Прагматизм. Большая российская энциклопедия
Прагмати́зм (от греч. πρᾶγμα, род. падеж πράγματος – дело, действие), течение американской философии, рассматривающее человеческое мышление, научное и философское познание как формы деятельности, направленные на достижение практического результата. Основные идеи прагматизма были высказаны Ч. С. Пирсом в 1870-х гг., но лишь в начале 20 в. благодаря работам У. Джеймса и Дж. Дьюи он получил широкую известность и признание в философском сообществе. Помимо США, прагматизм имел сторонников в Великобритании (Ф. К. С. Шиллер, В. Уэлби), Италии (Дж. Папини, М. Кальдерони), Германии (Х. Файхингер), Испании (Э. д’Орс), Китае (Ху Ши) и других странах.
Рождение прагматизма связано с деятельностью «Метафизического клуба», созданного в Кембридже (Массачусетс) по инициативе Ч. С. Пирса (1872). Обвинив всю прежнюю философию в идеализме и отрыве от жизни, Пирс и его единомышленники (Ч. Райт, О. Холмс, Ф. Эббот) выдвинули программу «реконструкции» в философии и университетском образовании.
Философия, утверждали они, должна быть не размышлением о первых началах бытия и познания, чем она считалась со времён Платона, но общим методом решения экзистенциальных проблем. Мышление – средство приспособления человека к природной и социальной среде; идеи, гипотезы, теории – суть инструменты и планы действий. Этот натуралистически-бихевиористский подход составил фундамент гносеологии и этики прагматизма.
Согласно Ч. С. Пирсу, поведение человека определяется совокупностью устойчивых мнений или верований (beliefs), которые приобретаются в жизненном опыте. Состояние, противоположное верованию, – сомнение вызывает нежелательную заминку в действии. Целью исследования является устранение этой заминки (переход от сомнения к вере). Из четырёх способов «закрепления верования» (метода упорства, авторитета, априорных оснований и научно-экспериментального исследования) самым надёжным, по мнению Пирса, является метод науки, т. к. он не оставляет простора для индивидуального произвола. Истина – это «верование, которому суждено получить окончательное согласие тех, кто занят исследованием».
Подчёркивая социальный характер истины, которая выступает «регулятивной идеей» в познании, Пирс указывал на неизбежную погрешимость и неокончательность научных теорий, рабочих гипотез и парадигм (принцип «фаллибилизма»): «Попытайтесь верифицировать любой закон природы, и вы обнаружите, что чем более точны ваши наблюдения, тем определённее будут они показывать беспорядочные отклонения от закона» (Peirce C. S. Collected papers of Charles Sanders Peirce. Cambridge, 1960. Vol. 6. P. 37). Значение понятий, которыми оперирует наука, согласно Пирсу, целиком исчёрпывается последствиями их применения. «Максиму прагматизма» Пирс формулирует так: «Рассмотрим, какие следствия практического характера могут производиться, как мы полагаем, объектом нашего понятия; знание (conception) обо всех этих следствиях будет нашим полным знанием об объекте» (Peirce C. S. Collected papers of Charles Sanders Peirce. Cambridge, 1960. Vol. 5.P. 258).
Вышедшая в 1907 г. книга ученика и последователя Ч. С. Пирса У.
Джеймса «Прагматизм: новое название для некоторых старых методов мышления» (в русском переводе 1910) сыграла важную роль в развитии прагматизма. В основе философского противостояния метафизиков-идеалистов («людей принципов») и эмпириков-материалистов («людей фактов») Джеймс усматривал различие двух психологических типов – «мягкого» и «жёсткого» темпераментов. Как метод «улаживания философских споров» прагматизм представляет собой via media – «средний, примиряющий путь философии» между интеллектуализмом и сенсуализмом. Исходным для Джеймса является понятие опыта, охватывающее всё, что составляет актуальное содержание человеческой жизни: ощущения и их отношения, состояния психики, идеи и верования. Сама реальность в конечном счёте отождествляется с опытом, «потоком жизни» (радикальный эмпиризм). Принимая определение истины как «соответствия с действительностью», однако настаивая на невозможности разделения объективного и субъективного факторов в человеческом познании, Джеймс полагал, что всякая идея, которая помогает нам теоретически или практически оперировать с известной реальностью и целесообразно воздействовать на неё, в достаточной мере ей «соответствует».
Истина – лишь родовое название для всех видов рабочих ценностей в опыте, «то, во что нам было бы лучше верить» (James W. Pragmatism. London ; New York, 1907.. P. 24). Подчёркивая, что истинными в указанном смысле могут быть не только научные утверждения и гипотезы, но и религиозные положения, Джеймс говорил о «ценности» Бога – «the worth of a God» (James W. Pragmatism. London ; New York, 1907.P. 97). Такая интерпретация прагматизма, развёрнутая Джеймсом в цикле публичных лекций 1906–1907 гг., не встретила понимания у Пирса, который вскоре отказался от термина «прагматизм» и назвал свою философскую концепцию прагматицизмом.
В разработке «инструменталистской» теории экспериментально-логического исследования Дж. Дьюи целиком опирается на идеи Ч. С. Пирса и У. Джеймса. «Сомнение», которое у Пирса носило в значительной степени субъективный характер, трансформируется у Дьюи в «проблематическую» (экзистенциально неопределённую) ситуацию, а понятие «верование» с его психологическими коннотациями заменяется термином «обоснованное утверждение» (warranted assertion).
«Исследование производит экзистенциальное преобразование и реконструкцию материала опыта… с целью превращения неопределённой проблематической ситуации в определённую, твёрдо решённую» (Dewey J. Logic. New York, 1938. P. 159). Идеи полезны, когда они обоснованы, «подходят» к некоторой проблематичной ситуации, как ключ подходит к замку, помогая решить задачу. Дьюи считал возможным распространение научного метода на самые разные области человеческой деятельности, включая этику, политику и религию. Он отвергал «миф» об универсальной морали: «каждая моральная ситуация является уникальной и имеет своё незаменимое благо» (Dewey J. Reconstruction in philosophy. Boston, 1957. P. 163). Общие положения этики, как и науки, суть гипотезы, отражающие результаты опыта и задающие направление действиям. Объективны те моральные принципы, нормы и ценности, которые делают возможным «разумное руководство нашим поведением в жизни». Социально-философские и этические воззрения Дьюи оказали влияние на прагматический натурализм С.
Хука и интеракционизм Дж. Г. Мида.
К середине 1940-х гг. прагматизм был вытеснен с авансцены академической жизни США аналитической философией, однако на фоне кризиса последней в 1960-е гг. наметилось возрождение интереса к американской классике. В 1956 г. вышла в свет книга М. Уайта «Toward reunion in philosophy» с критикой «эпистемологического формализма» и призывом к «восстановлению единства в философии» – новому синтезу позитивизма и прагматизма. Эта программа была отчасти реализована в концепциях У. Куайна и У. Селларса. С 1965 г. стал выходить журнал «Transactions of the Ch. S. Peirce Society», с которым сотрудничали С. Розенталь, Дж. Макдермотт, Р. Слипер, Дж. Смит, С. Хаак и др. Созданное в 1974 г. Общество по продвижению американской философии (Society for the Advancement of American Philosophy) немало способствовало популяризации идей прагматизма.
Новейший этап развития прагматизма (с 1980-х гг.) связан с творчеством Р. Рорти, Х. Патнэма, Р. Брэндома и ряда других авторов.
Рорти выступил с критикой «фундаментализма» (foundationalism) – философской веры в существование каких-то устойчивых метафизических оснований, «первых начал». Согласно Рорти, истина – пустое понятие, «комплимент», которым мы награждаем гипотезы и идеи, помогающие нам «справляться» с реальностью и взаимодействовать с другими людьми. «Обоснование знания не есть вопрос об особом отношении между идеями (или словами) и объектами, но исключительно дело разговора, социальной практики» (Rorty R. Philosophy and the mirror of nature. Princeton, 1979.P. 170). Результатом исследования оказывается поэтому лишь коллективное знание, основанное на взаимном доверии и согласии собеседников.
Х. Патнэм, главный оппонент Р. Рорти из прагматистов, отвергает такую «релятивистскую» версию прагматизма, настаивая на несводимости истины к соглашению, а объективности – к «солидарности». Позиция культурных релятивистов, по мнению Патнэма, в корне противоречит фаллибилистской установке прагматизма – готовности критически пересматривать общепринятые идеи, «узаконенные» доктрины и максимы, что отнюдь «не означает необходимости сомневаться во всём и сразу, а предполагает решимость подвергнуть сомнению любое суждение или верование при наличии достаточных оснований» (Putnam H.
W. Pragmatism : an open question. Oxford, 1995. Р. 21). Сомнения нуждаются в обосновании (justification) ничуть не меньше, чем убеждения. Можно быть, следовательно, фаллибилистом и антискептиком одновременно; осознание этого Патнэм считает «главной интуицией» прагматизма.
Полемика между Р. Рорти и Х. Патнэмом имела значительный резонанс и стимулировала интерес к «новому» прагматизму. Как философское направление американский прагматизм представлен сегодня концепциями Н. Решера («прагматический идеализм»), Р. Брэндома («инференциализм»), Р. Шустермана («сомаэстетический» прагматизм), Р. К. Невилла («палеопрагматизм») Р. Бернстайна («праксеологический» прагматизм), Дж. Марголиса («конструктивистский» прагматизм), К. Уэста («профетический» прагматизм), К. Купмана («генеалогический» прагматизм) и др.
Джохадзе Игорь Давидович35. Философия прагматизма. Прагматизм (ч.Пирс, у.Джеймс, Дж. Дьюи)
Философы
– прагматики представляли философию
как практическую науку, которая призвана
рассматривать утилитарные проблемы
человеческого бытия.
Согласно У. Джеймсу
истинными являются лишь те положения,
которые наиболее приспособлены к
практической деятельности человека и
человечества (Истина – это кредитный
билет, который имеет силу только в
определенных условиях). По мнению другого
яркого представителя прагматизма Д,
Дьюи для успешных познавательных
действий человеку свойственно использовать
множество методов. Следовательно, делает
вывод автор, любая истина носит условный,
договорный (конвенциальный) характер
и определяется как полезность, живучесть
идеи. Таким образом, в определенном
смысле, прагматизм выработал в гносеологии
иммунитет против догматизма и
фундаментализма.
Прагматизм
отвергает абстракции, спорные положения
и неизменные принципы. Философия должна
быть нацелена на удовлетворение
потребностей и интересов реального
человека. Различные виды деятельности
должны рассматриваться в зеркале
адаптации (приспособления) индивида к
сложившимся условиям жизни. Как утверждает
Дьюи, функция интеллекта состоит в том,
чтобы устанавливать путь, каким могут
быть созданы в будущем эффективные и
выгодные отношения с объектами окружающего
мира.
Любые проблемы прагматизм решает с позиций утилитаризма: допустимо все то, что приносит пользу человеку. Естественно признаются определенные моральные рамки. Какие? На этот простой вопрос прагматизм чаще всего затрудняется ответить, поскольку по его установке любая моральная ситуация неповторима и каждый раз требует индивидуального подхода. Универсальной этики не существует, все этические проблемы носят открытый (т.е. – дискуссионный) характер.
Утилитарный подход прагматизм распространяет и на науку, понятия и категории которой отождествляются с инструментами действия, используемыми в зависимости от ситуации.
Это
философское направление наряду с
решением проблем познания и действия
(практики) интересуется так же изучением
поведения человека.
С точки зрения
прагматиков поведение детерминировано
верой (готовностью действовать
определенным образом), привычкой
(устойчивой верой) и убеждениями (способом
действия). Универсальным средством
изменения мира и социума является
изменение привычек.
Понятие «научное сообщество» утвердилось во всех областях науки благодаря американскому ученому Т. Куну, его труду «Структура научных революций».
Определяя науку не как систему знаний, а как деятельность научных сообществ,
Т. Кун акцентировал внимание на психологические параметры научного знания.
Понятие «научное сообщество» распространено в современной социологии и науке.
В
отличие от Поппера противоположную
концепцию предлагает Томас
Кунн.
Наука развивается дискретно через ряд
парадигм (модель научного исследования,
набор положений, разделяемых всеми
учеными на данном этапе развития науки).
Нормальная наука решает головоломки
(в рамках парадигмы). Однако в контексте
определенного развития с течением
времени обнаруживаются аномалии,
расхождения с глобальными принципами,
постулируемыми парадигмой.
«Нормал. наука», по Куну, – это исследования, опирающиеся на прошл. науч. достиж-я, кот. уже признаны опр. науч. сообществом, такие достижения Кун назвал «парадигмами». «Норм. наука, по Куну – совок-ь иссл-ний на основе неизменной парадигмы. Она хар-ся кумулятивным развитием, т. е. прибавлением нов. знаний к уже имеющимся. Частич. разрушения предшес. знаний (как при науч. революции) в норм. науке не происходит. Иссл-я направлены на разработку тех явл-й и теорий, сущ-ние кот-х парадигма заведомо предполагает.
В период кризиса старой парадигмы проявл-тся так наз. экстраординарная
учёный старается
создать теорию, кот. может проложить
путь к нов. парадигме или может быть
безболезненно отброшена. Подчас учёные
обращ-ся к филос. анализу как сред-ву
раскрытия загадок в их области. Учёные,
придерж-ся существ. парадигмы, от нее
легко не отказываются. Нередко они более
склонны изобретать разл. модификации
и интерпретации сущ-х теорий, для того,
чтобы устранить явное противоречие.У кризиса — три возможных исхода: 1) норм. наука в конце концов доказ-т св. способ-ть разрешить проблему, порождающую кризис; 2) решение проблемы не предвидится. Проблема снабжается соотв. ярлыком и оставляется в стороне в наследство буд.поколению; 3) кризис разрешается с возник-м нов. претендента на место парадигмы и послед. борьбы за его принятие.
35 Философия прагматизма (Ч. Пирс, У. Джемс, Дж. Дьюи).
Прагматизм. Это
философское направление возникло в
70-е гг. XIX
в. в США, его основными представителями
были Ч.
Пирс, У. Джемс, Дж. Дьюи. По мнению
Пирса, название направления происходит
от «прагматической веры» Канта, когда
человек действует, не обладая полным
знанием и основываясь на вере, которую
Кант и назвал «прагматической».
В основе прагматизма, так же как и во многих других учениях этого времени, лежат интересы человека. Поскольку истины классической науки далеко не всегда эффективны, а теоретическое знание необходимо, хотя бы в конечном счете, для удовлетворения потребностей человека, прагматики считают что «истина — то, что полезно». С этой позиции ранжируются и научные идеи, которые делятся на истинные — те, которые полезны, и ложные — те, которые приносят вред. Наука — «служанка» человека, нужная ему для достижения своих интересов и целей.
В
терминологическом аппарате прагматиков
есть понятия «вера» и «воля». Вера в
данном случае противопоставляется
сомнению, т.е. не является только
религиозной, и считается критерием
истины (Пирс).
В этом смысле наука
трактуется как коллективная вера. Воля необходима
для руководства знанием, постановки
нужных целей и обеспечения их достижения.
Прагматизм — дитя своего времени и даже своей культуры. Но его не следует путать с более субъективным и циничным практицизмом, с философией «американской мечты» и т.п. Прагматизм ориентирован на благо для человека, он учит эффективно преодолевать трудности, он возвращает знание в процесс жизни. Прагматизм оптимистичен, воля, провозглашаемая им, носит созидательный характер.
ДЬЮИ Джон (1859—1952) — американский философ, один из виднейших представителей прагматизма.
Фундаментальным
понятием философии этого мыслителя был
опыт, под которым имелись в виду все
формы проявления человеческой жизни.
По мысли Дьюи, философия возникла не из
удивления, как полагали еще в древности,
а из социальных напряжений и стрессов.
Поэтому задача философии заключается
в такой организации жизненного опыта,
прежде всего уклада социального бытия,
который способствовал бы улучшению
образа жизни людей, их бытия в мире.
Средством для этого должен стать метод
науки и разума, соответствующий нашим
прагматическим устремлениям. Такой
метод состоит в установлении испытываемого
затруднения или проблемы, которые
возникают во всевозможных жизненных
ситуациях, и поиске средств для
целесообразного их решения. При этом
идеи, теории призваны выступать в роли
жизненно необходимых интеллектуальных
инструментов. Отсюда и стержневая идея
мыслителя, определяющая суть его
философии, — инструментализм. По Дьюи,
истинны те идеи, концепции и теории,
которые являются результативно-выгодными,
успешно работают в жизненно важных
обстоятельствах, ведут к достижению
прагматических целей. Практическая
целесообразность — критерий не только
истинности, но и моральности. Под этим
углом зрения Дьюи рассматривал, в
частности, и проблемы религии.
36 Иррационализм в европейской философии (А. Шопенгауэр, С. Кьеркегор, Ф. Ницше).
Иррационалистическая
философия. Шопенгауэр. Сран Кьеркегор.
Иррационализм — нечто противоположное
рационализму (доминирующая тенденция
в Европе, высшая ступень у Гегеля —
панлогизм). В первой половине 19 века
положение меняется. Два течения
философской мысли: философия науки
(позитивизм — отбрасывает рассуждения
о природе, но оставляет рационализм в
применении в первую очередь к науке),
второе течение — иррационализм. Оппозиция
к панлогизму, считая что гегелевский
подход исчерпал себя и не может уже
выразить более о человеческих реалиях
общества 19 века.
Метод
аллегорический, метод интуитивный и
концентрация внимания на внутреннем
мире человека. Иррационален по отношению
только к гегелевской философии. Философия
отличается от изотерики (мышление в
понятиях). Изотерика опирается на жесты
и эмоции. «Мир как воля и представление».
Шопенгауэр исходит из мысли о том, что
идеализм и материализм неправомерны,
уязвимы, ошибочны, так как мир объясняется
на основе других вещей. Представление — исходная точка распадения на объект
и субъект.
Представление берется в
развитом виде. В историческом плане
появляется с появлением первого класса,
хотя бы класса насекомых.
Большим
достижением своим Шопенгауэр считает
то, что, по его словам, только ему удалось
избежать характерной всем
философам-предшественникам альтернативы:
либо при объяснении реальности рисовать
«ужасающую картину фатализма», который
«существование мира, вместе с критическим
положением в нем человеческого рода,
сводит к какой-либо абсолютной, то есть
не допускающей дальнейшего объяснения,
необходимости» или же «выводить мир из
свободного произволения вне его
находящегося существа». Указанный же
им самим третий путь заключается в том,
что «акт воли, из которого возник мир,
— это наш собственный акт воли. Он
свободен, … всякая же необходимость –
только форма его проявления. Именно
поэтому, раз он дан, его развитие подчинено
полной необходимости; но в силу этого
мы можем познать из него свойства этого
волевого акта и поэтому имеем возможность
дать воле иное направление».
Продолжали разрабатывать начатую Шопенгауэром философию жизни в дальнейшем Ф.Ницше (1844-1900), В.Дильтей (1833-1911), А.Бергсон (1859-1941), Г.Зиммель (1858-1918), О.Шпенглер (1880-1936) и др.
Иррационализм. Под
иррационализмом имеется в виду
философское учение, согласно которому
решающим фактором в познании, в поведении
людей, в мировоззрении, в ходе исторического
процесса и общественного развития
играют не силы разума, не рациональное
начало, а иррациональное (от лат.
irrationalis
— неразумный, бессознательный). На
передний план выдвигаются внемыслительные
аспекты духовной жизни — воля,
непосредственное созерцание, чувство,
интуиция, бессознательное, мистическое
озарение, воображение, инстинкт и
т.п. Принципом иррационализма пользовались
многие философские направления, в
частности, философия жизни, экзистенциализм
и др. Но иррационализм существовал как
особое философское учение XIX
в. Основным его представителем был А.
Шопенгауэр.
Философия жизни Ф. Ницше.
Для Ницше реальность уже не воля к жизни, как у
Шопенгауэра, а воля к власти. Господствовать,
доминировать, властвовать, повелевать,
— именно к этому, убежден Ницше, стремится
все существующее, а не просто к
существованию, бытию, жизни. Везде и
всюду Ницше усматривает именно это
стремление — сердцевину и суть всего и
вся. В том числе и философия – вовсе не
плод чистого, незаинтересованного
стремления к познанию, постижению
истины, как об этом всегда твердили и
твердят ее творцы и создатели. «Я не
верю, будто» влечение к познанию» родило
философию, а веру, что совсем иное
влечение (как бывает всегда) воспользовалось
этим самым познанием…как своим
инструментом… Ибо властолюбиво всякое
влечение – и именно как
таковое оно пытается философствовать». Поэтому,
«их (философов) воля к истине есть воля
к власти».
Сама же философия, с ее вечными поисками
«истинной, подлинной» реальности и
поскольку она «рассматривает этот мир
как что-то кажущееся», для Ницше –
«великая школа клеветы, … скрытая ярость
против основных предпосылок жизни,
против …ценности жизни, против всего,
что становится на сторону жизни».
«Видимый мир и измышленный
мир – вот
в чем противоречие. Последний до сих
пор назывался «истинным миром», «истиной»,
«божеством». Его нам следует упразднить».
Таким
образом, для Ницше видимый мир не иллюзия,
не представление, как у Шопенгауэра, а
мир единственно реальный. И для Ницше
сознание, интеллект – лишь «средство
для сохранения индивида», у него «нет
никакого назначения, выходящего за
пределы человеческой жизни… Ницше –
очевидный мировоззренческий антипод
Маркса, его примиримый идейный контрагент.
Но как и полагается антиподам, у них
немало и точек соприкосновения. Это, в
первую очередь, их посюсторонности,
направленность на земное, материальное,
чувственно-укорененное бытие,
бескомпромиссное и последовательное
отрицание всего сверхприродного и
сверхъестественного. Обоим присуща
любовь и преданность Земле, реальности
посюсторонней, освобожденной от иллюзий
и миражей мифологизма Шопенгауэр и
Ницше создали натуралистический вариант
философии жизни, сконцентрировав в
основном внимание на непосредственно
биологической, витальной ее ипостаси.
Открытые к тому времени наукой законы,
регулирующие биологию жизни, в том числе
закон естественного отбора и борьбы за
существование, были неоправданно
абсолютизированы и перенесены Ницше
на более высокую, социальную форму
жизни.
О книге Ричарда Рорти «Прагматизм как антиавторитаризм»
РИЧАРД РОРТИ (1931–2007) был самым необычным американским философом. Прагматик в духе Уильяма Джеймса и Джона Дьюи, Рорти был одновременно бунтарем и сторонником прогресса — странным радикалом, глубоко верившим в потенциал этой страны. Только что был опубликован его сборник из 10 лекций « Прагматизм как анти- — Авторитаризм », который он прочитал в Испании в 1996 году. Хотя многие из аргументов уже знакомы, воодушевление, с которым они приводятся, и их актуальность в нашем текущем контексте делают чтение бодрящим.
Еще в 1979 году в книге Рорти « Философия и зеркало природы » описывалось, как западная философия со времен Платона была введена в заблуждение, воображая, что она может ответить на вопросы о том, насколько хорошо наши убеждения отражают реальный мир.
В течение следующих 25 лет он продолжал утверждать, что мы должны рассматривать наши убеждения не как «зеркало природы», а как инструменты, инструменты, более или менее полезные в зависимости от стоящей перед нами проблемы. Вместо того, чтобы думать о наших словах или убеждениях как об «далеких» или «близких» к реальным вещам, он призывал нас думать о них как о чем-то вызвало этим. Мы можем продуктивно спорить о том, какие из наших убеждений лучше всего служат нам в качестве реакции на определенные контексты, но мы должны отпустить беспокойство о том, действительно ли мы приближаемся к представлению реальности. Такие заботы — бесполезное отвлечение. Точно так же, как мы не должны искать один инструмент, который работает для всех проблем, мы не должны искать «окончательную истину», отражающую «действительно реальную».
Никто в Мире Рорти не обязан отвечать на вопросы о том, кто является действительно рациональным, действительно нравственным или даже о том, какие человеческие действия являются наиболее важными. Разновидность прагматического постмодернизма Рорти отказалась от идеи внеконтекстуального стандарта суждения. И все же он хочет отделить свой подход от ницшеанского и фукоанского прославления или критики власти. «Я хотел бы, чтобы это звучало привлекательно, назвав его «американским», — пишет он со своей обычной иронией, — истолковывая его как идею, общую для Эмерсона и Уитмена, идею нового, самосозидающего сообщества, объединенного не знанием одних и тех же истин, а тем, что разделяет одни и те же щедрые, инклюзивные, демократические надежды». Когда мы расходимся, мы не можем просто апеллировать к какому-то антиисторическому правилу или основанию. Вместо этого мы должны обдумать предварительные ответы в конкретных группах для конкретных целей. Мы можем вести содержательные беседы, скажем, о том, следует ли увеличить налоги для богатых или как помочь бедным, но нет фундаментальных или философских правил, которые мы могли бы найти, чтобы ответить на эти вопросы на все случаи жизни. Вместо того, чтобы искать такие правила, Рорти хочет спровоцировать разговоры, которые «изменят наше представление о том, кто мы есть», не раскрывая нашу фундаментальную сущность, а заставляя нас более внимательно прислушиваться к тому, как мы можем вместе сталкиваться с жизненными трудностями. Наряду с Дьюи и Джеймсом он считает, что «не было цели под названием Истина, к которой нужно было стремиться; единственной целью была постоянно удаляющаяся цель еще большего человеческого счастья».
Рорти отвергает гордый пессимизм Ницше и Фуко и вместо этого обращается к Гегелю, чтобы встроить свой прагматизм в повествование об историческом прогрессе. Как он выразился в лекции «Универсальность и истина»: «[Нам] не нужна, если я прав, теория рациональности, нам нужно повествование о взрослении». Он привержен антиавторитарному проекту Просвещения по замене послушания Божеству (будь то в образе божества или монарха) послушанием только «закону, который человек дает себе», как это говорили Руссо и Кант. Мы можем прийти к соглашению о законах, которые сами себе даем, — мы не открываем Единого Истинного Закона. Прагматизм антиавторитарен, потому что он отвергает представление о том, что нам нужно что-то нечеловеческое (Бог, Реальность, Истина) для нашего спасения. Вместо этого прагматик настаивает на потенциальной взаимосвязи всех вещей: «Вы никогда не достигнете чего-то, что не является еще одной связью отношений».
Антиавторитарный мыслитель переописывает эти отношения таким образом, чтобы мы могли лучше справляться с проблемами, с которыми мы сталкиваемся. Надежда на будущее — совместная разработка лучших инструментов для решения проблем нашего мира — это прагматическое дарвиновское продолжение Просвещения. Рорти, конечно, признает, что его собственный рассказ об этой истории будет переписан по мере того, как люди будут работать вместе по-новому.
Все постмодернисты подверглись резкой критике как субъективисты или релятивисты, но Рорти стал особенно мишенью, потому что, будучи философом-аналитиком, заявлявшим об уважении к научному исследованию, он отвергал истину как «пустой комплимент» убеждению, отдающему ересью. . Несомненно, утверждали критики, ученые стремятся правильно воспроизвести реальность, как и любой, кто занимается честным исследованием. Были бы у нас сегодня вакцины, если бы ученые не пытались получить точную картину COVID-19?вирус, а затем найти способ его нейтрализовать? Ответ Рорти прост.
Вакцины являются успешными инструментами в борьбе с вирусом, и мы знаем это благодаря тому, насколько хорошо они сработали в соответствии с нашими прогнозами для них. Как только мы узнаем, что они работают хорошо, было бы «пустым комплиментом» сказать, что они являются «точным» ответом на реальность. Мы можем принять науку и просто отказаться от стремления приблизиться к Реальности или к Истине. «Вы не можете стремиться быть в конце исследования ни в физике, ни в этике. Это было бы похоже на стремление оказаться в конце биологической эволюции». Вместо этого мы можем «заменить [] […] созданием лучшего будущего […] для себя попыткой увидеть себя вне времени и истории».
Но что значит «строить лучшее будущее»? Отдельные сообщества судят сами за себя. Отказ Рорти найти место для нейтрального аргумента в пользу рациональности или морали (то, что он называл нечеловеческим ограничением) был еще более тревожным на политическом уровне, чем на философском. Вместе с Витгенштейном и Дьюи он считает, что политика и мораль всегда пропитаны определенным историческим контекстом.
Мы лояльны к нашим сообществам, и мы можем объяснить — сформулировать историю — об этой лояльности. Нет более глубокого основания для верности ни в логике, ни в природе, ни в том, что Бог избрал нас. В этот момент критики часто будут поднимать «нацистский вопрос»: вы хотите сказать, что у нацистов просто другая история, что нет никакого способа доказать их неправоту? Рорти ответил бы, что не существует «нейтральных» доказательств, которые были бы приемлемы для нациста и либерального американца. Как он выразился: «Возможно, нам обоим придется взяться за оружие». Философия может быть культурной политикой, но иногда мы сдаемся; как мы слишком хорошо знаем в наши дни, мы прибегаем к насилию, когда не находим слов.
Многие были встревожены отказом Рорти от любых нейтральных или трансцендентных стандартов, которые уверяли бы нас в нашей правоте или, по крайней мере, в том, что наши враги были неправы. С его точки зрения, они хотели, чтобы Истина была авторитетом, и поэтому не были полностью антиавторитарными.
Рорти также критически относился к постмодернистским прогрессистам, обнаружившим, что «систематически» у демократического сообщества, которое он представлял, нет никакой надежды. Он называл этих людей «зрительскими левыми», людьми, которые были убеждены, что изощренный пессимизм (и бездействие) оправдывается каким-то открытием, скажем, в сущности американской истории, расы или власти. Рорти насмехался над тем, что они подменяют практику знанием, и умолял своих читателей с солидарностью и надеждой опираться на прошлую борьбу за социальную справедливость. Его собственный «рассказ о взрослении» основан на Дарвине и Дьюи, чтобы признать, что мы можем работать вместе для лучшего будущего, даже если мы не открыли Истину, которая основывает нашу солидарность или гарантирует наш успех. Единственным основанием для этих надежд является наша приверженность им. Что остается философам? Рорти вторит 11-му тезису Маркса о Фейербахе, отмечая, что «философы давно хотели понять понятия, но дело в том, чтобы изменить их так, чтобы они лучше служили нашим целям».
Хотя в 1990-х он был прозорлив, предупредив, что концентрация богатства в космополитической элите может легко склонить большие слои населения страны к увлечению фашистским диктатором, призыв Рорти к еще более инклюзивным сообществам исследователей и бесед может сейчас показаться наивным в наш век курируемой дезинформации. Расширение сетей доверия среди тех, кто сталкивается с общими проблемами, в наши дни кажется таким же пугающим, как и приближение к Богу. Но американские прагматики отказываются прибегать к какой-либо высшей власти для продвижения нашего «эксперимента». Они отвергают как хайдеггеровское «только Бог может спасти нас», так и рационалистическую фантазию о том, что мы откроем естественную основу для демократии или равенства. Прагматики могут только указать, что мы зависим друг от друга и поэтому должны разрабатывать нарративы, которые будут побуждать нас слушать друг друга, чтобы найти более всеобъемлющие решения проблем, которые нас преследуют.
Этого может быть недостаточно для тех, кто ищет фундамент или спасение, но идея всей работы Рорти, так хорошо изложенная в этих недавно опубликованных лекциях, заключается в том, что она направлена на «повышенное реагирование на потребности все большего и большего разнообразия люди и вещи» уменьшит источники страданий и тем самым умножит наши возможности для процветания.
Джон Дьюи писал, что философия «родилась из робости и питалась любовью к авторитетному престижу». Рорти освободился от прибежища академической специализации и от собственной застенчивости, стремясь убедить значительную часть читающей публики освободиться от удовольствий послушания. Чтение Прагматизм как антиавторитаризм вернул меня к бодрящему эффекту его аргументов и к удовольствиям от его непредубежденного общения с критиками. Поскольку Дик Рорти был моим учителем много лет назад, меня также взволновал знакомый голос, запечатленный в этих лекциях, полный остроумия и преданности исследованию — слишком редкое сочетание великодушия и убежденности.
Особенно в эти дни полезно вспомнить кредо простого прагматика: «Мы можем сделать лучше». Это так ясно, что мы можем сделать намного хуже.
¤
Майкл С. Рот — президент Уэслианского университета. Этой осенью будет опубликовано издание в мягкой обложке его книги «Достаточно безопасных пространств: прагматический подход к инклюзивности, свободе слова и политической корректности ».
Философский прагматизм и аборт | Академик Коммонс
2020 Статьи
Доус, Стивен
Прагматизм как философский инструмент за последние несколько десятилетий стал популярным в Соединенных Штатах[1][2]. Прагматический подход интенсивно фокусируется на том, что познается непосредственно, с эмпиризмом и исследованиями в его основе. Вместо того, чтобы обращаться к универсальным законам или неосязаемым знаниям, прагматизм вместо этого занимается непосредственно значимыми игроками, результатами и обстоятельствами. Это предлагает свежий взгляд по сравнению с абстрактным анализом и выводами из великих принципов, характерными для других подходов [4]. Прагматизм отвергает понятие непоколебимой истины, альтернативно рассматривая все знания как несовершенные и поддающиеся поправкам [3]. Я буду обсуждать применение прагматической биоэтики к вопросу о морали аборта, особенно иллюстрируя, как три из ее основных концепций влияют на дискуссию.
Важным компонентом прагматичного подхода является обеспечение того, чтобы рабочие знания были актуальными.
Иными словами, прагматизм требует, чтобы исходные данные для морального учета основывались на самых современных концепциях. Это соответствует приверженности прагматизма эмпирическим исследованиям и изменчивому статусу понимания. Поскольку аборт не является новой проблемой, вопросы, связанные с его практикой и моралью, намного предшествуют их современным формулировкам. За эти годы соответствующие области — эмбриология, социальные науки, теология и т. д. — не стояли на месте. Принимая во внимание давнюю политическую природу дебатов об абортах и их эмоционально заряженное содержание, кажется, что это вопрос, которому грозит историческое укоренение, а новые открытия игнорируются в пользу повторения насаждаемых мантр. Например, весьма вероятно, что человек сочтет ультразвуковые изображения важными для размышлений о том, составляет ли плод на определенной стадии развития человеческую жизнь. Изображения позволят им наблюдать за физическим развитием и функциональными способностями, такими как движение конечностей.
Само собой разумеется, что человек, обдумывающий аборт в годы, предшествовавшие ультразвуковой технологии, может прийти к иному выводу, чем тот, кто мог бы прийти после появления ультразвука. Это тот тип информации, который прагматическая биоэтика имеет первостепенное значение и утверждает, что он имеет отношение к этическим рассуждениям [1].
В соответствии с этим стремлением к современному пониманию и исследованиям прагматическая биоэтика стремится включить контекст и различные точки зрения, что в конечном итоге приводит к решительному одобрению демократии [1,4]. При разработке исследования всегда учитывается внутренняя и внешняя валидность. Демократия как форма морального исследования имеет глубокую внутреннюю валидность, поскольку включает всех людей, вовлеченных в ситуацию, и тем самым устраняет необходимость во внешней валидности. Он идет прямо к источнику и, по сути, использует модель взаимодействия на местах, а не модель наблюдения в кресле. Прагматичная демократия создает проблемы в дебатах об абортах, потому что одна очень важная заинтересованная сторона (плод) не может высказать свое мнение.
В целом, интересы потенциального потомства оставлены на усмотрение. Это, безусловно, представляет собой ограничение прагматической биоэтики в отношении абортов, хотя то же самое верно и для многих этических рамок. Однако есть много других заинтересованных сторон, в том числе мать, отец и сообщество, которые имеют соответствующие мнения и могут их высказать. Прагматизм диктует, что рассмотрение этих людей должно быть включено, когда человек решает с моральной точки зрения, следует ли доводить беременность до срока.
Одна из наиболее интересных заинтересованных сторон, которой прагматизм дает трибуну, — это общество в целом. Вопрос об аборте слишком часто и легко сводится к заботе либо о матери, либо о ребенке. Поскольку прагматизм не действует в абсолютах, моральному статусу плода не уделяется приоритетное внимание, как это часто бывает в других случаях. Как только жизнь или потенциальная жизнь рассматривается как имеющая переменное значение, она больше не рассматривается как непреложно первостепенная.
Эта податливость позволяет легче взвешивать моральный статус плода в сочетании с другими соображениями. Точно так же непоследовательный моральный стандарт, применяемый к плоду, предлагает матери некоторое отпущение грехов, в котором ее решение больше не рассматривается как запутанное в абсолютизмах. В конце концов, мать и ребенок больше не занимают центральное место, и открывается занавес для других сторон, которые могут сыграть более важную роль.
Прагматическая биоэтика работает на уровне земли и оценивает последствия в реальном мире. Хотя эта дискуссия сосредоточена на морали самого аборта, этот конкретный аспект прагматизма был бы особенно актуален в контексте государственной политики. Прагматический подход будет учитывать мальтузианские принципы и контроль численности населения, помещая аборты в схему затрат на здравоохранение и безопасность; рассмотреть тенденции в выборе абортов, которые в конечном итоге могут быть разрушительными, например, непропорционально большое количество абортов определенного пола; и оценить возможное финансовое бремя потомства, которое в конечном итоге может зависеть от социальных программ.
Хотя прагматическая биоэтика не может отдавать приоритет таким соображениям в каждом случае, им, безусловно, придается большее значение, чем в альтернативных философских подходах.
В целом, прагматизм предлагает широкий взгляд на аборт и его мораль. Он избегает догматизма, рассматривая истину как постоянно меняющуюся, принимает демократию, чтобы включить максимальный контекст и точки зрения, и остается практичным в рассмотрении последствий. Благодаря этим средствам кажется, что прагматизм может многое предложить в дебатах об абортах.
Ссылки
[1] Аррас, Джон Д. «Прагматизм в биоэтике: был там, сделал это». Социальная философия и политика 19, вып. 2 (2002): 29-58.
[2] Миллер, Франклин Г., Джозеф Дж. Финс и Мэтью Д. Баккетта. «Клинический прагматизм: Джон Дьюи и клиническая этика». Дж. Контемп. Здоровье Л. и Полы 13 (1996): 27.
[3] Систи, Доминик А. и Дэвид Х. Брендель. «Философский прагматизм в психиатрической этике». В Оксфордском справочнике по психиатрической этике.