Что делать при агрессии: как справиться со злобой
Агрессия — совершенно нормальное чувство само по себе. Проблема в том, что выплескивать ее на окружающих мы не должны и понимаем это, но вот что с ней еще можно делать — не знаем. И тогда она остается внутри и разрушает нас самих. Сейчас расскажем, как с этим бороться, никого не убив.
Теги:
Борис Герцберг
VOICE рекомендует
Советы психолога
Shutterstock
Поскольку мы живем в очень тесном социуме и постоянно «тремся» о других людей разной степени близости с разной степенью интенсивности, нам периодически хочется кого-то из них обнять и прижать к сердечку, а кого-то «посадить на кол» и, попивая мохито, смотреть, как из него медленно уходит душа. Психопата от нормального человека отличает всего одна вещь. То, о чем нормальные люди иногда просто думают, психопаты идут и просто делают.
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.
Когда человек испытывает агрессию, выделяется тестостерон. Тестостерон — это гормон действия. Он не может тихо сидеть, его вектор обязательно направится в какую-то сторону. Поэтому самое вредное при агрессии — это накинуть на себя облик французской аристократки и сказать: «Агрессия? Что вы, вовсе нет. Где мой веер, мне жарко. И давление похоже поднялось». Когда вы испытываете агрессию, знайте: вам придется действовать, если не хотите, чтобы агрессия пошла внутрь и стала разрушать ваш мозг и ваше здоровье.
Итак, поскольку законом убивать людей запрещено, а психопаты в советах и так не нуждаются, что можно посоветовать нормальным людям делать с агрессией по отношению к другим людям или к самим себе (аутоагрессией)? Есть несколько эффективных вариантов.
- Секс. В данном случае я говорю про секс между взрослыми состоявшимися личностями по взаимному согласию и обоюдной радости. Секс, в котором один «дает», потому что второй требует, ведет к обратному эффекту — еще большей агрессии. Вообще, секс — это не шутки, им заниматься надо, поэтому в помощь вам умные книжки, например, «Марс и Венера в постели». Ну и умные партнеры, разумеется.
- Спорт. Людям с активной агрессией (в астрологической карте таких людей подчеркнуты знаки стихий Огня и Воздуха) подходят активные, деятельные, часто соревновательные виды спорта. Людям с пассивной агрессией (в астрологии видны через знаки стихий Земли и Воды) подходят спокойные и расслабляющие виды спорта (здесь под «спортом» проходят также йога и пилатес).
- Творчество. Агрессия может замечательно растворяться во время музицирования (выбирайте сразу барабан), рисования (есть даже специальные тренинги) или в театральной игре (где вы можете себе позволить быть кем угодно и вести себя как угодно).
- Выражение гнева. Часто мы подавляем свой гнев, потому что боимся обидеть другого человека. Но нам кажется, что мы его подавляем, он просто идет внутрь, отравляя наш организм. Однако хорошие новости заключаются в том, что мозгу все равно, на кого вы кричите. Поэтому найдите место, где вы можете наораться вдоволь. Или выберите сервиз, который вы можете разбить, или подушку, которую вы можете побить или порезать ножом (ножом… ммм… вы же немножко психопат, правда?).
- Материтесь. И не надо закатывать глазки. Сначала вы строите из себя монахинь, а потом не понимаете, откуда берется гастрит.
- Найдите грамотного консультанта. Психолог, психотерапевт или коуч, которые специализируются на состояниях агрессии, помогут вам выражать свои состояния через эмоции без того, чтобы вы причиняли вред себе или окружающим.
Текст: Борис Герцберг, астропсихолог, семейный консультант.
Психолог Катерина Мурашова о подростке, которому хочется убивать — Сноб
Как заставить подростка поверить в то, что насилие и жестокость — не выход.
Даже если его никто не любит
— Скажите, если все время думаешь о том, чтобы кого-то убить, — это ведь нехорошо?
— Однозначно нехорошо, — кивнула я.
Крупная, даже грузноватая девушка. Густые и гладкие темные волосы, яркие губы, большие темные глаза. Представляется: Олеся, 14 лет. На вид я бы дала ей не меньше шестнадцати.
— Олеся, а кого, собственно, ты в своих мечтах собираешься отправить на тот свет?
— Да вы знаете, я вот как раз еще не решила.
Тут, как вы понимаете, я уже серьезно взволновалась. Взяла паузу, собрала себя в кучку.
Малолетняя террористка? Совершенно не похожа. Но, с другой стороны, что я знаю о том, как выглядят и как себя ведут настоящие малолетние террористы? Я же с ними ни разу в своей жизни не сталкивалась…
Олеся выглядит совершенно стабильной, задумчивой, немного печальной. А что я-то должна в таком случае предпринять? Еще немного подумала и решила вести себя как всегда.
— Расскажи мне все с самого начала. Когда я буду знать всю историю, мы подумаем, что делать дальше.
— Хорошо, — кивнула Олеся, опустила голову и сообщила грустно, выпятив полную нижнюю губу: — Мой папа умер…
— Прими мои соболезнования, — откликнулась я. — Давно это случилось?
— Полтора года назад.
— У тебя с ним были хорошие отношения?
— Прекрасные! — Олеся оживилась, темные глаза заблестели слезами и радостью одновременно. — Просто самые замечательные отношения на свете были. Папа меня очень, очень любил. Он только ради меня на маме и женился…
— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду.
— Ну, мой папа был старше мамы. Намного, если точно, то на семнадцать лет, — Олеся явно приготовилась к обстоятельному рассказу. — Папа был умный и довольно богатый. А мама сюда из Челябинска приехала, выучилась и работала у папы на фирме. Папа до мамы еще два раза был женат. И со своей первой женой всегда общался. Они когда-то учились вместе и потом всегда ездили на горных лыжах кататься.
Мама всегда злилась, потому что она даже с самой маленькой горки боялась съехать, а я нет, и папа меня всегда с собой брал. И мы с тетей Виолеттой очень хорошо ладили.
— Виолетта — это первая жена твоего отца? — уточнила я. — Твой отец всю жизнь сохранял с ней дружеские отношения, а когда ты подросла, он вас с ней познакомил и вы ездили втроем кататься на горных лыжах. Так?
— Да, да!
— У твоего отца были еще дети от Виолетты и его второй жены?
— Не было, в том-то и дело! Ни там, ни там, и они тогда считали, что это из-за него. Ну что это он не может иметь детей. Но на самом деле Виолетта детей и не хотела — она сама мне это сказала. Что вот я ей, например, со стороны очень нравлюсь, но сама она ни за что ребенка не хотела бы — каждый день тревога, ответственность и всякое такое. А потом ведь все равно из него получится не то, чего ты хотела и на что надеялась… Я сейчас думаю, что она в чем-то даже права.
— Ну, мнения по этому вопросу бывают разные, — политкорректно признала я.
— Ага, конечно, — тут же согласилась Олеся и продолжила свой рассказ.
Уже не слишком молодой, но красивый и в отличной физической форме, хорошо обеспеченный мужчина стабильно жил во втором, вполне благополучном браке, но очень хотел детей. Причем хотел почему-то не сына, а именно дочку — принцессу. Баловать ее, наряжать, покупать ей сладости, игрушки, возить везде, все показывать, и главное, конечно, — любить.
Не особенно даже привлекательная сотрудница из Челябинска изначально была, насколько я поняла, пустой интрижкой, от скуки, где-то после загородного корпоратива. Но потом встречи некоторое время повторялись — с его стороны все так же, без души и какого-либо человеческого чувства. А потом вдруг она сообщила, что беременна, что будет рожать, и на УЗИ сказали, что родится крупная девочка.
Он был потрясен.
Сразу попытался организовать что-то такое промежуточное, традиционное для обеспеченных мужчин, но женщина сформулировала предельно четко: я знаю, что ты меня не любишь, но хочешь ребенка.
Он думал неделю, а потом объявил своей второй жене о разводе. Она была шокирована, но, когда узнала о будущем ребенке, все поняла. Сказала только: ну ты хотя бы все проверь, прежде чем жечь мосты. Он согласился, что совет вполне разумен, сам сводил будущую мать Олеси на платное УЗИ, где все официально подтвердили.
Брак оформили за две недели до рождения ребенка. Свадьба была не особенно радостной, но вся родня из Челябинска кричала «горько» исправно и абсолютно искренне.
Олеся родилась в срок, была здоровой, крикливой, хорошо ела, набирала вес и развивалась в соответствии со всеми медицинскими показателями.
Отец в ней просто души не чаял, с удовольствием купал, менял подгузники, гулял, вставал по ночам, заваливал погремушками и развивающими пособиями. Дочери и отцу никогда не было скучно вместе.
Мать занималась хозяйством, потом сказала, что ей надоело и она хочет работать. «Ну разумеется, как ты хочешь», — едва глянув в ее сторону, согласился муж. У Олеси появилась няня. Первые две няни девочке чем-то не понравились, и отец, ничего не выясняя, их уволил. Третья нашла с девочкой общий язык, рассказывала и разыгрывала для нее сказки, водила в частный детский садик, на танцы и на английский.
Когда Олеся подросла, в доме уже практически не утихали скандалы. Буквально каждая встреча отца и матери была взрывоопасной.
— Ты меня вообще не видишь! Я для тебя пустое место! — кричала женщина.
— Сформулируй конкретно, что тебе надо, — отвечал мужчина.
— Мне надо, чтобы ты видел во мне человека! И относился ко мне по-человечески! Это же и мой дом тоже! Мне нужно в нем хоть чуть-чуть тепла!
— Прости, но над своими чувствами я не властен. Может быть, все-таки попробуешь сформулировать материальный запрос?
Иногда мать впадала в истерику, рыдала, швыряла вещи.
Тогда отец забирал Олесю и они ехали на пикник, в музей, на концерт или в ресторан.
— Какая форма одежды? — спрашивала девочка, аккуратно обходя рыдающую мать.
— Походная, — отвечал, например, отец. — Покупаем шашлык и едем его жарить на берег Невы.
— Есть, капитан. Форма одежды — походная, — шутливо салютовала отцу девочка и лезла в шкаф за резиновыми сапогами. — Не забудь фонарик и спички.
Потом мать где-то повстречала Валеру. Валера был моложе матери на три года и приехал из Тамбова. Им было о чем поговорить, и они отлично понимали друг друга.
И вот я все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить. Иногда хочется Валеру. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда?
На время мать затихла, а потом скандалы возобновились в немного другой тональности: есть другие люди, которые могут видеть во мне человека!
Ответ: с чем тебя и поздравляю! Наконец-то.
Посыл: я от тебя уйду к тому, кто меня любит!
Ответ: скатертью дорога!
Угроза: дочь я заберу с собой! Любой суд оставит ребенка с матерью!
Угроза: даже не надейся!
Олеся говорит: я тогда очень хотела, чтобы мать ушла к Валере, и мы жили вдвоем с папой.
Но ей некуда было уходить. Валера снимал маленькую однокомнатную квартиру, своего жилья у него не было.
А потом отец Олеси внезапно умер от обширного инфаркта.
Через два месяца после его смерти Валера переехал и стал жить с вдовой и ее дочкой.
Контраст получился огромный. Девочка-принцесса теперь никому не нужна. Мать смотрит на нее с трудно скрываемой неприязнью, Валера просто не замечает. За год она потолстела на 15 килограммов.
— И вот я живу и все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить, — говорит Олеся, низко склонив голову. Темно-каштановые, распущенные волосы струятся вдоль ее лица. — Я уже много разных способов убийства знаю. Некоторые довольно простые. Иногда мне хочется Валеру убить. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда? А иногда я вот что думаю: если я в 14 лет такая ужасная, то я ведь дочь не только отца, но и своей матери, правда? И тогда, может быть, папа не сам умер? Может быть, они с Валерой его убили? Я ведь теперь сама знаю, как можно сделать, чтобы как будто инфаркт и никто и не догадается… Уж больно оно все ловко получилось — папы нет, и квартира им досталась, и вообще все…
Я решительно и отрицательно мотаю головой, хотя — о ужас! — сама секунду назад думала ровно о том же.
— Обычному современному городскому человеку сознательно убить другого человека чрезвычайно трудно. Это огромный барьер.
Я молчу о том, что незрелому подростку преодолеть этот барьер намного легче, но Олеся согласно кивает:
— Да я и сама понимаю, что это ерунда…
Мне нужно подумать.
— Олеся, расскажи мне о себе и о своей жизни еще что-нибудь, кроме ваших семейных дел.
Рассказывает. Там все благополучно. Прилично, хотя и без особого рвения учится в хорошей школе. Есть подруги, которые ей искренне сочувствуют. С детства много рисует, ходила в кружок рисования, сейчас посещает архитектурную студию, хочет быть дизайнером.
— Олеся, — я наконец собираюсь с мыслями. — В науке филологии есть такое понятие, как частотность словосочетаний. Ну то есть одни слова часто встречаются в сочетании с какими-то другими и, разумеется, это что-то реальное в жизни отражает. Давай поиграем немного?
Смотрит непонимающе. Но мне этого и надо. Сбить настройки.
— Я говорю одно слово, а ты к нему навскидку подбираешь другое, чтобы получилось словосочетание.
Играть…
— В мячик! — тут же подхватывает Олеся.
— Искать…
— Грибы!
— Резать…
— Колбасу!
— Читать…
— Книгу!
— Убить…
— Злодея!
— Очень хорошо, — говорю я. — Вот так мыслит наше общее и твое, в частности, подсознание. И мыслит оно обычно правильно. Давай теперь искать злодеев. Героев на выбор у нас много: мама, папа, две его жены, ты, Валера… Давай с конца. Валера — злодей?
— Да нет, конечно! — улыбнулась Олеся. — Ему самому все неловко. Он чашку из шкафа возьмет, потом ее помоет и на место поставит. И со мной даже разговаривать боится. А маму он, кажется, и правда любит. Жалеет — точно.
— Две папины жены? Злодейки?
— Ой, да что вы, они обе очень… очень достойные — вот! Особенно Виолетта. Я ей всегда даже подражала немного…
— Папа? Ведь именно благодаря ему твоя мать многие годы жила в своей семье, вот как ты сейчас, чувствуя себя лишней, нелюбимой, никому не нужной.
— А что ему надо было — все время врать, что ли? — ощетинилась Олеся.
— Он же ее сразу не любил…
«Вообще-то оба хороши! — подумала я о родителях Олеси. — Могли бы где-то и соврать, и сдержаться, да и ребенка не оповещать об обстоятельствах ее рождения в таких подробностях», а вслух сказала:
— Значит, не злодей?
— Нет!
— Ты?
Олеся думала, наверное, целую минуту.
— Да какая из меня злодейка. Мне даже мух жалко. Я их, конечно, бью, когда надоедят, но если промахиваюсь и муха взлетает — у меня облегчение. А если дохлая лежит — сразу ее жалко…
— Мама?
— Да я вообще теперь, как попробовала, не знаю, как она все эти годы жила… Сейчас вот только с Валерой…
— Чего бы хотел для тебя отец? Ну если бы вот мы с тобой могли его сейчас спросить?
— Чтобы я была счастливой! Точно! — уверенно ответила Олеся.
— Значит, в этом направлении и нужно двигаться. Хотя бы ради его памяти. Если ты своими руками, сознательно кого-нибудь убьешь, подумай: сможешь ли ты потом быть счастливой хоть когда-нибудь, хоть на мгновение?
— Нет, конечно! — замотала головой Олеся.
Помолчала и добавила. — Вот об этом я действительно как-то не подумала. Я же, получается, хотела как бы еще и за него отомстить. А ведь папе-то действительно обязательно нужно было, чтобы мне было хорошо. А как же может быть хорошо, если убьешь?
— Никак, — твердо сказала я.
***
Я видела Олесю еще раз, спустя несколько лет. Она приходила, чтобы обсудить свои проблемы с молодым человеком, с которым она в ту пору встречалась.
В тот момент она уже давно жила отдельно. Мать и Валера купили ей квартиру, когда девушке едва исполнилось 16 лет, и почти сразу она туда съехала. Квартира по требованию Олеси была расположена в десяти минутах ходьбы от места, где жила Виолетта. Девушка и женщина очень сблизились и, кажется, сумели по-настоящему подружиться. Они вместе проводили вечера, ходили в кино, на концерты, ездили кататься на лыжах, понимали друг друга и часто вспоминали человека, которого оба любили.
Фантазии насильственного убийства только заставляют вас чувствовать себя хуже
Health
Что -то, что следует учитывать, когда вы мечтаете об убийстве своего босса
от Аманды Малл Дэвид Сакс / Getty
думал о том, чтобы убить кого-то? Не обязательно замышлял это, но фантазировал о том, чтобы убить хулигана, босса или бойфренда в отчаянном поиске катарсиса?
Я бы не советовал вам тратить слишком много времени на размышления обо всех отказах и конфронтациях, которые могли привести к такому гневному моменту, но мне нужно, чтобы вы кратко об этом подумали.
Я также не буду просить вас назвать все безусловно веские причины, которые могут у вас возникнуть для желания убить — или, может быть, просто ударить! — другого вовлеченного человека, но я подозреваю, что большинству людей это приходило в голову.
Но я скажу вам, что сейчас вы должны остановиться и не идти дальше. Вы бы не хотели размышлять о .
В просторечии размышление имеет благоприятное значение: глубоко размышлять. В психологии размышления не так безобидны. Он характеризуется навязчивыми, даже навязчивыми мыслями, которые возвращают человека к определенному стрессору или негативному опыту, который, по мнению Американской психологической ассоциации, тесно связан с развитием большой депрессии. Как правило, размышления провоцируются такими вещами, как прошлые травмы, хронический стресс или невротические черты характера. Основываясь на новом исследовании, может быть другой способ разжечь размышления: вообразить убийство кого-то, кого вы абсолютно ненавидите.
Кай-Так Пун, доцент психологии Университета образования Гонконга, возглавил команду, которая попросила группу из 138 взрослых американцев выбрать человека, которого они ненавидят больше всего. Половину участников попросили вообразить, как они сделают что-нибудь жестокое по отношению к этому человеку (что может быть связано с убийством, но может быть и просто злобной пощечиной). Остальных участников попросили пофантазировать о каких-либо нейтральных действиях. Результаты показали, что те, кто фантазировал об агрессии, чаще размышляли, что затем снижало их восприятие собственного благополучия. Мысли о том, чтобы навредить заклятому врагу, раздражают людей, даже если на определенном уровне эта идея действительно привлекательна.
Деннис Рейди, профессор Центра исследований межличностного насилия Университета штата Джорджия, говорит, что есть много научных доказательств этой связи. «Люди с агрессивными фантазиями с большей вероятностью будут агрессивными, будь то физически или просто из-за чувства раздражительности или враждебного характера», — говорит он.
«Они более негативные люди и с большей вероятностью будут иметь негативное влияние и более низкое субъективное благополучие».
В исследовании Пуна утверждается, что фантазии о насилии сами по себе вызывают у человека ухудшение самочувствия, но Рейди не стал бы заходить так далеко из-за недостатков подхода исследования. Субъективное самочувствие участников не измерялось, например, до того, как их попросили пофантазировать, и более дюжины участников были исключены из результатов исследования, потому что они либо не могли назвать возмездия, либо не могли придумать бурная фантазия. (Эти люди звучат великолепно.)
Другая проблема, по словам Рейди, заключается в том, что бурная фантазия сама по себе является формой размышлений. Как отмечается в исследовании Пуна, руминацию бывает трудно остановить, как только она начинается. Таким образом, побуждение кого-то сделать это обычно приводит к тому, что размышления — и сопутствующие им негативные последствия — продолжаются. «Любой, кого вы попросили фантазировать [насилие] о ком-то, кого они ненавидят… будет иметь более негативные последствия в последующие моменты», — говорит Рейди.
(Пун не ответил на просьбы о комментариях.)
Хотя связь между графическими фантазиями о насилии и чувствами не столь великого может показаться логичной, на протяжении большей части истории современной психологии такая связь не предполагалась. Вместо этого психологи предпочли теорию катарсиса, которая предполагает, что выражение гнева — или преследование навязчивых мыслей — может помочь человеку избавиться от негативных чувств, проработав их. Однако за последние пару десятилетий теория катарсиса оторвалась от основы того, как психологи понимают агрессию. В одном дискредитирующем исследовании участников спровоцировали критикой, а затем попросили ударить по боксерской груше, думая о человеке, который их критиковал. По сравнению с контрольной группой, которая просто сидела тихо, панчеры чувствовали себя еще более расстроенными после того, как закончили говорить. Если твоя чаша переполняется гневом, ты не можешь просто налить немного.
Размышление не только не помогает справиться с гневом и вызывает депрессию, но и, как указывает Рейди, размышление о насилии, рассматриваемое в исследовании Пуна, связано с повышенным уровнем реального насилия.
Пациенты, получающие психиатрическую помощь, которые представляют себе насилие, с большей вероятностью будут вести себя агрессивно, и исследователи рекомендуют такое лечение, чтобы помочь им сосредоточиться на разубеждении навязчивых мыслей. И хотя отвлечь человека от навязчивых или травмирующих мыслей непросто, часто этого можно добиться с помощью отвлекающей, умиротворяющей деятельности или расслабляющей техники, такой как медитация. Посещение занятий по кикбоксингу, возможно, не вызовет у вас меньшего желания ударить свою невестку, но пробежка может.
При тестировании параметров психологической реакции можно легко отключить эту вещь от капризов человеческого опыта и смотреть на нее в вакууме. Участникам исследования Пуна было предложено вызвать убийственную ярость, но кто эти люди, у которых есть регулярные фантазии о насилии, и почему они у них возникают? Рейди считает, что эти фантазии, такие как размышления и физическая агрессия, могут быть скорее симптомом проблемы, чем причиной.
«Я не уверен, что гневная фантазия — это то, что движет всеми остальными вещами, — говорит Рейди. «Возможно, все это результат какой-то скрытой личности или воздействия насилия в молодости. Я думаю, что они являются следствием чего-то другого».
Что делает убийцу? Science заявляет, что в нашем мозге
Устойчивости
Даже вам
Стресс делает нас более восприимчивыми к Rage
Изображение: Бен Смит/Flickr/CC 2,0
к
Olivia Goldhill
Джеймс Холмс, 24-летний парень, который в 2012 году убил 12 человек на показе фильма «Темный рыцарь: восстание » в Авроре, штат Колорадо , всегда был «супер-милым ребенком», по словам знакомого из старшей школы.
Эд Гейн, также известный как «Мясник из Плейнфилда», убил двух женщин в 1950-х годах, добавив их к коллекции трупов, которые он собрал на кладбищах. Сосед описал его как «просто парня, которого можно зайти посидеть с детишками, когда мы с пожилой женщиной хотим пойти на представление».
Эти и подобные комментарии о других насильственных преступниках, предполагающие нормальность массовых убийц, теперь стали стандартной, почти клишированной характеристикой репортажей о жестоких преступлениях. И эти сбитые с толку соседи и друзья детства не просто наивны, они точны. Не существует надежного способа предсказать, способен ли кто-то совершить убийство: наука не выявила никаких явных признаков того, что внешне нормальный человек находится на пути к насильственной преступности. Как недавно написал в Aeon невролог Роберт Бертон, даже после 30 лет попыток изучить и отследить закономерности психиатры и психологи ужасно умеют предсказывать насилие. Люди, которые совершают ужасные вещи, кажутся такими же, как и все остальные, пока однажды они не переходят в сферу криминального насилия, и вдруг они совсем не такие, как мы.
Возникает вопрос: если мы не способны знать, на что способны другие, знаем ли мы, что мы потенциально можем сделать? Большинство из нас, в конце концов, думали о том, чтобы совершить убийство. Дэвид Басс, профессор психологии Техасского университета в Остине, провел опрос 5000 человек для своей книги « Убийца по соседству: почему разум создан, чтобы убивать » и обнаружил, что 91% мужчин и 84% женщин думали об убийстве кого-то, часто с очень конкретными гипотетическими жертвами и методами.
Ужасающая реальность такова, что мы биологически предрасположены к насилию в определенных ситуациях. Дуглас Филдс, нейробиолог и автор книги « Почему мы щелкаем , », говорит, что наш мозг эволюционировал, чтобы отслеживать опасность и вызывать агрессию в ответ на любую предполагаемую опасность в качестве защитного механизма. «У всех нас есть способность к насилию, потому что в определенных ситуациях это необходимо для нашего выживания», — говорит он. «Вас не нужно учить защитной агрессии, потому что это спасающее жизнь поведение, которое, к сожалению, иногда требуется».
Эти ответы должны быть быстрыми, чтобы эффективно справляться с опасными ситуациями. Проблема в том, что они могут быть чрезмерно чувствительными. «Конечно, [иногда] это выходит из строя, точно так же, как любая охранная сигнализация дает осечку», — говорит Филдс. «Наш Брайан никогда не развивался, чтобы справляться с ситуациями и угрозами, возникающими в этой среде. Современный мир оказывает давление на защитный механизм кровообращения таким образом, что это может привести к осечкам».
Мы видим это постоянно, когда люди взрываются от ярости в пробках или отвечают физической агрессией на легкомысленные оскорбления. Нам может нравиться думать, что у людей, сходящих с ума в пробках с остановками, есть проблема, и что она никогда не может случиться с нами. Но Филдс отмечает, что стресс может сделать любого человека более чувствительным к потенциальным угрозам и нервным. Даже, казалось бы, хороших нормальных людей — даже вас — могут заставить сделать что-то ужасное.
«Это не мнение, это факт», — говорит Филдс.
«Посмотрите на количество преступлений, совершенных в гневе, не попустительство, а агрессивные реакции, вызванные гневом. Это люди, которые ранее не давали оснований полагать, что у них были агрессивные наклонности».
Это не значит, что мы полностью зависим от этих агрессивных рефлексов. Филдс говорит, что знание того, как работает наш мозг, может помочь нам смягчить наши реакции на предполагаемые угрозы. В идеале мы все могли бы признать, что стресс делает нас чрезмерно чувствительными, и поэтому понять, что прилив ярости, который мы испытываем, когда опаздываем на важную встречу и кто-то прорезает пробки, является ошибкой, а не адекватной реакцией.
Учеников средних и старших классов следует учить биологическим триггерам агрессии, утверждает Филдс, учитывая, что префронтальная кора — часть мозга, которая подавляет и контролирует механизм обнаружения угрозы — у подростков развита не полностью. «Вы можете использовать биологию, чтобы помочь подростку понять, почему именно он злится, и что это ошибка, поэтому в агрессивной реакции нет никаких преимуществ», — говорит Филдс.