Разорванность мышления
Разорванность мышления (deraliment — от лат. de — частица отрицания, от англ. ralli — сбор, слёт, от лат. mentalis — умственный; атаксия мышления — от греч. ataxia — беспорядок) — расстройство связности или логики мышления и одновременно с тем сохранение грамматического строя речи, способного обеспечить логическую последовательность мышления.
Расстройство впервые описал Ф.Рабле в своём романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1564). Приведём соответствующий фрагмент текста, в котором автор романа явно пародирует речь Нострадамуса, своего товарища по университету. Истец на судебном процессе делает следующее заявление: «Итак, принимая в рассуждение, что в прагматической санкции не содержится на сей счёт никаких указаний и что Папа предоставил свободу пукать сколько угодно, то, если не исцарапать холста, как ни бедствовали бы люди на свете, лишь бы никто не подписывался под похабством, а уже радуга, только что отточенная в Милане для того, чтобы выводить жаворонков, со своей стороны изъявила желание, чтобы служанка вывихнула себе бёдра по требованию маленьких икроносных рыбок, которые именно с тех пор и были признаны необходимыми для понимания конструкции старых башмаков…» Ответчик, в свою очередь, не менее достойно парирует обвинение истца: «Ныне, однако же, род людской сбили с толку лестерские сукна: кто загулял, кто пять, четыре и два, и, если только суд не вынесет надлежащего решения, придётся ему и в этом году зубами щёлкать, так что он будет вынужден пуститься, а может быть, он уже и пустился во все тяжкие.
Если какой-нибудь несчастный человек идёт в парильню натереть себе рожу коровьим калом или смазать на зиму свой сапожок, а полицейские и дозорные получают питательный отвар из клистирной трубки или же кишечные извержения из судна, подставляемого к их музыкальным инструментам, то значит ли это, что дозволяется обрезать края у серебряных монет и поджаривать деревянные…»
Вот несколько клинических иллюстраций. Пациент К.Ясперса сообщает: «В силу аналогичных и естественных причин я открываю тебе, что я сдал различные экзамены, основывающиеся на последних достижениях нашего времени и соотносимые со всеми естественными правами свободы. Помощь самому себе всегда самая дешёвая и лучшая. Мы знаем, что такое национальная гордость, и я знаю, о какой чести идёт речь, а что такое знание в узком смысле — это моя тайна. Будь внимателен к моему делу, связанному с нижеизложенным. Глаз и рука — за Родину. Таким образом, моё дело следует воспринимать округло. Этим я хочу сообщить тебе, что здесь я уже известен как первый прокурор».
Наш пациент
в ответ на вопрос, знает ли он что-нибудь о том, что называют голосами, рассказывает: «Голоса — это взаимное понятие дорожки в воде. Голоса мы сопоставляем как связки своих рук с руками руковых рук. Надо беречь правую руку, так как там находятся сплетения пишущих устройств, которые всё слышат и понимают. Без отопления голоса будут замкнуты, получится звезда, которая будет закрыта танковым шлемом, как у вас в атаке. Это и требовалось доказать Чувашову на мусорной яме бритвенным прибором эстонии на столе. Она была на потолке и шла гулять как бы за анютиными глазками. Причина и явление электрических следов, нарисованных на предмете страны, являются выходом на работу воздуха с клапаном без понимания цилиндра». Другой пример. На вопрос о его самочувствии пациент сообщает: «Мои младшие штабные офицеры — это часовые Солнца, затем моя жена — Земля, затем я сам — тюрьма, конвой, смерть. Это я сам в скромности, это мне не нужно. Во-первых, я не заинтересован ни в какой жизни, я контролирую всё, все миры, бываю на разных планетах, но сам я оттуда ничего не беру, а только смотрю за порядком.
Значит, я не виновен по отправке тех лиц под конвоем к Шах Аббасу Чингисхана в карьер Кинак. Солнце — это тоже разведчик, шпион, мой младший офицер, это генерал-часовой».
Отметим, что знаки препинания расставлены тут в значительной мере условно, в зависимости от пауз и интонаций речи пациентов, так как определить логические её акценты обычно бывает невозможно.
Из приведённых примеров видно, что вопросы к пациенту некоторое время могут фигурировать в его речи в качестве персеверации, возможно, что при этом сохраняется побуждение как-то на них ответить. В разорванной речи иногда встречаются фрагменты вербигерации. В содержание некоторых высказываний включены остатки бредовых идей, в особенности бреда величия. Это может указывать на то, что развитию разорванного мышления предшествует бред фантастического содержания, то есть бред аутистического мышления. Обычно выясняется, что пациенты способны понимать обращённую к ним речь, насколько об этом можно судить по просьбам что-либо сделать.
Тем не менее они одинаково реагируют как на осмысленную речь, так и на бессмысленные вопросы. Нередко их практическое мышление сохраняется в удовлетворительном состоянии. Например, хронический пациент с полностью разорванным мышлением успешно выполняет обязанности загулявшего кладовщика больницы, аккуратно принимая на склад продукты и скрупулёзно выдавая их по отделениям, при этом исправно ведёт учётную документацию. Как правило, такие больные не обнаруживают никаких признаков сомнения в том, что окружающие вполне понимают их бессмысленную речь, как если бы в ней выражались разумные или очевидные для всех вещи. В целом следует сказать, что разорванность мышления касается не мышления вообще, но что при этом в первую очередь и в основном страдает образное и логическое мышление.
Разорванность мышления проявляется разных в вариантах.
Вышеописанный вариант разорванности мышления проявляется монологами бессмысленной речи — шизофазией (от греч. schizo — раскалывать, расщеплять, разделять, phasis — речь).
Шизофазия первоначально описана Е.Крепелиным (1913) в качестве особой формы шизофрении, при которой разорванная речь сочетается с повышенной речевой активностью, внешне упорядоченным поведением, пониманием назначения предметов и относительной контактностью пациентов. Позднее некоторыми авторами шизофазия рассматривалась как этап течения параноидной шизофрении (Вроно, 1953). В некоторых случаях шизофазия проявляется разорванностью только или преимущественно письменной речи — шизография (Levi-Valensi и др., 1931). Длительность монологов шизофазии неопределённа, они могут продолжаться часами. Толчком к появлению таких монологов обычно служат обращение к пациенту с вопросом, звуки посторонней речи, появление в его поле зрения какого-то человека. Иногда пациенты разговаривают с животными и изображениями людей. Некоторые пациенты говорят также наедине с собой или, вероятно, с воображаемым собеседником. Реакцию собеседника на свою речь пациенты обычно не принимают во внимание. Сами они вопросов не задают, во всяком случае,по интонациям трудно определить форму их речи: вопросы это, ответы, просьбы или чтото иное, хотя эмоциональная тональность может изменяться.
Неизвестно, нарушается ли при этом внутренняя речь и речь в сновидениях.
Степень разорванности мышления может колебаться. В тяжёлых случаях она проявляется логической бессвязностью слов, в более лёгких — фраз и более крупных фрагментов речи. Иногда фрагменты полной разорванности перемежаются с эпизодами более или менее осмысленной и структурированной речи. Так, больная на уточняющий вопрос о только что упомянутых ею карликах отвечает: «А, карлики. Почему карлики? Страшилки, кадрики, я себя убеждаю, что это кино. Дети любят фильмы ужасов, только они их прореживают. Облака порой страшные, свет не выключаю, а когда женщина прошла, я пила валерианку и Кватера. Сказали, что я бормотала во сне, видела снег и глаз. У меня самовнушение сильное, в детстве я заикалась, но бессонница проходит быстро, и я засыпаю. Снились сегодня крысы, неприятные, крысы приятные не бывают. Вздрагиваю во сне, но я бухгалтер, всё стараюсь смехом, принимаю соляной душ, а память с детства плохая, я всегда зубрила».
На просьбы повторить или уточнить сказанное пациенты отвечают хотя и охотно, но столь же непонятно. Качество ответов не меняется в зависимости от того, начало это беседы, продолжение или её завершение после долгих и бесплодных попыток добиться хоть какого-то конкретного результата. Считается, что разорванность мышления встречается только у пациентов с хронической шизофренией. В остром психотическом состоянии с психомоторным возбуждением могут наблюдаться нарушения мышления с многоречивостью, подобные, но не идентичные разорванности.
Другой вариант разорванности мышления — это миморечь (мимоговорение, мимо-ответы, иррелевантные ответы). Пациенты обычно сохраняют способность к диалогу и к полилогу (разговору с несколькими людьми в одно и то же время). Они способны понимать смысл обращённых к ним вопросов, во всяком случае, после нескольких повторений вопроса пациенты могут всё же ответить на него по существу. Встречаются пациенты без признаков разорванного мышления, которые не могут адекватно ответить на вопрос после пяти и более его повторений.
Основной признак миморечи — это ответы в иной, чем задан вопрос, логической плоскости. Ответы относительно коротки, чаще всего они содержат одну-две фразы. Сами по себе фразы могут формулироваться правильно, однако они могут быть и бессмысленными. Пациенты отвечают без промедления, первое, что им приходит в голову, не задумываются над ответами, не поправляют ошибок, не стараются, чтобы их поняли, не переспрашивают, верно ли они поняли вопрос, и не беспокоятся о том впечатлении, какое их ответы производят на собеседника. Вот примеры. На вопрос о том, какие кошмары она имеет в виду, больная отвечает: «Не всегда», — и на этом умолкает. На повторный вопрос о том же она говорит: «Холерики чутко реагируют на лунное притяжение». На вопрос, общителен ли он, пациент отвечает: «Я общаюсь с теми, кто визуально мне приятен». На повторный вопрос о том же он говорит: «Общение не всегда бывает мне приятным». На вопрос, почему он не согласен на лечение, он говорит: «Я — частник, имею собственную квартиру».
— «Простите, при чём тут квартира?» — «Эта квартира досталась мне от отца». «Вам тяжело сейчас разговаривать?» — «Да, железо тяжело». «Как вы себя чувствуете?» — «Тюрьма — школа науки, работы и жизни трактора». «Скажите, сколько будет дважды два?» — «Надо доказать запятой» и т. п. Нередко мимо-ответы перемежаются с правильными. В таких случаях, вероятно, следует говорить о разноплановом мышлении.
Мимо-ответы могут быть связаны не только с разорванностью мышления, но и с другими причинами, о чём важно помнить.
При выраженной истощаемости внимания на вопросы в начале беседы пациенты отвечают обычно правильно. По мере утомления паузы между вопросами и ответами удлиняются, ответы делаются многословными, неточными. Пациенты осознают, что страдает качество их ответов, пытаются их уточнять, при этом могут путаться ещё больше. Они явно недовольны собой, так что позднее просят повторной аудиенции, чтобы внести ясность в сказанное ими ранее.
При отвлекаемости внимания пациентам мешают случайные мысли и воспоминания, отчего в правильные в целом ответы могут включаться посторонние ассоциации.
Неточными могут быть ответы пациентов с тугоподвижным мышлением, особенно если беседа проходит в быстром темпе. Тут важно предоставить пациенту достаточное время для понимания вопроса и формулирования ответа.
Пациенты с эгоцентрическим мышлением часто не выслушивают до конца тот или иной вопрос. Им кажется, что, не дослушав, они его поняли достаточно хорошо, отчего они перебивают собеседника и, в сущности, отвечают не на его вопрос, а на то, что он будто бы хотел спросить.
Дементные пациенты иногда отвечают не на содержание вопроса, которое они не вполне понимают, а на сам факт вопроса, на интонацию обращённой к ним речи. Такие ответы обычно бывают не по существу, если беседа не касается простых и наглядных вещей.
В некоторых случаях в ответах на вопросы встречаются оговорки, в которых озвучиваются какие-то сдерживаемые до поры мысли или которые связаны с малоизученными нарушениями речи, когда вместо нужных слов и фраз пациент произносит совсем другие и не всегда сам это замечает.
Известны, наконец, истерические мимо-ответы, свойственные состояниям ложного слабоумия, неосознанно изображаемого пациентами в некоторых психотравмирующих ситуациях. Такие пациенты понимают значение обращённых к ним вопросов, отвечают на них в той же логической плоскости, но делают это не просто неправильно, а нарочито нелепо, сопровождая свои ответы столь же нелепыми мимо-действиями и мимикой недоумения. Цвет снега, например, у пациента будет красным, синим, любым, но только не белым; следующий за январём месяц окажется каким угодно, но только не февралём; а произведение два на два — чем попало, но никак не четвёркой и т. п. Такой пациент не может зажечь спичку, правильно взять карандаш, надеть рубашку, как если бы он забыл, как выполняются такие и подобные элементарные действия.
Наконец, третий вариант атаксического мышления проявляется стереотипиями фрагментов разорванной речи. Так, больная спонтанно и в ответах на вопросы повторяет одну и ту же фразу: «Я женщина, адвокат, стрижена бобриком, на почве атеросклероза правой рукой не могу писать, левой ногой не могу ходить».
Такие стереотипии могут указывать на атрофическую палилалию (например, при болезни Пика), а также на явления кататонии. В подобных случаях трудно решить, имеет ли место собственно нарушение мышления, поскольку остаётся совершенно непонятным, как и о чём думает в такие моменты пациент, или речь должна идти лишь о нарушении речи.
В.М. Блейхер. ‹‹Расстройства мышления››. ЭПИЛЕПСИЯ (и шизоэпилепсия — в конце статьи 🙂 )
Расстройства мыслительной деятельности в клинике эпилепсии характеризуются тремя рядами признаков — вязкостью мышления, слабоумием и бредом. Все эти проявления патологии мышления тесно связаны между собой. Так, вязкое мышление и слабоумие свойственны одному и тому же патологическому процессу, рассматриваемому в разных аспектах. Эпилептическое слабоумие отражает интеллектуально-мнестическое снижение, а вязкость мышления воспроизводит в динамике мыслительных процессов их недостаточную подвижность и нарастает по мере углубления слабоумия.
Характер эпилептического бреда зависит не только от пароксизмальных компонентов эпилептической психики, но и от типа слабоумия и степени его выраженности.
Расстройства мышления в совокупности с эпилептической деградацией характера составляют основу интерпароксизмального эпилептического синдрома, в диагностическом значении более важного, чем наличие эпилептических припадков.
Вязкость мышления является следствием эпилептического процесса, однако в значительной мере она обусловлена, очевидно, и преморбидными свойствами личности. Лежащая в ее основе инертность психических процессов отмечается не только у больных эпилепсией, но и у эпилептоидов и акцентуированных личностей возбудимого типа. Наши наблюдения и экспериментально-психологические исследования, проведенные у больных с начальными проявлениями эпилепсии при наличии в анамнезе единичных судорожных припадков, показывают, что нарушения подвижности психических процессов обнаруживаются очень рано, тогда, когда еще отсутствуют признаки интеллектуально-мнестического снижения.
Замедление темпа психических процессов, часто сочетающееся с общей брадикинезией, является одним из основных признаков эпилептического слабоумия. Брадипсихизм и недостаточная подвижность психических процессов характеризуют мышление эпилептиков — тугоподвижное, вязкое, с затруднениями в отделении основного от второстепенного. Исключение составляют случаи эпилепсии, отличающиеся относительно быстрым темпом речевой деятельности, однако качественный анализ экспрессивной речи этих больных показывает, что она отражает присущий их психике стереотипный характер, изобилует шаблонами. Быстрота здесь обусловлена тем, что больные как бы избирают путь наименьшего сопротивления.
Вязкость мышления четко обнаруживается при патопсихологическом исследовании. Так, в ассоциативном эксперименте отмечается значительное увеличение латентного периода речевых реакций, частота эхолалических ответов, известная косность модуса деятельности больного в ситуации эксперимента, однообразное повторение одних и тех же ответов.
Ответы больных эпилепсией в ассоциативном эксперименте часто носят стереотипный характер, при этом называются слова из профессионального обихода либо в качестве ответной реакции используются прилагательные, отражающие конкретные свойства предметов, фигурирующих в перечне слов-раздражителей (например, их цвет).
В патопсихологическом эксперименте у больных эпилепсией обнаруживаются проявления нарушения деавтоматизации на уровне второй сигнальной системы. Так, больной в ассоциативном эксперименте с самого начала, без соответствующей инструкции, избирает путь ответов речевыми реакциями противоположного значения. Однако когда он сталкивается со словами-раздражителями, к которым трудно или невозможно подобрать антонимы, увеличивается латентный период, ухудшается качество ответных реакций — среди них преобладают эхолалические.
Такие же особенности обнаруживаются в речи больных эпилепсией при исследовании с помощью методики подбора слов-антонимов. Эта методика является вариантом словесного эксперимента, при котором инструкция исследующего предопределяет характер ответных речевых реакций.
Оскуднение словарного запаса часто приводит к тому, что больные прибегают к образованию антонима путем прибавления к заданному слову частицы «не». Наиболее трудным оказывается подбор антонимов к словам абстрактного значения.
Особенностью эпилептического мышления является его эгоцентричность, которая присуща и личностным, характерологическим изменениям больных эпилепсией. Эгоцентрическими личностными установками объясняется и отмечающееся у больных эпилепсией резонерство. Оно существенно отличается от резонерства, наблюдающегося при других психических заболеваниях, в первую очередь от шизофренического. Резонерствующий эпилептик «любит делать наставления, поучать, становясь иной раз в роль неприятного, узкого моралиста». Резонерство больных эпилепсией носит характер своеобразного компенсаторного рассуждательства. Его особенности проявляются в поучительном, типа сентенций, тоне высказываний, отражающих некоторую их патетичность и переоценку собственного жизненного опыта.
Это неглубокие, поверхностные, бедные по содержанию высказывания, включающие банальные ассоциации. Резонерские рассуждения больных эпилепсией всегда приурочены к конкретной ситуации, от которой им трудно отвлечься.
В отличие от шизофренического резонерства, всегда обнаруживающегося на фоне «холодного» аффекта, эпилептическое характеризуется наличием насыщенного эгоцентрического аффекта, самодовольством, недостаточной критичностью.
У резонерствующих эпилептиков в патопсихологическом эксперименте отмечаются снижение уровня обобщения, узость диапазона мышления, эгоцентрические тенденции при бедности словарного запаса. Последнее обстоятельство придает своеобразный колорит эпилептическому резонерству, в котором сочетаются поучительность суждений с олигофазией. Если при шизофрении в резонерстве выявляются актуализация латентных признаков, своеобразное нарушение ассоциативных процессов, разрушение формирующихся в течение жизни психических стереотипов, то при эпилепсии наблюдаются инертность мышления, актуализация малосущественных конкретных признаков, непреодолимые шаблоны в мышлении.
При шизофреническом резонерстве отмечается расширение круга используемых в мышлении информативных признаков, при этом уравниваются значимые и латентные, стандартные и нестандартные. При эпилептическом резонерстве сужается диапазон информативных признаков за счет уменьшения удельного веса абстрактных и не лежащих на поверхности латентных признаков. Эпилептическое резонерство обнаруживается клинически и в патопсихологическом эксперименте, где особенно легко создается ситуация, предрасполагающая к его выявлению. В первую очередь такой экспериментальной ситуацией являются методики, инструкция к которым способствует актуализации категории личностного смысла. Нередко мы наблюдали тенденции к резонерству при показе больным эпилепсией юмористических рисунков. При этом они не понимали юмора, интерпретировали сюжет рисунка с привлечением собственного жизненного опыта и своих сложившихся непреодолимо инертных представлений, обязательно морализируя по поводу неправильного, с их точки зрения, поведения персонажей рисунка и подчеркивая свое превосходство над ними.
Нарушение чувства юмора у больных эпилепсией отражает степень интеллектуального снижения и не зависит, как это бывает при шизофрении, от затухания его эмоционального компонента.
Эпилептическое слабоумие характеризуется ослаблением памяти, снижением уровня интеллектуальной деятельности, обеднением речевого запаса. Сочетание интеллектуально-мнестического снижения с особой качественной окраской, придаваемой ему вязкостью мышления, делает эпилептическое слабоумие относительно высоко специфическим психопатологическим признаком большого диагностического значения. Эпилептическая деменция отличается своеобразными личностными проявлениями. В структуре свойственного эпилепсии психического дефекта тесно переплетаются интеллектуальное снижение и аффективно-личностные изменения. Эгоцентрическая аффективно-личностная направленность процессов мышления придает эпилептическому слабоумию особые черты, позволяющие определить его как концентрическое, т. е. характеризующееся сужением интересов больного на своей личности.
Изменения характера у больных эпилепсией являются первой ступенью эпилептической деменции, наиболее легкой ее формой.
Эпилептические личностные изменения в наиболее типичном виде отличаются своеобразной пропорцией, в которой сочетаются вязкость со взрывчатостью аффекта, умилительность и слащавость со злобностью. Эти компоненты представлены у разных больных неодинаково, нередко один из них преобладает. Развитию характерологических изменений эпилептика в известной мере способствует специфика его взаимоотношений со средой: с одной стороны, это попытки самоутверждения, жажда признания при наличии утрированной амбициозности, с другой — чувство своей неполноценности. Эти личностные особенности приводят к повышенной сенситивности больных эпилепсией к даже незначительной психической травме и к особой легкости возникновения у них психогенных сверхценных и бредовых идей.
Обычно степень выраженности слабоумия у больных эпилепсией соответствует глубине личностных изменений.
Это соответствие определяется клинически и, что особенно важно для психиатрической экспертизы, в психологическом эксперименте. Так, с помощью методик для исследования уровня притязаний были обнаружены присущие эпилептическому слабоумию выраженные нарушения самооценки. В ситуации эксперимента больной не учитывает успешных или неуспешных результатов выполнения предыдущих заданий. Такой характер уровня притязаний определяется как ригидный, он может быть у больных эпилепсией прослежен и клинически, при анализе их поведения в некоторых жизненных, особенно конфликтных, ситуациях. Ригидный тип уровня притязаний особенно часто встречается при выраженном эпилептическом слабоумии. В его формировании играют роль такие факторы, как интеллектуальная недостаточность, которая становится предпосылкой не совсем адекватной критической оценки больным своих возможностей, и характерологические изменения, отражающие инертную установку.
Эпилептическое слабоумие проявляется прогрессирующим ослаблением памяти, протекающим по типу гипомнезии и характеризующимся специфической динамикой.
Вначале нарушается произвольная репродукция, больные сами замечают, что концентрация внимания на том, чтобы вспомнить какое-либо слово, лишь ухудшает его воспроизведение. В дальнейшем определяется уже нарушение удержания и затем запоминания. Такая же динамика расстройств памяти обнаруживается и при безынсультном течении церебрального атеросклероза. Можно думать, что она присуща заболеваниям с медленно прогрессирующим снижением памяти.
Раньше всего недостаточность памяти проявляется при выполнении заданий, включающих элементы деавтоматизации. Показательна длительная сохранность у больных эпилепсией ассоциативной памяти. Заметные нарушения ассоциативной памяти свидетельствуют уже о глубоком слабоумии.
Важная особенность эпилептического слабоумия — симптом общей прогрессирующей олигофазии. Олигофазия представляет собой затруднения в назывании предметов и является амнестико-афатическим комплексом, который в начальных стадиях эпилепсии обнаруживается у больных только после припадка (острая олигофазия), а затем, с прогрессированием заболевания, приобретает все большую выраженность и в межприпадочных состояниях.
Общая прогрессирующая олигофазия отличается от острой, после-припадочной существенным и неуклонно прогрессирующим обеднением словарного запаса. Обеднение словарного запаса отражает степень выраженности и характер эпилептического слабоумия. О роли слабоумия в генезе общей прогрессирующей олигофазии свидетельствует и такая ее особенность — в отличие от обычной амнестической афазии подсказка начала слова становится малоэффективной. Длительно болеющим часто не помогает подсказывание даже всех, кроме последнего, слогов слова. По мере течения болезни снижается и активность поисков больными нужного слова, и, возможно, в связи с этим отмечается сравнительная редкость вербальных парафазии.
Общая прогрессирующая олигофазия в значительной мере отражает и степень знакомства больного с показываемыми ему предметами, в большей или меньшей мере энграммировавшимися в его прежнем жизненном опыте. Больным труднее называть предметы, с которыми они редко встречались в прошлом. Воспроизведение олигофазии в условиях психологического эксперимента показывает, что затруднения в подборе необходимого слова больше выражены при предъявлении больному абстрактных раздражителей речевого анализатора.
Затрудняясь назвать показываемый предмет, больные с явлениями чистой амнестической афазии прибегают к компенсаторному механизму, характеристике свойств этого предмета, обрисовке его по внешним признакам и определению его назначения. Как правило, чем больше выражено эпилептическое слабоумие, тем меньше компенсируется дефект функции называния.
Таким образом, общая прогрессирующая олигофазия по сравнению с острой послеприпадочной — более сложный симптомокомплекс, в происхождении которого важную роль играет сочетание двух факторов: амнестически-афатических проявлений и прогредиентного эпилептического слабоумия.
Наличие эпилептического слабоумия определяется характером течения заболевания. Принято считать, что оно развивается при неблагоприятном течении болезни (20—40 % больных по разным сведениям).
Эпилептическое слабоумие по своей природе динамично. Представления о его неуклонной прогредиентности раньше были связаны с малой эффективностью проводившегося лечения. Активная и рано начатая противосудорожная терапия приводит во многих случаях к стабилизации процесса.
При патопсихологических исследованиях, проведенных у больных, у которых в течение ряда лет отсутствуют эпилептические припадки, мы убедились в том, что у них наблюдается остановка интеллектуально-мнестического снижения. Это обстоятельство вносит существенные изменения во взгляды на непременную прогредиентность ослабоумливающего процесса при эпилепсии. Прогредиентность эпилептического слабоумия наблюдается или при недостаточном лечении, или в особо неблагоприятных, малокурабельных случаях.
Клиническая типология эпилептического слабоумия разработана недостаточно, однако можно говорить о трех наиболее характерных его типах: простом, параноидном и псевдопаралитическом слабоумии.
Описанная выше картина эпилептического слабоумия соответствует синдрому простого эпилептического слабоумия. В зависимости от преобладания в клинической картине тех или иных симптомов можно говорить о различных его вариантах. Так, по нашему мнению, вариантами простого эпилептического слабоумия являются слабоумие с инертно-олигофазическими и мнестическими расстройствами и слабоумие, в картине которого преобладают особенности аффективных реакций.
Вариантом простого эпилептического слабоумия мы считаем и вязко-апатическое, характеризующееся выраженной апатией, крайней медлительностью и тугоподвижностью интеллектуальной деятельности и эмоциональных проявлений, отсутствием аффективной напряженности и эксплозивности. Оно наблюдается при большой давности и значительной интенсивности эпилептического процесса, протекающего с частыми судорожными припадками, эпилептическими статусами и расстройствами сознания. Вязко-апатическое слабоумие имеет большое сходство с дефензивным синдромом и противостоит эксплозивному. Этот вариант эпилептического слабоумия наиболее близок инертно-олигофазическому варианту.
Простое слабоумие наиболее часто наблюдается в клинике эпилепсии и является симптомокомплексом негативного, дефицитарного характера. Значительно реже, в 8 % случаев эпилепсии отмечается параноидное слабоумие. Параноидное слабоумие отличается от простого слабоумия при эпилепсии наличием продуктивной психопатологической симптоматики в виде бреда и реже — галлюцинаций.
Если простое эпилептическое слабоумие является синдромом сугубо дефицитарным, то в параноидном наряду с дефицитарной значительную роль играет и продуктивная психопатологическая симптоматика. Своеобразие расстройств мышления при параноидном слабоумии, их паралогический характер подтверждают принципиальное отличие этого синдрома от простого эпилептического слабоумия. Развитие бредовых симптомов при эпилепсии может определяться различными патогенетическими механизмами, что выражается и в известном клиническом разнообразии его форм. Самые типичные механизмы возникновения бредовых синдромов при эпилепсии — резидуальное и психогенное бредообразование. Предположение о возможности образования стойкого бреда при дебюте эпилепсии на гетеротипическом конституциональном фоне, у шизоидов, не подтвердилось.
Наиболее характерен для эпилепсии механизм резидуального бредообразования. Материалом для него служат психопатологические симптомы, обнаруживающиеся в периоды эпилептических расстройств сознания и дисфории, которые вначале оформляются в картину острого параноида.
Эпилептические сумеречные состояния и делирий характеризуются наличием бредовых и галлюцинаторных, слуховых и зрительных переживаний. Бредовые идеи соответствуют эмоциональному состоянию больных и чаще всего носят персекуторный характер. Типичны бредовые идеи воздействия, тесно переплетающиеся с галлюцинациями, делириозными переживаниями. В зависимости от преобладания в клинической картине расстройств восприятия или мышления различают преимущественно галлюцинаторный или параноидный вариант сумеречного состояния.
Резидуальное бредообразование связано с такими особенностями сумеречных расстройств сознания, как их интенсивность, частота, фотографическая повторяемость, характер выхода из состояния нарушенного сознания. В частности, в значительной мере способствуют задержанию бреда ступенчатое снижение глубины изменения сознания в конце эквивалента или eго литическое разрешение с явлениями «островного припоминания». Медленное разрешение расстройств сознания делает возможным существование бредовых переживаний уже при ясном сознании.
Таков же механизм резидуального бредообразования в связи с дисфориями. В этих случаях возникновение резидуального бреда является выражением тех же патофизиологических сдвигов, которые присущи и самой дисфории.
Бредовые синдромы у больных эпилепсией чаще наблюдаются при дисфориях, окрашенных в отрицательные эмоциональные тона, когда в клинической картине преобладают недовольство, повышенная раздражительность, неопределенное чувство страха, тоска. В периоды дисфории, обнаруживаются депрессивно окрашенные ипохондрические бредовые идеи либо идеи физического воздействия с обязательным участием телесных, интероцептивных компонентов.
Один из наблюдаемых нами больных в начале дисфории предъявлял жалобы на сердцебиение и неприятные ощущения в области затылка и спины. В течение 2—3 дней эти ощущения становились все более интенсивными, принимали мучительный характер. Ухудшение самочувствия больной объяснял «неправильным лечением», был агрессивен по отношению к окружающим.
На высоте дисфории он ощущал, как по телу проходит электрический ток («дергает мозги, зубы, прыгают веки, как на веревочке»). Расценивал это как проявление внешнего воздействия. По выходе из этих состояний амнезия отсутствовала.
У другого больного также дисфорические состояния сопровождались обильными сенестопатиями, идеями физического воздействия. Больной утверждал, что пища не проходит через желудок, а каким-то образом попадает в сердце. Испытывал ощущения действия электрического тока, который якобы пропускают через кровать. Из-за этого «не действует прямая кишка, не выходят экскременты». По бредовым мотивам отказывался от приема пищи, совершал суицидальные попытки. Искал «обидчиков» среди персонала и больных, чтобы отомстить им.
При дисфориях отмечаются следующие черты бредообразования:
- бредовые высказывания больных обычно аффективно насыщены и тревожно-депрессивно окрашены;
- отсутствуют расстройства сознания и явления амнезии по миновании эквивалента, хотя больные часто недостаточно критически относятся к перенесенному;
- отмечается сходство бредовых переживаний у одного и того же больного.
В этих случаях дисфория является не только фоном, но и источником бредообразования. В значительной мере такого рода бредовые переживания обусловлены вегетативно-соматическими нарушениями, изменениями интероцепции, наблюдающимися у больных эпилепсией во время эквивалентов. Придают особое значение в генезе дисфории у больных эпилепсией патологии интероцепции, считая, что она в значительной мере определяет силу и характер эмоций при дисфориях.
При известной частоте дисфорических состояний, отличающихся фотографической повторяемостью, и в связи с торпидностью эпилептической психики отмечается протрагированное течение параноидного симптомокомплекса, который по своим клиническим проявлениям — типичный вторичный бред.
По своей тематике резидуальное бредообразование у больных эпилепсией чаще всего характеризуется идеями воздействия, преследования, ипохондрическими. В их генезе большую роль играет конституциональная почва, типичные для больных эпилепсией недоверчивость, подозрительность, ипохондричность, их малая податливость разубеждению.
В ряде случаев отмечается тенденция к систематизации, придающая бреду черты парафренного симптомокомплекса. В этих случаях могут наблюдаться и проявления экспансивного бреда. Образование систематизированного бредового синдрома нередко связано с некоторой стабилизацией в течении слабоумия. Чаще всего это фантастически-конфабуляторный бред.
Мы наблюдали больного эпилепсией с антагонистическим, так называемым манихейским, бредом, тематика которого сводилась к борьбе двух высших сил, добра и зла, бога и сатаны. Объектом этой борьбы был сам больной, который как бы стал игрушкой в руках этих сил. Отмечались своеобразные жалобы на наличие латерализованных контрастных слуховых галлюцинаций: левой половиной мозга больной воспринимал речь представителей сатаны, упрекавших его за мнимые преступления и толкавших на пагубные поступки; правой половиной — голоса своих защитников — бога и ангелов.
Значительно реже при эпилепсии отмечаются случаи чисто психогенного бредообразования.
Это обычно возможно при относительной интеллектуально-мнестической сохранности больного. Чаще всего такое психогенное параноическое бредообразование вырастает из эпилептического сверхценного параноида, отражающего в своей структуре весь психический облик больного эпилепсией и имеющего обычно выраженную тенденцию к затяжному течению, к организации систематического бредового развития. Тематика параноического бредообразования определяется эгоцентрическим характером психики и ригидностью больных эпилепсией по отношению к ситуационным факторам, трудностью их адаптации к реальной ситуации. Чаще всего параноическое бредообразование у больных эпилепсией оформляется по типу кверулянтского или ипохондрического бреда.
Как редко встречающийся тип выделяют псевдопаралитическое слабоумие у больных эпилепсией. Псевдопаралитическое слабоумие при эпилепсии характеризуется наличием бредовых идей величия, благодушно-эйфорическим настроением, беспечным отношением к сложившейся ситуации, значительным снижением критичности мышления.
Экспансивные бредовые идеи нелепы и фантастичны, не связаны с реальной действительностью, грубо ей противоречат. Псевдопаралитический бред при эпилепсии близок к бреду воображения Сегла, в нем отсутствуют элементы бредовой интерпретации реальных явлений, материал для построения бреда черпается больным из фантастических представлений. Бред всегда носит мегаломанически-эгоцентрический характер, крупномасштабен, больные склонны подчеркивать свое значение в осуществлении событий государственного масштаба, им свойственны реформаторские тенденции. В то же время псевдопаралитический бред больных эпилепсией обычно не достигает такого размаха, как бред больных прогрессивным параличом, он отличается сравнительно меньшей подвижностью и все же более конкретен. В отличие от псевдопаралитических синдромов экзогенного происхождения псевдопаралитический бред эпилептиков имеет медленное развитие и относительно стабильное длительное течение.
Для больных с псевдопаралитическим слабоумием характерно значительное снижение уровня обобщения и отвлечения.
Нарушения критичности мышления у них проявляются в своеобразной анозогнозической самооценке, игнорирующей реальное положение вещей.
На фоне благодушно-эйфорического аффекта у больных эпилепсией с псевдопаралитическим бредом эпизодически выступают явления эксплозивности, особенно при конфликтах с окружающими. Отмечают характерные для них уже в самом начале проявления псевдопаралитического синдрома снижение основных морально-этических свойств личности и антисоциальные тенденции.
Псевдопаралитическое слабоумие рассматривается как проявление выраженных структурно-анатомических изменений мозга, подтверждением чего служат полученные им при пневмоэнцефалографическом исследовании данные. При эпилептическом псевдопаралитическом слабоумии обнаружены атрофия коры большого мозга и подкорки и гидроцефалия, которые наблюдаются также при прогрессивном параличе.
Бредовые синдромы при эпилепсии клинически не всегда носят четкий характер вторичного бреда. В ряде случаев отмечаются формы бредообразования, которые не укладываются в типичные картины резидуального или психогенного бреда.
В связи с этим возникли предположения о возможности комбинации двух патологических процессов — истинной эпилепсии и эндогенной шизофрении.
С. Schneider (1930) писал о трех возможностях сочетания эпилептической и шизофренной симптоматики: шизофренная окраска эпилептических по своей — сущности психопатологических состояний, например эпилептические параноиды; случаи шизофрении с эпилептиформными припадками, как это наблюдается в дебюте кататонической шизофрении при выраженной интенсивности ее течения и чаще всего при остром начале; сочетание шизофрении с заболеванием, которое само по себе протекает с судорожными припадками, этот вариант наблюдается чаще всего в случаях присоединения шизофрении к органическим поражениям головного мозга.
Исследования, проведенные у больных с органической патологией мозга, показывают, что у них в ряде случаев возникают шизофреноподобные и эпилептиформные синдромы. Особенно часто такие шизоэпилептиформные картины наблюдаются после черепно-мозговой травмы.
У больных с разнообразными формами органической мозговой патологии наблюдается шизофреноподобные нарушения мыслительной деятельности вплоть до разорванности, вычурности, резонерства. В отличие от шизофрении во всех этих случаях сохранялась эмоциональная синтонность и доступность больных контакту, несмотря на некоторую акцентуацию речевых расстройств. Это явление является результатом высвобождения речевых и мыслительных автоматизмов.
В генезе такого рода шизоэпилептиформных картин придается большое значение наличию в анамнезе перенесенного арахноидита или менингоэнцефалита. У этих больных наряду с выраженной астенией, психосенсорными расстройствами наблюдается шизофреноподобная симптоматика. В клинической картине тесно переплетаются симптомы органического и функционального. На ЭЭГ в большинстве случаев отмечаются очаги нарушения электрической активности в теменно-височных областях.
Большинство исследователей правомерность выделения шизоэпилепсии как одной из форм смешанных психозов отвергают.
Так, Я. П. Фрумкин писал о том, что клинически ничем не оправдано и совершенно не обосновано отождествление параноидного с шизофреническим, точно так же, как и припадочного с эпилептическим. Н. W. Gruhle, наблюдая у больных эпилепсией персекуторные бредовые идеи и парафренный фантастический бред, похожие на шизофренические, писал о том, что утверждения о возможности комбинации этих двух заболеваний не обоснованы. Он говорил о симптоматической шизофрении, возникающей на почве токсической эндогенной эпилепсии.
Предположительная группа шизоэпилепсии в понимании разных исследователей отличается большой аморфностью и неопределенностью границ. Однако если отделить не относящиеся к ней клинические формы (органические поражения головного мозга с шизофреноподобной и эпилептиформной симптоматикой, случаи наслоения шизофрении на органический процесс в головном мозге, резидуальное и психогенное бредообразование у больных эпилепсией), все же остается часть случаев эпилепсии, характеризующихся наличием бреда, клинически квалифицируемого как первичный и в силу этого напоминающий истинный шизофренический бред.
При такого рода хронических эпилептических психозах чаще всего наблюдается смена бредовых синдромов — от паранойяльного через параноидный к парафренному.
Полный текст: http://ncpz.ru/lib/1/book/87/chapter/22
Tags: эпилепсия
Жесткое и гибкое мышление: как модели нашего мышления могут повлиять на психическое здоровье
Мы настолько приучены жить в цикле токсичного, негативного мышления, что можем даже не осознавать, какое влияние оно оказывает на наше психологическое благополучие. Это известно как «жесткое мышление», но хорошая новость заключается в том, что мы можем формировать наш мозг, чтобы он принял более здоровый, гибкий подход к мышлению.
Здесь Поппи Джейми, автор книги «Happy Not Perfect: Upgrade Your Mind, Challenge Your Thinks and Free Yourself From Anxiety», делится тем, как улучшение мыслительного здоровья может стать ключом к уменьшению беспокойства и улучшению нашего психического здоровья…
Из-за того, что наши мысли настолько неуловимы, мы не склонны сосредотачиваться на том, как они влияют на нас — как только они появляются, они снова исчезают.
Но если мы не уделяем им должного внимания, они могут быстро подорвать наше психическое, физическое, эмоциональное и духовное здоровье. Прежде чем мы это осознаем, мы плаваем в ядовитом внутреннем бульоне негатива. Это не только заставляет нас чувствовать себя опустошенными и разрушает нашу уверенность, ставит под угрозу нашу иммунную систему, влияет на наше пищеварение и даже на нашу кожу.
Путь к улучшению мыслительного здоровья был долгим для меня. Мои хронически ядовитые мысли стали настолько частыми, что я стал считать их нормальными и неизменными. Только когда я достиг дна и начал изучать свой разум с помощью многих экспертов, я понял, что мне не нужно продолжать жить, запертый в этом нездоровом мыслительном опыте. Как и вы. Ключ в том, чтобы научиться делать свои мысли гибкими.
Влияют ли ваши прошлые обиды на будущие страхи, потому что вы думаете, что это произойдет снова? Это связано с вашим детством, которое до сих пор диктует выбор, который вы делаете в жизни?
Вы должны быть «правы», и если кто-то с вами не согласен, значит, он неправ? Или вы наоборот и любите нравиться людям, даже если это идет вразрез с тем, чего вы действительно хотите внутри? Вы жаждете их признания и корите себя, если чувствуете, что совершили ошибку?
Вы тот человек, у которого все должно быть идеально, иначе вас ждет разочарование? У вас очень высокие ожидания и вы считаете себя неудачником, если не оправдаете их?
И вы думаете, что вам суждено быть «определенным» человеком до конца жизни, и это никогда не изменится? Что вы врожденно верите, что просто не можете измениться?
Если какое-либо из этих качеств жесткого мышления резонирует, не волнуйтесь, на самом деле это не ваша вина.
Мы биологически склонны ко всем быть «жесткими мыслителями», потому что наш мозг устроен так, чтобы предсказывать и защищать — по сути, предполагать худшее. На самом деле примерно 80 % наших мыслей негативны — психологи называют это «негативным уклоном» — но, к сожалению, он не знает, когда приносит больше вреда, чем пользы.
Если принять во внимание, насколько перегружен наш мозг информацией — мы получаем 11 миллионов бит информации в секунду, но наш мозг может обрабатывать только 50 бит за раз — неудивительно, что мы склонны к жесткому мышлению. Но это может сделать нас восприимчивыми к сильному беспокойству, стыду, сожалению, разочарованию, гневу и обиде.
Кто такой гибкий мыслитель?
@charlotteslawrence
Устали от одиночества? Или когда-нибудь поймать себя на мысли: «Почему это всегда происходит со мной?!»
Если это так, возможно, вы застряли в шаблоне жесткого мышления, но не волнуйтесь, вы определенно не одиноки.
Я тоже стал жертвой этого, пока не узнал, как сделать свои мысли более гибкими. Меня зовут Поппи Джейми, и я выздоравливаю, угождаю людям, борюсь за Олимпиаду, очень чувствительный Рак, бывший трудоголик и перфекционист. Как вы, наверное, заметили, этого нет в моем профиле знакомств.
Жизнь была одним полем битвы за другим, и пять лет назад понадобился полный упадок здоровья, чтобы я понял, что мне нужно принять другой подход к жизни. Мой путь к пониманию собственного разума начался с создания приложения для осознанности (Happy Not Perfect) и создания подкаста (Not Perfect Podcast). Я хотел понять, почему я такой, какой я есть, И как я могу изменить свое мышление к лучшему. Трансплантация психического здоровья недоступна, но я нашел следующую лучшую вещь, и это научиться быть гибким мыслителем.
Моя новая книга «Счастливое, а не совершенное: обновите свой разум, бросьте вызов своим мыслям и освободитесь от беспокойства » рассказывает о методе мышления с помощью гибких, эластичных мыслей.
Но прямо сейчас я хотел бы начать с того, с чего начал: узнать, почему мой мозг с самого начала был таким негибким.
Жесткое подсознание
Обычно всем заправляет наше подсознание. Исследования показали, что мы проводим 95% нашего дня, руководствуясь нашим подсознанием. Например, когда мы впервые учимся водить машину на работу, нам действительно нужно сосредоточиться на поиске пути, и наш сознательный мозг контролирует все. Вскоре маршрут становится привычным, и мы можем ехать, не задумываясь. Это потому, что вождение стало подсознательной привычкой, которой мы занимаемся, даже не пытаясь. Это нормально для вождения, но когда мы начинаем двигаться по своим дням, каждый день, полагаясь на свое подсознание, мы застреваем. Наше подсознание является продуктом всего, что мы испытали, хорошего или плохого. Итак, через что бы мы ни прошли, наше подсознание было сформировано этим. Если мы не будем осторожны, наше прошлое может заставить нас застрять на автопилоте, интерпретируя и реагируя на мир одинаково, неоднократно.
Допустим, вас обманул человек с розовыми волосами, и это было очень больно. Ваш мозг, умеющий сопоставлять образы, может автоматически предположить, что следующий розововолосый человек, которого вы встретите, тоже не заслуживает доверия. Вы чувствуете тревогу и реагируете тем, что избегаете ситуации. Здесь кроется БОЛЬШАЯ проблема с жестким мышлением. Когда мы полагаемся на наше подсознание, чтобы сопоставить модели с прошлым, мы застреваем в старых страхах и предрассудках, мешая изменениям. Следующий розововолосый человек, которого вы встретите, может стать недостающим звеном для вас и ваших самых смелых мечтаний. Разве не было бы позором позволить своему разуму остановить вас от возможности, которая изменит вашу жизнь?
Я всегда так делал с мужчинами. Один неудачный опыт с кем-то, кто работает в сфере технологий, заставил бы меня годами говорить что-то вроде «О, мужчины, которые работают в сфере технологий, — ХУДШИЕ!» Но, как сказала мне доктор Джоан Розенберг, это плохая эмоциональная математика.
Один раз не значит навсегда. Как и я, большинство негибких мыслителей являются жертвами плохой эмоциональной математики. То, что сейчас, никогда не означает навсегда. Изменения могут произойти в любой момент. Застрявшая систематическая ошибка подтверждения
Мы также подвержены жесткому мышлению из-за присущей нам предвзятости подтверждения. Нашему мозгу нравится быть ПРАВЫМ, даже если он подтверждает такие ужасные мысли, как «я неадекват». У всех нас есть привычка превращать бессмысленные события в доказательства наших убеждений. Если бы кто-то не ответил мне, я бы предположил, что это потому, что я им не нравлюсь, и поэтому мне суждено потерпеть неудачу. Это было потому, что в глубине души я не думал, что достоин того, чтобы меня любили, и поэтому проводил дни в поисках доказательств, подтверждающих это. Как утомительно позволять нашему разуму управлять внутренним повествованием без вмешательства.
Мы не виноваты, что наш мозг стал таким окоченевшим; он просто пытается сделать все возможное.
Мы продукт нашего прошлого, но наше будущее все еще находится в стадии строительства. Мы не сможем построить будущее, которое хотим, если застрянем, используя свой закостенелый мозг выживания. Вот почему открытие гибкого мышления изменило мою жизнь. Это техника, которая ломает вашу прошлую привычку и направляет вас к новым моделям мышления.
Это изменяет ваше мировоззрение, и вы становитесь открытыми для новой информации. Гибкое мышление совершенствует ваше мышление и помогает вам реагировать на жизнь, используя мудрую часть вашего мозга, а не эмоциональный центр. Наше прошлое может быть архитектором нашего настоящего, но оно не должно предсказывать наше будущее, если мы готовы растягиваться и сгибаться.
Я написал книгу, в которой рассказал обо всех инструментах, позволяющих стать гибкими, включая метод FLEX. Метод FLEX — это метод, который вы можете применять ко всему и ко всему, чтобы прояснить ситуацию, принять лучшие решения, выбраться из эмоциональных ям, преодолеть блоки и сформировать мыслительные привычки, которые придадут вам силы. Он основан на 4 принципах: связь, любопытство, выбор и приверженность.
Шаг 1: Связь
Способность принимать свои эмоции и учиться понимать, что мы на самом деле чувствуем, вместо того, чтобы подавлять их. У нас есть шанс раскрыть мудрость, которую приносит каждая эмоция.
Этап соединения напоминает вам, что практически невозможно найти выход из проблемы, и побуждает вас выйти из нее, создавая новую энергию и новые мысли. Как сказал великий Альберт Эйнштейн: «Мы не можем решить наши проблемы с тем же мышлением ».0074, который мы использовали, когда создавали их».
Вопрос: Что я чувствую сегодня? Как я могу изменить свою энергию?
Шаг 2. Любопытство
Это один из самых важных шагов. Речь идет о том, чтобы подвергнуть сомнению свой разум и исследовать, прежде чем делать предположения или выводы. В этой книге вас просят подумать, почему у вас возникают такие мысли, как вы были вынуждены думать таким образом и как ваша культура и воспитание повлияли на убеждения, которые вы исповедуете о себе сегодня. Этот шаг побуждает вас задуматься о том, что говорит вам ваш внутренний критик и правдивы ли эти мысли. Исследования показывают, что наша память совершенно ненадежна, и наши мысли точно не факты .
Когда вы тренируетесь сохранять любопытство, ваша осведомленность растет, и вы остаетесь открытыми для гораздо более полезной информации.
Вопрос: Верна ли эта мысль? Кем бы я был без этой мысли?
Шаг 3: Выбор
У людей есть только две основные эмоции: любовь и страх. Шаг 3 касается сознательного выбора жизни, полной любви и оптимизма. Мы можем не чувствовать, что у нас есть выбор, чтобы быть счастливыми, поскольку жизнь имеет тенденцию бросать нам вызов. Однако у нас всегда есть выбор быть добрыми к себе и относиться к себе с бесконечным состраданием. Мы можем учиться только тогда, когда чувствуем себя достаточно расслабленными для этого. Страх ничего не дает в долгосрочной перспективе, а жизнь — это марафон.
Вопрос: Что бы я посоветовал другу, переживающему то, что я сейчас испытываю?
Шаг 4: Приверженность
Все может измениться только в том случае, если мы обязуемся реагировать на жизнь с намерением, быть самой сострадательной версией самих себя и жить жизнью, соответствующей нашим ценностям.
Чтобы принимать правильные решения, требуется мудрость, и три шага, ведущие к этому, помогают нам проникнуть в кладезь мудрости, который у нас внутри.
Вопрос: ПОЧЕМУ это происходит со мной? ЧТО я могу узнать из этого?
Все мы прошли через опыт, который заставлял нас сомневаться в себе, и нам говорили о нас вещи, которые не были правдой, но мы принимали их за чистую монету. Для большинства из нас за этими моментами следует появление подлого внутреннего критика, который безжалостно снижает нашу самооценку и не хочет затыкаться. Но так быть не должно. Если есть что-то, что можно извлечь из прочтения этого, я хочу, чтобы вы знали, что вам не нужно оставаться в заключении. Обучение гибкому мышлению изменило мою жизнь к лучшему, и я надеюсь, что это может изменить и вашу.
Рожденная и выросшая в Англии, Поппи Джейми начала свою карьеру во время учебы в Лондонской школе экономики. Именно во время создания ее карьеры в СМИ современное давление жизни и «совершенство» в социальных сетях начали ставить под угрозу ее счастье и оставили ее чувство подавленности, беспокойства и выгорания.
Используя свою платформу для обсуждения этих вопросов, она получила сотни сообщений от зрителей, разделяющих ее давление, и в 2014 году родилась идея Happy Not Perfect. Поппи построила свою экосистему психического здоровья, чтобы дать пользователям возможность культивировать устойчивое счастье и лучше понимать свое психическое здоровье.
Контент, представленный в этой статье, предоставляется только в информационных целях и не заменяет профессиональные советы и консультации, в том числе профессиональные медицинские консультации и консультации; это предоставляется с пониманием того, что Poosh, LLC («Poosh») не занимается предоставлением или оказанием медицинских консультаций или услуг. Мнения и контент, включенные в статью, являются только взглядами автора, и Poosh не поддерживает и не рекомендует какой-либо такой контент или информацию, а также какой-либо продукт или услугу, упомянутые в статье. Вы понимаете и соглашаетесь с тем, что Poosh не несет ответственности за любые претензии, убытки или ущерб, возникающие в результате использования или использования любого содержания или информации в статье.