Алла Боголепова о том, как мы помогаем растить сверхчеловеков — Газета.Ru
Тут как-то приятель спросил, как мои дела. День у меня был тяжелый, и я машинально ответила: «Да так, знаешь, очень хочется убивать». И поставила оскаленный эмодзи для пущей убедительности. «Почитай новости», — после короткой паузы написал приятель. И отключился.
Я открыла новостной портал и увидела слово «Керчь».
И с тех пор у меня перед глазами стоят страшные снимки — и рядом, в открытом окне мессенджера, мое «Очень хочется убивать». И я не могу перестать об этом думать.
«Хочется убивать». «Дайте мне лопату». «Жги, господь, тут уже ничего не спасти».
Часто ли мы видим эти и созвучные выражения в своих френдлентах? Часто. Шокируют ли они нас?
Да нисколько.
Во-первых, подумаешь, мемасики. Подумаешь, репостик из группы «Не очень-то и анонимные социофобы» про то, что люди тупые и я их ненавижу, особенно всех. Это смешно, а если вам нет — то у вас проблемы с чувством юмора, что еще раз доказывает: люди тупые.
А во-вторых, что, человек не имеет права устать от других людей? Что это за цензура такая? А если он правда устал, если у него правда социфобия, тревожное расстройство, психологические проблемы и необходимость выплеснуть свою боль?
Ну да. Так оглянешься по сторонам, в зеркало на себя посмотришь, а кругом одни социофобы. Уставшие, значит, от общества. Испытывающие иррациональную тревожность при необходимости взаимодействия с ним и коммуникаций с другими людьми.
Мама, мы все тяжело больны? Не все. И не социофобией.
Человек, который боится собак, не станет бегать вокруг псарни и орать «Я вас боюсь». Он постарается сделать все, чтобы никогда не сталкиваться с предметом своего страха.
У тех, кто вываливает на всеобщее обозрение свой так называемый страх перед обществом, никакого страха нет. А есть неконтролируемое как диарея стремление сообщить этому самому обществу, то есть другим людям: я не такой как вы, я выше вас, я лучше вас.
Не нашего века изобретение, чего уж.
«Хоть он людей, конечно, знал и вообще их презирал». Но именно в наше время ощущение себя «НАД серой массой» стало как никогда легко достижимо. Ничего для этого не надо — ни талантов, ни умений каких-то особенных, ни даже труда.
Написал «Ненавижу людей, особенно всех». Перепостил картинку «Эту планету спасет только ядерный взрыв». Вступил в группу «Упоротые социофобы» или «Устал от людей». И вот уже ты интеллектуал, которого утомила эта мышиная возня низших существ, которые называются «люди». Хотя нет, какие же они люди. Так, масса. Над которой снисходительно и утомленно парю я, весь великий. Весь «не такой». Дешево и сердито.
А главное — социально одобряемо. Презрение к себе подобным не только не порицается, оно всячески культивируется, выпячивается и является свидетельством принадлежности к какой-то высшей касте. Бог знает почему, именно отсутствие базового уважения к окружающим преподносится как некая избранность. И если демонстрация финансового превосходства еще может характеризоваться как «быдлячество» и «нуворишество», то против интеллектуального и «духовного» — как против лома, приема нет.
Высокодуховный интеллектуал-мизантроп кроет людей площадной бранью — «потому что с вами надо говорить на вашем языке, иначе вы просто не поймете». Он прочитал в своей жизни три с половиной книги, но он «сумел их осмыслить». Из его многозначительных высказываний за версту торчат уши какого-нибудь доктора Хауса или Джорджа Карлина, но это только потому, что «мы с ними одинаково воспринимаем мир».
Ему не стыдно и не страшно сообщать «массам», какой они заслуживают участи. Он считает нормальным написать «Только массовые расстрелы спасут эту страну». В его отношениях с миром вообще очень часто появляется тема разнообразного уничтожения себе подобных. С благой целью, конечно: очистить мир от тупого быдла.
И все это под соусом сарказма, который перестает быть очаровательным ровно в тот момент, когда ты понимаешь: а ведь он не шутит.
А собственно почему — он. Я — не шучу. Я просто не задумываюсь над своими словами, которые, хотя я отлично это знаю, имеют значение. И тем самым легитимизирую пещерное ницшеанство, которое ужасает лишь поначалу.
А потом, спустя очень короткое время, начинает казаться вполне разумной идеей.
Обвиняя в керченской трагедии правительство и *лично президента* с их милитаристской риторикой, мы забываем — а может, пытаемся забыть, потому что если об этом думать, то очень страшно — что не в чиновных речах молодые черпают информацию. У меня есть большие сомнения в том, что восемнадцатилетний студент провинциального колледжа дослушал до конца хоть одно выступление Путина. Но вот в чем я не сомневаюсь — так это в том, что в интернете он проводил гораздо больше времени, чем, что называется, ИРЛ.
Обыденность, с какой мы декларируем желание поубивать всех или хоть кого-нибудь. Страсть, с какой мы отстаиваем за собой право презирать «массы». Четкое разделение на меня-элиту и остальной мир тупого быдла. Это все мы. Не Путин и не правительство. Мы.
Да, не мы со своей жалкой фальшивой мизантропией посадили семена керченской трагедии. Но удобрений в почву, на которой она проросла, подкинули.
«Очень хочется убивать».
Я никогда больше так не скажу и не напишу. Потому что каждый раз я буду спрашивать себя: а хочешь, чтобы убивали тебя? Ведь я, фейсбучный социофоб, с точки зрения того, что взял ружье и пошел убивать в реальном мире — всего лишь ничтожество, неспособное действовать, одно из тех бессмысленных существ, которые вряд ли заслуживают жизни.
Психолог Катерина Мурашова о подростке, которому хочется убивать — Сноб
Как заставить подростка поверить в то, что насилие и жестокость — не выход. Даже если его никто не любит
«Принцесса Тед из волшебной страны», Ричард Дойл— Скажите, если все время думаешь о том, чтобы кого-то убить, — это ведь нехорошо?
— Однозначно нехорошо, — кивнула я.
Крупная, даже грузноватая девушка. Густые и гладкие темные волосы, яркие губы, большие темные глаза. Представляется: Олеся, 14 лет. На вид я бы дала ей не меньше шестнадцати.
— Олеся, а кого, собственно, ты в своих мечтах собираешься отправить на тот свет?
— Да вы знаете, я вот как раз еще не решила.
Тут, как вы понимаете, я уже серьезно взволновалась. Взяла паузу, собрала себя в кучку.
Малолетняя террористка? Совершенно не похожа. Но, с другой стороны, что я знаю о том, как выглядят и как себя ведут настоящие малолетние террористы? Я же с ними ни разу в своей жизни не сталкивалась…
Олеся выглядит совершенно стабильной, задумчивой, немного печальной. А что я-то должна в таком случае предпринять? Еще немного подумала и решила вести себя как всегда.
— Расскажи мне все с самого начала. Когда я буду знать всю историю, мы подумаем, что делать дальше.
— Хорошо, — кивнула Олеся, опустила голову и сообщила грустно, выпятив полную нижнюю губу: — Мой папа умер…
— Прими мои соболезнования, — откликнулась я. — Давно это случилось?
— Полтора года назад.
— У тебя с ним были хорошие отношения?
— Прекрасные! — Олеся оживилась, темные глаза заблестели слезами и радостью одновременно. — Просто самые замечательные отношения на свете были. Папа меня очень, очень любил.
Он только ради меня на маме и женился…
— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду.
— Ну, мой папа был старше мамы. Намного, если точно, то на семнадцать лет, — Олеся явно приготовилась к обстоятельному рассказу. — Папа был умный и довольно богатый. А мама сюда из Челябинска приехала, выучилась и работала у папы на фирме. Папа до мамы еще два раза был женат. И со своей первой женой всегда общался. Они когда-то учились вместе и потом всегда ездили на горных лыжах кататься. Мама всегда злилась, потому что она даже с самой маленькой горки боялась съехать, а я нет, и папа меня всегда с собой брал. И мы с тетей Виолеттой очень хорошо ладили.
— Виолетта — это первая жена твоего отца? — уточнила я. — Твой отец всю жизнь сохранял с ней дружеские отношения, а когда ты подросла, он вас с ней познакомил и вы ездили втроем кататься на горных лыжах. Так?
— Да, да!
— У твоего отца были еще дети от Виолетты и его второй жены?
— Не было, в том-то и дело! Ни там, ни там, и они тогда считали, что это из-за него.
— Ну, мнения по этому вопросу бывают разные, — политкорректно признала я. — Но лично я считаю иначе.
— Ага, конечно, — тут же согласилась Олеся и продолжила свой рассказ.
Уже не слишком молодой, но красивый и в отличной физической форме, хорошо обеспеченный мужчина стабильно жил во втором, вполне благополучном браке, но очень хотел детей. Причем хотел почему-то не сына, а именно дочку — принцессу. Баловать ее, наряжать, покупать ей сладости, игрушки, возить везде, все показывать, и главное, конечно, — любить.
Не особенно даже привлекательная сотрудница из Челябинска изначально была, насколько я поняла, пустой интрижкой, от скуки, где-то после загородного корпоратива.
Он был потрясен.
Сразу попытался организовать что-то такое промежуточное, традиционное для обеспеченных мужчин, но женщина сформулировала предельно четко: я знаю, что ты меня не любишь, но хочешь ребенка. Поэтому решай сам: либо у нас полноценная, юридически оформленная семья, либо я уезжаю на родину, в Челябинск, рожаю и в одиночку ращу нашего ребенка там, где мои друзья, сестра и где мне помогут мои родители.
Он думал неделю, а потом объявил своей второй жене о разводе. Она была шокирована, но, когда узнала о будущем ребенке, все поняла. Сказала только: ну ты хотя бы все проверь, прежде чем жечь мосты. Он согласился, что совет вполне разумен, сам сводил будущую мать Олеси на платное УЗИ, где все официально подтвердили.
Брак оформили за две недели до рождения ребенка.
Свадьба была не особенно радостной, но вся родня из Челябинска кричала «горько» исправно и абсолютно искренне.
Олеся родилась в срок, была здоровой, крикливой, хорошо ела, набирала вес и развивалась в соответствии со всеми медицинскими показателями.
Отец в ней просто души не чаял, с удовольствием купал, менял подгузники, гулял, вставал по ночам, заваливал погремушками и развивающими пособиями. Дочери и отцу никогда не было скучно вместе.
Мать занималась хозяйством, потом сказала, что ей надоело и она хочет работать. «Ну разумеется, как ты хочешь», — едва глянув в ее сторону, согласился муж. У Олеси появилась няня. Первые две няни девочке чем-то не понравились, и отец, ничего не выясняя, их уволил. Третья нашла с девочкой общий язык, рассказывала и разыгрывала для нее сказки, водила в частный детский садик, на танцы и на английский.
Когда Олеся подросла, в доме уже практически не утихали скандалы. Буквально каждая встреча отца и матери была взрывоопасной.
— Ты меня вообще не видишь! Я для тебя пустое место! — кричала женщина.
— Сформулируй конкретно, что тебе надо, — отвечал мужчина.
— Мне надо, чтобы ты видел во мне человека! И относился ко мне по-человечески! Это же и мой дом тоже! Мне нужно в нем хоть чуть-чуть тепла!
— Прости, но над своими чувствами я не властен. Может быть, все-таки попробуешь сформулировать материальный запрос?
Иногда мать впадала в истерику, рыдала, швыряла вещи.
Тогда отец забирал Олесю и они ехали на пикник, в музей, на концерт или в ресторан.
— Какая форма одежды? — спрашивала девочка, аккуратно обходя рыдающую мать.
— Походная, — отвечал, например, отец. — Покупаем шашлык и едем его жарить на берег Невы.
— Есть, капитан. Форма одежды — походная, — шутливо салютовала отцу девочка и лезла в шкаф за резиновыми сапогами. — Не забудь фонарик и спички.
Потом мать где-то повстречала Валеру. Валера был моложе матери на три года и приехал из Тамбова. Им было о чем поговорить, и они отлично понимали друг друга.
И вот я все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить.Иногда хочется Валеру. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда?
Иногда хочется Валеру. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда?На время мать затихла, а потом скандалы возобновились в немного другой тональности: есть другие люди, которые могут видеть во мне человека!
Ответ: с чем тебя и поздравляю! Наконец-то.
Посыл: я от тебя уйду к тому, кто меня любит!
Ответ: скатертью дорога!
Угроза: дочь я заберу с собой! Любой суд оставит ребенка с матерью!
Угроза: даже не надейся!
Олеся говорит: я тогда очень хотела, чтобы мать ушла к Валере, и мы жили вдвоем с папой. Но ей некуда было уходить. Валера снимал маленькую однокомнатную квартиру, своего жилья у него не было.
А потом отец Олеси внезапно умер от обширного инфаркта.
Через два месяца после его смерти Валера переехал и стал жить с вдовой и ее дочкой.
Контраст получился огромный. Девочка-принцесса теперь никому не нужна. Мать смотрит на нее с трудно скрываемой неприязнью, Валера просто не замечает. За год она потолстела на 15 килограммов.
— И вот я живу и все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить, — говорит Олеся, низко склонив голову. Темно-каштановые, распущенные волосы струятся вдоль ее лица. — Я уже много разных способов убийства знаю. Некоторые довольно простые. Иногда мне хочется Валеру убить. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда? А иногда я вот что думаю: если я в 14 лет такая ужасная, то я ведь дочь не только отца, но и своей матери, правда? И тогда, может быть, папа не сам умер? Может быть, они с Валерой его убили? Я ведь теперь сама знаю, как можно сделать, чтобы как будто инфаркт и никто и не догадается… Уж больно оно все ловко получилось — папы нет, и квартира им досталась, и вообще все…
Я решительно и отрицательно мотаю головой, хотя — о ужас! — сама секунду назад думала ровно о том же.
— Обычному современному городскому человеку сознательно убить другого человека чрезвычайно трудно. Это огромный барьер.
Я молчу о том, что незрелому подростку преодолеть этот барьер намного легче, но Олеся согласно кивает:
— Да я и сама понимаю, что это ерунда…
Мне нужно подумать.
— Олеся, расскажи мне о себе и о своей жизни еще что-нибудь, кроме ваших семейных дел.
Рассказывает. Там все благополучно. Прилично, хотя и без особого рвения учится в хорошей школе. Есть подруги, которые ей искренне сочувствуют. С детства много рисует, ходила в кружок рисования, сейчас посещает архитектурную студию, хочет быть дизайнером.
— Олеся, — я наконец собираюсь с мыслями. — В науке филологии есть такое понятие, как частотность словосочетаний. Ну то есть одни слова часто встречаются в сочетании с какими-то другими и, разумеется, это что-то реальное в жизни отражает. Давай поиграем немного?
Смотрит непонимающе. Но мне этого и надо. Сбить настройки.
— Я говорю одно слово, а ты к нему навскидку подбираешь другое, чтобы получилось словосочетание. Играть…
— В мячик! — тут же подхватывает Олеся.
— Искать…
— Грибы!
— Резать…
— Колбасу!
— Читать…
— Книгу!
— Убить…
— Злодея!
— Очень хорошо, — говорю я.
— Вот так мыслит наше общее и твое, в частности, подсознание. И мыслит оно обычно правильно. Давай теперь искать злодеев. Героев на выбор у нас много: мама, папа, две его жены, ты, Валера… Давай с конца. Валера — злодей?
— Да нет, конечно! — улыбнулась Олеся. — Ему самому все неловко. Он чашку из шкафа возьмет, потом ее помоет и на место поставит. И со мной даже разговаривать боится. А маму он, кажется, и правда любит. Жалеет — точно.
— Две папины жены? Злодейки?
— Ой, да что вы, они обе очень… очень достойные — вот! Особенно Виолетта. Я ей всегда даже подражала немного…
— Папа? Ведь именно благодаря ему твоя мать многие годы жила в своей семье, вот как ты сейчас, чувствуя себя лишней, нелюбимой, никому не нужной.
— А что ему надо было — все время врать, что ли? — ощетинилась Олеся. — Он же ее сразу не любил…
«Вообще-то оба хороши! — подумала я о родителях Олеси. — Могли бы где-то и соврать, и сдержаться, да и ребенка не оповещать об обстоятельствах ее рождения в таких подробностях», а вслух сказала:
— Значит, не злодей?
— Нет!
— Ты?
Олеся думала, наверное, целую минуту.
— Да какая из меня злодейка. Мне даже мух жалко. Я их, конечно, бью, когда надоедят, но если промахиваюсь и муха взлетает — у меня облегчение. А если дохлая лежит — сразу ее жалко…
— Мама?
— Да я вообще теперь, как попробовала, не знаю, как она все эти годы жила… Сейчас вот только с Валерой…
— Чего бы хотел для тебя отец? Ну если бы вот мы с тобой могли его сейчас спросить?
— Чтобы я была счастливой! Точно! — уверенно ответила Олеся.
— Значит, в этом направлении и нужно двигаться. Хотя бы ради его памяти. Если ты своими руками, сознательно кого-нибудь убьешь, подумай: сможешь ли ты потом быть счастливой хоть когда-нибудь, хоть на мгновение?
— Нет, конечно! — замотала головой Олеся. Помолчала и добавила. — Вот об этом я действительно как-то не подумала. Я же, получается, хотела как бы еще и за него отомстить. А ведь папе-то действительно обязательно нужно было, чтобы мне было хорошо. А как же может быть хорошо, если убьешь?
— Никак, — твердо сказала я.
***
Я видела Олесю еще раз, спустя несколько лет. Она приходила, чтобы обсудить свои проблемы с молодым человеком, с которым она в ту пору встречалась.
В тот момент она уже давно жила отдельно. Мать и Валера купили ей квартиру, когда девушке едва исполнилось 16 лет, и почти сразу она туда съехала. Квартира по требованию Олеси была расположена в десяти минутах ходьбы от места, где жила Виолетта. Девушка и женщина очень сблизились и, кажется, сумели по-настоящему подружиться. Они вместе проводили вечера, ходили в кино, на концерты, ездили кататься на лыжах, понимали друг друга и часто вспоминали человека, которого оба любили.
Почему люди убивают: распознайте предупреждающие знаки
Ситуации высокого риска и предупреждающие знаки
Почему люди совершают убийства? Люди — один из немногих видов, которые убивают себе подобных по причинам, отличным от самосохранения. Люди совершают убийства, чтобы выжить, реже, чем люди совершают убийства по другим причинам.
Громкие дела о массовых убийствах и серийных убийцах далеки от нормы.
Помимо очень необычных ситуаций, перед убийством почти всегда есть предупреждающие знаки. Ниже представлены лишь некоторые из факторов, обычно связанных с убийством:
Пристрастие к наркотикам и алкоголю
Одним из наиболее распространенных видов поведения с высокой степенью риска, связанных с насилием в Соединенных Штатах, является наличие деятельности, связанной с наркотиками и алкоголем. По данным Национального совета по борьбе с алкоголизмом и наркозависимостью, более 40 процентов насильственных преступлений, совершаемых сегодня, связаны только с алкоголем.
Кроме того, злоупотребление психоактивными веществами и алкоголем обычно ассоциируется с бандитизмом. Социальное влияние может спровоцировать насильственные преступления и убийства. Ультрамачизм и прославление убийства могут побуждать мужчин и женщин убивать по, казалось бы, бессмысленным причинам, таким как мелкая кража.
Употребление наркотиков часто приводит к паранойе, повышенному уровню импульсивности и недальновидности. Денежные операции, которые, как подозревают, прошли неудачно, также могут спровоцировать убийство. Лучший предвестник беды — это ситуация. Просто держитесь подальше от незаконной торговли наркотиками и других лиц, злоупотребляющих наркотиками и алкоголем.
Насилие в семье
Насилие в семье не всегда приводит к убийству. Однако существует определенная закономерность. По данным Федерального бюро расследований, примерно каждая четвертая жертва убийства была убита членом семьи. Предупреждающие признаки, которые относятся почти ко всем случаям домашнего насилия, включают в себя, когда ваш партнер настаивает на том, чтобы все контролировать, ваш партнер кричит на вас, ваш партнер обзывает вас, ваш партнер уничтожает ваши вещи, ваш партнер причиняет вам физическую боль, и ваш партнер угрожает вам причинить вред или ваши близкие. Кроме того, полировка огнестрельного оружия, разговоры о расследовании убийства и угрозы покончить жизнь самоубийством, если вы уйдете, — все это предупреждающие знаки, что вам следует уйти.
Часто за взрывами следуют пространные и убедительные извинения. Действия жертвы, такие как посещение вечерних занятий или знакомство с новым кругом друзей, могут показаться безобидными, но они могут спровоцировать жестокого супруга на гнев. Также важно отметить, что одним из наиболее контролирующих действий жестокого супруга является проверка того, примете ли вы своего супруга обратно после проступка.
Оставайтесь в безопасности, оставив опасную ситуацию
Просто уйти из группы друзей или оскорбительных отношений легче сказать, чем сделать. Разработайте план и быстро уходите.
Однако даже избежание этих рисков не исключает возможности трагедии. Специалисты по очистке места преступления в Aftermath понимают, что никто не планирует травмирующих происшествий. Если случится худшее, есть много вариантов, которые могут помочь уменьшить влияние события. Наем клининговой компании для уборки травм — один из способов справиться с последствиями.
Если вы столкнулись с очисткой вашего дома или офиса от биологической опасности, позвоните в Aftermath сегодня.
← Назад к Блог
Фантазии о насильственных убийствах только ухудшают ваше самочувствие
Здоровье
О чем стоит подумать, пока вы мечтаете об убийстве своего босса
Автор: Аманда Малл убить кого-то? Не обязательно замышлял это, но фантазировал о том, чтобы убить хулигана, босса или бойфренда в отчаянном поиске катарсиса?
Я бы не советовал вам тратить слишком много времени на размышления обо всех отказах и конфронтациях, которые могли привести к такому гневному моменту, но мне нужно, чтобы вы кратко об этом подумали. Я также не буду просить вас назвать все безусловно веские причины, которые могут у вас возникнуть для желания убить — или, может быть, просто ударить! — другого вовлеченного человека, но я подозреваю, что большинству людей это приходило в голову.
Что я скажу, так это то, что вы должны остановить себя сейчас, и не идти дальше.
ты бы не хотел размышлять .
В просторечии размышление имеет благоприятное значение: глубоко размышлять. В психологии размышления не так безобидны. Он характеризуется навязчивыми, даже навязчивыми мыслями, которые возвращают человека к определенному стрессору или негативному опыту, который, по мнению Американской психологической ассоциации, тесно связан с развитием большой депрессии. Как правило, размышления провоцируются такими вещами, как прошлые травмы, хронический стресс или невротические черты характера. Основываясь на новом исследовании, может быть другой способ разжечь размышления: вообразить убийство кого-то, кого вы абсолютно ненавидите.
Кай-Так Пун, доцент психологии Университета образования Гонконга, возглавил команду, которая попросила группу из 138 взрослых американцев выбрать человека, которого они ненавидят больше всего. Половину участников попросили вообразить, как они сделают что-нибудь жестокое по отношению к этому человеку (что может быть связано с убийством, но может быть и просто злобной пощечиной).
Остальных участников попросили пофантазировать о каких-либо нейтральных действиях. Результаты показали, что те, кто фантазировал об агрессии, чаще размышляли, что затем снижало их восприятие собственного благополучия. Мысли о том, чтобы навредить заклятому врагу, раздражают людей, даже если на определенном уровне эта идея действительно привлекательна.
Деннис Рейди, профессор Центра исследований межличностного насилия Университета штата Джорджия, говорит, что есть много научных доказательств этой связи. «Люди с агрессивными фантазиями с большей вероятностью будут агрессивными, будь то физически или просто из-за чувства раздражительности или враждебного характера», — говорит он. «Они более негативные люди и с большей вероятностью будут иметь негативное влияние и более низкое субъективное благополучие».
В исследовании Пуна утверждается, что фантазии о насилии сами по себе заставляют человека чувствовать себя хуже, но Рейди не стал бы заходить так далеко из-за того, что он считает слабостью подхода исследования.
Субъективное самочувствие участников не измерялось, например, до того, как их попросили пофантазировать, и более дюжины участников были исключены из результатов исследования, потому что они либо не могли назвать возмездия, либо не могли придумать бурная фантазия. (Эти люди звучат великолепно.)
Другая проблема, по словам Рейди, заключается в том, что бурная фантазия сама по себе является формой размышлений. Как отмечается в исследовании Пуна, руминацию бывает трудно остановить, как только она начинается. Таким образом, побуждение кого-то сделать это обычно приводит к тому, что размышления — и сопутствующие им негативные последствия — продолжаются. «Любой, кого вы попросили фантазировать [насилие] о ком-то, кого они ненавидят… будет иметь более негативные последствия в последующие моменты», — говорит Рейди. (Пун не ответил на просьбы о комментариях.)
Хотя связь между графическими фантазиями о насилии и чувствами, не столь приятными, может показаться логичной, на протяжении большей части истории современной психологии такая связь не предполагалась.
Вместо этого психологи предпочли теорию катарсиса, которая предполагает, что выражение гнева — или преследование навязчивых мыслей — может помочь человеку избавиться от негативных чувств, проработав их. Однако за последние пару десятилетий теория катарсиса оторвалась от основы того, как психологи понимают агрессию. В одном дискредитирующем исследовании участников спровоцировали критикой, а затем попросили ударить по боксерской груше, думая о человеке, который их критиковал. По сравнению с контрольной группой, которая просто сидела тихо, панчеры чувствовали себя еще более расстроенными после того, как закончили говорить. Если твоя чаша переполняется гневом, ты не можешь просто налить немного.
Размышление не только не работает как стратегия преодоления гнева и вызывает депрессию, но, как указывает Рейди, тип размышления о насилии, рассмотренный в исследовании Пуна, связан с повышенным уровнем реального насилия. Пациенты, получающие психиатрическую помощь, которые представляют себе насилие, с большей вероятностью будут вести себя агрессивно, и исследователи рекомендуют такое лечение, чтобы помочь им сосредоточиться на разубеждении навязчивых мыслей.
И хотя отвлечь человека от навязчивых или травмирующих мыслей непросто, часто этого можно добиться с помощью отвлекающей, умиротворяющей деятельности или расслабляющей техники, такой как медитация. Посещение занятий по кикбоксингу, возможно, не вызовет у вас меньшего желания ударить свою невестку, но пробежка может.
При тестировании параметров психологической реакции можно легко отключить эту вещь от капризов человеческого опыта и смотреть на нее в вакууме. Участникам исследования Пуна было предложено вызвать убийственную ярость, но кто эти люди, у которых есть регулярные фантазии о насилии, и почему они у них возникают? Рейди считает, что эти фантазии, такие как размышления и физическая агрессия, могут быть скорее симптомом проблемы, чем причиной.
«Я не уверен, что гневная фантазия — это то, что движет всеми остальными вещами, — говорит Рейди. «Возможно, все это результат какой-то скрытой личности или воздействия насилия в молодости. Я думаю, что они являются следствием чего-то другого».