Интеллигенция | Понятия и категории
«Что есть интеллигентный человек?
Это – неспокойная совесть…
И – сострадание судьбе народа.
Но и это не всё. Интеллигент знает,
что интеллигентность – не самоцель».
Василий Шукшин.
«Дружба народов», 1976’11, с. 286.
П.Д. Боборыкин первым ввёл понятие «интеллигенция»
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян
растут и крепнут в борьбе за свержение
буржуазии и ее пособников, интеллигентиков,
лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации.
На деле это не мозг, а г[овно]…»
В.И. Ленин.
Письмо А.М. Горькому от 15.IX.1919 (ПСС, том 51, с. 48)
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Отличительным признаком интеллигенции является не всякий умственный труд, а наиболее квалифицированные виды умственного труда… Таким образом, интеллигенция как социальный слой – это общественная группа людей, профессионально занятых высшими, наиболее квалифицированными видами умственного труда.
С.Н. Надель. Современный капитализм и средние слои. М., 1978, с. 203.
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Социальная группа людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры; родовое понятие, определенный социокультурный тип; определенный социальный слой. Термин введен П.Д. Боборыкиным во второй половине XIX века для обозначения образованного слоя русского общества. В странах Запада он употребляется редко, чаще используются слова «интеллектуал, специалист».
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ — понятие введено в научный оборот в России в 60-х годах 19 века, в 20-е годы 20 века вошло в англоязычные словари. Первоначально интеллигенцией называли образованную, критически мыслящую часть общества, социальная функция которой однозначно связывалась с активной оппозицией самодержавию и защитой интересов народа. Славной чертой сознания интеллигенции признавались творчество культурно-нравственных ценностей (форм) и приоритет общественных идеалов, ориентированных на всеобщее равенство и интересы развития человека.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (лат. intelligens — понимающий, мыслящий) — слой образованных и мыслящих людей, выполняющих функции, которые предполагают высокую степень развития интеллекта и профессиональной образованности. Одним из первых слово «интеллигенция» в этом смысле предложил русский писатель П. Д. Боборыкин, который назвал ее «высшим образованным слоем общества» (1866). В русской, а затем и западноевропейской мысли это слово быстро вытеснило понятие «нигилист», введенное И. С. Тургеневым, и понятие «мыслящий пролетариат» («образованный пролетариат»), известное по статьям Писарева.
Tags:
Социология
…нyжнo знaть, чтo пpeдcтaвляeт coбoй тo cвoeoбpaзнoe явлeниe, кoтopoe в Poccии имeнyeтcя «интеллигенция». Зaпaдныe люди впaли бы в oшибкy, ecлн бы oни oтoжecтвили pyccкyю интeллигeнцию c тeм, чтo нa Зaпaдe нaзывaют intellectuels. Intellectuels — этo люди интeллeктyaльнoгo тpyдa и твopчecтвa, пpeждe вceгo yчeныe, пиcaтeли, xyдoжники, пpoфeccopa, пeдaroги и пp.
Coвepшeнкo дpyгoe oбpaзoвaниe пpeдcтaвляeт coбoй pyccкaя интeллигeнция, к кoтopoй мoгли пpинaдлeжaть люди нe зaнимaющиecя интeллeктyaльным тpyдoм и вooбщe нe ocoбeннo интeллeктyaльныe.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (лат. intelligens — мыслящий, разумный) — слой людей, тяготеющих к творческому труду, обладающих такими признаками, как духовность, внутренняя культура, образованность, манеры цивилизованного поведения, самостоятельность мышления, гуманизм, высокие моральные и этические качества.
Райзберг Б.А. Современный социоэкономический словарь. М., 2012, с. 193.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНТ — человек, профессионально занимающийся интеллектуальным видом деятельности, преимущественно сложным творческим трудом. Термин введен в 60-е гг. XIX столетия писателем П. Боборыкиным. В дальнейшем благодаря духовному влиянию русских писателей и философов второй половины XIX века понятие «интеллигент» значительно расширилось.
Несмотря на иностранное происхождение, слово это стало обозначать специфическое российское явление и отличаться от понятия «интеллектуал», принятого на Западе.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (лат. intelligens — понимающий, мыслящий, разумный) — особая социальная группа лиц, профессионально занимающихся умственным (преимущественно сложным), творческим трудом, являющимся основным источником дохода, а также развитием культуры и ее распространением среди населения.
Термин «интеллигенция» в 1860-х гг. ввел писатель П. Д. Боборыкин; из русского перешел в другие языки. На Западе более распространен термин «интеллектуалы», употребляемый и как синоним интеллигенции.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ [лат. intellegens — умный, понимающий, знающий; знаток, специалист] — общественная прослойка, в которую входят лица, профессионально занимающиеся умственным трудом. Впервые термин «Интеллигенция» был введен в обиход русским писателем П.
Боборыкиным (в 70-х гг. XIX в.). Вначале слово «Интеллигенция» обозначало людей культурных, образованных, с передовыми взглядами. В дальнейшем его стали относить к лицам определенного характера труда, определенных профессий.
Tags:
Социология
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (лат. intelligens — понимающий, разумный) — социальная группа, состоящая из людей, профессионально занятых умственным трудом. Состав ее чрезвычайно разнообразен: инженеры, учителя, врачи; научные работники и преподаватели вузов; художественная интеллигенция; квалифицированные специалисты аппарата управления (служащие государственных учреждений) и т. д. Интеллигенция возникла еще в рабовладельческом и феодальном обществах вместе с отделением умственного труда от физического, но наибольшего развития в досоциалистических формациях достигла в период капитализма.
Tags:
Социология
«Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до сих пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом.
К.Маркс и Ф. Энгельс. Манифест коммунистической партии. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, II издание, т. 4, с. 427.
Tags:
Социология
Идеология
Страницы
- 1
- 2
- следующая ›
- последняя »
Абрам Фет. Кто придумал интеллигенцию: philologist — LiveJournal
Абрам Ильич Фет (5 декабря 1924, Одесса — 30 июля 2007, Новосибирск) — российский математик, философ и публицист, переводчик, доктор физико-математических наук. На протяжении всей жизни Фет размышлял о человеческом обществе, о биологической и культурной природе человека, об общественном долге интеллигенции, о вере и идеалах.Кто придумал интеллигенцию
Понятие “интеллигенция” и производные от него “интеллигент” и “интеллигентный” имеют ключевое значение для понимания русской истории. Можно с уверенностью утверждать, что интеллигенция в особенном русском смысле этого слова была главным двигателем исторического развития России и тем самым приобрела всемирное историческое значение, а человеческий тип, обозначенный словом “интеллигент”, стал восприниматься как новый тип человека, привлекая к себе пристальное внимание.
В переживаемые нами трудные времена нам предстоит вернуться к обсуждению этих понятий и восстановить, если мы сумеем, стоявшую за ними русскую культуру. Но здесь будет речь о частном вопросе о происхождении самого слова “интеллигенция” и производных от него слов. История этого слова стала мифической, из-за доверчивости некоторых русских исследователей и некрасивого обмана, в котором повинен один русский писатель. Но прежде всего напомню, что особое, возникшее в России и специфически русское слово “интеллигенция” иностранцы не смешивают со словами европейских языков, произведёнными от того же латинского корня.
Во французском и английском языках слово intelligence означает вовсе не общественную группу или человеческий тип, а свойство отдельного человека: энциклопедический словарь Уэбстера определяет его как “способность к размышлению, пониманию и подобным формам умственной деятельности; умение понимать истины, факты, значения и т. п.” Между тем, от русского слова “интеллигенция” производится английское intelligentsia, которое пишется по русскому произношению и объясняется в том же словаре: “люди умственного труда (intellectuals), рассматриваемые как художественная, общественная или политическая группа или класс, в особенности в качестве элиты”.
В немецком языке, кроме указанного выше значения (“способность”), слово Intelligentz давно уже имело и другой смысл: “совокупность людей умственного труда (Intellektuellen), слой людей с научным образованием” (Duden, Der große W¨orterbuch der deutschen Sprache, Bd. 3). В том же словаре родственное слово Intellektueller имеет и такое значение: “тот, кто занимается общественной критикой и нападает на господствующие учреждения”. Я не знаю, предшествовало ли это значение русскому понятию “интеллигент”, или образовалось под его влиянием. Во всяком случае, уже во время Франкфуртского парламента (1848 г.) словом Intelligenz называлась элита образованного класса, преимущественно либерально настроенная профессора, писатели, адвокаты и т. п.
Особое русское слово “интеллигенция”, вошедшее с новым смыслом и в другие языки, возникло в 60-е годы. История этого слова была предметом мистификации как теперь выяснилось, намеренной и была восстановлена, парадоксальным образом, усилиями американских историков.
Предлагаемая статья представляет, по существу, реферат работы Алана П.Полларда “Русская интеллигенция: дух России” (Alan P.Pollard, The Russian Intelligentsia: The Mind of Russia. California Slavic Studies, Vol. III, 1964). Работа А.П.Полларда не претендует на полное обсуждение названной в заглавии проблемы, а ограничивается историей слова как и мы в этом реферате. Откуда же взялось это слово? Большая Советская Энциклопедия утверждает, что слово “интеллигенция” было “введено в обращение в одном из романов писателя П.Д.Боборыкина”. Казалось бы, такая фактическая информация должна была просто переписываться из более надёжных источников. Но уже в энциклопедии Брокгауза и Эфрона (1908 г.) говорится: “Слово интеллигенция, в смысле отдельной общественной группы, появилось в 1860-х годах, первоначально в России; Иванов-Разумник приписывает его введение в общее употребление Боборыкину. . . ”.
Источником этого утверждения была несомненно вышедшая в том же (1908) году статья Р.В.Иванова-Разумника “Что такое махаевщина?”, где, между прочим, содержалась фраза: “Введение этого термина (“интеллигенция”) одна из наибольших заслуг П.
Боборыкина”. Иванов-Разумник, в свою очередь, мог опираться на известный “Критический и биографический словарь русских писателей” С.А.Венгерова, где впервые упоминается притязание Боборыкина. Венгеров пишет: “Боборыкину принадлежит честь введения в русскую речь. . . такого важнейшего понятия как интеллигенция, которого, впрочем, ни один человек не понимает” (!). Венгеров не указывает, где именно Боборыкин использовал это слово (хотя в другом случае он цитирует роман, где тот действительно ввёл слово “жизнерадостный”). Но Венгеров говорит, что имел доступ к краткой автобиографии под названием “Итоги писателя”, составленной Боборыкиным в начале 90-х годов для посмертной публикации, получив согласие цитировать её без некоторых интимных деталей.
Возможно, там и было притязание; автобиография не была опубликована и пропала. Может быть также, что Боборыкин высказал это в разговоре или письме. Публично он выразил своё утверждение в декабре 1904 года, резюмируя свою речь о русской интеллигенции, произнесённую в предыдущем месяце.
Он писал: “Здесь я позволю себе краткое отступление и публично признаюсь, что около 40 лет назад, в 1866 году, в одной из моих критических статей я пустил в обращение в русский литературный язык или, если угодно, жаргон это самое слово интеллигенция, придав ему то значение, которое оно приобрело, из других европейских литератур и печати, лишь в немецкой: интеллигенция, то есть наиболее образованный, культурный и прогрессивный слой общества данной страны. В то же время я прибавил к нему прилагательное и существительное, ставшие столь же распространёнными… интел-
лигент и интеллигентный”.
В 1908 году Боборыкин повторяет это притязание в своих мемуарах “Минувшие годы”, а в 1913 году повторяет дату: “слово это пущено было в печать только с 1866 года” (“Русская старина”). В 1914 году, в “беседах” под названием “Старое и новое. Злосчастная интеллигенция”, он пишет: “Когда и где пущен в ход этот самый термин интеллигенция? Судьбе угодно было, чтобы человек, говорящий с вами, стал, так сказать, крестным отцом этого слова, которое приобрело чисто русское значение.
Я впервые употребил его как раз в этом значении в 1866 году, в одной моей критической статье… В то же время я прибавил к нему ещё два термина, в которых я лично не вижу ничего особенно непростительного: интеллигент и прилагательное интеллигентный“. Как мы увидим, всё это неправда и, без сомнения, сознательный обман. Но кто же такой был сам Боборыкин? Этот писатель давно забыт, но в начале XX века был заметной фигурой среди “ветеранов” русской литературы: он долго жил и много писал. Вот что говорил о нём в 1903 году Энциклопедический словарь братьев Гранат: “Боборыкин, Пётр Дмитриевич, известный современный писатель, род. в Нижнем Новгороде 15 авг. 1836 г. в богатой дворянской семье… В течение более 30 лет каждый год Б. обогащает русские журналы несколькими большими романами, являя совершенно исключительный у нас пример литературной плодовитости. . . Большое достоинство произведений Б-а чуткая отзывчивость на общественные интересы каждого момента. . . Вместе с тем, произведения его страдают чрезмерным изобилием лиц и эпизодов, затемняющих развитие основной темы и иногда придающих романам Б-а неприятную расплывчатость”.
Где же Боборыкин ввёл в русскую литературу это замечательное слово “интеллигенция”? Американские историки тщательно проверили все его сочинения. Дж. Х.Биллингтон установил, что слово “интеллигенция” и его производные не встречаются ни в одном из его романов (J.H.Billington, “The Intelligentsia and the Religion of Humanity”, American Historical Review, 65 (July 1960)). Наконец, А.П.Поллард нашёл единственную критическую статью, опубликованную Боборыкиным в 1866 году, к которому он сам и относил своё притязание. Статья эта озаглавлена: “Мир успеха: очерки парижской драматургии. (Памяти М.С.Щепкина)”, и опубликована в журнале “Русский Вестник” за август и сентябрь 1866 года. Вот единственные места этой статьи, содержащие слово “интеллигенция” (производные “интеллигент” и “интеллигентный” в ней вообще не встречаются): “Как может быть, чтобы публика в двести тысяч или в полмиллиона человек отправляется в Шатле только для того, чтобы увидеть в балете примитивных женщин в костюмах peu ´etoff´es (не плотных), как это изящно называют театральные фельетонисты? Как может быть, чтобы в самих пьесах не было никакого человеческого смысла, ни малейшего намёка на интеллигенцию или сценическое достоинство? Как мы уже сказали, театр Шатле занимает промежуточное место и в отношении своего расположения, и в отношении посещающей его публики.
Поэтому его спектакли, ещё больше, чем представления других театров, подходят для масс, без различия интеллигенции и общественного положения”. (Курсивы А.П.Полларда).
Ясно, что притязание Боборыкина не находит здесь ни малейшей опоры: слово “интеллигенция” употребляется лишь в его старом смысле умственных способностей, но никак не относится к общественной группе с общими интересами. Так же очевидно, что здесь нет никакой связи с русской общественной жизнью. Трудно допустить, что, говоря о критической статье 1866 года, автор её забыл, что она относилась к парижским театрам. Далее, как пишет А.П.Поллард, Боборыкин, издававший в 60-е годы “Библиотеку для чтения”, должен был хорошо знать, кто в самом деле мог претендовать на авторство знаменитого слова (а публика через сорок лет могла забыть!). Да и вообще литературная добросовестность Боборыкина сомнительна: пытаясь “оправдаться” в публикации “реакционного” романа Лескова “Некуда”, он исказил хорошо известные ему факты и был в этом впоследствии обличён.
Как считает А.П.Поллард, нельзя избежать вывода, что притязание Боборыкина на авторство слова “интеллигент” сознательный обман.
Как же обстояло дело на самом деле? В старом, общеевропейском смысле (“способности”) слово “интеллигенция” впервые отмечено в письме Н.П.Огарёва Т.Н. Грановскому, где говорится о некотором “лице с гигантской интеллигенцией”. В этом же старом смысле, уже исчезнувшем из нашего языка, оно появлялось в печати уже с начала 60-ых годов. По-видимому, первым автором, употребившем его в новом смысле общественной группы (но ещё не в специфически русском смысле независимой и политически оппозиционной группы), был И.С.Аксаков. Слово “интеллигентный” встречается впервые в его статье в газете “День” в 1868 году (так называемые интеллигентные, образованные классы у восточных славян). В той же газете, в 1863 году появляется впервые слово “интеллигенция”: “Европу, пишет он, нельзя упрекнуть в том, что она считает русских путешественников представителями всей русской нации интеллигенцией русского народа”.
(Курсив А.П.Полларда). В 1863-65 годах Аксаков говорит, в той же газете “День”, о “польской интеллигенции”, об “интеллигенции Тамбовской губернии” и о “местной русской интеллигенции на Украине”, а также об отсутствии органической творческой работы у “так называемой русской интеллигенции”. Вспомнив, чем была русская культура в те шестидесятые годы, можно удивиться, как освещал её аксаковский “День”. Но вернёмся к нашему предмету.
Понятие интеллигенции в современном русском смысле этого слова перешло из “фольклора” в печатное слово в 1868 году. Заслуга его введения принадлежит трём выдающимся русским публицистам, увидевшим важное общественное явление и подвергшим его глубокому анализу. Это были “народники” Н.В.Шелгунов и Н.К.Михайловский и “якобинец” П.Н.Ткачёв. Шелгунов, разрабатывавший тему интеллигенции в общем историческом плане, в 68-м году пришёл к пониманию особого характера русской интеллигенции и изобразил её под этим названием в статье “Новый ответ на старые вопросы”. Михайловский опубликовал в том же году, в “Современном сборнике”, статью “Письма о русской интеллигенции”, содержавшую новое слово прямо в заглавии (он писал под псевдонимом А.
Протасов). Ткачёв дал почти большевистский по духу, но содержавший немалую долю правды анализ интеллигенции в журнале “Дело”, в одной рецензии (уже в 67-ом году) и затем в статье “Подрастающие силы” (1868 г.). Ткачёва отчасти переиздали; Шелгунов и Михайловский не переиздаются до сих пор. Итак, три подлинных автора слова “интеллигенция” известны. Спасибо американскому историку за его трудную работу. Эти авторы писали по-русски не будем же требовать, чтобы иностранцы объяснили нам, о чём они писали. Пора уже нам вступить во владение нашим наследством!
Цит. по изданию: Фет А.И. Кто придумал интеллигенцию // Фет А.И. Собрание сочинений в 7 т. Т. 6. Интеллигенция и мещанство. — Rehoboth, New Mexico, USA, 2015.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
— в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
— в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
— в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
Трагедия русской интеллигенции
I
«РЕВОЛЮЦИЯ есть буря, сметающая все, что стоит на ее пути», — так гласит современная надпись на бывшем здании Московского Сити.
Совет. И большевистская революция, принесшая одним классам опьяняющее, опьяняющее сознание раскрепощения и вновь обретенной власти, для других означала горькие страдания и глубокое разочарование.
Быть вырванным с корнем и перемещенным социальным переворотом, к которому равнодушны или враждебны (судьба старой русской аристократии и буржуазии), конечно, мучительно и смущает затронутых лиц. Но быть сметенным революционной бурей, к которой в предвидении относились с сочувствием или даже помогали поднять (судьба русской радикальной и либеральной интеллигенции), — здесь, конечно, материал и для трагедии, и для иронии. Госпожа Ролан, гильотинированная своими вчерашними революционными соратниками и умирающая с последним горьким призывом к свободе на устах, представляет собой фигуру более исторического драматического пафоса, чем Мария-Антуанетта, которая, быть может, до последнего удивлялась, почему народ, лишенный хлеба, , к торту не прибегала. И сегодня русский интеллигент, считавший себя прежде революционером, переживший, быть может, тюрьму, ссылку или преследование при царе, но находящий теперь советский опыт строительства социализма чем-то совершенно чуждым, является более трагичным, хотя и менее эффектным, фигура, чем бывший князь, ставший шофером, или дореволюционная графиня, которая, возможно, продает сигареты.
Обобщения всегда опасны, особенно когда имеешь дело с классом. Было бы большим преувеличением валить в одну кучу всю довоенную интеллигенцию из симпатий к советскому режиму. В рядах Коммунистической партии можно найти несколько старых студентов и выпускников университетов. Другая и большая часть прежних образованных и имущих классов, хотя и не коммунистическая ни по мировоззрению, ни по партийной принадлежности, открыто поддерживает Советское правительство на том основании, что оно представляет собой лучшую и даже единственную систему организованного управления, которую Россия могут надеяться на радость в настоящее время, и что долг ученых и специалистов в любом случае состоит в том, чтобы посвятить все свои усилия служению своей стране, независимо от того, какое правительство может быть у власти. И, конечно, не всякий образованный человек в довоенной России был за революционный переворот. Среди высокооплачиваемых инженеров и вообще более состоятельных специалистов консерватизм и умеренный либерализм были наиболее распространенными тенденциями, поскольку они вообще интересовались политикой.
Но, при полном учете этих фактов, число интеллигентов, которые пятнадцать-двадцать лет тому назад непременно причислили бы себя к противникам царского строя, а сегодня скептически и отрицательно относятся к советскому строю , достаточно велик, чтобы потребовать объяснения. История революционного движения в России девятнадцатого века очень тесно совпала с успехами русского просвещения. Лидерами декабристов были поэты и философы, люди, которых коснулось двойное освобождающее влияние западной культуры и Французской революции. Очень большое число народников, революционеров второй половины века, было мужчинами и женщинами с высшим образованием; многие из них приобрели известность как ученые или лингвисты даже после того, как были сосланы в самые негостеприимные пустоши царской империи. Раннее руководство всех современных революционных партий, включая большевистскую, в основном набиралось из интеллигенции. Естественно возникает вопрос: что произвело раскол между революцией, в том виде, в каком она в конце концов приняла, и большинством русской интеллигенции, классом, несомненно, больше всех содействовавшим пробуждению сознательного революционного духа в массах?
Каждый ответит на этот вопрос в соответствии со своими классовыми симпатиями и пристрастиями.
Ортодоксальный коммунистический ответ, ответ, который сейчас выкристаллизовался и стал шаблонным в десятках книг и пьес, состоит в том, что дореволюционная интеллигенция (конечно, за исключением ее немногочисленного коммунистического меньшинства) была колеблющимся, нерешительным классом людей, радикальным на словах скорее чем на деле, и обязан оказаться бессильным и ненадежным в условиях революционного кризиса. Рабочий класс, согласно этой точке зрения, захватил и удержал власть, несмотря на робость и саботаж интеллигенции. Одна из ее главных задач теперь состоит в том, чтобы выковать свою интеллигенцию, свой класс врачей, инженеров, учителей, полностью сочувствующих новому общественному порядку.
Непримиримый интеллигент возразит, что ни идеальные, ни материальные условия нового общества, как это предвидели первые русские революционеры, не реализуются в Советском Союзе. Он отказался бы от мысли, что, не участвуя активно в большевистской революции, он нарушил свои прежние принципы.
В каждом из этих ответов есть доля правды; ни то, ни другое, я думаю, не содержит всей правды.
Некоторые представители довоенной русской интеллигенции, как должен признать всякий, кто знаком с произведениями Тургенева и Хехова, обладали большей, чем у среднего человека, долей духовной дряблости. Некоторые из коммунистических методов получения и удержания власти легче оправданы соображениями практической целесообразности, чем соображениями нравственного идеализма.Но основное объяснение глубокого разрыва между революционным строем в России и классом, который поколение тому назад гордился своим революционизмом, лежит вне специфических качеств того или иного интеллигенции или коммунистов, ее следует искать скорее в самой природе, в неизбежности русского революционного процесса.0005
II
Пожалуй, лучшая картина острой трагедии интеллигенции периода гражданской войны в России, картина тем более правдивая и убедительная, что она отражает некоторые собственные переживания автора, содержится в роман В.
В. Вересаева « V Tupilce, », переведенный на английский язык под названием « The Deadlock». Роман предваряют прекрасные строки из Divina Cornmedia , в которых Данте изображает бедственное положение ангелов, которые были нейтральны в борьбе между Гочи и Сатаной и которые, следовательно, были отвергнуты Небом и не приняты Адом. Судьба этих ангелов — судьба всех умеренных в исторических столкновениях крайностей; это, безусловно, судьба русской интеллигенции.
Героиня романа Вересаева Катя с отцом, Иваном Ильичем, старым врачом, чьи радикальные и гуманистические взгляды часто приводили его к конфликтам с царскими властями, переживает революцию в деревне на южном берегу Крыма. полуостров. Слабое антисоветское правительство свергнуто в начале книги, и большая часть действия происходит, когда деревня находится под советским контролем. В конце есть краткий эпизод восстановления белых.
Старый Иван Ильич последовательно антибольшевик; он ни на йоту не пойдет на компромисс со своими двумя главными догмами, неприкосновенностью человеческой жизни и свободой слова, ни одна из которых не пользуется большим уважением в готовящейся революции.
Но Катя, более молодая, более впечатлительная и восприимчивая к новым идеям, колеблется, как должны были колебаться многие честные русские интеллигенты в мучительном течении гражданской войны. Она чувствует массовую силу Революции, видит ее красивую и героическую сторону, а также ее эксцессы и жестокости. Она восхищается и сочувствует своей сестре Вере, коммунистке самого преданного и самоотверженного типа, которая никогда не бывает так счастлива, как когда кладет свою жизнь под ружья Белого расстрельного отряда.
Но всякий раз, когда Катя чувствует необходимость встать на сторону коммунистов (она никогда серьезно не лелеет мысли о присоединении к белым с их плохо завуалированной программой политической и социальной реакции), ею движет какая-то новая крайность беспощадной гражданской классовой борьбы. вернуться на позицию нейтралитета. И в конце концов она уходит и исчезает, «неизвестно куда».
Вересаев как-то рассказывал мне, что некоторые его друзья-коммунисты уговаривали его изменить концовку и сделать Катю, в последнем счете, коммунисткой.
Но он придерживался своей кульминации, которая не только психологически более верна и убедительна, но и более символична для действительной реакции русской интеллигенции на революцию.
Едва ли можно читать В Тупике , не чувствуя, что опыт Кати есть нечто большее, чем отражение трагедии класса, к которому она принадлежала, народа, который желал и работал на революцию, а потом не мог принять ее, когда она пришла . Это проекция темы мировой трагедии: неизменной пропасти между человеческим стремлением и человеческим осуществлением. Один из самых показательных отрывков в книге — спор между Катей и ее двоюродным братом Леонидом, который сам является активным коммунистом. Катя с горечью указывает на контраст между некоторыми злоупотреблениями нового советского режима и идеалами, которые она и Леонид, преследуемые революционеры при царском режиме, оба лелеяли. И ответ Леонида — убедительный. Я думаю, по логике, если не по чувствам, — было во многом следующее: раннее русское революционное движение было делом рук небольшого числа людей исключительного нравственного и интеллектуального идеализма, многие из которых прямо порвали с эгоистичными личными и классовых интересов ради своих представлений о справедливости и свободе.
Очевидно, нельзя ожидать, что стандарты такого движения, обреченного на практическую неудачу малочисленностью его участников, сохранятся, когда революция перейдет от теории и романтических безрезультатных личных подвигов отдельных лиц к стадии действия, извлекающей наиболее его взрывной силы от чувств ненависти и мести, которые пробуждаются в классах, восстающих против длительного гнета.
Это затрагивает одну из сложнейших психологических проблем русской революции, да и всякого большого движения, которое сначала сознательно направляется в шайку энтузиастов-идеалистов, завоевывает массы пылом их убеждений, а затем оказывается находится под угрозой ухудшения, потому что его количественный рост превысил его качественный рост. Даже самый непрактичный интеллигент чеховского или тургеневского воображения, вероятно, отшатнулся бы от reductio ad absurdum участвует в утверждении, что революционное движение должно оставаться «чистым», оставаясь изолированным и тем самым обрекая себя на судьбу, постигшую декабристов и народников: лучшие вожди на эшафоте или в ссылке, а царь еще твердо на его троне.
Тем не менее, даже самый убежденный коммунист, если он искренен и умен, не может не испытать порой болезненных ощущений от злоупотреблений, совершаемых во имя коммунизма, главным образом в результате проникновения таких огромных организаций, как Коммунистическая партия, Союз коммунистической молодежи, профсоюзы и советское чиновничество продажными и карьеристскими элементами.
Разница между Леонидами и Катями, между искренними коммунистами и сомневающимися интеллигентами в реальной жизни во многом сводится к этому. Коммунисты, поглощенные напряженной личной деятельностью и уверенные в окончательной победе своего дела, рассматривают злоупотребления как вещи, которые рано или поздно будут преодолены или переживутся, в то время как инстинктивная позиция интеллектуала гораздо более скептична.
Это касается еще одного элемента трагедии русской интеллигенции. Основная доктрина коммунизма — оправдание делами или, скорее, делом. Если бы потребовалось назвать преобладающую черту активного коммуниста или беспартийного мужчины или женщины, всецело поглощенного какой-либо отраслью советской, профсоюзной или кооперативной работы, то, вероятно, сказали бы безграничную, неугомонную энергию и активность.
Пассивный и задумчивый по воспитанию и темпераменту, типичный старомодный интеллектуал так же плохо приспособлен к такой жизни, как Гамлет, принц Датский, был бы неприспособлен к атмосфере шумного и сознательно растущего американского среднезападного городка. Вполне возможно, что он не по своей воле оказался на мели и оторван от главных течений бурлящей, кипящей, новой русской жизни. Он обращается к той неприметной канцелярской работе, какую только может получить, и находит выражение и известную меру утешения в обмене со знакомыми последним «анекдотом» или сатирической остротой.
Эти анекдоты являются постоянным источником веселья для тех слоев населения, которые нельзя причислить к восторженным поклонникам нового порядка вещей. Возникнув в самых малоизвестных анонимных источниках, они быстро переходят из уст в уста и почти так же быстро забываются и заменяются новыми. Любопытно, что многие коммунисты с явным удовольствием повторяют эти продукты контрабандного юмора; более одного из тех, которые я здесь привожу, пришли ко мне от членов партии с хорошей репутацией.
Серьезному коммунисту рассказ случайного анекдота, возможно, приносит то же чувство облегчения и расслабления, которое испытывал верующий в средневековой церкви, когда ему позволяли в определенных случаях предаваться шутливому издевательству над самыми торжественными обрядами и доктринами. Следующая небольшая серия этих рассказов иллюстрирует их общий характер:0005
Видный советский чиновник разглагольствует перед группой рабочих, жалующихся на недостаточное обеспечение одеждой. Чиновник пытается их утешить, заявляя, что другие расы, в частности американские индейцы, носили гораздо меньше. На что старый рабочий замечает: «Ну, у них, наверное, советская система была намного дольше».
Трое мужчин — русский, француз и еврей — приговорены каким-то революционным трибуналом к расстрелу. Их просят высказать свои последние пожелания. Француз просит бутылку шампанского; русский просит записать его в члены коммунистической партии. Эта необычная просьба вызывает некоторое изумление, и русский поясняет ее, добавляя: «Чтобы, когда я умру, на свете стало меньше одним негодяем».
Еврей просит блюдо земляники. «Но сейчас зима, а клубники нет», — говорят ему. «Ну, я могу подождать», — отвечает он.
Непман, или частник, идет в магазин и просит фотографии, которые он может выставить на витрине своего магазина в доказательство того, что он лояльный советский гражданин. Его не привлекают портреты Рыкова, Калинина и всего Совнаркома, но он оживляется, когда видит портрет Ленина, лежащего мертвым в казенной могиле. «Не могли бы вы показать мне фотографию всего Совнаркома, лежащего мертвым?» — осмеливается он.
Объявляется концерт с необычным условием, что входные билеты стоят десять рублей, но сто рублей будет выплачено каждому из зрителей, который заявит о недовольстве последним номером. Зал битком набит людьми, стремящимися легко выиграть сто рублей. Концерт — жалкое дело; но когда последним номером оказывается «Интернационал» в исполнении оркестра ГейПай-Оо или охранки, никому не хочется требовать свои сто рублей.
III
Тяжелые материальные условия также способствуют отчуждению интеллигенции от нового общественного порядка.
Если рабочий, как правило, живёт лучше, чем он был до революции, то среднестатистический средний профессионал — врач, адвокат, учитель или инженер — заметно хуже, особенно если он стоит во главе его профессия. Мало того, что его денежное вознаграждение меньше, так он обычно живет в гораздо более тесных и некомфортных условиях. Я посетил кабинет русского ученого-медика с мировым именем, чья кровать стояла в приемной.
Эти материальные трудности усугубляются различными психологическими раздражителями. Замученный и перегруженный работой врач во главе больницы, естественно, испытывает некоторую долю обиды, если какая-нибудь делегатка (термин для рабочей или крестьянки, которую посылают инспектировать и изучать общественные учреждения) читает ему лекцию о том, как работает его больница следует управлять. Инженеры часто жалуются, что их инициатива серьезно сдерживается, а их работа вообще затруднена из-за постоянного вмешательства заводского комитета или местного отделения коммунистической партии.
Профессора старой школы чувствуют себя лично обиженными, если кого-то из их числа грубо привлекут к ответственности и пригрозят лишением должности за публикацию научной статьи в каком-нибудь иностранном издании, в котором, возможно, без его ведома, русский эмигрантов ученых также внесли свой вклад.
Справедливо будет сказать, что на каждое из типичных интеллигентских недовольств, о которых я упомянул, есть более или менее убедительный контрдовод коммунистов. Больницы в России иногда плохо управляются; и усилия делегаток или других граждан, настроенных на общественное мнение, по проведению реформ, при условии, что эти усилия направляются разумным отношением к фактам, могут быть полезными и полезными. Хотя в судебном процессе над пятьюдесятью инженерами и техниками, обвиняемыми в коррупции, саботаже и преднамеренном бесхозяйственности на шахтах Шахтинского района Донецкого угольного бассейна, в деле государства могли быть некоторые слабые места, было достаточно доказательств, чтобы показать, что целая группа этих шахтинских инженеров, злоупотребляя своим положением и беря взятки от прежних владельцев, взяла на себя частичную ответственность за ту атмосферу напряжения, трений и подозрительности, которая иногда ощущается между новыми коммунистическими хозяевами русских заводов и старыми технические специалисты.
Каждое новое революционное правительство яростно враждебно к своим противникам-эмигрантам; и, несомненно, советским ученым и профессорам следует избегать даже возможности контакта со своими бывшими коллегами, которые сейчас находятся за пределами советских границ.
Но в то время как сторонний наблюдатель может признать две или более стороны каждого спорного дела, вполне естественно, что люди, живущие в России, должны смотреть на дело с точки зрения своего класса, своих условий труда. И если теория и практика пролетарской диктатуры являются как бы пьянящим стимулятором для наиболее деятельных рабочих и с этой точки зрения источником силы для советского режима, то в других классах населения, и не в последнюю очередь среди интеллигенции эта теория и практика создают ощущение дискриминационного обращения, если не угнетения.
Это чувство классовой неприязни иногда проникает даже в ряды Коммунистической партии. Я слышал о случае, когда коммунист не пролетарского происхождения, получивший должность, требовавшую значительной технической подготовки, не на шутку возмутился, когда какой-то товарищ-коммунист поднял шаблонный вопрос, не следовало ли дать эту должность рабочий.
«Где вы найдете настоящего рабочего, который знает несколько языков и имеет другие технические квалификации для этой должности?» — был его ответ.
Большая часть трагедии старой интеллигенции заключается в том, что это вымирающий класс. Не то чтобы в России исчезали образование или образованные люди. Революция значительно расширила образовательные возможности масс, и, несомненно, по мере того, как страна становится материально богаче, качественные стандарты школ и колледжей будут неуклонно повышаться. Но новая советская интеллигенция, вырастающая из рабфаков и пролетаризированных университетов, настолько отличается от старой во всем, от классового происхождения до культурных и политических норм и идеалов, что едва ли можно не отметить здесь резкого перелома непрерывность.
Две церемонии, на которых я присутствовал в Москве, помогли подчеркнуть это впечатление исчезающего класса. Одним из них был митинг в честь В. В. Вересаева. Хотя идеология его В Тупике , как я указал, не коммунистическая, в его чествовании принимал участие Наркомпрос, ибо он за десятилетия до революции был стойким борцом с царизмом.
Вера Фигнер. одна из героинь народничества, женщина с прекрасными классическими чертами лица, очень прямая, несмотря на преклонный возраст и долгие годы, проведенные ею в шлиссельбургских застенках, красноречиво говорила о жизни и творчестве Вересаева. Публика была необычной, если не уникальной. Можно было узнать наиболее характерные фигуры старой интеллигенции: учителей, врачей и кооператоров, людей, знавших Вересаева по его дореволюционным произведениям. Многие, без сомнения, нашли зеркало своих проблем в В Тупике.
На протяжении всего мероприятия царила атмосфера, напоминающая знаменитый рассказ Доде «Последний урок». Там было очень мало молодежи; как в выступающих, так и в аудитории чувствовалось ощущение, что здесь был класс, который коллективно переживал трагедию бездетной смерти, без сочувствующего молодого поколения, которое унаследовало бы и увековечило его идеалы, вкусы и привычки.
Что-то в этом же духе просматривалось и на праздновании тридцатилетия МХТ.
Здесь снова ощущалась необычная для современной России публика. Оно было более формальным, чем собрание в честь Вересаева; многие деятели дореволюционной светской жизни Москвы доставали и надевали свой давно вышедший из употребления сюртук по этому особому случаю. Но если здесь было много бывших представителей того класса, который в Советской России привычно и пренебрежительно именуется буржуазией, то это были, несомненно, представители более культурной и образованной буржуазии, сплотившиеся вокруг Художественного театра и поддерживавшие его с момента его начало.
Среди толпы людей, воздавших дань уважения Константину Станиславскому от имени различных организаций, один великолепный пожилой господин в высоком воротничке отличился, когда вышел на середину сцены, возложил венок и произнес два слова «Старая Москва » («Старая Москва»). Был делегатом общества «Старая Москва», проводившего археологические исследования в городе. Но его слова были настолько символичны и вызвали такой отклик, что аплодисменты продолжались еще несколько минут после того, как он исчез со сцены.
Здесь действительно собрались представители лучшей стороны старой Москвы. И здесь снова произошла трагедия, связанная с резким разрывом культурной преемственности. Правда, Художественный театр до сих пор занимает почетное и значительное место в театральной жизни России. Он выступает перед многолюдной публикой, и высшие советские чиновники предпочитают посещать его премьеры, а не те театры, которые больше претендуют на пролетарскую чистоту художественного замысла. Но новый Художественный театр, который ставит остросюжетные пьесы Всеволода Иванова, — это не старый Художественный театр, отличившийся в интерпретации Чехова и Достоевского. И можно подозревать, что в отношении старых актеров первоначального Художественного театра к очень компетентной и блестящей молодой труппе, появляющейся в более современных пьесах, есть нечто большее, чем неизбежный легкий элемент сожаления, с которым возраст уступает место молодости. Еще более острая боль возникает от ощущения, что старая традиция Художественного театра, как раз из-за сильных новых культурных влияний, которые действуют, не будет полностью продолжена, что ни один актер нынешнего поколения в России, однако большой своей природной способности, вероятно, произнесет монолог Ивана Карамазова в манере несравненного Качалова.
IV
Старая русская интеллигенция принадлежит истории. Его недостатки хорошо известны, и не в последнюю очередь благодаря его собственным писателям и сатирикам. Еще до того, как пришли коммунисты со своей теорией о том, что интеллигенция, за немногими исключениями, представляет собой «шатания мелкой буржуазии», всякий, изучающий русскую литературу, был знаком с Обломовыми и Рудиными, с теми типами, в которых действие тонуло в потоке. слов, у которых интроспективный самоанализ парализовал способность принимать решения.
Но, пожалуй, достоинства интеллигенции менее известны. Всякий, кто хоть немного знаком с русской историей, кто жил в России и сталкивался с остатками этого исчезающего класса, должен, я думаю, признать два качества, более характерные для русской интеллигенции, чем для образованных классов других народов. страны.
Во-первых, это высокий социальный идеализм, побудивший многих мужчин и женщин имущих и аристократических классов оставить свои личные интересы и броситься в то, что должно было тогда казаться безнадежной борьбой с колоссом царского самодержавия.
Никакое чисто материалистическое толкование жизни и истории не может в полной мере объяснить Кропоткиных, Толстых, Софьих Перовских, которые при всех открытых для них политических и социальных преимуществах сознательно избрали путь протеста и бунта, который мог привести только к преследованиям. , изгнание или эшафот.
В то время как русская интеллигенция, вероятно, давала большую долю людей, порвавших со своими корыстными интересами ради своих идеалов, чем любой класс любой другой страны, только меньшинство из них, пожалуй, можно было бы считать политически активными. Еще более характерной, чем этот социальный идеализм, была очень широкая и богатая личная культура, которую при знакомстве связывают с русским ученым, писателем, ученым или художником. Крайняя педантичность не является обычным русским недостатком; и во многом это связано с тем, что русский ученый или ученый, как правило, не является узким специалистом. Кропоткин, например, прославился как историк, исследователь, философ и естествоиспытатель.
Вересаев, как и Чехов до него, был дипломированным врачом, прежде чем приобрел известность как писатель. Нет ничего необычного в том, чтобы встретить математика с более чем любительским талантом к музыке, или наоборот. В этом размахе и размахе, широких, как сама русская земля, заключена большая часть неизъяснимого очарования древней русской культуры.
Неизбежно, что роль интеллигенции в революции и гражданской войне должна быть строго оценена активными бойцами с обеих сторон. В глазах как победившей Красной Советской России, так и побежденной белоэмигрантской России радикальная и либеральная интеллигенция, принимавшая мало активного или добровольного участия в борьбе, должна казаться чуть ли не дезертирами в схватке не на жизнь, а на смерть, где дезертирство было непростительным преступлением.
Конечно, академическая и теоретическая напряженность в характере интеллигенции делала ее, как правило, неспособной оседлать революционную бурю, где первым требованием были быстрые решительные действия.
И все же может быть, что их гуманизм, их отвращение к кровопролитию и терроризму, независимо от того, для чего использовались такие средства, были в такой же степени связаны с их бездействием в великой российской социальной конвульсии, как и с их знакомой исторической слабостью нерешительности и колебаний. Они были не из тех, кто строил Шлиссельбург или Соловецкие острова.
История имеет свои законы относительности; и мирные жители в периоды страстного напряжения и борьбы не всегда больше всего страдают от применения этих законов. Мало кто сейчас в какой-либо стране относится к пацифистам мировой войны с тем негодованием и презрением, которые обрушились на них во время военных действий. И грядущие поколения в России, рассматривая Революцию в более широкой перспективе, могут с большим сочувствием относиться к трагической дилемме интеллигенции, которая пошла по стопам дантовских ангелов и не встала по обе стороны баррикад гражданской войны. разумно ожидать от поколения воинов, прошедших ту войну.
| Кем были интеллигенты? Какова была их роль в русском обществе?
Javascript должен быть включен для правильного отображения страницы
Перейти к содержимомуУченые
Итан ПоллокДата съемки
11 ноября 2019 г.Родственные подразделения
Кто вы и чем занимаетесь?
Почему школьникам важно знать о русской революции?
Кем были интеллигенты? Какова была их роль в русском обществе?
Как география повлияла на управление Российской империей?
Каковы причины 1905 Революция?
Какое значение имели изменения 1906 г.