Негосударственное общеобразовательное учреждение Средняя общеобразовательная школа

Кто такие интеллигенты: Интеллигент | это… Что такое Интеллигент?

Содержание

Кто такие интеллигенты? Что значит слово интеллигентный?

Автор:

Ньютон

05 марта 2019 03:45

Метки: владимир ленин   знания   интеллигент   лихачев   русский язык   словарь   фома аквинский   

Откуда появилось слово «интеллигент»? Кого так принято называть? Что думал Ленин про русскую интеллигенцию?

Источник:

Интеллигенция — это социальная группа, к которой относятся люди высокой культуры, профессионально занимающиеся умственным трудом. Интеллигент — человек, принадлежащий к этой группе.

Происхождение слова

Слово «интеллигенция» изначально указывало на широкий спектр мыслительной деятельности. Оно произошло от латинского глагола intellego, который переводится как «ощущать, воспринимать; познавать, узнавать; мыслить; знать толк, разбираться».

Итальянский философ Фома Аквинский считал, что ум и интеллигенция — различные понятия. «Интеллигенция — это отличная от ума сила, поскольку разум является силой, отличной от воображения или чувства», — писал он в богословском трактате «Сумма теологий». Он также напоминает, что слово «интеллигенция» в переводах с арабского использовалось в отношении ангелов: «по той, возможно, причине, что такие субстанции всегда актуально мыслят».

В значении социальной группы слово «интеллигенция» вошло в употребление примерно на рубеже XVII-XVIII вв. Как пишет социолог Н. В. Латова, «Люди, профессионально занимающиеся интеллектуальными видами деятельности (учителя, артисты, врачи и т. д.), существовали уже в Античности и в Средневековье. Но крупной социальной группой они стали только в эпоху Нового времени, когда резко возросло количество людей, занятых умственном трудом».

По мнению советского филолога Д. С. Лихачева, первыми русскими интеллигентами были дворяне-вольнодумцы в конце XVIII века: например, А.Н.Радищев и Н.И.Новиков.

Презрение к интеллигентам

В Толковом словаре Ушакова приводится еще одно значение слова «интеллигенция»: «то же, как человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями». В качестве примера приводится цитата В.И.Ленина: «Вот она, психология российского интеллигента: на словах он храбрый радикал, на деле он подленький чиновник»

Стоит отметить, что перед революцией 1917 года занятие умственным трудом перестало было основным признаком интеллигента. На первый план вышли оппозиция власти, гражданская ответственность и стремление к социальной критике.

По мнению некоторых социологов, к началу XXI столетия сформировались три вида интеллигенции: высшая (представители творческих профессий, изобретатели), массовая (учителя, врачи, журналисты) и полуинтеллигенция (ассистенты, медсестры, техники).

За рубежом в отношении тех, кто занят в сфере умственного труда, чаще используется термин «интеллектуалы» (intellectuals).

Метки: владимир ленин   знания   интеллигент   лихачев   русский язык   словарь   фома аквинский   

Новости партнёров

реклама

Филолог Янина Солдаткина: «Интеллигент — это человек, который подвергает все собственному осмыслению»

Когда мы говорим о культурном человеке, то применительно к России всегда вспоминаем об интеллигенции. В нашей стране многие годы она выступала в качестве законодателя не только подлинно культурного вкуса, но и зачастую подлинно нравственной позиции по отношению к власти и народу. Особенно сильно эта миссия русской интеллигенции проявилась именно в советские годы. О том, как эти люди воспринимали свою культурную роль в советском обществе и можно ли считать, что в сегодняшней России интеллигенции больше нет, мы поговорили с Яниной Солдаткиной, доктором филологических наук, профессором кафедры русской литературы XX–XXI веков Московского педагогического государственного университета (МПГУ).

— Янина Викторовна, как вам кажется, почему именно в России возникает эта особая фигура, которая в какой-то момент начинает выступать в качестве эталона культурности, — фигура интеллигента?

— Действительно, я соглашусь с тем, что интеллигенция — это чисто российское явление. Даже само слово вошло во все международные базы данных с пометкой, что это специфически русское понятие. Формирование «интеллигенции» началось еще в середине 60-х годов XIX века. И связано было с тем, что определенное количество образованных людей, причем необязательно дворянского происхождения, создают целую среду, в которой поддерживались определенные жизненные принципы.

Речь идет не просто об образованности, развитости интеллекта, но об «умственной порядочности», как это, на мой взгляд, очень удачно сформулировал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Иными словами, интеллигенту свойственны еще и некие нравственные установки. Поэтому, как считал Лихачев, интеллигентами можно назвать и декабристов, а если идти дальше, в глубь веков, то и Андрея Курбского, вступившего в знаменитую полемику с Иваном Грозным.

— Выходит, что судьба русской интеллигенции, если смотреть на нее через оптику Лихачева, всегда связана с тем, чтобы находиться в оппозиции к власти или хотя бы дистанцироваться от нее?

— Скорее, он говорит о том, что культурному человеку в России была свойственна независимость мышления. Иными словами, интеллигент — это человек, который не входит в корпорации, не поддается давлению массовой мифологии, но подвергает все собственному осмыслению. И конечно, независимость мышления довольно часто приводит человека к тому, что он оказывается в оппозиции. Причем необязательно к действующей власти. Это может быть и оппозиция, например, к вирусному мнению в «Фейсбуке».

При этом нельзя не вспомнить знаменитый момент из «Братьев Карамазовых» Достоевского, когда писатель с иронией замечает, что дайте русскому школьнику карту звездного неба, он ее вернет вам на другой день исправленной. То есть столь радикальная ставка на сомнение иногда может носить и комический характер. Однако для Лихачева важно было подчеркнуть, что интеллигент никогда не принимает готовых истин. Знаете, есть такая яркая и уже расхожая цитата из Баратынского — «лица необщим выраженьем». Вот интеллигент им обладает.

Но зачастую это действительно приводит его во внешнюю конфронтацию с властью, как это было у Курбского, у декабристов или у диссидентов. Но это может оборачиваться и внутренней эмиграцией, как это было у того же Лихачева, который, побывав на Соловках, всю оставшуюся жизнь занимался древнерусской литературой. Это может быть и позиция принципиальной аполитичности, каковую с разной мотивировкой занимали Иосиф Бродский или Борис Пастернак.

— Но почему, на ваш взгляд, именно в России культурный человек или интеллигент — это тот, кто априори находится в оппозиции?

— Здесь я бы привела пример Александра Пушкина — человека, конечно, не обделенного независимостью мышления. Думаю, что все помнят его «Капитанскую дочку», где изложена его важная для нашей беседы историческая концепция. Суть ее в том, что между верховной властью и народом, воплощаемым Пугачевым и Савельичем, необходима некая «прослойка», или соединительная ткань, которая, считал Пушкин, должна обеспечить коммуникацию между «верхами» и «низами». Таким медиумом для него были древние дворянские роды, а впоследствии, добавим мы, им стала интеллигенция.

И конечно, Пушкин прав: что в царской России, что в советской у народа не было своего представительства. Крестьяне, о которых в том числе переживали декабристы, его не имели. В советское время крестьяне и — в меньшей степени — рабочие также очень долго не имели своего открытого публичного представительства. И в итоге в роли их неформальных представителей выступила русская интеллигенция, которая в основном выполняла эту задачу через литературу.

Поэтому, отвечая на ваш вопрос, можно сказать, что особенность культурного человека в России, который часто ставил себя в оппозицию к власти, была во многом связана с особенностью политического устройства самой страны, где интеллигенция — по крайней мере таким был идеал — выступала как посредник, как некая сила, которая пытается в публичном пространстве озвучить интересы народа.

— В таком случае для чего Сталин совершенно явно решил выделить интеллигенцию в отдельную страту, в каком-то смысле даже противопоставив ее народу?

— Думаю, что если и говорить об особой культурной политике Сталина, то имеет смысл обратиться к ситуации после 1929 года, после изгнания Троцкого. Дело в том, что Троцкий очень активно заигрывал с интеллигенцией и был в какой-то степени кумиром определенной ее части. В частности, он как раз считал, что интеллигенцию можно и нужно использовать в целях пропаганды.

Мы прекрасно помним, как часть леворадикальной интеллигенции в ранние советские годы, из среды тех же футуристов, не просто сотрудничала с властью, а в какой-то степени этой властью была. Однако уже в 20-е годы было понятно, что часть мыслящих, думающих, образованных людей все больше и больше не соглашается с тем, что и как происходит в стране, и пыталась противостоять этому прежде всего в эстетическом отношении, которое зачастую приравнивалось к политическому.

А вот после 1929 года начинается, как сказали бы теперь, зачистка информационного поля. В первую очередь Сталин и партийные органы берут под полный контроль литературу — по сути, единственное на тот момент массовое средство передачи информации.

Распускаются все частные творческие союзы, а вместо них в 1934 году создается Союз писателей, куда допускается только та часть творческой интеллигенции, которая выказала власти свою лояльность и которая дальше будет заниматься тем, что доводить до массового читателя точку зрения партии. Но и тут, увы, не обходится без очень трагических историй публичных шельмований, покаяний.

— А была еще трагическая судьба Андрея Платонова.

— Платонов здесь — это отдельная и во многом значимая история. Для меня он — один из самых показательных примеров судьбы культурного человека в Советском Союзе. Потому что, с одной стороны, он был человеком из рабочего класса. То есть у него не было университетского, интеллигентского образования. Он был гениальным самоучкой и до сложнейших философских вопросов дошел своим умом. В этом смысле Платонов — это пример того, как революция «открыла шлюзы», дала возможность стать интеллигентным, образованным тем, кто, может быть, при царской России этой возможности не получил.

Но главное, что Платонов, казалось бы, абсолютно веривший в коммунизм — одно время был даже кандидатом в члены партии, — в 1928 году написал роман «Чевенгур», для того чтобы объяснить власти, что революция пошла не по тому пути, что насилие не является революцией. А потом он пишет повесть о коллективизации «Впрок», которую одни восприняли как гимн коллективизации, однако Сталин, как известно, пришел от нее в ярость. Есть легенда, что он на полях номера «Красной нови» с текстом повести пишет: «сволочь, подлец», и потом вызывает к себе Фадеева, тогдашнего редактора журнала, для объяснений. Разразился ужасный скандал. И, говорят, Платонов ответил на все это показательно: «Я писал для одного читателя, он меня не услышал».

И здесь мы вновь видим эту специфическую для русского культурного человека функцию — выразить мнение самых бедных и беззащитных. В данном случае — несчастных крестьян. Ведь позиция автора повести «Впрок» совершенно понятна: «Мы за коллективизацию, но не надо устраивать ее насильно, не надо над нами издеваться».

— Тем не менее, как вы сказали, советская интеллигенция выбирала разные стратегии — что по отношению к власти, что по отношению к народу. И хочется понять, как эти люди, которые чувствовали себя носителями культуры, жили в страшных условиях ХХ века — перед лицом репрессий, войны, голода, иногда и предательства?

— О некоторых примерах мы уже с вами успели поговорить. Можно привести еще один пронзительный пример — Осипа Мандельштама. Сначала он пытается как-то принять советскую власть. Потом, проезжая во время Гражданской войны от Петрограда до Крыма, претерпевает массу лишений и возвращается в столицу человеком, уже не разделяющим советских взглядов.

К концу 20-х годов он доходит до того, что начинает писать антисталинские стихи. Причем не просто пишет, но и читает их всем подряд. И естественно, условно, на десятом слушателе его арестовывают. В каком-то смысле здесь он выступает как бесстрашный пророк-обличитель того, что считал несправедливым в сталинском тоталитаризме. Но затем выясняется, что он совершенно не готов к последствиям. Что он интеллигент, а не боец с режимом и не готов к пыткам, к заключению. Он чуть не сходит с ума и в результате разных, трагических перипетий, попадает в страшную для него ссылку в Воронеж.

Здесь он лишен общения со своим кругом, с близкими по духу людьми. Читает одни советские газеты и пишет знаменитый «Воронежский цикл», в котором, между прочим, пытается вписаться в мейнстрим, посвятив Сталину так называемую «Оду», рассуждает о собственной «вине» перед государством. Но я думаю, что это было такое явное интеллигентское сомнение в собственной правоте, искренняя попытка понять — «может быть, народ правее меня».

Апелляция к народу, стремление, долг, как хотите, быть сопричастным народу, встречается у многих авторов этого времени. Как у Пастернака его доктор Живаго — это воплощение интеллигента, который считает, что мужчина должен, стиснув зубы, разделить любую судьбу своей страны. Это же, к слову, мы встречам и у Ахматовой: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». То есть эта сопричастность народной судьбе в глазах советской интеллигенции — очень важная категория культурного человека.

Другое дело, что ни у Пастернака, ни у Мандельштама, ни у Ахматовой этой сопричастности не получается достигнуть до конца. Потому что они другие — и отношение к ним совсем другое. Умный, культурный, интеллигентный человек подозрителен априори. Он не ходит строем, не поет гимнов, не подписывает писем, чего, увы, подчас от него требовала советская действительность.

Более того, что бы эти люди ни говорили о народе и о своем желании быть с ним, им всегда была невыносима мещанская культура и люди, живущие одними собственническими интересами, пытающиеся обустроить свою маленькую частную жизнь.

— Да, классическая поза культурного человека, особенно в России, когда любая практичность — это плохо.

— Вот именно. Лучше Обломов, который лежит на диване, чем практичный Штольц, к которому отношение всегда было холодное, если не брезгливое вовсе. И отсюда же, к слову, возникает стратегия ухода во «внутреннюю эмиграцию». Причем выражалось это необязательно так, как у Шаламова, который прямо антиправительственной деятельностью занимался. Но почти всегда эта дистанция была продиктована одной задачей — сохранением культуры как таковой. Удержать ее от полного уничтожения — как в физическом смысле, так и в духовном.

Вновь вспомним, как тот же Дмитрий Лихачев, который занимался вроде бы безобидными вещами, с точки зрения советской власти, — древнерусской литературой. Однако благодаря этому он косвенно способствовал сохранению православной культуры, пережившей колоссальный урон что в сталинские годы, что в хрущевские.

— Мне кажется, что пока все то, о чем мы говорили, в большей степени касается довоенного периода. И война в этом смысле стала очень важным рубежом — в том числе и в судьбе советской интеллигенции. Как вам кажется, можно ли говорить о том, что после войны ее мироощущение, как и задачи, которые эти люди культуры перед собой ставили, претерпело изменение?

— С одной стороны, война в какой-то степени способствовала легализации интеллигенции, ее выходу «на свободу». Начали печатать Ахматову, Платонова, которого только тогда молодое поколение советских писателей и узнало. С другой стороны, это потепление было временным, до 1946 года. Очень скоро гайки вновь начали закручиваться.

Реальные же изменения в жизни советской интеллигенции пришли уже во время хрущевской оттепели. Ведь Хрущев, хоть и совсем не был интеллигентом, понимал, что для разоблачения «культа личности» ему эти люди могут пригодиться. Не случайно Твардовский умудрился протолкнуть в печать «Один день Ивана Денисовича» именно под соусом борьбы с культом личности, и эта повесть взорвала советское общество.

В оттепельные годы начался настоящий расцвет. Состоялось первое «возвращение» в печать писателей, эмигрировавших или загубленных в 1920–1930-х годах. Вновь издают Пильняка, Бунина. Начинаются знаменитые чтения возле памятника Маяковскому.

И все это привело к тому, что после шестидесятников, которые еще грезили о том, что они, будучи культурными и политически активными людьми, способны повлиять на курс развития страны. Интеллигенция 1970–1980-х годов выбирает, по сути, две стратегии. Либо она принципиально отказывается от взаимоотношений с властью. Как пел Борис Гребенщиков, безусловный интеллигент, возникает «поколение дворников и сторожей», которое последовательно выбирает «этику ухода». Уходят в такие места, где они окажутся от партии и политики как можно дальше. Либо эти люди становятся диссидентами. Причем, как правило, с сильно идеологическим уклоном.

— Осталось ли сегодня что-то от этого образа советского интеллигента — носителя эталона культурного человека? Часто встречается мысль, что ничего подобного в современной России уже не осталось, что сама возникшая на обломках СССР действительность таких людей больше не предполагает.

— Думаю, что в каком-то смысле вы правы. И мне кажется, что изменилась сама среда обитания интеллигента — медиасреда. Главным образом в том, что сейчас мы живем в состоянии максимальной открытости. Условно, каждое наше телодвижение видно всем и всеми постоянно обсуждается. И конечно, в столь открытой среде исключена та закрытость, интимность, возможность оставаться наедине с самим собой, которая столь важна интеллигенту.

Кроме того, не стоит забывать того, о чем как-то сказал герой фильма «Берегись автомобиля»: «Деньги, товарищи, еще никто не отменял». Для большинства современной интеллигенции культура — это еще и способ зарабатывать деньги. Хорошо было советскому интеллигенту, который где-то работал, получал какие-то более-менее приемлемые деньги и мог позволить себе не заботиться о быте. Не секрет, что тот же доцент был пожизненно обеспечен. Иными словами, эти люди так или иначе были освобождены от забот, связанных с зарабатыванием денег в той степени, в какой люди интеллектуального труда обременены ими сегодня.

Сейчас на гонорары может жить только, наверное, писатель плана Дарьи Донцовой. Скажем, и Водолазкин, и Прилепин вынуждены заниматься далеко не только писательским трудом. А поскольку они зависимы от разных коммерческих структур, мы не можем быть уверены в чистоте, так сказать, их мотивации.

— То есть нет самого главного — независимости, свойственной модели культурного человека в России.

— Верно! Мы не можем говорить и о независимости писателя как таковой, так же как не можем говорить про интеллектуальную независимость ни одного из членов ведущих университетских корпораций.

Можно сказать, что в каком-то смысле сама социальная структура не находит сегодня места интеллигенту. Но, с другой стороны, писатели все-таки еще остаются властителями дум, по крайней мере, в нашем сознании они на это претендуют, мы к их мнению, к их произведениям прислушиваемся. Читая «Лавра» или «Авиатора» Водолазкина, мы можем пережить очень сильные нравственные волнения, по-новому взглянуть на Гражданскую глазами героев «Зимней дороги» Леонида Юзефовича…

Так что я не стала бы утверждать столь категорично, что интеллигенция исчезла, растворилась в небытии. Должна смениться эпоха, чтобы мы смогли непредвзято посмотреть и оценить наше время. Может быть, подлинная интеллигентность — она для современности своего рода нравственный и культурный идеал, недостижимый, но прекрасный, необходимый и, так сказать, чаемый, чему и наша беседа — доказательство.

Материал опубликован в  № 1 печатного номера газеты «Культура» от 28 января 2021 года в рамках темы номера «Культурный человек XXI века: каким он должен быть?».

Фото: www.studizba.com. На фото на анонсе —  картина Федоровой  Т.С. «Гости в мастерской художника», 1981 

Топ-100 публичных интеллектуалов The Prospect/FP

Обновлено 28 февраля 2017 г. | Infoplease Staff

Foreign Policy и британский журнал Prospect выбрали свою сотню лучших и предложили читателям проголосовать за пятерку лучших. Вот их критерии выбора.

Ирония этого списка «мыслителей» заключается в том, что он не выдерживает слишком пристального размышления. Проблемы определения и суждения, связанные с этим, обескуражили бы более строгие души. Но некоторые критерии должны быть прописаны. Что такое публичный интеллектуал? Кто-то, кто продемонстрировал отличие в своей области, а также способность выражать идеи и влиять на дебаты за ее пределами.

Кандидаты должны быть живы и по-прежнему активны в общественной жизни (хотя многие в этом списке уже прошли свой расцвет). Такие критерии исключали таких, как Александр Солженицын и Милтон Фридман, которые были бы автоматически включены 20 или около того лет назад. Этот список касается общественного влияния, а не внутренних достижений. И тут все становится действительно сложно. Оценить влияние достаточно сложно внутри собственной культуры, но когда вы изучаете разные культуры и языки, проблема становится намного сложнее. Очевидно, что на наш список из 100 человек повлияло то, где живет большинство из нас, на англоязычном Западе.

Мы пытались избежать проблемы «галочки в квадрате», когда x китайцев, y экономистов и z моложе 50 лет. Но мы также попытались придать должное значение важным мыслителям во всех основных интеллектуальных дисциплинах и центрах населения. Мы также постарались сделать так, чтобы все имена в списке были влиятельными, по крайней мере, в нескольких странах своего региона, если не во всем мире.

Проспект и Внешняя политика

Голосование завершено 10 октября 2005 г. В этом опросе проголосовало более 20 000 человек. См. результаты ниже.

The Prospect/FP Top 100 Public Intellectuals

Журналист, автор00554 Писатель0055
Rank Name Occupation(s) Country Total Votes
1. Noam Chomsky Linguist, author, activist США 4827
2. Умберто Эко Medievalist, novelist Italy 2464
3. Richard Dawkins Biologist, polemicist Britain 2188
4. Václav Havel Playwright, statesman Czech Республика 1990
5. Кристофер Хитченс Полемист США, Великобритания 1844
6. Paul Krugman Economist, columnist United States 1746
7. Jürgen Habermas Philosopher Germany 1639
8. Amartya Sen Economist Индия 1590
9. Джаред Даймонд Биолог, физиолог, историк США 1499
10. Salman Rushdie Novelist, political commentator Britain, India 1468
11. Naomi Klein Journalist, author Canada 1378
12. Ширин Эбади Адвокат, правозащитник Иран 1309
13. Эрнандо де Сото0055 Economist Peru 1202
14. Bjørn Lomborg Environmentalist Denmark 1141
15. Abdolkarim Soroush Religious theorist Iran 1114
16. Томас Фридман Журналист, автор США 1049
17. Pope Benedict XVI Religious leader Germany, Vatican 1046
18. Eric Hobsbawm Historian Britain 1037
19. Paul Wolfowitz Policymaker, academic США 1028
20. Камиль Палья Социальный критик, автор США 1013
21. Francis Fukuyama Political scientist, author United States 883
22. Jean Baudrillard Sociologist, cultural critic France 858
23. Славой Жижек Социолог, философ Словения 840
24. Даниэль Деннет Philosopher United States 832
25. Freeman Dyson Physicist United States 823
26. Steven Pinker Experimental psychologist Canada, United States 812
27. Джеффри Сакс Экономист США 810
28. Samuel Huntington Political scientist United States 805
29. Mario Vargas Llosa Novelist, politician Peru 771
30. Ali al -Систани Клирик Иран, Ирак 768
31. Э.О. Уилсон Биолог США 742
32. Richard Posner Judge, scholar, author United States 740
33. Peter Singer Philosopher Australia 703
34 Бернард Льюис Историк Великобритания, США 660
35. Фарид Закария Соединенные Штаты 634
36. Гэри Беккер 40054544.1005454.1005054.10050544.10054.1005054.1005054.1005054.1005054.1005054.1005054.1005054.1005054.10050544.10050544.100544.100544.600544.60054.
38. Чинуа Ачебе Романист Нигерия 585
39.5 90 Энтони Гидденс0055 Sociologist Britain 582
40. Lawrence Lessig Legal scholar United States 565
41. Richard Rorty Philosopher United States 562
42. Джагдиш Бхагвати Economist Индия, США 561
43. Fernando Henrique Cardoso Sociologist, former president Brazil 556
44. J.M. Coetzee Novelist South Africa 548
44. Niall Ferguson Historian Великобритания 548
46. Аян Хирси Али Политик Сомали, Нидерланды 546
47. Steven Weinberg Physicist United States 507
48. Julia Kristeva Philosopher France 487
49. Germaine Грир Писатель, академик Австралия, Великобритания 471
50. Антонио Негри Философ, активист Italy 452
51. Rem Koolhaas Architect Netherlands 429
52. Timothy Garton Ash Historian Britain 428
53 Марта Нуссбаум Философ США 422
54. Орхан Памук Turkey 393
55. Clifford Geertz Anthropologist United States 388
56. Yusuf al-Qaradawi Cleric Egypt, Qatar 382
57. Генри Луис Гейтс мл.0055 Scholar of Islam Switzerland 372
59. Amos Oz Novelist Israel 358
60. Lawrence Summers Economist, academic United States 351
61 .0055 Author, political commentator United States 339
63. Paul Kennedy Historian Britain, United States 334
64. Daniel Kahneman Psychologist Израиль, США 312
65. Сари Нуссейбе Дипломат, философ Палестина 297
66. Wole Soyinka Playwright, activist Nigeria 296
67. Kemal Dervis Economist Turkey 295
68. Michael Уолцер Политический теоретик США 279
69. Гао Синцзянь Писатель, драматург Китай0055 277
70. Howard Gardner Psychologist United States 273
71. James Lovelock Scientist Britain 268
72. Роберт Хьюз Искусствовед Австралия 259
73. Али Мазруи Политолог Kenya 251
74. Craig Venter Biologist, businessman United States 244
75. Martin Rees Astrophysicist Britain 242
76. Джеймс К. Уилсон Криминолог США 229
77. Роберт Патнэм Политолог United States 221
78. Peter Sloterdijk Philosopher Germany 217
79. Sergei Karaganov Foreign-policy analyst Russia 194
80. Сунита Нараин Эколог Индия 186
81. Ален Финкелькраут Essayist, philosopher France 185
82. Fan Gang Economist China 180
83. Florence Wambugu Plant Pathologist Kenya 159
84. Жиль Кепель Исламовед Франция 156
85.5 Крауке Крауке0055 Historian Mexico 144
86. Ha Jin Novelist China 129
87. Neil Gershenfeld Physicist, computer scientist United States 120
88. Пол Экман Психолог США 118
89. Джарон Ланье0055 Virtual reality pioneer United States 117
90. Gordon Conway Agricultural ecologist Britain 90
91. Pavol Demes Political analyst Slovakia 88
92. Элейн Скарри Литературовед США 87
93. Robert Cooper Diplomat, writer Britain 86
94. Harold Varmus Medical scientist United States 85
95. Pramoedya Ananta Toer Писатель, диссидент Индонезия 84
96. Чжэн Бицзянь Политолог Китай 76
97. Kenichi Ohmae Management theorist Japan 68
98. Wang Jisi Foreign-policy analyst China 59
98. Кишоре Махбубани Писатель, дипломат Сингапур 59
100. Синтаро Исихара 905, 5 автор Политик0054 Япония 57

. com/spot/topintellectuals.html

Источники +

Наши общие источники

  • Проспект/FP Top 20 Publics, 2008

0000 a, которые являются Intellest Antellectuals, 2008

0000 и FP, которые должны быть в курсе. Роль интеллигенции в обществе?

Документ семинара, 2004 г.

8 страниц, класс: A

КЛ

Кристиан Ландзидель (автор)


Выдержка

Inhalt

Введение

1. Кто такой интеллектуал?

2. Какова должна быть роль интеллигенции в обществе?
2.1 Должны ли интеллектуалы создавать утопии?
2.2 Роль интеллектуалов в тоталитарных, посттоталитарных и демократических обществах
2.2.1 Роль интеллектуалов в тоталитарных обществах
2.2.2 Роль интеллектуалов в посттоталитарных обществах
2.2.3 Роль интеллектуалов в демократических обществах

3. Заключение

Введение

Попытка определить, кто является интеллектуалом, приводит к общей невозможности дать «правильное» определение. Поскольку формулировка определения зависит от контекста, тематического поля, не может быть общепризнанного определения, объективного «прототипа» интеллектуала быть не может. Рассматривая интеллектуалов в контексте тоталитарных, посттоталитарных и демократических обществ, я проанализирую их выдающуюся роль в рамках этих трех типов режимов. Спросить что должна ли роль интеллигенции быть в обществе?», этот вопрос входит в нормативное поле.

В ходе программы мы столкнулись с несколькими научными подходами, которые по-разному определяют интеллектуалов, каждый из которых основан на соответствующей направленности. С гуманистической точки зрения каждый является интеллектуалом, хотя у него может и не быть функции интеллектуала (Foucault 1994). Подход интеллигенции подчеркивает роль образования, тогда как марксистское определение фокусируется на отношении к средствам производства: интеллектуалы производят культуру и поэтому противостоят производству товаров.

Ввиду этого разнообразия мой подход основан на представлении Макса Вебера об идеальном типе : действуя как модель, определение включает в себя несколько форм реализации; однако возможные отклонения от идеального типа не приводят к тому, что идеальный тип определен неправильно или неадекватно, поскольку он не претендует на подлинное изображение действительности, а представляет собой абстрактную модель, состоящую из преувеличенных черт.

1. Кто такой интеллектуал?

Исходя из этого и вдохновленного подходом Саксонберга и Томпсона (2002), определяющими элементами моего определения интеллектуалов являются следующие: и развитие культурных ценностей – в форме речи, книг, музыки, картин или скульптур. Интеллектуалами могут быть писатели, музыканты, художники, философы, социологи, священнослужители и т. д., чьи экспертные знания и исключительная способность к критическому осмыслению подтверждают их статус меньшинства. Они отличаются от сферы материального производства, которую составляют работники физического труда. Это различие основано на том факте, что интеллектуалы вели себя по-другому по сравнению с рабочими во времена социальных преобразований, как, например, польские восстания в 1968 (там же). Поскольку интеллигентский подход, фокусирующийся в первую очередь на образовании, также включал бы лидеров общества в группу интеллектуалов, это определение было бы неуместным по аналитическим причинам. Это справедливо и для гуманистического подхода — утверждение, что каждый является интеллектуалом, было бы бессмысленным из-за его размаха.

2. Какова должна быть роль интеллигенции в обществе?

2.1 Должны ли интеллектуалы создавать утопии?

С определением интеллектуалов тесно связана роль, которую они должны играть в обществе. Вообще говоря, интеллектуалы должны взять на себя рефлексивную точку зрения на общество. Если предположить, что интеллектуалы производят идеи, эти идеи могут носить критический характер и могут вызывать изменения. Одной из форм интеллектуального вклада является утопизм, который «возникает как страстное вопрошание и даже отрицание настоящего в пользу завтрашнего или вчерашнего дня» (Donskis 2000: 49).). Что касается ХХ века как «эпохи вполне свершившихся утопий» (там же: 33), то его ужасы разочаровывают утопическое мышление — предупреждают о его опасностях в свете тоталитаризма и связанного с ним насилия. Перед лицом мрачной истории утопий, воплощенных в жизнь, можно было бы спросить, должны ли интеллектуалы по-прежнему писать утопии или же их задачей должно быть спасение человечества от дальнейшего вреда утопических обществ (там же)? Поппер (1961) критикует мыслителей-утопистов за их целостный образ мышления, который выражается в предположении, что целые общества могут быть изменены, а эти утопии, воплощенные в жизнь, служат крупномасштабными экспериментами.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *