Новые модели коммуникации и стилистические приоритеты современного медиадискурса – Журнал «Медиалингвистика»
Постановка проблемы. Информационные технологии кардинально меняют журналистику и ее приоритеты как вида литературного творчества и сферы научного познания. Выстраиваются новые модели коммуникации, в которых традиционный текст, с одной стороны, расширяет свои возможности, а с другой — перестает быть каноничным, строго параметральным. IT-сфера поменяла язык средств массовой информации, что обусловило появление нового прочтения журналистского произведения. В основу такого прочтения кладутся констатация и интерпретация медиасобытия как «фрагмента» действительности, воссозданного журналистом.
В дискурсе СМИ, документальном по своей природе, наблюдается усиление авторского начала, которое минимально проявлялось в журналистике прошлого века. Современный журналист — это личность, коммуникативный лидер, который говорит с читателем, рассуждает, анализирует, информирует (docere), реализует коммуникативные установки, раскрывая свою мировоззренческую позицию, побуждает к действию (movere), аргументирует и развлекает, склоняя аудиторию на свою сторону (delectare). Высказанное журналистом мнение становится в ряд других мнений, представленных на медийных и веб-платформах. Оно одно из многих… Эти обстоятельства требуют от журналиста приложения особых усилий в донесении мысли до адресата. От того, насколько он будет убедительным, зависит его професиональный успех.
Система аналитических жанров, основанная на пропаганде и агитации, в конце прошлого века потеряла свою непоколебимость в идейном плане и не нашла себе замены вплоть до начала нового столетия. Особенно показательны в этом смысле 1990‑е годы. На первую полосу газеты, где «восседала» передовая статья, в самое востребованное эфирное телевизионное время, где господствовал официоз, устремилась информация, изморфная по своей сути, разбавленная фотоиллюстрациями и «форматными» видеосюжетами. Известен случай, когда одна из белорусских газет того времени вышла с «чистой» первой полосой, что стало символом радикальной невостребованности бывшей советской аналитики (такой, например, как передовая статья) и действенным инструментом привлечения к себе внимания своего учредителя.
Замена модели субъект-объектной на субъект-субъектную, равноправную, диалогичную в принципе изменила общество, которое стало выступать в роли собеседника, равноправного партнера, а не tabula rasa, пустого сосуда, который дóлжно заполнить. Потребитель массового продукта оказался в новом для него положении. Постепенно зарождается колумнистика, в которой присутствуют оценка и побуждение к действию: «Аналитическую деятельность журналиста отличает оценочный и программирующий характер, поэтому большую роль в аналитических жанрах играют оценка и побуждение» [Дускаева 2017: 363].
В информационную эпоху роль журналистики становится судьбоносной, она тесно сопряжена с решением триединой модели коммуникации: docere — сообщать, информировать, просвещать, убеждать; movere — возбуждать, подталкивать, двигать, побуждать к действию; delectare — развлекать, удовлетворять вкусы, приносить наслаждение, выигрывать симпатии. Иными словами, журналистике суждено сконцентрироваться на реализации трех составляющих коммуникативного акта — информируя (локуция), доказывать истинность того, о чем сообщается, чем побудить аудиторию к определенному действию (иллокуция), и, влияя на ее эмоциональное состояние, завоевать симпатии, склонить на свою сторону (перлокуция).
Через речевую индивидуальность усиливается стилистический эффект медиатекста как основного носителя дискурсивных стратегий и тактик, аккумулятора когнитивных структур.
История вопроса языка и стиля СМИ в Республике Беларусь. Изучение медиадискурса в Беларуси характеризуется традиционным подходом (как выявление речевых особенностей журналистского произведения) и появившимся в начале ХХI в. дискурсным, исходящим из возможностей стилистики публицистического текста с его сугубо лингвистическим арсеналом и экстралингвистическим окружением. Этим белорусские исследования отличались от советских и позднее российских, ориентированных на богатую литературно-художественную традицию. Постепенно в отечественной практике формируется взгляд на медиатекст как на социальное действие, что было вызвано влиянием работ по социальной и политической обусловленности языковых явлений.
В книге «Дискурс белорусских СМИ. Организация публицистического текста» [Іўчанкаў 2003] предпринята попытка показать, как в белорусской науке внедряются, развиваются и обогащаются идеи Т. А. ван Дейка — основоположника дискурсного анализа СМИ. Его теория когнитивной обработки дискурса СМИ, вызывавшая в советском и постсоветском научном сообществе множество вопросов, спустя десятилетия уже не представляется чрезвычайно сложной и непонятной. Например, автором этих строк в качестве непременного атрибута в решении вопроса о целесообразности посвящения себя науке аспирантам предлагалось ознакомиться с одной из первых переведенных на русский язык книг ученого — «Язык. Познание. Коммуникация» [Дейк ван 1989]. Это испытание прошли те, кто сегодня стал востребованным ученым и продолжает изучать медиа в русле реконструкции публицистического дискурса В. Короткевича [Жаўняровіч 2011], интертекстуальности как дискурсивной стратегии в современной манере письма журналиста [Зелянко 2012]. Появились новые подходы к механизму распространения информации, который претерпевает существенные изменения под влиянием технологических процессов и эволюции в межличностном дискурсе веб-пользователей [Зайцев 2017].
Исследовательский взгляд брошен на мировые конвергентные СМК как разновидность институционального типа массово-информационного дискурса [Лущинская 2017]. Постепенно формируется научное направление, в центре которого стоит исследование дискурса СМИ.
Методика анализа. Не раз было отмечено, что семантический объем понятия «дискурс» разрастается до небывалых величин. Освоение научной практикой нового понятия имеет свою специфику. Вначале этого этапа его семная структура слабо очерчена. После распространения и высокочастотного применения она расширяется и приобретает явные черты. О многомерности понятия и его осмысления говорит и основоположник дискурсного анализа СМИ Т. А. ван Дейк: «Понятие “дискурс” так же сложно, как и многие другие понятия в науках, например “язык”, “коммуникация”, “сознание”, “мозг”, “общество” или “власть” и многие другие. В зависимости от того, какой аспект нас интересует, дискурс можно определить как “использование языка”, “форму коммуникации”, “форму социального взаимодействия”, “речевой акт”, “текст”, “разговор” и так далее. Лингвистически говоря, дискурс — это связная последовательность письменных предложений или устных высказываний, выраженных в определенной коммуникативной ситуации с целью передачи информации или выполнения других социальных действий» [Дейк 2013: 4–5]. Появляется исследовательская область, которую можно назвать дискурс-аналитикой и которая выходит за пределы лингвистики. На вопрос, что может предложить современная лингвистика обществу, ван Дейк справедливо заметил: «Вопервых, я бы себя назвал скорее не лингвистом, а дискурс-аналитиком. Дело в том, что дискурсный анализ гораздо шире собственно лингвистики. Именно в силу его широкого предмета изучения дискурсные исследования как междисциплинарная область могут очень многое предложить обществу помимо результатов стандартных лингвистических исследований» [Дейк 2013: 4].
Результаты исследования. Дискурсный анализ медиатекста связан с когнитивной обработкой как самого медиасобытия, так и создаваемого СМИ информационного продукта. В традиционной журналистике технология такого рассмотрения получила развитие в двух методах журналистского творчества — констатации и интерпретации факта. И первый, и второй базируются на основе познавательных моделей, социального опыта. Мозаичные по своей сути, в журналистском тексте эти модели складываются в систему и проектируются на реальные ситуации. В когнитивном процессе участвуют и производитель (журналист), и воспринимающий (массовая аудитория). По сути, журналист создает информационный образ, который, на его взгляд, объективен и соответствует реальности. В нем заложен механизм, позволяющий выявить сущностные характеристики медиасобытия, но не дающий возможности оценить тот или иной факт с позиции реальности происходящего. Воспринимающий текст оперирует не фактами, а конкретными нарративными формулами, ментальными эпизодами и прочим, которые в зависимости от социального опыта, когнитивных способностей, то есть субъективно, экстраполируются на происходящее. Современный журналистский и — шире — коммуникативный процессе в этом ракурсе приобрел характерную особенность. И связано это с фейковой журналистикой. «Явление фейков в СМИ, — справедливо утверждает профессор С. Н. Ильченко — характерная черта мировой журналистики, которая возникла в медиасфере исключительно тогда, когда вся система функционирования информации подверглась серьезнейшей технологической деформации, которая привела к серьезным социально-психологическим последствиям для аудитории» [Ильченко 2016: 112]. Таким образом может создаваться иллюзия происходящего, развивается своего рода семиозис симулякров, устанавливается симуляция действительности, расширяется объем информации, в которой мало смыслов.
Качество информационного отображения деятельности человека в разных сферах жизни зависит от знания факторов, которые организуют бытие, создают коммуникативный эффект в тексте. Это позволяет рассматривать медиадискурс в качестве своеобразного аккумулятора накопленного знания, как коммуникативное явление, в которое включаются самые разные аспекты общения, начиная от речемыслительных и заканчивая погружением в экстралингвистическое пространство текста. Если первый компонент универсален, то второй зависит от общественно-политической ситуации, технократических приоритетов, национальных особенностей, научных предпочтений и др. Профессор Л. Р. Дускаева справедливо утверждает: «На основе экстралингвистических факторов, значимых для профессионального общения в той или иной ситуации, проводятся типологические исследования, которые позволяют увидеть не только атрибуты речевой деятельности (цели, задачи участников, пространство распространения), но и ее структуру: действия и операции, а также отдельные техники достижения профессиональных задач» [Дускаева 2014: 8]. Так, в работах белорусских ученых показана лингвистическая природа медиатекста, изучаемого в закономерной связи с социальным опытом и «билингвальной языковой памятью» общества. Медиатекст рассматривается как сложное коммуникативное явление, транспонированное в русло когнитивной обработки дискурса СМИ.
В современной медийной практике выстраиваются новые модели коммуникации, которые не вписываются в «поле действия» линейного (вербального, сегментного) текста и усложняются паравербальными, суперсегментными (креолизованными, семиотически обогащенными, поликодовыми) формами. Организация медиаречи в таком случае не поддается привычному анализу, исходящему как из имманентной (не выходящей за пределы), так и репрезентативной (определяющей характерность) трактовок текста. Классическое определение текста И. Гальперина («произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин 2006: 18]) сегодня с трудом вписывается в рамки существующих моделей коммуникации. Развитие дефиниции ученый видел в экстраполяции: «Под текстом необходимо понимать не фиксированную на бумаге устную речь, всегда спонтанную, неорганизованную, непоследовательную, а особую разновидность речетворчества, имеющую свои параметры, отличные от параметров устной речи» [Гальперин 2006: 18].
Все характеристики устной речи И. Гальперин противопоставлял характеристикам текста: «Текст — не спонтанная речь; он лишь имплицитно рассчитан на слуховое восприятие; он не только линеен, он не только движение, процесс — он также стабилен» [Гальперин 2006: 19]. В современном понимании онтологические и функциональные признаки текста пополняются базовой характеристикой, обеспечивающей нелинейное расширение: гипертекстуальностью как воплощением смыслообразующего единства супер‑, супра‑, интер‑, интрасегментных структур, объединяющих в себе неопределенное количество текстов (в силу их чрезвычайно активного воспроизводства) и позволяющих реализовать множество вариантов чтения, а также требующих одновременности восприятия и мышления.
В ХХ в. активным объектом изучения филологии стал текст, однако это не дало оснований для выработки единого подхода к исследованию его как системы. Дискурсный анализ, базирующийся на первоисточнике — тексте, предполагает новое осмысление организации, производства и воспроизводства текста в кругу разных семиотических структур. Так, А. Вырковский в докторской диссертации «Управление процессами создания журналистского текста в печатных и онлайновых СМИ» своевременно указывает на необходимость нового взгляда на труд журналиста — текст. С привлечением управленческого инструментария предлагается оригинальная концепция процессного (операционного) подхода к его созданию. Текст погружен в центр обновленной теории медиаменеджмента: «Специфика современного медиапроизводства привела к тому, что труд журналиста стал своеобразной “валютой”, имеющей хождение в медиаиндустрии — хотя организация работает по кардинально иным принципам, но набор операций, применяемых корреспондентом для создания медиатекста, на удивление похож на тот, что применялся десятилетия назад» [Вырковский 2017: 6]. Говоря о незначительной востребованности академической наукой исследования журналистского текста, автор справедливо утверждает: «Малоизученными остаются как его эмпирические особенности, так и имманентная сущность, что не позволяет создать полноценную теорию, особенно необходимую на современном этапе» [Вырковский 2017: 6].
IT-сфера привнесла в коммуникативный процесс важную технологическую составляющую — тексты, в которых интегрируются письменный и устный элементы и которые дополняются усложненной семиотикой. Если раньше классический текст отличался письменной доминантой, то сегодня наблюдается выравнивание соотношения в сторону устного компонента. Более того, существующие модели коммуникации (устная и письменная) пополняются третьей — виртуальной, которая совмещает в себе признаки первых и расширяется за счет паравербальных средств.
Центр вербальной деятельности современника смещен в вебо-текстовую сферу. Появляется специфическая форма речи, которая не укладывается в традиционные функциональные стили. Наблюдается отторжение нормы. В выражении мыслей интернет-пользователь не готов следовать стилистическим канонам. Или не желает / не может этого делать. Например, так позиционирует себя проект adme. ru: «О творчестве во всех его вариантах — от высокого искусства до крутых объявлений на подъездах. <… > Наша задача — делать в сети произведение искусства. Чтобы все самое лучшее и яркое было собрано в одном месте, у нас». И далее: «“Пирожки” (они же “перашки”) — образец глубины мысли безо всякого пафоса и занудства. Коротко, ясно, забавно и точно за 34 слога. И никаких знаков препинания, заглавных букв и рифм» [Лучшие образцы сетевого юмора 2018].
Такие явления не могут оставаться без внимания исследователей. Они представляют собой не экспериментальную вербалику, а демонстрируют гиперреальные свойства возбужденного сознания, создают своего рода симулякрию, в которой человек лишь имитирует жизнь. Демонстрируются новые структуры, выводимые из языка интернета. Бранко Тошович в статье «Стилистический интернет» говорит о так называемых эксклюзивных стилях, к которым относит емейловый, твиттерский, блоговый, эсэмэсовский, демотиваторский, «пирожковый», «порошковый» [Тошович 2017: 143]. На какой платформе они возникают и какое отношение имеют к функции? Они выделяются по разным признакам, иногда самым непредсказуемым: «Сетевая стилевая дифференциация состоит из нескольких разновидностей: вертикализованной, медиализованной, эстетизованной, валоризованной, глобализованной, операционализованной, персонализированной и квантифицированной» [Тошович 2017: 140].
Публицистическая речь всегда находилась на уровне вероятностей, была и остается ситуативной. Она динамична и изменчива, направлена на открытый диалог, который в наше время приобретает явный субъект-субъектный, экспрессивный характер. «Смена характера языка в последние десятилетия с литературоцентричности на медиацентричность обусловила становление и подъем эскспрессивного синтаксиса» [Канюшкевіч 2017: 66]. Речь журналиста в системной организации сопряжена с вербальным потоком и подчиняется ему. У нее есть одно специфическое свойство: в силу своей оперативности (обработки, распространения и восприятия), проницаемости, открытости и доступности в ней могут проявляться асистемные для конкретного периода развития языка свойства. Это касается всех его уровней. По меткому замечанию Г. Я. Солганика, язык СМИ — это лаборатория, в которой куются средства для литературного языка [Солганик 2010: 23].
Войдя в социальные сети, адаптируясь к условиям коммуникации в интернете, СМИ меняют продукт журналистского труда — текст, его функциональные параметры не вмещаются в заданные рамки публицистического стиля, а диктуются больше когеренцией (сопряженностью), условиями, местом, способом, сферой информационного погружения.
Выводы. Платформенная модель коммуникации, в которой общение дополняется паравербальными знаками, приводит к мультимедийному тексту. Мультимедийный текст меняет природу коммуникативной среды: визуальные элементы служат средством привлечения внимания потребителей информации. Так можно персонифицировать журналиста, что наглядно выражается, например, в создании скриншотов новостных роликов в виде фотоматериалов, встроенных в фотогалерею таким образом, что при активации фотоматериала появляется его увеличенная копия, содержащая в структуре окна дополнительные ссылки на другие материалы СМИ, во включении в структуру веб-издания видеоразделов с оригинальными новостными роликами об актуальных тенденциях в культуре, моде, IT-сфере. Мультимедийное изобилие, основанное на личностном подходе, ведет к интерактивной журналистике, за которой усматривается будущее, так как сетевой журналист создает не мономедийный продукт — итеративное, дискретное произведение (сообщил и забыл), а объясняет, отслеживает, какова реакция аудитории, выделяет мнения, которые могут стать основой для продолжения коммуникации в социальных сетях, мессенджерах и других СМИ.
Таким образом, стилистика и формирующаяся дискурсология имеют единую эмпирическую базу (традиционные модели коммуникации — устная и письменная, новая — виртуальная), но пути исследования этих научных сфер расходятся: интралингвистический (от формы к содержанию) и экстралингвистический (коммуникативное явление, характеризующееся совокупностью факторов, непосредственно связанных с функционированием говорящего, представленное в тексте как иерархия знаний, стратегий и тактик, раскрывающих суть вопросов: кто создал текст, как, когда, зачем, почему…).
Виртуальная модель коммуникации диалогична по своей природе, так как строится на симметрии субъект-субъектных отношений. В ней сам по себе факт не является первопричиной. Она обнаруживается там, где есть интерпретация, форумная оценка, интерактивная реакция, что в свою очередь влияет на стилистические предпочтения и вкусы интернет-сообщества и… общества в целом.
как не разочаровать клиента — Право на vc.ru
{«id»:13910,»url»:»\/distributions\/13910\/click?bit=1&hash=3c175631489e1932c367e26609a72fd5dbb69e0a070924200311e7b65c390171″,»title»:»6 \u0442\u0438\u043f\u043e\u0432 \u0430\u0439\u0442\u0438\u0448\u043d\u0438\u043a\u043e\u0432, \u043a\u043e\u0442\u043e\u0440\u044b\u0445 \u043d\u0435 \u0436\u0434\u0443\u0442 \u0432 \u0430\u0433\u0440\u043e\u0442\u0435\u0445\u0435″,»buttonText»:»\u0412 \u0441\u043c\u044b\u0441\u043b\u0435?»,»imageUuid»:»ffb34dab-5475-5f92-a501-a1826d1cafdf»,»isPaidAndBannersEnabled»:false}
Как произвести нужное впечатление на клиента, чем никогда нельзя пренебрегать при первой встрече и может ли улыбка быть опасной, рассказывает кандидат психологических наук Михаил Бриль. Кстати, эти советы пригодятся не только юристам.
145 просмотров
Общение как наука
Профессиональная жизнь юриста во многом построена на общении и постоянных новых встречах. Однако далеко не всегда они эффективны. Было бы ошибочным считать, что общение – это всего лишь вербальный обмен информацией. В процесс коммуникации включены также восприятие (перцепция) и обмен действиями между участниками этой коммуникации (интеракция). Понимание таких аспектов поможет выстроить более эффективное и взаимовыгодное общение между юристом и его клиентом.
«Когда мы разговариваем – мы обмениваемся не только информацией, мы обмениваемся эмоциональным состоянием, эмоциональными реакциями, которые влияют на конечное эмоциональное состояние наше и партнера, и действиями. Например, к вам в офис приходит клиент, вы спрашиваете – хотите чаю? И уже это является действием. Казалось бы, это элементарное предложение, но это может определенным образом повлиять на ваше взаимодействие», – объясняет Михаил Бриль.
При этом вербальной составляющей общения (например, речи или письму), как отмечает специалист, люди доверяют всего лишь на 13%. Основой доверия становится невербальная составляющая – то есть поведение говорящего или манера донесения информации. Причина такого неравенства проста: считается, что человек не может полностью контролировать свое поведение (в отличие от речи) и не совсем понимает, как выглядит со стороны. А значит, его жесты, особенности речи или, например, позы могут сказать о нем гораздо больше, чем он расскажет о себе сам. Эти особенности восприятия, говорит Михаил Бриль, юристы могут повернуть в свою пользу – наблюдение за клиентом поможет лучше понять как его самого, так и проблему, с которой он обратился.
Есть контакт!
Путь любого клиента начинается с первой встречи. Разбить ее можно на несколько этапов:
Установление контакта, то есть знакомство. Это короткий этап, который длится не больше нескольких минут, однако это не умаляет его значения.
- Улыбка. Улыбнуться при знакомстве или встрече считается хорошим тоном, но необходимость в улыбке зависит от нескольких факторов. Так, юристу не стоит «выдавливать» из себя улыбку, если это ему несвойственно – она просто превратит лицо в гримасу. Улыбка, отмечает эксперт, эволюционно служила как «демонстрация зубов», то есть силы и возможности нападения. Сейчас, естественно, она говорит об обратном – доверии, но и это может напугать.
- Зрительный контакт. Ситуация со зрительным контактам похожа на ситуацию с улыбкой – установить его придется, однако стоит, во-первых, обратить внимание на поведение собеседника, а, во-вторых, – проанализировать свое собственное. Зрительный контакт должен быть комфортным для обоих участников беседы.
- Внешнее впечатление. Встречают по одежке, и внешний вид на первой встрече демонстрирует уровень взаимодействия, который юрист хочет поддерживать с клиентом.
Одежда, прическа, запах – все это транслирует определенное сообщение клиенту.
- Обстановка. Помещение, в котором происходит первая встреча, всегда производит значимое впечатление. Неосознанно клиент считывает огромное количество информации от окружающей обстановки, поэтому подходить к ней стоит с умом. Например, правильно выставить мебель. Кресла или стулья желательно поставить под углом примерно 45 градусов – чтобы сидеть как бы полубоком друг к другу. Не стоит разделять их столом – это будет говорить об определенном противодействии и не послужит созданию доверительных отношений.
Малый разговор. Обычно именно этому этапу уделяется меньше всего внимания или вовсе опускают его по соображениям практичности – зачем рассуждать о погоде, например, при почасовой оплате консультации? Однако малый разговор является важной частью первой встречи и позволяет установить более доверительные отношения с клиентом. Этот этап можно посвятить организационным моментам: сколько продлится встреча, какой сценарий ее проведения предполагается и так далее.
- Идея на словах – у клиента есть определенная история или проблема, которой он хочет поделиться. Первое искажение возникает в «переводе» его мыслей в слова – мы не всегда говорим то, что подразумеваем, не всегда можем подобрать правильную лексику. Уже на этом этапе могут возникнуть предпосылки к недопониманию.
- Речевой аппарат – второй этап искажения, который может возникнуть из–за определенных речевых особенностей, свойственных конкретному человеку.
- Внешняя среда – эхо, акустика, посторонние шумы помешают услышать собеседника или правильно воспринять его слова. Это еще одна причина, подчеркивает Михаил Бриль, по которой критически важно правильно выбирать правильное место для первой встречи.
- Слуховой барьер – четвертый этап искажения возникает по тем же причинам, что и речевой, но уже у воспринимающего информацию.
- Перевод слов в идеи – финал искажения, который является обратной стороной первого этапа. Даже если собеседник правильно расслышал другого, он может, например, неправильно что–то истолковать.
Решить проблему искажения могут, например, техники активного слушания, они же помогут на следующем этапе встречи.
Суть беседы. Основной и самый значительный этап встречи – обычно на него выделяется порядка 30 минут, если общая длительность беседы составляет один час. Первая встреча требует от юриста не только внимательно выслушать клиента, но и грамотно отвечать ему, чтобы полностью понять его запрос и оказать необходимую помощь. Обратить внимание стоит, например, на:
- Невербальные привычки. Так, например, собственная поза должна говорить не только о комфорте, но и о внимании к рассказу собеседника.
- Мимические реакции. Любой человек ждет от собеседника участия и сочувствия, поэтому отсутствующий взгляд или, к примеру, «закатывание глаз» только навредят делу.
- Выбор формы вопросов – закрытые вопросы целесообразно задавать в условиях нехватки времени, а открытые могут быть полезны для получения дополнительной информации.
- Обратную связь – в зависимости от ситуации, юрист может выбрать, например, технику пересказа (повторение рассказанной истории с некоторыми изменениями), резюмирования (краткая выжимка беседы) или развития идеи.
Завершение контакта. Этот этап часто пропускается, отмечает Михаил Бриль, однако завершение контакта необходимо для плавного выхода из основной беседы, особенно если время ее ограничено. Итогом первой встречи может стать обсуждение плана дальнейшего взаимодействия.
Как правильно реагировать на агрессию и сильные эмоции клиента? Как использовать техники активного слушания и избежать конфликтных ситуаций? Больше об эффективной работе с клиентами – в вебинаре Михаила Бриля «Когда юристу приходится быть переговорщиком: беглый взгляд на проблемы взаимодействия с клиентом» на площадке Legal Academy.
Коммуникационные партнеры
Зима 2010 г. Communication Partners Для пожилых людей, чьи коммуникативные навыки нарушены болезнью или травмой, партнер по общению обеспечивает жизненно важную связь с вербальным выражением. Люди — социальные существа. Хотя это не новость, важно не упускать из виду этот факт при уходе за пожилым человеком с приобретенным расстройством общения. Большинству из нас посчастливилось иметь несколько доступных нам средств выражения и восприятия — речь и слушание, чтение, письмо, жесты и выражения лица. Мы ежедневно общаемся с помощью электронной почты, телефона и различных постоянно растущих средств передачи информации. Стать пациентом из-за нового медицинского диагноза сопряжено с многочисленными проблемами, которые различаются в зависимости от состояния и его тяжести. Все пожилые люди заслуживают того, чтобы получать четко изложенную информацию, особенно в свете ее важного использования при принятии решений. Несмотря на различные различия в стилях обучения и способности понимать все соответствующие детали, пожилые люди имеют право задавать вопросы, чтобы понять варианты и вероятные результаты. Эмоции, вызванные переживанием серьезной болезни, часто мешают человеку понимать и оценивать информацию. Когда болезнь или событие связано с нарушением способности пожилого человека к общению, возникает дальнейшее вмешательство в лечение и выздоровление. В случае, если нормальное общение прервано болезнью, болезнью или травмой, в лечении в идеале должен участвовать хотя бы один знакомый партнер по общению в дополнение к пациенту. Идеальный партнер по общению хорошо знает человека. Знакомство с личностью пожилого человека, его образованием, историей здоровья, языковым фоном (основной язык/дополнительный язык) и культурным фоном является ценным, когда речь идет об оценке уровня функционирования после начала коммуникативного расстройства. Информация о стиле общения пожилого человека — предпочтение взаимодействия с отдельными людьми или группами, степень ежедневного использования чтения и письма, чувство юмора и изощренность словарного запаса и использование языка — ценны. Партнерство во имя прогресса На начальном этапе важно предоставить пожилым людям с афазией средства для выражения основных потребностей, таких как чувство голода или потребность в туалете. Некоторые люди развивают это самостоятельно с помощью речи или жестов. Другие требуют, чтобы говорящий представил варианты, на которые он или она может ответить «да» или «нет». Людям с серьезными нарушениями вербализации может потребоваться доска с картинками, которая позволяет им указывать на изображения, чтобы обозначить свои потребности. По мере того, как состояние здоровья пожилых людей стабилизируется или изменяется, общение требует изменений. Сталкиваясь с такими проблемами, как если бы они были окружены носителями иностранного языка, пожилые люди получают помощь от партнера по общению, который может рассказать персоналу о культурном происхождении человека и о том, как оно влияет на личное отношение к здравоохранению. Партнер может занять время, чтобы объяснить процедуру — несколько раз, если это необходимо, — чтобы человек чувствовал себя более комфортно. Поскольку партнер знаком с жизнью пожилого человека до начала афазии, он может объяснить персоналу давнее пренебрежение к овсянке, что объясняет ограниченное потребление человеком завтрака. Умелый партнер может подумать об историях или занятиях, которые могут изменить настроение в лучшую сторону. Вовлечение партнера, который является супругом, другом или членом семьи, в обучение общению дает несколько преимуществ. Цели лечения, направленные на успешный обмен информацией, могут быть измерены, когда клиницист наблюдает, как старший и партнер общаются друг с другом, обеспечивая оценку общения в его наиболее функциональном смысле. Например, пожилому человеку показывают фотографию вымышленного ужина в честь Дня Благодарения, которую партнер не видит. Его или ее просят описать это для партнера, используя любые необходимые средства (говоря, жестикулируя, рисуя и т. д.). Когда партнер угадывает, что изображено, человек отвечает, корректируя его по мере необходимости, пока сообщение не будет успешно передано. Поскольку клиницист (логопед) имеет преимущество в том, что знает, что изображено, он или она может научить пациента тому, какую информацию следует сообщать партнеру. Креативные стратегии улучшения речи Роль партнера по общению — как важного элемента цикла обратной связи — становится ключевой в начале этого прогресса. Партнер становится для пожилого человека функциональным напоминанием о том, что нужно следить за своей собственной речью. В ответ на обучение, проводимое логопедом, коммуникаторы могут разработать систему подачи сигналов говорящему с дизартрией о необходимости пересмотра. Это может быть просто запрос на повторение, который запускает реализацию стратегий, разработанных для улучшения разборчивости речи. Когда партнеры участвуют в лечении, они практикуют беседу под наблюдением обучающего врача. Показательный пример Филлис живет с членами семьи и часто проводит время с другими членами семьи и друзьями. По крайней мере, один член семьи сопровождает ее на каждом сеансе лечения. Сначала она учится контролировать свое дыхание для оптимальной поддержки речи. Когда она овладевает таким контролем до уровня точной самокритики, она обращается к темпу речи и артикуляции. Она практикуется в чтении предложений, которые она и клиницист могут увидеть члену ее семьи. Затем партнер повторяет, как попугай, то, что он или она поняли. Филлис либо говорит: «Ты понял!» или практикует специально обученные стратегии пересмотра, чтобы заострить сообщение. По мере того, как она становится все более успешной, практика переходит к более длинным предложениям, резюмирующим абзацам и, в конечном итоге, к разговору. Когда курс лечения подходит к концу, клиницист показывает Филлис и ее родственникам несколько устройств, которые, возможно, стоит рассмотреть по мере прогрессирования болезни Филлис. Вполне вероятно, что речь станет значительно сложнее, а разборчивость пострадает. Со временем она может захотеть использовать клавиатуру с электронными возможностями речевого вывода, чтобы усилить собственное словесное выражение. Как бывший офисный помощник, Филлис отлично умеет печатать. Ее двоюродный брат слушает произносимые фразы, которые Филлис вводит в устройство, и легко их понимает. Филлис любит общаться с несколькими членами семьи, которые были обучены правильно подсказывать ей, когда ее речь становится трудно понять. Они научились мягко напоминать Филлис, что делать, когда она теряет контроль над своим дыханием или маркировкой слогов. И они окажут свою поддержку, когда придет время для дальнейшего лечения или включения клавиатуры или другого вспомогательного устройства в ее репертуар общения. Предоставление инструментов для эффективной речи Отсутствие человека, поддерживающего в жизни пожилого человека с коммуникативным расстройством, особенно тяжело. Характер общения требует как минимум двух участников. Одним из критериев планирования лечения является развитие функциональных навыков. В то время как человек обычно читает газету или выписывает чек в одиночку, слушатель должен подтвердить сообщение говорящего. Пожилой человек, не имеющий семьи или друзей, готовых принять участие в лечении, лишен жизненно важной части реабилитационного опыта общения. Потенциально могут быть привлечены добровольцы для обеспечения разговорной практики для такого человека. Затем доброволец, прошедший обучение у логопеда, доступен не только в качестве компаньона, но и дает возможность слаборазвитому коммуникатору оттачивать навыки. — Дебора Крэббс Макдональд, MS, CCC-SLP, логопед в Беркширском медицинском центре в Питтсфилде, Массачусетс По данным веб-сайт организации. Институт обучает добровольцев действовать в качестве партнеров по общению для людей с афазией. Обучение также доступно для логопедов и других медицинских работников. ![]() В дополнение к работе непосредственно с пожилыми людьми с афазией и их семьями, центр выступает за предоставление возможности пожилым людям жить как можно более полной жизнью. Институт издает печатные ресурсы для специалистов, работающих с пациентами с афазией. Существуют также публикации, специально предназначенные для пожилых людей, у которых афазия повлияла на речь. В этих путеводителях используются пиктограммы, чтобы упростить понимание для пожилых людей, у которых могут быть проблемы с чтением. Веб-сайт Института афазии — www.aphasia.ca — содержит описания различных предлагаемых программ обучения, списки доступных публикаций, соответствующие ресурсы и контактную информацию. |
Общение: отправка и получение сообщений
By Aaron Karmin, 19 января 2016 г.
Не вдаваясь в подробные неврологические объяснения, скажем так: общение — это все в вашей голове! Ну, может быть, не все, но оно определенно начинается и заканчивается там.
И начинается с отправителя. Чтобы отправить сообщение, человек должен сказать или сделать что-то, что представляет идею в его или ее собственном уме. У отправителя есть мысленный образ, видение, идея, мнение или, возможно, какая-то информация, которую он или она хочет передать кому-то еще. Отправитель инициирует процесс коммуникации и в первую очередь заинтересован в том, чтобы убедиться, что он эффективен.
Если в лесу падает дерево, и никто не слышит его, издает ли оно звук? Хм. Хороший вопрос. Итак, если кто-то отправляет сообщение, а его некому принять, является ли это общением? Ответ — нет. Для коммуникации необходимы как отправитель, так и получатель. Чтобы получить сообщение, человек должен интерпретировать что-то, сказанное или сделанное другим человеком-отправителем, дать этому имя и развить чувство по этому поводу. Задача получателя состоит в том, чтобы попытаться понять, что именно хочет сообщить отправитель. Получатель разделяет с отправителем ответственность за обеспечение эффективного процесса связи.
Сообщение позволяет отправителю поделиться чувствами, мыслями и идеями. Именно так мысленные образы отправителя передаются получателю. Сообщения могут передаваться различными способами, включая устные, письменные или поведенческие. Сообщение может быть сразу ясным и понятным или туманным и вводящим в заблуждение, в зависимости от того, насколько хорошо были учтены и учтены все компоненты процесса коммуникации. Всегда помните, что смысл сообщения будет зависеть от того, что ему приписывает получатель. Другими словами, отправитель может иметь в виду какое-то значение, но получатель может знать только то, что оно означает лично для него или для нее. Сообщение не является синонимом значения. На самом деле, задача коммуникации состоит в том, чтобы убедиться, что смысл, который подразумевает отправитель, совпадает со значением, которое получатель приписывает сообщению при его получении.
Сообщения идут в обе стороны. Другими словами, отправитель отправляет сообщение получателю, который затем отправляет сообщение обратно отправителю. Сообщения, которые отправляются обратно от получателя к отправителю, называются обратной связью. Всегда есть какая-то обратная связь. Молчание — это «послание», возможно, мощное. Получатель может быть очень пассивным и не инициировать вербальную обратную связь. Отправитель может не настаивать на этом. В таких случаях общение может происходить, а может и не происходить. Без значимой обратной связи вы даже не можете быть уверены, что сообщение было получено.
Отправители выбирают слова, соответствующие их собственным уникальным убеждениям и опыту. Например, если вы считаете, что женщинам не место в рабочей силе, вы, вероятно, будете использовать слова с негативной коннотацией и демонстрировать соответствующее невербальное поведение, когда будете говорить о сотрудницах-женщинах. Если вы много лет работали в сфере продаж, ваше определение «командной работы», вероятно, будет сильно отличаться от определения сборщика на заводе-изготовителе. Одинокий отец троих маленьких детей видит совсем другой мир, чем зрелая карьеристка.