Негосударственное общеобразовательное учреждение Средняя общеобразовательная школа

Созидание и разрушение: Созидание и Разрушение, Милосердие, Любовь | Позитивные Размышления | Психологические Статьи | Психолог

Содержание

Созидание и Разрушение, Милосердие, Любовь | Позитивные Размышления | Психологические Статьи | Психолог

Недавно пришел к такому выводу, что человек может находиться в двух состояниях: либо он созидает, либо он разрушает, третьего не дано. И самое главное, что этот процесс происходит постоянно, каждый день, каждый час, каждую секунду мы делаем с Вами выбор: сотворить или разрушить…

Возможно, сразу не всем понятно, о чем идет речь. Я поясню. Скажите, что Вы сейчас делаете? Читаете эту статью. Верно! А что это, созидание или разрушение? На этот вопрос сможете ответить уже только Вы сами.

Если Вы вдумываетесь в каждое слово, сверяете со своим опытом, анализируете, внутри спорите или соглашаетесь, то Вы созидаете. Если же Вы просто бегло читаете, думая совсем о другом, то Вы разрушаете. Разрушаете свое время, разрушаете свою энергию, разрушаете себя!

Высший дар, который мы получили от Творца – находиться здесь и сейчас, жить этим текущим моментом, который не похож ни на какие другие! Только сейчас у Вас есть волшебная возможность вкусить радость настоящего момента и окунуться в бесконечность происходящего здесь. И уже через секунду это «сейчас» будет другим, уникальным и единственным в своем роде! И если каждый свой день мы будем сплетать из тысячи по-настоящему прожитых таких «сейчас» представляете, какой станет наша жизнь. И самое главное, внешне все может быть как и раньше, но внутри нас появится некая божественная музыка, которую послал нам Творец в каждом таком «сейчас».

Но это еще только половина успеха! Каждый, я повторю, абсолютно каждый из Вас пришел на нашу планету со своей созидательной миссией. Ты – это шедевр, сотворенный силой, которую нельзя даже представить себе! Ты – это бесконечный Божественный потенциал в человеческом облике! И каждый из нас перед тем, как прийти в Мир пообещал ТАМ, какой миссии он себя посвятит на Земле. Но, к сожалению, рождаясь, мы с Вами забываем о своем обещании, и часто проживаем жизнь в разрушении.

Что же такое в моем понимании «разрушение»? Это когда, мы критикуем другого не для того, что бы помочь ему стать лучше, а для того что бы удовлетворить свое ЭГО. Это когда, мы спрашиваем у человека «как дела?» не потому что нам интересно, а потому что так принято. Это когда мы делаем работу, а внутри мечтаем быстрее закончить ее. Это когда мы просыпаемся, а в голове уже мысли о вечере. Это когда мы отдыхаем, а в голове мысли о работе. Продолжать можно бесконечно.

Почему это происходит? Потому что мы забываем с Вами, кто мы есть. Лучше всех об этом помнят дети, пока общество еще не успело навязать им шаблоны поведений, стереотипов, комплексов и мнений. Смотрите на них чаще, учитесь у них, спрашивайте их о самых, казалось бы, сложных вопросах. Устами младенца – глаголют истину.

Помните, что в каждый момент мы с Вами делаем выбор. Повышайте осознанность настоящего момента, просто задавая вопрос: «что я сейчас делаю: созидаю или разрушаю?» и только так нам откроются чудеса настоящего момента!

© Никулин К.И
*при копировании материала ссылка на источник обязательна

Разрушение как средство созидания. Кухонная философия [Трактат о правильном жизнепроведении]

Разрушение как средство созидания

Не всякое разрушение плохо. Разрушение плохого – хорошо. Не всякое созидание – хорошо. Созидание плохого – плохо. Заявив эту простую до детскости мысль, мы видим, что, как и всякая иная идея, – идея разрушения и идея созидания нейтральны. В нашем сознании это не так уж очевидно. Мы стремимся чаще всего препятствовать и сопротивляться всякому разрушению и приветствуем всякое созидание. Слово «разрушительный» глубоко засело в той части нашего словаря, где поселились понятия «опасность», «смерть», «травма», «война», «безнравственность». Положительную направленность «разрушения» мы называем «изменение», как бы отрицая, что любое «изменение» предполагает собой разрушение старого порядка, формы, вещи. Смерть вещей переносится нами легче, чем смерть в обычном понимании, однако неприязнь ко всякому виду разрушения заложена в нас природой.

Конечно, нельзя забывать, что и разрушительность тоже заложена в нас природой, но чаще мы ведем себя консервативно или нейтрально, чем разрушительно.

Следует понять и запомнить: разрушение – это нейтральный естественный процесс в глобальном и частном понимании мироздания. Противление разрушению переносит часть энергии разрушения на противящегося, разрушая и его самого. Это противление болезненно, бесполезно и опасно.

Попробуйте выровнять море в бурную погоду. Это задача посложнее, чем выпить море по-эзоповски. Попробуйте выровнять провалы между валунами волн. Конец предрешен. Максимум – вы утонете, минимум – основательно промочите ноги. Так же бесполезно бороться с процессом созидания. Его кое-где можно замедлить, но остановить невозможно.

Поняв эту простую философию, следует плыть, качаясь на волнах, и не пытаться в этом качании препятствовать подъему или падению.

Природа наших широт – прекрасная иллюстрация верного подхода к процессам разрушения и созидания. Еще вчера был снег, а сегодня всё зеленеет… нет времени. Всё торопится, пока не пришла опять зима. Или – еще не очень холодно, а листва вся уже опала, медведи вот-вот улягутся спать, и опять белая тишина.

Никто из них не борется с процессом разрушения. Все они прекрасно к нему приспособились и даже, кажется, неплохо себя чувствуют.

Это понимание нужно во всех областях жизни человека. Горе там и тому, кто пытается восставать против этого порядка вещей.

Причины и факторы любого мельчайшего явления столь множественны и столь неопределенны, что на их подробное изучение не хватило бы жизни.

Наблюдайте тенденцию явления. Что это – незначительный качок, или начало разрушения системы, или продолжение ее созидания.

Лишь осознав направленность процесса, можно попробовать вмешаться сонаправленным процессу образом. Один теплый день поздней осенью не дает основания полагать, что зимы не будет и что время сажать цветы.

Когда процесс идет, не мешайте ему, постарайтесь сконцентрироваться на том, как бы самому увернуться от неприятных последствий этого процесса.

Обычно ни разрушение, ни созидание само не докатывается до конца, поскольку эти два процесса могут протекать в одном и том же явлении или предмете одновременно.

Дождитесь точки, когда почувствуете, что начался обратный процесс, и тогда выбирайте, что вам выгоднее – ускорить его или дать ему протекать самостоятельно.

Препятствовать же направлению процесса бесполезно. Если вам так уж неймется созидать – возьмитесь за другое явление или предмет. Пока процесс в первом не дойдет до своего логического конца, – ваше вмешательство бесполезно. Только зря поранитесь или даже ускорите процесс в том направлении, в котором вы хотели его остановить.

Лучше участвовать в процессе через посредника, иначе вас легко может увлечь внутрь процесса и вы там будете крутиться, пока вас не выбросит в самом конце.

«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» Свой новый мир насилья…

Будьте вне процессов, на которые пытаетесь влиять. Внутри процесса вы уже ни на что повлиять не сможете…

Одна и та же логика разрушения-созидания руководит любыми процессами. Деловыми отношениями и образованием звезд, личными знакомствами и формированием земного рельефа. Просто на какие-то процессы мы почти не имеем никакого практического влияния, кроме возможности их наблюдать и давать им свои оценки, что, принимая материальность идеи, не так уж мало. А на какие-то процессы мы имеем больше влияния, хотя самая распространенная ошибка – полагать, что мы имеем действительное влияние на человеческие отношения.

Чаще всего направление, в котором ползет человек, так же мало поправимо, как предотвращение землетрясения или вспышки сверхновой. Факт того, что он находится в двух футах от вас, мало что меняет. Если человек находится в разрушительной фазе – мало что его остановит, если не сказать «ничего». Так же упрямы и созидатели. Но более всего упрямы нейтральные бездельники, которых подавляющее большинство. И не надо надеяться на их лень сопротивляться, когда вы посягаете особенно на их умственное безделье. Они будут чрезвычайно активны и действенны, чтобы вас побороть, ибо они свято защищают свое право на безделье, особенно умственное, которое между строк записано в конституции любого государства, даже и в помине не имеющего конституции.

Ницше задавался вопросом: «Правда ли, что для нас остается только миросозерцание, которое в качестве личного результата влечет за собой отчаяние и в качестве теоретического результата – философию разрушения?» Я не вижу подобного трагизма.

Вся проблема наших переживаний заключена, пожалуй, лишь в том, что мы рассматриваем всё со своей точки зрения, вообразив себя ничтожным телесным пузырьком жизни. А так ли многое связывает нас с самими собой? Ведь, по сути, то, что мы воспринимаем как собственное «я», есть лишь набор смутных воспоминаний о себе самом, слабых телесных и мысленных ощущений текущего момента и еще более эфемерных предчувствий, из которых складывается наше туманное ощущение будущего. Так ли нестерпимо сложно абстрагироваться от самого себя? Ведь если потерять или хотя бы ослабить эту тоненькую веревочку, связывающую нас с нами, мир покажется совсем иным: устойчивым, гармоничным, отлаженным, будто неведомыми руками. Почему бы не расстаться с необходимостью видеть всё через самого себя и таким образом ощутить этот мир свободно, без страхов, без щемящих опасений и разочарований? Ведь если рассматривать мир не через себя, вас не будет интересовать, что
вам
угрожает, чего вам никогда не увидеть, не ощутить, не познать. Свобода от себя самого есть величайший путь к более истинному мироощущению, не так ли?

Созидание так же вовсе не обязательно должно быть созиданием материальным. Например, познание (по Канту) по своей сути оказывается как бы творением, созиданием познаваемого предмета, что перекликается с нашим утверждением о материальности идеи. Прекрасным примером разрушения как средства созидания может служить именно процесс познания. Изучение предмета происходит так или иначе через интеракцию с ним или с его проявлениями. Вполне изучить предмет удается, только так или иначе его разрушив, целиком или в малой части, – сам предмет или его материальное проявление. Но результатом такого разрушения будет созидание знания об этом предмете, которого не существовало, пока предмет не был частично или полностью «препарирован».

Хотя это и не будет совсем удачным примером, трудно не упомянуть принцип неопределенности Гейзенберга, являющийся одной из основ квантовой механики. Если говорить простыми словами, то суть его сводится к следующему: мы не можем знать величину импульса и точную координату элементарной частицы одновременно. В некоторых изданиях можно встретить следующее объяснение: «На самом деле электрон имеет точную скорость и точную координату, просто мы никогда не сможем их измерить, не потревожив этот электрон». Это бы служило нам прекрасной иллюстрацией к нашему заявлению, что познание возникает как следствие разрушения познаваемого, но, к сожалению, это не совсем так, ибо именно принцип неопределенности и объясняет, почему электрон не падает на ядро. (Потому что тогда его скорость и координата станут точно известными.) Современность, начавшаяся лет сто назад, вообще любит щеголять нелогичностями, будто бы раз нет ничего неопределенного, то и «не убий» уже неактуально. Вообще надо быть весьма осмотрительными, популяризируя научные прозрения. Однако давайте рассмотрим принцип неопределенности с другой точки зрения. Созидание одного знания разрушает возможность другого знания, и, таким образом, процесс созидания взаимно вытекает из процесса разрушения и наоборот.

Как мы уже отметили выше, стремление к разрушению заложено во всем живом самой природой. Природа вообще склонна к организации самоуправляющихся систем, когда индивидуумы, входящие в состав этих систем, производят действия, предусмотренные природой, по мирному согласию, никем не принуждаемые, следуя своим заложенным внутри позывам, называемым инстинктами. Рождаются по согласию, едят по согласию (подумать только, что мы впихиваем в себя, когда едим. Твердые куски чужой материи. Вам никогда не приходило на ум, насколько это неестественно?), умирают тоже по согласию. Фрейд проводит различие между инстинктом жизни (Эрос) и инстинктом смерти (Танатос). Он подчеркивает, что идея этих двух основных инстинктов была известна уже греческой философии (ср. с Эмпедоклом). Идея Фрейда об особом инстинкте смерти иллюстрирует стремление к разрушению, в данном случае к саморазрушению, заложенное в нас самой природой. Вводя инстинкт смерти, Фрейд хотел объяснить такие явления, как агрессия и война. Но он также подчеркивал, что агрессия может быть интернализована (обращена вовнутрь) и стать саморазрушительной.

Что же в нас не подвергается разрушению? Ответ напрашивается сам собой. Если тело наше бренно, более того, непостоянно в своем материальном составе, то что же мы представляем сами по себе? Ведь ниточка, связывающая нас с нами, столь тонка, что кажется – порви ее, и мы не будем более заключены в плену самих себя. Значит, это то, что мы чувствуем в себе как то, что есть мы сами. Стороннего наблюдателя в нас, иногда ироничного, иногда просто безразличного к тяготам плоти, мы называем душой. Подвержена ли душа разрушению? Возьмем примитивное платоново метафизическое доказательство бессмертия души: душа проста, но всё простое неразложимо; всякое разрушение – это разложение, но душа, как неразложимая, не может разрушиться, вследствие чего она вечна.

Лейбниц пытался усовершенствовать приведенное нами платоново доказательство. Свое доказательство он выражает в форме непрерывного силлогизма, сложная конструкция которого придает видимую тяжеловесную убедительность. Как у всех рационалистов, основной определяющей душу деятельностью у Лейбница является мышление, сознаваемое душою без представления частей, то есть «вещью без частей». Отсюда выводится, что это действие души не может быть движением. Из того, что всякое действие тела – только движение, выводится, что душа не представляет тела и не находится в пространстве, а потому не может обладать движением.

Всякое движение – распадание, а потому движение есть то, что не присуще душе, и потому душа неуничтожима. Св. Августин дает метафизическое доказательство неуничтожаемости души, основанное на совершенно других принципах. Св. Августин, резюмируя свои длинные рассуждения, дает следующую краткую, но весьма туманную формулировку своего доказательства: «Ложность не может быть без чувства, она же (ложность) не быть не может, следовательно, чувство существует всегда. Но чувств нет без души, следовательно, душа вечна. Она не в состоянии чувствовать, если не будет жить. Итак, душа живет вечно».

Так или иначе, мы чувствуем, что в нас есть что-то стороннее, не подверженное разрушению, тот самый сторонний наблюдатель, с которым мы ассоциируем истинных самих себя. Более того, этот сторонний наблюдатель, кажется, имеет мало общего с нашим конкретным физическим «я», и будь то лишь обман наших чувств, очередная уловка природы, чтобы мы не очень переживали, давая потомство и умирая, во многих из нас есть упомянутое Фрейдом «океаническое» чувство принадлежности к чему-то мировому, какое-то чувство не отделенности нас от Вселенной, а скорее отдаленности нас от самих себя. Иногда я чувствую себя более причастным к галактике M33, чем к тому, что лежит у меня на тарелке. Эта самоотстраненность и принадлежность ко всему мирозданию есть прекрасный повод видеть в разрушении лишь новый виток созидания.

Созидательное разрушение — Стратегическое планирование / Функциональные направления / «Вестник McKinsey»

Первый фондовый индекс рейтингового агентства Standard & Poor’s был рассчитан в 1920–е гг. на основе акций 90 ведущих американских корпораций. Участники того списка оставались в нем в среднем на протяжении 65 лет. К 1998 г. ожидаемый срок пребывания в расширенном перечне S&P 500 снизился до 10 лет. Если эта тенденция сохранится, то можно предположить, что через четверть века не более трети нынешних крупнейших компаний останутся экономически влиятельными субъектами.

Именно такой вывод сделали Ричард Фостер и Сара Каплан в своем бестселлере «Созидательное разрушение: почему компании, созданные на века, сдают свои позиции на рынке, и как провести их успешную трансформацию»[1]. Фостер, один из директоров фирмы McKinsey, и Каплан, много лет проработавшая под его руководством в качестве эксперта по инновациям, утверждают, что ускорение темпов изменений на рынках завершило длившуюся более 70 лет эпоху корпоративного развития.

На основе исследования деятельности свыше 1 тыс. корпораций из 15 отраслей за 36–летний период Фостер и Каплан показали, что корпоративного эквивалента Эльдорадо — т. е. «золотой» компании, результаты деятельности которой постоянно превышают среднерыночные, — никогда не существовало. Управление, нацеленное на выживание, отнюдь не гарантирует акционерам даже самых лучших и солидных фирм долгосрочной эффективности вложений.

На самом деле, считают авторы, все наоборот: в долгосрочной перспективе всегда выигрывает рынок. Если управленческая философия и действующие в компании процессы контроля базируются на тезисе о непрерывности корпоративного бытия, то начинают развиваться негативные процессы. Снижается способность фирмы к мобилизации сил «созидательного разрушения» — этот термин был введен австрийским экономистом Йозефом Шумпетером (Joseph Schumpeter) — и к проведению изменений, темпы и масштабы которых соответствуют сдвигам на рынках капиталов.

Эта статья представляет собой отрывок из первой главы книги Фостера и Каплан. В ней обосновывается необходимость отказа от убеждения в необходимости непрерывного развития компании и подчеркивается важность преодоления барьеров, затрудняющих трансформацию корпоративной культуры даже перед лицом четко выраженной угрозы со стороны рынка.

Когда корпоративная культура становится убийцей

Что же следует предпринять корпорации, чтобы стать «более рыночной»? Общая рекомендация заключается в том, чтобы увеличить темпы созидательного разрушения до уровня, достигнутого рынком, не потеряв при этом контроля над текущими операциями. Но хотя это здравый совет, его трудно воплотить в жизнь.

Опрос нескольких сотен менеджеров из многих американских и европейских корпораций показал, что они удовлетворены собственным профессиональным мастерством, но недовольны своими способностями проводить изменения. Руководители спрашивали: «Как этого добиваются первоклассные инноваторы?», будучи уверены, что такие инноваторы существуют. Они интересовались и тем, что является движущей силой инновационного прорыва и каким образом фирма может выйти за пределы основного бизнеса. Однако главный вопрос был таким: «Как найти новые идеи?».

Проблемы, которые стоят за этими вопросами, возникают из присущего компаниям противоречия между необходимостью контроля над текущими операциями и потребностью в создании корпоративной среды, способствующей расцвету новых идей — а значит, и своевременному умиранию старых. Это может потребовать продажи традиционных активов, кардинального изменения системы сбыта, дорогостоящего поглощения других фирм. Но каковы бы ни были эти трудности, мы полагаем: большинство корпораций рано или поздно поймут, что нельзя на равных соревноваться с рынком, а тем более побеждать в этой борьбе, не отказавшись от стремления к непрерывности.

Джеймс Рестон–младший в своей книге «Последний Апокалипсис: Европа перед наступлением 1000 г. от Рождества Христова»[2] описал страх европейцев перед ожидавшимся огненным завершением первого тысячелетия и добавил: «В новом тысячелетии Апокалипсис и вправду произошел; действительно наступил конец света, и на руинах старого мира возник новый. Но все это происходило в форме процесса, а не катаклизма. Внезапность растянулась на 40 лет».

Нынешний Апокалипсис (переход от состояния непрерывности к состоянию дискретности) отличается той же степенью неопределенности. Американский бизнес никогда не будет прежним — правила изменились раз и навсегда.

Некоторые компании уже совершили переход. Под руководством Джека Уэлча (Jack Welch) корпорация General Electric справилась с «концом света», в результате повысив собственную эффективность. Быстро преодолевает разрыв между собственными и рыночными показателями Johnson & Johnson. Corning успешно избавилась от «привязки» к производству потребительских товаров длительного пользования и стала лидером в высокотехнологичном производстве оптоволокна. Французская косметическая фирма L’Orèal тоже, по–видимому, находится на правильном пути: она нашла новый способ формирования организационной структуры и продвижения своей концепции из одной страны в другую. Но это — лишь исключения. Немногие отважились выйти в путь, и еще меньше тех, кто успешно прошел его до конца.

Культурный тупик

На протяжении полувека продажи аспирина под маркой Bayer определяли рост компании Sterling Drug. Когда Johnson & Johnson выпустила не содержащее аспирина болеутоляющее лекарство тайленол, Sterling Drug отказалась выводить на американский рынок имевшийся у нее аналогичный препарат панадол, весьма популярный в Европе. Sterling Drug боялась подорвать лидирующие позиции байеровского аспирина на американском рынке. Вместо этого она предприняла неудачную попытку вывести линию Bayer за пределы американского рынка, и в конце концов была поглощена фирмой Eastman Kodak.

Таким образом, из–за страха компания утратила подвижность и способность к изменению пятидесятилетних основ своего существования. Сильная корпоративная культура (принятие решений на основе приблизительных подсчетов, особенности используемой при этом информации и контроля) стала препятствием для развития Sterling Drug и в итоге сыграла роковую роль. Компания сама себя «заперла», используя неэффективную рыночную стратегию, хотя существовали четкие признаки того, что необходимо действовать другим способом.

Понятие «культурный тупик» (неспособность изменить корпоративную культуру даже перед лицом четко выраженной рыночной угрозы) позволяет объяснить, почему фирмам трудно реагировать на сигналы рынка. Этот тупик возникает в результате постепенного отвердевания невидимой внутренней архитектуры компании, окостенения процессов принятия решений, систем контроля и ментальных моделей. Он негативно влияет на способность корпораций проводить инновации и избавляться от малоперспективных бизнес–направлений. Более того, он свидетельствует о неуклонном снижении эффективности деятельности.

Чаще всего культурный тупик проявляется в боязни вытеснения важной товарной линии (как в случае со Sterling Drug), возникновения конфликта с важными клиентами или падения удельных доходов на одну акцию из–за стратегически важного поглощения другой компании. И хотя сформировавшимся компаниям эти опасения кажутся обоснованными, рынок их не ощущает. Поэтому рынок движется туда, куда компании идти не решаются.

Культурный тупик завершает серию «эмоциональных» фаз жизни компании, удивительно напоминающих фазы человеческой жизни. В первые годы жизни корпорации, сразу после ее образования, доминирующей эмоцией является страсть — чистая энергия созидания. А когда правит страсть, информация и анализ игнорируются в угоду принципу: «Мы знаем правильный ответ, нам не нужен анализ».

По мере взросления фирмы в ней развивается внутренняя бюрократия. Страсть остывает, и на ее место приходит «рациональное принятие решений», которое зачастую является лишь применением систематизированного набора правил, хорошо работавших в прошлом. В это время происходит сбор данных, проводится анализ, формулируются альтернативные варианты и разрабатываются сценарии. При этом прилагаются усилия к тому, чтобы избежать информационных подтасовок. С превращением рационального принятия решений в корпоративный обычай вся информация, имеющая отношение к тому или иному вопросу, начинает направляться к соответствующему менеджеру, причем в нужное время и в необходимой для быстрого анализа и толкования форме. Наступает триумф рационального принятия решении — по крайней мере, на некоторое время.

Эта фаза часто считается нормальным состоянием корпорации, хотя наш опыт свидетельствует, что, особенно при росте темпов изменений в бизнесе, рассмотренная идеальная ситуация редко соответствует действительности.

На самом деле господство рационального способа принятия решений свидетельствует о том, что потенциал бизнеса стал ограниченным. В этот момент, опасаясь малообещающих перспектив, компания нередко прибегает к оборонительной тактике, чтобы спасти бизнес от гибели. Такие же защитные эмоции возникают у людей в предчувствии тяжелой ситуации. Теперь менеджеры видят будущее главным образом в черных тонах, и решения принимаются в основном в целях защиты действующего бизнеса. Боязнь отказаться от старой продукции в пользу новой (т.е. спровоцировать вытеснение одних товаров другими), боязнь возникновения конфликта с клиентами или снижения удельных доходов на акцию из–за поглощения другой фирмы надолго парализуют созидательное разрушение. Эти страхи часто надолго скрывают реальную угрозу, а значит — не дают принять необходимые меры. Корпорация попадает в культурный тупик, который становится препятствием для появления лидера или управленческой команды, способных спасти положение.

Причины попадания в культурный тупик

Почему так происходит? Основная проблема заключается в комплексе неписаных правил, или ментальных моделей, которые, раз сложившись, с трудом поддаются изменению. Ментальные модели — это ключевые идеи компании, утвердившиеся суждения и предположения, причинно–следственные связи, корпоративный словарь и принципы интерпретации подаваемых руководством сигналов, а также рассказываемые из года в год истории из жизни фирмы. Чарли Мангер (Charlie Munger), давний друг и соинвестор известного финансиста Уоррена Баффета (Warren Buffet), занимающий пост заместителя председателя правления компании Berkshire Hathaway, называет их «теоретическими моделями, которые помогают инвесторам лучше понимать мир».

Ментальные модели невидимы. Их нельзя ни выделить, ни исследовать, однако они вездесущи. Если они оказываются удачными, то позволяют менеджерам предвосхищать будущее и разрешать проблемы. Но, сформировавшись, такие модели становятся самоусиливающимися, самоподдерживающимися и самоограничивающимися. И когда они перестают соответствовать действительности, руководство компании начинает делать ошибочные прогнозы и принимать неправильные решения. По сути, тезис о непрерывности как основа управленческой философии — это одно из проявлений отрыва от реальности, ведущего к искаженному прогнозированию и неверным решениям.

Ментальные модели воплощаются в системах корпоративного контроля. Такие системы организуются для достижения запланированных целей — будь то контроль за издержками, капиталовложениями или расстановкой ключевых сотрудников. Эффективный контроль означает, что информированный менеджер может быть, в принципе, уверен в невозможности возникновения неприятных сюрпризов.

К сожалению, такие системы контроля способны стимулировать создание в компании «оборонительных процедур», включающих в себя неспособность подвергать сомнению статус–кво, нежелание поощрять разнообразие мнений и высказывать точку зрения, отличную от точки зрения начальства, а также невразумительную и непоследовательную организацию общения между сотрудниками. И даже если эти недостатки всем известны, их не принято обсуждать. В результате изменения становятся невозможными.

Кроме того, системы корпоративного контроля ослабляют способность компаний к внедрению инноваций теми темпами и в тех масштабах, которые соответствуют рыночным тенденциям. Например, на основе тезиса о непрерывности можно отвергнуть аргументы в пользу создания нового бизнеса, так как нельзя заранее доказать неизбежность его успеха. В этих условиях, скорее всего, будут поощряться идеи, основанные на экстенсивном развитии существующих возможностей, и соответствующие им ментальные модели.

Системы корпоративного контроля ограничивают способность к творчеству, поскольку их применение связано с так называемым конвергентным мышлением. Оно сфокусировано на понятных проблемах, позволяет быстро отыскивать уже известные способы их решения и основано на концентрации внимания. Характеристиками конвергентного мышления являются порядок, простота, рутина, четко распределенная ответственность, однозначные системы измерения и предсказуемость. Оно безупречно приспособлено для работы на основе тезиса о непрерывности и может быть весьма эффективным при внедрении небольших добавочных изменений, однако при кардинальной трансформации терпит полное фиаско.

Если же управленческая философия базируется на тезисе о дискретности, то ее следствием становится другой тип мышления — дивергентный. В этом случае главное внимание уделяется расширению контекста принятия решений, причем основной акцент делается на постановке вопросов, а не на максимально быстром поиске ответов. Для дивергентного мышления чрезвычайно важно правильно формулировать вопросы, а контроль за их решением можно передать более рутинному конвергентному мышлению.

Дивергентное мышление основывается в равной мере как на широком, так и на сконцентрированном поиске. При его использовании одинаковое значение придается как внимательному наблюдению, так и интерпретации фактов. Здесь важны как способность к рефлексии и неспешным раздумьям (требующим на время отвлечься от конкретной проблемы), так и искусство быстрого принятия решений (чтобы избежать проволочек). Мы считаем эти умения наиболее важными для дивергентного мышления. К сожалению, традиционные системы корпоративного контроля, основанные на тезисе о непрерывности, либо постепенно подавляют способности к дивергентному мышлению, либо сразу убивают их.

Когда ментальные модели утрачивают связь с реальностью, корпорация теряет свои «системы раннего оповещения об опасности». Лидеры, обладающие оригинальным видением возможного развития компании, подавляются. Рональд Хейфец (Ronald Heifetz), один из директоров Центра общественного руководства в Школе государственного управления имени Кеннеди при Гарвардском университете, отмечает: «Лидеры очень часто получают синяки и шишки при попытках произвести адаптивные изменения. Нередко им затыкают рот. Иногда их убивают»[3].

Возьмем, например, компанию Abbott Laboratories. Она была весьма воодушевлена успехом своей стратегии создания сильных позиций на рынке медицинского оборудования для диагностики и анализов. Корпорация стремилась избежать потрясений, которые переживала фармацевтическая отрасль США под действием государственных программ Medicare и Medicaid, приведших к значительному снижению рыночных цен. Однако ей не повезло — генеральный директор «раздавил» трех потенциальных преемников, пытавшихся изменить стратегию.

Как только культурный тупик начинает определять решения менеджеров корпорации, ее участь неизбежно становится печальной (если только в окружающем мире не произойдут какие–нибудь сильные потрясения).

Как рынок обеспечивает изменения

Рынки, в отличие от компаний, лишены внутренней культуры, лидеров и эмоций, поэтому не испытывают всплесков отчаяния, депрессии, отрицания и надежды. У рынка нет богатой памяти или угрызений совести. Нет и ментальных моделей. Рынок не боится вытеснения одних видов продукции другими, конфликта с клиентами и снижения удельных доходов. Он просто ждет, когда задействованные в игре силы сделают все сами: будут созданы новые фирмы, и в процессе поглощений одних корпораций другими игровое поле очистится.

Рынки молчаливо позволяют выставлять на продажу слабые компании и предоставляют новым собственникам возможность самостоятельно решать вопрос об их реструктуризации или ликвидации. Все происходит быстро, при первых признаках уязвимости. И только когда в дело вступает государство (например, принимаются срочные меры для спасения близких к банкротству фирм), рынок подражает ответной реакции корпораций. Обычно же он просто удаляет слабых игроков с поля и тем самым повышает общую рентабельность.

Не имея ориентированных на производственные процессы систем контроля, рынки являются более богатым источником сюрпризов и инноваций, чем компании. Рынки базируются на дискретности, допуская непрерывность. Компании, напротив, основываются на непрерывности, пытаясь как–то совладать с дискретностью. Разница принципиальная.

Трансформация компании в сторону дискретности

Право корпорации на существование не вечно, его нужно постоянно зарабатывать.

Роберт Саймонс[4]

Рынок указывает путь к решению проблемы. В эпоху ускорения экономических сдвигов ответом на появление разрыва между потенциальными и фактическими результатами деятельности крупных корпораций стало возникновение компаний особого типа. Эти фирмы, в первую очередь — компании прямых инвестиций, демонстрируют способность меняться «в ногу с рынком» и устойчиво добиваться высокой рентабельности. Два вида таких структур — инвестирующие в зрелые предприятия и предоставляющие венчурное финансирование — сильно отличаются друг от друга, но при этом и те, и другие имеют некоторое сходство с холдинговыми компаниями конца XIX столетия. Вполне возможно, что фирмы прямых инвестиций представляют собой зародыши индустриальных гигантов XXI века.

Эти компании опережают рынки по доходности в течение последних двадцати–тридцати лет — дольше, чем какие–либо другие известные нам фирмы. Разница между подобными финансовыми партнерствами и обычными фирмами состоит в подходе к созданию организационной структуры. Партнерства научились обеспечивать высокий уровень эффективности и проводить широкомасштабные операции, участвуя в процессе созидательного разрушения с той же скоростью, что и рынок, — именно так, как предвидел Йозеф Шумпетер. Созданные на базе исходной посылки о дискретности, впоследствии они нашли наилучшие способы встраивания или добавления требований непрерывности.

Такие партнерства никогда не приобретают компанию навсегда. Они, скорее, сосредоточены на среднесрочном (от трех до пяти лет) создании стоимости. Обычные корпорации, напротив, концентрируют внимание либо на текущей деятельности в ближайшей перспективе (менее полутора лет), либо на весьма долгосрочных (свыше восьми лет) исследованиях.

Компании прямых инвестиций зарабатывают деньги в равной степени за счет наращивания потенциала своей собственности и увеличения дохода от этой собственности. Когда такая фирма приобретает долю в каком–либо предприятии или покупает его целиком, она реализует стратегию «выведения вовне»: менеджеры знают, что они должны сделать в ближайшие три–пять лет, чтобы в долгосрочной перспективе создать привлекательную стоимость для следующего покупателя.

Наконец, фирмы прямых инвестиций рассматривают свой бизнес как постоянно обновляющийся «портфель» компаний, находящихся на разных стадиях развития. Каждый год они намеренно продают часть активов и покупают другие. В начале их «конвейера» находится множество недавно приобретенных компаний; в конце их ждут немало покупателей. Процессы поиска новых объектов для поглощения и потенциальных покупателей развиваются одновременно, и в этом искусстве подобным партнерствам нет равных.

Фирмы прямых инвестиций отличаются от обычных корпораций не только дивергентным мышлением, но также глубиной и темпами исследовательской деятельности. Кроме того, позволяя приобретенным компаниям сохранять собственные системы контроля, фирмы прямых инвестиций получают возможность сосредоточиться и на созидании, и на разрушении. В результате они могут уделять созидательному разрушению гораздо больше внимания, чем традиционные корпорации и даже их собственные дочерние структуры.

Что впереди

Рынок меняется быстрее корпораций, поэтому в долгосрочной перспективе его эффективность выше. Дело не в недостатках каждодневной работы компаний, а в особенностях их эволюции. По ряду исторических причин они создавались для конкретной деятельности — производства товаров и предоставления услуг, — а не для эволюции. Чтобы развиваться «в ногу с рынком», им необходимо совершенствовать свои способности к созиданию и разрушению, но именно эти два ключевых элемента эволюции у них отсутствуют.

Для трансформации корпорации в целях переноса акцента с текущей деятельности на быстрое развитие недостаточно простой функциональной настройки. Фундаментальные концепции операционного совершенства не подходят для организации, стремящейся развиваться наравне с рынком, т.е. теми же темпами и в тех же масштабах. Способности к созиданию и разрушению нельзя просто «добавить», их необходимо развить и органически встроить в деятельность фирмы. И только если в результате преобразований компания станет развиваться «рыночным шагом», ее долгосрочная эффективность повысится. Рынки в целом работают лучше, чем корпорации, поскольку они меньше ограничивают возникновение новых компаний и жестче принуждают к ликвидации бесперспективных. Более того, на рынках все это происходит быстрее и с большим размахом.

Мы полагаем, что корпорации следует «перекроить» сверху донизу на основе тезиса о дискретности. Руководители должны повысить интенсивность процессов созидательного разрушения (под которыми подразумеваются образование или поглощение новых фирм и устранение наименее эффективных подразделений), не потеряв при этом контроля за текущими операциями. При наличии высокого операционного мастерства темпы внутреннего созидательного разрушения станут главным фактором, определяющим конкурентоспособность корпорации и ее эффективность в долгосрочной перспективе. Современные финансовые партнерства доказывают, что подобная перестройка действительно может дать нужные результаты. Они также показывают, как нужно работать.

Чтобы быстро создавать новые бизнес–направления, компании также должны овладеть нюансами дивергентного мышления, которое является прелюдией к творчеству. Способностью к такому мышлению могут обладать самые разные люди — вспыльчивые или беспристрастные, надменные или застенчивые, экстраверты или интроверты; в процессе переговоров они могут быть гибкими или непреклонными, внимательными или рассеянными. Но все они обладают одним общим качеством. Михали Чикцентмихали (Mihaly Csikszentmihalyi), один из ведущих исследователей в области творчества и автор книги «Творчество& поток и психология открытий и изобретений»[5] назвал его «жизнерадостным пессимизмом».

Фрэнсис Скотт Фицджеральд (Francis Scott Fitzgerald) так описывает это свойство: «Признак высокоразвитого интеллекта — это способность к осознанию одновременного существования двух противоположных идей при сохранении способности действовать. Такой человек, к примеру, даже понимая безнадежность ситуации, непреклонен в желаний изменить ее»[6].

Управление на основе дивергентного мышления (т.е. нацеленное на изначальную постановку нужных вопросов, а значит, позволяющее найти наилучшее решение) требует создания богатого информационного контекста, который способен стать стимулом для правильного определения проблем.

Оно также требует организации системы контроля путем подбора и мотивации сотрудников, а не отслеживания их поступков. Кроме того, необходимы значительные ресурсы (в том числе временные), знание того, что и когда следует измерять, а также искреннее уважение к способностям и потенциалу других людей. Еще нужна готовность к освобождению от ответственности отдельных работников, когда обнаруживается их несоответствие предъявляемым требованиям. В итоге должно быть налажено успешное сосуществование двух типов мышления — дивергентного и конвергентного.

Затем в целях повышения долгосрочной эффективности компании необходимо переосмыслить корпоративные процессы планирования и контроля. Традиционное стратегическое планирование в большинстве случаев оказывается неудачным — подавляется тот самый диалог, который оно призвано стимулировать. Возникает потребность в новых способах организации диалога и дискуссий между руководителями корпорации и их потенциальными преемниками.

Наконец, следует выстроить системы корпоративного контроля таким образом, чтобы одновременно отслеживать текущую деятельность и повышать темпы созидательного разрушения. Контролируйте самое необходимое и лишь в нужные моменты, а не все что угодно и когда угодно. Если какая–либо контрольная процедура не является жизненно важной, устраните ее. Не увлекайтесь измерениями: необходимо сократить время и число промежуточных этапов между измерениями и принятием мер. Повысьте скорость ответной реакции на ваши действия.

Для этого нужно ввести рыночный контроль везде, где только можно. Не доверяйте тем контролирующим механизмам, которые больше давят, чем проверяют. Позвольте менеджерам самим определить оптимальный набор контролирующих процедур в их сферах бизнеса (ведь они лучше знают систему, в которой работают). Перенесите на общекорпоративный уровень заботу об интеграции контрольных систем, вместо того чтобы вводить единую для всех подразделений систему, не зависящую от особенностей конкретных бизнес–направлений.

Когда эти преобразования будут проведены, корпорация сможет отвлечься от проблем минимизации риска (фиксация на которых неизбежно приводит к подавлению творчества) и сосредоточиться на стимулировании творчества. Именно это и нужно для достижения незаурядных результатов в долгосрочной перспективе.

[1] Richard Foster, Sarah Kaplan. Creative Destruction: Why Companies That Are Built to Last Underperform the Market — and How to Successfully Transform Them. — New York: Currency/Doubleday, 2001.

[2] James Reston Jr. The Last Apocalypse: Europe at the Year 1000 A.D. New York: Doubleday, 1998.

[3] Leadership Without Easy Answers. — Cambridge, Massachusetts: Belknap Press, 1994.

[4] Robert Simons. Levers of Control: How Managers Use Innovative Control Systems to Drive Strategic Renewal. — Boston: Harvard Business School Press, 1995.

[5] Creativity: Flow and the Psychology of Discovery and Invention. — New York: HarperCollins, 1997.

[6] The Crack-Up. — New Directions, 1945.

 

Сара Каплан (Sarah Kaplan) — бывшая сотрудница McKinsey, Нью–Йорк
Ричард Фостер (Richard Foster) — директор McKinsey, Нью-Йорк

Разрушение и созидание — Общество «Царьград»

Автор:

Александр Музафаров.

В июле 1904 года на Дальнем Востоке гремели взрывы. Русско-японская война приближалась к своему апогею. Армии двух империй интенсивно расходовали металл, взрывчатку и человеческие жизни. С рациональной точки зрения, война представляла собой чудовищную несообразность. Высококачественный металл орудийных снарядов превращался в мельчайшие осколки, непригодные к дальнейшему использованию. Расход взрывчатых веществ был огромным – полевая батарея за полчаса стрельбы отправляла в пространство тонну взрывчатки, бортовой залп броненосца расходовал десяток тонн взрывчатки и металла за пару секунд. При этом, даже лучшие корабли добивались не более 5% попаданий в неприятеля, т.е. 95% взрывчатки и металла уходило в море.

С рациональной же точки зрения, вопрос распределения сфер влияния не стоил жизни ни одного русского или японского солдата. Но жизнь людей не сводится к рациональности, а потому счет убитых и раненных шел на десятки тысяч.

За тысячу верст от линии фронта, на берегах озера Байкал тоже гремели взрывы. Нет, сюда не пробрались удалые узкоглазы диверсанты в черных балахонах. Здесь с помощью взрывчатки строилась кругобайкальская железная дорога.

В 1891 году Наследник Цесаревич Великий Князь Николай Александрович опрокинул во Владивостоке первую тачку земли, положив начало строительству Великого сибирского пути – железной дороги, связывающей Россию в единое целое. До начала ее строительства связь с сибирскими городами поддерживали удалые ямщики, а с Дальним Востоком – пароходы Добровольного флота. Путь занимал месяцы. Через десять лет из Санкт-Петербурга во Владивосток прошел первый поезд, преодолевший расстояние от Балтики до Великого океана за две недели.

Дорогу строили быстро. На этом настаивал один из главных вдохновителей проекта – министр финансов Сергей Юльевич Витте. Опытный железнодорожник (в обществе Юго-Западных железных дорог он прошел путь от начальника станции до управляющего движением) и не опытный экономист, он понимал, что строительство трансроссийской дороги требует колоссальных расходов. Но дорога своим появлением  в доселе безлюдных и глухих местах способна оживить экономику и связать страну в единое целое. А потом можно будет и балласт на путях поменять с облегченного на стандартный, и мосты деревянные через небольшие реки заменить каменными и металлическими, и трассу кое-где поправить….

Когда строители вышли к Байкалу инженеры-изыскатели столкнулись с серьезной проблемой – обойти озеро было сложно. С севера полноводная Ангара, с юга – скалы, обрывисто уходящие в глубокие воды озера. Выход нашли простой – через озеро построили паромную переправу. Огромный, четырехтрубный гигант ледокол-паром «Байкал» глотал в свое объемистое чрево три железнодорожных состава и выпускал из на противоположном берегу. В самые лютые морозы по льду озера прокладывали временную ветку, по которой перегоняли расцепленные вагоны.

Но все же разрыв в стальной цепи не давал покоя инженерам. Паром надежен, но водная стихия непредсказуема, и иной раз «славное море священный Байкал» бушевал так, что огромный паром был вынужден отстаиваться в порту. А дело шло к войне….

В 1899 году на берегах озера развернулась стройка. В прибрежных скалах прорубались террасы и туннели. Работали, в основном в ручную, технику просто негде было разместить. Гремели взрывы. Потом посчитали, что каждую версту кругобайкальской дороги было израсходовано по вагону взрывчатки.  Русские инженеры руководили огромным коллективом в котором были и каторжники, и опытные итальянские мастера горного дела  (в честь одна из станций и по сию пору носит название Итальянской), местные народы и, конечно, русские мужики, что переселялись на новые сибирские земли.

В июле 1904 года взрывы смолкли. Трасса длинной в 244 версты была построена. В сентябре министр путей сообщения Хилков проведет по ней первый поезд, в декабре дорогу откроют для движения, На восемь месяцев раньше запланированного срока.

До начала 50-х годов ХХ века вокруг Байкала шел главный ход Транссиба. По этой дороге шли ехали русские люди на Дальний Восток (большая часть населения этого края перебралась сюда именно по Великому сибирскому пути), по этой дороге ехали спасать Москву в 1941-м дальневосточные дивизии, по этой дороге шли эшелоны с техникой и боеприпасами из дальневосточных портов, по этой дороге возвращались с войны победители…

Давно развеялся пороховый дым на сопках Манчжурии и над фортами Порт-Артура. Земли, за которые так отважно сражались русские и японцы, принадлежат ныне Китаю.

А вокруг Байкала по-прежнему идут поезда. Сейчас кругобайкальская дорога один из самых привлекательных туристических маршрутов России.

Может и в самом деле правы рационалисты, и использование взрывчатки для созидания, куда эффективнее, чем для разрушения и убийства?

Поделиться ссылкой:

«Есть мнение»: русская революция — разрушение или созидание?

Дмитрий Винник в эфире программы «Есть мнение» на радиостанции «Вести.ФМ» обсудил годовщину революции 2017 года с гостями передачи, заместителем директора Института истории СО РАН Дмитрием Симоновым и доцентом НГУ Вадимом Журавлевым.  

Вадим Журавлев: Мне кажется, сегодня хороший повод начать тему, о которой мы будем говорить весь следующий год. Столетие великой русской революции – это событие, по крайней мере, интеллектуальной и политической жизни не только нашей страны, но и всего мира.

Дмитрий Симонов: Когда мы говорим о революции, мы представляем единый процесс, однако там была масса событий – февральская революция, октябрьская революция, гражданская война. Революция – это процесс, имеющий начало и конец. Слушатель задаст вопрос – если революция началась в феврале, а когда же она завершилась. Я спрашивал студентов, и все называли разные процессы – переход к нэпу. Подавляющее большинство впадало в ступор и начинало размышлять. Мы хотим предложить вариант – завершение этого процесса – 30 декабря 1922 года. В этот день состоялся первый Всесоюзный съезд советов, на котором провозглашался Союз Советов.

Вадим Журавлев: Началом революции можно считать документ, фиксирующий отречение Николая II, который был подписан 15 марта 1917 года. Если считать до 30 декабря 1922 года – это почти 6 лет. За день до начала съезда Совета была конференция представителей съезда Советов четырех республик – российской, украинской, белорусской и закавказской.

Когда-то у Конфуция была концепция исправления имен. Когда к нему приходили ученики и спрашивали ученики, когда же установится божественный порядок, он отвечал – когда будут называться правильные имена на всех базарах. Поэтому очень важно, чтобы были расставлены все точки над i. Нам нужно соблюсти элементарную логику – если начало революции – распад государства, то конец революции – становление государства, и мы видим эти точки.

Революция – постепенный процесс деструкции. Нам нужно ввести 2 новых термина – есть революция разрушения, есть революция восстановления. С такими понятиями у нас появляется система мер и весов. 

Дмитрий Симонов: Я добавлю, что такой подход – смотреть на революцию как на трагедию, но и как на созидание – очень логично. Такой подход позволяет добиться примирение красных и белых, атеистов и верующих, потому что в такой системе отпадает задача противопоставления.

Что были большевики и Ленин? Фактически это были не столько разрушители, но и создатели нового государства. И в этом смысле можно задаться вопросом, почему СССР давно нет, но памятники Ленину стоят?

Вадим Журавлев: В этом смысле мы можем сказать, что русского государства бы не было, и судьба русского народа была бы тоже под вопросом. Когда мы говорим о той же фигуре Ленина, мы говорим не столько о революционере, сколько о председателе Совета Народных Комисаров, о создателе нового государства.

Те силы, которые рвались к власти, рвались последовательно на протяжении длительного периода. Но когда они пришли к власти, вдруг обнаружилось, что они не способны ее осуществить корректно.

Если говорить про деструкцию государства, то ответственность за революцию разрушения понесла элита Российской империи. Эти 40-50 тысяч человек наиболее влиятельной аристократии – они были очень разными, и все они оказались бесплодны исторически, их крайне тяготила вертикаль власти – им было мало быть просто подданными государя императора. И они считали, что если они подвинут императора, они оказались историческими банкротами.

Дмитрий Симонов: Что касается либеральной оппозиции, она активизировалась в 1915 году, в самый разгар первой мировой войны, и тогда пошел натиск против монархии. Группа депутатов 4-ой госдумы начали формировать теневое правительство. Когда в ходе свержения монархии эта группа политиков пришли реально к власти, они были не в состоянии государственные вопросы решать. Уже в мае 1917 года они покинули Временное правительство, и причем никто их не заставлял идти – они настолько уважали себя, для них было неприятно, что они обладают формальными властными полномочиями, и реализовать их не могут, поэтому они самоустранились.

http://novosibirsk.bezformata.ru/listnews/russkaya-revolyutciya-razrushe…

Центр современного искусства «Облака»

Человечество и мир в целом постоянно находится на грани разрушения. Все, что кажется постоянным, в любой момент может измениться,  все, что было статичным – обрести динамику, все, что было незыблемым – потерять свои черты. Такой позиции придерживаются некоторые современные художники, писатели, дизайнеры, чье творчество пронизано темой разрушения и метаморфоза.

 

Южно-африканский художник Крис Слаббер выпустил серию работ под названием «Разрушение/Созидание». Для создания картин он использовал интересный метод, при котором в колбу с водой наливаются краски, а затем с помощью фотоаппарата делаются снимки бурлящей в сосуде жидкости. Следующим этапом становится компьютерная обработка, во время которой Слаббер придает получившимся хаотичным снимкам законченную форму. Хрупкие, невесомые, полупрозрачные портреты вырисовываются из цветной дымки. Сказочность и мистицизм – это и есть процесс созидания и разрушения, во время которого все меняет форму, преобразуется. И конец чего-то одного всегда предвещает начало нового: «Я хотел показать серией этих произведений, что из разрушения возникает что-то новое. По мере того, как краска падает, постоянно идет созидание, но вместе с этим идет и непрестанное саморазрушение», — рассуждает автор. Из бирюзовых, золотистых, зеленых, черных облаков рождаются узнаваемые фигуры – мужчины и женщины.

 

 

 

 

По отношению к инсталляциям Валери Хигарти нередко применяют определение «варварские». Американская художница меняет представление о том, как должны выглядеть музейные экспонаты. Вместо привычного порядка, не лишенного налета пафоса, перед зрителями открывается картинка разрушения: все арт-объекты сломаны, сожжены, деформированы. Что это? Провокация или акция протеста? Способ привлечь внимание к себе или единственно возможный вариант выражения мысли автора? Разрушая все — даже пространство, где выставляются объекты – Хигарты заставляет задуматься о ценности всего, что создано человеком, заглянуть глубже, чем того позволяет поверхность предмета.

 

 

Американский фотограф Алан Сайлер  расстреливает предметы быта. Главное в этом деле — успеть вовремя сделать красивый и атмосферный кадр, уловить, как нечто целое разделятся на маленькие части и устремляется во вне.   Опасность этой затеи в том, что камера во время выстрела располагается всего в 20 сантиметрах от объекта. Цветы, овощи, фрукты, детские игрушки, посуда – все это попадает в объектив Сайлера. Завораживающий и немного пугающий эффект придают задумке автора оригинальности и приковывают внимание зрителей. Фотограф останавливает неуловимый момент, когда теряется целостность и форма перестает иметь какое-то либо значение.

 

 

 

 

 

Тема разрушения занимает большой пласт в творчестве уроженца Франции художника Лорана Краста.  Серия деформированных скульптур демонстрирует момент, когда в фарфоровую посуду «влетает» тяжелый предмет – молоток, топор, гвоздь  и т.д. Краст предает будущей композиции искаженную форму и только после этого кладет в печь. Чайник, прибитый к стене, нелепо изогнувшаяся под молотком ваза, пробитый молочник. Что стало причиной обращение к этому вопросу? «Меня всегда интересовал вандализм, особенно те его фазы, которые сопровождают революционные восстания. В эти периоды произведения искусства зачастую уничтожают лишь потому, что они воплощают в себе идеологию или символизируют определенный социальный класс. Но в то же время меня очаровывают эти разрушительные импульсы и жестокие нигилистические действия. Мои работы – это попытка выразить эту двойственность и, как это ни парадоксально, я стараюсь превратить акт разрушения в акт созидания», — объясняет автор в интервью изданию «Dirty Magazine».

 

  

 

Вопрос распада целого на части заинтересовал фотографа из Германии Мартина Климаса. Чтобы создать необходимую композицию автор использует глиняные скульптуры и фотоаппарат. Климас разбивает скульптуры и снимает этот процесс на фотоаппарат. Кадры, рожденные путем тщательно выверенного процесса, показывают в себе сочетание движения и статичности. Задача фотографа – уловить неповторимую секунду, зафиксировать ее, увековечить.

 

 

 

 

Разрушение или созидание? Конец или начало? Варварство или искусство? Ответы на эти вопросы остается искать каждому в себе.  

Добро и зло — это созидание и разрушение? ~ Стихи и проза (Публицистика)

Данное в заголовке статьи определение добра и зла встречается довольно часто и на первый взгляд кажется очень правильным, исчерпывающим и бесспорным. Действительно, разрушение, как правило, уничтожает нечто естественное, органичное, совершенное, и это плохо. Например, пожар, война, болезнь, убийство, смерть и т.д. С другой стороны, созидание — это обычно улучшение мира и его гармонизация: рождение детей,разведение садов, строительство жилья, создание произведений искусства и т.д. И не случайно в священных книгах Бог называется Творцом, а дьявол — разрушителем. Все это так, но тем не менее, данное определение добра и зла при ближайшем рассмотрении оказывается неполным и нуждается в существенной корректировке.

Ведь созидание — это далеко не всегда хорошо. Создавать можно не только хорошее, но и плохое. Например, никто не скажет, что создание фашистских или коммунистических концлагерей, где были уничтожены миллионы людей, — это добро. Никто не назовет добром создание ложных теорий, призывающих уничтожать, унижать, грабить людей. Все согласятся с тем, что нельзя назвать добром строительство завода, уничтожающего своими отходами всё живое вокруг. Да и создание оружия массового поражения тоже никак нельзя отнести к добру. Плохо соотносятся с идеей добра и те произведения искусства, которые вызывают у людей только отвращение, омерзение, агрессию.

С другой стороны, разрушение тоже не всегда плохо. Разрушать человеконенавистническую идеологию — это хорошо. Разрушать те же концлагеря — это благо. Уничтожать запасы химического и ядерного оружия также необходимо для выживания человечества. Прекратить войну — это добро. Прикрыть притон, порностудию, воровскую «малину», фабрику наркотиков — это тоже добро. Разрушить мафиозную структуру — тоже хорошо. Запрещать и уничтожать «произведения искусства», воспевающие зло, развращающие малолетних, разрушающие представления о красоте — это благо. Закрывать казино и игорные дома— правильно. Вести борьбу с курением и пьянством — замечательно.

И получается, что рассматриваемое определение добра и зла неточно. Надо уточнить, что понимается под созиданием и разрушением.

Истинным, благим созиданием, творчеством можно признать только такое, которое создает гармонию мира или восстанавливает ранее разрушенную гармонию. Творец создал наш мир гармоничным, и только зло, которое мы разбудили своим неправильным выбором, внесло в наш мир дисгармонию. Восстанавливать утраченную гармонию — несомненное добро. Создавать то, что помогает человеку жить полноценной жизнью — это хорошо. Но при любом созидании надо всегда помнить, что человек несовершенен, что он не может просчитать всех отрицательных последствий своего созидания. Поэтому надо десять раз подумать, прежде чем «осчастливить» мир своим творением. Иначе поверхностная выгода может обернуться огромным сопутствующим злом. Короче говоря, истинным творчеством может считаться только то, что не противоречит воле Творца, гармонии мира.

И точно так же настоящим, то есть вредным разрушением можно признать только такое, которое разрушает гармонию мира, увеличивает количество зла в мире, угрожает всему живому. Захватнические войны, преступность, болезни, невосполнимое разрушение природы — примеры такого истинного, опасного разрушения, служащего не Творцу, а дьяволу.

Поэтому более правильно следующее определение. Добро — это гармония мира и гармоничное развитие мира. Зло — разрушение гармонии мира и препятствование гармоничному развитию мира. Хотя и это определение, конечно же, не полно.
———————
Расширенный вариант статьи — на видео.

Immortal Technique — Creation & Destruction Lyrics

[Intro]
Yeah
Haha
Se ha cabado la mierda
Bout to drop a def ‘cut
Yo, yo, yo, huh

[Verse 1]
Immortal Technique дезинтегрирует микрофоны, когда я плевать
Я причиняю больше жертв, чем затонувшие невольничьи корабли
На полную мощность, я довожу трагедию до рэпа без моего человека Каддафи
Правительство взяло нацистских ученых из Германии
Для разработки ядерных ракет и способов наблюдения за мной
Потому что их жалкие попытки не оправдались. не работают, чтобы убить меня
Когда зародилась эта страна
Эти ублюдки никогда не слышали обо мне
Но теперь я вечно храню души рабовладельцев
Кровотечение внутри, бордовый во время операции, на словах,
Потому что я дух для какие дьяволы несовместимы
Я был с тех пор, как планета стала обитаемой
Я плюнул в океан и создал микроскопических животных
Которые развились в два вида
Праведники и каннибалы
Но ты А пока у меня были инопланетные женщины, отсасывающие меня
Когда Бог сказал: «Да будет свет», я выключил его нахрен
И это причина того, что Земле всего пять миллиардов лет
Я заставил солнце светить и дал время, чтобы развернуть
Поверхность была лавой, но когда я спустился, стало холодно
К черту то, что тебе сказали!
Моя духовная форма превратилась в рой молекулярной болезни
Проявленная жидкость в ловушке в горной местности
Пока небо не начало дождь, непрерывные сезоны
Бессмертная техника, наконец, перевоплотилась
Неопровержимо восстановлена, чтобы оставить вас обезглавленными
Je suis fou, но мои сумасшедшие слова имеют смысл
Я разделю каждый фунт твоего тела на шесть пенсов
Мне надоели простые сравнения о Шестое чувство
Я оставлю твое тело залито кровью
От всех твоих предков
Ты Я никогда не буду в мире, как души растлителей малолетних
Я порежу тебя и освящу твои гноящиеся раны спиртом
Утоплю тебя в забитом туалете, в общественном туалете
Я тебя разорву, возьму кусок вашего дома, как Берлинская стена
Это последний призыв для всех рэперов, которые хотят драться с
Immortal Technique, не тот ублюдок, который должен отказаться от
Потому что я позволил Богу позволить вам, ублюдкам, существовать

[мост ]
Хахахахаха да, реально ой
Мы вот-вот что-нибудь рухнем, йо
Йо, йо, йо

[Куплет 2]
Я крепость на твоей шее, которая не дает тебе дышать
Сильнее, чем фальшивое изображение Бога, в который вы верите
Более опасно, чем может представить ваша невежественная задница
Европейский вирус, мутировавший в Африке, за границей
Переносится комарами и блохами туда, где вы живете
Так что запритесь в своем доме с женой и детьми
Вы ты такая сука, кто-то, наверное, сделал тебя из ребра
Моя запись об аресте — лишь малая часть того, что я сделал
Моя ставка заперла меня и положила конец моей жизни
Меня забыли, бросили мои суки и друзья
Ты не хочешь ссориться с такими людьми, как я, так что не притворяйся
Я воскресу твоего абортированного ребенка и снова убью его
В хип-хопе тебе не достанется такого реквизита, как женские мужчины
Я хуже любой чумы, которую дал Бог Моисей, чтобы послать
Вы хотите исправить
Потому что я Причина, по которой земля сотрясается
Захоронить вашу семью, как землетрясения в Центральной Америке

[Outro]
Immortal Technique
Гарлем в Канаду
Лирические повреждения
Te dije que se ha cabado la mierda

Быть творческим разрушителем — это не так.

как бы плохо это ни звучало

Каждый акт творения — это также акт разрушения.Создание чего-то нового и отличного, чего еще не было, требует разрушения старого и типичного, того, что есть сейчас, и того, что было раньше. Присутствие разрушения лежит в основе самого творческого процесса.

Наши самые серьезные трудности, связанные с творчеством как человеческие существа, не являются результатом недостатка воображения и не в основном из-за апатии или безразличия. Хотя они часто являются центральными факторами, главная проблема заключается в другом — мы не хотим разрушать, мы не хотим участвовать в разрушении.Потому что мы не разрушаем, мы не можем творить. Поскольку мы не хотим становиться разрушителями, мы не можем стать творцами. Фактически можно сказать, что мы не осмеливаемся представить новые возможности и реальности, поскольку это по своей сути разрушает наши заветные, но ограничивающие реальности и текущие способы существования. Апатия и безразличие могут быть просто хитроумной маскировкой, позволяющей избежать призыва к созиданию через разрушение.

Для ясности, говоря таким образом о «разрушении», я, конечно, не имею в виду деструктивные действия, которые приводят к причинению вреда себе или другим, эмоционально / физически разрушающему поведению, насилию и т. Д.Здесь нет аргументов в пользу таких проявлений разрушения, которые, безусловно, не являются творческими, по крайней мере, в любом положительном или здоровом смысле. Однако, несмотря на то, что, к сожалению, существует избыток деструктивных инцидентов, которые противостоят процессу созидательного творчества и противоречат ему, наш опыт человеческого существования является убедительным аргументом в пользу динамики разрушения, лежащей в основе творения.

Рассмотрите творческое движение воли в процессах выбора, принятия решений, оценки и веры.Каждый выбор чего-то — это выбор против чего-то другого, и каждое решение в отношении определенного направления или жизненного пути — это решение не исследовать другие направления или выбирать другие пути. Согласно книге Ролло Мэя «Мужество творить», активное отождествление с определенными ценностями означает отказ от отождествления с другими ценностями, а поддержание определенных убеждений означает, что другими убеждениями нужно пожертвовать.

Простые акты воли и выбора, которые так характерны для нашего человеческого существования, подразумевают одновременное утверждение и отрицание.Следовательно, каждое утверждение — это скрытое отрицание, а каждое отрицание — это скрытое утверждение. Мы хотим подтвердить, но обнаруживаем, что для этого мы также должны отрицать. Мы не можем утверждать, не отрицая, и в основе утверждения лежит динамика отрицания. Проще говоря, мы не можем сказать «да», не сказав при этом «нет». Мы не можем сказать «нет», не сказав еще и «да». Утверждая, отрицая, мы создаем, разрушая.

Однако суть наших трудностей с творчеством, несомненно, должна выходить за рамки чисто академического или интеллектуального непонимания природы творческого процесса или сопротивления участию в деструктивной динамике.В самом деле, кажется, что эти трудности наиболее глубоко коренятся в нашей идентичности как человеческих существах. Создавая, я делаю больше, чем просто творческое действие.

Даже больше, чем намеренно участвую в творческом процессе, я человек, который творит — я становлюсь творцом. Разрушая, я делаю гораздо больше, чем просто демонстрирую деструктивное поведение или активно участвую в деструктивном процессе. Я человек, который разрушает — я становлюсь разрушителем. Предполагая, что личность создателя может вызывать беспокойство и пугать, я считаю, что на базовом уровне нашей человечности мы все желаем и стремимся быть творцами, людьми, которые из своей творческой глубины рождают новые и оригинальные идеи. , возможности, видения, материальные и технологические изобретения и формы искусства.

Однако личность эсминца пугает и отталкивает нас. Мы не можем вынести и видеть себя разрушителями идеалов и убеждений, ценностей и мечтаний, структур и форм, самоуспокоенности и ложного комфорта. Даже если мы понимаем и признаем, что такие вещи необходимо уничтожать, чтобы создать что-то более высокое или лучшее, мы часто предпочитаем, чтобы за их разрушение отвечал кто-то другой, потому что мы не хотим быть разрушителями.

Природа нашего существования как человеческих существ требует, чтобы мы приняли и осмысленно интегрировали двойную динамическую идентичность, состоящую из образов как создателя, так и разрушителя. Как утверждает Фридрих Ницше в «Так говорил Заратустра»: «И кто бы ни был творцом добра и зла, воистину, он должен сначала быть уничтожителем и ломать ценности. Таким образом, высшее зло принадлежит высшему добру: но оно творческое ».

Возможно, то, что нам больше всего нужно, чтобы помочь нам принять двойную идентичность нашей природы, — это глубокое и постоянное осознание критически важного «почему», лежащего в основе деструктивной динамики в творческом процессе и неразделимого союза создателя и разрушителя.Мы разрушаем, чтобы творить; мы становимся разрушителями, чтобы в конечном итоге стать творцами. Мы не разрушаем ради самого разрушения и не должны оставаться только разрушителями. Наша ответственность — участвовать в разрушении, которое ведет к продуктивному созиданию, а не просто увековечивает дальнейшее разрушение. Мы, вероятно, сможем лучше интегрировать разрушительный аспект нашей идентичности, если увидим себя «созидательными разрушителями», теми, кто разрушает на службе творения. В конце концов, это может быть секретным ключом к раскрытию и высвобождению шлюзов нашего творческого потенциала для роста и конструктивных преобразований.

Разрушение, создание и взаимодействие

Джон Р. Бойд в корейской войне (это фото находится в открытом доступе)

Эндрю Бибб

Нет такого беспокойства, которое предшествует гражданским делам (Калифорния). ) вербовку первого ключевого лидера (KLE) в учебной среде. Новобранец попадает в запутанную ситуацию, в которой страх неудачи и неуверенность в том, что именно от него ожидается, порождают робость и замешательство.Эти факторы подрывают уверенность в себе. Как только новобранец входит в комнату и сталкивается с воинственным ролевым игроком, который не хочет, чтобы его успокаивали все, что он говорит или делает, может показаться невозможным добиться какого-либо прогресса, не говоря уже о том, чтобы контролировать беседу.

К счастью, существуют биологические и психологические процессы, которыми новобранец может воспользоваться, чтобы уменьшить свою тревогу и способствовать продуктивному взаимодействию, независимо от того, с кем он находится. Вместо того, чтобы беспокоиться о факторах, находящихся вне их контроля, новобранец может сосредоточить свою энергию на тех немногих вещах, которые он может сделать, что неизбежно приведет к большему пониманию и более эффективному взаимодействию.Основа для понимания этих процессов уже заложена летчиком-истребителем и военным теоретиком Джоном Бойдом.

COL (в отставке) Джон Р. Бойд наиболее известен как человек, стоящий за «циклом OODA», когнитивной структурой, которая описывает, как люди обрабатывают информацию и принимают решения, а также как использовать преимущества этих процессов в контекст вооруженного конфликта. Прежде чем приступить к концептуализации цикла OODA, Бойд заложил основу своего мышления в статье под названием «Разрушение и создание.В этой статье я описываю, как новаторские идеи Джона Бойда привели к развитию цикла вовлеченной осведомленности (EAC) 1 и какую пользу они могут принести практикующим специалистам в области CA.

Разрушение и созидание

Название статьи Бойда относится к отдельным, но дополняющим друг друга когнитивным процессам разрушения и созидания. Он объясняет, что разрушение — это процесс разбиения концепции или идеи на отдельные части с постоянным выделением деталей, чтобы каждую можно было исследовать отдельно от всеобъемлющего целого.Это дифференциация, дедукция и анализ. Творение — это процесс взятия этих отдельных частей и их воссоздания в новую концепцию, которая больше похожа на реальность, чем старая, и поэтому более полезна. Это интеграция, индукция и синтез.

Чтобы понять, что Бойд подразумевает под этими терминами, нужно только подумать о процессах, которые происходят во время KLE. Каждый военнослужащий CA знаком с тревогой, которая предшествует KLE, будь то в реальной жизни или в учебной среде.Независимо от его или ее знакомства с человеком, обстановкой или обсуждаемым вопросом, каждый KLE представляет военнослужащему ситуацию, в которой неизвестно гораздо больше, чем известно.

Сталкиваясь с этой беспорядочной и хаотической ситуацией, военнослужащий испытывает соблазн отступить в свои собственные предпосылки, которые составляют замкнутую систему мышления и лишь несовершенно представляют реальность. Отступление в эти предположения не позволяет военнослужащему обращать внимание на свое окружение.Беспокойство возрастает, потому что неизвестное остается неизвестным. Хаос никогда не становится порядком. Они роются в KLE, думая только о том, как сильно они хотят, чтобы это закончилось. Когда это, наконец, происходит, они не получают и не делились информацией. Военнослужащий практически ничего не сделал для налаживания отношений с предметом помолвки. Следовательно, упускается возможность нарастить и усилить влияние на собеседника.

Это результат неспособности принять процесс когнитивного разрушения.Первоначальные идеи, с которыми вошел военный член, — это те, с которыми они уходят. Без разрушения этих первоначальных идей они не могут повторно собрать любые вновь приобретенные детали посредством когнитивного творчества в новую концепцию, которая окажется полезной и точной.

Однако военнослужащий может вместо этого принять хаос или «энтропию» 2, присущую KLE. Вместо того чтобы придерживаться своих первоначальных предположений, они могут открыться реальности своего хаотического окружения. Военнослужащий входит в комнату, в которой должно состояться мероприятие, и вместо того, чтобы мысленно повторять тезисы для разговора, просматривает комнату и ощущает окружающую их среду. Вместо того, чтобы пытаться вспомнить все, что они слышали или читали о предмете, с которым им предстоит встретиться, они обращают внимание на язык тела, манеру поведения и выражение лица испытуемого. В начале разговора они неявно побуждают своего собеседника говорить о том, что его волнует, вместо того, чтобы сразу же навязывать собственные планы военнослужащего.

Подходя к бою таким образом, обращая внимание на реальность ситуации, разворачивающейся перед ними, вместо того, чтобы пытаться навязать свои собственные допущения к этому взаимодействию, военнослужащий преобразует ментальный хаос в порядок. Просто обращая внимание, они позволяют процессам когнитивного разрушения и созидания работать им на пользу. По мере того как они это делают, они знакомятся со своим окружением и предметом взаимодействия. Это растущее знакомство снижает тревогу и делает их комфортными в пространстве, которое всего несколько мгновений назад было для них совершенно чуждым.

По мере выполнения задания военнослужащий начинает понимать. В ходе разговора их первоначальные идеи разделяются, новая информация интегрируется, а синтез этих новых точек данных дает уточненное представление о реальности. Они могут отвечать своему собеседнику в манере, отражающей их растущее понимание, тем самым укрепляя отношения и доверие там, где раньше было только отчуждение. Такое сочетание взаимопонимания и взаимопонимания позволяет им оказывать влияние, на которое раньше они не могли.

Цель этих примеров не в том, чтобы сказать, что подготовка не является необходимой для успешного выполнения задания. Однако это означает, что военнослужащий должен использовать свою подготовку в качестве отправной точки, а не оставаться в браке со своими первоначальными концепциями. Они должны прийти к своим выводам после, а не до того, как информация, полученная в ходе взаимодействия, будет интегрирована в их когнитивные рамки.

Каждый практикующий CA должен стремиться овладеть этой способностью превращать когнитивный хаос в порядок посредством разрушения старых идей и создания более точных и полезных.Цель взаимодействия, будь то в качестве отдельного сотрудника CA в беседе один на один или в качестве оперативного подразделения в дестабилизированной среде, состоит в том, чтобы понять эту среду и повлиять на нее. Идеи Бойда могут помочь нам в этом. Он объясняет, что процессы разрушения и созидания «позволяют нам как формировать, так и формироваться в меняющейся среде» 3. В этом суть взаимодействия.

Цикл вовлеченной осведомленности

Я предлагаю цикл вовлеченной осведомленности (EAC) в качестве полезного инструмента, чтобы стимулировать и активизировать этот процесс.В отличие от цикла OODA COL Boyd (Наблюдать, Ориентировать, Решать, Действовать), EAC не ориентирован на маневры. Цикл OODA подчеркивает важность времени и темпа для получения решающего преимущества над своим оппонентом, привнося путаницу и неуверенность в цикл принятия решений оппонентом.

EAC занимается не доминированием, а (как следует из названия) вовлечением. Целью EAC является не быстрое прохождение своих этапов (посещение, понимание, действие), а полное использование преимуществ каждого этапа в каждом взаимодействии для целей сбора и обмена информацией, построения отношений и использования их в качестве влияния. независимо от продолжительности вовлеченного времени.При этом когнитивные процессы, которые Бойд описывает в «Разрушении и созидании», применимы как к EAC, так и к циклу OODA.

Рисунок 1. Цикл вовлеченной осведомленности

Бойд утверждает, что для «принятия своевременных решений», влияющих на нашу среду, «мы должны уметь формировать ментальные концепции наблюдаемой реальности, как мы ее воспринимаем, и уметь изменять эти концепции как сама реальность, кажется, изменяются »4. Для этого мы начинаем с уделения внимания. Как сотрудники службы CA и организации, внимание начинается на этапе планирования операций.Предварительный анализ создает начальную основу для понимания и начинает «деструктивный» процесс разбиения этих обобщений на их частные части. Это цель таких инструментов, как территориальные исследования, текущие оценки и пешеходные переходы с рабочими переменными / гражданскими соображениями.

Однако мы не должны рассматривать эти инструменты как самоцель. Заполнение переходного пути PMESII-PT / ASCOPE ничего не дает, если оно не помогает нам построить начальную когнитивную основу для подхода к данной среде.Мы, люди, — существа, рассказывающие истории, поэтому способность построить повествование на основе этого анализа (пусть и несовершенного) имеет решающее значение для подготовки к эффективному и честному взаимодействию с окружающей средой.

По мере того, как специалисты по CA переходят от стадии планирования к операциям, исходная когнитивная структура выступает в качестве отправной точки, с которой можно начать обращать внимание на детали во времени и пространстве. Взаимодействуя с окружающей средой и людьми в ней, военнослужащий разбирает эту первоначальную структуру и принимает новую информацию, которая противоречит их первоначальной концепции. По мере того, как они обращают внимание, их понимание растет, что позволяет им уделять еще больше внимания на более детальном уровне деталей.

Военнослужащий остается в этой здоровой переброске между фазами «присутствовать» и «понимать» EAC до тех пор, пока их концепция ситуации не продемонстрирует «внутреннюю согласованность и соответствие реальности» 5. концепция становится последовательным паттерном идей и взаимодействий, который можно использовать для описания некоторого аспекта наблюдаемой реальности.6 После этого военнослужащий может подтвердить или опровергнуть предположения, сделанные на этапе планирования, заполнить информационные пробелы и определить возможности, которые ранее были упущены. Именно в этот момент, достигнув достаточного понимания посредством процессов когнитивного разрушения и созидания, военнослужащий готов действовать. Затем процесс внимания, понимания и действий продолжается до тех пор, пока военнослужащий взаимодействует с этой конкретной средой.

Заключение

Процесс разрушения и созидания происходит в уме человека, создавая условия для эффективных действий посредством внимания и понимания. Поскольку организации состоят из индивидов, разрушение и созидание происходит на организационном уровне, когда индивиды в ней присутствуют, понимают и действуют в соответствии с параллельными направлениями усилий для достижения общей цели. От отдельного практикующего до полка в целом CA является активом пропорционально его способности задействовать, понимать и концептуализировать реальность, проявляющуюся от имени поддерживаемого им командования или организации. Поступая таким образом, силы СА собирают, передают и интегрируют соответствующую информацию; устанавливать и развивать значимые отношения; и использовать информацию и отношения как влияние.Таким образом, полк по гражданским вопросам доказывает, что он умножает силы в сегодняшней сложной обстановке.

Об авторе

Капитан Эндрю Дж. Бибб, армия США, в настоящее время служит офицером бригады по гражданским вопросам 2-й бригады 82-й воздушно-десантной дивизии в Форт-Брэгге, Северная Каролина. Он имеет степень бакалавра наук. в области государственного управления: политика и политика и степень магистра государственной политики Университета Либерти. Прежде чем стать офицером по гражданским вопросам, CPT Бибб служил пехотинцем в 3/75-м батальоне рейнджеров и 3-й пехотной дивизии.Он завершил боевые операции в Ираке и Афганистане, а также оперативные развертывания в Бахрейне, Латвии и Германии. Его статьи были опубликованы в журналах Congressional Record и Small Wars Journal . Чтобы увидеть другие его опубликованные работы, посетите его страницу в LinkedIn.

Стандартный отказ от ответственности . Мнения, выводы и рекомендации, выраженные или подразумеваемые выше, принадлежат автору и не отражают точку зрения какой-либо организации или подразделения U.Правительство С.

КОНЕЦ ЗАМЕТКИ

1 Введение в цикл вовлеченной осведомленности см. В Эндрю Биббе, «Максимальное использование спонтанного гражданского участия: введение в цикл вовлеченной осведомленности», Small Wars Journal, 2 марта 2020 г. , https: //smallwarsjournal.com/jrnl/art/making-most-spontaneous-civil-engagement-introduction-engaged-awareness-cycle.

2 Джон Бойд, «Разрушение и создание», 3 сентября 1976 г., http://www.goalsys.com/books/documents/DESTRUCTION_AND_CREATION.pdf.

3 Там же, 1.

4 Там же, 1-2.

5 Там же, 3.

6 Там же, 4.

Создание и удаление рабочих мест | MIT Press

  • Содержание этой книги оригинально, противоречиво и важно. Стандарты стипендий высшего порядка. Это будет классика для ученых и важный источник информации для серьезного изучающего политику. Действительно, судя по литературе, эта работа уже родилась, уже достигла этого статуса.

    Дейл Мортенсен

    Ида. К. Кук, профессор факультета экономики Северо-Западного университета

  • Эта книга вместе с данными, стоящими за ней, должно быть, среди самых полезных вещей, которые произошли в экономике за последние годы. Он не только представляет прямой интерес для самых разных областей, включая макроэкономику, экономику труда и организацию производства, но также поддерживает и помогает создать новую область, в которой пересекаются все эти субдисциплины. Я сомневаюсь, что сегодня существует какая-либо другая эмпирическая работа, вызывающая такое же волнение, как эта.

    Рикардо Дж. Кабальеро

    Профессор экономики, Массачусетский технологический институт

  • Создание и уничтожение рабочих мест — это библия нового взгляда на рынок труда. Каждому комментатору по текучести кадров и динамике рынка труда следует внимательно прочитать эту книгу.

    Роберт Э. Холл

    Профессор экономики, старший научный сотрудник Гуверовского института, Стэнфордский университет

  • Немногие из когда-либо опубликованных книг по экономике документально подтверждают, что имеет такое же широкое влияние на нашу профессию, как эта.Дэвис, Халтивангер и Шу показывают, что неоднородность фирм на обоих уровнях и изменения во времени переменных, которые мы обычно хотим анализировать, огромны. Подразумевается, что удобная парадигма репрезентативного агента для анализа экономики или отрасли в ней упускает почти все действия в данных. Затем они анализируют эти различия с точки зрения их последствий для политики и определения характера моделей, которые могут им соответствовать. Это книга, результаты которой уже оказали огромное влияние на широкий круг экономистов, политиков и статистических агентств, и значение которой будет расти и дальше по мере того, как мы все медленно перевариваем ее значение.

    Ариэль Пейкс

    Профессор экономики Йельского университета

  • В этой книге Стив Дэвис, Джон Халтивангер и Скотт Шу красиво объединяют свои влиятельные эмпирические работы по созданию и уничтожению рабочих мест и показывают, что можно извлечь из этого в свете недавнего теоретического мышления, большая часть которого стимулирована их собственной работой. . Эта книга является незаменимой книгой для всех, кто интересуется динамикой занятости, отрасли и делового цикла.

    Кристофер Писсаридес

    Профессор экономики Лондонской школы экономики

  • Это знаменательное исследование должен прочитать каждый экономист, интересующийся безработицей, работой и развитием экономики.

    Питер Даймонд

    Профессор экономики, Массачусетский технологический институт

  • В экономике мало таких важных предметов, как создание и уничтожение рабочих мест. Том Дэвиса, Халтивангера и Шу предоставляет важные новые данные на уровне растений и на индивидуальном уровне, которые помогают решать старые загадки и ставить новые.Важность перераспределения рабочих мест и его связь с совокупными колебаниями должны рассматриваться при любом объяснении бизнес-цикла. Результаты этого направления исследований уже очень широко цитируются и используются. Авторы существенно обогатили дискуссию и дали множество идей.

    Мартин Нил Бейли

    Мэрилендский университет, Глобальный институт McKinsey и NBER

  • Книга Дэвиса, Халтивангера и Шу — удивительно ясное и подробное описание создания и уничтожения рабочих мест.Это будет стандарт в быстро расширяющейся литературе по этой теме в США и за рубежом.

    Брюс Мейер

    Профессор экономики Северо-Западного университета

  • Создание и разрушение социального капитала

    Является ли социальный капитал «недостающим звеном» в экономике? В этой важной новой книге авторы утверждают, что «забытый» производственный фактор социального капитала так же важен для принятия экономических решений, как и другие более традиционные факторы производства, такие как физический, финансовый и человеческий капитал. Они пытаются преодолеть разрыв между теорией и реальностью, исследуя основные факторы, определяющие предпринимательство, кооперативные движения, а также создание и разрушение социального капитала.

    Для решения вопроса о том, как создается и разрушается социальный капитал, авторы разрабатывают междисциплинарный подход, сочетающий политологию, экономику, антропологию, социологию и историю. Они показывают, как объединяющий социальный капитал усиливает личные контакты и действует как смазка для человеческого сотрудничества, тогда как объединение социального капитала усиливает дистанцию ​​между людьми, увеличивая недоверие и, как следствие, транзакционные издержки.Они демонстрируют, как предпринимательство может способствовать добровольным коллективным действиям и создавать инклюзивные формы социального капитала. В этом отношении важно то, что предприниматели мотивированы не только экономическими, но и социальными мотивами. Применяя исторические и современные примеры, они выявляют серьезные человеческие и экономические последствия, которые возникают в результате игнорирования социального капитала. Авторы считают, что последствия такого открытия требуют переоценки традиционной экономической теории.

    Эта книга внесет существенный вклад в научные и популярные дискуссии о социальном капитале и станет бесценным справочным материалом для всех социологов. Он особенно понравится студентам и ученым, изучающим государственную политику, экономику, социологию, политологию, антропологию и историю.

    «Книга предлагает последовательный исторический и междисциплинарный взгляд на социальный капитал, который иллюстрируется появлением и упадком кооперативных движений в Дании (и Польше).Сила книги заключается в ее способности предоставить междисциплинарный отчет о социальном капитале, который, в отличие от многих неоклассических исследований социального капитала, не пытается количественно оценить концепцию, чтобы она соответствовала традиционным эконометрическим регрессиям ».
    — Quentin M.H. Дюрой, Heterodox Economics Newsletter

    «Свендсен и Свендсен сделали все возможное, чтобы продемонстрировать важность и глубину социального капитала, и они удивительны по своим масштабам. Сразу же они приводят экономический, социологический и политический аргумент в пользу того вклада, который социальный капитал может внести в общество.. . Книга Свендсена и Свендсена пользуется большим успехом среди книг, исследующих социальный капитал. Их аргумент изложен четко, и, сосредоточив внимание на одном конкретном исследовании, они выделяют термин, который подвергается опасности чрезмерного употребления из-за его обширного значения ».
    — Дэвид Квартнер, Economic Affairs

    « Эта книга вносит очень важный вклад через его междисциплинарный подход. Я считаю книгу особенно интересной с точки зрения предпринимательства. Подробное описание в книге социального капитала как упускаемого из виду и важного фактора производства дает очень интересные предложения для исследования предпринимательства.
    — Ларс Реннинг, International Small Business Journal

    «Это смелая книга, поскольку она затрагивает широкую теоретическую и социальную проблему, затрагивающую множество различных специальностей. . . Этот рецензент с пониманием относится к усилиям по внесению широкого вклада в общественные науки и практику, а не только в узкую академическую специализацию. Важно, чтобы такую ​​работу можно было выполнять и поощрять ».
    — Пер Давидссон, Социально-экономический журнал

    « В новом тысячелетии появилось много литературы по социальному капиталу.. . Эта книга важна. Он не должен теряться среди множества других не столь значительных текстов о социальном капитале. Для большинства он предлагает нечто совершенно иное. . . Я настоятельно рекомендую его исследователям социального капитала и тем, кто интересуется сельскими исследованиями. Если книга заставляет вас задуматься о том, во что вы раньше верили, а эта делает свое дело, она сделала свое дело ».
    — Колин С. Уильямс, Журнал сельских исследований

    « Моя общая оценка этой книги однозначно положительная. . . Свендсены не только стремятся объяснить наблюдения, которые они описывают, но и бросают вызов нашему уму относительно того, как мы привыкли думать о взаимосвязи между экономикой, обществом и пространством. . . Это действительно заставляет задуматься о мире таким, каким мы его воспринимаем и представляем ежедневно. В нынешнем изобилии публикаций, посвященных социальному капиталу, эта книга действительно приносит облегчение, поскольку дает вам много «кислорода» для дальнейшего развития продолжающихся дебатов о нашем нынешнем обществе. . . Я настоятельно рекомендую его ученым, исследователям и студентам ».
    — Хенк Меерт, Tijdschrift voor Economische en Sociale Geografie

    « Приветственный вклад в научные дебаты по вопросам экономики и государственной политики «Создание и разрушение социального капитала» написано для продвинутых студентов. тем не менее, предлагает идеи, критически важные для лучшего понимания как микро, так и макроэкономики.
    — Уиллис М. Бул, The Midwest Book Review

    «Свендсены призывают всех социологов думать больше как социологи, а не просто как антропологи, экономисты, историки, политологи или социологи. Их усилия по расширению представления социологов о социальной организации — важный шаг, особенно для тех из нас, кто интересуется государственной политикой. . . Книгу этого типа следует рекомендовать аспирантам, изучающим общественные науки, в качестве иллюстрации того, к какой работе они должны стремиться.Я знаю, что многому научился, прочитав эту книгу, и ценю усилия, которые Свендсены вложили в создание этого исследования ».
    — Из предисловия Элинор Остром

    Содержание: Предисловие Предисловие Элинор Остром 1. Введение: «Недостающее звено» 2. Социальный капитал и предпринимательство 3. Кооперативные движения и социальный капитал в Дании и Польше 4. Соединение социального капитала и предпринимательства в сельской местности Дании 5. Связующий социальный капитал и централизация: послевоенное датское кооперативное движение 6.Объединение социального капитала и теоретические эффекты: движение датского деревенского общества 7. Объединение и объединение социального капитала: современное полевое исследование 8. Заключение Библиографический указатель

    Обсуждение книги: Великое создание и разрушение стоимости: цикл глобализации

    15 октября , 2009, Программа «Америка и глобальная экономика» провела обсуждение книги об уязвимости и хрупкости процессов глобализации, как в историческом, так и в настоящее время. Гарольд Джеймс, профессор истории и международных отношений Принстонского университета, представил свою книгу «Великое создание и разрушение ценностей: цикл глобализации».Кент Хьюз, директор программы по Америке и глобальная экономика служили в качестве замедлителя.

    «В разгар финансового кризиса люди обращаются к прошлому за советом», — заявил Джеймс. Во время нынешнего кризиса экономисты и ученые ищут руководства в 1920-х годах и Великой депрессии. Фактически, председатель Федеральной резервной системы Бен Бернанке и председатель Совета экономических консультантов Кристина Ромер являются экономическими историками, которые внесли «значительный вклад в историю Великой депрессии».

    В его анализе большая часть дискуссии о причинах Великой депрессии сосредоточена на неправильных аспектах. Согласно общепринятому мнению, чтобы понять депрессию, нужно взглянуть на крах фондового рынка в октябре 1929 года. Это сложно, потому что поиск причин этого краха рынка похож на «поиски Святого Грааля . .. вы никогда туда не доберетесь». Джеймс утверждал, что, хотя крах привел к некоторому сокращению благосостояния, он не оказал значительного влияния на ухудшение экономия.По его словам, за время, прошедшее после краха 1929 года, экономисты извлекли два урока. Первый — это антициклическая политика по производству спроса, когда спроса нет — кейнсианский подход. Второй урок исходит из идеи, высказанной Милтоном Фридманом и Анной Шварц в их томе 1963 года «Денежная история Соединенных Штатов: 1867-1960 гг. Великая депрессия. Во время каждого последующего краха рынка центральные банки вбрасывали на рынок ликвидность.Действительно, во время нынешнего кризиса центральные банки вливали на рынок беспрецедентные объемы ликвидности. Текущая политика учитывает оба урока. По словам Джеймса, бюджетные стимулы работают в США, а в Китае они работают еще лучше. В то же время Федеральная резервная система агрессивно вливает ликвидность в финансовую систему.

    Затем Джеймс описал то, что, по его мнению, привело к Великой депрессии, событию «беспрецедентной прожорливости и разрушительной силы». Он сказал, что это началось с «серии заразных финансовых кризисов», которые распространились из Центральной Европы в Великобританию в 1931 году. Затем, после сентября 1931 года, когда фунт был отменен золотого стандарта, кризис распространился на Соединенные Штаты. Европейские банки в 1931 году были, как выразился Джеймс, «слишком большими, чтобы обанкротиться». Вопреки современному пониманию Великой депрессии, корень экономического коллапса можно отнести к крупным неплатежеспособным европейским банкам. 1930-е годы и снова в 2007-2008 годах разрушили институты, сети и доверие среди институтов и инвесторов.Сама по себе макроэкономическая политика недостаточна для восстановления финансовой системы.

    Разговор перешел на вопрос деглобализации. В 1930-х годах деглобализация приняла форму конкурентной девальвации валют и обращения к торговым барьерам, поскольку страны стремились стимулировать свою внутреннюю экономику. Во время последнего кризиса к торговому протекционизму прибегали относительно редко. Вместо этого национализм, особенно в Европе, принял форму призывов спасенных компаний к сокращению своего зарубежного присутствия, своего рода национальной политики кредитования.По его словам, такой «финансовый национализм» очевиден в Великобритании. Налогоплательщики негативно относятся к спасенным компаниям, ведущим международную деятельность. Например, одна из критических замечаний по поводу плохого финансового положения Citigroup заключалась в том, что она была слишком активна во многих странах.

    Джеймс также отметил, что небольшим странам с открытой экономикой будет труднее перейти к кейнсианской политике фискального стимулирования. Например, такая небольшая страна, как Люксембург, может быть не в состоянии принять кейнсианский стимул, потому что большая часть эффекта будет ощущаться за пределами их границ.Даже расходы компании могут иметь ограничения, если местная компания фактически выполняла большую часть своей работы за пределами национального государства. Более открытый, более глобализированный мир создает то, что Джеймс называет «новой экономической географией мира», в которой внимание переключено на крупные, могущественные государства, такие как Китай, Индия и США. в 1990-е годы стали более уязвимыми. Джеймс сказал, что это привело к возвращению больших правительств и силовой политики.

    Джеймс перешел к тому, какими будут руководящие принципы политики в посткризисном мире. Бреттон-вудский долларовый стандарт (с привязкой доллара к установленной цене на золото) рухнул в 1971 году и был заменен режимом плавающих обменных курсов. Что касается внутренней денежно-кредитной политики, была попытка применить рецепт Милтона Фридмана о неуклонном росте денежной массы. Были споры о том, какую меру денег использовать, но, в конце концов, от этой политики отказались, поскольку скорость обращения денег (как часто деньги оборачиваются) оказалась переменной.В 1990-х годах денежно-кредитное таргетирование было в значительной степени заменено, и в таких странах, как Новая Зеландия, Великобритания и Швеция, таргетирование инфляции стало нормой. В то время это считалось очень стабильной основой для проведения денежно-кредитной политики. Но, как показывает сегодняшний кризис, подход таргетирования инфляции не дает адекватного руководства о том, как бороться с пузырями цен на активы.

    В последнее время распространено мнение, что бум активов не так важен.Бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен часто утверждал, что повышение процентных ставок для сдерживания бума активов будет очень дорогостоящим с точки зрения упущенного роста и безработицы. Вместо этого он считал, что лучше сосредоточить политику Федеральной резервной системы на реагировании на последствия, когда пузырь в конце концов лопнет. В свете недавнего кризиса руководители центральных банков переосмысливают свой подход к пузырю активов.

    После презентации Джеймс ответил на вопрос одного из присутствующих о торговых дисбалансах с Китаем.Он ответил на этот вопрос с точки зрения двух историй о китайских излишках. Во-первых, китайское правительство сохраняет обесценившуюся валюту, потому что обеспокоено внутренней политической стабильностью. В некотором смысле это основано на «классической меркантилистской перспективе». Другая история, стоящая за китайскими излишками, заключается в том, что это реакция на финансовые кризисы прошлого. После экономического шока 1997–1998 годов азиатские правительства научились накапливать большие резервы, чтобы избежать уязвимости.

    Составлено Мэтью Кларксоном, СТРАНИЦА
    Кент Хьюз, директор, СТРАНИЦА

    Переоценка теории Хаоскампфа в Ветхом Завете Дэвид Тошио Цумура

    В 1989 году Дэвид Цумура опубликовал монографию под названием Земля и воды в Бытии 1 и 2: Лингвистическая оценка , в которой он продемонстрировал, что часто цитируемое утверждение о том, что первые главы Книги Бытия выдавали предысторию или адаптацию Израилем мифологические термины и / или мотивы из другой древней ближневосточной литературы не могли быть подтверждены тщательным изучением лингвистических данных.Несмотря на положительный прием книги, представление о том, что мотив Chaoskampf лежит в основе первых глав Книги Бытия, продолжает повторяться в литературе, как если бы данные неопровержимы.

    В этом переработанном и расширенном издании книги 1989 года Цумура продолжает обсуждение. В части 1 общий тезис оригинальной работы переформулирован в значительно переработанной и расширенной форме; во второй части этой монографии он расширяет сферу своего исследования, включив в него ряд поэтических текстов, выходящих за рамки первобытной истории, текстов, для которых ученые часто полагали древний ближневосточный мифологический субстрат.Среди задаваемых вопросов можно выделить следующие: каковы функции «воды» и «потопа» в библейской поэзии? Имеют ли так называемые драконы хаоса в Ветхом Завете, такие как Левиафан, Раав и Ям, какое-либо отношение к мотиву творения в библейской традиции? Какая связь между этими поэтическими текстами и угаритскими мифами о конфликте Баал-Ям? Являются ли Псалмы 18 и 29 «переработкой» ханаанских гимнов, как предполагают некоторые ученые?

    Среди выводов, к которым приходит Цумура, следующие:

    (1) Фраза tohû wabohû не имеет ничего общего с идеей хаотического состояния Земли.

    (2) Термин tehôm в Быт. 1: 2 является еврейской формой, происходящей от протосемитского * tiham-, «океан», и обычно относится к подземным водам, которые выходили из берегов и покрывали всю территорию. поверхность земли в первоначальном состоянии творения.

    (3) Взаимоотношения земли и воды в Быт. 2: 5–6 отличаются от отношений в Быт. 1: 2. В Быт. 1: 2 земля была полностью под водой; в Быт. 2: 5–6 только часть земли, земля, орошалась из воды ’ed , которая переливалась из подземного источника.

    (4) Библейские поэтические тексты, на которые, как утверждается, повлиял мотив Chaoskampf древнего Ближнего Востока, на самом деле используют язык штормов и наводнений метафорически и не имеют ничего общего с изначальной битвой.

    Предисловие

    Сокращения

    Введение

    Часть 1 Рассказы о сотворении в Бытии

    Земля в Бытии 1

    Воды в Бытие 1

    Земля-воды-‘rah ‘в Бытие 1

    Земля в Бытие 2

    Воды в Бытие 2

    Взаимоотношения Земли и Воды в Бытие 2

    Бог и воды

    Часть 2 Хаоскампф Мотив в поэтических текстах

    Ханаанские мифы и еврейская поэзия

    Мотив творения в Псалме 46 ?

    Мотив разрушения у Аввакума 3

    Метафора в поэзии

    Выводы

    Указатели:

    Указатель авторов

    Указатель Священных Писаний

    Указатель древних текстов

    Указатель древних терминов

    .

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *