Профдеформация: смешные стереотипы или реальность?
«Лес рук», «Перед смертью не надышишься», «А голову ты дома не забыл?», «Воспаление хитрости», «Выйди и зайди нормально» — у каждого из нас найдется целый список воспоминаний о любимых стандартных фразах учителей.
Но дело, конечно, не только во фразах. Из-за постоянной ответственности учителя зачастую становятся консервативными, формальными и доминантными, вынося это за пределы школы вместе с тетрадками на проверку.
Юлия Пасс: «Педагога и воспитателя легко узнать по языку, все эти «платок-положил-шапку-завязал-едим-все-до-конца-тарелки чистые» — отношение к детям, которое переносится на всех. Если человек перестает это отслеживать, иронизировать над собой и погружается в образ окончательно, это можно назвать профдеформацией.
Но далеко не только учителя обладают специфической лексикой — люди вообще привносят в жизнь много профессиональных терминов. Например, сотрудники иностранных компаний часто грешат тем, что в их речи половина англицизмов, и это бросается в глаза — «фиксим», «митапы», «скопы», «адженда» и пр.
Если в вашем доме не теряются не только носки и резиночки для волос, но и футболки сложены плотными вертикальными стопочками (белые в одном ящике, цветные — в другом), если в холодильнике расставлены пластиковые корзинки с надписями, а на дверце плотно сидят магнитные баночки со всеми видами приправ — возможно, кто-то из членов семьи — бухгалтер.
Представители этой профессии славятся стремлением к порядку, фантастическими способностями в планировании, а также страхом перемен. Бухгалтерами обычно становятся те, кто учился на пятерки и любит работать на одном месте подолгу, в идеале — до пенсии.
При этом бухгалтеры — одна из самых высококонкурентных профессий (по данным hh.ru, в среднем восемь резюме на одну вакансию), и футурологи любят пугать их прогнозами о том, что эту профессию одну из первых заменят роботы.
Если найти работу по специальности действительно станет трудно, то с большой склонностью к постоянству им так же непросто будет поменять сферу деятельности.
Юлия Пасс: «Бухгалтеры скорее перейдут на неполный рабочий день, будут искать работу, связанную с вводом данных, например, но редко соглашаются посмотреть по сторонам и попробовать себя в чем-то новом. В моей практике были случаи, когда бывшие бухгалтеры готовы были преподавать экономику. Но только в вузе или колледже. В хаосе школы им было бы слишком сложно».
В профдеформации есть не только минусы, но и плюсы. «Что касается бухгалтеров, — говорит Юлия Пасс, — то они действительно очень пунктуальны, аккуратны, дисциплинированны и точны, но с трудом справляются с несобранностью и спонтанностью других. Такие люди от домашних требуют строгого соблюдения правил: «По субботам у нас стирка, по воскресеньям — поход в кино» — настоящее плановое хозяйство. Если, например, ребенок в такой семье другой по своему типу, более творческий и спонтанный, это может быть тяжело. Но часто наоборот — всем очень удобно, что кто-то из членов семьи организует жизнь и пространство, тогда эта черта для всех домочадцев большой плюс».
Суровые хирурги, циничные, не то что патологоанатомы, а даже участковые терапевты, психотерапевты, которые беспощадно анализируют членов собственной семьи, — эти негативные клише о докторах на слуху. А что на деле?
Большая нагрузка врача чревата «выгоранием» — потерей способности сочувствовать каждому пациенту и действительно интересоваться его проблемами.
Юлия Пасс: «Не только врачи, но также, например, судьи или военные — все, кто имеет дело с какой-то болезненной стороной нашей жизни, склонны не впускать в себя боль, отчаяние, горе, с которыми они сталкиваются на работе. Это как предохранитель души, который защищает от всего, с чем мы не можем справиться, что не сможем переварить, переработать. Но, когда этот механизм дает сбой, когда врач перестает сочувствовать пациентам, судья — сострадать, атрофируется человеческая чувствительность, тогда исчезают и краски жизни, а человек чувствует себя роботом-профессионалом.
Формой профессиональной деформации также можно считать ситуацию, когда человек настолько закостенел, что не может делать ничего другого, теряет гибкость в освоении новых подходов. Это довольно характерно для тех же врачей — столько появилось новых технологий, но многие гордятся приверженностью к «старой школе», пряча за этим страх перед новым. Что делать, когда человек чувствует себя застывшей профессиональной формой? Можно идти к психотерапевту, можно к коучу — важно выбрать правильного человека, который поможет понять, что за этим стоит.
Может быть, страх быть непринятым, боязнь потерять свой статус? А может быть, вы утратили вкус к жизни и ее профессиональная часть стала подменять остальные радости? Причины бывают разные».
Домашняя тирания руководителей — настоящая притча во языцех. Чем дольше человек находится на высокой должности, тем меньше шансов, что он не потребует подчинения и в семье. Люди, занимающие топ-позиции, целеустремленно шли к ним и склонны к лидерству от природы, но очень часто они отказываются понимать, что эта черта их характера может стать причиной проблем в личной жизни.
Юлия Пасс: «Руководители и в домашней обстановке грешат безапелляционностью, настойчивостью, желанием руководить и контролировать. У таких людей часто портятся семейные отношения, и они даже не понимают почему. Приходят на консультацию и пытаются разобраться с какой-то совершенно другой задачей, а потом выясняется, что их просто задавила профдеформация. Например, человек рассказывает, что его перевели в другой отдел и у него не складываются отношения с коллективом, мы начинаем разговаривать, в каких еще ситуациях он чувствует себя непонятым, и в итоге приходим к разговору о семье.
Собственно, в помощи, а не просто в мотивировании «давай, вперед, все получится», и состоит задача коучинга. Если помочь человеку обнаружить проблему, он расширяет диапазон своего поведения и сам понимает, что и как можно поправить».
Любимое развлечение героев сериала «Кремниевая долина» — подбрасывать вверх двухцветный мячик и считать, сколько раз он упадет синей стороной, а сколько — желтой. Самую простую задачку, например выбор онлайн-пиццерии для заказа «маргариты», айтишник превращает в математическую и начинает придумывать алгоритм по безошибочному выбору заведения. Даже если результат будет идеален, порой это чрезмерно все усложняет.
Еще одна важная черта, которая может мешать знатоку кодов в реальной жизни, — склонность к гиперконцентрации. В любое дело, будь то завязывание шнурков или уборка квартиры, программист погружается с головой и будет очень недоволен, если его отвлекут. Такие свойства характера делают представителей этой профессии очень обособленными от остального мира.
Юлия Пасс: «Айтишники часто оценивают других с точки зрения пользовательской продвинутости. Их язык представляет собой своеобразный шифр, понятный лишь посвященным. Им удобен код, который предполагает четкие правила и логику. Если во внешнем мире случается что-то, что не поддается логическому объяснению, это может вызывать у них раздражение или отстраненность.
Важно сохранять определенную гибкость, пластичность, восприимчивость, готовность совершать ошибки, и не важно, к какой профессии принадлежит человек. Наш мир так стремительно меняется, что только успевай шагать в ногу с технологиями. Вообще, если человек выбрал не ту профессию, то вполне может быть, что после терапии он станет искать другую — это один из результатов работы».
Маркетологи часто смеются над клиентами, которые обращаются к ним со словами: «Сделайте так, как считаете нужным, вы профессионалы», а потом не соглашаются с предложенным решением. Казалось бы, такие заказчики не правы и ведут себя нелогично, но хороший маркетолог способен реагировать на подобную ситуацию с пониманием.
Как только у маркетолога появляется сверхуверенность в том, что только он знает единственно верное решение, это сигнализирует о потере гибкости. А гибкость как важная черта маркетолога — и есть его противоядие от профдеформации.
Юлия Пасс: «У маркетологов открытый взгляд и непредвзятость должны быть в крови. Мне сложно припомнить маркетологов со случаями именно профессиональной деформации. Профессиональной ограниченности — да. Так много появляется новых маркетинговых инструментов, и сложно постоянно осваивать новое, оценивать эффективность, сравнивать инструменты, аудитории, бизнесы. Но в целом в эту профессию, как правило, идут люди, которые способны действовать по обстоятельствам, любят экспериментировать и умеют это делать. Они с любопытством смотрят по сторонам и постоянно оценивают, что можно улучшить, поменять. И, если маркетологи меняют профессию, эти качества оказываются очень полезными».
Знатоки права не только дадут фору всем другим в использовании канцеляризмов, они способный заформализовать самые обыденные явления жизни.
Например, чтобы ответить ребенку на вопрос, почему Дед Мороз передал ему подарок не лично, мама-юрист может прочитать мини-лекцию про «делегирование полномочий». Юристы склонны дотошно аргументировать свою позицию даже в мелких бытовых ситуациях, а опаздывая на встречу, обязательно пришлют вам скриншот из карты с подтверждением своего местонахождения и наличия пробок.
Юлия Пасс: «Юристы, конечно, всегда действуют по правилам,
«Нормальные герои всегда идут в обход» — это не про них. Они проверяют все документы, читают все инструкции и будут ругать за несознательность тех, кто этого не делает. В каких-то ситуациях это очень хорошо, но в каких-то может быть и плохо, иногда нужно больше гибкости, бывает полезно действовать не по уставу. Есть такая фраза — «по законам аэродинамики шмель летать не может», и висит она в одном из конструкторских бюро. Юристам важно иногда напоминать себе, что жизнь часто не укладывается в формальные рамки, но, когда эти люди перегружены, они стараются максимально обезопасить и просчитать все негативные варианты и в своей повседневной жизни.
То, что хорошо в корпоративном праве, не всегда полезно и возможно в жизни после 18:00».
Ну а что же эйчары? Эти «страшные люди», которые не только цепляются к каждому слову, но также смотрят на то, как вы сидите, каким тоном разговариваете, какого цвета у вас телефон. Неужели и в жизни они ведут себя так же?
Юлия Пасс: «Надо признать, что HR-специалистам свойственно оценивать людей и давать советы. Едва познакомившись с человеком, HR-менеджер может спросить не только, где работает новый знакомый, но и давно ли в последний раз он менял работу и скоро ли собирается уходить с нынешней. Круг интересов зачастую сужен до профессии, и если не отследить, то можно задать вопросы, которые выходят за рамки принятых правил».
Примерно один и тот же набор качеств в одних профессиях приводит к успеху, а в других — почти к гарантированному провалу.
«Если юристам и бухгалтерам не свойственно рисковать, они должны тщательно исследовать возможные варианты и последствия, то в работе маркетолога или бизнесмена без экспериментов не обойтись, — говорит Юлия Пасс.
— Работа консультанта тоже непредсказуема — никогда не знаешь, кто и с чем к тебе придет, нет законов и шаблонов, и если начинаешь их искать — это и есть первый звонок о начале профдеформации».
Профессиональная деформация: распознаём и сопротивляемся!
Почему профессиональные военные и в обычной жизни подтянуты и суровы, а работники творческих профессий впечатлительны и эмоциональны? Как с первого взгляда определить, кем работает тот или иной человек? Ответ — профессиональная деформация, именно она накладывает отпечаток как на внешний вид человека, так и на его характер.
Профессиональная деформация личности — изменение качеств личности (стереотипов восприятия, ценностных ориентаций, характера, способов общения и поведения), которые наступают под влиянием длительного выполнения профессиональной деятельности.
Не зря для обозначения людей той или иной профессии изобрели обезличивающие эпитеты типа «белые воротнички», «люди в погонах» или «люди в белых халатах». Многолетнее выполнение одних и тех же функций, ежедневная тренировка одних и тех же качеств, полезных в работе, постепенно унифицирует людей, сглаживает различия.
В результате человек, приходя на свое рабочее место, привыкает надевать определенную маску, а подчас переносит этот образ и в нерабочую жизнь.
Учитель, который любит давать наставления друзьям и родным, секретарь, который даже дома держит все документы в идеальном порядке, военный, у которого домашние «ходят по струнке». Эти примеры профессиональной деформации стали хрестоматийными.
Однако и обычные менеджеры подвержены профессиональной деформации. Эмоциональное выгорание, раздражительность, вялость, усталость от бесконечной суеты и однообразия — все эти симптомы поражают тружеников офиса.
Деформации начинают формироваться уже в самом начале становления человека как профессионала, они неизбежны и прежде всего позволяют адаптироваться к работе. К примеру, хирург относится к телу человека как к материалу, с которым он работает.
«Работая хирургом, я привык к плотному рабочему графику и часто мне приходится делать несколько дел одновременно. Например, за обедом я выкраиваю время, чтобы просмотреть учебные видеозаписи операций.
И это совершенно не портит мне аппетит» — рассказывает Салгадин, хирург-уролог.
И это совершенно не портит мне аппетит» — рассказывает Салгадин, хирург-уролог.Такая профессиональная деформация только помогает в деле, она позволяет абстрагироваться от чувства брезгливости, излишнего сочувствия.
Почему это плохо
Тем не менее процесс деформации необходимо контролировать, чтобы он не стал препятствием на пути профессионального и личностного развития, т.к. это явление таит в себе много негативных аспектов.
1. Снижается адаптивность личности. Привыкнув к определённому стилю выполнения работы человек перестает искать новое в своей профессии, применять непривычные способы выполнения задач. Постепенно выработанные в ходе деятельности черты характера закрепляются, углубляются и становятся частью личности человека. Например, от природы аккуратный человек, отработав 20 лет бухгалтером, становится излишне педантичным, а любовь к вниманию, свойственная актерам, иногда перерастает у них в демонстративность и нарциссизм.
«Я всю жизнь проработал руководителем на производстве, — описывает свою ситуацию Сергей, — сначала в моем подчинении было 2 человека, по мере продвижения по карьерной лестнице подчиненных становилось все больше.
Держать процесс под контролем иногда было не просто, приходилось и голос повышать и принимать подчас жесткие решения. Постепенно я стал замечать, что все реже совещаюсь с сотрудниками, все меньше прислушиваюсь к противоположной точке зрения. Иногда это приводило к принятию неверных решений. Да и сердце начало шалить. Помогли мне занятия по психологии управления. Я стал понимать, что грамотный начальник — это не всегда жесткий и бескомпромиссный человек, скорее наоборот».2. Снижается качество работы, человек начинает относиться к ней формально и слишком абстрактно. У учителей и врачей трепетное отношение к пациенту или ученику сменяется на официальное, деловое, а руководитель начинает относиться к своим подчиненным лишь как к функциям, что мешает им полностью реализовать свой потенциал.
«Мой шеф, когда просит меня связать его с тем или иным человеком, обычно называет не фамилию или имя, а должность: «Соедини с кадровиком», «Позови ко мне строителя», «Пусть главный бухгалтер зайдет» — рассказывает секретарь Даша.
— Конечно, работников это не мотивирует на трудовые подвиги, вряд ли кому то понравится, что в нем видят лишь определенный набор функций , а не личность».3. Страдают взаимоотношения с окружающими. Шаблоны общения, успешно применяемые на работе, подчас могут быть совсем неэффективными в личной жизни.
«На работе я привык отстаивать свою точку зрения , разговаривать твердо, уверенно, а иногда и жестко. Со временем я стал замечать, что со своими детьми я общаюсь также ультиматумами. Мои указания они выполняют беспрекословно, но своими планами и эмоциями стали делиться все реже» — рассказывает руководитель отдела Олег.
4. Происходит утомление и профессиональное выгорание. Работа начинает казаться скучной. Эти симптомы знакомы каждому, кто долгое время проработал на одном месте, выполнял одни и те же функции и не учился ничему новому.
«Я работаю учителем и в принципе люблю свою профессию.
Но я заметила, что после долгих месяцев труда, к концу учебного года усталость становится невыносимой. Иногда мне приходится долго настраивать себя, чтобы зайти в класс. Любимые ученики, которые всегда заряжали меня энергией, перестают радовать. По приходу домой мне больше хочется побыть одной и помолчать, муж обижается. Тогда я понимаю, что пора в отпуск» — описывает свое состояние Татьяна.Как предотвратить
Профессионалу полезно время от времени проводить своеобразную «самодиагностику» и вовремя распознавать у себя «симптомы» деформации. Существует несколько универсальных советов, которые помогут в этом:
1. Развивайте в себе способность к самоанализу и самокритике. Общайтесь с коллегами, другими профессионалами и замечайте, чему можно у них поучиться. Полезно также получать отзывы коллег о своей работе, это позволяет посмотреть на себя со стороны. Профессиональный и личностный рост прямо противоположны профессиональной деформации!
2.
Будьте открыты новым знаниям. Учитесь и всегда открывайте для себя новое в профессии. Посещение курсов, чтение специальной литературы не только вооружают вас новой информацией, но и помогают открыть в работе «второе дыхание», побороть надвигающуюся скуку. Совет менять работу каждые 5 лет также не лишен здравого смысла. В жизни это не всегда достижимо, но зато вполне можно браться за новые проекты на текущем месте работы.
3. Умейте расслабляться. Тот, кто живет работой, острее подвержен эмоциональному выгоранию, чем тот, у кого жизнь разнообразна.
Оставляйте работу на работе, от этого выиграете и вы, и ваши близкие, и ваши клиенты.
4. Выходите из зоны комфорта. Понятны выгоды, которые дает человеку привычная работа и привычное поведение — он знает, что приведет к успеху, а что не сработает. Если делать что-то новое и непривычное, то непонятно, будет ли успех и как отреагируют окружающие. Если руководитель привык кричать на подчиненных, то спокойное обсуждение проблемы вызовет у них подозрения, что что-то не так.
Тем не менее выходить из зоны комфорта полезно. Заведите себе непривычное хобби. Вы целый день сидите? Запишитесь на фитнес. У вас кабинетная работа? Общайтесь с людьми, пойдите на курсы английского. Работа нервная? Вышивайте! Контрасты оздоравливают личность.
Профессиональная деформация — явление скорее естественное, чем страшное. Относитесь к ней, как к симптому, который сигнализирует о том, что пора меняться и становиться лучше!
Читайте также
Как профессия искажает перспективу – Гуманистические системы
Итак, чем вы занимаетесь? Если вы работаете в сфере охраны здоровья и техники безопасности, есть один вопрос, который может вызвать неловкую беседу: « Итак, чем вы занимаетесь?» Этот вопрос мне задали на паспортном контроле при въезде в Великобританию по моему австралийскому паспорту. Я рассматривал варианты: специалист по технике безопасности, эргономист или психолог. Все трое идут с багажом; они вызывают различные предубеждения.
Поскольку он был сотрудником иммиграционной службы и занимался пограничной охраной, я ответил: « Я офицер по технике безопасности «, изменив название моей должности. Он продолжал проверять мой паспорт и спросил: « Итак, вы думаете, у нас сейчас слишком много безопасности? ” Я подумал, что это любопытный вопрос, когда в воздухе еще свеж запах благополучно приземлившегося B737. Потом я понял, что он имел в виду. «О… нет, я специалист по безопасности авиации !» — воскликнул я. Это обрадовало его. Он проштамповал мой паспорт и отпустил меня.
Авиация по большинству показателей является самым безопасным видом транспорта в мире, а 2012 год был самым безопасным за всю историю для самолетов западного производства. Число погибших в таких авиакатастрофах со смертельным исходом в 2012 году составило 414 человек. Подумайте об этом наряду с примерно 4 000 смертельных случаев в результате авиакатастроф в год 9.0008 только в Великобритании . Но представить себе смерть в авиакатастрофе гораздо более опустошительно, чем смерть при падении с лестницы, и эта яркость и эмоциональное воздействие доминируют над абстрактными представлениями о статистической вероятности.
Почему-то общество высмеивает безопасность в повседневных ситуациях, в то время как безопасность в других контекстах, таких как авиация и ядерная энергетика, считается достойной. К сожалению, из-за мифов и легенд «здоровье и безопасность» стали предметом насмешек. Это легко продемонстрировать с помощью беглого просмотра заголовков новостей, статей и комментариев, причем как разумные, так и необоснованные вмешательства подвергаются нападкам.
Чудовище здоровья и безопасности Даже премьер-министр Соединенного Королевства Дэвид Кэмерон в 2012 году выступил с новогодней резолюцией « уничтожить культуру здоровья и безопасности навсегда» . Он не удержался. Он сказал, что правительство « ведет войну против чрезмерной культуры здоровья и безопасности, которая стала бременем на шее британского бизнеса». Кэмерон упомянул « монстров здоровья и безопасности » и описал « культура страха» . Он сообщил, что попросил Управление по охране труда и технике безопасности перенести на конец 2012 года свой график отмены или объединения до половины всех существующих правил.
Он имел в виду бизнес.
Ричард Джонс, глава отдела политики и связей с общественностью Института безопасности и гигиены труда, был потрясен. Он возложил вину не на закон «, а на преувеличенную боязнь судебного преследования, подпитываемую агрессивным маркетингом». Другие возлагали вину на ограничения свободы со стороны деспотичных или запутанных чиновников по принципу «джобсворта», во имя — но не в духе — «здоровья и безопасности».
Возможно, это побудило Управление здравоохранения и безопасности Великобритании запустить веб-сайт, призванный развенчать мифы о здоровье и безопасности. К настоящему времени комиссия HSE рассмотрела 229 дел, в том числе запрет на использование мобильных телефонов родителями на территории школы, запрет на использование чайников в номерах отелей и запрет на использование автоматов с питьевой водой для детей в детском центре.
Как получилось, что премьер-министр Великобритании осудил «культуру здоровья и безопасности» и что Управлению здравоохранения и безопасности Великобритании пришлось создать специальную панель и веб-сайт для « оспаривать потенциально непропорциональные или неточные советы или решения, принятые во имя здоровья и безопасности» .
Как «здоровье и безопасность» стали прикрытием? Возможно, сама профессия, связанная со здоровьем и безопасностью, внесла свой вклад в создание концепции монстра здоровья и безопасности.
Наши профессии – от начальной подготовки до нашей первой работы и обучения на рабочем месте до глубокой аккультурации – оказывают глубокое влияние на то, как мы действуем в мире. Во-первых, профессия действует как линза, которая влияет на то, как мы видим и понимаем мир. Во-вторых, она прививает и питает набор самовоспроизводящихся привычек, которые влияют на то, как мы реагируем и взаимодействуем.
Это явление получило название профессиональной деформации . Происхождение термина неясно, но его использовал в 1937 году бельгийский социолог Даниэль Варнотт. Первоначально Варнотт говорил об удушающем эффекте бюрократии и ее ужасной репутации:
«Администрация в сознании тех, кем управляют, — это что-то уродливое, непонятное, таинственное, раздражающее и некомпетентное.
Бюрократия обязана этим настроениям в народе своим частым и неожиданным вторжениям в жизнь граждан, своему стремлению соблюдать все правила, не осмеливаясь рисковать разнообразным опытом и препятствуя нововведениям с чрезмерной апатией». (стр. 258) Варнотт назвал это « la déformation professionalnelle du fonctionnaire » — игрой слов, относящейся к профессиональной подготовке или акклиматизации чиновников. Параграф, опубликованный в 1937 году, мог бы быть написан для описания общественного восприятия «здоровья и безопасности» сегодня. Возможно, d éformation professionalnelle искажали взгляд профессии на мир и, наконец, повернулись вспять, как ярмарочное зеркало, отражая непопулярные черты профессии – сосредоточенность на неудачах, ограничениях и санкциях.
Люди и системы: пристрастность и искажение Во многих профессиях мы невольно формируем определенные представления о людях и системах. Мы редко задаем им вопросы, и другие редко задают нам вопросы о них.
Наши взгляды пристрастны и искажены, чтобы соответствовать определенной профессиональной цели и парадигме. Это достигается с помощью набора линз, которые можно пометить что, , кто, где, когда, как, и почему. Каждый объектив имеет микро , мезо, или макро апертуры . Наши профессии отдают предпочтение определенным типам линз и определенным апертурам.
Наше частичное представление о человеке символизируется конкретными ярлыками, привлекающими внимание, включая «потребитель» (маркетинг), «потенциальный покупатель» (продажи), «пациент» (медицина), «защитник» (право), «предмет» (наука). ), «пользователь» (дизайн, эргономика, UX) и «оператор» (безопасность процесса). Каждый имеет практическую цель, но часто ориентируется на цели профессии. Пристрастность перспективы очевидна даже в рамках одной и той же профессии; рассмотрим точки зрения нейропсихолога, когнитивного психолога, гуманистического психолога и социального психолога.
Что касается систем, мы аналогичным образом фокусируемся на конкретном компоненте или части определенным образом, в течение определенного времени и с определенной целью.
Наш взгляд на человека — даже на одного и того же человека — еще больше искажен профессией; учитывайте точки зрения полицейского, прокурора, адвоката, судьи, медсестры, врача, психотерапевта, социального работника, общественного работника и маркетолога. Искажение распространяется на наше представление о системах, даже о цели системы. В то время как «безопасность превыше всего» является девизом большинства отраслей, связанных с безопасностью, реальная цель — выраженная или нет — это (бизнес) выживание. Таким образом, подцели, такие как производительность, рост, прибыльность, безопасность и устойчивость, конкурируют за внимание и тянутся в каждом направлении различными профессиональными группами.
Безопасность-I: предотвращение того, что что-то пойдёт не так Господствующая парадигма, которую Эрик Холлнагель назвал «Безопасность-I», определяется как как можно меньшее количество вещей, которые могут пойти не так .
Основное внимание уделяется неблагоприятным результатам и «неприемлемым» рискам, которые, как предполагается, имеют идентифицируемые причины — кредо причинно-следственной связи . С этой точки зрения мы пытаемся разложить системы и выявить ошибки и сбои. В управлении безопасностью человека преимущественно рассматривают с точки зрения отказа и, в частности, того, как человек вносит в него свой вклад. Принцип управления безопасностью заключается в реагировании на происшествия и выявленные риски. Как только эта перспектива становится встроенной в наши цели, политику, инструменты и методы, пути прокладываются, и становится трудно изменить направление. Тренированная недееспособность? Любопытно, что большинство передовых профессий, связанных с безопасностью, включая тех, кто взаимодействует с опасными процессами или технологиями, как правило, сосредотачиваются на том, как сделать что-то правильно . В обучении, процедурах, методах работы и т.
д. основное внимание уделяется позитивной цели и способам ее достижения. Профессия управления безопасностью сосредоточена на негативной цели (несчастных случаях) и на том, как ее избежать. Таким образом, он мало что может сказать об эффективности в целом — только о том, как избежать катастрофы. Как выразился теоретик литературы Кеннет Бёрк, Способ видения — это также способ не видеть — сосредоточение на объекте А влечет за собой игнорирование объекта В » (1935, 1984, стр. 49). Сосредоточенность на неудаче означает пренебрежение успехом. Бёрк привел забавный пример, что « плохие способности рыбы к ходьбе ясно объясняются ее превосходным плаванием ».
Это относится к концепции «тренированной неспособности» социолога Торстейна Веблена (1914) (расширенной Берке, 1935, 1984). В «Социальной теории и социальной структуре» Роберт Мертон (1957) описал это следующим образом:
«Обученная неспособность относится к такому положению дел, при котором способности функционируют как недостатки или слепые пятна.
Действия, основанные на обучении и навыках, которые были успешно применены в прошлом, могут привести к неадекватной реакции в изменившихся условиях. Неадекватная гибкость в применении навыков в изменяющихся условиях приведет к более или менее серьезной дезадаптации. … В общем, человек принимает меры в соответствии с прошлым обучением, и в новых условиях, которые не признаются существенно отличными, сама правильность этого обучения может привести к принятию неправильных процедур».Может ли быть так, что в управлении безопасностью наши способности безопасности I функционируют как слепые пятна, лишая нас возможности видеть разнообразие и повседневный успех выполненной работы? Утратили ли мы ловкость и гибкость, чтобы реагировать на наш быстро меняющийся мир, предпочитая хорошо известные концепции и методы из нашего прошлого обучения? Если это так, наши вмешательства вполне могут привести к неуместным вмешательствам.
Безопасность-II: Обеспечение правильного функционирования Безопасность-II от Холлнагеля может помочь устранить эти слепые зоны и расширить наши возможности.
Безопасность-II определяется как можно больше вещей идет правильно . В центре внимания находятся все возможные действия и результаты, особенно типичные. Безопасность-II характеризуется не линейной причинно-следственной связью, а эмерджентностью и основана на корректировке производительности и изменчивости производительности. Таким образом, человек рассматривается как ресурс, необходимый для обеспечения гибкости и устойчивости системы.
Safety-II предоставляет тот же набор линз и апертур, но они выбираются и используются по-разному, с меньшим акцентом на том, кто ошибся и как они ошиблись, и больше внимания на том, как на самом деле работает система и почему она работает так, как она работает. . Это дает возможность уменьшить пристрастность, сосредоточив внимание на всем спектре действий, а не только на тех, которые идут (или могут пойти) не так. Это также дает возможность уменьшить искажения, рассматривая работу в том виде, как она действительно работает, а не работу в том виде, в каком она воображается.
Имея более четкую перспективу, можно предвидеть развитие и события, а также понимать условия, при которых изменчивость производительности становится трудно или невозможно отслеживать и контролировать.
Холлнагель не предлагает отказаться от Safety-I. Но узкий акцент на неудачах всегда будет неприятным за пределами профессии, особенно с передовым персоналом, который имеет опыт выполнения работы, и с руководителями, которые боятся монстра безопасности. Движение к безопасности-II означает движение к эффективности, а не просто к отказу. Понимая эффективность более целостно и четко, можно извлечь выгоду помимо безопасности.
СсылкиБерк, К. (1984) Постоянство и изменение. Третье издание. Нью-Йорк: Новая Республика.
ЕВРОКОНТРОЛЬ (2013 г.). От Безопасности-I к Безопасности-II: Белая книга . Брюссель: ЕВРОКОНТРОЛЬ.
Холлнагель, Э. (в печати). Является ли безопасность предметом науки? Safety Science (также можно скачать здесь)
Merton, R.
K. (1957). Социальная теория и социальная структура . Гленко, Иллинойс: Free Press, стр. 195-206.
Веблен, Т. (1914). Инстинкт мастерства и состояние промышленного искусства . Нью-Йорк: Макмиллиан.
Варнотт, Д. (1937). Бюрократия и функциональный наризм. Revue de l’Institut de Sociologie , 17: 245-260.
Изображение: C.P. Storm CC BY 2.0 http://flic.kr/p/fN4HC
Подписаться на Twitter @stevenshorrock
Нравится:
Нравится Загрузка…
Профессиональная деформация: Проклятие знаний
Что такое профессиональная деформация? Как слишком большой опыт в вашей области знаний может ограничить ваше восприятие мира?
Профессиональная деформация — это когнитивное искажение, возникающее в результате слишком большого опыта в определенной области. Это определяется как тенденция смотреть на мир через призму своей профессии или области знаний.
Продолжайте читать, чтобы узнать о предвзятости профессиональных деформаций, почему это проблематично и как ее преодолеть.
Избыточный опыт, который Добелли называет «профессиональной деформацией», может вызвать проблемы. Если у вас есть большой опыт в определенной области, вы формируете рубрику, основанную на вашем опыте, которой вы следуете при выявлении и устранении проблем. Это полезно при решении проблем в вашей области знаний. Однако вы применяете эту рубрику и при решении проблем, не входящих в вашу область знаний. Это приводит к тому, что вы принимаете иррациональные решения или используете свои знания во вред.
Например, солдаты являются экспертами в эмоциональной регуляции и эффективности. Эти рубрики решения проблем важны для того, как солдаты думают во время конфликта, потому что они позволяют солдатам действовать быстро в стрессовых ситуациях. Однако, когда они возвращаются домой, те же рубрики, которые помогали солдатам в армии, могут испортить их отношения. Попытка справиться с плачущим малышом с помощью эмоциональной регуляции и эффективности ничем хорошим не закончится.
Чтобы решить эту проблему, Добелли рекомендует расширить свои знания, чтобы дать себе как можно больше рубрик поведения. Это означает, что вы будете знать, как лучше всего вести себя в самых разных областях и ситуациях, а не только в той, в которой вы являетесь экспертом. Особенно важно компенсировать любые области, которые ваши существующие критерии и опыт оставляют неразвитыми. Солдат, например, может больше узнать о пользе эмоций или о том, как принимать людей, которые менее эффективны.
Избыточный опыт, здравый смысл и нравственностьКак уже говорилось, Добелли называет слишком большой опыт «déformation professionalnelle», обыгрывая французскую фразу, обозначающую профессиональную подготовку. Идея состоит в том, что после определенного момента профессиональное обучение застопорит ваш рост вместо того, чтобы помочь вам.
Хотя большинство людей согласны с этим определением профессиональной деформации, некоторые идут дальше.