Работа с трудными подростками
— увеличение степени
— возникающие проблемы;
— создание условий, в которых трудные подростки могут
— адаптация трудных подростков в обществе;
— компенсация дефицита общения в школе, семье, в среде
— дополнительное образование,
Базовыми учреждениями системы образования для организации работы традиционно являются школы и учреждения дополнительного образования, включая подростковые клубы по месту жительства и др.
Анализ опыта последних лет позволяет определить приоритетные направления:
— помощь семье в решении
— привлечение трудных
— изучение, диагностирование, разрешение конфликтов, проблем, трудных жизненных ситуаций, затрагивающих интересы подростка, на ранних стадиях развития с целью
— индивидуальное и групповое консультирование трудных
— снятию стресса, воспитанию трудных подростков в семье и т.
п.;— выявление запросов, потребностей разработка мер помощи
— пропаганда и разъяснение прав трудных подростков, семьи;
— решение практических вопросов обеспечения учебно-
— организация реабилитационных лагерей для дезадаптированных трудных подростков;
— проведение летних профильных смен (трудовых, творческих, досуговых, спортивных).
Профессиональный уровень
Важную роль в социально-воспитательной деятельности занимают комплексные социальные программы работы с трудными подростками, т.
е. организация культурно-досуговой
деятельности.Культурно-досуговая
Всем известно, что воспитание начинается со дня рождения подростка. И если ребенок в дошкольном возрасте не усваивает основ правильного поведения, в школьном возрасте он потребует к себе большего внимания, воспитывать его приходится со значительными трудностями. Имя это в виду, А.С.Макаренко говорил: «На самом деле главные основы воспитания закладываются до пяти лет, и то, что вы сделали до пяти лет, — это девяносто процентов всего воспитательного
Отсюда следует сделать вывод: если родители сразу не воспитали у своих трудных подростков культурных привычек или навыков трудолюбия и аккуратности, то позже эти привычки прививать будет гораздо
Естественно, что ошибки в воспитании рождают «трудных» подростков. И если сами родители не обладают навыками культурного поведения, то их дети, как правило, останутся также некультурными.
В современной научно-
Особенно привлекательным
оказывается общение со сверстниками,
усиленное стремление к необычному, редкому,
романтике, но без идеалов, без четких
жизненных требований. Безнаказанность,
к которой трудные подростки привыкают,
как правило, в семье, а нередко и в школе,
на улице приводит к развитию такого качества,
как излишнее, неоправданное бравирование
своими возможностями в любой ситуации.Немало еще встречается в нашей действительности таких примеров, когда подросток становится «трудным», безнадзорным, оставляет школу в связи с уходом из семьи одного из родителей или из-за проявленной по отношению к нему грубости со стороны старших членов семьи или воспитателей.
Особенно часто трудные
Педагоги, психологи, медики давно доказали неоднородность подростков как по социально-психологическим
В настоящее время с повышением криминальной активности. Которая обостряется по мере ухудшения экономической ситуации в стране, особо актуальной становится деятельность учреждений социально-культурной сферы.
Известно, что клубы, а тем более в микрорайоне, — это не только объединение ребят в кружки, секции и по интересам, но это еще и массовые формы досуга.
Деятельность в кружках требует на определенном этапе выхода на массовую аудиторию с результатами своей работы, со своими успехами, достижениями. Это позволяет сравнить свои возможности с ожиданиями сверстников, почувствовать себя увереннее в правильном определении интереса.
Когда в клубе уверены, что сформировалась новая группа ребят, ставших участниками кружков, побывавших на слете, главными становятся систематические занятия, мероприятия, направленные, сходной стороны, на профилактику возможных правонарушений. А с другой — на расширение кругозора ребят, на углубление интересов, на овладение умениями и навыками.
Профилактическая работа с трудными подростками складывается из материалов правовой пропаганды и построена в русле военно-патриотического воспитания.
Эту деятельность, организовывают клуб трудных подростков, работники милиции, органы народного образования, предприятия, культурно-просветительные учреждения. В работе с родителями трудных подростков проводятся массовые и групповые формы, но особое внимание уделяется индивидуальным беседам, встречам, обсуждениям, совместному продумыванию вопросам перевоспитания трудного подростка.
В работе с родителями трудных подростков можно проследить определенные ступени: от привлечения родителей к педагогическим встречам (не индивидуальным), к постоянной индивидуальной работе и затем к участию в разнообразных клубных мероприятиях, посвященных воспитанию трудных подростков в семье.
Таким образом, работа с трудными подростками только тогда приводит к высокоэффективным результатам, когда она построена на основе системы руководства, в которую включаются все воспитательные каналы и возможности, когда эта работа выстраивается как целенаправленная деятельность, система действенного шефства и методической помощи.
Важную роль в социально-воспитательной
деятельности занимают комплексные социальные
программы работы с трудными подростками,
т.е. организация культурно-досуговой
деятельности.
Глава II. Организация социально-педагогической работы с трудными подростками
1. Диагностика социально-
Теоретический анализ литературы показал, что развитие личности преимущественно под влиянием взрослых, воспитательные воздействия которых направлены на формирование общественно одобряемых ценностей, норм, навыков. Если же подросток не усваивает предписанных ему правил и ценностей, не выполняет требований родителей, учителей, то это рассматривается взрослыми как сопротивляемость педагогическим воздействиям, как трудный подросток.
Подростковый возраст считается кризисным, переломным периодом в жизни человека. С одной стороны, трудные подростки чрезвычайно сконцентрированы на самих себе, а с другой — способны и на впечатляющие проявления альтруизма.
В этой непредсказуемости
и выражается весь трудных подростковый
период, — период контрастов и перемен.Сегодняшние трудные подростки переживают фактически двойной кризис. Они живут в эпоху
Наиболее сильное влияние на сегодняшних трудных подростков оказывают технологические и социальные изменения, урбанизация и рост пригородов, меркантильность и бедность, средства массовой информации, социальная и эмоциональная напряженность, нестабильность в семье, жизненные события и связанные с ними стрессы.
Сегодня изменился и статус школы. Современная школа перестаёт быть той средой, где бы подросток смог научиться решать свои личные проблемы сам и более эффективно взаимодействовать с социумом. Школа на сегодняшний день, к сожалению, является местом получения знаний, и только. Во многих школах мало или вообще нет досуговых центров, различных организаций и кружков.
В связи с этим, большая часть трудных
подростков взрослеет среди сверстников
на улице, во дворах, барах и т.д.
Часто именно в таких компаниях трудные
подростки начинают курить, пить, употреблять
наркотики и заниматься преступной деятельностью.Подростковый возраст
1) сказываются внутренние
2) противоречия, обусловленные перестройкой механизмов социального
3) ограниченность и
Все эти особенности находят свое проявление в таких формах поведения, как употребление алкоголя, наркотических средств, агрессивном и противоправном поведении, суицидах, а это в свою очередь влечет за собой правонарушение.
Поэтому мы считаем, все направления
работы социального педагога с трудными
подростками заключаются в Для предупреждения правонарушений трудных подростков необходимо провести социометрическое исследование.
В социометрических исследованиях можно выделить последовательные этапы, каждый из которых требует определенных методик.
На первом этапе, констатирующем — изучаются преимущественно
Задача второго этапа — формирующего, на основании полученных результатов диагностики разработать и
На третьем этапе, итоговом, проводится сравнительный анализ и дается оценка эффективности программы и рекомендации для успешной работы социального педагога.
Цель работы: найти пути эффективной социально-педагогической работы с трудными подростками, в целях профилактики противоправного поведения.
Задачи работы:
1) выявить причины отклоняющего поведения и проблемы трудного подростка;
2) разработать основанную на результатах констатирующего
3) дать оценку эффективности программы.
Для решения поставленных задач использовались методики:
1) анкетирование — изучение взаимоотношений в семье;
2) тестирование — эмоционально-нравственного развития;
3) опрос трудных подростков — проведение свободного времени;
4) педагогическое наблюдение;
5) педагогический эксперимент;
6) методы математической
Далее определим методику первого этапа работы.
Источниками информации о социально-педагогических условиях трудных подростков послужили сведения:
1. Личные дела трудных
Как в Европе работают со сложными подростками
Главная
Полезные материалы
Как в Европе работают со сложными подростками
29.09.2020
© depositphotos.com
Количество детей и подростков, ежегодно попадающих в исправительные учреждения за совершенные преступления, в Центральной и Восточной Европе сократилось с 45 000 до 5000. Такие данные были озвучены на
конференции ЮНИСЕФ в Сараево по вопросам детской преступности в феврале 2020 года. В Детском фонде считают, что это связано с повышением минимального возраста уголовной ответственности, использованием других, не связанных с заключением, видов наказания для несовершеннолетних правонарушителей, а также с введением программ поддержки подростков, освободившихся из заключения.
О европейском опыте работы с трудными подростками сотрудникам АНО «ЦИСМ» рассказал профессор факультета социальных наук Государственного университета города Хельсинки Сергей Беляев.
– Как устроена профилактическая работа с подростками в Европе?
– В Европе, в частности в Финляндии, высокий статус у полиции. Поэтому полицейский для ребёнка практически второй герой после Деда Мороза. Его мнение очень значимо. Однако финские подростки чувствуют себя достаточно раскованно. Если они не переступают закон, им даже не сделают замечание. Это очень важный момент для понимания устройства профилактической работы в Европе: там чётко проводится грань между законностью поступка и незаконностью. Если ты шумишь в общественном месте – это невежливо, если же ты при этом кого-то обижаешь, это уже незаконно.
– Одним из важных этапов профилактики является организация досуга подростков. Как и кто этим занимается в Европе?
– Если говорить о Финляндии, там не выделяется организация досуга подростков как отдельный сегмент.
Досуг организуется в целом для всех граждан, всё направлено на то, чтобы родители и дети проводили как можно больше времени вместе. Например, в выходные и праздничные дни не работают торговые центры. Это сделано для того, чтобы мотивировать людей проводить больше времени с семьёй. В эти дни организуются различные форумы, соревнования, фестивали и конкурсы, праздники, в которых люди могут участвовать семьями.
– На формирование личности ребёнка влияет много факторов. Один из ключевых – атмосфера в семье. Как кризис в отношениях родителей может отражаться на психическом состоянии подростка?
– Вообще кризис – вещь нормальная, и иногда даже развод может сыграть на пользу, в том числе и для психики ребёнка. Важно учитывать сопутствующие факторы: в каких отношениях с родителями был ребёнок до кризиса, в каком возрасте он находится, какова его среда и окружение. Проблема, скорее, не в том, что у родителей возникают кризисы, а в том, что, когда в семье появляются какие-то нестыковки, мама и папа начинают решать свои проблемы и часто забывают про детей.
В этом случае кризис приводит к потере контакта с ребёнком. И это гораздо серьёзнее. Ребёнок в принципе развивается в атмосфере перемен, и, если отношения родителей меняются, он может спокойно это воспринять. Но только если вокруг него правильная среда и ему оказана правильная поддержка.
– Если продолжать разговор о кризисах, как с наименьшими потерями пережить пубертатный период?
– В этот период человек переживает не самые приятные эмоции, но это необходимая и важная вещь. Нельзя выйти на новый этап, приобрести новые знания и умения, не пережив кризис. И здесь, с точки зрения родителей, важно создать ресурсную среду, где ребёнок получит поддержку, куда он сможет обратиться за помощью. Важно дать понять, что его слышат, ему сопереживают, его понимают. С другой стороны, из-за желания помочь нельзя проходить трудный период за ребёнка. Возьмём простой пример кризиса семи лет, когда ребёнок переходит из детского сада в школу, привыкает к новой среде.
Если родители начинают выполнять за него домашние задания, начинают помогать абсолютно во всём, они не дают ему пройти этот кризис самостоятельно.
Задача ребёнка – самому сменить образ жизни с игрового на учебный. Родители должны проявлять понимание, создать комфортные условия, оказывать моральную поддержку и давать оценку результатам его трудов (похвала там, где она нужна, конструктивная критика там, где она необходима).
– Как в Европе организована ресоциализация трудных подростков?
– В Финляндии в принципе нет категории «трудный подросток». Если говорить о ресоциализации подростков, которые преступали закон, то здесь всё направлено на то, чтобы не поставить штамп на ребёнке, не повесить ярлык. Подростку назначают наказание. Однако дальнейшая работа с ним выстраивается таким образом, чтобы разобраться в причинах, почему он совершил правонарушение, и выработать механизм воздействия, чтобы он больше это правонарушение не совершал.
– Что вы думаете о проблеме зависимости от социальных сетей на мировом уровне?
– Мы становимся зависимы нет от самих социальных сетей, а от социального взаимодействия. Потому как такое взаимодействие менее энергозатратно: мы не тратим силы на очные встречи, а спокойно сидим дома и получаем признание, внимание, общение, просто выложив красивую фотографию в сеть. Опасность заключается в том, что создаётся иллюзия, что вы делаете что-то полезное и значимое. Для мозга неважно, где именно вы получаете одобрение: в реальной жизни от реальных людей или в виртуальном мире.
Кроме того, чем выше уровень активности в социальной сети, тем ниже уровень общения и социальной активности в реальной жизни. И чем чаще человек получает одобрение в соцсети, тем ниже становится его потребность получать одобрение в реальной жизни более сложным путём – с помощью реальных действий и достижений.
Наш мозг интерпретирует любую информацию, которую он может найти за пару кликов, как будто бы она у него уже есть.
Поэтому снижается уровень потребности в саморазвитии и самообразовании. В итоге современные люди меньше общаются на разные темы, меньше обмениваются полезной информацией. И это приводит к деградации мышления.
– Кибербуллинг – проблема международного масштаба. Как с ней эффективно бороться?
– Я бы не выделял проблему кибербуллинга как отдельную. Есть буллинг, приставка «кибер» – лишь отражение нашей реальной жизни, и всё, что делает человек в реальной жизни, он делает и онлайн. В интернете он обладает большей анонимностью, поэтому и большей свободой. Кроме того, есть проблема реагирования других людей. То, что люди не терпели бы и осуждали в реальности, они могут терпеть и замалчивать в киберпространстве.
Мы как социальные существа находимся в постоянной потребности борьбы за иерархию. И если взрослые могут бороться за иерархию знаниями и умениями, навыками, социальным статусом, уровнем интеллекта, то у детей в этом смысле достаточно ограниченный спектр.
Здесь буллинг выступает в роли социального корректора, когда человек пытается утвердится за счёт другого. Это вполне естественный социальный процесс, и его невозможно победить как явление. А вот контролировать рамки буллинга, как в виртуальной, так и в реальной жизни, очень важно. Необходимо определить ту грань, через которую переступать нельзя, и информировать об этом людей, чтобы они чётко понимали, что допустимо, а что является нарушением и преступлением.
Теги:
подросткибезопасность детей
Пять фактов о проблемной подростковой индустрии
22 октября 2021 г.
Очки практикиНемного информации, которая поможет вам лучше понять индустрию «проблемных подростков», которая, несмотря на обвинения в жестоком обращении, выдвинутые против нее на протяжении десятилетий, продолжает действовать в значительной степени нерегулируемым образом.
Кэти Кребс
Делиться:Высказанные здесь взгляды не были одобрены Палатой делегатов или Советом управляющих Американской ассоциации юристов и, соответственно, не должны рассматриваться как представляющие политику Американской ассоциации юристов.
Индустрия «проблемных подростков» представляет собой сеть частных молодежных программ, терапевтических школ-интернатов, стационарных лечебных центров, религиозных академий, программ дикой природы и центров реабилитации наркозависимых, и существует не менее 50 лет. Учреждениями управляют частные компании, некоммерческие или религиозные группы, и они обещают помочь молодежи с проблемами, связанными с поведением, зависимостью и расстройствами пищевого поведения, а в некоторых случаях с сексуальной ориентацией и гендерной идентичностью. Несмотря на многочисленные заявления о серьезных злоупотреблениях, которые поступали десятилетиями, они продолжают действовать практически нерегулируемым образом.
Чтобы лучше понять этот вопрос, вот пять фактов об отрасли:
- Молодежь может попасть в индустрию «проблемных подростков» по-разному. Их могут разместить в частном порядке их родители или семьи; правительства штатов и местные органы власти могут оплачивать эти программы, чтобы забрать молодых людей из их приемных семей и систем ювенальной юстиции; школьные округа могут размещать молодежь по своим индивидуальным образовательным программам; агентства по расселению беженцев могут размещать молодежь; или они могут быть размещены поставщиками психиатрических услуг.
- В 2008 году Счетная палата правительства США (GAO) опубликовала отчет «Жилищные программы: отдельные случаи смерти, жестокого обращения и вводящего в заблуждение маркетинга». В отчете «выявлены тысячи заявлений о жестоком обращении, некоторые из которых привели к смерти, в программах проживания по всей стране, а также в американских и управляемых учреждениях за рубежом». Несмотря на эти выводы, сделанные более десяти лет назад, федеральное регулирование или надзор за этими программами отсутствуют, равно как и не существует согласованных правил между штатами.
Кроме того, во многих штатах религиозные школы-интернаты полностью освобождены от требований лицензирования и надзора со стороны органов образования и защиты детей. Штаты и учреждения даже не отслеживают ни количество размещений, ни продолжительность пребывания. - По оценкам, от 120 000 до 200 000 молодых людей проживают в тех или иных групповых домах, интернатных лечебных центрах, учебных лагерях или исправительных учреждениях. Хотя точное количество частных размещений неизвестно, по оценкам, более 50 000 из этих молодых людей были размещены в частном порядке их родителями.
- Индустрия «проблемных подростков» — это большой бизнес. Он получает «примерно 23 миллиарда долларов из государственных средств в год для якобы удовлетворения поведенческих и психологических потребностей уязвимой молодежи». Многие жилые объекты работают как коммерческие организации. Годовой доход одного из таких коммерческих объектов, Sequel, «обычно превышает 200 миллионов долларов; по состоянию на 2017 год 90% их доходов приходилось на Medicaid, Medicare и примерно 500 дополнительных федеральных, государственных и местных программ. Программы платят Sequel до 800 долларов в день за каждого ребенка в учреждении».
- #BreakingCodeSilence — это кампания, созданная в 2014 году для выживших, чтобы побудить людей, подвергшихся жестокому обращению в индустрии «проблемных подростков», рассказать о своем опыте. Описания опыта в отрасли включают описания обысков с раздеванием; физическое насилие; сексуальное насилие; физическое, механическое и химическое ограничение; конверсионная терапия; отсутствие надлежащего лечения, включая психическое здоровье; запрет на общение; и отсутствие основных потребностей, таких как пища и вода.
Кроме того, во многих штатах религиозные школы-интернаты полностью освобождены от требований лицензирования и надзора со стороны органов образования и защиты детей. Штаты и учреждения даже не отслеживают ни количество размещений, ни продолжительность пребывания.
Программы платят Sequel до 800 долларов в день за каждого ребенка в учреждении».Для получения дополнительной информации об индустрии «проблемных подростков» см.:
- Проблемная подростковая индустрия, многосерийный вебинар
- Лечение беспокойства: предпринимаются усилия по реформированию поведенческих программ для подростков
- Нарушение молчания кода — сеть BCS
- Теневая система наказаний для борющихся детей | Житель Нью-Йорка
- Качество опыта программ интернатного ухода: ретроспективные взгляды бывших молодых участников
- Вдали от дома
- Отчаяние без достоинства: условия содержания детей в коммерческих жилых учреждениях — NDRN
Кэти Кребс является директором Судебного комитета по правам детей.
Copyright © 2021, Американская ассоциация юристов. Все права защищены. Эту информацию или любую ее часть нельзя копировать или распространять в любой форме и любыми средствами, загружать или хранить в электронной базе данных или поисковой системе без письменного согласия Американской ассоциации юристов. Мнения, выраженные в этой статье, принадлежат автору (авторам) и не обязательно отражают позицию или политику Американской ассоциации юристов, Судебной секции, этого комитета или работодателя (работодателей) автора (авторов).
Индустрия проблемных подростков и ее последствия: устная история
Индустрия проблемных подростков (TTI) — это термин, используемый для описания системы недостаточно регулируемых стационарных лечебных учреждений для молодежи, которые действуют в основном в Соединенных Штатах. Мое исследование, которое финансировалось Летней студенческой исследовательской стипендией 2021 года (SURF) через Центр студенческих исследований Хамела, было сосредоточено на том, чтобы получить из первых рук информацию о воздействии одного такого лечебного учреждения.
Эти учреждения, также называемые лечебными программами и лечебными центрами, представляют собой многомиллиардную индустрию и печально известны многочисленными обвинениями в злоупотреблениях (Stull, 2021). Подростков отправляют в эти учреждения по множеству причин, от серьезных симптомов психического здоровья до более приземленных форм плохого поведения (например, прогулов). Родителей часто манипулируют с помощью тактики запугивания, заставляя поверить, что их дети отчаянно нуждаются в такого рода учреждениях, а затем манипулируют ими, чтобы они не верили своим детям, если они говорят что-то плохое об этом учреждении (Behar et al., 2007). Знакомство с такими удобствами часто включает в себя принудительный транспорт молодежи, который заключается в том, что ее будят посреди ночи незнакомцы; если подросток не подчиняется, применяется физическая сила (Stull, 2021).
Автор, Джейми Матер. |
С момента ее создания около 60 лет назад бесчисленное количество детей прошли через TTI; по текущим оценкам в Соединенных Штатах в любой момент времени от 120 000 до 200 000 детей проходят ИВТ (Krebs, 2021).
Истоки TTI можно проследить до культа Synanon 1958 года, центра реабилитации наркозависимых, который использовал атакующую терапию, изоляцию, ограничение свободы и вознаграждение за согласие (Szalavitz, 2006). Со времен Синанона возникла индустрия, состоящая из программ терапии в дикой природе, учебных лагерей, центров стационарного лечения, терапевтических школ-интернатов, религиозных программ и программ реабилитации от наркозависимости (Lynch et al., 2016; Mohr, 2009).).
TTI подверглась тщательному анализу в 2006 году, когда Майя Салавиц опубликовала книгу « Помощь любой ценой », анализирующую отрасль (Stull, 2021) . Тем не менее, очень мало было сделано для изменения отрасли, и по-прежнему отмечается отсутствие правил. Некоторые объекты были закрыты, но многие из них были переименованы и вновь открыты. Выжившие сообщают о физическом насилии, эксплуатации (торговле людьми) и нескольких видах психологических мучений, включая жесткую дискриминацию и конверсионную терапию ЛГБТК+.
Несколько подростков даже умерли в этих учреждениях (Mohr, 2009).). Методы лечения и их результаты не были должным образом изучены и часто не поддерживаются передовой практикой в области психического здоровья.
В возрасте от 13 до 16 лет я принимал участие в программах TTI. Самый продолжительный период моего пребывания в стационарном лечебном центре составил 18 месяцев. Несмотря на заявление об отсутствии религиозной принадлежности, модель программы основана на книге пошаговых навыков, в значительной степени основанной на христианских идеалах. Поведение жильцов подкрепляется с помощью системы карточек, которая включает в себя «зарабатывание» положительных и отрицательных очков на основе своего поведения. Наказания применяются, если житель не «зарабатывает» достаточно очков. Этот программный подход является примером точечно-уровневых систем, используемых в рамках TTI. Из-за собственного опыта и отсутствия глубоких исследований этих программ я решил изучить опыт бывших резидентов центра такого типа.
Моя цель состояла в том, чтобы создать устную историю, которую можно было бы использовать, чтобы способствовать пониманию того, как пострадали выжившие после TTI, и поделиться знаниями, которые могли бы привести к положительным изменениям в TTI.
Я получил одобрение для этого проекта через Институциональный контрольный совет Университета Нью-Гэмпшира. Участники были набраны из двух групп людей в социальных сетях, которые посещали определенный лечебный центр на юго-западе США. Я создал анонимную учетную запись для набора участников, и мои намерения стали ясны, когда я присоединился к группам. Через анонимный аккаунт я разместил план проекта и пригласил людей на интервью. Участникам была предложена подарочная карта на двадцать долларов за их вклад.
Я проинтервьюировала 19 взрослых в возрасте от 19 до 26 лет, которые находились в этом лечебном центре в какой-то момент за последние 10 лет (в основном в период с 2013 по 2017 год) и были отправлены туда несовершеннолетними.
Все участники были отнесены к женскому полу при рождении в соответствии с критериями поступления в центр; однако пять участников идентифицировали себя как нечто иное, чем женщина, во время лечения или после него. Один участник всегда идентифицировал себя как гетеросексуал, а два участника идентифицировали себя как гетеросексуалы в настоящее время, но не во время лечения. Пятеро участников назвали себя цветными людьми. Один участник был не из США.
Я безопасно провел интервью через Zoom, и участники дали устное согласие на запись. Участникам задавали вопросы об их опыте до, во время и после лечения. (Полный список вопросов для интервью приведен в Приложении.) При необходимости я задавал уточняющие вопросы. После того, как на вопросы были даны ответы, я поблагодарил участников и предоставил им список ресурсов, которые помогут им в случае эмоционального стресса. Функция транскрипции Zoom использовалась во время интервью для базовой стенограммы, и впоследствии я просматривал каждое интервью, чтобы отредактировать транскрипцию для обеспечения точности.
Во время интервью я отмечал темы, которые поднимались несколько раз. Затем интервью были закодированы с использованием обоснованного теоретического подхода, в котором я определил основные темы и подтемы, которые постоянно появлялись в ответах участников.
Ниже приводится ряд тем, поднятых в ходе интервью. Это обобщенная версия; полные результаты представляются в академические журналы.
Краткий обзор прошлого опыта Конфликты с родителями/опекунами существовали у большинства участников до лечения, начиная от проблемных методов воспитания и заканчивая жестоким обращением с детьми. Все участники испытали эту и / или другие формы травмы. До лечения участники сталкивались с широким спектром проблем с психическим здоровьем, наиболее распространенными из которых были суицидальные наклонности и депрессивные расстройства. Другие серьезные проблемы включали тревожные расстройства, посттравматическое стрессовое расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство, диссоциативные расстройства, нарушения развития нервной системы и проблемы, связанные с ЛГБТК+.
Большинство участников переняли вредные механизмы выживания, включая членовредительство, беспорядочное питание и употребление психоактивных веществ.
Автор, 13 лет, ест палочкой в дикой терапии. Их заставляли делать это каждый раз, когда они ели в течение трех месяцев. |
Все участники проходили стационарное лечение в той или иной форме до учреждения, рассматриваемого в этом исследовании, при этом большинство посещали другие программы, а некоторые находились только в психиатрических больницах. Участники описывали начало лечения как травмирующий опыт. Один человек, переживший вынужденную транспортировку молодежи, вспоминал, что испытал «ужас», когда понял, что у их родителей были «наемные похитители». Другого «заставили раздеться» под наблюдением перевозчика. Около половины участников были в других жилых учреждениях, прежде чем попасть в ближайший центр, и только один вспоминал в целом положительный опыт.
Более половины участников посещали программы дикой природы, и их опыт варьировался от очень негативного (по словам большинства) до очень положительного (по словам некоторых). Один человек объяснил обычный опыт приема: «Они заставили меня полностью раздеться догола, кашлять и сидеть на корточках перед двумя сотрудниками. Я никогда не обнажался ни перед кем. Мне было 14». Другие участники рассказали, что их учили «ненависти к себе», с ними «обращались как с животными» и они «три недели [не] мыли [тела]» в программах для дикой природы, которые они посещали. Положительный опыт, о котором сообщили участники, был приписан поддерживающему персоналу и философии программы, поощряющей любовь к себе и принятие. Один человек считал, что «дикая местность спасла [их] жизнь». Тем не менее, даже те, у кого был более положительный опыт, вспоминали, как были свидетелями вреда, причиняемого сотрудниками коллегам, сотрудники автоматически не доверяли им, а их успехи сводились на нет, как только они уходили.
Во время интервью я отмечал жестокое обращение со стороны персонала и терапевтов, а также пренебрежение медицинскими работниками. Многие участники обсуждали ежедневные случаи злоупотребления властью со стороны сотрудников, причем один из них объяснил, что «такая система [подобная этой] порождает и усиливает злонамеренное поведение». Многие участники вспоминали, что с ними жестоко обращались из-за приступов паники, в том числе «сидели» и «преследовали» сотрудники до такой степени, что «гипервентиляция в траве просто плакала и паниковала». Многие также вспоминали, что преподавательский состав программы целенаправленно шел против нужд студентов.
Участники сообщали о многочисленных случаях неподобающего поведения со стороны терапевтов, в том числе о излишнем обмене информацией, принуждении клиентов быть добрыми к жестоким родителям, обвинении жертвы и игнорировании некоторых серьезных проблем клиентов или даже о том, что они придумывали предыдущие травмы.
Одна терапевтическая группа в центре предназначалась для переживших сексуальную травму и была настолько плохо организована, что один из участников считал, что терапевту «[не] следует позволять снова разговаривать с пережившими».
Кроме того, многие участники сообщали о проблемах с лекарствами. Два участника упомянули ситуацию, когда нескольким людям прописали одно и то же лекарство по ряду не связанных между собой проблем, что не помогло и вызвало проблемы со здоровьем. Одному участнику прописали невероятно большое количество лекарства, и он вспоминал, что «первый психиатр, которого [они] увидели, когда [они] вышли, был шокирован тем, что [они] не умерли».
Большинство участников сталкивались с тем, что им не верили по поводу проблем со здоровьем, которые в некоторых случаях были опасны для жизни. Одному человеку не разрешили говорить без разрешения в рамках лечения, во время которого ему стало очень плохо, и он сказал: «Я кашлял кровью, и [персонал] не давал мне говорить, чтобы я мог попросить доктор.
» Их не доставили к врачу, пока у них не было нескольких часов от развития опасной для жизни инфекции.
Участники сообщали о дискриминации во многих формах. Многие участники считали себя дегуманизированными и «криминализированными из-за проблем с психическим здоровьем». У многих участников был СДВГ и/или аутизм, что не признавалось в центре. «Многое из того, за что нас наказывали, было просто способами, которыми нейроотличные люди пытаются общаться с другими», — объяснил один из них.
Многие участники, называвшие себя цветными, также вспоминали, что сталкивались с дискриминацией. «Я думаю, что меня не воспринимали так серьезно в академическом плане; были сделаны предположения», — ответил один из участников. Другой ранее сталкивался с вопиющим расизмом в своей программе дикой природы, а также с несколькими инцидентами во время посещения данной программы, включая случай, когда сверстник сделал расистские комментарии в их адрес, а персонал проигнорировал это.
Многие участники сообщили о прямой дискриминации по признаку пола и/или сексуальной ориентации. Несколько других вспомнили, что были свидетелями того, как «многие люди лишались разных прав в отношении своей сексуальности», и скрывали свою сексуальную ориентацию, чтобы избежать дискриминации. Однако эти же люди «действительно столкнулись с последствиями того, что [считалось] квир-поведением». Многие участники вспоминали, что боялись заводить тесные дружеские отношения из-за того, как это может интерпретировать персонал. Несколько человек попросили сотрудников остановить их от обсуждения сексуальности, а одному сказали: «Ты отправляешься в ад».
Тактика культа, используемая на объекте До того, как культ Синанон был распущен, другие объекты были созданы с использованием аналогичных методов с целью получения прибыли. TTI в своем нынешнем виде происходит от Synanon и других культов, которые были на нем основаны (Szalavitz, 2006).
Тактика культа, используемая в TTI, включает конверсионную терапию, лингвистический контроль, принудительное убеждение и контроль над телами людей.
Несколько участников назвали конверсионную терапию по имени при описании подхода, используемого в учреждении. Некоторым участникам их терапевты сказали, что женщины, в которые они влюблены, «ухаживают» за ними, а одному сказали, что «если [они] будут встречаться с женщиной после лечения, это будет признаком рецидива». Трансгендеров заставляли менять имена и местоимения, а их сверстников наказывали за использование тех, которые они предпочитали. Один человек поделился, что вопрос об их поле «был указан в [их] причинах поступления» и что они остались «намного более женственными». Участники также сообщили, что «забота о себе была связана с женственностью».
Языковой контроль в учреждении осуществлялся в нескольких формах. Участники отметили, что они не могли говорить на определенные темы (например, сексуальность, политика и травмирующие инциденты, которые произошли в центре), должны были следовать определенным «неестественным» правилам при разговоре, могли говорить о центре только положительно, не могли говорить с незнакомцев на публике, и каждый раз, когда они разговаривали, за ними следили.
Регулярные наказания ограничивали возможность говорить, иногда на месяцы. Один участник вел личный дневник на иностранном языке и «нашел его переводы Google в офисе управляющего домом». На протяжении всех интервью все участники, кроме одного, использовали термины, относящиеся к лечению, которые могли понять только люди, которые сами были в TTI, а это означает, что на их речь все еще влияет время, проведенное в TTI.
Сообщения о крайних манипуляциях были обычным явлением. Почти в каждом интервью участники описывали «полную, полную потерю какой-либо самоидентификации». Как объяснил один человек: «У них есть очень специфическая модель девушки, которой они хотят, чтобы вы были, и именно так вы прогрессируете». Многие участники «стали покорными», а некоторые считали, что «следовать всему, что они говорят» — единственный способ добиться успеха в жизни. Многие подверглись «публичному унижению и позору» со стороны своих сверстников за неподчинение. Участникам, пытавшимся рассказать родителям о происходящем, не поверили.
Балльная система называлась «подавляющей» и «контролирующей» и наказывала участников за проявление эмоций. Тем, кому исполнилось 18 лет в центре, по закону разрешили покинуть центр, но они не могли взять с собой телефон, удостоверение личности, деньги или лекарства.
Тела участников контролировались разными способами, в одном из которых говорилось, что они «чувствовали, что [они] не имеют никакой автономии». Сотрудники «высмеивали» участников, когда они пытались заявить о своих правах. Многие упоминали, что их заставляли убираться «до крайности». Участников также наказывали за то, что им снились кошмары, заставляли спать на полу, не допускали платонических физических прикосновений, а также стригли волосы и одевались одобренным образом. Их учили «неупорядоченным привычкам в еде», в том числе заставляли есть продукты, которые они считали отвратительными, ели порции точного размера (и крали еду из-за голода), вознаграждали нездоровой пищей и ограничивали выбор еды в качестве наказания.
Одного человека «заставляли много есть мяса», несмотря на то, что он пытался быть вегетарианцем.
Откровенное фото автора, 13 лет, сидящего в кататоническом состоянии в ТТИ. |
Участники отметили, что дистресс, который они испытывали до лечения, только усугублялся программой. Находясь в программе, участники в основном чувствовали себя «встревоженными», «напряженными», «одинокими», «безнадежными» и «попавшими в ловушку». Один участник вспоминал: «Я всегда был на грани, думая: «Что я сейчас делаю не так?» Другой «чувствовал себя пустым, как эксперимент или марионетка». В целом, «эмоциональные потребности участников не удовлетворялись». Большинство справлялись с трудными временами, диссоциируясь, потому что «это было лучше, чем ощущать реальность присутствия». Некоторые плакали часто, но «тихо».
Участники также вернулись или научились такому поведению, как членовредительство и беспорядочное питание. Те, кто хотел использовать здоровые механизмы выживания, перестали зависеть от них, потому что «их так легко забрали» или они были недоступны изначально.
Положительные воспоминания почти каждого участника о программе связаны с дружбой и/или терапией с помощью животных. На вопрос о негативных воспоминаниях часто отвечали: «Таких много». Реакция обычно включала общий дистресс или конкретные травмы. Эти травмы включали в себя сверстники, причиняющие вред себе или участникам, и персонал, жестоко обращающийся с участниками или их сверстниками.
Переход к жизни после лечения Участники сообщали о различных трудностях после прекращения лечения. Некоторые упомянули о проблемах с «обратной ассимиляцией в обществе» из-за того, что оно такое иное. Многие сообщали о вариантах «необходимости постоянно напоминать, что [им] не нужно спрашивать разрешения, чтобы делать все», и о невозможности расслабиться, потому что программа приучила их постоянно выполнять работу по дому.
Некоторые участники испытывали затруднения вскоре после освобождения, в то время как другие испытали короткий период веры в то, что они психически здоровы, после чего последовал сбой. В течение года несколько человек были госпитализированы в психиатрические больницы. Некоторые «почувствовали себя лишенными нормального опыта» и начали вести себя рискованно. Возвращение к старым проблемам было очень распространенным явлением, как и появление новых проблем в результате лечения; часто возникают расстройства пищевого поведения.
Многие участники сообщили, что в настоящее время они испытывают симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), такие как ночные кошмары, панические атаки, диссоциация, проблемы с памятью, воспоминания и повышенная бдительность. Несколько участников сообщили, что испытывают посттравматическое стрессовое расстройство по именам. Участников возбуждали мелкие повседневные дела, такие как «продовольственные магазины, приготовление пищи и уборка», и они испытывали стресс, если не следовали правилам программы.
«Я чувствую, что живу в двух мирах», — сказал один из них. Многие хотели обратиться за профессиональной помощью, но не могли из-за боязни терапевтов и лекарств. Люди часто все еще боролись с теми же проблемами, от которых их отправили на лечение, и имели трудности со школой и/или работой. У многих были постоянные проблемы с идентичностью, и они часто все еще чувствовали себя «стыдно» за свою сексуальность и/или пол.
Участники сообщали, что чувствовали себя «злыми», «совершенно опустошенными» и «будто [они] тонут», когда думали о своем времени в программе. Большинство думали о своем лечении несколько раз в неделю, некоторые даже «пару раз в час». Некоторые избегали думать об этом в течение многих лет до недавнего времени. Большинство участников заявили, что программа оказала негативное влияние на их жизнь, а некоторые рассматривали ее как неудачный опыт, который привел их к более успешным местам. Ни один участник не порекомендовал бы этот центр борющемуся подростку, а дети, все еще находящиеся там, были обычным явлением.
Участники заявили, что семейные отношения были натянутыми после лечения, в основном из-за того, что члены семьи не понимали, через что прошли участники, и не прилагали искренних усилий, чтобы самим стать более здоровыми людьми. Некоторые сблизились со своими семьями «поверхностным» образом, а те, у кого до этого были хорошие отношения, «теряли эту связь». Раньше вредная домашняя обстановка оставалась вредной, и родители некоторых участников угрожали снова отослать их.
У многих участников «не было друзей», когда они вернулись из-за того, что так долго отсутствовали и подвергались остракизму за исчезновение. Заводить новых друзей было очень трудно из-за незнания того, «как взаимодействовать с людьми», неспособности «говорить о прошлом» и того, что сверстники «[построили] свою идентичность за последние пару лет, потому что они были очень формирующими». годы.» У нескольких участников в настоящее время остались только близкие друзья после лечения, несмотря на то, что они отсутствовали в течение многих лет.
Люди также боролись с напористостью в романтических отношениях, что приводило к оскорбительным ситуациям. Возникли два преимущества отношений: родитель одного участника приложил немало усилий, чтобы стать здоровее, и участники, которые теперь стали родителями, посвятили себя хорошему воспитанию своих детей.
Хэштег социальных сетей #breakingcodesilence использовался тысячами переживших TTI для обсуждения своего опыта в Интернете. Группы защиты TTI включают Unsilenced (unsilenced.org), кампанию We Warned Them (wewarnedthem.org) и Breaking Code Silence (breakingcodesilence.org). |
Несмотря на то, что во время интервью участники все еще боролись во многих отношениях, они также нашли здоровые способы двигаться вперед в своей жизни. Для некоторых это означало уйти от вредной домашней среды. Для участников ЛГБТК+ было «действительно исцеляющим» принять свою идентичность, в том числе переход трансгендеров.
Помогло и внешнее влияние, такое как извинения от персонала и знание связанной с этим активности. Самой большой помощью, независимо от жизненной ситуации, было получение действительно хорошей терапевтической помощи и/или (вос)соединение с другими людьми, прошедшими лечение: «Я чувствовал, что схожу с ума, пока не связался с кем-то еще из лечения, и они были вроде: «Нет, это настоящие воспоминания».
Читатели, незнакомые с этой темой, могут быть удивлены тем, что такие лечебные центры, как этот, до сих пор работают с небольшими последствиями. Те, кто знаком с этой темой, но сами не были клиентами, могут быть удивлены, увидев, что эти центры изображаются таким образом, поскольку они рекламируют себя как идеальные учреждения с чистыми намерениями и правильными методами. Исследование, которое я завершил, представляет собой столь необходимый анализ суровой реальности, стоящей за такими центрами, как этот. С историей, уходящей корнями в культы, и сосредоточением внимания на изменении поведения, а не на подлинном росте, трудно найти что-то хорошее в TTI.
Было бы очень трудно преобразовать его во что-то полезное. Однако это не означает, что определенные правила не должны быть введены в действие как можно скорее для снижения вреда.
Этот исследовательский проект был самым трудным из всего, что я когда-либо делал, но он также был невероятно терапевтическим. Жить с этой травмой было очень трудно, и систематический анализ ее как коллективной травмы требовал от меня найти силу и любовь, о которых я даже не подозревал. Чувствуя себя беспомощным в течение долгого времени, я взял на себя обязательство что-то сделать с этой проблемой, и я могу только надеяться, что успешно донес правду о том, через что мы и бесчисленное множество других продолжаем проходить.
Я хотел бы поблагодарить моего наставника, доктора Роберта Экштейна, за его поддержку и руководство на протяжении всего процесса исследования. Я также хотел бы поблагодарить Центр студенческих исследований Хамеля и Исследовательский фонд семьи Роджерс для студентов, учрежденный Фондом семьи Роджерс, Даной Хэмел и Кристен Баттерфилд-Феррелл, за финансовую поддержку моей летней исследовательской стипендии для студентов и помощь в создании этот проект возможен.
Далее, я хотел бы поблагодарить всех участников этого исследования, так как это непростая тема для обсуждения. Наконец, я хотел бы поблагодарить моих друзей и товарищей, переживших TTI, Сэма Доу и Таши Маккеллоп за их постоянную поддержку и отзывы с самого начала этого проекта.
Ссылки
Бехар, Л., Фридман, Р., Пинто, А., Кац-Ливи, Дж., и Джонс, Х.В. (2007). Защита молодежи, помещенной в нелицензированные, нерегулируемые стационарные «лечебные» учреждения. Суд по семейным делам, 45 (3). https://doi.org/10.1111/j.1744-1617.2007.00155.x
Кребс, К. (2021, 22 октября). Пять фактов о проблемной подростковой индустрии. Americanbar.org. Получено 26 февраля 2022 г. с https://www.americanbar.org/groups/litigation/committees/childrens-rights/practice/2021/5-facts-about-the-troubled-teen-industry/#:~:text. =Описания%20из%20опытов%20в%20потребностях%20как%20еда%20и%20вода.
Линч, С.Э., Тейч, Дж.Л., и Смит, К.Е. (2016).
Психиатрические интернатные лечебные центры для детей и подростков: Моделирование вариантов определения типа учреждения. Journal of Child and Family Studies, 26 (4). doi:10.1007/s10826-016-0640-1
Мор, В.К. (2009). Все еще скованный в стране свободы. Достижения в области сестринского дела, 32 (2). doi:10.1097/ans.0b013e3181a3b16f
Stull, OA (2021). Предварительное исследование взрослых, выживших в терапевтических школах-интернатах и программах дикой природы для проблемных подростков . Публикация № 28027111. [Докторская диссертация, Канзасский университет]. Публикация диссертаций ProQuest.
Салавиц, М. (2006). Помощь любой ценой: Как индустрия проблемных подростков обманывает родителей и вредит детям . Книги Риверхеда.
Автор и наставник Биографии
Уроженец Лос-Анджелеса Джейми Матер закончит обучение весной 2022 года со степенью бакалавра искусств в области психологии и дополнительной степенью в области лингвистики.
Их исследование, которое финансировалось Летней студенческой исследовательской стипендией 2021 года (SURF) через Центр студенческих исследований Хамела, было обусловлено их страстью и опытом, связанным с проблемной подростковой индустрией. Для Джейми это было больше, чем просто исследовательский проект; это был способ противостоять боли собственного опыта здоровым образом, а также пролить свет на все проблемы проблемной подростковой индустрии. Благодаря своим интервью Джейми смог создать пространство, где выжившие могли поделиться своими историями, а Джейми мог задокументировать коллективные чувства и переживания, которые они все еще несут с собой по сей день. Это исследование было первым шагом в более крупном исследовании, которое Джейми надеется провести после получения докторской степени. Джейми надеется выявить проблемы при лечении психических заболеваний и найти более эффективные способы решения проблем психического здоровья.
Роберт Экштейн — старший преподаватель психологии и исследований в области правосудия, который начал преподавать в Университете Нью-Гемпшира в 2004 году.