7. Проблема истинного знания в философии софистов и Сократа.
В 5 веке до Н. Э. появляются софисты, которые превращают методы поиска истины в предмет своих профессиональных интересов. Принято считать, что софисты были учителями мудрости, учителями словесности, они учили пользоваться инструментом слова в самых разных целях, в основном – для обретения власти над другими людьми. Содержание мысли для софистов не важно, гораздо важнее формальная сторона – умение логически мыслить и доказывать свою правоту. Если уметь это делать, то можно важное превратить в неважное и наоборот.
В
вопросе истины софистов придерживалось
релятивистских взглядов. Релятивизм –
философская позиция, утверждающая, что
все наши знания условны и относительны.
Истина, по мнению софистов, это то, что
может быть доказано в качестве таковой.
Выигрыш в споре и есть истина. Победителя
не судят, он всегда прав – это и есть
истина. Если для достижения истины или
победы, что одно и то же для софистов,
необходимы уловки и хитрости, надо знать
их и уметь ими пользоваться.
Для достижения истины применялся особый метод, который получил название «диалектика» — искусство ведения спора, обнаружение и доказательство того, что может быть доказано в качестве истины. Диалектиком называли человека, который умел связывать свои рассуждения так, чтобы сделать для всех очевидной системную логическую основу.
Что касается общей истины, то она считалась или несуществующей, или недостижимой. Протагор, известный софист, сказал, что человек есть мера всех вещей, существующих или несуществующих. Это значит, что вещи не обнаруживаются перед человеком такими, какие они есть, человек определяет их свойства в зависимости от своих потребностей. Те же свойства, которые не являются предметом потребностей, как бы выпадают из поля зрения, «не существуют».
Горгий, еще один софист, заявлял, что никакой суждение не может считаться истинным по целому ряду причин:
Невозможно определить, совпадает суждение с вещью или нет
На суждение влияет не только состояние вещи, но и психическое состояние того, кто утверждает что-то в качестве истины
Подобное выражается подобным, а мысль принципиально отлична от вещи и потому истины не содержит.
Умение постигать предмет в его противоположностях всегда позволяло софистам найти такую сторону объекта или ситуации, высказывание о которых приводило к противоречиям с исходным тезисом. В конце концов, релятивизм софистом стал столь нестерпим, что начал восприниматься как средство обмана людей, а софисты превратились в игроков словами. Авторитет и популярность софистов пошли на спад.
Сократ
стал наиболее выдающимся оппонентом
софистов. Он был не согласен с релятивизмом
софистов. С его точки зрения, понятия,
используемые в языке, не произвольны,
они имеют свой собственный, не зависимый
от субъективного употребления смысл.
А значит, общая истина, как единственный
правильный смысл используемого понятия
существует. Этот смысл необходимо и
возможно отыскать. Прежде всего,
необходимо обрести согласие с самим
собой, так как истина требует внутреннего
убеждения. Конечно, любое слово каждый
может понимать по своему, но существует
нечто общее, что позволяет людям вступать
в диалог и понимать друг друга.
Чтобы прийти к истине, по мнению Сократа, нужно пройти через ворота противоречия. Он строил диалог так, чтобы привести человека в недоумение, смущение, интеллектуальное смущение и страх. Это было необходимое условие, считал он. Сократ формулировал вопросы собеседникам так, чтобы они сами видели противоречия в своих же взглядах. Эти противоречия принуждали собеседника или признать то, что он не достиг точного и ясного понятия о свойстве, общем для различных фактов, охватываемом исследуемым термином, или то, что такого общего свойства вовсе не существует, и что обобщение только чисто словесное и ложное.
Ценность
сократических диалогов состоит в том,
что они организуют мыслительную ситуацию
так, чтобы дать каждому участнику диалога
предложить свое понимание вопроса,
дать свое определение, сравнить его с
имеющимися и попытаться достичь общего
понимания всеми заинтересованными
лицами.
3. Философские взгляды софистов и Сократ
3. Философские взгляды софистов и Сократ
Появление софистов на философском горизонте сопровождалось четкой постановкой вопроса о роли субъекта (человека) в процессе познания. Тем самым софисты впервые выдвинули гносеологическую проблему достоверности человеческих знаний и возможности объективных истин. Нельзя сказать, чтобы эта проблема была вовсе чужда предшествующим мыслителям, скажем, Гераклиту, Пармениду или Демокриту. Хотя Гераклит и Парменид подчеркивали принципиальное отличие «истины» от «мнения», а Демокрит — «светлого» знания от «темного», тем не менее ни один из них не сомневался в том, что человеку доступно объективное знание, достоверная истина. Софисты же впервые подвергли решительной критике распространенное убеждение в возможности достоверного знания и выдвинули идеи о субъективном характере человеческих представлений и оценок, идею, согласно которой истина (добро, прекрасное и т. п.) существует лишь для нас, людей.
С этой точки зрения, нет и не может быть ничего истинного, справедливого или прекрасного вне и независимо от человека и общества. Но так как у разных людей, народов и групп общества — разные представления об истинном, справедливом и прекрасном, то отсюда следует, что сколько людей, столько истин, столько оценок и мнений о справедливом и прекрасном.
Эта схема мысли характерна и для Протагора. В своих рассуждениях он исходит из тезиса гераклитовца Кратила, утверждавшего, что о вещах, вовлеченных во всеобщий процесс движения и изменения, нельзя сказать ничего определенного. И если мы тем не менее утверждаем нечто о вещах, то из этого факта еще не следует, что наши суждения обладают объективной ценностью и не являются субъективными: необходимо помнить, что свойства и качества вещей суть отношения и возникают они в результате взаимодействия вещей, их движения и изменения. Поэтому нельзя говорить о существовании свойств вещей самих по себе. Это значит также, что сами ощущения, появляющиеся вследствие взаимодействия воспринимаемого предмета и воспринимающего органа чувства, существуют до тех пор, пока имеется названное взаимодействие.
И потому если нет одновременного взаимодействия объекта и субъекта, то нет и самого предмета и его чувственно воспринимаемых свойств (Платон. Теэтет. 157 a —d). Субъективный характер наших знаний о вещах и мире обусловливается также психологической организацией воспринимающего субъекта, его состоянием и его отношением к окружающей среде.
Из сказанного следует, что никаких объективных знаний нет, есть только «мнения». Всякое мнение в равной мере истинно и ложно: о каждой вещи можно высказать одновременно разные и, более того, противоречащие одно другому суждения, причем они будут одинаково убедительны. Ибо «каким каждый человек ощущает нечто, таким, скорее всего, оно и будет для каждого (152 с), то есть все, что кому как кажется, так оно и есть. Отсюда принцип: «Мера всех вещей — человек…» (152 а). То есть мир вещей таков, каким он представляется в наших ощущениях; знание о мире не выходит за пределы ощущений и переживаний субъекта. Конечный вывод — объективная истина, в строгом смысле слова, невозможна.
Но если объективной истины нет, и человек является мерой (критерием) всех вещей в своем представлении, то он является мерой всех норм и в своем поведении. И если для каждого истинным (нравственным, законным и т. д.) является то, что ему кажется таковым, то мы не гарантированы от вытекающего отсюда вывода, что каждому, говоря словами Ф. М. Достоевского, «все позволено».
Далее, если истины нет, а есть лишь мнения в качестве описаний психологических переживаний субъекта, то как отличить просвещенного человека от невежественного и умного от глупого? И как быть с общеобязательными суждениями, если таковые имеются, а также с правовыми и нравственными нормами, принятыми в том или ином государстве? Учитывая возможность такого рода вопросов, Протагор устанавливал различие в ценности тех или иных мнений: «истинны» те мнения, которые полезны людям. Например, медицина истинна, так как полезна людям. То же самое можно сказать относительно земледелия и любого полезного ремесла.
Задача софиста, как учителя, заключается, по Протагору, в том, чтобы помочь ученику сделать правильный выбор, избрать мнение, приносящее пользу, и избегнуть мнения вредного. В области же общеобязательных правовых и нравственных норм Протагор, избегая крайностей индивидуализма и утилитаризма, попытался ограничить свой релятивизм: субъективные суждения отдельных людей он заменил коллективным субъективным мнением большинства людей по принципу демократического голосования. Иначе говоря, Протагор предложил рассматривать в качестве критерия «истинности» мнения то мнение (суждение), которое в данное время разделяется большинством граждан (Платон. Теэтет. 167 с).
Но в этом случае со всей определенностью вставал вопрос о богах, об их объективном существовании. Из рассуждений Протагора следовало, что «боги существуют не по природе, а вследствие искусства и в силу некоторых законов» (Платон. Законы. X. 889 с).
На вопрос о том, существуют ли боги сами по себе («по природе») и независимо от согласованного «мнения» большинства людей, Протагор давал несколько уклончивый ответ: не решаясь на открытый атеизм, он выдвигал скептический тезис: «О богах я не умею сказать, существуют ли они или нет, и каковы они по виду.
Ведь много препятствий для знания — неясность дела и краткость человеческой жизни» (80, В 4 ДК). Известно, что скептицизм Протагора в отношении объективного бытия богов был квалифицирован общественным мнением Афин как «нечестивость». Более того, философ подвергся судебному преследованию; он был осужден на смертную казнь, но спасся, бежав из Афин. Его книга «О богах» была публично сожжена.
Отправляясь от идеи об условном (договорном) характере правовых и нравственных норм, а также религиозных представлений, софист Критий пришел к выводу о религии как выдумке умного законодателя (88, В 25 ДК). Согласно Критию, религия была введена в качестве дополнительной меры к законам. Так как закон в силах воспрепятствовать лишь совершению явных несправедливостей, мудрый законодатель заменяет истину полезной ложью и убеждает людей в бытии всевидящего и всеслышащего существа, карающего за несправедливые поступки и деяния; внушив страх перед божеством, мудрый законодатель помещает выдуманное существо бога на небо, где сверкание молнии, удары грома, дождь, звезды, восход и заход солнца пленяют воображение людей и вселяют в их сердца постоянный трепет.
Хотя теория познания Протагора страдала односторонностью (не выходила за рамки психологии и психологизма, то есть ограничивалась описанием ощущений и восприятии субъекта, его переживанием), тем не менее, она была значительным завоеванием теоретической мысли. Тезис Протагора о человеке как «мере» вещей представлял собой открытие человеческого индивида, конкретной и неделимой индивидуальности (личности). Не будет чрезмерным преувеличением, если мы скажем, что, подобно тому как Левкипп и Демокрит в области космогонии провозгласили атомы теми далее неделимыми частицами, из которых состоят все вещи, Протагор в области антропологии признал отдельных индивидов теми «атомами», из совокупности которых образуется общество, человеческий коллектив. [2]
Внимание Протагора и софистов было направлено на отдельных индивидов и на многообразие форм общественной жизни — на пестрое разнообразие обычаев, нравов и укладов жизни людей, на подвижный и изменчивый характер общественных явлений.
Все неизменное и постоянное было объявлено фикцией. Они объявили фиктивными и всякие общие определения и понятия. С этой точки зрения нельзя говорить, например, о сущности человека вообще. Поиски «человека вообще» («универсального» человека философов) были признаны бесполезным занятием. Таким же занятием они провозгласили поиски «истины вообще», «справедливости вообще» и чего бы то ни было «вообще». По логике рассуждений Протагора и его последователей, бессмысленно предполагать существование отвлеченной истины, истины как таковой, как абстракции (т. е. безотносительно к живому человеку и конкретным народам, независимо от их стремлений, интересов, нужд в данное время и в данных обстоятельствах). В терминах же современной философии сказанное означает: абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Высказанное относительно истины полностью применимо и к представлениям (оценкам) людей о справедливом, прекрасном и тому подобном.
Софисты довольно убедительно обосновали свой релятивизм и субъективизм в поразительном расхождении моральных (эстетических и т.
п.) оценок и правовых норм разных обществ, стран и народов, утверждая, что бессмысленно говорить о добре и зле, справедливости и несправедливости, о похвальном и позорном и т. п. безотносительно к людям, народам и государствам. Тем самым ставилась под сомнение правомерность поисков какого бы то ни было морального (правового, эстетического и т. п.) определения, объявлялась тщетность любого разграничения противоположностей (истины и лжи, добра и зла и т. д.).
Очевидно, что логика рассуждений Протагора и софистов вела их к полному релятивизму во всех областях знания и культуры, ибо их индивидуалистическая установка в понимании общества и общественной жизни дробила общество на отдельные «атомы», выдвигала на первый план индивидуальное, специфическое и особенное, при этом забывалось общее (всеобщее), объявляемое фикцией.
Против индивидуализма, субъективизма и релятивизма софистов со всей решительностью выступил Сократ, но с позиций, существенно отличающихся от позиций широкого круга его сограждан.
Глубокая пропасть, разделявшая софистов и Сократа, казалось бы, исключала наличие элементов общего в их воззрениях. Однако это не совсем так. Достаточно сказать, что и для софистов, и для Сократа фундаментальной проблемой философии стала не космологическая, как у их предшественников, а антропологическая проблема, не мир и миропорядок, а человек и его жизнь. Все натурфилософские (космологические и онтологические) проблемы были объявлены ими второстепенными и мало значащими. «Чему можно научиться у деревьев?» — спрашивает Сократ (Платон. Федр. 230 с). Софисты и Сократ не разделяли представления своих предшественников о человеке лишь как о части космоса; они провозглашали человека центром мироздания. Можно сказать, что тезис Протагора о человеке как «мере» всех вещей в известном смысле разделяется Сократом. В конечном счете, общим для софистов и Сократа является то, что они ориентировали философию на постановку вопроса о сущности человека, его месте и назначении в мире. Этим они как бы «гуманизировали» философию, поставили перед ней гуманистические цели и задачи.
Но за этой общностью понимания главных целей и задач философии кроются принципиальные разногласия. Прежде всего, они касаются трактовки понятия «человек». Ясно, что заслуга софистов в истории философской мысли состоит в открытии ими роли субъекта и субъективного момента в познании. Однако приоритет, отдаваемый ими субъекту перед объектом (и связанная с этим абсолютизация субъективного момента), приводил их к отрицанию возможности какого бы то ни было объективного знания, более или менее единого понимания объективно данного, реально существующего.
Софисты, имея в виду отдельного индивида, указывали на различия между людьми. Софист Горгий заходил в этом отношении столь далеко, что говорил о невозможности единого понимания какого-либо предмета разными лицами, находящимися в различных условиях. Он считал, что выраженный данным термином единый предмет, составляющий единое содержание мысли, в процессе его восприятия людьми распадается на множество содержаний мысли и теряет свое единство.
С этой точки зрения предмет не будет тождествен себе и для одного и того же человека, ибо в разное время и в разных условиях его возможности и способности восприятия будут разными.
В отличие от софистов Сократ был убежден, что при всем многообразии людей, при всем различии их образа жизни, поведения и переживаний всегда имеется нечто, что объединяет их и может быть выражено единым понятием или идеей. Стало быть, разные лица могут иметь единое понимание чего-либо. Так, если, скажем, речь идет о добродетели и множестве ее проявлений, то вполне возможно говорить о единой добродетели самой по себе, безотносительно к ее частям (проявлениям). В диалоге Платона «Протагор» (329 d и сл.) Сократ говорит, что существование добродетели как единого целого аналогично существованию человеческого лица, которое связывает в единое целое свои части: рот, нос, глаза и уши. Как бы ни различались по виду и функциям части лица и как бы они в чем-то ни были сходны, взятые в отдельности, они не составят всего лица.
Лицо есть нечто общее, единое и цельное; оно неразделимо на части, хотя и состоит из частей. Оно объединяет части, охватывает их все и образует из них целое.
По мнению Сократа, аналогичное можно сказать и о добродетели. Она имеет множество проявлений: мужество, справедливость, благочестие, сдержанность и т. д. Но это еще не дает права расчленять единую добродетель на множество кусочков (на множество ее проявлений) и отрицать существование добродетели как целостности или структуры, говоря современным языком. Единство добродетели как целостности и составляет единое содержание мысли, тождественное содержанию понятия в процессе рассуждений разных лиц в разных условиях о добродетели. Сказанное может быть отнесено и к таким понятиям, как истина, прекрасное, справедливое и т. д.
Существенными были также различия в отношении Сократа и софистов к мифу, к мифологическим образам и преданиям. Софисты стремились к аллегорическому истолкованию мифов, пытались найти в мифических представлениях разумный смысл.
Так, согласно Продику, религиозно-мифологические образы богов возникли в результате обожествления всего того, что полезно человеку: древние люди обожествляли солнце, луну, реки, источники и вообще все, что поддерживает жизнь человека; по этой причине богиней земледелия была Деметра, богом вина — Дионис, воды — Посейдон, огонь отождествлялся с Гефестом.
Считая попытки интерпретировать мифы о богах и героях бесполезным занятием, Сократ призывал обратиться к исследованию самих себя с тем, чтобы выяснить, каковы люди по своей природе и назначению, каков человек по своей сути и чего вообще он стоит (Платон. Федр. 230 а). Этот вопрос Сократ считал единственно важным и серьезным, таким, по сравнению с которым все остальные теряют свою ценность. Метод, предложенный Сократом для решения этой фундаментальной проблемы, есть метод самопознания. Так понимал и истолковывал один из важных моментов учения Сократа его гениальный ученик — Платон.
ПРИМЕЧАНИЯ
2. Разумеется, простая совокупность «атомов» не составляет еще целостности в природе или обществе, но, с другой стороны, и никакая целостность невозможна без совокупности составляющих элементов.
назад
Софисты – мы мера всех вещей – ФилософияMT
Опубликовано Адриан Камиллери
Сегодня, называя кого-то софистом , часто имеют неодобрительный смысл. Мы часто используем этот термин для обозначения определенного типа людей: неряшливого политика, теневого юриста или какого-либо другого деятеля, умеющего искажать правду с помощью умных, но ложных аргументов. Эти аргументы, хотя и кажутся обоснованными, были бы совершенно поверхностными и лишенными реальной ценности.
Термин «софист» восходит к Древней Греции и связан со словом «софия», означающим мудрость. Со времен Гомера sophos относилось к человеку, который был экспертом в своей профессии или ремесле. Со временем оно стало обозначать кого-то мудрого в человеческих делах, таких как политика и этика: «мудрецов» в ранних греческих обществах.
Кто такие софисты?
Демократия зародилась в Афинах примерно в 6 веке до н.э. Чтобы это сработало, людям нужно было уметь говорить убедительно; мы называем это «риторикой»: искусством эффективного и убедительного общения.
«Софист» стал обозначать ряд лекторов, писателей и учителей различных предметов, которые жили в греческих городах между V и IV веками до нашей эры. Они рассуждали о природе языка и культуры. Они также преуспели в использовании и преподавании риторики. Часто их нанимали состоятельные люди. Афины, процветающий город, были идеальным местом для их встречи.
Пока Сократ обнимал и много говорил об универсальных и объективных истинах, у софистов были свои сомнения. Они говорили о релятивизме, где истина, знание и мораль не являются абсолютными и существуют только в определенном культурном, социальном и историческом контексте. Для софиста знание просто субъективно; нет никакой внешней или объективной истины.
Протагор: «Человек есть мера всех вещей»
Платон приписывает Протагору из Абдеры (ок.
490–420 до н. э.) изобретение роли «профессионального» софиста, получающего плату за свои услуги. Он делает это в отличие от Сократа, единственной мотивацией которого была правда, а не плата.
Протагора прежде всего помнят за утверждение следующего:
1. «Человек есть мера всех вещей».
2. Он мог заставить «худший (или более слабый) аргумент казаться лучшим (или более сильным).
3. Нельзя было сказать, существуют боги или нет.
Протагор оказал значительное влияние на развитие и историю философии. Его релятивизм вдохновил Платона на поиск абсолютных и объективных форм знания, которые могли бы каким-то образом закрепить моральное суждение.
Мерой всех вещей является человек. О вещах, которые есть, то (или как) они есть, а о вещах, которых нет, то (или как) их нет.
цитируется Секстом Эмпириком в Adversus Mathematicos VII 60
Горгий: Моральная истина — вымысел
Горгий (483–375 гг.
до н. э.) был еще одним софистом и ритором. Родился на Сицилии (в то время союзник Афин), его основным занятием было преподавание риторики. К сожалению, подавляющее большинство его сочинений было утеряно из-за времени и значительных изменений более поздних переписчиков.
Моральный нигилизм
Его прозвали Горгий нигилист за моральный нигилизм. Нигилизм обычно понимается как вера в бессмысленность жизни и как отказ от религиозных и моральных принципов. Ничто не может быть действительно известно или сообщено.
Аргументы Горгия можно было найти в О небытии , которого, к сожалению и по иронии судьбы, больше не существует. То, что мы знаем о его аргументах, приходит к нам из комментариев других авторов.
Кажется, он разработал следующие аргументы:
- Ничего не существует . Если бы существовало само существование, оно было бы либо вечным, либо порожденным. Если оно вечно, оно не имеет начала и, следовательно, безгранично. Если оно безгранично, то оно «нигде» и, следовательно, не существует. Если, с другой стороны, существование порождается, оно должно исходить из чего-то существующего. Тем не менее, это что-то привело бы к тому же противоречию, которое мы только что обрисовали.
- Даже если что-то и существует, оно непостижимо . Мы можем представить колесницы, мчащиеся по морю, но это не делает их реальными. То, что происходит в уме, коренным образом отличается от того, что происходит в реальном мире.
- Даже если бы мы могли понять, мы, конечно, не смогли бы передать содержание этого понимания друг другу . То, что мы открываем друг другу, есть не внешняя субстанция, а просто logos — наши мысли о вещах, которые не являются реальным делом, а лишь внутренними, мысленными представлениями, принципиально отличными от действительного мира.
Если оно безгранично, то оно «нигде» и, следовательно, не существует. Если, с другой стороны, существование порождается, оно должно исходить из чего-то существующего. Тем не менее, это что-то привело бы к тому же противоречию, которое мы только что обрисовали. Как мы видели, софисты атакуют понятия объективной истины и морали. У Протагора истина и мораль относительны; сам человек, а не бог или некий неизменный закон, является высшим источником ценности.
Когда истина теряет свою универсальность, становится немного не по себе, даже с моральной точки зрения. Мерилом вкуса в клубнике, машинах или песнях становится не только человек, но и такие понятия, как истина, красота, справедливость и добродетель, на которых Сократ настаивал бы.0009 не
субъективны, а объективны и универсальны, и подвержены тому же релятивизму.
И здесь релятивизм начинает подвергаться критике. Если то, что правильно, а что неправильно, — это всего лишь то, что кажется правильным, а то, что кажется неправильным для индивидуума, то как мы можем утверждать, что убийство — это неправильно или сострадание — это хорошо? ? Если убийство, причинение вреда или изнасилование не являются по своей сути правильными или неправильными, то можно построить одинаково веские аргументы за и против; сама мораль становится субъективной. Мы можем оправдать что угодно; все, что нам нужно, это убедительные навыки оратора. При правильном наборе фигур речи и обращении к эмоциям мы можем узаконить любой поступок.
(Посетили 855 раз, сегодня посетили 1 раз)
Этика, MATSEC A Level, MATSEC Intermediate, Socrates, Sophists
Оппозиционные мировоззрения: Платон и софисты
Софистские взгляды и верования зародились в Древней Греции около 400 г. до н.э. Софисты были известны как странствующие ораторы, произносившие речи перед теми, кто мог позволить себе слушать.
Софисты глубоко верили в силу риторики и в то, как она может улучшить жизнь. Платон, с другой стороны, был противником всех софистских верований. Он рассматривал софистов как риторических манипуляторов, которых интересовало только то, как можно убедить людей в том, что они узнали истину, независимо от того, была ли она на самом деле истиной. Платон в основном выступал против всех взглядов, которых придерживались софисты, и пытался опровергнуть их в своих многочисленных диалогах. Софисты и Платон придерживались двух очень противоположных взглядов, и в этой статье мы попытаемся просеять их все в надежде проиллюстрировать каждое из них. В этой статье основное внимание будет уделено каждой группе. Он начнется с определения как софистов, так и Платона, а затем процитирует важные принципы, связанные с каждым мировоззрением. Затем в этой статье основное внимание будет уделено тому, как каждый компонент их мировоззрения относится конкретно к риторике. Наконец, в этой статье основное внимание будет уделено иллюстрированию каждого мировоззрения с помощью текущих редакционных газетных статей.
Как уже отмечалось, софисты укоренились в Древней Греции, но путешествовали по многим местам, произнося речи о риторике перед теми, кто мог позволить себе слушать. В своих учениях софисты сосредоточились на риторических приемах и на том, как их можно использовать для успешного аргументирования любой стороны спора. Они настаивали на идее, что с помощью их учений можно достичь самосовершенствования, потому что сила у тех, кто контролирует язык. Софисты были релятивистами, что означает, что они считали, что убеждения человека или общества, верные для этого конкретного человека или общества, могут быть неверными для других. (Биззелл П. и Херцберг, Б., 2001, стр. 6) Софисты называли это кайросом и говорили, что из-за этого не может быть абсолютной истины, поскольку истина зависит от точки зрения конкретного человека. Они считали, что единственное знание, которого могут достичь люди, — это знание, которое вероятно, потому что абсолютное знание недостижимо. Софисты считают, что это вероятное знание можно свести к тому, что они называют dissoi logoi.
Эта техника, в которой исследуется каждая противостоящая сторона аргумента с целью выявления вероятной истины, была разработана Протаго…
… середина бумаги …
…, это было бы смахиванием пыли с мусора (мифов) и раскрытием абсолютной правды о том, что произошло на самом деле. Посредством риторики вероятные истины, такие как «Макдональдс» должен был заплатить три миллиона, вычищаются, а абсолютные истины, «Макдональдс» должен был заплатить 640 000 долларов, раскрываются. (Дорошов, J. pg.1-3) Именно так было бы у Платона.
Подводя итог, можно сказать, что софисты были странствующими риторами, которым платили за то, чтобы они обучали людей методам, позволяющим им становиться великими спорщиками и убеждающими. Они были релятивистами, которые считали, что абсолютной истины не существует, есть только вероятность. Эта вероятная истина была обнаружена через kairos, в зависимости от ситуации человека, или dissoi logoi, истина раскрывается путем изучения противоположных аргументов.