Свобода воли человека: Выбора нет? Существует ли свобода воли

Содержание

Выбора нет? Существует ли свобода воли

15 марта 2022 Жизнь

Если вы уверены, что сами определяете свою судьбу, у нас плохие новости: всё не так просто.

Свобода воли — это возможность влиять на события, делать выбор, действовать независимо от ограничений. Представление о свободе воли лежит в основе морали, права и религии, так как считается, что мы принимаем все решения осознанно.

Но действительно ли у нас есть выбор? Ответ на этот вопрос не так однозначен.

Как менялось отношение к свободе воли с течением времени

Вопрос о том, свободны ли люди в своих поступках, — один из главных в размышлениях о человеческом существовании, так как от ответа на него во многом зависит понимание смысла жизни. Если свободы воли нет, значит, всё предопределено. Если она есть, значит, мы сами принимаем решения, как нам жить.

На протяжении всей человеческой истории философы и учёные ломали над этим вопросом голову.

Так, Платон считал, что у человека, живущего в гармонии с собой, разум не подвержен страстям, поэтому он делает только то, что считает правильным. Аристотель писал, что во власти человека поступать тем или иным образом, и в большинстве случаев наши действия добровольны. Другие античные философы (Хрисипп, Эпикур) утверждали, что принятие решений зависит как от внешних обстоятельств, так и от самого человека.

Христианский мыслитель IV–V веков Августин считал, что зло — результат злоупотребления божьим даром свободы выбора, связывая это с грехопадением Адама и Евы. Другой теолог, Фома Аквинский (XIII век), был убеждён, что свобода человека заключается в выборе путей к достижению блага.

Мыслители раннего нового времени (XVII век), такие как Декарт, Спиноза и Лейбниц, подчёркивали, что без веры в свободу воли люди рискуют скатиться к безнравственности, однако эту свободу трудно вписать в научную картину мира.

Дело в том, что классическая ньютоновская физика исходит из соображения, что любая физическая система движется по полностью предсказуемому пути. Поэтому свободе воли в ней нет места.

Это убеждение известно как детерминизм. Его можно понимать так, что наше существование — это опосредованный результат Большого взрыва, возникновения Земли и жизни на ней, эволюции.

Более простой взгляд на детерминизм — это убеждение, что родители и условия жизни сделали нас такими, какие мы есть. Современная наука опирается не только на механический детерминизм, но и на теории о неопределённости Вселенной, например квантовую механику.

Существует также компатибилизм — убеждение, что детерминизм не противоречит свободе воле. Его придерживались такие знаменитые мыслители, как Томас Гоббс, Джон Локк, Иммануил Кант.

Артур Шопенгауэр считал, что помимо внешних причин наши поступки определяет воля, которая возникает вместе с чувством долга. А по мнению Фридриха Ницше, в основе человеческих действий лежит сильная или слабая воля к власти. Уверенность в том, что воля играет главную роль в человеческом разуме, называется волюнтаризмом.

Французский философ и писатель XX века Жан Поль Сартр считал, что свобода воли ставит человека перед вечным мучительным выбором. Такой взгляд получил название экзистенциализма.

Как видно, рассуждения о свободе воли имеют богатую историю, и существуют два основных подхода к этому вопросу: компатибилизм (убеждение в существовании свободы воли) и инкомпатибилизм (её отрицание и вера в детерминизм).

Что говорит о свободе воли современная наука

В 1964 году два немецких невролога Ганс Корнхубер и Людер Дикке обнаружили зоны мозга, которые активизируются, когда нужно совершить спонтанное действие. Так изначально верившие в свободу воли исследователи заложили основы для экспериментов, свидетельствующих об её отсутствии.

Нейробиологические опыты конца 1970–1980-х годов показали, что свобода воли — это иллюзия. Эксперимент, в котором подопытному нужно было нажать на кнопку, впервые проведённый американским учёным Бенджамином Либетом, а затем неоднократно повторённый, продемонстрировал, что между действием и осознанным решением проходит от 0,3 секунды до 7–10 секунд.

То есть решение принимается раньше, чем мы можем его осознать.

На такие выводы также подталкивает расширение наших знаний о гормонах серотонине и дофамине. Долгое время считалось, что они в значительной степени определяют действия, связанные с реакцией вознаграждения. То есть, если мы знаем, что какое-то действие принесёт нам пользу или удовлетворение, организм «сообщает» нам об этом, выделяя соответствующий гормон.

Однако последние исследования говорят, что химические реакции в организме играют гораздо большую роль при принятии решений, в том числе не связанных с вознаграждением. Группа психологов, нейробиологов и нейрохирургов из США и Великобритании пришла к такому выводу с помощью пяти пациентов с болезнью Паркинсона и эссенциальным тремором.

Больным вживили тонкие электроды из углеродного волокна для глубокой стимуляции мозга и лечения их недугов. Также электроды позволили учёным отслеживать уровни серотонина и дофамина у подопытных гораздо быстрее, чем это возможно при использовании стандартных способов. В специально разработанной компьютерной игре испытуемым показывали массив точек на экране, которые движутся с разной степенью хаотичности. Затем подопытных просили ответить, в каком направлении перемещаются точки. Оказалось, что дофаминовые и серотониновые реакции в организме происходят даже тогда, когда человек стоит перед выбором с неизвестными последствиями.

Дэн Бэнг, научный сотрудник Университетского колледжа Лондона и один из авторов исследования, для наглядности приводит такой пример: находясь в темноте, человек движется иначе, чем при свете дня. И получается, что дофамин и серотонин могут определять направление и скорость этого движения.

Значит ли это, что мы не несём ответственности за свои действия

Если свободы воли всё-таки не существует, то получается, что мы не влияем на ход событий. Следовательно, не можем и нести ответственность за свои действия.

В таком случае многие проблемы человечества представляются с другой стороны. Например, непонятно, как быть с преступниками, ведь аргумент о злодеяниях, совершённых «в здравом уме и твёрдой памяти», рассыпается.

С другой стороны, если всё предопределено, значит, и система правосудия должна была появиться, и наказания за неприемлемые действия оправданны.

Правильнее будет считать, что вопрос о свободе воли ещё не разрешён окончательно: дискуссии в науке явно не завершены.

Есть мнение, что эксперименты Либета и другие подобные опыты не позволяют делать столь далеко идущие выводы. Сторонники этой точки зрения считают, что условия их проведения некорректны, а то, что обнаружил Либет, — это лишь спонтанные движения, которые можно сравнить, например, с фальстартом в спорте. А Корнхубер и Дикке заявляют, что даже бессознательные действия могут быть свободными и непредопределёнными. Также они считают, что зоны мозга, активирующиеся при спонтанных движениях, не связаны с принятием решений.

Другое объяснение результатов Либета предлагают нейроучёный Аарон Шургер из Университета Чепмена и его коллеги. Они пришли к выводу, что активность мозга неоднородна и её можно представить в виде волн на кардиограмме: есть нижние и верхние пики. И когда активность мозга достигает наивысшей точки, он может принять решение, даже если сам человек этого ещё не понял.

Такие «предсказания», связанные с пиками мозговой активности, были обнаружены у шимпанзе. Так, мозг обезьяны мог «рассказать» учёным о том, что она выберет, ещё до представления ей вариантов. Например, можно было спрогнозировать, какому типу награды она отдаст предпочтение: небольшой, но которую можно получить прямо сейчас, или крупной, но доступной только через некоторое время.

Есть и другие гипотезы. Так, Хоакин Фустер, доктор медицины и философии из Университета Лос-Анджелеса, предлагает циклическую модель принятия решений. Он считает, что мозг тесно связан с окружающей человека средой. Это приводит к тому, что выбор вариантов у него всегда очень ограничен, а последствия решения малопрогнозируемы. Поэтому, по мнению Фустера, в цикле «решение — действие» практически невозможно обнаружить начало и конец и того и другого. Свобода же воли, согласно его убеждениям, состоит в том, что окружающая среда — это не объективная реальность, а то, как её воспринимает сам человек.

Наконец, в 2019 году группа учёных из США и Израиля не обнаружила «опережающей» активности мозга при осознанных действиях — решении о пожертвовании денег на благотворительность.

Вопрос с влиянием дофамина и серотонина на выбор тоже требует дальнейшего изучения на большем количестве подопытных, среди которых будут и здоровые люди.

Несколько экспериментаторов пришли к выводу, что убеждение об отсутствии свободы воли приводит к росту нечестности, агрессии и нежелания помогать другим, а также неблагодарности. Однако увеличение количества испытуемых подвергло эти результаты сомнению.

Изучение вопроса воли приводит к неожиданным выводам: оказывается, часть научного сообщества не верит в неё, а сторонники религии — наоборот (хотя и с оговоркой, что она — часть божьего замысла). Несмотря на использование современных технологий и многовековое изучение этой темы, однозначный ответ на вопрос о реальности свободы воли сложно найти.

В качестве компромисса можно привести точку зрения Стивена Хокинга. В книге «Высший замысел» он писал, что результаты экспериментов говорят о том, что поведение человека «запрограммировано», но при этом его всё ещё очень трудно предугадать.

Так или иначе, вера в свободу воли — вопрос выбора… Если он, конечно, есть.

Свобода воли.

Новая точка отсчета / Хабр

К рукам моим тянутся тонкие нити,
Как будто на сцене без них я споткнусь…
Эй там, наверху, вы меня отпустите,
Без нитей невидимых я обойдусь…

А.Жигарев, С.Алиханов «Песня куклы»

Привет, Хабр! Я очень рад, что мои странные статьи, которые я объединил названием “Новая точка отсчета” кому-то интересно читать. И я хочу сказать за это спасибо. До этого я рассуждал с опорой на какое-то известные фильмы, но иногда хочется поразмышлять в свободном полете.

Я заметил, что все чаще стали появляться статьи психологической и психофармакологической направленности от которых веет научно-доказанной безнадегой. Или прямо, или между строк подразумевается, что свободы воли нет, и мы являемся рабами наших инстинктов, биохимии мозга и организма в целом. Рисуются различные картинки – примерно как на КДПВ.

Хочу поделиться своими мыслями в защиту свободы воли. Подчеркну, что речь не идет о критике научной парадигмы. Как раз наоборот — это попытка взглянуть на свободу с наукообразной точки зрения. Я понимаю, что стартую из невыгодной, а может даже заведомо проигрышной позиции, но я попробую сделать пару рокировок и как-то выстроить линию защиты. Если Вы любите в кругу друзей за кружкой приятного напитка обсуждать необсуждаемое и доказывать недоказуемое, то прошу под кат.

Самый важный вопрос

Вопрос свободы воли является краеугольным вопросом философии и мировоззрения, от которого в конечном итоге зависят жизни и судьбы людей.

Когда начинаешь говорить о свободе воли на тебя чаще всего смотрят, как на идиота. Половина людей делает это от того, что не совсем понимает, о чем идет речь. Другая половина – от того, что слишком хорошо понимают. Чтобы быть понятным первой половине и усыпить бдительность второй, сформулируем этот вопрос в самой безобидной форме, которая тем не менее сохраняет всю остроту проблемы. Итак:

Можем ли мы влиять на свое будущее?

В этом вопросе нет ничего крамольного. Любой здравомыслящий человек, прежде чем заниматься чем-то в своей жизни должен попробовать на него ответить. Хотя бы для себя самого. Даже если для этого придется из обивки своего офисного кресла сделать шаманский бубен. И уехать в тундру, чтобы плясать вокруг костра и пить настойку из мухоморов.

Зачем доказывать очевидное

Если брать, например, меня, то мне не нужны доказательства наличия свободы воли. Я ее чувствую, как чувствуют пять пальцев своей руки. Иногда я смотрю на свою руку, по отдельности двигаю каждым пальцем, а затем сжимаю в кулак. Когда рука послушно выполняет мои приказы я понимаю, что я еще в силах изменить что-то в этом мире. И пусть мне говорят, что это фантомное чувство, как от ампутированной конечности. Я знаю, что у меня есть свобода, как знаю, что у меня есть мысли и эмоции.

Помните ту историю, как собрались мудрецы и стали доказывать друг другу, что движения не существует (знаменитый парадокс Зенона). Один мудрец, возмущенный этими умозаключениями, встал и демонстративно прошелся взад и вперед, а потом вообще вышел из зала.

Думаю, что этот мудрец, если бы его стали убеждать, что у него нет свободы, просто расквасил бы кому-нибудь нос. Вспоминается анекдот.

На суде у женщины спрашивают:
— Зачем вы ударили мужа сковородкой?
— А почему он всем говорит, что я такая предсказуемая?

Но то, что очевидно для одних, может быть неочевидно для других. Более того, для других может быть очевидно совсем другое. И даже если всем очевидно одно и то же, никогда не мешает об этом поговорить, используя различные доводы разной степени научности и эмоциональности.

Не виноватая я, оно само пришло…

Сначала попробую немного разобраться с гуманитарной стороной вопроса. Я понимаю, что следующие размышления ничего не добавят и не убавят в плане наукообразного подхода к свободе воли, но я все-таки порассуждаю об этом.

Если значение свободы воли для точных наук еще можно как-то оспорить, то для гуманитарных отраслей знания свобода воли вообще составляет все их содержание.

Особенно это касается теории общества и права.

Предположим, что ученые вскрыли бы все истинные физиологические причины поведения человека. Как мог бы в этом случае выглядеть судебный процесс.

Подсудимый, скажите – почему вы украли у прохожего кошелек с деньгами?
— Я не виноват Ваша Честь, я боялся, что останусь голодным. Вы ведь знаете, – голод – основной инстинкт человека.
— Вы были голодны в тот момент?
— Нет, но у меня был страх перед будущим голодом. Это выработалось в результате эволюции. Вот исследование, где про это подробно написано.
— Ну хорошо, а зачем вы его после этого избили?
— Ну, вы понимаете, мне не понравилось его лицо. Сработала племенная слотовая система. Он мне показался врагом. Про это тоже есть одно совершенно достоверное исследование.
— А зачем вы его ударили ножом?
— Это постдвигательная агрессия. Уровень адреналина подскочил. Кортизол опять же. Вот справка от моего эндокринолога.
— А почему вы ударили его ножом опять (в общей сумме девять раз)?
— Ну это же совсем просто Ваша Честь. Это просто двигательный рефлекс, с замыканием положительной обратной связи. Про это еще Павлов писал. Стыдно не знать при вашей-то должности.

Если Вы считаете, что это абсурд, то ошибаетесь. Уже известны случаи оправдательных приговоров для диабетиков, которые осуществили противоправные действия при низком уровне сахара. Именно с этих фактов часто начинает свои лекции знаменитый исследователь биохимии обезьян и человека Роберт Сапольски.

Почему отрицается свобода воли

На мой взгляд основная причина отрицания свободы воли – в стремлении человека построить вокруг себя предсказуемый мир. И наука является основным инструментом. Наука изучает причинно-следственные связи и помогает конструировать безопасное и понятное окружение.

Но здесь важно то, что правильно сконструированная предсказуемая реальность должна давать человеку право выбора, право реализовать свою свободу. Наука должна придумать выключатель, который предсказуемо включает и выключает свет. Но само решение – включить или выключить свет – должно оставаться за человеком.

Если выражаться более определенно, то причиной отрицания свободы воли я считаю стремление науки построить всеобъемлющую предсказуемую картину мира. Это стремление обусловлено основной задачей науки. Но насколько далеко можно применять детерминистическую методологию в изучении мира, и особенно человека?

Если у тебя в руках молоток, то везде видятся гвозди. Но может быть не стоит вбивать гвоздь в человеческую голову?

Маленький шаг навстречу свободе

Чтобы избавиться от проклятия детерминизма и фатализма, нужно сделать всего одно маленькое допущение:

Не все в этом мире определяется причинно-следственными связями

Как такое может быть – отдельный вопрос и в дальнейшем я его коснусь. Наука уже получила небольшой щелчок по носу столкнувшись с квантовой реальностью. Она сначала опешила от таких странных дел, но потом перегруппировалась, сдула пыль с невостребованной до того времени теории вероятностей (ее тогда использовали в основном картежники), и стала вместо фактов оперировать вероятностями этих фактов. Большинство пациентов успокоились. Самых буйных прикрутили к кроватям. И средняя температура по больнице вновь выровнялась.

Выскажу свое представление о мироздании. Оно мне видится в виде некоторой шкалы. На одном конце полная обусловленность и четкая работа причин и следствий. На другом конце – полная свобода, в том числе от пространства и от времени.

Вопрос в каком направлении по этой шкале мы должны двигаться? Наши предки давно для себя этот вопрос решили. Описание сансары, как полного торжества причинно-следственных связей (кармы) является наиболее мрачным описанием в буддизме. И основной задачей ставилось освобождение из цепких лап причинно-следственного колеса. В других религиях были сделаны примерно те-же самые выводы.

Не дай бог чьему-либо сознанию полностью попасть под власть причинно-следственного механизма.

Свобода воли заложена в фундамент науки

Я попробую показать, что понятие свободы воли фундаментально присутствует в науке. В качестве примера я возьму математику, которая, как известно царица наук.

Одним из основных понятий математики является функция. Как известно в функции есть независимые, или свободные переменные. Уже само название наводит на правильные мысли. Это значит, что некоторая свободная воля произвольно может назначить этим переменным значения, и математика должна послушно указать значение функции.

Интересно также определение предела – основы математического анализа. Здесь предполагается даже несколько существ со свободным волеизъявлением. Одно существо выбирает “наперед заданное значение”, а другое существо “значение аргумента, при котором”.

Принцип моих рассуждений, думаю понятен. Мы выбираем термины, имеющие в своих определениях слова независимый, свободный, и пытаемся понять, что этот термин значит в свете наличия свободы воли.

Например – “степень свободы” в математике и механике. Вы можете найти массу других примеров.

Как известно, чтобы иметь правильные суждения, нужно называть вещи своими именами. Математика и физика – как раз те науки, где все называется своими именами. И если там есть понятия независимых переменных и степеней свободы, то значит таковыми они и являются.

Старый трюк с постулатами еще никогда не подводил

Конечно, самый основной вопрос – откуда может взяться свобода и какие физические законы определяют ее существование.

Когда наука не может объяснить какие-то факты, она принимает их за аксиомы. Если вы думайте, что это какой-то шулерский фокус, то ошибаетесь. Это обычная научная практика. Например, Эйнштейну удалось провернуть этот трюк даже два раза: в специальной теории относительности он принял за постулат совершенно необъяснимое постоянство скорости света. В общей теории относительности – равенство гравитационной и инерционной масс, которое тоже было необъяснимым, но точно установленным научным фактом.

Точно также мы должны постулировать, что масса и энергия в нашей вселенной может проявлять свободу. И ее поведение в какой-то части нельзя объяснить причинно-следственными связями. Наука не должна игнорировать свободу воли. Она должна включить ее в свой понятийный и методологический аппарат.

В свете этой идеи правильным будет вопрос (я уже про это упоминал в другой статье) – не как в результате физических законов возникает свобода, а как физические законы ограничивают изначально присущую нам абсолютную свободу.

Второй диалектический барьер

Когда говорят о диалектике – обычно приводят такие связанные понятия – горячее-холодное, тяжелое-легкое, добро-зло. Но на мой взгляд – это слабые диалектические пары. Существуют более сильные диалектические понятия. Их нельзя так просто смешать, как воду в шайке. И переход между ними не так прост. И я бы их назвал диалектическими барьерами.

Как примеры: форма и содержание, стратегия и тактика, материя и сознание, информация и энергия, и, конечно, предсказуемость и свобода.

Рассмотрим подробнее пару – информация и энергия. Совершенно очевидно, что одно без другого существовать не может. Любая информация имеет энергетический носитель. Любая энергия несет в себе какую-то информацию. Несмотря на сложность и неуловимость этой взаимосвязи, человечество преодолело этот барьер. И теперь мы можем конструировать устройства, сочетающие в себе энергию и информацию в любых нужных нам пропорциях.

К такому же диалектическому барьеру относится понятия детерминизма и свободы. Когда-нибудь мы преодолеем и это. И будем конструировать устройства, сочетающие в себе предсказуемость и свободу в той форме и в тех соотношениях, которые нам будут полезны. И тогда искусственный интеллект станет действительно сильным.

Свет свободы

Есть одна история про изобретателя вечного двигателя. Когда ему говорили, что вечное движение невозможно, он отвечал: “Мои глаза говорят мне обратное – все во вселенной вовлечено в вечное беспричинное движение”.

Такое же ощущение возникает у меня, когда я пытаюсь размышлять про свободу воли. Все во вселенной пропитано духом свободы. Это чувство возникает, например, когда я пытаюсь осмыслить странный мир квантовой физики и элементарных частиц.

Вот, например, частичка света — фотон. В своем поведении он проявляет невероятную изобретательность и свободу. Он движется к цели одновременно по всем возможным траекториям. Он взаимодействует с кем хочет и когда хочет. Он всячески противится любым попыткам наблюдения. Он постоянно находится в суперпозиции в отношении любых характеристик. Он все свои квантовые решения откладывает на как можно более далекий срок.

Мы действуем практически так же, как фотон. При решении задачи мы рассматриваем все варианты. Мы откладываем все наши решения на самый поздний момент. Мы не любим, когда кто-то сует свой нос и измерительные приборы в наши дела. Мы никак не хотим и не можем определится, и находимся в суперпозиции относительно почти всех важных вопросов.

Мы сделаны из света. И так же свободны. Просто у нас чуть больше ограничений.

Свобода воли | Определение, детерминизм и факты

Г.Э. Мур

Посмотреть все СМИ

Ключевые люди:: Эразмус Серен Кьеркегор Уильям Джеймс Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг Корнелиус Отто Янсен

Похожие темы:: автономия детерминизм волюнтаризм компатибилизм выбор

См. весь связанный контент →

свобода воли , в философии и науке предполагаемая власть или способность людей принимать решения или совершать действия независимо от любого предшествующего события или состояния вселенной. Аргументы в пользу свободы воли основывались на субъективном опыте свободы, на чувстве вины, на богооткровенной религии и на общем допущении индивидуальной моральной ответственности, которое лежит в основе концепций закона, вознаграждения, наказания и стимула. В богословии существование свободы воли должно быть примирено с Божьим всеведением и благоволением и с божественной благодатью, которая якобы необходима для всякого похвального поступка. Отличительной чертой экзистенциализма является концепция радикальной, вечной и часто мучительной свободы выбора. Жан-Поль Сартр (1905–80), например, говорил о человеке, «обреченном на свободу».

Существование свободы воли отрицают некоторые сторонники детерминизма, тезиса о том, что каждое событие во Вселенной причинно неизбежно. Детерминизм подразумевает, что в ситуации, когда люди принимают определенное решение или совершают определенное действие, невозможно, чтобы они могли принять какое-либо другое решение или совершить какое-либо другое действие. Другими словами, никогда не бывает так, чтобы люди могли решить или действовать иначе, чем они действительно сделали. Философы и ученые, которые считают, что детерминизм в этом смысле несовместим со свободой воли, известны как «жесткие» детерминисты.

Еще из Британники

философия разума: свобода воли

Напротив, так называемые «мягкие» детерминисты, также называемые компатибилистами, считают, что детерминизм и свободная воля в конце концов совместимы. В большинстве случаев мягкие детерминисты пытаются достичь этого примирения, тонко пересматривая или ослабляя общепринятое понятие свободы воли. Современные мягкие детерминисты включают английского философа Г.Е. Мур (1873–1958), считавший, что действовать свободно означает лишь то, что человек действовал бы иначе, если бы решил поступить так (даже если на самом деле не мог решиться на это), и американский философ Гарри Франкфурт (Гарри Франкфурт). родился 1929), который утверждал, что действовать свободно означает отождествлять себя со своими желаниями или одобрять их (даже если эти желания таковы, что человек не может не действовать в соответствии с ними).

Крайней альтернативой детерминизму является индетерминизм, представление о том, что по крайней мере некоторые события не имеют детерминированной причины, а происходят случайно или случайно. Индетерминизм в некоторой степени поддерживается исследованиями в области квантовой механики, которые предполагают, что некоторые события на квантовом уровне в принципе непредсказуемы (и, следовательно, случайны). Философы и ученые, которые верят, что Вселенная недетерминистична и что люди обладают свободой воли, известны как «либертарианцы» (либертарианство в этом смысле не следует путать со школой политической философии, называемой либертарианством). Хотя можно считать, что Вселенная недетерминистична и что человеческие действия, тем не менее, детерминированы, немногие современные философы защищают эту точку зрения.

Либертарианство уязвимо перед так называемым возражением «понятности», которое указывает на то, что люди не могут иметь больше контроля над чисто случайным действием, чем над действием, которое детерминистически неизбежно; ни в том, ни в другом случае свобода воли не входит в картину. Следовательно, если человеческие действия недетерминированы, свободы воли не существует. См. также свобода воли и моральная ответственность.

Редакторы Британской энциклопедии Эта статья была недавно отредактирована и обновлена Брайаном Дуиньяном.

Свободной воли не бывает

Эдмон де Аро

Здоровье

Но в любом случае лучше в это верить.

Стивен Кейв

Выпуск за июнь 2016 г.

Сохраненные истории

На протяжении веков философы и богословы почти единодушно считали, что цивилизация, какой мы ее знаем, зависит от широко распространенной веры в свободу воли, и что потеря этой веры может быть катастрофический. Наш кодекс этики, например, предполагает, что мы можем свободно выбирать между правильным и неправильным. В христианской традиции это известно как «нравственная свобода» — способность различать и стремиться к добру, а не просто подчиняться влечениям и желаниям. Великий философ эпохи Просвещения Иммануил Кант подтвердил эту связь между свободой и добром. Если мы не свободны в выборе, утверждал он, тогда не имеет смысла говорить, что мы должны выбрать путь праведности.

Сегодня принцип свободы воли пронизывает все аспекты американской политики, от социального обеспечения до уголовного права. Он пронизывает популярную культуру и поддерживает американскую мечту — веру в то, что каждый может сделать что-то из себя, независимо от того, с чего он начал в жизни. Как писал Барак Обама в «Смелость надежды» , американские «ценности уходят корнями в базовый оптимизм в отношении жизни и веру в свободную волю».

Так что же произойдет, если эта вера разрушится?

Науки все смелее заявляют, что любое человеческое поведение можно объяснить с помощью механических законов причины и следствия. Этот сдвиг в восприятии является продолжением интеллектуальной революции, начавшейся около 150 лет назад, когда Чарльз Дарвин впервые опубликовал О происхождении видов . Вскоре после того, как Дарвин выдвинул свою теорию эволюции, его двоюродный брат сэр Фрэнсис Гальтон начал делать выводы: если мы эволюционировали, то такие умственные способности, как интеллект, должны быть наследственными. Но мы используем эти способности — которыми одни люди обладают в большей степени, чем другие — для принятия решений. Так что наша способность выбирать свою судьбу не свободна, а зависит от нашего биологического наследия.

Гальтон начал дебаты, которые бушевали на протяжении всего 20-го века, о природе и воспитании. Являются ли наши действия разворачивающимся эффектом нашей генетики? Или результат того, что было запечатлено в нас окружающей средой? Накоплены впечатляющие доказательства важности каждого фактора. Независимо от того, поддерживали ли ученые одно, другое или сочетание того и другого, они все чаще предполагали, что наши действия должны определяться что-то .

В последние десятилетия исследования внутренней работы мозга помогли решить спор о природе и воспитании и нанесли новый удар по идее свободы воли. Сканеры мозга позволили нам заглянуть внутрь черепа живого человека, выявив сложные сети нейронов и позволив ученым прийти к общему мнению, что эти сети формируются как генами, так и окружающей средой. Но в научном сообществе также существует согласие в том, что возбуждение нейронов определяет не только некоторые или большинство, но и все наших мыслей, надежд, воспоминаний и мечтаний.

Мы знаем, что изменения в химии мозга могут изменить поведение — иначе ни алкоголь, ни нейролептики не оказали бы желаемого эффекта. То же самое относится и к структуре мозга: случаи, когда обычные взрослые становятся убийцами или педофилами после развития опухоли головного мозга, демонстрируют, насколько мы зависим от физических свойств нашего серого вещества.

Многие ученые говорят, что американский физиолог Бенджамин Либет продемонстрировал в 1980-х, что у нас нет свободы воли. Уже было известно, что электрическая активность накапливается в мозгу человека еще до того, как он, например, шевельнет рукой; Либет показал, что это накопление происходит до того, как человек сознательно принимает решение двигаться. Сознательный опыт принятия решения действовать, который мы обычно связываем со свободой воли, кажется дополнением, апостериорной реконструкцией событий, которые происходят 90 057 после того, как 90 058 мозг уже привел действие в движение.

Дискуссия о природе и воспитании в 20-м веке подготовила нас к мысли о том, что мы формируемся под воздействием неподвластных нашему контролю влияний. Но это оставило некоторое пространство, по крайней мере, в народном воображении, для возможности того, что мы могли бы преодолеть наши обстоятельства или наши гены, чтобы стать авторами своей собственной судьбы. Проблема, которую ставит нейробиология, более радикальна: она описывает мозг как физическую систему, как и любую другую, и предполагает, что мы не больше хотим, чтобы он работал определенным образом, чем наше сердце, чтобы биться. Современное научное представление о человеческом поведении — это нейронная активация, вызывающая активацию других нейронов, вызывающая наши мысли и поступки, в непрерывной цепи, которая тянется от нашего рождения и далее. В принципе, мы поэтому полностью предсказуемы. Если бы мы могли достаточно хорошо понять архитектуру и химию мозга любого человека, мы теоретически могли бы предсказать реакцию этого человека на любой заданный стимул со 100-процентной точностью.

Это исследование и его результаты не новы. Новым, однако, является распространение скептицизма свободы воли за пределы лабораторий и в мейнстрим. Например, количество судебных дел, в которых используются данные нейробиологии, за последнее десятилетие увеличилось более чем вдвое — в основном в контексте ответчиков, утверждающих, что их заставил сделать это их мозг. И многие люди усваивают это сообщение и в других контекстах, по крайней мере, судя по количеству книг и статей, претендующих на объяснение «вашего мозга» во всем, от музыки до магии. Детерминизм в той или иной степени набирает популярность. Скептики берут верх.

Это развитие событий поднимает неудобные — и все более не теоретические — вопросы: если моральная ответственность зависит от веры в нашу собственную свободу действий, то по мере распространения веры в детерминизм станем ли мы морально безответственными? И если мы все чаще считаем веру в свободу воли заблуждением, что будет со всеми теми институтами, которые на ней основаны?

В 2002 году двум психологам пришла в голову простая, но блестящая идея: вместо того, чтобы размышлять о том, что произойдет, если люди потеряют веру в свою способность выбирать, они могут провести эксперимент, чтобы выяснить это. Кэтлин Вос, в то время работавшая в Университете Юты, и Джонатан Скулер из Университета Питтсбурга попросили одну группу участников прочитать отрывок, в котором утверждалось, что свобода воли — иллюзия, а другую группу — прочитать отрывок, нейтральный по данной теме. . Затем они подвергали членов каждой группы различным искушениям и наблюдали за их поведением. Будут ли различия в абстрактных философских убеждениях влиять на решения людей?

Да, действительно. Когда их попросили пройти тест по математике, где списывание стало легким, группа, настроенная на то, чтобы считать свободу воли иллюзорной, оказалась более склонной к незаконному просмотру ответов. Получив возможность украсть — взять больше денег, чем им положено, из конверта с монетами в 1 доллар, — те, чья вера в свободу воли была подорвана, воровали больше. По целому ряду показателей, сказала мне Вос, она и Скулер обнаружили, что «люди, которым внушают меньше верить в свободу воли, с большей вероятностью будут вести себя аморально».

Похоже, когда люди перестают верить в то, что они свободные агенты, они перестают считать себя виновными в своих действиях. Следовательно, они действуют менее ответственно и поддаются своим низменным инстинктам. Вос подчеркнул, что этот результат не ограничивается надуманными условиями лабораторного эксперимента. «То же самое можно наблюдать у людей, которые от природы более или менее верят в свободную волю», — сказала она.

Эдмон де Аро

В другом исследовании, например, Вос и его коллеги измерили, насколько группа поденщиков верит в свободу воли, а затем проверили их эффективность на работе, взглянув на рейтинги своего начальника. Те, кто более твердо верил, что они контролируют свои действия, чаще приходили на работу вовремя и оценивались руководителями как более способные. На самом деле, вера в свободу воли оказалась лучшим предсказателем эффективности работы, чем установленные меры, такие как самопровозглашенная трудовая этика.

Еще один пионер исследований в области психологии свободы воли, Рой Баумайстер из Университета штата Флорида, расширил эти выводы. Например, он и его коллеги обнаружили, что учащиеся с более слабой верой в свободу воли с меньшей вероятностью пожертвовали своим временем, чтобы помочь однокласснику, чем те, чья вера в свободу воли была сильнее. Точно так же те, кто придерживался детерминистских взглядов, читая заявления типа «Наука продемонстрировала, что свобода воли — это иллюзия», с меньшей вероятностью давали деньги бездомному или одалживали кому-то мобильный телефон.

Дальнейшие исследования, проведенные Баумайстером и его коллегами, выявили связь ослабленной веры в свободу воли со стрессом, несчастьем и меньшей приверженностью отношениям. Они обнаружили, что, когда испытуемых убеждали поверить в то, что «все человеческие действия вытекают из предшествующих событий и в конечном счете могут быть поняты с точки зрения движения молекул», эти испытуемые уходили с более низким чувством смысла жизни. В начале этого года другие исследователи опубликовали исследование, показывающее, что более слабая вера в свободу воли коррелирует с плохой успеваемостью.

Список можно продолжить: вера в то, что свобода воли является иллюзией, как было показано, делает людей менее творческими, более склонными к конформизму, менее склонными учиться на своих ошибках и менее благодарными друг другу. Кажется, во всех отношениях, когда мы принимаем детерминизм, мы потворствуем своей темной стороне.

Немногие ученые спокойно заявляют, что люди должны верить откровенной лжи. Пропаганда увековечивания лжи нарушила бы их целостность и принцип, которым философы давно дорожат: платоновская надежда на то, что истина и добро идут рука об руку. Саул Смиланский, профессор философии Хайфского университета в Израиле, боролся с этой дилеммой на протяжении всей своей карьеры и пришел к болезненному выводу: «Мы не можем позволить людям усвоить правду» о свободе воли.

Смилянский убежден, что свободы воли в традиционном понимании не существует — и было бы очень плохо, если бы большинство людей это осознало. «Представьте, — сказал он мне, — что я обдумываю, выполнить ли свой долг, например, прыгнуть с парашютом на вражескую территорию, или что-то более приземленное, например, рискнуть своей работой, сообщив о каком-то правонарушении. Если все признают, что свободы воли не существует, тогда я буду знать, что люди скажут: «Что бы он ни сделал, у него не было выбора — мы не можем его винить». принимая эгоистичный вариант». Это, считает он, очень опасно для общества, и «чем больше людей примут детерминистскую картину, тем хуже будет».

Детерминизм не только подрывает вину, утверждает Смилански; это также подрывает похвалу. Представьте, что я действительно рискую своей жизнью, прыгая на вражескую территорию, чтобы выполнить дерзкую миссию. Потом скажут, что у меня не было выбора, что мои подвиги были лишь, по выражению Смилянского, «развертыванием данности» и поэтому вряд ли достойны похвалы. И точно так же, как принижение порицания устранило бы препятствие к злым поступкам, так и принижение похвалы лишило бы стимула делать добро. Наши герои казались бы менее вдохновляющими, утверждает он, наши достижения менее заслуживающими внимания, и вскоре мы погрузились бы в упадок и уныние.

Смилянски отстаивает точку зрения, которую он называет иллюзионизмом, — веру в то, что свобода воли действительно является иллюзией, но общество должно ее защищать. Идея детерминизма и подтверждающие ее факты должны быть заключены в башню из слоновой кости. Только посвященные за этими стенами могут осмелиться, как он сказал мне, «смотреть в лицо темной правде». Смиланский говорит, что понимает, что в этой идее есть что-то радикальное, даже ужасное, но если выбирать между правдой и добром, то ради общества правда должна уйти.

Когда люди перестают верить в то, что они свободные агенты, они перестают считать себя виновными в своих действиях.

Аргументы Смилянского поначалу могут показаться странными, учитывая его утверждение о том, что мир лишен свободы воли: если мы на самом деле ничего не решаем, кого волнует, какая информация будет выпущена? Но новая информация, конечно же, является сенсорным входом, как и любая другая; оно может изменить наше поведение, даже если мы не являемся сознательными агентами этого изменения. Говоря языком причин и следствий, вера в свободу воли не может быть вдохновляет нас делать все возможное, но побуждает нас к этому.

Иллюзионизм занимает меньшинство среди академических философов, большинство из которых все еще надеется, что добро и истину можно примирить. Но это представляет собой древнее направление мысли среди интеллектуальной элиты. Ницше называл свободу воли «выдумкой теологов», которая позволяет нам «судить и наказывать». И многие мыслители, как и Смилянский, полагали, что институты суда и наказания необходимы, если мы хотим избежать падения в варварство.

Смиланский не поддерживает политику оруэлловского контроля над мыслями. К счастью, утверждает он, они нам не нужны. Вера в свободу воли естественна для нас. Ученым и комментаторам просто нужно проявлять некоторую сдержанность, вместо того, чтобы радостно разубеждать людей в иллюзиях, которые поддерживают все, что им дорого. Большинство ученых «не понимают, какой эффект могут иметь эти идеи», — сказал мне Смиланский. «Пропаганда детерминизма самодовольна и опасна».

Однако не все ученые, публично выступающие против свободы воли, слепы к социальным и психологическим последствиям. Некоторые просто не согласны с тем, что эти последствия могут включать в себя крах цивилизации. Одним из самых выдающихся является нейробиолог и писатель Сэм Харрис, который в своей книге 2012 года Свобода воли , призванный разрушить фантазию об осознанном выборе. Как и Смиланский, он считает, что свободы воли не существует. Но Харрис считает, что нам лучше обойтись без полного представления об этом.

«Нам нужны наши убеждения, чтобы отслеживать, что является правдой, — сказал мне Харрис. Иллюзии, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, всегда будут сдерживать нас. Например, в настоящее время мы используем угрозу тюремного заключения как грубый инструмент, чтобы убедить людей не совершать плохих поступков. Но если вместо этого мы признаем, что «человеческое поведение возникает из нейрофизиологии», утверждал он, тогда мы сможем лучше понять, что на самом деле заставляет людей делать плохие вещи, несмотря на эту угрозу наказания, и как их остановить. «Нам нужно, — сказал мне Харрис, — знать, какие рычаги мы можем использовать как общество, чтобы побудить людей быть лучшей версией себя, которой они могут быть».

По словам Харриса, мы должны признать, что даже самые отъявленные преступники — например, кровожадные психопаты — в некотором смысле несчастливы. «Они не выбирали свои гены. Они не выбирали своих родителей. Они не создали свой мозг, но их мозг является источником их намерений и действий». В глубоком смысле их преступления не являются их ошибкой. Признавая это, мы можем беспристрастно подумать о том, как вести себя с правонарушителями, чтобы перевоспитать их, защитить общество и сократить количество правонарушений в будущем. Харрис считает, что со временем «можно будет вылечить что-то вроде психопатии», но только если мы признаем, что мозг, а не какая-то воздушная волшебная свободная воля, является источником отклонения.

Принятие этого избавит нас от ненависти. Привлечение людей к ответственности за их действия может показаться краеугольным камнем цивилизованной жизни, но мы платим за это высокую цену: обвинение людей делает нас злыми и мстительными, и это затуманивает наши суждения.

«Сравните реакцию на ураган Катрина, — предложил Харрис, — с реакцией на террористический акт 11 сентября». Для многих американцев люди, захватившие эти самолеты, являются воплощением преступников, свободно решивших творить зло. Но если мы откажемся от нашего представления о свободе воли, то их поведение следует рассматривать как любое другое природное явление, и это, как считает Харрис, сделало бы нашу реакцию гораздо более рациональной.

Несмотря на то, что масштабы двух катастроф были одинаковыми, реакции сильно отличались. Никто не стремился отомстить тропическим штормам или объявить войну погоде, поэтому ответы Катрине могли быть просто сосредоточены на восстановлении и предотвращении будущих бедствий. Реакция на 11 сентября, утверждает Харрис, была омрачена возмущением и желанием отомстить и привела к ненужной гибели бессчетного количества жизней. Харрис не говорит, что мы вообще не должны были реагировать на 11 сентября, просто хладнокровная реакция выглядела бы совсем по-другому и, вероятно, была бы гораздо менее расточительной. «Ненависть токсична, — сказал он мне, — и может дестабилизировать жизнь отдельных людей и целых обществ. Потеря веры в свободную волю подрывает смысл ненавидеть кого бы то ни было».

В то время как данные Кэтлин Вос и ее коллег предполагают, что социальные проблемы могут возникать из-за того, что наши собственные действия определяются силами, находящимися вне нашего контроля, — ослабляющими нашу мораль, нашу мотивацию и наше чувство осмысленности жизни, — считает Харрис. что социальные блага будут результатом видения поведения других людей в том же свете. С этой точки зрения моральные последствия детерминизма выглядят совсем иначе и намного лучше.

Более того, утверждает Харрис, по мере того, как обычные люди начинают лучше понимать, как работает их мозг, многие из проблем, задокументированных Восом и другими, исчезнут. Детерминизм, пишет он в своей книге, не означает, что «сознательное осознание и взвешенное мышление бесполезны». Определенные виды действий требуют от нас осознания выбора — взвешивания аргументов и оценки доказательств. Правда, если бы мы снова оказались в точно такой же ситуации, то 100 раз из 100 мы бы приняли одно и то же решение, «точно так же, как перемотать фильм и снова его проиграть». Но акт обдумывания — борьба с фактами и эмоциями, которые, по нашему мнению, необходимы для нашей природы, — тем не менее реален.

Большая проблема, по мнению Харриса, заключается в том, что люди часто путают детерминизм с фатализмом. Детерминизм — это вера в то, что наши решения являются частью неразрывной цепи причин и следствий. Фатализм, с другой стороны, — это вера в то, что наши решения на самом деле не имеют значения, потому что все, чему суждено произойти, произойдет — как женитьба Эдипа на своей матери, несмотря на его попытки избежать этой участи.

Большинство ученых «не понимают, какой эффект могут иметь эти идеи», — сказал мне Смиланский. Проветривать их «самодовольно и опасно».
Когда люди слышат, что свободы воли не существует, они ошибочно становятся фаталистами; они думают, что их усилия ничего не изменят. Но это ошибка. Люди не движутся к неизбежной судьбе; учитывая другой стимул (например, другое представление о свободе воли), они будут вести себя по-разному и, следовательно, жить по-разному. Харрис считает, что если бы люди лучше понимали эти тонкие различия, последствия утраты веры в свободу воли были бы гораздо менее негативными, чем предполагают эксперименты Воса и Баумейстера.
Можно ли пойти еще дальше? Есть ли путь вперед, сохраняющий как вдохновляющую силу веры в свободу воли, так и сострадательное понимание, которое приходит с детерминизмом?
Философы и теологи привыкли говорить о свободе воли так, будто она либо включена, либо выключена; как будто наше сознание плывет, как призрак, полностью над причинно-следственной цепью, или как будто мы катимся по жизни, как камень с горы. Но может быть и другой взгляд на человеческую деятельность.
Некоторые ученые утверждают, что мы должны думать о свободе выбора с точки зрения наших очень реальных и изощренных способностей наметить несколько возможных ответов на конкретную ситуацию. Одним из них является Брюс Уоллер, профессор философии в Государственном университете Янгстауна. В своей новой книге Восстанавливающая свободная воля , он пишет, что мы должны сосредоточиться на нашей способности в любых условиях создавать для себя широкий спектр вариантов и выбирать среди них без внешних ограничений.
Для Уоллера просто не имеет значения, что эти процессы подкреплены причинно-следственной цепью возбужденных нейронов. По его мнению, свобода воли и детерминизм не являются противоположностями, за которые их часто принимают; они просто описывают наше поведение на разных уровнях.
Уоллер считает, что его объяснение соответствует научному пониманию того, как мы эволюционировали: кормящиеся животные — люди, а также мыши, медведи или вороны — должны иметь возможность создавать для себя варианты и принимать решения в сложной и меняющейся среде. Люди с нашим массивным мозгом гораздо лучше других животных обдумывают и взвешивают варианты. Наш диапазон возможностей намного шире, и в результате мы становимся свободнее.
Определение свободы воли, данное Уоллером, соответствует тому, как его видят многие обычные люди. Одно исследование 2010 года показало, что люди в основном думали о свободе воли с точки зрения следования своим желаниям без принуждения (например, когда кто-то приставил пистолет к вашей голове). Пока мы продолжаем верить в этот вид практической свободы воли, этого должно быть достаточно, чтобы сохранить те идеалы и этические нормы, которые исследовали Вос и Баумейстер.
Тем не менее, концепция свободы воли Уоллера по-прежнему приводит к совершенно иному взгляду на справедливость и ответственность, чем у большинства людей сегодня. Никто не был причиной сам: никто не выбирал свои гены или среду, в которой он родился. Поэтому никто не несет окончательной ответственности за то, кто он есть и что он делает. Уоллер сказал мне, что поддерживает идею речи Барака Обамы 2012 года «Вы не строили этого», в которой президент привлек внимание к внешним факторам, которые помогают добиться успеха. Его также не удивило, что это вызвало такую резкую реакцию тех, кто хочет верить, что они были единственными архитекторами своих достижений. Но он утверждает, что мы должны признать, что результаты жизни определяются различиями в природе и воспитании, «чтобы мы могли принять практические меры, чтобы исправить несчастье и помочь каждому реализовать свой потенциал».
Понимание того, как будет работой десятилетий, пока мы медленно разгадываем природу нашего собственного разума. Во многих областях эта работа, вероятно, принесет больше сострадания: предложение большей (и более точной) помощи тем, кто оказался в плохом положении. И когда угроза наказания необходима в качестве сдерживающего фактора, она во многих случаях будет уравновешена усилиями по укреплению, а не подрыву способности к автономии, которая необходима любому человеку для ведения достойной жизни. Волю, ведущую к успеху — видеть положительные варианты для себя, принимать правильные решения и придерживаться их, — можно развивать, и те, кто находится на дне общества, больше всего нуждаются в этом развитии.