Гендерный маршрут — Семья: Из прошлого в будущее
С середины ХХ века социологи изучают процесс, называемый модернизацией семьи. Он начал развиваться под влиянием индустриализации и урбанизации и стал частью глобальных изменений в современном мире.
Исследователи обнаружили, что во многих культурах – с разной скоростью и разными последствиями — происходит разрушение традиционных (патриархальных) семейных моделей, основанных на разветвленных родственных сетях. Их сменяет так называемая супружеская семья. В ней взаимные обязательства супругов и родственников малочисленны, их взаимный контроль ослаблен. Структуру семьи образуют отношения муж- жена, родители — дети (до момента их совершеннолетия и отделения от родителей). Речь идет о хорошо знакомой нам современной городской семье, живущей отдельно от других родственников. Гендерные отношения в ней могут развиваться как на основе традиционного образца (муж — добытчик, кормилец, жена – домохозяйка), так и на основе различных вариантов «домохозяйства с двумя зарплатами».
Нередко отмечается, что современная семья переживает кризис. Одни исследователи называют его переходом к новым формам — более разнообразным и более подходящим для современных мужчин и женщин. Другие обращают внимание на то, что в глобальном обществе потребления семейные ценности сдают свои позиции, поскольку на первый план выдвигается индивидуальный успех и идет жестокая конкуренция за его достижение. В этой гонке вместе с мужчинами все активнее и эффективнее участвуют женщины.
Однако появление новых ценностных приоритетов не приводит автоматически к изменению традиционных воззрений на распределение ролей и утверждению гендерного равноправия в семье. Как формируются и закрепляются отношения гендерного неравенства, каким образом «создается гендер» в повседневной жизни? По мере того как женщины включаются в профессиональную жизнь и публичную деятельность, семья все более привлекает внимание исследователей, пытающихся ответить на эти вопросы.
Jeffrey Vanhoutte
Семья как проект: к разнообразию семейных моделей
Главные тенденции, характеризующие тип современной семьи, который доминирует в Европе и США с середины 1960-х годов, демографы связывают с изменениями в системе ценностей, прежде всего, с ростом индивидуализма и рационализма.
Это проявляется в уменьшении численности браков, распространении сожительств (когабитационных союзов), падении рождаемости и ее «старении», преобладании малодетных семей, увеличении числа внебрачных детей и распространении добровольной бездетности. Известный демограф Дирк ван де Каа выразительно охарактеризовал эти перемены, назвав их переходом от «золотого века» брака к когабитационному союзу; от пары «ребенок-король с родителями» к паре «короли с ребенком»; от контрацепции в целях предохранения от беременности к контрацепции как самовыражению; от однородного хозяйства к разнообразным типам семьи и домашнего хозяйства
О динамике семейных ценностей говорят результаты европейского исследования, начавшегося еще в 1978 году (к 2000 году в нем участвовало 33 страны, в том числе Россия; было опрошено 40000 человек.). Они подтверждают представления о том, что традиционные семейные ценности, такие как стабильный брак, наличие детей, их «центральность» в жизни женщины, слабеют. Значит ли это, что снижается ценность семьи в жизни современного (по крайней мере, европейского) человека? Ответить на этот вопрос сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Результаты европейского исследования 1978 – 2000 года свидетельствуют, что постепенно размывается традиционная форма совместной жизни — семья, основанная на зарегистрированном браке. Если в 1990 год 14% опрошенных согласились с тем, что брак стал пережитком прошлого, то в 1999-м ответивших так было уже 20% (Россия соответствует среднему показателю). В большинстве стран, участвовавших в исследовании, не только вырос удельный вес зарегистрированных разводов по отношению к бракам, но развод стал в большей степени оправдываться (по десятибалльной шкале одобрения/неодобрения средняя оценка составила 5.5, в России этот показатель — 5.2)
Желание иметь детей не всегда связывается с созданием семьи. Так, 41% шведов и 40% финнов полагали, что «ребенку не обязательно иметь обоих родителей». В России 53% опрошенных высказали позитивное отношение к образу жизни матери-одиночки (больше, чем в среднем по всем странам, где этот показатель составляет 44%). В некоторых европейских странах упала значимость наличия детей в семье, хотя для большинства людей она остается по-прежнему высокой.
В России – средний показатель оценок, но здесь чаще, чем в других европейских странах, встречается мнение, что жизнь женщины полноценна только тогда, когда у нее есть дети. Так считают 83% опрошенных россиян. (Для сравнения: в Голландии эту идею поддерживают лишь 7% респондентов.)
Результаты исследований, проведенных примерно в тот же период времени в США, показали, что между 1975–1991 годами в представлениях американцев о хорошей жизни ослабевали позиции семьи, в то время как значимость денег укреплялась: важность «счастливого брака» для «хорошей жизни» снизилась с 84 до 77%, а необходимость «иметь много денег» возросла с 38 до 55%. Тем не менее, все это не означает, что в массовых представлениях хорошая семья перестала быть условием счастья.
В европейском исследовании было выделено три группы стран. Первую составили развитые западноевропейские страны (Голландия, Бельгия. Дания, Швеция, Исландия, Северная Ирландия, Франция, Великобритания, Австрия). Их жители делают акцент на семье (88%), дружбе (5%), работе (52%) и свободном времени (43%).
Несмотря на высокую значимость семьи, именно в этих странах произошли примечательные перемены в отношении к семейным ценностям: брак чаще расценивается как пережиток, не осуждаются аборты, распространено несогласие с тем, что родители должны жертвовать всем для детей, утверждается высокая ценность самореализации и карьеры не только для мужчин, но и для женщин. Характерный пример из опроса, проведенного в конце прошлого века во Франции: в 1990 году восемь француженок из десяти полагали, что женщина не может добиться успеха в жизни, не имея профессии. В отличие от 60-х, в конце 90-х годов французские родители утверждали, что они придают такое же значение учебе девушек, как и учебе мальчиков, и большинство из них хотели, чтобы дочери сделали в профессии блестящую карьеру. Вторая группа – страны, в которых доминирует консервативный взгляд на семью, основанный на религиозных традициях (Италия, Мальта, Польша, Румыния, Греция). В этих странах особенно высока ценность семьи (89%), работы (69%) и религии (46%).
Третья группа (15 стран, среди которых — постсоциалистические страны, включая Россию, а также Германия, Испания и Португалия) принадлежит к промежуточному типу. В них доминируют ценности семьи (80%) и работы (58%) при самых низких, по сравнению с двумя другими группами стран, показателях ценности свободного времени (24%) и религии (15%).
Подчеркнем, что при всей очевидности перемен, затронувших все без исключения европейские страны, ни в одной из них семья не утратила своей первостепенной значимости. Более того, в ряду таких ценностей, как работа, семья, друзья, свободное время, политика, религия, семья ценится выше всего (в среднем, 84% опрошенных считали ее «очень важной», в России этот показатель составил 76%).
Американская исследовательница Арли Хохшилд известна своими открытиями новых социальных фактов и феноменов, влияющих на глубинные эмоциональные связи между людьми. В своих книгах она показывает, что в крайне рационализированном современном обществе, пронизанном идеологией рынка, семья и дом вытесняются на периферию, становятся маргинальным образованием.
Люди уделяют им меньше времени и сил, поскольку стержнем их жизни становится работа, требующая все больше времени и постоянной концентрации усилий. «Время для эмоций» становится роскошью, доступной немногим, а следовательно, семья начинает восприниматься как бремя. Постоянная нехватка времени и сил для выполнения семейных обязанностей вызывает постоянное чувство вины (особенно присущее женщинам), раздражение, ведет к росту конфликтов.
А. Хохшилд утверждает, что прессинг современной жизни все глубже «вталкивает» мужчин и женщин «в работу» и «в супермаркет». В повседневной реальности семья и близкие все менее способны оставаться центром жизненного мира, однако для большинства людей они тем самым приобретают более высокую ценность, чем раньше. «Мы оберегаем и лелеем в глубине души идею заветной семьи, и мы отделяем этот идеал от практики. Мы не связываем то, о чем мы думаем, с тем, что мы делаем», — объясняет этот парадокс А. Хохшилд.
Если «классическая семья» (отец-кормилец и мать-домохозяйка, прожившие в браке с юности до старости и вырастившие нескольких детей) определяла судьбу человека, то современная семья представляет собой один из проектов, которые человек осуществляет в течение жизни.
По мнению известного английского социолога Энтони Гидденса, это сопряжено с меняющейся ролью традиции в жизни современного человека, а в сфере интимной жизни выражается изменением идеала любви. «Романтический» идеал, предполагавший сохранение супружеских отношений на протяжении всей жизни и экономическую зависимость женщины от мужчины, постепенно сменяется идеалом «чистых отношений». В них на первое место выходит ценность интимности, которая предполагает эмоциональную открытость друг другу и равный «обмен» эмоциями. «Чистые отношения» в отличие от романтических, в принципе, не строятся с целью брака или даже сожительства Основанная на таких отношениях совместная жизнь продолжается лишь до тех пор, пока сохраняется взаимное, эмоциональное удовлетворение, открытость и доверие друг другу.
Большинство исследователей сходятся во мнении, что сегодня нет единственной, нормативной модели семьи. В России в последние полтора-два десятилетия более или менее единую для всех слоев населения советскую семейную модель («работающая мать») сменил выбор семейных моделей.
Результаты последней (2002) Всероссийской переписи населения обнаружили увеличение возраста вступления в первый брак, «откладывание» брака и рост незарегистрированных сожительств. Люди, особенно молодые, больше готовы к экспериментированию в личной жизни. Появились и даже приобретают популярность гостевые и экстерриториальные союзы (их еще называют «браками выходного дня»). Супруги проживают в разных квартирах (иногда по соседству), видятся раз-два в неделю, чаще всего по выходным. Считается, что такие союзы заключают занятые работой, материально обеспеченные люди, которые особенно ценят личную независимость, автономию и боятся рутины повседневности. Подобные союзы могут длиться несколько лет и даже десятилетий, а могут либо быстро закончиться разрывом, либо превратиться в обычный брак. Еще более редкие и экзотические формы отношений — «открытые» браки, когда каждый из супругов пользуется полной сексуальной свободой, а также групповые браки – принадлежность молодежной культуры. В них объединяются несколько пар (две-три), которые живут «коммуной» в течение двух-трех лет.
В такие союзы чаще вступают люди, временно живущие и работающие в больших городах.
Для современной семьи характерна неопределенность гендерных и родительско–детских отношений. Центральный пункт противоречий в ней (иногда такую семью называют постсовременной) — наличие сильнейших центробежных тенденций. Каждый из членов семьи стремится удовлетворять свои индивидуальные стремления, при этом размыты скрепляющие отношения нормы, которые были четко прописаны в традиционной семье. Такие нормы определяли, что экономический вклад мужчины-отца – основа его семейного главенства и что обязанность женщины-матери — вести домашнее хозяйство и ухаживать за детьми. В современной семье, напротив, все является объектом обсуждения — родительство, сексуальность, распределение домашней работы, финансы. Это делает отношения более хрупкими и конфликтными. По мере того как мужчины, женщины и дети перестают ориентироваться на патриархальную субординацию, на первый план выдвигаются их эмоциональные потребности и индивидуальные стремления.
Miles Aldridge
Трансформация российской семьи
В кризисные 90-е годы ХХ века в России усилилось экономическое значение семьи (развитие надомного труда, расширение семейного самообслуживания), а семейные отношения или отношения по типу семейных (в «ближнем круге» родственников и друзей) в еще большей степени, чем в советское время, стали восприниматься как единственная защита в нестабильном и враждебном внешнем мире. Семья превратилась в главную (нередко единственную) гарантию выживания не только для «традиционных» и «новых» бедных, но и для относительно состоятельных граждан.
В постсоветскую эпоху семья – своего рода буфер, смягчающий социальное напряжение в обществе. Она стала резервом неоплаченного и экономически неучтенного труда, компенсирующего провалы в экономике. Вместе с тем, гендерные отношения внутри домашних хозяйств, в основном, строятся по схеме «мужчина — добытчик семьи», а женщины считаются работниками «второстепенной значимости».
У них ограниченные возможности добиться карьерного роста, и они по-прежнему несут двойное бремя профессиональной занятости и домашних обязанностей.
В российском обществе существуют два фундаментальных ограничения, сужающих для большинства мужчин и женщин пространство личного выбора. Во-первых, это обострившийся риск бедности – результат обвального социального расслоения, начавшегося в 90-е годы. Во-вторых, неразрешенный конфликт традиционных и модернистских ценностей – результат того, что несмотря на пережитый в ХХ веке опыт советского равноправия, продолжающийся рост образованности среди женщин, их конкурентоспособность в профессии, общество во многом остается патриархальным. Об этом свидетельствуют противоречивые нормы, которые регулируют гендерные отношения в большинстве российских семей.
Большинство мужчин и женщин в России убеждено в том, что главенство в семье не зависит от экономического вклада супругов, и, как правило, именно женщина распоряжается деньгами. Жена может иметь не только собственные профессиональные интересы, но и стремиться к карьере, но материнские обязанности считаются безусловным приоритетом для женщины-матери, которая должна на неопределенное время («пока ребенок маленький») оставить работу и даже мысли о карьере.
Семейные обязанности рассматриваются как центр жизни женщины, но не мужчины, у которого другое предназначение. Тем не менее бытовые обязанности супруги должны делить поровну, поскольку признается, что ведение домашнего хозяйства -тяжелая работа, а брак должен основываться на взаимном уважении супругов, доверии и поддержке.
В постсоветской российской семье считается нормой, что дети не боятся отца, что родители объясняют им свои решения, что ребенок развивается свободно, а не так, как ему предписывают родители: они контролируют круг общения ребенка, а он, в свою очередь, согласовывает с родителями, как, например, тратить заработанные деньги. Родители должны помогать своим взрослым детям, а те, собираясь жениться, должны получить одобрение родителей.
Гендерные отношения в современной российской семье регулируются довольно гибкими нормами. Однако в этих отношениях постоянно присутствуют три основных «линии напряженности» или зоны борьбы за доминирование между мужчинами и женщинами.
Первая из них — это споры по поводу денег (кто и как должен ими распоряжаться). Мужчины считают, что женщина должна отвечать за ежедневные покупки, а решения о крупных тратах должен принимать мужчина. Как правило, женщины с этим не соглашаются. Мужчины чаще, чем женщины, поддерживают идею зависимости семейного главенства от экономического вклада, считая, что «деньгами в семье должен распоряжаться тот, кто их зарабатывает». Другая зона конфликтов — проблема сексуальной свободы в браке. На ее отсутствии настаивают мужчины, которые чаще, чем женщины, уверены, что факт измены жены должен однозначно приводить к разводу. Женщины, напротив, готовы мириться с изменой, и, если она не становится явной для окружающих, предпочитают сохранять брак. Наконец, третья группа — конфликты, связанные с воспитанием детей. Мужчины чаще, чем женщины — сторонники самостоятельности детей. Женщины, напротив, предпочитают их опекать и контролировать. Если мужчины, как правило, настаивают на необходимости отцовского («мужского») воспитания для мальчика, то женщины признают, что мать способна воспитать сына и без отца (в этом, судя по всему, сказывается влияние опыта матерей-одиночек, укоренившегося в «генетической» памяти нескольких поколений женщин).
Нормы гендерных отношений в российской семье, в целом унаследованные от советской эпохи, различаются у людей старших и младших поколений. Женщины старших возрастов (55 лет и более) считают, что «жена должна работать наравне с мужем, чтобы было, на что содержать семью». Это убеждение связано не с идеей гендерного равноправия, а с опытом «равенства в бедности» и вынужденной женской занятости. Соответствующий этой норме тип поведения, широко распространенный в советское время, теперь встречается чаще всего среди малоимущих и среди пожилых женщин (доля которых, как известно, значительна среди бедных). В отличие от многих своих матерей и бабушек, подавляющее большинство молодых женщин склоняется к тому, что наилучший способ организации семейной жизни — это семья с мужчиной-кормильцем. Для женщин средних и старших возрастов (35-44 года и 45-54 года, 55 лет и старше) характерна установка на родительскую опеку и стремление строго контролировать детей. Молодые женщины и часть женщин среднего возраста (до 24 лет и 25-34, 35-44 года) чаще, чем все остальные, озабочены стабильностью брака и придают особое значение сексуальным отношениям супругов, видя в них гарантию прочности отношений.
Они считают, что «супруги должны соответствовать друг другу по темпераменту — такой брак прочнее», а «жена не должна отказывать мужу в близости, даже если она чувствует себя усталой или больной». Молодые женщины не готовы говорить с мужем о том, что их не устраивает в интимных отношениях, озабоченные, главным образом, тем, что нужно сохранить брак.
Большинство тех, кто считает нормальной «двойную занятость» женщины, и что семья для женщины, безусловно, важнее, чем профессия — мужчины старших возрастов. Они утверждают, например, что «замужняя женщина не может долго задерживаться на работе, поскольку у нее есть обязанности по дому». Молодые мужчины составляют большинство среди тех, кто считает нормой семью с главенством мужчины: в ней муж принимает решения о крупных покупках, жена должна выбирать одежду в соответствии с его вкусами, и только отец может вырастить из мальчика полноценного мужчину. Они уверены, что дом и дети — дело женщины, а «настоящая женщина охотно занимается домашним хозяйством».
Самые молодые мужчины (моложе 24 лет) убеждены, что «деньгами в семье должен распоряжаться тот, кто их зарабатывает».
Многие отечественные исследования показывают, что женщины выступают за сохранение основ равноправной семьи советского типа, добавляя к этому требование, что зарабатывать обязан мужчина. Женщина в такой семье может работать и даже делать карьеру, хотя основная ответственность за семью и детей тоже лежит на ней. Создается впечатление, что женщины хотели бы снять с себя ответственность за экономическую сторону семейной жизни, но при этом не готовы принять роль домашней хозяйки и хотят сохранить контроль над мужчиной и детьми внутри семьи.
Мужчины, прежде всего молодые, мыслят себя не иначе, как в роли главы семьи, и хотели бы построить супружеские отношения по традиционному образцу, а родительско-детские -по модернизированному, ослабив родительский контроль и опеку. Тем не менее большинство мужчин все-таки признают, что карьера жены так же важна, как и карьера мужа, и супруги должны делить между собой обязанности по дому.
Безусловно, массовые представления о том, что такое норма в семье, меняются. Происходит движение от «равноправной» семьи советского типа с двойной занятостью работающей женщины-матери к семье с мужем-кормильцем. Ее признают наилучшей и мужчины, и женщины, но она не превращается в семью с мужским главенством, хотя мужчины (прежде всего молодые, не имеющие или имеющие малый опыт супружеской жизни) мечтают об этом.
В России остались почти не затронутыми традиционные гендерные границы, которые устанавливают различия между «настоящим мужчиной» и «настоящей женщиной», определяют представления о норме и отклонении в поведении мужчин и женщин. Однако, считая такие границы естественно заданными и незыблемыми, женщины и мужчины часто оказываются дезориентированными перед лицом быстрых изменений, которые вторгаются в их повседневную жизнь. Выигрывают те, кто готов пересматривать прежние границы и устанавливать новые, менее жесткие, меняя тем самым условия «договора». Речь не идет, разумеется, о юридическом документе, регулирующем права и обязанности мужчины и женщины в семье.
Внутисемейный гендерный договор (не путать с брачным контрактом!) – это неписанные правила взаимодействия, сложившиеся в семье. Они определяют сферы компетенции мужчины и женщины (кто за что отвечает), меру ответственности каждого за семью и за сохранение отношений, а также границы, нарушение которых может привести к их разрыву. Такой договор основывается на гендерной асимметрии, которая сложились в обществе, но, в конечном счете, он определяется повседневной практикой отношений мужчины и женщины в семье.
Вот несколько типичных коллизий, которые мы обнаружили, проводя исследования современной городской российской семьи .
Miles Aldridge
«Взаимная жертва»
Роль добытчика, кормильца семьи остается основой идентичности мужчины. На такой тип гендерных отношений ориентируется и женщина. В то же время в семейном союзе перед мужчиной и женщиной встает вопрос, как соблюсти баланс справедливости и общесемейных интересов. Психолог Марина Арутюнян обнаружила, что в семье существует «явный» и «скрытый» гендерный договор.
Явный — базируется на роли кормильца, скрытый — на отказе мужчины во имя семьи и семейного благополучия от ранее избранного профессионального (и тем самым, жизненного) пути. Говоря резче — на отказе от профессиональной идентичности во имя семейной и мужской идентичности. Это может порождать конфликт, аналогичный тому, который раньше был более характерен для женщин. «Результатом переоформления «двухкарьерной» семьи в семью с мужчиной-кормильцем становится большая напряженность (конфликтность, стрессогенность) мужской роли и меньшая – женской», — считает М. Арутюнян.
Подобный внутрисемейный гендерный договор предпочитают молодые образованные люди в возрасте 29-35 лет. Он часто сопровождается полным изменением жизненной (прежде всего профессиональной) стратегии и женщин и мужчин. Мужья, вошедшие в роль единственного добытчика и кормильца, как правило, вынуждены свернуть с привычного профессионального пути интеллигента. При этом, определив свой брак как «традиционный», они склонны рассматривать работу жены как развлечение, простительную блажь или потребность в общении.
Из интервью
Муж (юрист, предприниматель, по базовому образованию историк, закончил университет, 31 год): «…Если бы я оставался преподавателем в университете, я давно бы уже защитил диссертацию… Но я считаю, что мой выбор новой специальности был обусловлен в том числе и в первую очередь интересами моей семьи. Я просто не вижу возможностей для моей жены зарабатывать серьезные деньги в нашей стране. Я думаю, что психологически ее это устраивает, может быть, она сама это не понимает иногда, но устраивает. Если в советские времена равноправие декларировалось, по крайней мере его старались проводить в жизнь, то в настоящее время такого равноправия мужчины и женщины нет».
В таких семьях жены, обучавшиеся в тех же университетах, что и мужья, сознательно отказываются конкурировать в сферах, где «делаются деньги», поскольку эти сферы на них просто не рассчитаны. В этом состоит одна из главных причин, почему в российской семье роль мужчины-кормильца остается одной из главных гендерных границ и центральным пунктом идентичности «настоящего мужчины».
Одновременно, возрастает значение эмоциональной и психологической поддержки жены и ее вклада в поддержание семейного единства. Это заставляет мужчин и женщин, исповедующих ценность традиционной семьи (в которой, вообще-то, эмоциональная близость никогда не находилась в ряду главных семейных ценностей), быть внимательнее друг к другу, осознавать ценность интимности и оберегать эмоциональную близость.
Из интервью
Жена (историк, преподает в университете, 30 лет): «Я не хочу заниматься предпринимательством, потому что это, конечно, упирается в проблемы, которые у нас в стране сейчас остро стоят. Постоянный риск, страшные нервные нагрузки — я считаю, что никакие деньги лично меня сейчас не могут сподвигнуть заниматься этим делом. Семейный кошелек находится в руках мужа, потому что он, естественно, зарабатывает. Мне дается та сумма, которую я трачу на питание, на образование ребенка, на какие-то свои определенные расходы.
Он всегда принимает стратегические решения в нашей семье. Меня устраивает, что я не несу ответственности. Он рассказывает мне о работе, он хочет ощутить какую-то поддержку, какое-то понимание, что-то выплеснуть, рассказать о наболевшем. Он делится со мной, а я его внимательно выслушиваю».
В рыночном российском обществе, лишающем человека надежных социальных гарантий, профессиональная стратегия находится в полной зависимости от размера заработка Как правило, относительно высокий заработок обеспечивают «неженские» сферы занятости. В результате многие женщины вынуждены делать выбор в пользу семьи.
Из интервью
Жена (филолог, 32 года): «Я вообще не учитываю мой вклад в семейный бюджет, потому что те копейки, которые я зарабатываю, в нашей семье они уходят на мелкие карманные расходы, либо на подарки кому-то, когда я иду на день рождения, в гости или еще что-то. Поэтому они не играют никакой роли в бюджете. Конечно, если бы не ребенок и если бы хотя бы муж мне помогал по дому, я бы, наверное, давно защитила диссертацию.
Но на жертву стоит идти, ради семьи стоит. Сейчас я уже не жалею ни о каких жертвах, не жалею совершенно».
Итак, «скрытый» договор предполагает, что мужья ради того, чтобы обеспечить семью, отказываются от профессиональной самореализации в соответствии с полученным образованием. Жены, напротив, могут работать ради самореализации, но не претендуют зарабатывать деньги и отказываются прилагать сверхусилия, чтобы совмещать семью и профессию, отбирать время у семьи ради профессии. При этом, чем более мужья обеспокоены балансом власти в семье, тем настойчивее они повторяют, что работа жены это ее «хобби», способ уйти от скучного быта, «прихоть». Но и самые авторитарные из мужей не решаются отрицать право жен стремиться к профессиональной самореализации, даже если они рассматривают это стремление как «каприз». Очевидный, на первый взгляд, «сдвиг» в направлении традиционной модели («муж – кормилец и опора семьи», «жена – домашний ангел-хранитель») не ведет автоматически к возрождению патриархальной модели семейной власти, являясь, по сути дела, лишь распространенным способом адаптации мужчин и женщин в рыночном обществе.
Внутрисемейный гендерный договор, условием которого является «взаимная жертва» -типичный ответ семьи на разобщенность, царящую в социуме, где «каждый за себя». Это вызывает сильнейшую тревогу, а семья, дающая иллюзию убежища в жестоком мире, превращается в сверхценность.
Автор: О. Стоюнина-Здравомыслова, кандидат филологических наук, Горбачев-фонд
Гендер для «Чайников» © Фонд имени Генриха Белля«ЧТО С МУЖЧИНАМИ НЕ ТАК, ПОНЯТЬ НЕЛЕГКО…»
Интервью опубликовано на портале «БИЗНЕС Online» 23.02.18 под заголовком «Анна Темкина: «Что с мужчинами не так, понять нелегко…»». Материал подготовила Эльвира Самигуллина.
Известный гендерный социолог о «другой маскулинности», ребенке как «приложении к браку» и уровне «сексуальной распущенности» россиян.
23 февраля — день, когда все мужчины РФ слышат в свой адрес комплименты о том, какие они сильные, успешные и компетентные. Но праздник проходит, слова забываются, а социальные проблемы остаются, уверена профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Анна Темкина.
«БИЗНЕС Online» поговорил с экспертом об образованных мужчинах из среднего класса, занимающихся домашним хозяйством, гендерной идеологии Голливуда и важности сексуального образования.
Известный гендерный социолог Анна Темкина рассказала об образованных мужчинах из среднего класса, занимающихся домашним хозяйством, гендерной идеологии Голливуда и важности сексуального образования
«В РОССИИ ФАКТИЧЕСКИ НЕ СФОРМИРОВАЛАСЬ БАЗА ДЛЯ РЕАЛИЗАЦИИ КАЧЕСТВ «НАСТОЯЩЕЙ МАСКУЛИННОСТИ»
— Анна Андриановна, сегодня 23 февраля — День защитника Отечества, праздник, который неофициально превратился в День мужчин. Как в целом вы относитесь к нашим гендерным праздникам — 23 февраля и 8 Марта?
— Действительно, эти гендерные праздники очень сильно меняют свое значение. 8 Марта в оригинале было нацелено на достижение равноправия женщин, а превратилось в нашей действительности в День женщин. С 23 февраля произошло то же самое. Как вы справедливо сказали, из Дня Советской армии и Военно-Морского Флота (где служат не только мужчины, но и женщины, хотя и в меньшинстве) праздник трансформировался в День мужчин.
И в этом выражается специфический гендерный феномен, который связан со многими социальными процессами, в частности с идеологией утверждения традиционной мужественности.
В российском обществе социологи достаточно давно фиксируют феномен кризиса маскулинности, который говорит о том, что мужчины изображаются в СМИ, в дискурсе, в кинематографе как страдающие, имеющие слишком много обязанностей, с которыми они не в состоянии справиться, они много пьют, болеют, рано умирают. Соответственно, День мужчины — это символическая попытка восстановления и прославления ядра традиционной маскулинности, ритуального повторения фраз о силе, мужественности, значимости и прочего.
Современные мужчины и образцы мужественности меняются, эти процессы репрезентированы в средствах массовой информации и в культуре, но все еще мало научно осмысленны и недостаточно поняты обществом. Возникает паника по поводу того, что исчезают настоящие (то есть традиционные) мужчины, что что-то с ними не так. Гендерные исследования в России не развиты, что с мужчинами не так, понять нелегко, зато очень легко призвать «быть мужчинами», «защищать родину и женщин» и т.
д.
— Можно ли нарисовать портрет современного российского мужчины начала XXI века? Отличается ли он от условного западноевропейца?
— Это трудный вопрос, но в целом я бы сказала, что такой портрет нарисовать нельзя. Нам как социологам нужно внести в него дополнительные измерения: не существует «мужчин вообще» — они разные. Во-первых, влияет социальный класс. Мужчина, у которого есть ресурсы, очень сильно отличается от мужчины, у которого их нет. Образцы мужественности, на которые они ориентируются, также разные. Мы часто встречаем портрет мужчины, который обладает ресурсами, но это только портрет мужчины определенного социального класса — образованного, благополучного и т. д.
Во-вторых, у мужчины есть возраст. Практики и стереотипы в 20, в 40 и в 70 лет совершенно разные. В-третьих, есть этнический фактор: мужчина-татарин может сильно отличаться от русского мужчины или от еврея по культурным признакам, так же как и мужчина, проживающий в мегаполисе, от мужчины, проживающего в селе.
Например, в разных культурно-этнических группах по-разному выстроены образцы брака и отношения со старшим поколением, все это имеет связь с мужскими и женскими ролями и идентичностями. Поэтому социологически говорить о мужчинах вообще, как и о женщинах, довольно трудно. Но поскольку образцом мужественности часто выступает мужчина среднего класса, с образованием и определенным уровнем благополучия, то мы можем говорить о некоторых сходствах и отличиях от условных западных представителей данного социального слоя.
— Может, есть какие-то тренды, которые совпадают с западными?
— Некоторые тренды совпадают, хотя конфигурация у них иная. Есть тенденция к тому, что молодые образованные мужчины более гибко относятся к своей гендерной роли — среди них становится больше тех, кто вовлечен в заботу о детях, берет на себя многие обязанности в домашнем хозяйстве, следит за своим здоровьем, поддерживает карьерный рост своей жены, партнерши, заботится о своих пожилых родителях и т.
д. Он эмоционально вовлечен в заботу и личные отношения, а не только работает и приносит деньги в семью. Это общемировой тренд в индустриальных обществах, который проявляется и у нас.
С другой стороны, возникает тенденция — мужчины в практиках и в репрезентациях представлены как утрачивающие свою былую роль, перестающие быть единственным кормильцем. Он теряет власть над принятием решений в семье, на работе, в политике, он вступает в публичной сфере в конкуренцию с женщинами и предстает как «утративший подлинную мужественность». Это также общемировой тренд, но у нас он выражен в несколько иной конфигурации, в частности не осознается серьезное влияние феминизма на эти изменения. Как следствие начинается ностальгия по старым патриархатным ролям, 23 февраля превращается в День (настоящих) мужчин, прославления сильных мужчин и слабых женщин, наделения их качествами, отчасти утраченными в ходе модернизации, глобализации и гендерных сдвигов. Практического смысла в этом становится меньше, но тем более возрастает смысл символический.
— В общем, налицо серьезные изменения мужских социальных ролей.
— Конечно, нормы меняются, единая система отсутствует, постоянно идет идеологическая борьба за гегемонию того, что же является «правильной маскулинностью». Образцы маскулинности становятся менее определенными: одни — более жесткими, другие — менее. «Настоящая мужественность» становится более жесткой по своим предписаниям, предполагая не только то, что мужчина хорошо зарабатывает и имеет успех (это важное качество настоящей маскулинности), но и то, что он должен быть внешне и сексуально привлекательным, спортивным, модно одетым, чего раньше не требовалось, достаточно было денежных ресурсов. Кроме того, он должен заботиться о детях, о своей партнерше, быть вовлеченным отцом. То есть возникает много требований одновременно, которым почти невозможно соответствовать.
Особенные сложности существуют в России, где фактически не сформировалась база для реализации качеств «настоящей маскулинности» — частной собственности, либерального общества и индивидуальных прав личности.
В России не успела возникнуть и укрепиться «настоящая» либеральная, патриархатная, экономически независимая маскулинность за последние 20–30 лет, хотя тенденция к этому есть. С другой стороны, на мужчин уже оказывают влияние нормы современности, их практики выходят за пределы традиционных гендерных стереотипов. Мужчины, например, берут отпуск по уходу за ребенком, участвуют в родах жены. В Петербурге это вообще получает все большее распространение в образованном классе. Все больше молодых отцов вовлекаются в уход за детьми, они только грудью не кормят, а все остальное хотят и могут делать. Раньше это никогда не входило в требования маскулинности. И совокупность данных обстоятельств делает проблемной современную маскулинность.
В западном обществе с жесткими нормами помогала справиться большая общественная дискуссия, которая во многом инициируется феминизмом и гендерными исследованиями. Обсуждается, каковы мужчины, почему формируется именно такая роль, какие институты на это влияют, что может там меняться, в каких исторических условиях меняется, как влияет социальная и гендерная политика и т.
д. Есть разные научные журналы, проводится много исследований, вопросы обсуждаются политиками.
У нас этого нет или очень мало. Тематики не считаются достойными внимания, особенно после того, как умер серьезный исследовать маскулинности Игорь Кон, хотя у него есть ученики, есть исследовательницы в Москве, но хорошо, если это десяток человек. Большой и серьезной публичной дискуссии на эту тему нет. Если вопросы и возникают (а бывает это, кстати, довольно часто), то участники оперируют некритично используемыми штампами. Это очень затрудняет понимание того, что меняется и что происходит, каковы социальные и культурные причины и последствия. В этот праздник, 23 февраля, можно повторить все штампы: будем говорить, что наши мужчины сильные, смелые, защитники родины, успешные, профессионалы, мы на них надеемся, они компетентны и рациональны и т. д. 23 февраля скажут и забудут, а социальные проблемы останутся.
«ДЛЯ ОСВОЕНИЯ МУЖЧИНАМИ ЖЕНСКИХ РОЛЕЙ СУЩЕСТВУЕТ ГОРАЗДО МЕНЬШЕ СОЦИАЛЬНЫХ И КУЛЬТУРНЫХ СТИМУЛОВ»
— Можно ли говорить о том, что в западном мире границы между традиционно «мужским» и «женским» уже трудно различимы?
— Между традиционными ролями различимы очень хорошо, а вот между современными некоторые границы становятся более гибкими.
То есть и женщины, и мужчины работают, могут добиваться успехов в профессиональной сфере. И те и другие могут заниматься домашним хозяйством и заботой о ребенке, больных и пожилых родственниках…
— В нашем обществе гендерные роли мужчин принято обозначать как «добытчик», «защитник», «глава семьи». Они сохраняются, но при этом нельзя не заметить, что в моде «мягкая», даже женственная мужественность. Все больше ценится в мужчинах не физическая сила, смелость, умение рисковать, а интеллект, сдержанность, умение сопереживать и заботиться.
— Образцы маскулинности исторически изменчивы. Они меняются и в социальных контекстах. Во многом сохраняется традиционная маскулинность, кое в чем даже усиливается. Но формируются и альтернативные образцы, другая маскулинность. Я бы не стала говорить, что она женственная, в этом есть оттенок «неправильной» маскулинности — она просто другая, в ее гендерную роль включается забота, исключенная из традиционной роли. Это эмоциональная забота, способность соучаствовать, сопереживать, понимать партнера, ребенка, пожилого человека.
— Но ведь и традиционные гендерные роли женщин — «хранительница домашнего очага», «мать», «жена» — тоже изменились. Теперь ценятся еще и деловитость, стрессоустойчивость, смелость.
— Женские роли начали меняться гораздо раньше, достаточно давно, в период индустриализации. Сильно поменяла женские роли советская власть, причем сделала это одной из первых в мире после революции. То, что женщины стали вовлекаться в оплачиваемую занятость, — самый главный признак изменения женских ролей. Вовлеченность в оплачиваемую занятость означает, что у нее есть постоянный собственный источник дохода. При классическом патриархате у женщины его нет, она полностью зависит от мужчины. Если есть, то это означает, что ее роль изменилась, она может прожить и без мужчины, она не так сильно зависима от его дохода. Это происходило в России в ХХ веке. А в XXI вовлеченность женщин в разные виды деятельности стала расширяться, хотя радикальные изменения произошли 100 лет назад.
— Получается, что женские роли меняются быстрее?
— Изменение женских ролей стимулируются очень многими факторами — феминисткой идеологией, индустриализацией, потребностями рынка труда.
В России, в Советском Союзе феминистская идеология распространения не получила, зато государство было заинтересовано в рабочей силе, поэтому вовлекало женщин в производство. На Западе механизм работал иначе, на него очень сильно влияло феминистское движение. С другой стороны, женщины сами заинтересованы в изменении своих ролей, расширяя их диапазон, они повышают свой статус и увеличивают ресурсы. Если женщина начинает осваивать мужские профессии, занимает должность руководителя, которая ранее считались мужской, уровень ее благосостояния повышается.
А для освоения мужчинами женских ролей существует гораздо меньше социальных и культурных стимулов. В такие женские виды занятости, как культура, образование, воспитание детей, мужчины идут менее охотно. Заработки в этих отраслях низкие, кроме того, существуют довольно жесткие стереотипы «немужской профессии», например специалист сестринского звена, акушерка или воспитательница детского сада. То есть социальные стимулы помогают женщинам идти в мужские профессии, а мужчинам в женские, напротив, препятствуют.
Когда мужчины больше начинают заниматься домашним хозяйством, в этом просматривается некоторая вынужденность — женщина работает, ей нужно с кем-то делить обязанности. То есть изменения мужских ролей оказываются запаздывающими.
«ПОСЛЕ РАЗВОДА МУЖЧИНА ПЕРЕСТАЕТ ВОВЛЕКАТЬСЯ В ЗАБОТУ О РЕБЕНКЕ»
— Мария Арбатова, комментируя нашей газете громкую статью Владислава Суркова «Валентинка в багровых тонах», сказала: «Женщины у нас сидят как в традиционно варварской стране — в воспитании, в образовании и в медицине». Так и есть?
— Правда, но я бы не стала говорить о «варварской стране». Может быть, это некие рудименты. В обществах XXI века повышается роль образования, здравоохранения, всех тех отраслей, которые связаны с человеческим капиталом. Если государственный бюджет пойдет в большей степени на медицину и образование, чем на оборонку, то, возможно, нам всем от этого будет лучше. А если в этих отраслях — с резко возросшими бюджетами — останутся женщины, это будет свидетельством того, что мы живем в современном обществе.
Однако там, где больше денег, обычно становится больше мужчин — они должны быть основными добытчиками, общество продолжает от них это ожидать.
Пока культура, образование, здравоохранение имеют вторичный статус и соответствующее вторичное финансирование, там будет больше женщин. По очень простой причине — ниже заработки. Кроме того, действуют гендерные стереотипы, согласно которым женщины более склонны к педагогической деятельности. Так работают социальные процессы, в результате которых менее статусные позиции женщин в профессиональной сфере выглядят «естественными».
— А можно сказать, что борьба женщин за равноправие полов закончилась тем, что многие теперь работают и за себя, и за мужчин, а мужчины снимают с себя часть ответственности?
— Такая тенденция в России, конечно, есть. Она не единственная и является как раз тем феноменом, который описывается через понятие «кризис маскулинности». И это не только российский феномен. Когда меняются женские роли, мужчины к этому приспосабливаются с трудом.
Приходится отходить от традиционных стереотипов, и это довольно болезненный процесс, кому-то это удается, кому-то нет. В условном западном обществе (они разные) существует определенная государственная политика, помогающая не только женщинам, но и мужчинам преодолевать жесткость гендерных ролей.
Например, в некоторых странах Скандинавии, которые поддерживают вовлеченное отцовство и заботу отца о детях, государство открыто говорит о том, что очень важно для общества, семей, детей, мужчин и женщин, чтобы отцы были ответственными родителями. В России также некоторые политики могут сказать, что роль отца должна расти, но вряд ли будет понятно, что это связано с гендерным равенством. Это может означать и то, что если мужчина будет зарабатывать больше денег, то он будет ответственным отцом, и этого достаточно, вникать в проблемы воспитания и осуществлять рутинную заботу совсем не обязательно. А скандинавские страны проводят специальную социальную политику, которая вовлекает мужчин в заботу о ребенке.
Мужчине дают отпуск по уходу за детьми, который дополняется к отпуску матери. Так государство стимулирует мужчин, чтобы они становились ответственными родителями. В России такой политики нет, есть только лозунги, призывающие мужчин стать более ответственными. В традиционной гендерной культуре это означает, что отец должен больше зарабатывать.
Исследования моих коллег показывают, что распространенный феномен разводов в России приводит к тому, что мужчина, который уходит из семьи, перестает быть реальным отцом. Возможно, он даже платит алименты в таком объеме, который позволяет поддерживать прежний уровень благосостояния ребенка, но он, как правило, перестает вовлекаться в заботу о ребенке — последний был как приложение к браку, а не к его отцовской роли. А практическое ответственное родительство ведет к тому, что, несмотря на развод, отец — это пожизненная роль, такая же, как и материнская. И ответственность у обоих родителей равная. Но суды на стороне консерватизма, согласно которому считается, что только мать единолично способна к осуществлению родительской роли.
Процессы изменения медленные и зачастую болезненные.
«ДВОЙНОЙ ГЕНДЕРНЫЙ СТАНДАРТ — УДОВОЛЬСТВИЕ ДЛЯ МУЖЧИН, А ДЛЯ ЖЕНЩИН — КАК ПОЛУЧИТСЯ…»
— Каково ваше мнение о скандале вокруг Харви Вайнштейна в США? Это пример успешной борьбы женщины за свои права или желание отдельных персонажей шоу-бизнеса раскрутить сою популярность?
— Я плохо знаю контекст происходящего. Надо узнавать историю, детали, внимательно изучать американскую прессу, чтобы можно было компетентно ответить. Вполне возможно, что там происходит и то, и другое, и что-то еще, но экспертной оценки у меня нет. Сложная ситуация, не все в ней мне понятно, не все в ней однозначно. Ясно то, что это Голливуд, а Голливуд — это глобальный законодатель мод. И в данном смысле очень важно, какую гендерную идеологию он транслирует. Сейчас он транслирует идеологию, связанную с женскими правами, с борьбой с насилием, и такой знак имеет большое символическое значение. Феномен насилия очень мало озвучен, в российском обществе особенно, а насилие — это форма патриархата и мужских властных привилегий.
— Когда в России подобные сексуальные скандалы будут стоить успешным мужчинам должностей и репутаций?
— Когда российская киноиндустрия станет глобальным законодателем мод и пространством формирования новых гендерных норм наравне с Голливудом, тогда, возможно, будут стоить. Но вряд ли это произойдет завтра. До этого еще далеко, я пока не вижу такой тенденции.
— А меняется ли как-то восприятие сексуальных отношений в России? Как мы пережили сексуальную революцию конца 80-х – начала 90-х?
— Как весь западный мир пережил, так же и мы пережили. Но не без дополнительных сложностей. Сексуальная революция произошла, но у нас до сих пор нет сексуального образования в школах, поэтому число абортов, хоть и уменьшается, все равно достаточно высокое в России. И есть другие последствия, например заболевания, передающиеся половым путем. Сексуальная революция произошла, а изменения сексуальной культуры запаздывают. В нашем консервативном обществе сексуальное образование выглядит как что-то ужасное, неморальное и развращающее, в то время как в нем есть простой прагматичный смысл.
Сексуальная жизнь отрывается от брака, начинается гораздо раньше, чем брак и у мужчин, и у женщин. Увеличивается число партнеров. Это означает, что растет потребность в безопасных сексуальных отношениях и грамотном использовании контрацепции для того, чтобы это не приводило к нежелательной беременности и заболеваниям. Объяснить, как пользоваться контрацепцией, профессионально могут врачи, специалисты сестринского звена. В этом и есть основная суть сексуального образования.
Молодые люди могут проконсультироваться индивидуально, найти информацию в интернете, но системы нет, значит, все время происходят сбои. А это приводит, как я сказала выше, к нежелательным беременностям, в том числе у очень молодых женщин, к абортам, к распространению заболеваний, передающихся половым путем. Так что, с одной стороны, мы находимся в глобальном тренде сексуальной революции. Ее главные признаки: секс не равен браку, для женщины секс означает удовольствие, люди способны контролировать деторождение. С другой — риски выше, чем в тех обществах, где есть сексуальное просвещение.
— Вы как раз подробно говорили об этом в своей статье «Что делает секс опасным».
— Да, именно. Молодежь сейчас более грамотная, активно пользуется контрацепцией. Но есть много барьеров и сбоев. Традиционные гендерные стереотипы сильны, в том числе силен и такой стереотип, что «настоящий мужчина» контрацепцией не пользуется. В итоге женщина оказывается в уязвимом положении. Еще один стереотип — мужчина не должен думать о репродукции и предохранении, это дело женщины. Хотя в современном мире в нормальных цивилизованных парах невозможно, чтобы об этом думала только женщина, пара думает и действует вместе. Но для этого нужны переговоры, а традиционная маскулинность ее не предполагает — все должно происходить «естественно», само собой. Конечно, молодежь находит эффективные способы защиты, но не все. Это, как правило, делает средний класс, образованные люди. Те, у кого меньше культурных капиталов, ниже образование, имеют проблемы с использованием контрацептивов.
— Это общемировая тенденция?
— Была общемировой до сексуальной революции, до феминистских движений.
Сейчас о безопасном сексе думают все, потому что заботятся о своем здоровье. Это же тоже изменение гендерных стереотипов, не только женщины, но и мужчины заботятся о своем здоровье. Если заботятся о здоровье, значит, думают о контрацепции. Мужчины тоже участвуют в планировании семьи, планируют рождение детей, готовятся к наступлению беременности у партнерши и т. д. Другой вариант — полагаться на судьбу, как само получится или женщина об этом подумает. Такой паттерн тоже сохраняется, но понемногу уменьшается.
Важно показать связь между, допустим, распространением заболеваний, передающихся половым путем, и традиционными гендерными стереотипами или между нежелательными беременностями, абортами и жесткими традиционными гендерными стереотипами. Чем более гибкие роли, чем более рефлексивны взаимодействия, тем больше переговоров между партнерами, тем меньше вероятность попасть в нежелательные ситуации. Они, конечно, не исчезают, но происходят реже и проще регулируются.
— А вот это полагание «на судьбу» присуще мужчинам независимо от социального статуса?
— Чем выше образование, чем моложе люди, тем больше они хотят контролировать свою жизнь.
Это касается современных российских и мужчин, и женщин.
— Как бы вы сейчас оценили уровень «сексуальной раскрепощенности» в нашей стране?
— Мы фиксируем тенденции того, что люди уже достаточно давно вступают в сексуальные отношения до брака, хотя есть культуры, которые этого не делают или делают гораздо реже. Но если мы говорим о российских городских культурах европейской части, то там вступают в сексуальные отношения до брака гораздо чаще, больше имеют сексуальных знаний, предпочитают сексуальное разнообразие по сравнению с предыдущими поколениями.
Довольно важно и то, что женщины в сексуальных отношениях настроены на получение удовольствия, и это тоже существенное отличие по сравнению с позднесоветскими поколениями. Двойной гендерный стандарт (удовольствие для мужчин, а для женщин — как получится, при этом исключительно на женщин ложится решение проблемы нежелательной беременности) постепенно уходит в прошлое. Кроме того, сексуальное разнообразие и удовольствие необязательно связано с долгосрочными отношениями.
Но при этом свободная сексуальность становится более рискованной, если не иметь знаний, не пользоваться контрацепцией. Все более ясно осознаются проблемы насилия, которые до поры до времени в семейных отношениях не считались общественной проблемой. И это тоже вопрос двойного гендерного стандарта.
«ЗАПАДНЫЕ СЕМЬИ УЖЕ ДАВНО ЖИВУТ ПО ПРИНЦИПУ «ДВА ВЗРОСЛЫХ ЧЕЛОВЕКА — ДВА РАБОТНИКА»
— Существует такой стереотип — российские женщины мечтают выйти замуж за иностранца и уехать из России. Практически у каждого из нас есть несколько знакомых, так устроивших свою судьбу. Почему такие жизненные стратегии у российских женщин? Это побег в поисках лучше жизни или один из эффектов глобализации?
— Это настолько большая тема, что я об этом отдельно к 8 марта расскажу. Здесь очень много разных обстоятельств. Как бы это сказать… Сильно работают традиционные гендерные стереотипы, этим женщины бывают очень часто разочарованы. Они едут совсем не за тем, что происходит на практике.
Почему они уезжают? Ну здесь все понятно. Какие в России пенсии и какая будет в Европе, если они там будут работать или даже получать пособие на ребенка? Ну конечно, их жизнь, если она хорошо сложится, будет лучше — они будут жить в более хорошей экологической ситуации, образование дети получат более качественное, медицина будет надежной и т. д.
— То есть уезжают они ровно по тем же причинам, что и любые мигранты…
— Да. А вот что здесь специфически гендерного, это, повторю, отдельная большая тема.
— Возможно, российским женщинам кажется, что иностранцы более воспитанные, более надежные мужчины, чем российские?
— Это правда, им так кажется. Я даже думаю, что до какой-то степени они правы, потому что, например, семейное насилие во многих странах уголовно наказуемо и реально наказуемо. Но часто женщины заблуждаются в том, что «западные мужчины» — это те мужчины, которые будут кормильцами в семье. Это не так. Западные семьи уже давно живут по принципу «два взрослых человека — два работника».
И каждый вносит свой вклад в семейный бюджет. На заработок одного члена семьи просто невозможно выжить, если это не высшая страта. И в этом смысле ожидать, что жизнь будет построена на Западе по традиционным гендерным стереотипам, — очень большое заблуждение. Она будет построена как раз по феминистским стереотипам, эгалитарным.
Если российские женщины ожидают этого, то ожидания оправдаются. Но я очень сомневаюсь в этом. Скорее они ждут, что мужчина будет кормильцем. Да, считается, что российские мужчины не кормильцы, они спиваются, безработные, а вот там ждет благополучие. Ждет, но в совершенно другой гендерной системе, где у женщины очень близкие права к мужским. И если будет рожден в этом браке ребенок, то отец при разводе имеет точно такие же права, как и мать. Ребенок не останется по умолчанию с матерью. Будет судебное разбирательство, и с большой долей вероятности женщина может пострадать, потому что муж — гражданин этой страны, значит, может обеспечить лучшие условия для ребенка.
Так что довольно серьезные ловушки могут подстерегать на этом пути.
Темкина Анна Адриановна (родилась 19 сентября 1960 года) — российский социолог, доктор философии в области социологических наук.
Профессор факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Совместно с Еленой Здравомысловой руководит программой «Гендерные исследования» на базе факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. В прошлом декан факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге (2003–2005).
Один из ведущих специалистов в области гендерных исследований, феминистской теории, социологии здоровья и медицины в России. В качестве приглашенного преподавателя и исследователя работала в Европейском гуманитарном университете, Университете Йоэнсуу, Университете Тампере и Хельсинском университете. В разное время являлась участником и руководителем многих исследовательских проектов, занималась организацией научных конференций и летних школ по гендерным исследованиям и исследованиям сексуальности.
Является автором книги «Сексуальная жизнь женщины: между подчинением и свободой», опубликованной в 2008 году в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге, в которой исследователь анализирует биографический опыт женщин из России, Армении и Таджикистана, где для социума характерно сочетание модернизационных и традиционалистских тенденций в сфере сексуальности. Совместно со Здравомысловой редактировала несколько сборников и монографий по гендерным исследованиям и социологии здоровья и медицины. Участвует в различных научно-популярных проектах, занимается научной публицистикой, является автором статей в книгах «Гендер для чайников» и «Гендер для чайников 2».
Иллюстрация: Primitive Man Using Fire. Connecticut State LibraryConnecticut State Library
Упадок отцовства и кризис мужской идентичности
Испытываем ли мы эрозию отцовства?
Когда мы отмечаем День отца, нам может быть полезно подумать о том, что случилось с отцовством и, конечно же, с мужской идентичностью в Америке.
Некоторые утверждают, что Америка быстро становится обществом безотцовщины или, точнее, обществом отцов-отцов. Важность и влияние отцов в семьях значительно снизились после промышленной революции и в настоящее время достигают критических размеров. Почти полное отсутствие мужских образцов для подражания проделало во многих городских районах дыру размером с половину населения. Например, в Балтиморе только 38 процентов семей имеют двух родителей, а в Сент-Луисе эта доля составляет 40 процентов.
Америка — единственная развитая страна в мире, в которой не предусмотрен какой-либо оплачиваемый отпуск по беременности и родам. Он также не предлагает оплачиваемый отпуск для молодых отцов.
Во все времена и во всех культурах отцы всегда считались важными — и не только из-за их спермы. Действительно, ни одно известное общество никогда не считало отцов потенциально ненужными. Брак и нуклеарная семья — мать, отец и дети — являются наиболее универсальными существующими социальными институтами.
Ни в одном обществе рождение детей вне брака не было культурной нормой. Наоборот, забота о легитимности детей почти универсальна.
Как утверждает Александр Мичерлих в «Общество без отца », «прогрессирующая потеря авторитета отца и уменьшение его власти в семье и над семьей».
«Если нынешние тенденции сохранятся, — пишет Дэвид Попено, профессор социологии Университета Рутгерса и автор книги «Семьи без отцов », — процент американских детей, живущих отдельно от своих биологических отцов, достигнет 50% к следующему столетию. ». Он утверждает, что «эта массовая эрозия отцовства в значительной степени способствует возникновению многих основных социальных проблем нашего времени… У детей без отца фактор риска в два-три раза выше, чем у отцовских детей, что может привести к широкому спектру негативных последствий, включая прекращение учебы в средней школе. , родила в подростковом возрасте и стала несовершеннолетней правонарушительницей».
Обширное исследование было проведено по этой теме Дэвидом Бланкенхорном, автором книги Америка без отца , председателем Национальной инициативы отцовства и основателем/президентом организации Института американских ценностей, а также Попено и множеством других исследователей.
Ниже приводится образец их выводов.
- Приблизительно 30% всех американских детей рождаются в семьях с одним родителем, а для чернокожего сообщества эта цифра составляет 68%;
- Среди 49 стран США делят с Колумбией второе место по количеству детей, растущих в семьях с одним родителем. Только в Южной Африке этот показатель выше. Для сравнения: США отстают не только от всех развитых стран (западных и восточных), но и почти от всех развивающихся.
- Среди 17 стран Северной Америки, Западной Европы, Восточной Европы и Океании США занимают 8-е место по количеству детей, рожденных вне брака. В США этот показатель выше, чем во всех, кроме 2, из 16 стран Африки к югу от Сахары, Ближнего Востока и Азии.
- Дети без отца подвергаются значительно большему риску злоупотребления наркотиками и алкоголем, психических заболеваний, самоубийств, плохой успеваемости, подростковой беременности и преступности, по данным Министерства здравоохранения и социальных служб США, Национального центра медицинской статистики.
- Более половины всех детей, живущих с матерью-одиночкой, живут в бедности, что в 5-6 раз больше, чем у детей, живущих с обоими родителями;
- Жестокое обращение с детьми значительно чаще происходит в семьях с одним родителем, чем в полных семьях;
- По данным Бюро переписи населения США, 63% самоубийств среди молодежи происходят из семей без отца;
- 72% подростков-убийц выросли без отцов. Согласно исследованию Д. Корнелла (и др.) в журнале Behavioral Sciences and the Law, 60% американских насильников выросли одинаково;
- 63% из 1500 генеральных директоров и директоров по персоналу заявили, что отцу нецелесообразно брать отпуск после рождения ребенка;
- Согласно отчету Национальной ассоциации директоров о состоянии средних школ, 71% всех бросивших школу происходят из семей без отца;
- Согласно отчету журнала Criminal Justice & Behavior, 80% насильников, мотивированных смещенным гневом, происходят из семей без отца;
- В семьях с матерью-одиночкой в США около 66% детей младшего возраста живут в бедности;
- 90% всех бездомных и сбежавших детей из семей без отца;
- Дети из семей с двумя родителями с низким доходом превосходят учащихся из семей с одним родителем с высоким доходом. Согласно исследованию, проведенному Фондом Чарльза Ф. Кеттеринга, почти в два раза больше отличников происходят из семей с двумя родителями, чем из семей с одним родителем.
- Согласно исследованию Центра по контролю за заболеваниями, 85% всех детей с поведенческими расстройствами происходят из семей без отца;
- Из всех насильственных преступлений против женщин, совершенных близкими людьми, около 65 % были совершены либо бойфрендами, либо бывшими мужьями, по сравнению с 9 % мужьями;
- Девочки, живущие с неродственными отцами (парнями и отчимами), подвергаются более высокому риску сексуального насилия, чем девочки, живущие с родными отцами;
- Дочери матерей-одиночек на 53% чаще выходят замуж в подростковом возрасте, на 111% чаще имеют детей в подростковом возрасте, на 164% чаще имеют добрачные роды и 9На 2% больше шансов расторгнуть собственный брак.
- Большое исследование, проведенное в конце 1980-х годов, показало, что около 20% разведенных отцов не видели своих детей в прошлом году, и что менее 50% видели своих детей более нескольких раз в год.
- Преступность несовершеннолетних, большинство из которых совершается мужчинами, увеличилась в шесть раз с 1992 года;
- Согласно исследованию, опубликованному в Journal of Abnormal Child Psychology, в лонгитюдном исследовании 1197 учащихся четвертого класса исследователи наблюдали «более высокий уровень агрессии у мальчиков из семей, состоящих только из матери, чем у мальчиков из семей, состоящих только из матери и отца».
- Результаты теста на школьные способности снизились более чем на 70 баллов за последние два десятилетия; Согласно отчету Исследовательской службы Конгресса, дети в семьях с одним родителем, как правило, набирают более низкие баллы по стандартизированным тестам и получают более низкие оценки в школе.
Согласно исследованию, проведенному Фондом Чарльза Ф. Кеттеринга, почти в два раза больше отличников происходят из семей с двумя родителями, чем из семей с одним родителем.
Бланкенхорн утверждает, что Америка сталкивается не только с потерей отцов, но и с эрозией идеала отцовства. Мало кто сомневается в фундаментальной важности матерей, комментирует Попено, но все чаще поднимается вопрос о том, действительно ли отцы необходимы, и многие говорят, что это всего лишь социальная роль, которую другие — матери, партнеры, отчимы, дяди и тети и т.
«Масштабы разводов на Западе с 1960 года не имеют исторического прецедента, о котором я знаю, — говорит Лоуренс Стоун, известный семейный историк из Принстонского университета. ». Подумайте, что случилось с детьми. По большинству оценок, только около 50% детей, рожденных в период «бэби-спада» 1970–1984 годов, все еще будут жить со своими настоящими родителями к 17 годам — ошеломляющее падение по сравнению с почти 80%.
Несмотря на нынешний интерес к участию отца в жизни семьи, очень большая часть семейных исследований сосредоточена на матери и детях. Агентства здравоохранения и другие организации исключают отцов, часто непреднамеренно. Начиная с беременности, родов и родов, большинство приемов назначаются матерям и проводятся в то время, когда отцы работают.
Белая пара кормит ребенка из бутылочки
То же самое относится и к большинству посещений педиатра. Школьные записи и файлы в организациях по обслуживанию семьи часто имеют на этикетке имя ребенка и матери, а не отца.
Popenoe и другие изучили роль отцов в воспитании детей и обнаружили, что она существенно отличается от роли матерей. Например, часто упускаемым из виду аспектом отцовства является игра. От рождения своих детей до подросткового возраста отцы, как правило, уделяют больше внимания игре, чем заботе. Спектакль одновременно и физически стимулирует, и возбуждает. Это часто напоминает отношения ученичества или обучения и часто делает упор на командную работу и соревновательную проверку способностей.
Комитет, созданный Советом по делам детей и семей Национального исследовательского совета, пришел к выводу, что «дети получают важные уроки о том, как распознавать сильные эмоции и справляться с ними, играя со своими отцами. Отцы, по сути, дают детям практику в регулировании собственных эмоций и распознавании эмоциональных сигналов других». В игре и в других сферах отцы склонны подчеркивать соперничество, вызов, инициативу, риск и независимость. Матери, как опекуны, подчеркивают эмоциональную безопасность и личную безопасность. Участие отца, по-видимому, связано с улучшением количественных и вербальных навыков, улучшением способности решать проблемы и более высокими академическими достижениями детей. Мужчины также играют жизненно важную роль в поощрении сотрудничества и других «мягких» добродетелей. Вовлеченные отцы, оказывается, согласно одному 26-летнему лонгитюдному исследованию, могут иметь особое значение для развития эмпатии у детей.
Марк Финн и Карен Хенвуд, пишущие о проблеме мужественности и отцовства в
В ходе исследования отцовства в популярных телевизионных ситкомах Тимоти Аллен Пельке и его коллеги пришли к выводу, что отцы, как правило, выглядят относительно незрелыми, бесполезными и неспособными позаботиться о себе по сравнению с другими членами семьи. Кроме того, исследователи обнаружили, что отцы часто служили предметом шуток членов семьи.
Все эти характеристики, хотя намерение может быть юмористическим, изображали отцов социально некомпетентными и объектами насмешек.
Изучая изображения отцов в самых продаваемых детских книжках с картинками, исследователь Сюзанна М. Фланнери Куинн пришла к выводу, что из 200 проанализированных книг было только 24 книги, где отец появляется один, и только 35 книг, где мать и отец появляются вместе. Автор заключает: «Поскольку отцы не присутствуют или не выделяются в большом количестве этих книг, читателям предоставляется лишь узкий набор образов и идей, из которых они могут составить представление о культурных ожиданиях отцовства и о том, что я имею в виду. отец.»
Мне кажется, что проблема заката отцовства и проблема кризиса мужской идентичности неразрывно связаны между собой. В одной из моих предыдущих статей «Кризис нашей мужской идентичности: что будет с мужчинами?» Я сказал: «В постмодернистском мире, в котором отсутствуют четкие границы и различия, было трудно понять, что значит быть мужчиной, и еще труднее чувствовать себя хорошо, будучи им.
Многие границы гендерного мира, построенного вокруг противопоставления работы и семьи — производства и воспроизводства, конкуренции и сотрудничества, жесткого и мягкого — были размыты, и мужчины в темноте ищут свою идентичность».
В подавляющем большинстве случаев изображение мужчин и мужской идентичности в современных западных обществах в основном негативное. Сегодня мужчины в значительной степени демонизируются, маргинализируются и объективируются, что напоминает то, что произошло с женщинами. Вопрос мужской идентичности имеет решающее значение, потому что мужчины отстают в школе, совершают больше самоубийств и преступлений, умирают в более молодом возрасте и лечатся от таких состояний, как СДВГ, чаще, чем женщины.
В обществе также наблюдается потеря отцовства, так как искусственное оплодотворение анонимными донорами становится все более популярным. Кроме того, медицинские эксперименты показали, что мужские сперматозоиды теперь можно искусственно выращивать в лаборатории.
Наблюдается рост числа разводов, когда в большинстве случаев опека над детьми предоставляется матерям. Постоянное негативное изображение мужчин в средствах массовой информации, наряду с феминизацией мужчин и потерей отцовства в обществе, вызвало замешательство и разочарование у мужчин молодого поколения, поскольку у них нет определенного образца для подражания и они менее способны определить свою роль в жизни. общество.
Мужчины, которые когда-то считались успешными кормильцами, главами семей и уважаемыми лидерами, сегодня являются предметом шуток в популярных СМИ. Канадская исследовательская группа Натансон и Янг провела исследование меняющейся роли мужчин и средств массовой информации и пришла к выводу, что в широко популярных телепрограммах, таких как «Симпсоны», герой-отец Гомер представлен ленивым, шовинистическим, безответственным и глупым, а его сын, Барт, как озорной, грубый и жестокий по отношению к своей сестре. Для сравнения, мать и дочь предстают вдумчивыми, внимательными и кроткими.
Большинство телевизионных шоу и рекламных роликов представляют мужчин глупыми шутами, или агрессивными злыми тиранами, или бесчувственными и поверхностными «мужчинами» для женского удовольствия.
По словам Дж. Р. Макнамары, в книге «СМИ и мужская идентичность: создание и переделка мужчин», менее 20% профилей в СМИ отражали положительные темы для мужчин. На насильственные преступления, включая убийства, нападения и вооруженные ограбления, приходится более 55% всех сообщений СМИ о действиях мужчин. Макнамара говорит, что более 30% всех дискуссий в СМИ о мужской сексуальности касались педофилии, а мужская гетеросексуальность, связанная с маскулинностью, рассматривается как насильственная, агрессивная и доминирующая. В телешоу и фильмах часто изображают мужчин, которым не хватает обязательств в отношениях, и показывают, что они часто изменяют женщинам. И все чаще женщин показывают в сериалах и фильмах как самостоятельных матерей-одиночек, не нуждающихся в мужчине.
Гай Гарсия, автор книги «Упадок мужчин: как американский мужчина настраивается, отказывается и отказывается от своего будущего», , утверждает, что многие мужчины оплакивают «фрагментацию мужской идентичности», в которой мужей спрашивают брать на себя непривычные семейные роли, такие как уход за детьми и работа по дому, в то время как жены получают большую зарплату.
«Женщины действительно стали доминирующим полом, — говорит Гарсия, — меня беспокоит то, что парни быстро отстают. Женщины становятся более образованными, чем мужчины, зарабатывают больше мужчин и, вообще говоря, вообще не нуждаются в мужчинах. Между тем, как группа, мужчины сбиваются с пути».
«Кризис отцовства, таким образом, в конечном счете является культурным кризисом, резким упадком в традиционном смысле общественной ответственности», — утверждает Попено; «Из этого следует, что для спасения находящегося под угрозой исчезновения института отцовства мы должны восстановить наше чувство общности».
Кроме того, отцы-мужчины обладают рядом уникальных и незаменимых качеств, которые обычно не присущи женщинам. Некоторые из них знакомы, если их иногда упускают из виду или принимают как должное. Отец как защитник, например, никоим образом не изжил своей полезности. И он важен как образец для подражания. Мальчики-подростки без отцов, как известно, склонны к неприятностям. Путь к взрослой жизни для дочерей несколько легче, но они все равно должны учиться у своих отцов, а не у своих матерей, как вести себя с мужчинами.
Они узнают от своих отцов о гетеросексуальном доверии, близости и различиях. Они учатся ценить свою женственность у единственного мужчины, который является самым особенным в их жизни (при условии, что они любят и уважают своих отцов). Самое главное, любя и будучи любимыми своими отцами, они узнают, что достойны любви.
Недавнее исследование дало нам гораздо более глубокое и удивительное понимание роли отца в воспитании детей. Это показывает, что почти во всех отношениях с детьми отцы ведут себя немного иначе, чем матери. То, что делают отцы — их особый стиль воспитания — не только в значительной степени дополняет то, что делают матери, но, по всем признакам, важно само по себе.
Например, одним из аспектов отцовства, которым часто пренебрегают, является игра. От рождения своих детей до подросткового возраста отцы, как правило, уделяют больше внимания игре, чем заботе. Это может беспокоить эгалитаристских феминисток, и для большинства отцов действительно было бы разумно уделять больше времени уходу за ребенком.
И все же стиль игры отцов, кажется, имеет необычное значение. Скорее всего, это будет как физически стимулирующим, так и захватывающим. С детьми старшего возраста это включает в себя больше физических игр и командной работы, которые требуют соревновательного тестирования физических и умственных способностей. Это часто напоминает отношения ученичества или преподавания: давай, я покажу тебе, как это сделать. То, как играют отцы, влияет на все: от управления эмоциями до интеллекта и успеваемости. Это особенно важно для поощрения такой важной добродетели, как самоконтроль. По словам одного эксперта, «дети, которые хулиганят со своими отцами… . . обычно быстро усваивают, что кусаться, пинать и другие формы физического насилия неприемлемы». Они учатся, когда этого достаточно.
Авторское право: ни эта статья, ни ее часть не могут быть воспроизведены в любом печатном или мультимедийном формате без явного разрешения автора.
Прочтите мою последнюю книгу: Око бури: как внимательные лидеры могут изменить хаотичные рабочие места , доступно в мягкой обложке и Kindle на Amazon и Barnes & Noble в США, Канаде, Европе, Австралии и Азии.
Кризис образцов для подражания
Автор: Харальд Брейдинг-Басс
Если что-то и поставило вопрос об отцовстве в политическую повестку дня, так это ощущение, что у наших мальчиков недостаточно хороших образцов для подражания.
Аргумент состоит в том, что из-за высокого уровня разлучения все больше и больше мальчиков растут без отца и, следовательно, не имеют надлежащего мужского образца для подражания, чтобы учиться у взрослых.
Однако для Новой Зеландии не существует надежных статистических данных о том, сколько детей не имеют каких-либо серьезных контактов со своими отцами.
Есть некоторые алармистские цифры, часто основанные на данных, которые на самом деле не могут быть использованы для определения контактов ребенка и отца, но собственная полевая работа организации «Отец и ребенок» не подтверждает это.
Мы не видим много мужчин или мальчиков, которые не общались со своими отцами в течение длительного периода своего детства.
Например, большинство отцов-подростков, участвовавших в текущем опросе организации FatherChild Trust, сообщают об удовлетворительных или хороших отношениях со своими отцами. Многие часть своего детства или юности прожили со своими отцами одни.
Кроме того, экономические изменения и «гибкий» рабочий график привели к тому, что по крайней мере те отцы, которые живут со своими детьми, в среднем проводят с ними больше времени наедине. Для значительной группы детей доступ к своему отцу намного лучше, чем это было в предыдущих поколениях.
Нехватка мужских образцов для подражания, возможно, больше ощущается в обществе в целом, чем дома.
Отцы могут присутствовать дома в заботливой и качественной манере, но мужчины почти отсутствуют в их более широких сообществах.
До сих пор редко можно увидеть помощников родителей мужского пола в школах или детских садах, не говоря уже об учителях, или увидеть отцов, присоединяющихся к игровым группам или утренним кофе. Аргументом является то, что у них нет времени, но, как ни странно, вы найдете мужчин со своими детьми в других местах: в общественных парках или бассейнах именно в то время, когда они могли бы помогать родителям или заниматься с другими своими детьми. сообщество.
И хотя в опросе 1999 года, проведенном Управлением уполномоченного по делам детей, значительное число отцов заявили, что работа является препятствием для их участия в воспитании детей, большинство ответило, что это не так.
Мальчикам и девочкам нужны мужские образцы для подражания, но одних отцов недостаточно. Примерно с трех лет дети начинают очень хорошо осознавать свой пол, и в дошкольных учреждениях начинают разделяться на группы только для девочек и только для мальчиков.
Мужественность и женственность становятся очень важными понятиями в их мировоззрении и останутся таковыми, по крайней мере, в ближайшие 15 или около того лет. Тем не менее, за исключением их отцов, и мальчики, и девочки практически не имеют серьезных отношений с другими взрослыми мужчинами в этом возрасте.
На этом этапе мальчики часто обращаются к вымышленным образцам для подражания (или к мальчикам постарше, которые, в свою очередь, являются образцами для подражания вымышленных персонажей). Посмотрите, как играют мальчишки, и вы узнаете довольно много персонажей из телепередач, фильмов или рассказов. Часто именно такие вымышленные персонажи определяют мужественность мальчика больше, чем его собственный отец, потому что папа может быть исключением из тех мужчин, которых мальчик видит иначе.
До тех пор, пока он не столкнется с другими мужчинами в роли, похожей на роль его собственного отца, он не сможет получить нормальное представление о том, насколько широк на самом деле масштаб мужественности, и что он также включает в себя чувства и действия, которые никогда не показывались как часть мужчина по телевизору.
Многие родители, у которых есть дети обоего пола, сообщают, что их мальчики на самом деле кажутся более чувствительными, чем девочки, и нуждаются в большей эмоциональной поддержке, чем они осмеливаются просить.
Это вполне может быть результатом разницы между тем, что мальчик чувствует внутри, и тем, что он воспринимает как надлежащую мужскую роль. Доведенный до крайности, такой мальчик может в конечном итоге либо полностью отказаться от мужественности, либо чрезмерно стереотипировать мужскую роль.
Это правда, что «проблемные» подростки, как правило, имеют опыт развода или разлуки – и опять же, это относится как к мальчикам, так и к девочкам. Но таких проблем, по-видимому, не становится значительно меньше, когда в доме есть замещающий мужской образец для подражания, например, отчим.
Роль отца гораздо шире, чем просто образец для подражания, и исследования показали связь между родительским отчуждением, т. е. отказом одного родителя от другого на глазах у детей, и проблемным поведением позже.