Психологическая драма – Редакция – Журнал «Сеанс
Сегодня мы будем говорить о жанре, который принято считать настолько распространённым, что он почти незаметен. Это психологическая драма.
Когда составители релизов, или справочников, или интернет-порталов о кино не знают, как атрибутировать фильм, то обычно пишут «психологическая драма», — дескать, тут не ошибёшься. В том понимании, которое у них существует, к психологической драме равно относятся «Они сражались за Родину», «Осенний марафон» и «Гражданин Кейн».
На самом же деле психологическая драма — жанр довольно экзотический. В конце концов, задача каждого жанра — в придании эстетической состоятельности главному жанровому ходу.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
Вопрос столь непростой, что даже если выйти за рамки кино и говорить об искусстве в целом, то выяснится: психологический жанр — изобретение, в общем-то, недавнее. Им потихоньку начинают заниматься французские писатели в конце XVII века во главе с мадам де Лафайет (если это она, конечно, написала те произведения, что ей приписываются), а популярным сделал в середине XVIII века Жан-Жак Руссо. Именно Руссо впервые провозгласил тезис, сегодня ставший абсолютно одиозным: «простота и естественность». Историки и исследователи спорят, сделал ли он это в целях пиара или был искренним эксгибиционистом, но факт остаётся фактом: именно подробное описание душевных перипетий принесло Жан-Жаку Руссо всемирную славу, очень хорошие деньги и вписало его имя в историю культуры, повернув её.
Расцвет же психологического искусства пришёлся на XIX век (потому, как известно, Ортега-и-Гассет признавал XIX век низшей точкой падения культуры за всю историю). Психологическое искусство в основе своей — явление сугубо буржуазное. Только буржуа может быть настолько самонадеян и спокоен, настолько не заботиться метафизикой мироздания, религиозно-моральными иерархиями и вообще какой бы то ни было вертикалью мышления, чтобы решить, что в нём самом, в его удивительной душевной жизни содержится материал, достаточный для романа, а то и для целой романной эпопеи.
Уже из сказанного вполне понятно, что психологический роман изымает из искусства любую возможность для религиозных мотивов. Собственно, он возможен постольку, поскольку мы решили о религии не задумываться вовсе. Оставив её, самое большее, частью будничного уклада.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
Может показаться символичным (здесь и вправду есть глубокая и важная связь), что любой писатель, работающий в психологическом жанре, вынужденно сам становится на позицию творца-вседержителя.
Это самый уязвимый пункт во всей концепции психологической литературы, её ахиллесова пята, и ещё в середине XIX века критики били по ней нещадно. Ведь когда Бальзак пишет «Мари подумала, что…», неизбежно встаёт вопрос: а откуда, собственно, Бальзак знает, что там себе подумала Мари? Каким образом он следит за внутренними, душевными процессами своих персонажей?
Французские писатели эпохи Просвещения, вроде Шодерло де Лакло, выпутывались из этой действительно проблемной ситуации простым и безукоризненным способом: создавали эпистолярные романы. Откуда мы знаем, что подумала Мари? Сама написала. Руссо также в данном случае был вполне точен — рассказывал исключительно о себе. Дневники, письма, путевые заметки, случайно обнаруженные в какой-нибудь Сарагосе рукописи сопровождали психологическую литературу на правах неотъемлемой формальной мотивировки вплоть до начала XIX века.
Но, уже начиная со Стендаля и Бальзака позиция автора, которому вéдомо всё творящееся в описываемом им мире, в том числе и внутри героев, становится для прозы нормой.
В русской литературе очень хорошо виден этот переход на примере творчества Тургенева. «Записки охотника» написаны ещё в прежней манере: Тургенев ничего не знает о том, что думают и чувствуют его Хорь, Калиныч, Бирюк и другие, он всего лишь описывает то, что видит, — поступки и реакции. А начав писать романы, Тургенев вполне переходит на «французскую моду», как это тогда называлось.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
Извлечь из подобного метода описания какую бы то ни было религиозность — значит поставить перед собой задачу, которая и теологу-то не всякому по плечу. Это значит доказать, что в душе человека, в хронике её функционирования есть нечто, свидетельствующее о существовании Бога. Задача для Фомы Аквинского, не меньше.
И в классическом психологическом романе она была решена лишь на самом его излёте. Сверхусилия, предпринятые Прустом, привели к созданию семитомной эпопеи «В поисках утраченного времени», где на французский слух «утраченное время» (le temps perdu) звучит очень похоже на «утраченный Эдем» (l’Éden perdu).
Конструкцию прустовского романа, пусть на уровне метафоры, можно рассматривать как некий ответ Мильтону, психологический парафраз христианской традиции первородного греха. Как вернуться во время, которого уже нет? Как вернуться в рай, который уже утрачен?
То, что сделал Пруст, стало не только единственной внятной попыткой религиозности в психологическом жанре в его классическую эпоху, но и концом эпохи. Потому что и Первая Мировая война, и уж особенно Вторая, — каждая по-своему, — засвидетельствовали, что, если сказать попросту, никакого Бога в душе человеческой нет. То есть Он может наличествовать где-то Сам по Себе, — как Создатель, Творец, как какая-то внеположная человеку субстанция… Но и четыре года абсолютной бессмыслицы, которую явила Первая Мировая война, и возможности человека, убедительно продемонстрированные при управлении концлагерями, мысль о Боге как-то немножко отвергают.
Более того: если после Первой Мировой войны Ричард Олдингтон провозглашает «смерть героя» как главный — на эстетическом уровне — итог произошедшего, то после Второй Мировой войны утверждается смерть психологического романа в целом — как абсолютно изжитого жанра.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
Однако если психологический роман — ухищрениями ли, подтасовками ли, это кто как сочтёт, — всё-таки в конце концов доказывает свои права на полноценность; если проза, которая в начале XIX века считается масскультом, всё-таки к концу XIX века оказывается признана за искусство, — то с психологическим кино задача куда сложнее. Бальзак хотя бы может написать, что подумала Мари, он может облечь подуманное ею в слова. Но что тут мог бы сделать режиссёр, который имеет дело исключительно с внешней оболочкой вещей, с видимостью?
Да, разумеется, есть масса хитроумных способов перевести внутреннее пространство души или её внутренние процессы в киноформу: сделать стиль эмоциональным, воплотить на экране работу подсознания и так далее.
Но в этой ситуации мы, увы, теряем самого героя. Мы можем развернуть на экране «внутренний пейзаж» — но тогда проблематичным становится существование того героя, который им, пейзажем, обладает. Это уже — автоматически — станет внутренний пейзаж самого фильма, самого автора. И мы в лучшем случае откатимся к позиции Руссо, где единственной пригодной к отображению психологией являлась авторская.
Иными словами, для самого возникновения жанра психологической драмы в кино необходимо придумать процесс проникновения внутрь героя без того, чтобы герой исчезал в этом процессе. С точки зрения Принципа неопределённости — задача почти нерешаемая.
Некоторые из вариантов решения этой нерешаемой задачи мы в нашем цикле уже, хотя бы отчасти, наблюдали. Так, для многих режиссёров, ставивших проблему психологии происходящего на экране, хорошим ключом послужил Достоевский, который просто отключал любую телесность, любую материальность и заставлял текст работать в ритме мятущейся души.
Цвейг называл этот приём Достоевского «оголённые провода души». Если переводить этот метод на киноязык, придётся сделать телесное незаметным, чтобы камера работала в едином ритме с внутренними процессами героев, как бы минуя, делая неважным то, что на самом деле зафиксировано на экране. Разными способами это пытались проделать, по крайней мере, трое из режиссёров, которые уже были упомянуты в этом цикле: это прямые наследники Достоевского Жулавский и Дуайон, а также на поколение от Достоевского отстоящий Пиала (который учится этой методике у Бернаноса, а уже тот, в свою очередь, — у Достоевского).
С точки зрения классического киноязыка все три упомянутых случая — очень сложные, изощрённые модели. Простой моделью является кинематограф Бергмана, который изымает телесность двумя безупречными, почти «лобовыми» способами. Во-первых — свет. В чёрно-белых фильмах Бергмана, от которых он так долго не решался отказаться, свет практически убирает, убивает фактуру вещного мира, делая и предметы, и фон, и воздух, и особенно тела — прозрачными.
Во-вторых — крупный план. Тот, что по определению, по самому устройству кинематографа изымает объект из временнóго развития сюжета и придаёт ему всеобщность и абстрактность. Если нам даётся крупным планом лицо человека, то мы сразу видим портрет души. Это свойство портретного крупного плана открыли ещё мастера немого кино; Бергман «всего лишь» берёт его в чистом виде и доводит до радикальных степеней, когда монтаж крупных планов лиц создает уже не частный сюжет, а апеллирует к психоаналитическим категориям, как в «Персоне», или к архаически-мистериальным, как в «Ритуале», в обоих случаях, однако, сохраняя психологическую основу происходящего.
Надо заметить, однако, что во всех этих случаях, как бы различны они ни были, мы говорим о режиссёрах-«экстремистах», о крайних формах эстетического выражения, о стопроцентном авторстве, о психологии, которая взята и решена исключительно как глобальная проблема. Но в рамках нашего курса нас всё-таки больше интересует жанр — то есть традиция постановки проблемы.
Не штучные ответы, но тенденция, конъюнктура. Здесь-то и возникает фильм, для которого мы сегодня встретились: «Ростовщик» Сидни Люмета.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
С одной стороны, он безупречно повествователен, там нет бергмановских или дуайоновских выпадений из последовательного сюжетного развития. Хуже того, он, в отличие от кинематографа Бергмана, адресован, как это принято говорить, «широкому зрителю» и даже собрал неплохую кассу. С другой стороны, когда фильм попадает, скажем, во французский прокат, то местные критики уверенно сопоставляют его с той самой традицией «нового романа» и её киноизводом — ранними фильмами Алена Рене, которые, как уже было сказано, вроде бы какую бы то ни было психологию как раз отменили.
Иначе говоря, Люмет идёт по пути парадоксальному. Он превращает дефект в эффект. Экстремальность подхода, которую демонстрируют Бергман или Дуайон, подменяется экстремальностью материала. Но не абы какой, а точно высчитанной. Главный герой «Ростовщика» — бывший узник концлагеря, известный своей чёрствостью к клиентам ростовщик из восточного Гарлема; а чёрств он к ним по той простой причине, что много лет назад потерял всю свою семью в концлагере.
И всё ныне происходящее вокруг него — это какая-то совершеннейшая ерунда по сравнению с тем, через что он прошёл. Сочувствовать людям, у которых нет десяти долларов и которые по этому поводу страдают, плачут, переживают и твердят, что жизнь кончена, — сочувствовать всем им после того, как твоя жена попала в газовую камеру… это, право слово, как-то даже странно.
Вот она, точность материала: ведь именно концлагеря, именно невозможность для человеческого разума вместить произошедшее во Второй мировой войне повлекли за собой отказ послевоенной литературы от психологизма. Любые старые, испытанные методы оказались бы слишком рациональны, слишком рассудительны, они попробовали бы превратить произошедшую трагедию в античном, иррациональном понимании этого слова в некоторую очень-очень печальную историю. И в результате неминуемо её оправдали бы. А этого — нельзя.
Люмет строит свой фильм как стилистический экзерсис: на столкновении двух тенденций, которые в равной степени не могут заключать в себе идею Бога.
На «новом романе», представителем которого, воплощением которого является главный герой — с его резкими монтажными вспышками памяти, с его нечуткостью к окружающему миру, с его отказом понимать правила, по которым почему-то всё ещё, по инерции, существует окружающий мир. И — на классическом психологическом жанре, на тех самых его правилах, что работают «по инерции» и продолжают по старинке определять этот окружающий мир: Гарлем и его обитателей. Тех «простых людей», которые, как и положено мелким буржуа, заботятся о деньгах, о том, как бы получить в ломбарде побольше, о том, как бы выжить, дожить хоть до завтрашнего дня… Тех, которым, в общем-то, все эти концлагеря глубоко безразличны. То есть, спору нет, концлагеря — это плохо, это очень печально, но они там, а мы здесь.
Ростовщик. Реж. Сидни Люмет, 1964
Ни главный герой, ни его окружение о Боге, естественно, не помышляют. И в каждом из этих случаев — по отдельности взятом — у Люмета нет никакой возможности начать о Нём говорить.
Первый Его отрицает, вторых Он не заботит.
Но именно столкновение героя и мира, постепенно растущий и развивающийся конфликт между ними — вполне сюжетный, без каких-либо стилевых изысков; именно то, каким образом мир пытается своими бедами достучаться до главного героя, и то, сколько должно быть этих бед, чтобы эта броня всё-таки оказалась в финале проломленной, — именно это и составляет драматургию фильма. Постепенное накопление конфликта между двумя, в точном смысле, «без-божными» сторонами и порождает в конце концов идею Бога, данную здесь почти что грубо, лобовой метафорой распятия. Когда мир пронзает-таки главного героя своим накопившимся простым ужасом, своей повседневной рутинной трагедией, пригвоздив его к себе, как в своё время Христа. Именно на этом сломе Люмет умудряется — наперекор эпохе и всем законам жанра — всё-таки заподозрить, что Бог есть. И в данном случае уже не важно, есть ли Он как Творец. Важно, что Он — персонаж и обитатель этого мира. Видный или не видный — это, как всегда, зависит только от мастерства кинорежиссёра.
Если надо объяснять — «Шоссе в никуда» Дэвида Линча
«Мы не банальны, мы прекрасны» — О фильмах Глеба Колондо
«Искусством заниматься опасно» — Дневники Игоря Алейникова
Глеб Алейников: «Параллельное кино не исчезло»
«Дух огня»-2023 — Питерские следы на сибирском снегу
После ослепляющего завтра — «Солнце мое» Шарлотты Уэллс
Психологическая драма и экспрессионизм в кино
Библиографическое описание: Ализаде, Аббасага Фазиль. Психологическая драма и экспрессионизм в кино / Аббасага Фазиль Ализаде.
— Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2022. — № 47 (442). — С. 448-449. — URL: https://moluch.ru/archive/442/96831/ (дата обращения: 04.04.2023).
Целью настоящей статьи является рассмотрение жанра кинематографа, как психологическая драма и экспрессионизм.
Изображение основных форм проявления человеческой личности с точки зрения действия — это драма. Драма и экспрессионизм в кино получили свою популярность за счет показа эмоций, экспрессий, тревоги, возмущения, тревоги и всего того, что внутри испытывает человек.
Ключевые слова: кино, драма, экспрессионизм, человек, эмоции, психология, человеческие проблемы, жанр.
Основной критерий драмы в кино — она раскрывает больше не действия, а внутреннее состояние человека, что именно и сколько переживаний внутри героев фильма, из-за которых происходит внутреннее преодоления себя.
Основная цель для драмы является показать истину страстей.
В драме выделяют два основных направления — социально психологический и лирико-психологический. Один из жанров драматического произведения — психологическая драма, где всё действие завязано на жизненных перепутьях главного героя, его внутренних противоречиях и поисках внутренних ответов.
Психологическая драма как жанр словесно-художественного произведения берёт своё начало с творчества мадам де Лафайет в конце XVII века и переживает первый расцвет в XIX веке. В этот период психологическая драма становится признанным искусством, которая пытается, что человеческие чувства и эмоции могут быть эстетически самостоятельными [1].
Важно отметить, что психологическая драма достаточно буржуазна. Буржуа не тревожат религиозно-моральные сомнения в мироздании, уверен, что его внутренний мир достаточно интересен и содержит материал, достойный стать произведением.
Писатель, режиссер — всегда самостоятельный творец произведения, в основе драмы он описывает не действия, а мысли героев, именно со своей позиции, которым ведомо все, что происходит в жизни.
Психологический жанр возможен, так как мы не задумываемся о религии, на главное место в кинематографе выходят главное внутренние проблемы и душевные сомнения героев, где человек пытается разобраться в себе, найти внутри себя существование чего-то светлого от бога.
В России жанр психологической драмы расцветает в конце 50-х XX века. Можно смело сказать, что по сегодняшний день, этот жанр носит эффектный социальный характер. В век беспрецедентной душевной жадности, всеобщей мировой потребности, когда вышли на всеобщую сцену и предоставили главную роль хамству, жестокости и нормы двойственной морали, артисты, разного жанра, стали обращаться в глубинами человеческой души, пытаясь понять: «Когда все эти негативные качества успели выйти на первый план человеческой души?», «Куда делись такие качества как — доброта, сострадание и любовь к ближнему своему?» [4].
Драматические жанры в мировой киноиндустрии, являются самими популярными в киноискусстве. Если окунуться в историю кино, то можно смело заявлять, что драма появилась раньше всех.
Как утверждает В. Соколов: «мелодрамы и комедии положили основу художественному кино и были основой для создания более сложных жанровых форм» [6].
В жанре психологической драмы работали такие режиссеры как К. Занусси, И. Бергман. Психологическая драма специфичный жанр, где главная проблема героя или героини заключается в исследовании взаимоотношения с окружающим миром, анализ времени в котором оказался герой. Данные два направления, которые выделяются в драме, тесно связаны с психологической составляющей главного героя.
В центре любого драматического произведения должен быть персонаж, отличающий уникальной индивидуальностью, обладающий собственным характером, ярко демонстрируемым в мелодрамах и драмах.
Вначале 1920-х наиболее востребованы в кинозалах были истории безумия, предательства, криминальных заговоров. Но пока действовал военный запрет на прокат зарубежной кинопродукции, берлинские студии в это время ставили много фильмов ежегодно, пусть даже на очень маленькие средства [3].
Шок проигрыша в Первой Мировой войне в условиях относительной изолированности немецкой кинематографической индустрии послужило тем, что эмоции тревожности, печали и разочарования стали выражаться на экраны кинематографа.
Направления экспрессионизма начало развиваться в кино несколько позже, нежели в других видах искусства. Его прообраз видят в отдельных фильмах середины 1910-х гг., а расцвет и угасание пришелся на период с 1920 года до начала Третьего рейха. Основные представители того времени— Ф. В. Мурнау, Ф. Ланг, Р. Вине, П. Вегенер, П. Лени [5].
Отправной точкой немецкого киноэкспрессионизма стал фильм «Кабинет доктора Калигари». Измененное психическое состояние главного героя, которое охватывает чувства страха, затаенную опасность, передается в фильме с деформированными, геометрическими, крайне стилизованными декорациями.
Для фильмов, последовавших за «Калигари», так же характерны гротескные искажения пространства и предельно контрастное освещение, которое иногда подчёркивают нарисованные на стенах тени.
В «Носферату» (1922) к арсеналу приёмов добавились использование негативов и ускоренное воспроизведение кадров. Развивая основную идею «Калигари», режиссёры-экспрессионисты вскрывают двойственность каждого человека, таящееся в нём бездонное зло, и в связи с этим предвидят неизбежность социального апокалипсиса [5].
Экспрессионизм стал первым полноценным жанром авторского кинематографа, он превратил кинематограф в художественное произведение. Основными признаками экспрессивного кинематографа являются принципиально новый подход к использованию камеры и таких визуальных методов, которые до этого никогда не были еще использованы при создании кино. Это павильонные съемки — принципиальное закупоривание действия в небольшую комнату, которая декорирована таким образом, чтобы вызвать болезненные, искаженные, сдвинутые представления о происходящем.
Подводя итоги, можно сказать, что жанры кино, рассмотренные в статье, являются массовыми и популярными во всем мире, и пользуется огромным спросом среди известных кинорежиссеров.
Драма имеет огромный выбор тематик и проблем, затрагивающих сценаристов. Жанр драмы и экспрессионизм положил основу многим современным жанрам киноискусства и подарил много шедевров мирового кинематографа.
Литература:
- Агафонова, Н. А. Общая теория кино и основы анализа фильма / Н. А. Агафонова. — Минск: Тесей, 2008. — 392 с.
- Агеев, В. Семиотика театра, кино и телевидения. // Семиотика / В. Агеев. — М.: Весь мир, 2012. — С. 123–137.
- Арабов Ю. Кинематограф и теория восприятия. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// ramafond.ru/uchebniki-kinodramaturgii.htm. (Дата обращения: 22.11.2022)
- Зингерман Б. И. Очерки истории драмы ХХ века. / Б. И. Зингерман. — М,1999. — с. 127
- Русский авангард 1910–1920-х годов и проблема экспрессионизма / Отв. ред. Г. Ф. Коваленко; Государственный институт искусствознания Министерства культуры РФ. — М.: Наука, 2003.– c. 234
- Филиппов, С. Киноязык и история.
Краткая история кинематографа и киноискусства / С. Филиппов. — М.: Клуб «Альма Анима», 2016. — 208 с.
Краткая история кинематографа и киноискусства / С. Филиппов. — М.: Клуб «Альма Анима», 2016. — 208 с.Основные термины (генерируются автоматически): психологическая драма, драм, жанр, главный герой, драматическое произведение, кино, экспрессионизм.
Психологическая фантастика: определение, характеристики и темы
Вы, должно быть, видели известные фильмы, такие как Остров проклятых (2010), Черный лебедь (2010), Сияние (1980) или даже Начало (2010) . Что общего во всех этих фильмах? Во всех этих фильмах главный герой страдает психическими заболеваниями и расстройствами личности. Именно через падающее состояние главного героя мы видим, как разворачивается сюжетная линия фильма. События, показанные на экране, в основном обусловлены их бредом и фрагментарными моделями мышления. Эти фильмы относятся к популярному жанру психологической фантастики.
Но что означает психологическая фантастика как литературный жанр? Давайте посмотрим на его определение, характеристики, жанры и примеры, чтобы узнать!
Психологическая фантастика: определение
Психологическая фантастика, также известная как психологический реализм, представляет собой жанр, в котором большое внимание уделяется психическому состоянию персонажа и его мотивам, определяющим сюжетную линию истории.
Все действия, происходящие в рассказе, являются результатом внутренних мыслей и чувств персонажа, или его внутренней «личности», а не каких-либо внешних сил.
В результате во многих психологических произведениях присутствуют внутренние монологи, воспоминания и потоки сознания, поскольку эти приемы повествования помогают исследовать внутренний мир персонажа.
Монолог: длинная речь одного персонажа, обычно для выражения мыслей и чувств персонажа вслух перед аудиторией.
Поток сознания: В литературных терминах поток сознания относится к режиму повествования, в котором внутренние мыслительные процессы персонажа записываются, как если бы читатели могли слышать их мысли. Этот «поток» представляет собой сплошной поток мыслей, а не рациональный обзор их чувств.
Следовательно, в психологическом романе сюжет подчинен персонажу. События, происходящие в рассказе, могут не соответствовать действительности или находиться в полном хронологическом порядке, но обычно следуют мыслительным процессам, воспоминаниям, воспоминаниям и размышлениям главного героя.
Популярность психологической фантастики совпала с открытиями Зигмунда Фрейда, которые пролили больше света на сложности человеческой психики. Возможно, вы слышали о трех частях человеческой личности: ид, эго и суперэго. Эта психоаналитическая теория ясно демонстрирует, что человеческая личность состоит из бессознательных инстинктов и желаний, морального компаса и желания найти между ними здоровый баланс.
Во времена движения литературного реализма такие писатели, как Генри Джеймс, широко известный своей психологической новеллой ужасов «Поворот винта» (1898 г.), первыми разработали философию написания историй, в которой психологический склад людей и их эмоциональные реакции играют большую роль в их поведение и действия, а не внешние факторы. В духе реализма этот акцент на характеристиках был принят многими другими писателями-модернистами, чтобы быть откровенными и реалистичными в отношении того, как на самом деле устроена жизнь.
Реализм: стиль [в литературе], который представляет знакомое или «типичное» в реальной жизни, а не его идеализированную, формализованную или романтическую интерпретацию.
тропы жанра психологической фантастики. Давайте рассмотрим каждый из них подробно.
Несовершенные персонажи
Психологическая фантастика придает большее значение персонажам, чем действиям и сюжету. Отсюда, в отличие от других жанров, персонажи этого жанра многогранны, имеют как достоинства, так и недостатки. В этой истории нет четко очерченного героя или злодея, а скорее тонкое совпадение между ними.
Эта форма характеристики дает место для исследования сложных личностей этих людей, моральных дилемм и этических решений, позволяя сюжетной линии, более ориентированной на персонажей.
Психологические вымыслы печально известны тем, что исследуют темные стороны человеческого поведения. Большую часть времени эти персонажи страдают от глубоких психологических проблем, таких как психические заболевания, зависимости, темные секреты, непреодолимое чувство вины, страх, ревность, паранойя, одержимость и т. д. По мере развития романа эти недостатки играют большую роль в продвигает действие сюжета.
История обычно заканчивается тем, что персонаж учится побеждать этих демонов или полностью поддается им.
В романе Стивена Кинга «: Сияние » (1977) главный герой Джек оказывается антагонистом истории и несет ответственность за собственное падение. Хотя Джек обладает хорошими качествами главного героя, то есть его готовностью быть хорошим человеком и любовью к своей семье, его мучают вспыльчивость, алкоголизм и детские травмы. Затем эти травмы возникают на протяжении всей истории, в результате чего Джек теряет рассудок и превращается в монстра, который пытается убить свою семью.
Стиль повествования
В психологической литературе события рассказа часто представляются читателям глазами ненадежного рассказчика. Следовательно, ложь, заблуждения и фрагментарные воспоминания добавляют напряженности сюжету. Как мы можем доверять тому, что нам говорят? Что, если история, которую нам рассказывают, — это версия, сфабрикованная кем-то, чтобы обмануть нас? Что, если версия, которую мы читаем, относится к кому-то, кто находится в состоянии коллапса?
В результате в этом жанре преобладают повествовательные режимы, такие как воспоминания, фрагментарные сцены, внутренние монологи и потоки сознания.
Писатели-психологи стремятся погрузить читателя прямо в психику своих героев и, таким образом, передать полный спектр их мыслей, чувств и внутренних процессов, независимо от того, достоверна форма повествования или нет.
В Gone Girl (2012) писательница Джиллиан Флинн использует двойных ненадежных рассказчиков, где читатели проходят через уголовное расследование пропавшей женщины Эми с точки зрения как Эми, так и ее мужа Ника. В повествовании, наполненном противоречиями, ложью и запоздалыми разоблачениями, Флинн добавляет напряженности и поворотов, часто стирая границы между тем, кто из персонажей является жертвой или злодеем.
Внутренний конфликт
В психологической литературе основное действие истории обычно обусловлено неким внутренним конфликтом внутри персонажей, а не внешними силами.
Внутренний конфликт в психологической литературе может проявляться в интернализации сильных эмоций, таких как вина и одержимость.
Например, персонажа, испытывающего чувство вины, обычно преследуют проступки, которые он совершил. Однако они также опасаются последствий раскрытия правды. Этот конфликт часто приводит к краху психического состояния персонажа.
Главный герой фильма Дениса Лехейна « Остров проклятых » (2003), Тедди Дэниэлс, настолько подавлен чувством вины за убийство собственной жены, что его заблуждающийся разум создает сложную историю, в которой он выдает себя за маршала США, расследующего пропажу. случай с человеком в той самой психиатрической больнице, пациентом которой он сам является. Создание этой второй личности было подсознательной попыткой Тедди избежать ответственности за свои преступления. Вот цитата Тедди, которая ясно показывает его внутренний конфликт в последних нескольких строках романа:
Что хуже: жить монстром или умереть хорошим человеком?
(Глава 25)
Обычно развитие этой внутренней борьбы является результатом прошлых травм.
Следовательно, у большинства персонажей психологической фантастики также есть солидная предыстория, чтобы обеспечить контекст их психических травм.
Напряжение
Писатели-психологи много работают, чтобы создать напряжение среди читателей, постоянно держа их в напряжении. Мы уже видели, как ненадежные рассказчики могут добавить истории интриги. Другие приемы повествования, добавляющие загадочности, могут включать в себя драматические повороты сюжета и клиффхэнгеры.
Жанр психологической фантастики
Существует четыре жанра психологической фантастики. Обратите внимание, что между многими из этих поджанров могут быть пересекающиеся характеристики, и литературные произведения могут относиться более чем к одному поджанру.
Психологический триллер
Самый популярный жанр психологической фантастики.
В этом поджанре главный герой находится в состоянии психологического стресса с нестабильным психическим или эмоциональным состоянием.
Это делает их опасными и агрессивными. Обычно имеют элементы драмы, мистики, паранойи и даже хоррора.
Психологический ужас
В данном случае психологическое расстройство персонажа используется для наведения ужаса и страха.
Психологическая драма
Этот поджанр драмы отражает душевные переживания персонажей в ответ на отношения, карьеру, жизнь и т. д. борется в ответ на какие-то футуристические технологии или политические образования в этих вымышленных условиях.
Книги психологической фантастики
Книги, относящиеся к жанру психологической фантастики, появились еще до того, как был введен термин «психология». Таким образом, есть много примечательных примеров психологических художественных книг.
Преступление и наказание (1866)
В этом замечательном примере Федора Достоевского Раскольников, бедный бывший студент, планирует убить старуху, чтобы лишить ее богатства.
Хотя у Раскольникова было мало денег и он жил в трущобах Санкт-Петербурга, его гордость заставила его поверить в то, что он был «необыкновенным» человеком, намного выше других людей и установленных ими законов. Он оправдывает свое преступление тем, что полагает, что, украв деньги, он избавится от бедности, чтобы добиться больших успехов в жизни, и что в таких случаях, как его, определенные преступления были оправданы, поскольку они служили цели для «большего блага».
Однако вскоре после убийства Раскольников вынужден бороться с внешними последствиями своих действий, пытаясь скрыться от следователя. В то же время его терзают собственная вина и паранойя, а совесть постоянно борется с прежними «оправданиями». Читатели проходят через душевные страдания Раскольникова, когда он изо всех сил пытается оправдать ужасы совершенного им преступления и свою потребность в искуплении.
Этот пример относится к жанру психологических триллеров.
В этой новелле Генри Джеймса неназванный рассказчик работает гувернанткой у двух детей в отдаленном загородном поместье Блай.
Вскоре гувернантка начинает видеть в Блае призраки двух бывших работодателей — прежней гувернантки и камердинера, которого отослали из-за их незаконной связи. Кроме гувернантки, ни один другой работодатель в Блае не может видеть призраков, хотя гувернантка считает, что дети намеренно притворялись, что не видят призраков. Она начинает видеть детей, общающихся с призраками, и считает, что они подвергались сексуальному насилию. Пытаясь защитить детей от двух духов, гувернантка в конечном итоге травмирует девочку и убивает мальчика.
При первом прочтении эта история кажется новеллой ужасов со сверхъестественными элементами. Однако при повторном прочтении его преднамеренная двусмысленность заставила многих читателей размышлять, были ли призраки просто плодом безумного ума гувернантки. Это делает его классическим образцом жанра психологического ужаса.
Рис. 1. Иллюстрация к серийному изданию повести Генри Джеймса Поворот винта
Знаете ли вы, что Netflix выпустил шоу под названием The Haunting of Bly Manor в 2020 году, основанный на романе Генри Джеймса The Turn of the Screw (1898)?
Что такое психологический триллер?
Автор: Джессика Дюкс
Эти запутанные чтения созданы для того, чтобы запутать вашу голову.
Мы любим психологические триллеры за их мрачную атмосферу, головокружительные сюжеты и головокружительные повороты. Вот взгляд на то, что определяет психологический триллер, как поджанр превратился в своего собственного бестселлера, и типы психологических триллеров, которые вы можете ожидать найти в списках бестселлеров, от кошмарных чиллеров, таких как «9» Алекса Норта.0003 The Whisper Man, до запутанных психологических историй, таких как « The Plot » Джин Ханфф Корелиц или « The Silent Patient» Алекса Михаэлидеса.
Определение психологического триллера Триллеры представляют собой разнообразный тип художественной литературы, но имеют много общих ключевых характеристик детективной художественной литературы. Есть конфликт — часто возникающий из-за преступления или подозрительного действия, такого как ограбление, убийство или исчезновение. Затем сюжет движется к разрешению этого конфликта. В результате триллеры представляют собой наполненные напряжением, напряженные повествования, персонажи которых мотивированы страхом, паранойей или жаждой мести.
Читатели, интересующиеся триллерами, найдут в своих руках множество поджанров. Криминальные триллеры сосредоточены на внутренней работе уголовных расследований; действие юридических триллеров происходит в зале суда или за закрытыми дверями влиятельных учреждений; приключенческие триллеры рассказывают о герое, который отправляется в путешествие, которое меняет его жизнь; Шпионские триллеры вовлекают вас в игру с высокими ставками и международной секретностью.
Психологические триллеры обладают другой центральной характеристикой, которая может присутствовать в упомянутых выше поджанрах, но не является движущей силой их историй.
Отличительной чертой психологического триллера является стремление исследовать самые темные уголки человеческого разума. Нарративы рассказываются с точки зрения ненадежного рассказчика или психологически напряжённого персонажа. В них представлены главные герои и антагонисты, движимые одержимостью или насилием, с акцентом на внутреннее напряжение и конфликт.
В каждом психологическом триллере основная загадка кристаллизуется во внутренней работе потревоженного разума.
Истоки жанра триллера можно проследить вплоть до таких текстов, как Тысяча и одна ночь , сборник ближневосточных народных повествований, составленный во время Золотого века ислама, который содержит рассказы о загадочных убийствах, драмах в зале суда, и дома с привидениями. Одним из первых предшественников современного литературного триллера является роман Джеймса Фенимора Купера «: Шпион » (1821), в котором американский агент действует на британской территории во время Войны за независимость.
Между тем психологический триллер является результатом уникального исторического сдвига внутрь, к тайнам человеческого разума. Мыслители эпохи Просвещения 17 и 18 веков стремились переключить внимание общества с суеверий на науку, знания и человеческое поведение. Но оставались загадочные загадки: как я действительно узнаю человека, сидящего рядом со мной? Как мне по-настоящему узнать себя?
Подобно тому, как философы боролись с такими опрометчивыми темами, то же самое делали художники, поэты и романисты.
Среди них был Эдгар Аллан По (1809 г.–1849), которого многие считают отцом психологического триллера. Стихи и рассказы По проникают в глубины психологического ужаса — один из классических примеров — «Яма и маятник», в центре которого — безымянный заключенный, который борется за сохранение своего рассудка, терпя все возрастающие мучения испанской инквизиции. Самый мрачный из американских романтиков, По предлагает нам испытать ужас и тревогу, которые живут внутри, через его рассказы о скрытых секретах, гнусных планах, людях, страдающих от травм, и персонажах, погребенных заживо.
Говоря о секретах, психологические исследования Зигмунда Фрейда на заре 20 го века сыграли ключевую роль в установлении напряжения, которое мы теперь связываем с психологическими триллерами. Фрейд считал, что Самость расщеплена на три психологические реальности с конкурирующими мотивами. Тревога или дискомфорт, которые мы испытываем, вызваны попыткой примирить эти противоречивые импульсы. Работает как Толкование сновидений (1899), Психопатология повседневной жизни (1901) и Civilization and its Discontents (1930) изложили видение Фрейдом желаний, конфликтов и мотиваций, бурлящих внутри нас.
Они также проложили путь к большей психологической глубине в современной художественной литературе, от горячих нуарных триллеров, таких как « Почтальон всегда звонит дважды» Джеймса М. Кейна (1934) до « незнакомцев в поезде » Патрисии Хайсмит (1950) о двух мужчинах. которые запутались в обреченном заговоре с двойным убийством.
Сегодня в психологических триллерах представлен широкий спектр дьявольских сюжетов, мест действия и сценариев. И все же, как и работы По более чем столетней давности, психологические триллеры по-прежнему стремятся раскрыть секреты наших самых темных импульсов и страхов.
Виды психологических триллеров Бытовые психологические триллеры — самый популярный вид психологических триллеров. Обстановка знакомая, персонажи ведут повседневную жизнь — но происходит что-то, что все рушит. Девушка в поезде (2015) Паулы Хокинс следует за женщиной, которая наблюдает что-то шокирующее из окна своего поезда и решает вмешаться.
В фильме Джиллиан Флинн « Исчезнувшая » (2012) кажущееся семейное счастье Эми и Ника Данн выворачивается наизнанку, когда Эми бесследно исчезает, а соседи подозревают, что за всем этим стоит Ник. В романе шведского писателя-триллера М. Т. Эдвардссона « Почти нормальная семья (2019), девочка-подросток обвиняется в убийстве мужчины намного старше ее, и ее родители — пастор и адвокат — должны решить, насколько далеко они готовы пойти на компромисс со своей карьерой и моралью, чтобы сохранить свою жизнь. семья вместе.
Мрачные психологические триллеры характеризуются повышенным чувством угрозы и страха. Антагонисты часто являются серийными убийцами или глубоко встревоженными людьми, в то время как главные герои могут быть измученными следователями или обычными людьми, оказавшимися в ловушке жестокой ситуации. В книге Томаса Харриса Молчание ягнят (1988) — продолжение фильма Харриса Красный дракон (1981) — Специальный агент ФБР Клариса Старлинг вступает в опасную психологическую игру с осужденным убийцей-каннибалом доктором Ганнибалом Лектером, когда она выслеживает неуловимого убийцу, известного как Буффало Билл.
В книге The Maidens (2021) Алекса Михаэлидиса выпускница Кембриджского университета убеждена, что популярный профессор греческой трагедии стоит за нераскрытым убийством студентки в его тайном обществе. Когда обнаруживается второе тело, она должна решить, чем она готова рискнуть, чтобы остановить потенциального серийного убийцу.
Тана Френч « В лесу » (2007), первый роман из ее знаменитой серии «Дублинский отряд убийств», повествует о следователе с тревожным прошлым, который столкнулся с делом об убийстве ребенка, очень похожим на нераскрытые события его детства.
Рабочее место Психологические триллеры происходят в рабочей среде или в профессиональной сфере. Персонажи часто рискуют работой своей жизни — вместе с жизнью — чтобы разгадать тайну или избежать преследования. Сюжет (2021) Джин Ханфф Корелиц рассказывает о профессоре писательского мастерства, который крадет рукопись студента с ужасающими последствиями.
Блокбастер Алекса Михаэлидеса «Молчаливый пациент» (2019) рассказывает о психологе, пытающемся прорваться к проблемной пациентке, которая была успешным художником, прежде чем она смертельно застрелила своего мужа, а затем полностью перестала говорить.
Иногда слишком человеческие драмы, которые разыгрываются на рабочем месте, допускают вспышки сатиры или злого юмора. В The Other Black Girl (2021), например, Закия Далила Харрис сочетает в себе интригу с острой социальной сатирой, исследуя вполне реальную опасность привилегий и расизма в современном издательском мире.
Сверхъестественные психологические триллеры опираются на паранормальные явления и оккультизм в своем леденящем кровь повествовании. В фильме Алекса Норта « Шепчущий человек » (2019) скорбящий отец не может избежать извращенных ужасов, которые все еще преследуют его родной город. Продолжение триллера Норта, The Shadows (2020), действие которого происходит в том же вымышленном мире, что и The Whisper Man, раскрывает тайну двух мальчиков-подростков, которые совершили невыразимое преступление после того, как погрузились в осознанные сновидения.
Когда один из мальчиков исчезает в воздухе, тех, кто остался, преследует трагедия, которую он оставил. В фильме Симоны Сент-Джеймс «Сломанные девчонки » (2018) журналистка пытается раскрыть навязчивые секреты заброшенной школы-интерната в Вермонте.
Адаптации психологического триллера
Психологические триллеры полны неожиданных поворотов сюжета и леденящих душу портретов человечества, поэтому неудивительно, что по ним снимают захватывающие фильмы и телешоу. Попробуйте открыть « Misery » Стивена Кинга, не увидев Энни Уилкс Кэти Бейтс, нависшую над изножьем вашей кровати. И кто еще, как не сэр Энтони Хопкинс из «Молчание ягнят », мог так леденяще описать кулинарные изыски печени, фасоли и прекрасного кьянти?
Совсем недавно триллеры типа «Исчезнувшая » и « За ее глазами » поразили зрителей своими несовершенными персонажами, захватывающими историями и шокирующими поворотами. Психологические триллеры часто экранизируются, поэтому обратите внимание на сериалы, основанные на фильмах Лианы Мориарти « Девять идеальных незнакомцев » (Hulu) и Кэролайн Кепнес « You Love Me » (Netflix), а также фильмы на основе романа Патрисии Хайсмит « Deep».