и давать принципиально разные ответы на серьезные моральные вопросы.[10] Когда группы имеют разные представления о хорошей жизни, они часто подчеркивают важность разных вещей и могут ставить перед собой совершенно разные или несовместимые цели. В некоторых случаях одна группа может рассматривать убеждения и действия другой группы как настолько фундаментально порочные, что они выходят за пределы терпимости и требуют активного, решительного противодействия. (Так обстоит дело, например, с обеими сторонами спора об абортах в Соединенных Штатах.) Поскольку ценности и мораль, как правило, довольно стабильны, люди часто не желают вести переговоры или идти на компромисс в отношении этих тем. Действительно, если основные существенные вопросы конфликта глубоко укоренены в моральных порядках участников, эти вопросы, вероятно, не подлежат обсуждению.[11] Стороны в таких конфликтах, как правило, с большим трудом представляют себе беспроигрышное решение.
Те, кто вовлечен в моральный конфликт, могут даже считать продолжение конфликта добродетельным или необходимым. Они могут быть частью своей идентичности, будучи воинами или противниками своего врага, и заинтересованы в продолжении конфликта, потому что это дает им очень желательную роль.[12] Кроме того, поскольку борьба за ценности часто связана с претензиями на статус и власть, партии могут быть заинтересованы в нейтрализации, нанесении ущерба или устранении своих соперников. Они могут рассматривать любой компромисс в отношении своих самых заветных ценностей как угрозу их основным человеческим потребностям и их чувству идентичности. В трудноразрешимых конфликтах продолжение конфликта может показаться предпочтительнее того, от чего пришлось бы отказаться, чтобы приспособиться к другой стороне.[13]
Дополнительные сведения о основных причинах неразрешимых конфликтов предлагаются участниками проекта Beyond Intractability. |
Вопросы справедливости
Поскольку стремление к справедливости — это то, с чем люди, как правило, не желают идти на компромисс, утверждения о несправедливости также часто приводят к неразрешимым конфликтам. Чувство справедливости человека связано с нормами, правами и полномочиями, которые, как считается, лежат в основе достойного обращения с людьми. Если есть кажущееся несоответствие между тем, что человек получает, чего он хочет и на что, по его мнению, он имеет право, он может прийти к выводу, что его лишают заслуженных благ.[14] Это может произойти, когда либо процедура, либо результат рассматриваются как несправедливые. Когда люди считают, что с ними обошлись несправедливо, они могут попытаться «отомстить» или бросить вызов тем, кто поступил с ними несправедливо.
Действительно, чувство несправедливости часто мотивирует агрессию или возмездие. Люди могут начать рассматривать насилие как единственный способ исправить несправедливость, от которой они пострадали, и обеспечить удовлетворение своих основных потребностей.
Это особенно вероятно, если отсутствуют процедуры для исправления репрессивных социальных структур или установления карательного или восстановительного правосудия. Однако сильные мира сего часто пытаются подавить беспорядки и сохранить статус-кво.[15] Это может привести к продолжающемуся насильственному конфликту.
Конфликты, связанные с вопросами справедливости, как правило, неразрешимы отчасти потому, что достижение соглашения о том, что считать несправедливостью, часто бывает чрезвычайно трудным. Те, кто извлекает выгоду из несправедливости, часто увековечивают ее, часто даже не осознавая, что они способствуют несправедливости. Неудивительно, что жертвы обычно более чувствительны к несправедливости, чем обидчики.[16] То, что кажется справедливым одному человеку, может показаться несправедливым другому, и на это восприятие часто влияет личный интерес. Однако стороны часто говорят о справедливости в абсолютных терминах, как о некотором независимом и объективном стандарте справедливости, который можно использовать для определения того, кто прав.
[17]
Неудивительно, что как только одна группа сформулировала конфликт с точки зрения справедливости, разрешить его становится гораздо труднее. Если одна или обе группы выдвигают свои требования по справедливости, умеренная позиция становится менее вероятной. Партии, считающие, что они пострадали от несправедливости, могут претендовать на более высокую моральную основу для себя, ужесточая свою позицию до точки негибкости.[18] Люди, как правило, не желают идти на компромисс в вопросах справедливости или даже вступать в диалог с теми, чья точка зрения отличается от их собственной[19].] Переговоры и решение проблем, таким образом, становятся более трудными, а действительные интересы затемняются, поскольку конфликт превращается в схему «выигрыш-проигрыш».[20] Люди, которые считают, что их дело правое, вряд ли отступят или начнут процесс прощения и примирения.
На самом деле, те, кто считает, что они стали жертвами несправедливости или несправедливого обращения, могут очень разозлиться и почувствовать себя вправе мстить.
Или они могут обвинять членов другой группы и очернять их как морально неполноценных, прокладывая путь к дегуманизации и еще большему насилию.[21] Это может просто привести к дальнейшей несправедливости и привести к тому, что конфликт выйдет из-под контроля. Если месть становится главной целью, внимание может быть отвлечено от решения центральных вопросов правосудия, которые в первую очередь привели к конфликту.
Права
Жалобы, основанные на правах, также способствуют неуступчивости. Спор начинается, когда одно лицо или группа предъявляет претензии или требования к другому, который их отвергает. Один из способов разрешения споров — полагаться на какой-то независимый стандарт воспринимаемой легитимности или справедливости.[22] Однако, если обе группы выдвигают свои претензии как «правые», умеренные позиции становятся менее вероятными, и становится трудно прийти к компромиссу или достичь консенсуса. Разговоры о правах могут воспрепятствовать «дальнейшему общению с теми, чья точка зрения отличается от нашей»[23].
Отчасти это происходит потому, что люди рассматривают аргументы, основанные на правах, как «козыри», нейтрализующие все другие позиции. Тенденция к абсолютным формулировкам в разговорах о правах способствует нереалистичным ожиданиям и увеличивает вероятность конфликта. Он также игнорирует социальные издержки и права других и препятствует диалогу, который может привести к нахождению точек соприкосновения или компромиссу.[24] Например, аборт обычно изображается как противопоставление двух интересов друг другу в соревновании «все или ничего». Такая абсолютная формулировка «выигрыш-проигрыш» обычно не способствует решению проблем.
Предположения людей о том, что они наделены определенными правами, также могут привести к эгоцентризму. Превращение чего-либо в право дает носителям предполагаемого права возможность требовать его реализации от тех, кто имеет «долг» реализовать его[25]. Однако такие требования могут затруднить изменение своих требований перед лицом разумных требований других.
Действительно, разговоры о правах часто приводят к тому, что стороны забывают, что их свободы ограничены условием, что они не причиняют вреда другим.[26] Когда стороны не уравновешивают свои притязания на права с правами других, их конфликт, скорее всего, станет неразрешимым.
Что касается вопросов правосудия, многие отмечают сильную взаимосвязь между нарушениями прав человека и неразрешимым конфликтом. Нарушения политических и экономических прав являются первопричиной многих кризисных ситуаций, которые, в свою очередь, порождают новые нарушения прав человека. Когда права на достаточное питание, жилище, работу и культурную жизнь отрицаются, а большие группы людей исключаются из процессов принятия решений в обществе, вероятно, возникнут серьезные социальные волнения. Такие условия часто порождают конфликты справедливости, в которых стороны требуют удовлетворения своих основных потребностей. Действительно, многие конфликты разжигаются или распространяются из-за нарушений прав человека.
Например, массовые убийства или пытки могут разжечь ненависть и укрепить решимость противника продолжать борьбу. Нарушения могут также привести к дальнейшему насилию с другой стороны и способствовать выходу конфликта из-под контроля.
С другой стороны, вооруженный конфликт часто приводит к разрушению инфраструктуры и общественных институтов, что, в свою очередь, подрывает широкий спектр прав. Когда больницы и школы закрыты, права на надлежащее здравоохранение и образование находятся под угрозой. Крах экономической инфраструктуры часто приводит к загрязнению окружающей среды, нехватке продовольствия и общей бедности.[27] Распад государственных институтов приводит к отказу в гражданских правах, включая права на неприкосновенность частной жизни, справедливое судебное разбирательство и свободу передвижения. Во многих случаях правительство становится все более милитаризованным, а полицейские и судебные системы ужасно коррумпированы. Часто следуют похищения, произвольные аресты, задержания без суда, политические казни, убийства и пытки.
Эти различные формы экономического упадка и угнетения нарушают права на самоопределение и часто способствуют дальнейшим человеческим трагедиям в виде болезней, голода и отсутствия крова. В тех случаях, когда имели место серьезные нарушения прав человека, трудно вести мирные переговоры или начать процесс примирения.[28] Это связано с тем, что сторонам трудно перейти к трансформации конфликта и прощению, когда в их сознании все еще есть воспоминания о жестоком насилии и злодеяниях.
Неудовлетворенные человеческие потребности
Теоретики человеческих потребностей утверждают, что многие неразрешимые конфликты вызваны отсутствием удовлетворения основных человеческих потребностей. К ним относятся основные потребности в еде, воде и жилье, а также более сложные потребности в безопасности, защищенности, самоуважении и самореализации.[29] Эти более сложные потребности сосредоточены на способности осуществлять выбор во всех аспектах своей жизни и добиваться признания своей идентичности и культурных ценностей законными.
Необходимость как распределительной справедливости, так и возможности участвовать в жизни гражданского общества также имеют решающее значение. Все эти потребности являются фундаментальными требованиями человеческого развития.[30] Таким образом, если об интересах можно договориться, когда они вступают в конфликт, то о потребностях нельзя.
Различные виды структурного насилия ставят под угрозу физическую безопасность людей. Нищета, ухудшение состояния окружающей среды, плохое здравоохранение и отсутствие надлежащего жилья часто приводят к отказу в удовлетворении их основных потребностей в достоинстве, безопасности и контроле над своей жизнью.[31] Точно так же конфликты, возникающие вокруг вопросов идентичности, этнической принадлежности, религии или культуры, часто коренятся в неудовлетворенных человеческих потребностях. Поскольку все люди стремятся удовлетворить эти насущные потребности, они будут бесконечно бороться за их достижение и не сдадутся, пока их цель не будет достигнута.
Действительно, на отдельных людей, группы и целые общества влияет неудержимое стремление людей удовлетворить неудовлетворенные человеческие потребности.[32] Например, конфликт между Израилем и Палестиной связан с угрозой идентичности отдельных лиц, а также групп и наций. Глубоко укоренившийся и неразрешимый конфликт вырос из неудовлетворенной потребности обеих групп в признании и безопасности.
Проблемы с идентичностью
Личность — одна из основных человеческих потребностей, которая лежит в основе многих трудноразрешимых конфликтов. Конфликты по поводу идентичности возникают, когда члены группы чувствуют, что их самоощущение находится под угрозой или им отказывают в легитимности и уважении. Поскольку идентичность является неотъемлемой частью самооценки и того, как человек интерпретирует остальной мир, любая угроза идентичности, вероятно, вызовет сильную реакцию. Обычно эта реакция одновременно агрессивна и оборонительна и может быстро перерасти в трудноразрешимый конфликт.
Поскольку угрозы идентичности не так просто устранить, такие конфликты, как правило, сохраняются.
Неразрешимые конфликты часто поддерживаются развитием поляризованной коллективной идентичности среди членов группы.[33] Членство в группах формируется по признаку национальности, этнической принадлежности, расы, религии или любых других категорий, имеющих отношение к конфликту. Люди отождествляют себя с теми, кто принадлежит к их собственной группе, и начинают организовываться против тех, кто принадлежит к противоположной группе. В то время как коллективная идентичность может изначально формироваться вокруг таких вопросов, как сопротивление репрессивным социальным структурам или заявка на территорию, в конечном итоге они приобретают собственное значение и ценность. По мере эскалации конфликта противоборствующие группы становятся все более поляризованными и проявляют враждебность по отношению к тем, кто находится вне группы. Высокий уровень внутригрупповой идентификации вместе с высокой степенью воспринимаемой угрозы со стороны другой группы приводит к основному импульсу сохранить себя и уничтожить противника.
[34]
Идентичность является главной проблемой в большинстве расовых и этнических конфликтов. Это также ключевой вопрос во многих гендерных и семейных конфликтах, когда мужчины и женщины расходятся во мнениях относительно надлежащей роли или «места» друг друга, или когда дети не согласны со своими родителями в отношении того, кто контролирует их жизнь и как они представляют себя другим. внешний мир. Эти конфликты сосредоточены на вопросах безопасности, справедливого обращения и чувства контроля над своей жизнью. Поскольку проблемы, связанные с идентичностью, связаны с фундаментальными человеческими потребностями, конфликты вокруг идентичности часто угрожают самому существованию сторон. Такие конфликты, как правило, более интенсивны, чем конфликты на основе интересов. Это связано с тем, что проблемы в конфликтах на основе интересов обычно более четко определены и имеют больший потенциал для компромисса. Конфликты идентичности, с другой стороны, основаны на психологии людей, культуре, основных ценностях, общей истории и убеждениях.
Эти вопросы имеют тенденцию быть более абстрактными и связаны с основными потребностями людей для выживания.
Кроме того, жесткая коллективная идентичность может затруднить для групп компромисс. Когда они чувствуют, что другая группа представляет угрозу их авторитету или легитимности, они могут наброситься на нее. Те, кто находится вне группы, могут быть исключены, что ограничивает контакты между группами идентичности и способствует развитию негативных стереотипов и межгруппового насилия.[36] Партии считают своих противников злыми или даже нечеловеческими и считают их взгляды и чувства недостойными внимания. Поскольку простое общение с противником может рассматриваться как угроза собственной идентичности, даже начать попытки примирения может быть чрезвычайно сложно. Кроме того, отрицание противоположной группы часто становится фундаментальным аспектом собственной идентичности.[37] Во время холодной войны, например, важным аспектом идентичности многих граждан Соединенных Штатов была антикоммунистическая направленность.
Некоторые конфликты идентичности основаны на национализме. Национализм как идеология утверждает существование народов или наций, членов которых объединяет общая история и судьба. Националистические настроения часто заставляют людей считать свою группу или нацию выше других групп. Это также может привести членов группы к очернению или доминированию над другими народами и странами. Поскольку любые вызовы своей нации рассматриваются как угроза самому ее существованию, национализм может выступать источником неразрешимого конфликта.
Наконец, неразрешимые конфликты идентичности обычно связаны с историей колониализма, этноцентризма или расизма и возникают из истории доминирования и предполагаемой несправедливости. Колонизация, в частности, часто имеет серьезные социально-экономические и моральные последствия, которые, как правило, сохраняются. Там, где существует серьезный дисбаланс сил, более сильная сторона может эксплуатировать или злоупотреблять менее могущественной стороной.
[38] Группам меньшинств может быть отказано в эффективном политическом участии или возможности для культурного самовыражения. Если их идентичность отрицается или просто не признается большинством, эти угнетенные группы могут признать эти иерархии власти несправедливыми и восстать против них.[39]] Это приводит к неразрешимому конфликту.
Высокие ставки по распределению
Конфликты, связанные с тем, кто что и сколько получает, также обычно неразрешимы. Предметы, подлежащие распределению, включают в себя материальные ресурсы, такие как деньги, земля или лучшая работа, а также нематериальные ресурсы, такие как социальный статус. Если ресурсов много, то каждый просто берет то, что ему нужно, и никакого конфликта не возникает. Однако, когда данного ресурса недостаточно для удовлетворения потребностей или желаний каждого, и больше нельзя найти или создать, конфликт превращается в ситуацию «выигрыш-проигрыш». Чем больше получает одна сторона, тем меньше получает другая сторона (или тем больше она «теряет»).
Когда рассматриваемый предмет очень важен или ценен, эти конфликты, как правило, становятся очень неразрешимыми.
Например, конфликты из-за воды в засушливых землях — это классические конфликты распределения с высокими ставками. На западе США, как и во многих других засушливых регионах, вода чрезвычайно ценна, так как без нее не может существовать жизнь. Из-за того, что воды не хватает на всех, возникают бесконечные конфликты по поводу того, кто и для каких целей получает какое количество воды. Хотя индивидуальные споры разрешаются, позже почти наверняка снова возникнет другой спор по поводу той же воды.
Конфликты за господство представляют собой особый тип конфликтов распределения с высокими ставками, в которых ресурсом, подлежащим распределению, является социальный статус. Поскольку большинство групп хотят быть на вершине социальной, экономической и/или политической иерархии, часто происходит постоянная борьба между теми, кто находится наверху, и теми, кто внизу. Конфликты из-за социального статуса могут возникать между отдельными людьми или между странами.
Поскольку вопросы социального статуса связаны с вопросами неравной экономической власти, разрыв между богатыми и бедными способствовал неразрешимому конфликту как внутри стран, так и в международном сообществе в целом. Эти конфликты, как правило, очень трудно разрешить, потому что никто не хочет быть внизу, и лишь немногие готовы разделить высший уровень социальной иерархии.
В то время как те, кто находится в более слабом положении, хотят получить больше власти и изменить отношения, те, у кого больше всего власти, не желают отказываться от преимуществ, связанных с их положением. Если эти люди наверху не захотят поделиться своими привилегиями со всеми остальными, такие конфликты, скорее всего, продолжатся. Даже если люди с низким социальным или экономическим статусом смогут переломить ситуацию и занять лидирующие позиции, конфликт будет продолжаться, поскольку новая группа снизу стремится получить статус.
Текущие последствия Это эссе было написано 14 лет назад, но кажется, что почти каждый абзац относится к политическому конфликту, развернувшемуся в США, а также во многих других демократических странах, переживших «популистские» движения в 2017 году.
Например, в США и республиканцы, и демократы упорно отказываются идти на компромисс; и многие с обеих сторон, кажется, больше заинтересованы в причинении вреда другой, чем в совместной работе для решения проблем нации.
Конечно, как говорит Мейзе в первом абзаце, «это чувство угрозы и враждебности пронизывает повседневную жизнь сторон и перевешивает их способность распознавать общие интересы».
Или посмотрите на ее предложение в третьем абзаце: «когда экстремистские политические лидеры апеллируют к этнонационалистической идеологии, чтобы вызвать страх, это может усилить поддержку применения насилия» — это тоже очень заметно в США после Дональда Трампа.
Или посмотрите на первый абзац, в котором обсуждаются конфликты справедливости, особенно на последнее предложение: «Когда люди считают, что с ними обошлись несправедливо, они могут попытаться «свести счеты» или бросить вызов тем, кто поступил с ними несправедливо». Многие людей, проголосовавших за Трампа, считали, что «истеблишмент» поступил с ними несправедливо, и они думали, что Трамп собирается избавиться от «истеблишмента».
— и многие группы меньшинств считают, что администрация Трампа несправедливо обращается с ними, и цикл мести, вероятно, будет продолжаться снова и снова9.0006
Существует множество других примеров — я оставлю их вам. — Хайди Берджесс. 11 февраля 2017 г.
Вернуться к началу эссе
[1] Питер Коулман, «Неразрешимый конфликт», в Справочник по разрешению конфликтов: теория и практика, под ред. Мортон Дойч и Питер Коулман, (Сан-Франциско: Jossey-Bass Inc., 2000), 428. Обновленное (2011 г.) издание доступно здесь.
[2] Там же, 430.
[3] Питер Коулман, «Характеристики затяжного, неразрешимого конфликта: на пути к развитию метаструктуры», Мир и конфликт: журнал психологии мира , Vol. 9, № 1, 2003.
[4] Там же, 29.
[5] Луи Крисберг, «Неразрешимые конфликты», в The Handbook of Interethnic Coexistence, ed. Юджин Вайнер (Нью-Йорк: Continuum Publishing Co.
, 1998), 334.
[6] Коулман, «Характеристики затяжного, неразрешимого конфликта», 20.
[7] У. Барнетт Пирс и Стивен У. Литтлджон. Моральный конфликт: когда сталкиваются социальные миры . (Thousand Oaks, CA: Sage Inc., 1997), 68.
[8] Дэвид П. Бараш и Чарльз П. Вебель. Исследования мира и конфликтов . (Калифорния: Sage Publications, 2002 г.), 234.
[9] Пирс и Литтлджон, 49.
[10] Отомар Дж. Бартос и Пол Вер. Использование теории конфликтов . (Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 2002 г.), 41.
[11] Пирс и Литтлджон, 50.
[12] Там же, 70.
[13] Там же, 70.
[14] Мортон Дойч, «Правосудие и конфликт», в The Handbook of Conflict Resolution : Theory and Practice , M. Deutsch and P.
Coleman, eds. (Сан-Франциско: Jossey-Bass Publishers, 2000), 44. Обновленное издание (2011 г.) доступно здесь.
[15] Коулман, «Характеристики затянувшегося, неразрешимого конфликта», 16.
[16] Deutsch, 45.
[17] Уильям Юри, Дж. Бретт и С. Голдберг, Разрешение споров: проектирование систем снизить цену конфликта . (Сан-Франциско: Jossey-Bass, 1988), 7.
[18] Дойч, 55.
[19] Мэри Энн Глендон. Разговор о правах. Оскудение политического дискурса . (Нью-Йорк: Свободная пресса, 1993), 9. Обновленное издание (2008 г.) доступно здесь.
[20] Deutsch, 52.
[21] Там же, 55.
[22] William Ury, J. Brett, and S. Goldberg, 7.
[23] Glendon, 9.
[24] ] Там же, 14.
[25] Антонио Кассезе. Права человека в меняющемся мире . (Филадельфия: Temple University Press, 1990), 63. Обновленное издание (2011 г.) доступно здесь.
[26] Амитай Эциони.
Дух сообщества: права, обязанности и коммунитарная повестка дня. (Нью-Йорк: Crown Publishers, Inc., 1993), 7. Обновленное издание (2013 г.) доступно здесь.
[27] «Права человека сегодня: приоритет Организации Объединенных Наций», Организация Объединенных Наций, 2000 г.
[28] Мишель Вюти, «Международное гуманитарное право и восстановление и поддержание мира». Обзор африканской безопасности, Vol. 7, № 5, Институт исследований в области безопасности, 1998 г.
[29] Джей Ротман. Разрешение конфликтов на основе идентичности в странах, организациях и сообществах. Сан-Франциско, Калифорния: Jossey-Bass Publishers, 1997.
[30] Джон Бертон. Разрешение и предотвращение конфликтов. Нью-Йорк: St. Martins Press, 1990.
[31] Коулман, «Неразрешимый конфликт», 433.
[32] Террелл А. Нортрап. «Динамика идентичности в личном и социальном конфликте». В Неразрешимые конфликты и их трансформация , изд. Луи Крисберг, Террелл А. Нортрап и Стюарт Дж. Торсон, 55–82. Сиракузы, Нью-Йорк: издательство Сиракузского университета, 19.89.
[33] Коулман, «Характеристики затянувшегося, неразрешимого конфликта», 31.
[34] Там же, 33.
[35] Коулман, «Неразрешимый конфликт», 431.
[36] Коулман, «Чар характеристики затяжного, неразрешимого конфликта», 29.
[37] Там же, 33.
[38] Коулман, «Неразрешимый конфликт», 433.
[39] Коулман, «Характеристики затяжного, неразрешимого конфликта», 15.
Для цитирования этой статьи используйте следующий код:
Мейзе, Мишель. «Причины споров и конфликтов». За гранью неподатливости . ред. Гай Берджесс и Хайди Берджесс. Консорциум по исследованию конфликтов, Университет Колорадо, Боулдер.
Опубликовано: октябрь 2003 г.
Почему это важно для международного антикризисного управления — ОБЗОР МЕЖДУНАРОДНЫХ ДЕЛ
Резюме
Анализ затяжных конфликтов часто не позволяет должным образом выявить коренные причины, которые приводят к насилию и распаду общества. В этой статье делается попытка пролить свет на то, как причинно-следственный анализ и целостный подход к изучению конфликтов могут улучшить методы кризисного управления и разрешения конфликтов. Автор придерживается теории человеческих потребностей, рассматривающей конфликты как результат процесса, вызванного неудовлетворенными потребностями и коллективными страхами. Понимание коренных причин конфликта и его психологических аспектов имеет решающее значение для устойчивого миростроительства. В этой статье автор выделяет некоторые уроки, которые можно извлечь из недавнего кризиса в Кот-д’Ивуаре, а также из последних событий в израильско-палестинском конфликте, и делает акцент на важности подхода, основанного на потребностях человека, для разрешения конфликтов в такие случаи.
Анализируя глубинные причины затяжных и насильственных конфликтов, автор утверждает, что кризисное управление может быть успешным только тогда, когда удовлетворены основные потребности человека и устранены коллективные страхи.
ВВЕДЕНИЕ
После «холодной войны» многие ученые проанализировали изменение международных отношений и появление новой формы конфликта. Биполярный мир и его опосредованные войны закончились, открыв путь к внутренним конфликтам, часто характеризующимся крайним насилием. Исследователи стремились понять эту новую динамику, вызвав дискуссию, которая продолжает разделять академические круги и оказывает глубокое влияние на политиков. Среди самых выдающихся ученых, изучавших причины конфликтов после холодной войны, — Мэри Калдор, теоретизировавшая качественную трансформацию между « Новая и старая войны. » 1 Она поясняет, что конфликты последних десятилетий характеризовались скорее иррациональным и хищническим насилием, в то время как предшествующие восстания были в основном рационально мотивированными и прогрессивными.
Другие смотрят на гражданские войны через призму экономики, как, например, Пол Коллиер, который разработал эконометрическую модель, подчеркивающую статистически значимую взаимосвязь между нагрузкой на природные ресурсы и началом войн2. В частности, эта модель определяет риск впадения в гражданскую войну. рассматривая такие переменные, как изобилие природных ресурсов, плохие экономические показатели, отсутствие демократии и стремление к получению ренты. Это теоретизирование конфликтов основано на ключевом различии между жадностью (восстаниями) и недовольством (движениями протеста), утверждая, что современные войны в основном ведутся жадностью, присоединяясь к Мэри Калдор, которая утверждает, что «новые войны можно противопоставить более ранним войнам с точки зрения их цели, их методы и то, как они финансируются».0006
Эти модели сыграли решающую роль в понимании того, как эпоха глобализации повлияла на конфликты и приобрела особый резонанс в политической сфере. Многие политики были вдохновлены этой аналитической структурой, которая отражена в нескольких подходах к разрешению конфликтов.
Несмотря на свою ценность, эти модели не могут дать исчерпывающего объяснения подлинных причин конфликтов. Ретроспективные взгляды показывают, что аргумент «войны за ресурсы» дает лишь частичный анализ гораздо более сложного набора факторов, которые привели такие страны, как Либерия и Демократическая Республика Конго, к войне. Изобилие ресурсов и неэффективное управление ими являются не первопричиной конфликтов, а сочетанием вторичных причин и средств, позволяющих воюющим сторонам затянуть войну. Рассмотрение ресурсов как основной причины войн, по-видимому, является частью более широкой тенденции рассматривать симптомы, а не причины конфликтов, и определять причинно-следственные связи там, где существует только статистическая корреляция. Этот аргумент приводит Деннис Сандол, который анализирует в выдержке ниже подход США к борьбе с терроризмом:
«В значительной степени вторжение и оккупация Афганистана и Ирака под руководством США (особенно последнего), по-видимому, устраняют только симптомы конфликтов, которые раздирают эти мусульманские страны; более того, эти вмешательства могут на самом деле усугублять причины терроризма, подобного терактам 11 сентября.
Такая контрпродуктивность — это цена, которую лица, определяющие политику, могут продолжать платить за отказ или иное избегание концептуальных инструментов, которые выходят за рамки симптомов и охватывают сложность сложных конфликтов»4 9.0006
В этом утверждении подчеркиваются два ключевых элемента. Во-первых, он показывает, что, несмотря на попытку понять и устранить потенциальные причины терроризма, он не копает достаточно глубоко, чтобы понять суть динамики терроризма. ожидаемого результата и может даже ухудшить ситуацию. Этот анализ может быть применен к пониманию затяжных конфликтов и проблем построения эффективного мира. Поэтому лица, определяющие политику, должны формировать комплексные и целостные методы, стремясь устранять не только проявления конфликтов (крайнее насилие), но и коренные причины, которые их вызывают. Точно так же крайне важно оценить коллективную психологию в конфликтах и интегрировать качественные результаты в миростроительство.
В этой статье делается попытка объяснить, почему междисциплинарный и многопричинный подход к пониманию конфликтов имеет решающее значение для международного кризисного управления.
Во-первых, анализируется идея о том, что конфликты следует анализировать как «процесс, движимый коллективными потребностями и страхами», по словам Герберта Келмана, почетного профессора социальной этики Гарвардского университета6. подход к разрешению современных конфликтов.
«КОНФЛИКТЫ КАК ПРОЦЕСС, ДВИЖИМЫЙ КОЛЛЕКТИВНЫМИ ПОТРЕБНОСТЯМИ И СТРАХАМИ»
Согласно Келману, конфликты следует рассматривать как процесс, обусловленный коллективными потребностями и страхами, а не мотивированный рациональным расчетом и национальными интересами.
Неудовлетворенные потребности и насилие
У всех людей есть основные потребности. Часть этих потребностей являются физическими, например потребность в еде, воде или крове, но насущные потребности выходят за рамки этих нескольких элементов, поскольку охватывают психологическую сферу. Теоретики «потребностей», такие как конфликтолог Джон Бертон, определили, в частности, четыре потребности, которые являются универсальными и не подлежащими обсуждению и, следовательно, должны рассматриваться в первую очередь как основа для переговоров о мирном урегулировании7.
Эти потребности не являются иерархическими, а скорее ищутся все вместе: безопасность или защищенность, означающая как стабильность, так и свободу от страха; идентичность, определяемая теоретиками потребностей как ощущение себя по отношению к внешнему миру; признание, в том числе признание своей личности и признание со стороны других; семья и общество; и личное развитие, которое включает в себя аспект личной реализации, или, другими словами, «необходимость реализовать свой потенциал во всех сферах жизни».8 Обычно эти потребности естественным образом удовлетворяются через сообщество или через политику, общественные блага, и услуг, предоставляемых государством.
Однако, если эти потребности не удовлетворены из-за того, что государство не в состоянии удовлетворить их должным образом, или если группа считает, что эти потребности не удовлетворены, или ощущает угрозу этим потребностям, может возникнуть насилие. Восприятие, рациональное или нет, любой несправедливости в отношении распределительной системы может быстро привести к борьбе на основе идентичности.
Это выходит далеко за рамки диалектики жадности против обид. Поскольку это вопрос всеобщих потребностей, это в равной степени и вопрос выживания, поэтому «люди пойдут на многое, чтобы удовлетворить их», по словам Селии Кук-Хаффман, профессора исследований мира и исследователя влияния социальной идентичности на человека. конфликт. 9Термин выживание можно понимать буквально, например, в случаях геноцида, означая, что крайнее насилие направлено на полное или частичное уничтожение определенной группы; выживание также можно понимать в его символическом значении, например, когда старейшины чувствуют, что их культура или язык исчезают или больше не могут передаваться из поколения в поколение.
Подняв вопрос об удовлетворении потребностей, уместно подчеркнуть психологический аспект конфликтов, в частности, анализ веса страха в эскалации насилия. Страх, в его буквальном определении, — это «неприятная эмоция, вызванная угрозой опасности, боли или причинения вреда».10 Страх — это естественное и распространенное чувство, которое позволяет людям идентифицировать потенциальную опасность.
Однако «здоровый страх (или страх, выполняющий защитную функцию) может перерасти в нездоровый или патологический страх, который может привести к преувеличенному и агрессивному поведению»11, 9.0006
Таким образом, коллективные страхи, подпитываемые отказом в основных потребностях, могут привести к насильственным реакциям как последней попытке людей обеспечить жизненные потребности и исправить предполагаемую несправедливость. Кроме того, насильственные действия подкрепляются массовой мобилизацией: чем многочисленнее группа, берущая в руки оружие, тем более законным представляется насилие остальному населению. Это может создать быстрый эффект домино и спровоцировать крупномасштабную борьбу; деэскалация насилия становится еще более сложной задачей.
Связь между идентичностью и безопасностью
Индивидуальность является одной из наиболее важных потребностей, определенных теорией основных потребностей, поскольку она является чрезвычайно сильным катализатором социальной мобилизации.
Многие ученые подчеркивают значимость идентичности как ключевой фактор концепции конфликта, понимаемый как вероятностная идентичность, которую необходимо использовать при решении политических и социальных проблем. Согласно Даниэлю Ротбарту и Роуз Черубин, идентичность опирается на общий набор нарративов, символов и общее понимание групповых различий.12 Для этих авторов «причины насилия на основе идентичности часто включают в себя общие нормативные обязательства групп протагонистов». обязательства, основанные на понятиях внутригрупповой чистоты и внегруппового порока». Это различие между «нами» и «ними» представляет собой потенциальный социальный раскол. В этом смысле каузальный анализ рассматривает конфликт как продукт жесткой конкуренции между различными игроками.
Было бы, однако, заблуждением считать идентичность как таковую простой причиной гражданского конфликта. Идентичность, рассматриваемая как социальная конструкция и динамический процесс, в действительности представляет собой изменчивый ингредиент, подверженный союзам, мобилизациям и манипуляциям.
С одной стороны, идентичность — это катализатор, вектор мобилизации, посредством которого люди могут выразить свои самые глубокие опасения и самые сильные коллективные страхи. С другой стороны, идентичность также является идеальным кредо для лидеров или полевых командиров для достижения своих политических целей и легитимации своих средств действий. Мобилизация населения с помощью идентичности намного быстрее и эффективнее, чем мобилизация с помощью политических убеждений. В идеологических конфликтах, таких как гражданская война в Испании, у людей есть выбор встать на чью-либо сторону, что приводит к разногласиям даже внутри семей. Напротив, когда конфликты опираются на мобилизацию идентичностей, люди просто не могут оставаться вне игры либо потому, что у них сильно развито чувство принадлежности к своей этнической группе, либо потому, что они рассматриваются как — и, следовательно, являются мишенью — де-факто членов группировки противника. Другими словами, когда на карту поставлена идентичность в конфликте, не может быть безбилетников.
Тогда общество глубоко поляризуется и раскалывается, что имеет серьезные последствия для последующего примирения.
Политические лидеры часто манипулируют идентичностью и этнической принадлежностью в предвыборных целях или для поддержки конфликта. Это часть более широкой концепции этноцентризма, которую Сандол определил как «власть, используемая привилегированными для поддержания себя и своих групп за счет других». не выражают законных и искренних опасений. Мобилизованные группы находят особый резонанс в дискурсе идентичности, потому что они способны идентифицировать себя с нарративами, которые подчеркивают общие ценности и коллективные страхи. Вот почему идентичность является одной из самых важных базовых потребностей, которые необходимо учитывать при анализе конфликтов, из-за ее способности к мобилизации и ее тесного взаимодействия с насилием и безопасностью. В своей концептуализации затяжных социальных конфликтов Эдвард Азар и Чанг Ин Мун14 сосредотачиваются на идентичности как на человеческой потребности, отрицание которой может резко увеличить вероятность того, что конфликт станет затяжным и жестоким.
ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ КРИЗИСНОГО УПРАВЛЕНИЯ
Причинный анализ коллективных потребностей и страхов улучшает понимание глубоких причин, которые вызывают затяжные и жестокие конфликты. В свете этих наблюдений следует извлечь уроки из нынешних процессов разрешения конфликтов и продвигать новое мышление, чтобы лучше справляться с современными кризисами.
Ограничения текущих процессов разрешения конфликтов
Проблемы, с которыми сталкивается текущая практика кризисного управления и разрешения конфликтов, часто подчеркивают отсутствие всеобъемлющего и целостного подхода. Мирный процесс, безусловно, не может быть успешным, если он не отвечает основным потребностям, которые не были удовлетворены. Последние события в израильско-палестинском конфликте показывают, что никакое решение не может быть найдено, никакое мирное соглашение не может быть устойчивым, если не будут устранены самые глубокие страхи обоих народов. Притязания палестинцев на государственность приобретают все большую легитимность в международной сфере, о чем свидетельствует недавнее голосование ЮНЕСКО за предоставление Палестине полноправного членства.
Однако даже формального признания палестинской государственности со стороны ООН было бы недостаточно для умиротворения и примирения вопросов, разделяющих Израиль и Палестину. Израильско-палестинский спор в основном основан на недовольстве тем, что идентичность рассматривается как основная потребность. В частности, Израиль утверждает, что провал мирных переговоров связан с отказом Палестины признать Израиль еврейским государством. В основе этого заявления о признании идентичности лежит страх возможности того, что Израиль станет государством с арабским большинством в результате демографических сдвигов, вызванных возвращением палестинских беженцев на земли, на которые претендует Израиль.15
В более широком смысле, устойчивый мир не может быть достигнут до тех пор, пока всеобъемлющее соглашение, наконец, не решит важные вопросы, такие как вода, беженцы, израильские поселения или Иерусалим. Поскольку каждый из этих вопросов оказывает непосредственное влияние на жизнь, нужды и глубочайшие страхи палестинцев и израильтян, неспособность решить эти проблемы по-прежнему препятствует более широкому урегулированию.
Точно так же анализ человеческих потребностей может поставить под вопрос исключительную роль политических соглашений в процессах разрешения кризисов. Направлены ли инициативы по разделению власти и избирательные процессы только на поиск политических решений, чтобы заставить воюющие стороны прекратить войну, или они также учитывают потребности и страхи населения? Такие вопросы следует систематически задавать, чтобы не допустить провала мирного процесса. Можно также обсудить роль внешних сил в управлении кризисом; поскольку удовлетворение основных человеческих потребностей по определению является прерогативой государства, международные группы или другие акторы вряд ли будут их удовлетворять, даже путем создания программ посткризисного развития.
Одной из основных трудностей, которую следует учитывать при управлении затяжными конфликтами, является неотъемлемая характеристика основных человеческих потребностей. Различные стороны, участвующие в конфликте, могут неохотно садиться за стол переговоров именно потому, что их потребности не могут быть предметом переговоров: их нужно просто удовлетворить.
Страх перед игрой с нулевой суммой может помешать сторонам искать консенсусное соглашение. Воюющая группа может почувствовать, что переговоры с врагом приведут к тому, что ее население заменит одну потребность другой, например, потеря идентичности ради безопасности. Однако, если процесс разрешения конфликта ведется должным образом, он заканчивается беспроигрышной ситуацией и устраняет дилемму безопасности, с которой сталкиваются обе группы. Если одна группа почувствует себя в большей безопасности, вполне вероятно, что насилие снизится, и обе группы будут укреплять коллективную безопасность, стремясь удовлетворить свои личные потребности.
Среди современных конфликтов недавний избирательный кризис в Кот-д’Ивуаре представляет собой особенно важное тематическое исследование, поскольку оно показывает, что простой политической реакции на неурегулированную гражданскую войну недостаточно для решения проблем, фундаментально разделяющих общество. Рассматривая избирательный кризис только как политическую проблему, внешние акторы пренебрегли психологическим аспектом конфликта.
Гражданская война, начавшаяся в 2002 году между севером и югом Кот-д’Ивуара, в основном из-за напряженности в идентичности, глубоко расколола ивуарское общество. Спор, сосредоточенный на концепции ivoirité , имел решающее значение, поскольку поднимал вопрос о том, кто является законным гражданином Кот-д’Ивуара, а кто нет. Прекращение огня в 2004 году не решило проблему, и страна осталась разделенной между двумя сторонами линии прекращения огня, известной как зона доверия .
В 2007 году наконец было подписано мирное соглашение, согласно которому Гийом Соро был назначен премьер-министром Лорана Гбагбо. Эта мера разделения власти была ценной инициативой, и ожидалось, что проведение демократического избирательного процесса станет вершиной успешного разрешения конфликта, поскольку избрание следующего президента станет выражением народного суверенитета. Однако выборы 2010 года привели к гораздо более сильному кризису, чем тот, который страна переживала за последние несколько лет.
Лоран Гбагбо отказался признать поражение на выборах и остался у власти при поддержке Конституционного совета Кот-д’Ивуара. Вскоре Независимая избирательная комиссия провозгласила Алассана Уаттару президентом Кот-д’Ивуара, и международное сообщество широко признало его новой законной властью в стране. Оба приняли присягу в качестве президента на отдельных церемониях и сформировали правительство. В ноябре 2010 года силы безопасности Гбагбо и союзные ему ополченцы начали кампанию насилия против сторонников Уаттары. Последователи Уаттары нанесли ответный удар, и вооруженные силы вызвали многочисленные жертвы среди гражданского населения, когда они начали наступление с целью захватить страну в апреле 2011 года. Обе стороны совершили серьезные преступления и злоупотребления. По данным Хьюман Райтс Вотч, в период конфликта было убито не менее 3000 человек и изнасиловано 150 женщин.16
Совершенно очевидно, что международное сообщество не смогло понять, что ивуарийцы не были готовы смириться с поражением одного из двух кандидатов именно потому, что они продолжали ощущать несправедливость и угрозы своей безопасности.
Ареста бывшего президента Лорана Гбагбо и вступления в должность президента Алассана Уаттары оказалось недостаточно для того, чтобы положить конец насилию или создать атмосферу доверия среди ивуарийских граждан. Несмотря на публичную приверженность Уаттары справедливости и примирению, вымогательства, совершаемые ополченцами с обеих сторон, надолго препятствуют укреплению доверия и авторитета в ивуарийском обществе.
Удовлетворение коллективных потребностей и переосмысление дипломатии
Государство несет ответственность за удовлетворение коллективных потребностей и опасений различных групп своего населения в целях обеспечения мира и безопасности на своей территории. Келман пропагандирует «творческий подход к решению проблем»17. Конечная цель — построить общество, в котором уважение других, взаимное признание, доверие и общие ценности являются нормой, а не исключением. Этот процесс должен осуществляться на индивидуальном уровне. Например, политика, которая побуждает людей принимать во внимание точку зрения другого человека, может быть успешной, говорит Келман.
Символическая сфера почти так же важна, как жесткая политика, потому что она имеет дело с чувствами, представлениями и иррациональными страхами. Таким образом, как символическая, так и распределительная политика справедливости должны быть реализованы, чтобы восстановить чувство доверия и уверенности. Наконец, нет необходимости пытаться «деэтизировать» общество, что неизбежно окажется тщетным. Скорее, идентичность должна быть мобилизована как инструмент социальной сплоченности и безопасности. Предполагаемая и уважаемая идентичность может предотвратить конкуренцию между различными группами.
Государство несет основную ответственность за построение мира, но гражданское общество также играет важную роль. Организации или движения, которые пользуются популярностью и легитимностью в стране, также должны быть мобилизованы для служения делу национального примирения. Религиозные организации часто имеют особый резонанс в обществе, потому что они способны нести сильные ценности, такие как прощение и уважение других.
Наконец, международной дипломатии необходимо пересмотреть свою роль в гражданских войнах и внутренних кризисах. Например, дипломатия может служить связующим звеном между правительством и гражданским обществом, продвигая подход «снизу вверх», работая с населением, чтобы помочь людям определить свои приоритеты, и поощряя государство к созданию гибкой системы, способной способствовать дальнейшему прогрессу. Дипломатия в большей степени может способствовать формированию культуры решения проблем, а не культуры оппозиции. Дипломатия, при правильном применении, может служить наилучшим подходом к целостному процессу миростроительства. Специалист по урегулированию конфликтов Сьюзан Аллан Нэн объясняет, что «холистические мирные процессы предполагают, что построение мира — это нечто большее, чем забота о ряде взаимосвязанных отдельных «элементов мира», которые последовательно сочетаются друг с другом».18 Скорее, целостный подход означает общее, сильное видение мира, которое отвечает потребности в многопричинном подходе к решению проблем.
Реальность сложна, и из-за присущей ей сложности ее следует понимать как единое целое.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Психологический аспект конфликта часто игнорируется в научных исследованиях, даже если он позволяет лучше понять коренные причины, лежащие в основе крайнего и, казалось бы, иррационального насилия. Процессы антикризисного управления и разрешения конфликтов должны лучше развивать целостное понимание конфликтов. Поскольку каждый конфликт уникален и происходит в определенном контексте, любая модель, которая обобщает методы разрешения конфликтов, рискует упустить из виду конкретные потребности и страхи населения.
Уроки, извлеченные из израильско-палестинского спора, а также из избирательного кризиса в Кот-д’Ивуаре, являются примерами важности основных человеческих потребностей, таких как идентичность или безопасность, в конфликтных ситуациях. Кроме того, эти извлеченные уроки показывают, что неудача в надлежащем мирном урегулировании, как правило, частично является результатом отсутствия всеобъемлющего согласия по всем аспектам конфликта, которые влияют на жизнь отдельных людей на микроуровне.
Хотя это не поддается количественному измерению и, следовательно, его трудно решить, любая попытка развеять коллективные страхи и восстановить доверие между гражданами или между различными группами была бы очень ценной. В свете причинно-следственного анализа затяжных конфликтов дипломатия в конечном итоге может сыграть роль в переопределении и разработке более творческих инструментов для надлежащего устранения коренных причин конфликтов, а не только лечения их симптомов.
Примечания
1 Мэри Калдор, Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху, 2-е издание (Стэнфорд: издательство Стэнфордского университета, 2007 г.) 1–14.
2 Пол Коллиер, «Экономические причины гражданских конфликтов и их последствия для политики», в На поводке псов войны: управление конфликтами в разделенном мире , изд. Честер А. Крокет и др. (Вашингтон, округ Колумбия: USIP Press Books, 2007) 197–218.
3 Калдор, Новые и старые войны , 7.
4 Деннис Дж. Д. Сандол, «Сложность и разрешение конфликтов», в Сложность в мировой политике , изд. Нил Э. Харрисон (Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 2006 г.) 43–72. 5 Текущая стратегия США по борьбе с повстанцами продвигает военно-гражданский подход, фокусируясь не только на военных действиях, но и на социально-экономическом и политическом развитии.
6 Герберт К. Келман, «Социально-психологический подход к анализу и разрешению конфликтов», в Справочник по анализу и разрешению конфликтов , изд. Деннис Дж. Д. Сандол и др. (Лондон и Нью-Йорк: Рутледж, 2009 г.) 171–183.
7 Джон У. Бертон, Конфликты: теория человеческих потребностей (Нью-Йорк: St. Martin’s Press, 1990). 8 Сандра Маркер, «Неудовлетворенные человеческие потребности. За пределами неподатливости», изд. Гай Берджесс и Хайди Берджесс (Боулдер: Консорциум информации о конфликтах, Колорадский университет, 2003 г.). По состоянию на 17 октября 2011 г.: http://crinfo.
beyondintractability.org/essay/human_needs/
9 Селия Кук-Хаффман, «Роль идентичности в конфликте», в Справочник по анализу и разрешению конфликтов , изд. Деннис Дж. Д. Сандол и др. (Лондон и Нью-Йорк: Рутледж, 2009 г.) 19–31.
10 Оксфордский словарь английского языка (2008 г.).
11 Фил Баркер, «Страх», Beyond Intractability , ред. Гай Берджесс и Хайди Берджесс (Боулдер: Консорциум информации о конфликтах, Колорадский университет, 2003 г.). По состоянию на 17 октября 2011 г.: http://www.beyondintractability.org/essay/fear/
.0128 Справочник по анализу и разрешению конфликтов , изд. Деннис Дж. Д. Сандол и др. (Лондон и Нью-Йорк: Рутледж, 2009 г.) 59-70.
13 Сандол, «Сложность и разрешение конфликтов», 45.
14 Эдвард Э. Азар и Чанг Ин Мун, «Управление затяжными социальными конфликтами в странах третьего мира: содействие и дипломатия развития», Millennium-Journal of International Studies 15, №3 (1986): 393-408.