Коллективное бессознательное юнг: Коллективное бессознательное Юнга

Введение

Карл Густав Юнг (1875–1961), швейцарский психиатр и академик, был одним из первых и ключевых сотрудников Фрейда; и когда-то явный наследник психоаналитического наследия. Он оказал большое влияние на медицинскую и судебную психологию в начале своей карьеры, когда работал в психиатрической клинике Бургхольцли, благодаря своему эксперименту со словесными ассоциациями. Эксперимент со словесными ассоциациями имел особое значение для психоанализа и стал катализатором его ассоциации и сотрудничества с Фрейдом. После того, как Юнг и Фрейд расстались около 1913, при несколько неприятных обстоятельствах, вследствие как личных, так и теоретических разногласий, Юнг продолжил развивать свою собственную школу психоаналитической мысли, первоначально названную комплексной психологией, а затем аналитической психологией (чаще всего называемой просто юнгианской психологией).

Сочинения Юнга содержатся в 20 томах его Собрания сочинений, которые предлагают подробное изложение его мыслей и применение его техники как в клинической, так и в культурной сфере. Юнгианская психология, находившаяся большую часть 20-го века в тени Фрейда и психоанализа, продолжала процветать и стала, пожалуй, самой известной и популярной альтернативой фрейдистскому психоанализу в глубинной психологии. Раскол, возникший между Юнгом и Фрейдом, длился всю их карьеру и оставался пропастью между двумя их соответствующими, конкурирующими школами психодинамики.

В своем сегодняшнем выступлении я сосредоточусь на одном из ключевых теоретических различий между двумя школами и определяющей концепции юнгианской психологии — гипотезе Юнга о «коллективном бессознательном». Теоретическая отправная точка довольно кратко изложена в этом утверждении из предисловия к «Символам трансформации», первоначально опубликованного в 1912 г., а затем существенно переработанного в 1952 г.

мировоззрение того времени и сделать возможным понимание бессознательного как объективной и коллективной психики» [1]

Над дверью своего дома, а позже на надгробии Юнга была выгравирована следующая фраза на латыни:

Vocatus atque non vocatus, Deus aderit.

(Просьба или непрошеная, Бог будет присутствовать.)

Эта фраза выражает сущность коллективного бессознательного. Это утверждение, по крайней мере, в том, что касается теории Юнга, не следует читать как метафизическое утверждение, постулирующее абсолютное и божественное бытие. Это скорее признание феноменологической и, следовательно, психологической реальности и вездесущего присутствия надличностного, объективного измерения психики, которое структурирует и обуславливает нашу психологию.

Это также не подразумевает отрицание субъективных, личных факторов и факторов развития и их определяющего влияния на психологию субъекта. В этом отношении Юнг во многом следует фрейдистской психоаналитической традиции. Он понимает и принимает субъективный опыт как центральную область исследования психологии. Он считает, что координаты личного существования субъекта и его истории развития не только оказывают значительное влияние на психологию субъекта, но и являются первой и основной областью исследования для психолога.

Кроме того, Юнг в значительной степени симпатизирует определяющей роли детской сексуальности и даже эдипова комплекса. Хотя он и не дает ему того же исключительного согласия, что и Фрейд, он полностью удовлетворен тем, что его последствия вряд ли можно отрицать.

Тем не менее, Юнг считает, что любой анализ, который останавливается на личных субъективных факторах и факторах развития, является неполным и не признает объективного, трансперсонального, коллективного измерения, которое играет, возможно, даже более фундаментальную роль в определении координат психологии субъекта и субъективные реакции на ту или иную ситуацию.

Определение

Что такое коллективное бессознательное и как оно должно работать?

Коллективное бессознательное — это аспект психологии субъекта, не зависящий от его личной истории развития. Это унаследованное, априорное состояние субъективного опыта, связанное с «филогенетической[2] и инстинктивной основой человеческого рода».[3] Разум даже при рождении не является tabula rasa (чистой доской). . Ум, как и тело, управляется и структурируется априорными формами, динамикой, способностями воображения и когнитивными путями. Это коллективное бессознательное, как его понимал Юнг, населено и структурировано вокруг того, что он называл «архетипами». Это узловые точки, описанные юнгианским аналитиком Робином Робертсоном как когнитивные инварианты[4], из которых возникает сеть коллективного бессознательного.

Юнг объясняет коллективное бессознательное следующим образом.

Мой тезис таков: помимо нашего непосредственного сознания, которое имеет сугубо личностную природу и которое мы считаем единственной эмпирической психикой (даже если мы прибавляем личное бессознательное как приложение), существует существует вторая психическая система коллективного, универсального и безличного характера, одинаковая у всех индивидуумов. Коллективное бессознательное не развивается индивидуально, а передается по наследству. Он состоит из предсуществующих форм, архетипов, которые могут стать сознательными лишь вторично и придать определенную форму определенным психическим содержаниям».[5]

Метод

Техника привлечения коллективного бессознательного в психотерапии.

Метапсихологическая модель Юнга фокусируется на психических структурах, называемых комплексами в личном бессознательном, которые в целом соответствуют архетипам в коллективном бессознательном. Каждый комплекс является личным выражением универсальной формы и имеет в своей основе один или несколько архетипов, вокруг которых он строится.

Используя популярный пример из психоанализа, субъект имеет особое отношение к своей матери, которое мы можем обозначить как его материнский комплекс. Этот комплекс содержит все воспоминания, чувства, ассоциации и образы, конституированные его личными отношениями с матерью. Если такой пациент предъявляет адаптивные проблемы по отношению к женскому полу, по поводу которых он ищет психотерапию и которые, возможно, коренятся в его отношении к матери, юнгианский аналитик будет исходить из того, что тщательный анализ отношения субъекта его биологической матери было бы самой интуитивной отправной точкой. Его материнский комплекс был бы главной целью или, по крайней мере, отправной точкой любого подобного анализа.

Анализ личных отношений субъекта с его матерью в качестве признанной отправной точки, оценка коллективного или объективного измерения психологии субъекта в таком случае дает аналитику возможность расширения.

Юнгианский аналитик, никоим образом не умаляя ценности личностного анализа, признает, что внутренний образ «матери» субъекта и его отношение к «матери» не определяются полностью и исключительно его отношением к своему собственному, биологическому, или даже суррогатная мать. Что обозначение «мать», а в данном случае более конкретно отношение сына к матери, имеет отчасти архетипический, коллективный или объективный характер.

Что сама идея аномальных или невротических отношений между субъектом и его матерью основывается на сравнении с нормативным, функциональным и оптимальным идеалом. И что как дисфункциональная, так и функциональная модели отношений между сыном и его матерью могут быть отображены на координаты универсальной модели (или, в юнгианских терминах, «архетипа») отношения сына к его матери.

Следуя такому подходу, юнгианский аналитик в определенной степени освобождается от капризов памяти и субъективных искажений, присущих любому психоаналитическому нарративу. Ее анализ имеет в своем распоряжении инструмент для исследования отношения субъекта к архетипу матери, которое, хотя, без сомнения, находится под влиянием его отношения к собственной матери, не является, как предполагает классический психоанализ, его аналогом. Другими словами, он может представить некоторые очень конструктивные, глубоко связанные чувства, мысли и представления материнского архетипа, в то время как повествование о его личной истории с матерью лишено таких свойств. Аналитик часто распознает диссонанс, например преувеличенный аффект, между личностно-историческими отношениями с матерью и отношениями с материнским архетипом.

Откуда берется материал для такого архетипического анализа?

Из анализа:

Отношение субъекта к собственной матери.

Отношение субъекта к культурному артефакту, или мему, в юнгианских терминах «архетипу» матери.

Межличностные отношения субъекта с женским, а в некоторых случаях даже с мужским полом, в его проявлении или с субъектом, позиционирующим его как материнский.

Из переносно-контрпереносных отношений с аналитиком.

И аналитик здесь чувствителен к диссонансу между внутренними, воображаемыми, отношениями субъекта и объективными координатами этих отношений, а также к диссонансу между отношением к биологической матери и универсальной или абстрактной матери, т.е. материнского архетипа. Использование этой информации для различения того, что возникло в результате обстоятельств развития, и внутренних или врожденных факторов в отношениях с материнским архетипом.

Это различие между личной историей развития и отношениями и врожденным отношением к материнскому архетипу предлагает аналитику важную и частично независимую координату, которую вместе с историей развития и отношениями можно использовать для картирования психологии субъекта и облегчения психотерапевтического лечения. процесс.

Итак, в отличие от пары сын-мать, с которой приходится работать классическому аналитику, в этой модели мы получаем триангуляцию (сын – архетип матери – биологическая мать).

Юнгианский аналитик Мэри Уильямс[6] предполагает, что вытеснение происходит только потому, что эго находится под угрозой со стороны архетипической силы содержания[7]. В краткой виньетке она упоминает случай врача, который научился профессионально и беспристрастно справляться с приступами мании у своей биологической матери. Однако он был в ужасе от приступов гнева своей жены, и ему было трудно преодолеть свой страх в переносных отношениях со своей женщиной-аналитиком. Прорабатывая свой первоначальный страх перед аналитиком в переносе, он смог получить доступ к своему страху перед «ужасной архетипической матерью, который с детства был связан с вытесненным страхом его безумной матери; привязан также к его страху перед маниакальным агрессором в себе, основанном на его идентификации с ней»[8] 9. 0008

Юнгианская идея здесь заключается в том, что то, к чему субъект относился во всех трех случаях, его матери, его жене и его женщине-аналитику, хотя и уходит своими корнями в его ранние отношения с матерью, информировано на уровне воображаемого , отношением к первичному архетипическому существу, пожирающей матери. Темное ткатоническое женское начало, изображаемое в басне ведьмой, персонажем Бабы Яги. В воображении субъекта, окрашенном архетипом, его мать, а затем и женский пол были вытеснены бесчеловечным, односторонним, чудовищным персонажем[9].]

«Опыт подсказывает, что интеграция Эго этого образа приводит к его очеловечиванию; он становится страдающим человеческим существом, смесью любящих и ненавидящих наклонностей, вместо одностороннего монстра, которого нужно отталкивать и подавлять. В результате пациент тоже очеловечивается и перестает проецировать этот односторонний образ. Если, однако, личный и коллективный аспекты разделены, то только коллективный аспект не может быть интегрирован и может оставаться угрозой для всех отношений»[10] 9. 0008

Осознавая наличие этого архетипа в своем внутреннем мире, своем воображении и его проекции на женское начало, в этом случае испытуемый смог сформировать более человеческий образ своей матери и жены и развить более уравновешенное и более теплые отношения с ними.[11]

Ценность и полезность

Можно многое сказать об этом методе анализа, слишком много, чтобы попытаться обобщить его в этом коротком выступлении. Я остановлюсь на очень немногих моментах, которые ни в коем случае не следует понимать как полное изложение этого метода и его значения.

Расширение : Понимание коллективного или группового сознания, в котором индивид находится в контексте, дает ценное понимание природы его личной психологии, как с точки зрения стоящих перед ним проблем, так и возможных решений. Почти всегда имеются исторические отчеты, дневниковые записи, культурные нарративы или мифы, в которых речь идет о столкновении с похожей структурой и динамикой. Знакомство и понимание такого материала обеспечивает дорожную карту текущей дилеммы.

Связь : Слишком часто в дополнение к прямому эффекту патологии субъекта добавляется нежелательный эффект отчуждения. Однако, как мы знаем и как явствует из гипотезы коллективного бессознательного, очень немногие психологические проблемы, если таковые вообще имеются, являются личными или уникальными. Признание этого само по себе исцеляет. Тот факт, что субъект не одинок в переживании своего состояния, в своем страдании, сам по себе является психологическим и духовным бальзамом.

Несмотря на то, что было бы глупо отрицать возможность «первой встречи», то есть первого случая, когда один человек сталкивается с психическим вызовом и должен бороться с ним, эта ситуация составляет действительно крошечный процент от общего числа таких встреч в мире. человеческая история. Кому-то где-то приходилось сталкиваться с такой же или очень похожей ситуацией. Столкнувшись с этой ситуацией, вы боретесь с трансперсональным состоянием человека, которое выходит за пределы вашего личного контекста. То, как перед вами предстает психологический вызов, чувства, которые вызывает в вас такой вызов, и мысли, образы и идеи, которые вы привносите в ситуацию, следуют заранее установленным путям.

В то время как Эйнштейн, возможно, произвел революцию в основах ньютоновской физики, его желание разгадывать загадки природы, его настойчивость в преодолении первоначальных неудач, его когнитивная обработка и аналитическое понимание связанных с этим проблем, его опора на творческое воображение и, в конечном счете, удовлетворение от открытия рабочие решения таких задач были бы скорее похожи, чем непохожи на решения Ньютона.

Самопознание , (картирование психики), это признание коллективного или объективного измерения психики позволяет субъекту осуществить большее и более глубокое картографирование. Признание того, что их идентичность основывается не только на их личной истории, но и уходит своими корнями в их принадлежность к человеческой расе, их особое происхождение, культуру, в которой они родились и из которой вышли, гендерную идентичность, исторический период в где они живут и так далее. Не все из них являются архетипическими измерениями в традиционном применении понятия, некоторые из них носят скорее социальный или меметический характер. Однако такой способ рассмотрения объективного культурного измерения психики, которое формирует и контекстуализирует субъективный опыт, дает субъекту гораздо более глубокий уровень понимания и, возможно, принятия своей идентичности как слияния личных и коллективных факторов.

Архетипические прозрения (применение мифологической линзы), это признание того, что личность развивается по типичным или, точнее, архетипическим путям, может быть полезно применено в психотерапевтическом контексте. Если предположить, что аналитик и анализанд или оба они достаточно грамотны, можно найти метафоры того, с чем борется субъект. Юнгианцы чаще всего берут этот материал из мифов или басен. Однако можно с уверенностью сказать, что все истории, выдержавшие испытание временем, являются благодатной почвой для таких метафор.

Юнг считал мифологию, басни, сказки выражением коллективных или архетипических снов. Миф — это форма коллективного сна, а сны — это форма личного мифа.

Все это имеет очень практическое применение в клинической работе. Путем определения подходящей истории или историй достигаются два важных эффекта. Во-первых, материал субъекта (или анализанда — на психоаналитическом жаргоне), ранее являвшийся источником стыда или страданий, символизируется таким образом, что возвышает его над прозаическим в нечто осмысленное, нечто мифологическое. Во-вторых, повествование, настроение, проблемы, персонажи, пороги и т. д. истории могут быть исследованы на предмет возможных подсказок, которые могут помочь субъекту в его личных поисках проработать эту архетипическую динамику.

Толкование снов (сопоставление объективного и субъективного)

Признание этого объективного измерения психики имеет важное значение для анализа сновидений. Позволить аналитику исследовать архетипические измерения содержания сна, чтобы усилить их значение для субъекта. А также признание того, что сновидение связано не только с субъективным содержанием, но и с объективным контекстом; и эти два элемента — субъективные чувства, поведение, фантазии эго сновидения — могут быть оценены в свете объективного контекста, в котором происходит сновидение.

Опасность сознательной или бессознательной идентификации с архетипом.

«Главная опасность заключается в том, чтобы поддаться завораживающему влиянию архетипов». Архетип бесчеловечен, однобок и выходит за рамки рационального сознания. Отождествление с ним приводит субъекта в состояние одержимости, своеобразной односторонности, выходящей за пределы разума и сознательной оценки; спешат туда, куда ангелы боятся ступить. Это очень хорошо показано в мифе о сиренах, которые очаровывают моряков, заставляя их прыгать в океан и, как следствие, погибать в воде.

Архетипы по самой своей природе обладают способностью очаровывать, гипнотизировать, они обладают, используя популярную юнгианскую фразу, нуминозным качеством – вызывая благоговение или ужас у субъекта. Когда обстоятельства благоприятствуют и когда задействовано сильное эго-сознание, это катализаторы творчества, вдохновения, великих достижений, искусства, научных открытий и так далее. Эти архетипические аттракторы обеспечивают энергию и мотивацию, они стимулируют и направляют либидо, необходимое для преодоления несуществующих границ. Однако там, где обстоятельства по какой-либо причине менее чем благоприятны, где эго уязвимо, это путь к патологии и даже психозу.

Комментируя архетипы анимы и анимуса, но относящиеся к идентификации с любым архетипом, Юнг говорит следующее:

к негативной деятельности и персонификации, то есть к автономии анимуса и анимы. Затем развиваются психические аномалии, состояния одержимости варьируются по степени от обычных настроений и «идей» до психозов. Все эти состояния характеризуются одним и тем же фактом, что неведомое «нечто» овладевает большей или меньшей частью психики и утверждает свое ненавистное и вредное существование, не останавливаясь ни перед какими нашими проницательностью, разумом и энергией, провозглашая тем самым власть бессознательного над сознательным разумом, суверенная власть обладания».[13]

Здесь Юнг имеет в виду конкретно архетипы анимуса и анимы, которым он уделял особое внимание в своей работе. Однако, в более широком смысле, это сила иррационального овладевать, очаровывать и завоевывать сознательное эго и часто сбивать его с пути. Как убедительно демонстрирует сегодняшний мир, рациональность встречается со своей тенью и так часто преодолевается ее тенью, которая всегда конституируется архетипически. Настолько, что там, где преобладает разум или то, что мы прозаически назвали бы здравым смыслом, будь то в межличностных, социальных или политических делах, всегда есть повод для радости. Слишком часто в этих отношениях доминирует иррациональное с последующим разрушением. Юнг формулирует это так.

«Каким бы прекрасным и совершенным ни казался человек своему разуму, он всегда может быть уверен, что он является лишь одной из возможных психических функций и охватывает только ту сторону феноменального мира, которая ему соответствует. Но неразумное, то, что не согласно с разумом, звучит со всех сторон. И иррациональное тоже есть психологическая функция, одним словом, это коллективное бессознательное; тогда как рациональное всегда связано с сознательным умом». [14]

 

Приглашенный или непрошенный, Бог присутствует. И слишком часто эти естественные, первобытные, инстинктивные или даже божественные, если хотите, импульсы переполняют хрупкое и относительно юное сознание человека. Хороший пример этого встречается в динамике переноса, когда пациентка проецирует бессознательные аспекты своей психики на аналитика. Наделение аналитика характеристиками и аффектами, которые, собственно говоря, принадлежат пациенту. В таком случае природа переноса наиболее типично характеризуется и понимается как бессознательное воссоздание родительских отношений.

Однако, как указывает Юнг и как свидетельствуют многие психотерапевты, иногда даже этого недостаточно, чтобы объяснить степень, в которой психотерапевт становится магическим существом в воображении пациента. Терапевт приобретает божественные или демонические качества. И гипотеза коллективного бессознательного объясняет это тем, что признает, что пациентка несет в себе не только бессознательный образ своих родителей, но и пантеон магических существ, которые, независимо от сознательных убеждений пациентки, присутствуют в бессознательном.

Хорошим культурным примером этого явления является обожествление звезд спорта; и их слишком частое последующее падение благодати. Это люди, которые, естественно, будучи людьми, подвержены тем же заблуждениям и недостаткам, что и остальные из нас, но относятся к ним как к сверхчеловеческим, как обладающие трансцендентными, богоподобными качествами. Без сомнения, это явление существует столько же, сколько существует спорт. Можно подумать об огромной чести, оказанной победителям на древних Олимпийских играх, и о позоре проигравших. Недавняя история дала нам множество примеров. Возвращаясь на несколько лет назад, можно подумать о Железном Майке Тайсоне и его падении из-за обвинения в изнасиловании, или о более позднем и более впечатляющем падении великой спортивной иконы Лэнса Армстронга. И, конечно же, у нас нет недостатка в местных примерах этого явления (Ханси Кронье, Оскар Писториус, Юст ван дер Вестхуизен).

Эти так называемые «звезды» наделяются общественностью сверхчеловеческими характеристиками, и, к сожалению, многие из них принимают эту массовую иллюзию, которая затем порождает высокомерие и только ускоряет их последующее падение с благодати. Юнг говорит об этом как об энантиодромии (от древнегреческого философа – Гераклита) об обратном ходе, следующем за каким-либо односторонним состоянием, типичным для отождествления с архетипом. Дело в том, что этот тип явлений может произойти только потому, что в нашем бессознательном есть скрытый образ сверхчеловеческих или богоподобных персонажей. Существуют архетипические формы, которые предшествуют нашему взаимодействию с миром и определяют то, что мы видим и как мы это видим. Итак, в секулярный век, в отсутствие шумных божественных существ, богов, ангелов и т. д., мы превращаем наших спортивных звезд и знаменитостей в богов.

Некоторые опасения по поводу гипотезы

С философской точки зрения номинализм против эссенциализма и «архетипический» ответ Джеймса Хиллмана. Трудно уйти от того факта, что архетипическая теория для того, чтобы быть значимой, как метафизическая гипотеза, является эссенциалистской. Эссенциализм как метафизическая позиция не всем по вкусу. Многие современные философы считают ее устаревшей и избыточной метафизической моделью. Это также связано с некоторыми очень бесполезными политическими позициями, такими как фашизм. Один из возможных ответов на это был разработан американским юнгианцем Джеймсом Хиллманом, который говорит об архетипических явлениях, но не постулирует призрачный архетип как источник, а скорее рассматривает архетип как эмерджентное явление. собственности в том же духе, что и теория мемов.

Смещение акцента с личностной динамики пациента на архетипический элемент. Майкл Фордхэм отмечает, что существует опасение, что сосредоточение внимания на архетипическом измерении ослабляет фокус аналитика на анализируемом и личных обстоятельствах.

Необходимость в аналитике быть начитанной, особенно в классике. Если архетипическое измерение нужно с пользой применять в анализе, оно предъявляет к аналитику высокие и довольно широкие образовательные требования. Естественно, это будет вне досягаемости многих психотерапевтов, у которых просто есть необходимое время, чтобы посвятить такое исследование.

 

Последнее замечание : Можно провести интересное сравнение между парадигмами, возникающими из архетипов, архетипических форм и паттернов и лакановским символическим порядком. В обоих случаях все отношения и субъективный опыт обусловлены и до некоторой степени конституируются для субъекта всепроникающим влиянием этих полей, которые являются внешними по отношению к их субъективности. Положение субъекта в предметном и объективирующем поле.

 

В заключение

я полагаю, что глубинная психология обогащена вкладом Юнга в Коллективное Бессознательное, это чрезвычайно ценный инструмент в руках должным образом подготовленного аналитика, несмотря на проблемы, и достоверность теории Юнга в этом отношении очень высока. трудно бросить вызов. Кажется достаточно интуитивным, чтобы не сказать очевидным, что психика имеет как субъективные, так и объективные измерения, и оба должны учитываться, если мы пытаемся применить холистический психотерапевтический подход. Глубокая психология в огромном долгу перед Юнгом за этот вклад и его артикуляцию на протяжении всей его работы.

 

 

[1] Юнг, символы трансформации, CW. 5, с. xxiii

 

[2] Филогенетика (греч. φυλή, φῦλον — phylé, phylon = племя, клан, раса + γενετικός — genetikós = происхождение, источник, рождение) — в биологии — изучение истории, филогенеза, или истории. , развитие и взаимоотношения между группами организмов (например, видами или популяциями). Они обнаруживаются в основном с помощью матриц молекулярных данных, основанных на последовательностях нуклеиновых кислот и структурах белков. Таким образом, результатом филогенетических исследований являются гипотезы об эволюционной истории таксономических групп или их филогении (https://en.wikipedia.org/wiki/Phylogenetics)

 

[3] Критический словарь юнгианского анализа; стр. 155-156.

 

[4] Робертсон, Руководство для начинающих по юнгианской психологии.

 

[5] К.